Страница:
Он взял Рапсодию за руку и собрался уходить.
— Прежде загляни в колодец, — едва слышно приказала Мэнвин.
Эши обменялся с Рапсодией недоуменными и встревоженными взглядами, выпустил руку жены и шагнул к колодцу.
— Не вы, милорд, — остановила его Мэнвин. — Леди.
— Ты хочешь, Ариа? — Рука Эши легла на ее плечо. — Мы можем уйти прямо сейчас.
— Мэнвин такой поступок обязательно обидит, а я этого не хочу, — быстро ответила Рапсодия.
Она повернулась и сделала несколько осторожных шагов к колодцу, стараясь держаться подальше от трещин.
Подойдя к нему, она несмело заглянула в темные глубины, где когда-то увидела несчастную лиринскую мать, исполнившую пророчество Мэнвин о смерти во время родов. Послышался негромкий свист ветра, но внизу клубился мрак. Рапсодии ничего не удавалось рассмотреть.
— Я ничего не вижу, — наконец призналась она. Прорицательница широко улыбнулась, ее серебряные глаза вновь засияли жутким светом.
— Ничего? Очень жаль. Значит, сегодня для тебя больше не будет предсказаний. — Мэнвин вновь опустилась на живот и улеглась, упираясь подбородком на скрещенные пальцы. — Так бывает со всеми, кто, в отличие от тебя, не наделен даром предвидения, — заявила она, и в ее голосе послышалось высокомерие. — Кто не является Певицей, кому не снятся сны о Будущем, — короче говоря, со всеми остальными людьми, леди. С теми, кто ступает по земле, не имея представления о том, что их ждет.
Она вновь захихикала, но вскоре тихий смех сменился Диким хохотом.
— Ария, пойдем.
В голосе Эши появились стальные нотки, и его приказ пробился сквозь обволакивающую Рапсодию пелену безумия.
Рапсодия встряхнула головой, отвернулась от колодца, быстро подошла к Эши, взяла его за руку, и они решительно зашагали к кедровой двери.
У них за спиной Мэнвин принялась громко скандировать:
Давным-давно обещание дано,
Давным-давно имя произнесено,
Давным-давно голос смолк —
Уплати тройной свой долг.
Против собственной воли Рапсодия остановилась и обернулась. Прорицательница не смотрела в ее сторону, а танцевала на раскачивающемся помосте, держась за тросы, которыми он крепился к потолку.
Затем Мэнвин принялась бормотать:
— Предательство! Помощь! Задержка! Твои глаза — цвета нефрита!
Наконец их взгляды встретились.
— Боишься? — участливо спросила Мэнвин. Рапсодия сердито расправила плечи, ей надоели штучки Мэнвин.
— Нет! — крикнула она в темноту. — Нет, Мэнвин, я не боюсь ни Прошлого, ни Будущего, ни твоей бессмысленной болтовни. Я буду счастлива в Настоящем, там, где тебе было бы неплохо хотя бы иногда появляться. Однако спасибо тебе за совет относительно ужина. Если после него у меня будет сытая отрыжка, я непременно посвящу ее тебе. Но поскольку она останется в Прошлом, ты об этом не узнаешь.
Рапсодия развернулась и устремилась к кедровой двери. Эши, с трудом сдерживая смех, едва за ней поспевал.
— Ну, Ариа, — сказал он, утирая слезы, — ты вела себя превосходно. Пойдем, мысль о баранине звучит весьма привлекательно, и я готов заплатить любую сумму, чтобы услышать твою отрыжку.
Плетение
— НУ КАК, РУР?
Болг утвердительно кивнул, и мгновение спустя его жест повторил Шейн.
— Готово, Песочник, — сказал кандеррский мастеровой. Омет глубоко вздохнул и взялся за выкованное из стали колесо, в которое они только что закончили вставлять прозрачные стеклянные пластины. К нему присоединились остальные и подняли колесо, покрякивая от усилий.
Они осторожно поднесли колесо к стене, из которой выходила труба, прикрепленная к полукруглому рельсу, поднимавшемуся к открытому куполу башни у них над головами. В результате совместных усилий скошенный край колеса плотно встал на рельс, и колесо повисло под углом к полу. Мастера отступили назад, чтобы взглянуть на свою работу.
— Ладно, Песочник, с колесом мы разобрались. Теперь объясни нам, что оно делает? — тяжело дыша, спросил Шейн.
Омет пожал плечами, вновь пропустив мимо ушей поддразнивание Шейна, намекавшего на пески Ярима, откуда он был родом.
— Понятия не имею. Возможно, это устройство предназначено для исцеления больных. Когда на куполе появятся витражи, колесо будет каким-то образом регулировать плотность и цвет света, проникающего через потолок. Впрочем, это лишь мои предположения, я не знаю языка, на котором писали авторы чертежей. Если тебе хочется узнать подробности, спроси у короля, когда он вернется. Могу лишь утверждать, что мы точно следовали чертежам.
— А было совсем не просто, поскольку сохранилась только часть, — поспешно добавил Шейн.
— Ты прав. Ладно, давайте снимем колесо, завернем как следует в промасленную ткань и запрем в хранилище, пока с ним ничего не случилось, — предложил Омет, вытирая руки о штаны. — Пока нам удалось довести до конца только эту часть заказа. С колесом ничего не должно случиться.
— Конечно, — согласился Шейн.
Кандеррец взялся за верхнюю часть колеса за мгновение до того, как Омет и Рур заняли свои места. Его влажные от пота ладони скользнули по холодному металлу, колесо медленно покатилось.
С пронзительным скрежетом оно двигалось по полукруглому рельсу. Мастера с громкими проклятьями помчались вслед за ним. Солнечный луч упал на колесо, во все стороны разлетелись солнечные блики, и на несколько мгновений на полу появились удивительные узоры, впрочем, тут же исчезнувшие.
Наконец им удалось остановить колесо, и трое мастеров в полнейшем остолбенении уставились на потемневший пол.
— Что это было? — спросил Шейн, когда к нему вернулся дар речи.
Омет покачал головой:
— Не знаю.
— Но это должно что-то значить, — не унимался Шейн. — Неужели все наши усилия нужны только для подобных развлечений?
— Я точно знаю, что все это значит, — решительно заявил Омет. — Нужно немедленно отнести колесо в хранилище. Помогите мне снять его с рельса. — Он посмотрел вверх, на открытый купол башни, где солнце поблескивало на металлическом каркасе, в который им еще предстояло вставить витражи, а потом перевел взгляд на Рура и Шейна. — И никому ничего не рассказывайте.
Место работ, Ярим-Паар
ГРУНТОР ПОДНЯЛ РУКУ, останавливая бурение, и вытер пот со лба, пока стихал грохот механизмов.
Некоторое время он наблюдал за уставшими мастерами. Обычно смуглая кожа великана заметно побледнела. Привыкшие к подземной прохладе, болги плохо переносили жару. Двоих мастеров и одного солдата пришлось отправить к целителю.
— Это просто смешно, — пробормотал сержант. — У нас уже кончился сегодняшний запас воды. Когда Карскрик пришлет обещанные бочки?
— Мы уже обратились к шанойнам, сир. — Не глядя на Грунтора, приставленный к ним адъютант обратился к нетерпеливо расхаживающему по шатру Акмеду. — Они должны доставлять три бочки воды каждое утро. Вы отдадите приказ вашим солдатам, чтобы их пропускали? Фургоны с водой уже дважды возвращались обратно.
— Возможно, дело в том, что мои солдаты не говорят на орланданском языке, — буркнул Акмед, обходя горы красной глины и зияющие в земле ямы. Он откинул в сторону полог шатра. — Пойдем.
Вскоре Акмед уже переговорил с яримскими солдатами, стоящими в кольце оцепления. До сих пор им разрешалось пропускать только своих офицеров, герцога, короля, королеву и болгов. Теперь к этому списку добавились еще и фургоны, везущие воду, но только в сопровождении охраны.
Акмед дал указания солдатам из внешнего кольца оцепления и вместе с адъютантом вернулся к внутреннему кольцу — здесь службу несли солдаты-болги.
— За час до смены через первую линию оцепления будут пропускать фургоны, везущие воду. Необходимо тщательно проверять каждую бочку, опуская в воду чистый меч, чтобы убедиться, что в ней никто не прячется. Затем отряд, доставивший воду, следует отвести к внешней линии оцепления. Если кто-нибудь попытается от вас ускользнуть или войти в шатер, остановите его. Постарайтесь не разбить ему голову. Впрочем, если он случайно упадет на землю, то кровь будет не слишком заметна.
Болги кивнули, и вскоре грохот бурения возобновился.
— Любого, кто нарушит линию оцепления, немедленно убейте и съешьте. Порядок действий можете выбрать сами, — громко произнес Акмед на орланданском, специально для жителей Ярима.
Когда колокола башни пробили полдень, шесть озабоченных женщин в белых годинах, жрицы племени шанойн, сопровождаемые стражей, доставили три большие бочки с водой. Стоящие в оцеплении болги неохотно расступились и позволили им пройти к шатрам. Женщины поставили бочки возле входа и быстро вернулись обратно.
Полог шатра приподнялся, и одна из женщин бросила быстрый взгляд через плечо, но увидела лишь разноцветные глаза одетого в черное короля фирболгов, за спиной которого высилась огромная машина, издающая ужасные звуки — казалось, там кричат проклятые души. Женщине почудилось, что она на миг заглянула в преисподнюю.
Жрица отвернулась и поспешила вслед за своими сестрами.
Ирман Карскрик и капитан его гвардии находились за прохладными мраморными стенами библиотеки. Отсюда они наблюдали за работами. Действие, разворачивающееся у них перед глазами, не отличалось разнообразием, лишь изредка кто-то выходил из огромных шатров или возвращался обратно. В течение трех дней болги не прекращали работ ни днем, ни ночью; один отряд приходил на смену другому с такой же точностью, с какой сменялась стража во дворце.
Стук в дверь заставил Карскрика вздрогнуть, но оказалось, что это всего лишь гофмейстер.
— Да?
Гофмейстер вошел и закрыл за собой двойные двери.
— Глава гильдии ремесленников прислал вам письмо, милорд.
— Что в нем говорится?
Карскрик боялся ответа, поскольку догадывался о его содержании.
— «С почтением и сожалением сообщаем, что среди нас нет человека, обладающего необходимым мастерством, который пожелал бы принять щедрое предложение короля болгов. Приносим наши извинения и лучшие пожелания».
— Какой сюрприз, — пробормотал Карскрик. — Ну и что мне теперь делать?
— Есть иной путь, иная возможность, милорд, — волнуясь, заговорил капитан гвардии.
— Какая возможность? Где? — резко спросил герцог.
— Гильдия Ворона на Рынке Воров.
— Ты с ума сошел? — взвился Карскрик. — Ты хочешь, чтобы я общался с ворами и убийцами да еще послал одного из них в Илорк?
Капитан пожал плечами:
— Отношения между вами и королем фирболгов не самые лучшие. Послать мастера, который к тому же окажется убийцей…
Рука Карскрика рубанула воздух, заставив капитана замолчать .
— Я не намерен закрывать глаза на убийство королей, в каких бы отношениях я с ними не состоял. Ты можешь себе представить, что сделает королева намерьенов, не говоря уже о короле, если они узнают, какими грязными делами я занимаюсь, а тем более если это повлечет смерть ее друзей — короля болгов или его сержанта? Она растопит мою плоть изнутри при помощи чудовищной музыкальной пытки или придумает что-нибудь еще хуже. Нет.
— Милорд, Гильдия Ворона состоит не только из воров и убийц. Напротив, они контролируют лучшие фабрики и мастерские, в которых работают стеклодувы, известные на весь Роланд. Если в Яриме и остались специалисты, готовые отправиться в Илорк, то искать их следует только…
— Нет! — твердо повторил Карскрик. — Я на это не пойду. Лучше принести королю извинения в надежде, что он меня поймет, чем даже подумать о том, чтобы открыть эту дверь, слышишь меня? Ты все понял?
— Да, милорд. Я лишь предложил.
— Это была плохая идея. — Карскрик тяжело оперся на подоконник, его вдруг охватила усталость. — И никому не рассказывай о нашем разговоре, капитан. Я бы очень не хотел, чтобы о нем узнала Эстен.
Он повернулся и посмотрел в глаза капитану гвардии, и тот молча кивнул, не отводя взгляда.
И Карскрик понял, что Эстен, несомненно, уже все знает.
Джерна'сид, Сорболд
«КАК ЛЕГКО СТАТЬ незаметным при свете дня», — подумал человек, стоявший в тени дома в маленьком переулке.
Он наблюдал за городскими нищими, тщетно пытающимися укрыться от полуденной жары и выпросить монетку или глоток воды у прохожих на центральных улицах столицы. Горожане, не обращавшие на них внимания, шли дальше, не прерывая беседы и даже не глядя на несчастных.
Словно нищие были настоящими невидимками.
Он посмотрел на высокие башни Джерна Тала, гордо вздымающиеся к небу позади массивных весов. Изящной формы башни были лишены уродливых скульптур или орнаментов. Следовало признать, столица Сорболда очень красива, архитектура города отличалась изысканностью, и никому бы не пришло в голову назвать ее средоточием рынков, лавок, мастерских ремесленников и уродливых домишек, где жил простой люд. Многие сказали бы, что город великолепен.
«Придет день, — размышлял он, — и весь Сорболд станет таким».
Ждать оставалось совсем недолго.
Его взгляд упал на весы, золотые чаши которых ослепительно сверкали в лучах стоявшего в зените солнца. Человек закрыл глаза, с наслаждением вспоминая, как он почувствовал их одобрение, услышал свист воздуха, когда возносился вверх.
«Еще несколько дней, — думал он, ощупывая весы из фиолетового камня у себя в кармане, наслаждаясь идущим от них теплом и легким гудением. — Я дождусь появления луны».
Он сошел со ступенек портика, перешагнул через лежащего на земле нищего и направился на рыночную площадь.
Вокруг шумела толпа, но он ее не замечал.
Возле порта Авондерра
В СГУЩАЮЩИХСЯ СУМЕРКАХ сенешаль поднял повыше свечу, стараясь, чтобы горячий воск не капал ни на его дитя, ни в импровизированный пруд сверкающей зеленой воды, устроенный в трюме корабля.
Судно неожиданно накренилось, поднявшись на гребень очередной волны. Мощное течение из Северного моря превращало вход в гавань этой провинции в трудное, а подчас и опасное дело. Трюм содрогнулся, вода вокруг Фарона пошла рябью, и он тоненько заскулил на одной ноте.
— Все хорошо, Фарон, все хорошо, — успокаивающе проговорил сенешаль, пытаясь подавить нетерпение и недовольство демона. — Не пугайся, взгляни на диск и скажи, сможем ли мы войти в порт. Ожидает ли нас теплый прием? Или мы не сумеем беспрепятственно выйти на берег?
Диковинное существо пыталось удержать равновесие, мягкие кости и дряблые мышцы не справлялись с неожи-данными рывками корабля. Дрожащими, шишковатыми пальцами Фарон поднес нефритовый диск к пламени мерцающей свечи. Большие светлые глаза быстро заморгали в неверном свете. Наконец существо покачало головой.
— Нет? — сердито спросил сенешаль. — Нет? Но почему, во имя Пустоты? Ты видишь, что нам угрожает какая-то опасность или само море? Кто-то приближается?
Фарон с ужасом посмотрел на него и энергично закивал.
— Ты уверен?
Фарон застонал и вновь кивнул, после чего исчез под поверхностью зеленой воды.
Сенешаль погасил свечу и ощупью направился к лестнице. Он поднялся на палубу, нашел капитана и крикнул:
— Меняй курс! Немедленно! Мы поплывем на север, вдоль побережья, пока не доберемся до рифов у Гвинвуда.
Он прикрыл свои светло-голубые глаза ладонью, защищаясь от ветра и ослепительного солнца. Капитан посмотрел на него так, словно сенешаль внезапно сошел с ума.
— Ваша честь, но там даже негде бросить якорь! В Авондерре защищенная гавань с прекрасным маяком, который поможет нам избежать мелей. Сейчас мы не в состоянии даже развернуть корабль. — Он поднял руку ко лбу и посмотрел на восток, в сторону берега. — Не говоря уже о том, что к нам приближается авондеррское судно.
Сенешаль, спотыкаясь, подошел к борту и посмотрел в ту сторону, куда указывал капитан.
К ним приближалось маленькое одномачтовое суденышко береговой охраны с поднятым флагом.
Сенешаль ощутил невыносимое жжение в горле и беззвучно выругался, — лишь ф'дор знал такие слова, непроизносимые на языке человека. Именно этого он и боялся: у «Баскеллы» не было бумаг, необходимых для входа в порт Авондерра, как, впрочем, и в любой другой орланданский порт или порт государства — члена Намерьенского Союза. В тот момент когда он спешно покидал Аргот, опасность столкновения с властями казалась меньшим злом по сравнению с потерей времени. Куинн предупреждал его об этом, но он все-таки нанял «Баскеллу», не пожелав дожидаться «Корону».
А теперь им придется иметь дело с местными властями у самого входа в воды Авондерра.
— Бросайте якорь, — приказал капитан. Сенешаль повернулся к Кайюсу, который, как всегда, был занят своим арбалетом.
— Не привлекая к себе внимания, передай Куинну, чтобы все были наготове, — велел он арбалетчику, рядом с которым молча стояли его брат-близнец и управляющий. — Я чувствую, что нас ждут неприятности.
Гильдия Ворона, Рынок Воров, Ярим-Паар
ПЛАМЯ РЕВЕЛО и металось в огромном очаге, и потому появление Дранта осталось незамеченным.
Дрант, как будущий преемник хозяйки гильдии, привык входить к ней без страха; он был ее самым доверенным лицом и считал, что она ценит его прямоту, даже в тех случаях, когда он говорит неприятные вещи. Впрочем, после ужасной катастрофы, произошедшей три года назад, и жестоких неудач, обрушившихся на нее в последнее время, она не верила никому.
Сейчас она была разгневана: ни один из ее шпионов так и не сумел пробиться сквозь охрану фирболгов. Вопреки ее желанию бурение продолжалось. Даже возмущение, которое поднялось после того, как в песке, неподалеку от лагеря болгов, нашли недоеденное тело ребенка, работы не прекратились. Продолжавшиеся несколько часов волнения быстро подавили, болгов оправдали, а население Ярим-Паара продолжало, разинув рот, наблюдать за удивительным народом, не давая убийцам Эстен помешать попыткам оживить Энтаденин.
Дрант еще никогда не видел ее такой разгневанной.
Находиться рядом с Эстен, когда ее переполняла ярость, было подобно играм с летучими кислотами, использовавшимися в мастерских по изготовлению изразцов. Оставалось неизвестным лишь одно: как сильно ты можешь пострадать.
Он негромко откашлялся.
Казалось, Эстен его не слышала. Глубоко задумавшись и опустив подбородок на сжатую в кулак руку, она смотрела на ревущий огонь. Длинные черные волосы, недавно вымытые и еще не успевшие высохнуть, ниспадали почти до колен и блестели в танцующих отблесках пламени. Темная и прекрасная картина. На несколько мгновений Дран-ту удалось увидеть в Эстен женщину. Затем разум к нему вернулся, и он вспомнил, где находится.
И кто она такая.
И что она такое.
Он никогда не забудет, как увидел ее в первый раз, жалкий оборванец, сын давно умерших яримского ремесленника и матери лиринки. В темном переулке Внутреннего Рынка Эстен потрошила солдата, чья сила в четыре раза превосходила ее собственную. Крошечный, с виду неуклюжий клинок рассек шею солдата с невероятной быстротой. Взгляд, который она бросила на Дранта, был настолько жутким, что он отступил на несколько шагов и молча наблюдал, как Эстен спокойно заканчивает свою отвратительную работу. Лезвие ножа двигалось с поразительной легкостью — талант, помноженный на годы тренировки и полное отсутствие страха. Дрант и сам неплохо умел обращаться с ножом, но в тот день, в темном переулке, сразу понял, что видит самого виртуозного убийцу Ярим-Паара.
Ей было восемь лет.
Он выругал себя — возникшее на миг ощущение, что он находится рядом с чувственной, красивой женщиной, было чрезвычайно опасным. К тому же он почувствовал слабость и головокружение, словно шел вдоль края бездонной пропасти, считая ее ирригационной канавой, в темноте не видя огромной пустоты.
Дрант откашлялся еще раз, уже погромче.
— К вам посетитель, госпожа.
Наконец Эстен повернулась и посмотрела на него таким взглядом, что Дрант вспомнил легенду о песках, поглотивших город Куримах Милани более тысячи лет назад. Дрант указал рукой в темноту, жестом приглашая молодую женщину войти.
Она появилась подобно бледному призраку, с головы до ног закутанная в светло-голубой годин. В свете беснующегося пламени ее лицо казалось совершенно белым. Она дрожала, отчего церемониальные одежды трепетали и женщина походила на парус корабля в открытом море. Темные локоны спадали на лоб, остальные волосы скрывал капюшон.
Эстен молниеносным движением завязала свои длинные волосы в узел, не торопясь встала и шагнула навстречу посетительнице.
— Ну, ну, какая огромная честь. — Голос Эстен был полон яда. — Жрица шанойнов снизошла до визита ко мне. Очень интересно. Как вас зовут, ваша святость?
Женщина расправила плечи и сложила на груди руки. Ее голос звучал тихо и почтительно:
— Табит, хозяйка гильдии.
— Что вы хотите?
Жрица раскашлялась, затем извинилась за доставленное беспокойство и наконец произнесла:
— Я пришла просить вас пощадить мою свекровь.
— Хм. И о ком же идет речь?
Эстен сложила руки на груди, зеркально отразив позу жрицы.
Табит вновь закашлялась, на сей раз приступ получился долгим, что говорило о красных легких — распространенной болезни в племени копателей колодцев.
— О матушке Джулии, — едва слышно проговорила она. Эстен медленно обошла вокруг женщины, задумчиво кивая головой. Жрица стояла неподвижно, глядя в сторону танцующего пламени и терпеливо дожидаясь, пока она совершит полный круг. Остановившись перед Табит, Эстен наклонилась вперед, и на ее лице появилась зловещая улыбка.
— Слишком поздно, — сказала она.
Женщина побледнела еще сильнее, но выражение ее лица не изменилось.
— Это правда, хозяйка гильдии? Вы не шутите?
— Правда, ваша святость. Я никогда не шучу. Женщина немного помолчала, а потом сделала глубокий вдох.
— Могу я получить тело? Эстен фыркнула:
— Сомневаюсь, что вы захотите его забрать, особенно если учесть, в каком оно состоянии, Табит. Мои волосы еще даже не высохли, я едва успела смыть кровь. А сейчас вам лучше всего вернуться к своему мужу. Кстати, как зовут этого жалкого шарлатана?
— Тайт, госпожа.
— Понятно. Вам следует вернуться к Тайту и сказать, что тело его лживой матери, уже разделанное, я сама найду кому скормить, и пусть будет благодарен мне за снисхождение, которое я оказываю вашей семье, избавив ее от наказания.
Молодая женщина пыталась сохранить самообладание.
— У меня есть информация, которая может оказаться для вас полезной, госпожа, — сказала она, и ее голос дрогнул.
— В самом деле? Любопытно. Ваша свекровь не сообщила нам ничего интересного. Вот почему она оказалась в своем нынешнем состоянии.
Жрица кивнула.
— Я не успела ей рассказать. Более того, об этом не знает никто, — запинаясь, проговорила она. — Я получила эти сведения только сегодня и сразу направилась в дом матушки Джулии, чтобы рассказать ей, но…
— И что же вы узнали?
В голосе Эстен появилось напряжение. Табит заморгала, но на ее лице застыла маска невозмутимости. Она набралась мужества и сказала:
— За тело моей свекрови, хозяйка гильдии?
Она еще не закончила говорить, как у ее горла оказался кинжал, молниеносным движением выхваченный Эстен из ножен на запястье. Лезвие коснулось кожи, мешая дышать. Эстен славилась своим умением обращаться с кинжалом. Говорили, что, каким бы сильным и быстрым ни был ее противник, если Эстен решила использовать клинок, горло врага будет перерезано в единую долю секунды.
— За ваше собственное здоровье, ваша святость. Говорите.
Женщина вздрогнула:
— Сегодня я доставляла воду к шатру болтов. Клинок исчез, жрица облегченно вздохнула, однако в следующее мгновение блестящие черные глаза Эстен оказались совсем рядом с ее лицом, и Табит отпрянула.
— Что вы видели?
— Очень немногое — полог шатра открылся лишь на мгновение.
— И почему вы думаете, будто это поможет вам получить части тела своей свекрови?
— Я… я видела короля фирболгов, — заикаясь, ответила Табит. — Он был в черном одеянии, у него разноцветные глаза, сквозь кожу лица проступают вены. У него ужасный вид.
Темные глаза сузились.
— Мне прекрасно известно, что король болгов здесь и что вид его ужасен. Более того, это знают все. Вы испытываете мое терпение, ваша святость.
— У него за спиной болги управляли огромным буром — их было около десятка, они поворачивали рукоять машины. У машины большие металлические круги с зубьями, которые смыкаются, как нити в руках ткача.
— Зубчатые колеса. — Эстен отступила на шаг назад. — Я слушаю.
— Я успела разглядеть только небольшую часть, — призналась Табит. — Сначала я не поняла, что это такое; мне никогда не приходилось видеть механизмов таких огромных размеров. Эта странная деталь была изогнута, точно сальная свеча, и ее загоняла в землю машина, а не молот, который используем мы.
— Все?
Эстен принялась стремительно перемещаться по комнате, исчезая в темноте и тут же вновь появляясь на свету.
— Полагаю, она сделана из стали, хозяйка гильдии, — проговорила жрица, собрав все свое мужество. — Стали с черно-синим отливом.
Эстен застыла на месте, и в комнате повисла тишина.
— Повторите еще раз, — приказала Эстен.
Табит поплотнее закуталась в годин, словно ей вдруг стало холодно.
— Часть сверла, которое используют болги, выкована из черно-синей стали, похожей на тонкий диск, который описывала свекровь.
— Прежде загляни в колодец, — едва слышно приказала Мэнвин.
Эши обменялся с Рапсодией недоуменными и встревоженными взглядами, выпустил руку жены и шагнул к колодцу.
— Не вы, милорд, — остановила его Мэнвин. — Леди.
— Ты хочешь, Ариа? — Рука Эши легла на ее плечо. — Мы можем уйти прямо сейчас.
— Мэнвин такой поступок обязательно обидит, а я этого не хочу, — быстро ответила Рапсодия.
Она повернулась и сделала несколько осторожных шагов к колодцу, стараясь держаться подальше от трещин.
Подойдя к нему, она несмело заглянула в темные глубины, где когда-то увидела несчастную лиринскую мать, исполнившую пророчество Мэнвин о смерти во время родов. Послышался негромкий свист ветра, но внизу клубился мрак. Рапсодии ничего не удавалось рассмотреть.
— Я ничего не вижу, — наконец призналась она. Прорицательница широко улыбнулась, ее серебряные глаза вновь засияли жутким светом.
— Ничего? Очень жаль. Значит, сегодня для тебя больше не будет предсказаний. — Мэнвин вновь опустилась на живот и улеглась, упираясь подбородком на скрещенные пальцы. — Так бывает со всеми, кто, в отличие от тебя, не наделен даром предвидения, — заявила она, и в ее голосе послышалось высокомерие. — Кто не является Певицей, кому не снятся сны о Будущем, — короче говоря, со всеми остальными людьми, леди. С теми, кто ступает по земле, не имея представления о том, что их ждет.
Она вновь захихикала, но вскоре тихий смех сменился Диким хохотом.
— Ария, пойдем.
В голосе Эши появились стальные нотки, и его приказ пробился сквозь обволакивающую Рапсодию пелену безумия.
Рапсодия встряхнула головой, отвернулась от колодца, быстро подошла к Эши, взяла его за руку, и они решительно зашагали к кедровой двери.
У них за спиной Мэнвин принялась громко скандировать:
Давным-давно обещание дано,
Давным-давно имя произнесено,
Давным-давно голос смолк —
Уплати тройной свой долг.
Против собственной воли Рапсодия остановилась и обернулась. Прорицательница не смотрела в ее сторону, а танцевала на раскачивающемся помосте, держась за тросы, которыми он крепился к потолку.
Затем Мэнвин принялась бормотать:
— Предательство! Помощь! Задержка! Твои глаза — цвета нефрита!
Наконец их взгляды встретились.
— Боишься? — участливо спросила Мэнвин. Рапсодия сердито расправила плечи, ей надоели штучки Мэнвин.
— Нет! — крикнула она в темноту. — Нет, Мэнвин, я не боюсь ни Прошлого, ни Будущего, ни твоей бессмысленной болтовни. Я буду счастлива в Настоящем, там, где тебе было бы неплохо хотя бы иногда появляться. Однако спасибо тебе за совет относительно ужина. Если после него у меня будет сытая отрыжка, я непременно посвящу ее тебе. Но поскольку она останется в Прошлом, ты об этом не узнаешь.
Рапсодия развернулась и устремилась к кедровой двери. Эши, с трудом сдерживая смех, едва за ней поспевал.
— Ну, Ариа, — сказал он, утирая слезы, — ты вела себя превосходно. Пойдем, мысль о баранине звучит весьма привлекательно, и я готов заплатить любую сумму, чтобы услышать твою отрыжку.
Плетение
13
Внутри Гургуса, Илорк— НУ КАК, РУР?
Болг утвердительно кивнул, и мгновение спустя его жест повторил Шейн.
— Готово, Песочник, — сказал кандеррский мастеровой. Омет глубоко вздохнул и взялся за выкованное из стали колесо, в которое они только что закончили вставлять прозрачные стеклянные пластины. К нему присоединились остальные и подняли колесо, покрякивая от усилий.
Они осторожно поднесли колесо к стене, из которой выходила труба, прикрепленная к полукруглому рельсу, поднимавшемуся к открытому куполу башни у них над головами. В результате совместных усилий скошенный край колеса плотно встал на рельс, и колесо повисло под углом к полу. Мастера отступили назад, чтобы взглянуть на свою работу.
— Ладно, Песочник, с колесом мы разобрались. Теперь объясни нам, что оно делает? — тяжело дыша, спросил Шейн.
Омет пожал плечами, вновь пропустив мимо ушей поддразнивание Шейна, намекавшего на пески Ярима, откуда он был родом.
— Понятия не имею. Возможно, это устройство предназначено для исцеления больных. Когда на куполе появятся витражи, колесо будет каким-то образом регулировать плотность и цвет света, проникающего через потолок. Впрочем, это лишь мои предположения, я не знаю языка, на котором писали авторы чертежей. Если тебе хочется узнать подробности, спроси у короля, когда он вернется. Могу лишь утверждать, что мы точно следовали чертежам.
— А было совсем не просто, поскольку сохранилась только часть, — поспешно добавил Шейн.
— Ты прав. Ладно, давайте снимем колесо, завернем как следует в промасленную ткань и запрем в хранилище, пока с ним ничего не случилось, — предложил Омет, вытирая руки о штаны. — Пока нам удалось довести до конца только эту часть заказа. С колесом ничего не должно случиться.
— Конечно, — согласился Шейн.
Кандеррец взялся за верхнюю часть колеса за мгновение до того, как Омет и Рур заняли свои места. Его влажные от пота ладони скользнули по холодному металлу, колесо медленно покатилось.
С пронзительным скрежетом оно двигалось по полукруглому рельсу. Мастера с громкими проклятьями помчались вслед за ним. Солнечный луч упал на колесо, во все стороны разлетелись солнечные блики, и на несколько мгновений на полу появились удивительные узоры, впрочем, тут же исчезнувшие.
Наконец им удалось остановить колесо, и трое мастеров в полнейшем остолбенении уставились на потемневший пол.
— Что это было? — спросил Шейн, когда к нему вернулся дар речи.
Омет покачал головой:
— Не знаю.
— Но это должно что-то значить, — не унимался Шейн. — Неужели все наши усилия нужны только для подобных развлечений?
— Я точно знаю, что все это значит, — решительно заявил Омет. — Нужно немедленно отнести колесо в хранилище. Помогите мне снять его с рельса. — Он посмотрел вверх, на открытый купол башни, где солнце поблескивало на металлическом каркасе, в который им еще предстояло вставить витражи, а потом перевел взгляд на Рура и Шейна. — И никому ничего не рассказывайте.
Место работ, Ярим-Паар
ГРУНТОР ПОДНЯЛ РУКУ, останавливая бурение, и вытер пот со лба, пока стихал грохот механизмов.
Некоторое время он наблюдал за уставшими мастерами. Обычно смуглая кожа великана заметно побледнела. Привыкшие к подземной прохладе, болги плохо переносили жару. Двоих мастеров и одного солдата пришлось отправить к целителю.
— Это просто смешно, — пробормотал сержант. — У нас уже кончился сегодняшний запас воды. Когда Карскрик пришлет обещанные бочки?
— Мы уже обратились к шанойнам, сир. — Не глядя на Грунтора, приставленный к ним адъютант обратился к нетерпеливо расхаживающему по шатру Акмеду. — Они должны доставлять три бочки воды каждое утро. Вы отдадите приказ вашим солдатам, чтобы их пропускали? Фургоны с водой уже дважды возвращались обратно.
— Возможно, дело в том, что мои солдаты не говорят на орланданском языке, — буркнул Акмед, обходя горы красной глины и зияющие в земле ямы. Он откинул в сторону полог шатра. — Пойдем.
Вскоре Акмед уже переговорил с яримскими солдатами, стоящими в кольце оцепления. До сих пор им разрешалось пропускать только своих офицеров, герцога, короля, королеву и болгов. Теперь к этому списку добавились еще и фургоны, везущие воду, но только в сопровождении охраны.
Акмед дал указания солдатам из внешнего кольца оцепления и вместе с адъютантом вернулся к внутреннему кольцу — здесь службу несли солдаты-болги.
— За час до смены через первую линию оцепления будут пропускать фургоны, везущие воду. Необходимо тщательно проверять каждую бочку, опуская в воду чистый меч, чтобы убедиться, что в ней никто не прячется. Затем отряд, доставивший воду, следует отвести к внешней линии оцепления. Если кто-нибудь попытается от вас ускользнуть или войти в шатер, остановите его. Постарайтесь не разбить ему голову. Впрочем, если он случайно упадет на землю, то кровь будет не слишком заметна.
Болги кивнули, и вскоре грохот бурения возобновился.
— Любого, кто нарушит линию оцепления, немедленно убейте и съешьте. Порядок действий можете выбрать сами, — громко произнес Акмед на орланданском, специально для жителей Ярима.
Когда колокола башни пробили полдень, шесть озабоченных женщин в белых годинах, жрицы племени шанойн, сопровождаемые стражей, доставили три большие бочки с водой. Стоящие в оцеплении болги неохотно расступились и позволили им пройти к шатрам. Женщины поставили бочки возле входа и быстро вернулись обратно.
Полог шатра приподнялся, и одна из женщин бросила быстрый взгляд через плечо, но увидела лишь разноцветные глаза одетого в черное короля фирболгов, за спиной которого высилась огромная машина, издающая ужасные звуки — казалось, там кричат проклятые души. Женщине почудилось, что она на миг заглянула в преисподнюю.
Жрица отвернулась и поспешила вслед за своими сестрами.
Ирман Карскрик и капитан его гвардии находились за прохладными мраморными стенами библиотеки. Отсюда они наблюдали за работами. Действие, разворачивающееся у них перед глазами, не отличалось разнообразием, лишь изредка кто-то выходил из огромных шатров или возвращался обратно. В течение трех дней болги не прекращали работ ни днем, ни ночью; один отряд приходил на смену другому с такой же точностью, с какой сменялась стража во дворце.
Стук в дверь заставил Карскрика вздрогнуть, но оказалось, что это всего лишь гофмейстер.
— Да?
Гофмейстер вошел и закрыл за собой двойные двери.
— Глава гильдии ремесленников прислал вам письмо, милорд.
— Что в нем говорится?
Карскрик боялся ответа, поскольку догадывался о его содержании.
— «С почтением и сожалением сообщаем, что среди нас нет человека, обладающего необходимым мастерством, который пожелал бы принять щедрое предложение короля болгов. Приносим наши извинения и лучшие пожелания».
— Какой сюрприз, — пробормотал Карскрик. — Ну и что мне теперь делать?
— Есть иной путь, иная возможность, милорд, — волнуясь, заговорил капитан гвардии.
— Какая возможность? Где? — резко спросил герцог.
— Гильдия Ворона на Рынке Воров.
— Ты с ума сошел? — взвился Карскрик. — Ты хочешь, чтобы я общался с ворами и убийцами да еще послал одного из них в Илорк?
Капитан пожал плечами:
— Отношения между вами и королем фирболгов не самые лучшие. Послать мастера, который к тому же окажется убийцей…
Рука Карскрика рубанула воздух, заставив капитана замолчать .
— Я не намерен закрывать глаза на убийство королей, в каких бы отношениях я с ними не состоял. Ты можешь себе представить, что сделает королева намерьенов, не говоря уже о короле, если они узнают, какими грязными делами я занимаюсь, а тем более если это повлечет смерть ее друзей — короля болгов или его сержанта? Она растопит мою плоть изнутри при помощи чудовищной музыкальной пытки или придумает что-нибудь еще хуже. Нет.
— Милорд, Гильдия Ворона состоит не только из воров и убийц. Напротив, они контролируют лучшие фабрики и мастерские, в которых работают стеклодувы, известные на весь Роланд. Если в Яриме и остались специалисты, готовые отправиться в Илорк, то искать их следует только…
— Нет! — твердо повторил Карскрик. — Я на это не пойду. Лучше принести королю извинения в надежде, что он меня поймет, чем даже подумать о том, чтобы открыть эту дверь, слышишь меня? Ты все понял?
— Да, милорд. Я лишь предложил.
— Это была плохая идея. — Карскрик тяжело оперся на подоконник, его вдруг охватила усталость. — И никому не рассказывай о нашем разговоре, капитан. Я бы очень не хотел, чтобы о нем узнала Эстен.
Он повернулся и посмотрел в глаза капитану гвардии, и тот молча кивнул, не отводя взгляда.
И Карскрик понял, что Эстен, несомненно, уже все знает.
Джерна'сид, Сорболд
«КАК ЛЕГКО СТАТЬ незаметным при свете дня», — подумал человек, стоявший в тени дома в маленьком переулке.
Он наблюдал за городскими нищими, тщетно пытающимися укрыться от полуденной жары и выпросить монетку или глоток воды у прохожих на центральных улицах столицы. Горожане, не обращавшие на них внимания, шли дальше, не прерывая беседы и даже не глядя на несчастных.
Словно нищие были настоящими невидимками.
Он посмотрел на высокие башни Джерна Тала, гордо вздымающиеся к небу позади массивных весов. Изящной формы башни были лишены уродливых скульптур или орнаментов. Следовало признать, столица Сорболда очень красива, архитектура города отличалась изысканностью, и никому бы не пришло в голову назвать ее средоточием рынков, лавок, мастерских ремесленников и уродливых домишек, где жил простой люд. Многие сказали бы, что город великолепен.
«Придет день, — размышлял он, — и весь Сорболд станет таким».
Ждать оставалось совсем недолго.
Его взгляд упал на весы, золотые чаши которых ослепительно сверкали в лучах стоявшего в зените солнца. Человек закрыл глаза, с наслаждением вспоминая, как он почувствовал их одобрение, услышал свист воздуха, когда возносился вверх.
«Еще несколько дней, — думал он, ощупывая весы из фиолетового камня у себя в кармане, наслаждаясь идущим от них теплом и легким гудением. — Я дождусь появления луны».
Он сошел со ступенек портика, перешагнул через лежащего на земле нищего и направился на рыночную площадь.
Вокруг шумела толпа, но он ее не замечал.
Возле порта Авондерра
В СГУЩАЮЩИХСЯ СУМЕРКАХ сенешаль поднял повыше свечу, стараясь, чтобы горячий воск не капал ни на его дитя, ни в импровизированный пруд сверкающей зеленой воды, устроенный в трюме корабля.
Судно неожиданно накренилось, поднявшись на гребень очередной волны. Мощное течение из Северного моря превращало вход в гавань этой провинции в трудное, а подчас и опасное дело. Трюм содрогнулся, вода вокруг Фарона пошла рябью, и он тоненько заскулил на одной ноте.
— Все хорошо, Фарон, все хорошо, — успокаивающе проговорил сенешаль, пытаясь подавить нетерпение и недовольство демона. — Не пугайся, взгляни на диск и скажи, сможем ли мы войти в порт. Ожидает ли нас теплый прием? Или мы не сумеем беспрепятственно выйти на берег?
Диковинное существо пыталось удержать равновесие, мягкие кости и дряблые мышцы не справлялись с неожи-данными рывками корабля. Дрожащими, шишковатыми пальцами Фарон поднес нефритовый диск к пламени мерцающей свечи. Большие светлые глаза быстро заморгали в неверном свете. Наконец существо покачало головой.
— Нет? — сердито спросил сенешаль. — Нет? Но почему, во имя Пустоты? Ты видишь, что нам угрожает какая-то опасность или само море? Кто-то приближается?
Фарон с ужасом посмотрел на него и энергично закивал.
— Ты уверен?
Фарон застонал и вновь кивнул, после чего исчез под поверхностью зеленой воды.
Сенешаль погасил свечу и ощупью направился к лестнице. Он поднялся на палубу, нашел капитана и крикнул:
— Меняй курс! Немедленно! Мы поплывем на север, вдоль побережья, пока не доберемся до рифов у Гвинвуда.
Он прикрыл свои светло-голубые глаза ладонью, защищаясь от ветра и ослепительного солнца. Капитан посмотрел на него так, словно сенешаль внезапно сошел с ума.
— Ваша честь, но там даже негде бросить якорь! В Авондерре защищенная гавань с прекрасным маяком, который поможет нам избежать мелей. Сейчас мы не в состоянии даже развернуть корабль. — Он поднял руку ко лбу и посмотрел на восток, в сторону берега. — Не говоря уже о том, что к нам приближается авондеррское судно.
Сенешаль, спотыкаясь, подошел к борту и посмотрел в ту сторону, куда указывал капитан.
К ним приближалось маленькое одномачтовое суденышко береговой охраны с поднятым флагом.
Сенешаль ощутил невыносимое жжение в горле и беззвучно выругался, — лишь ф'дор знал такие слова, непроизносимые на языке человека. Именно этого он и боялся: у «Баскеллы» не было бумаг, необходимых для входа в порт Авондерра, как, впрочем, и в любой другой орланданский порт или порт государства — члена Намерьенского Союза. В тот момент когда он спешно покидал Аргот, опасность столкновения с властями казалась меньшим злом по сравнению с потерей времени. Куинн предупреждал его об этом, но он все-таки нанял «Баскеллу», не пожелав дожидаться «Корону».
А теперь им придется иметь дело с местными властями у самого входа в воды Авондерра.
— Бросайте якорь, — приказал капитан. Сенешаль повернулся к Кайюсу, который, как всегда, был занят своим арбалетом.
— Не привлекая к себе внимания, передай Куинну, чтобы все были наготове, — велел он арбалетчику, рядом с которым молча стояли его брат-близнец и управляющий. — Я чувствую, что нас ждут неприятности.
Гильдия Ворона, Рынок Воров, Ярим-Паар
ПЛАМЯ РЕВЕЛО и металось в огромном очаге, и потому появление Дранта осталось незамеченным.
Дрант, как будущий преемник хозяйки гильдии, привык входить к ней без страха; он был ее самым доверенным лицом и считал, что она ценит его прямоту, даже в тех случаях, когда он говорит неприятные вещи. Впрочем, после ужасной катастрофы, произошедшей три года назад, и жестоких неудач, обрушившихся на нее в последнее время, она не верила никому.
Сейчас она была разгневана: ни один из ее шпионов так и не сумел пробиться сквозь охрану фирболгов. Вопреки ее желанию бурение продолжалось. Даже возмущение, которое поднялось после того, как в песке, неподалеку от лагеря болгов, нашли недоеденное тело ребенка, работы не прекратились. Продолжавшиеся несколько часов волнения быстро подавили, болгов оправдали, а население Ярим-Паара продолжало, разинув рот, наблюдать за удивительным народом, не давая убийцам Эстен помешать попыткам оживить Энтаденин.
Дрант еще никогда не видел ее такой разгневанной.
Находиться рядом с Эстен, когда ее переполняла ярость, было подобно играм с летучими кислотами, использовавшимися в мастерских по изготовлению изразцов. Оставалось неизвестным лишь одно: как сильно ты можешь пострадать.
Он негромко откашлялся.
Казалось, Эстен его не слышала. Глубоко задумавшись и опустив подбородок на сжатую в кулак руку, она смотрела на ревущий огонь. Длинные черные волосы, недавно вымытые и еще не успевшие высохнуть, ниспадали почти до колен и блестели в танцующих отблесках пламени. Темная и прекрасная картина. На несколько мгновений Дран-ту удалось увидеть в Эстен женщину. Затем разум к нему вернулся, и он вспомнил, где находится.
И кто она такая.
И что она такое.
Он никогда не забудет, как увидел ее в первый раз, жалкий оборванец, сын давно умерших яримского ремесленника и матери лиринки. В темном переулке Внутреннего Рынка Эстен потрошила солдата, чья сила в четыре раза превосходила ее собственную. Крошечный, с виду неуклюжий клинок рассек шею солдата с невероятной быстротой. Взгляд, который она бросила на Дранта, был настолько жутким, что он отступил на несколько шагов и молча наблюдал, как Эстен спокойно заканчивает свою отвратительную работу. Лезвие ножа двигалось с поразительной легкостью — талант, помноженный на годы тренировки и полное отсутствие страха. Дрант и сам неплохо умел обращаться с ножом, но в тот день, в темном переулке, сразу понял, что видит самого виртуозного убийцу Ярим-Паара.
Ей было восемь лет.
Он выругал себя — возникшее на миг ощущение, что он находится рядом с чувственной, красивой женщиной, было чрезвычайно опасным. К тому же он почувствовал слабость и головокружение, словно шел вдоль края бездонной пропасти, считая ее ирригационной канавой, в темноте не видя огромной пустоты.
Дрант откашлялся еще раз, уже погромче.
— К вам посетитель, госпожа.
Наконец Эстен повернулась и посмотрела на него таким взглядом, что Дрант вспомнил легенду о песках, поглотивших город Куримах Милани более тысячи лет назад. Дрант указал рукой в темноту, жестом приглашая молодую женщину войти.
Она появилась подобно бледному призраку, с головы до ног закутанная в светло-голубой годин. В свете беснующегося пламени ее лицо казалось совершенно белым. Она дрожала, отчего церемониальные одежды трепетали и женщина походила на парус корабля в открытом море. Темные локоны спадали на лоб, остальные волосы скрывал капюшон.
Эстен молниеносным движением завязала свои длинные волосы в узел, не торопясь встала и шагнула навстречу посетительнице.
— Ну, ну, какая огромная честь. — Голос Эстен был полон яда. — Жрица шанойнов снизошла до визита ко мне. Очень интересно. Как вас зовут, ваша святость?
Женщина расправила плечи и сложила на груди руки. Ее голос звучал тихо и почтительно:
— Табит, хозяйка гильдии.
— Что вы хотите?
Жрица раскашлялась, затем извинилась за доставленное беспокойство и наконец произнесла:
— Я пришла просить вас пощадить мою свекровь.
— Хм. И о ком же идет речь?
Эстен сложила руки на груди, зеркально отразив позу жрицы.
Табит вновь закашлялась, на сей раз приступ получился долгим, что говорило о красных легких — распространенной болезни в племени копателей колодцев.
— О матушке Джулии, — едва слышно проговорила она. Эстен медленно обошла вокруг женщины, задумчиво кивая головой. Жрица стояла неподвижно, глядя в сторону танцующего пламени и терпеливо дожидаясь, пока она совершит полный круг. Остановившись перед Табит, Эстен наклонилась вперед, и на ее лице появилась зловещая улыбка.
— Слишком поздно, — сказала она.
Женщина побледнела еще сильнее, но выражение ее лица не изменилось.
— Это правда, хозяйка гильдии? Вы не шутите?
— Правда, ваша святость. Я никогда не шучу. Женщина немного помолчала, а потом сделала глубокий вдох.
— Могу я получить тело? Эстен фыркнула:
— Сомневаюсь, что вы захотите его забрать, особенно если учесть, в каком оно состоянии, Табит. Мои волосы еще даже не высохли, я едва успела смыть кровь. А сейчас вам лучше всего вернуться к своему мужу. Кстати, как зовут этого жалкого шарлатана?
— Тайт, госпожа.
— Понятно. Вам следует вернуться к Тайту и сказать, что тело его лживой матери, уже разделанное, я сама найду кому скормить, и пусть будет благодарен мне за снисхождение, которое я оказываю вашей семье, избавив ее от наказания.
Молодая женщина пыталась сохранить самообладание.
— У меня есть информация, которая может оказаться для вас полезной, госпожа, — сказала она, и ее голос дрогнул.
— В самом деле? Любопытно. Ваша свекровь не сообщила нам ничего интересного. Вот почему она оказалась в своем нынешнем состоянии.
Жрица кивнула.
— Я не успела ей рассказать. Более того, об этом не знает никто, — запинаясь, проговорила она. — Я получила эти сведения только сегодня и сразу направилась в дом матушки Джулии, чтобы рассказать ей, но…
— И что же вы узнали?
В голосе Эстен появилось напряжение. Табит заморгала, но на ее лице застыла маска невозмутимости. Она набралась мужества и сказала:
— За тело моей свекрови, хозяйка гильдии?
Она еще не закончила говорить, как у ее горла оказался кинжал, молниеносным движением выхваченный Эстен из ножен на запястье. Лезвие коснулось кожи, мешая дышать. Эстен славилась своим умением обращаться с кинжалом. Говорили, что, каким бы сильным и быстрым ни был ее противник, если Эстен решила использовать клинок, горло врага будет перерезано в единую долю секунды.
— За ваше собственное здоровье, ваша святость. Говорите.
Женщина вздрогнула:
— Сегодня я доставляла воду к шатру болтов. Клинок исчез, жрица облегченно вздохнула, однако в следующее мгновение блестящие черные глаза Эстен оказались совсем рядом с ее лицом, и Табит отпрянула.
— Что вы видели?
— Очень немногое — полог шатра открылся лишь на мгновение.
— И почему вы думаете, будто это поможет вам получить части тела своей свекрови?
— Я… я видела короля фирболгов, — заикаясь, ответила Табит. — Он был в черном одеянии, у него разноцветные глаза, сквозь кожу лица проступают вены. У него ужасный вид.
Темные глаза сузились.
— Мне прекрасно известно, что король болгов здесь и что вид его ужасен. Более того, это знают все. Вы испытываете мое терпение, ваша святость.
— У него за спиной болги управляли огромным буром — их было около десятка, они поворачивали рукоять машины. У машины большие металлические круги с зубьями, которые смыкаются, как нити в руках ткача.
— Зубчатые колеса. — Эстен отступила на шаг назад. — Я слушаю.
— Я успела разглядеть только небольшую часть, — призналась Табит. — Сначала я не поняла, что это такое; мне никогда не приходилось видеть механизмов таких огромных размеров. Эта странная деталь была изогнута, точно сальная свеча, и ее загоняла в землю машина, а не молот, который используем мы.
— Все?
Эстен принялась стремительно перемещаться по комнате, исчезая в темноте и тут же вновь появляясь на свету.
— Полагаю, она сделана из стали, хозяйка гильдии, — проговорила жрица, собрав все свое мужество. — Стали с черно-синим отливом.
Эстен застыла на месте, и в комнате повисла тишина.
— Повторите еще раз, — приказала Эстен.
Табит поплотнее закуталась в годин, словно ей вдруг стало холодно.
— Часть сверла, которое используют болги, выкована из черно-синей стали, похожей на тонкий диск, который описывала свекровь.