Хэйдон Элизабет. Судьба - Дитя Неба (Симфония веков - 3)

   Увидев, какая тревога появилась в ее глазах, Гвидион ласково провел ладонью по ее волосам.
   - Да, да, - ответил он, повернув Рапсодию к себе лицом и крепко обняв. - Это был я, Ариа, но проявил себя не лучшим образом. Более того, с тех самых пор, как мы стали любовниками, и до той самой ночи я не отходил от тебя ни на шаг, так что, если ты не занималась любовью с кем-то похожим на меня после моего ухода, демон определенно солгал.
   На лице Рапсодии, прижимавшейся к его груди, появилась неуверенная улыбка. В его голосе прозвучал вопрос, который он никогда не осмелился бы ей задать, поэтому она сама на него ответила:
   - После твоего ухода я ни с кем не занималась любовью, Сэм. Мне кажется, прошлой ночью ты не мог этого не понять. Но я по-прежнему не понимаю, откуда взялись эти странные ощущения у меня в животе. Что заметила Элинсинос?
   Гвидион задумчиво посмотрел на нее, взял за руку и отвел обратно в спальню, к постели.
   - Приляг, - успокаивающе сказал он, я попробую посмотреть сам.
   Она молча улеглась поверх одеяла, а Гвидион сел рядом и положил ладонь на ее живот, который оставался совершенно плоским.
   Воспользовавшись чувством дракона, он самым тщательным образом исследовал ее тело, но лишь убедился в том, что знал с самого начала: в ней ничего не изменилось. Он запомнил все подробности, что доступно только дракону, и мог с абсолютной уверенностью утверждать: она не беременна и в ее теле нет чужеродной жизни. Однако в крови Рапсодии ему удалось обнаружить едва заметный след порчи, исчезающий с каждым биением ее сердца, словно бесконечная циркуляция продолжала ее растворять. Кроме того, Гвидион ощутил в ней сияние, происхождение которого не сумел определить, нечто вроде рассеянной энергии, - быть может, то была связь со стихией огня. Он успокаивающе улыбнулся, надеясь изгнать страх из ее глаз.
   - Расскажи мне, что говорил демон, когда это случилось, - мягко попросил он.
   Она задумалась.
   - Вирак, ург, кэз, - содрогнувшись, ответила Рапсодия. - И еще он сказал: "Ты должна зачать". И добавил: "Мерлус" или что-то в этом роде, и еще: "Расти".
   Холодок пробежал по спине Эши.
   - Теперь, любимая, у тебя внутри ничего нет.
   Рапсодия задрожала.
   - Теперь?
   Гвидион погладил ее руку.
   - Ну, ничего реального в тебе и не было. Ты знаешь, что ф'дор способен оказывать влияние на людей разными способами. Вспомни, например, солдат, которые исполняли его приказы, а потом ничего не помнили.
   Она кивнула.
   - Демон понял, что попал в ловушку, он чувствовал приближение смерти и попытался спастись, заронив семя сомнения, а не ребенка. Ты постоянно терзалась, и семя сомнения зрело, отравляя мозг и тело, заставляя поверить в беременность. Не забывай, Рапсодия, именно ф'доры изобрели обман. К тому же все усугублялось тем, что ты Дающая Имя и в таких ситуациях особенно уязвима. Сколько раз ты мне говорила, что предпочитаешь поверить в желаемое и заставить его произойти, чем принять мир таким, какой он есть?
   "Будет только лучше, если ты даже не станешь пытаться понять".
   "Наверное, ты прав. Для меня лучше решить, чем все должно закончиться, и это произойдет".
   - Верно, - неохотно согласилась она.
   Гвидион погладил ее по щеке.
   - В определенном смысле ты сама его пригласила, о том не ведая, ласково сказал он, стараясь успокоить. - Как только ты поверила, что демон говорит правду, у него появилась возможность войти, после чего его слова стали до некоторой степени правдой. Он завладел небольшой частью твоего сознания, и чем сильнее ты верила в неблагоприятный исход, тем сильнее он становился. Семена сомнений росли. Со временем, если бы ты окончательно уверилась в том, что он сказал правду, демон завладел бы твоей душой, он стал бы твоим властелином.
   Гвидион провел рукой по животу Рапсодии и почувствовал, как напряглось ее тело.
   - Но теперь ф'дор над тобой не властен. Парадокс, но твоя надежда или вера тебя спасли. И с того самого мгновения, как ты узнала правду, каждый твой вдох, каждое биение сердца очищает твое тело от присутствия ф'дора. Ты от него свободна и снова принадлежишь только себе.
   Рапсодия улыбнулась. Она взяла Эши за руку и поцеловала.
   - Нет, неправда, - возразила она, - я целиком и полностью принадлежу тебе.
   Гвидион ухмыльнулся.
   - Я надеялся, что ты это скажешь, - с озорной улыбкой заявил он, склоняясь над Рапсодией. - Как ты думаешь, зачем я уложил тебя в постель?
   Она притянула его к себе и поцеловала, обхватив стройными ногами.
   - Сейчас попробую угадать.
   82
   Даже издалека до нее доносились оглушительные крики веселья, она видела высокие сполохи костров на фоне темного неба. Она стояла на вершине небольшого холма среди топей, и ветер доносил до нее запах гари и горький вкус Прошлого, вдруг сделавшийся сладким вместе с появлением надежды.
   Энвин посмотрела на рог, который держала в руках. Даже в темноте он сверкал, подобно волшебной жемчужине. Металл оставался теплым, он хранил жар узурпировавшей его женщины, подносившей рог к своему идеально очерченному рту, чтобы призвать ее народ, народ, принадлежавший Энвин. Конечно, они были вынуждены прийти. Никто из тех, кто приплыл из Серендаира, даже их потомки, не смогли противостоять зову рога. Гвиллиам об этом позаботился.
   Однако предательство заслуживает наказания.
   Им не будет прощения.
   Энвин закрыла глаза и подняла рог, воздев руки к темному звездному небу.
   Слова наглой девки вернулись к ней вместе со смехом ночного ветра, пьяного от празднества.
   "Энвин ап Меритин туат Элинсинос, я даю тебе новое имя: Прошлое. Твои деяния нарушают равновесие. Впредь твой язык будет рассказывать только о том, что видят глаза. А вот во владения своих сестер - в Настоящее и Будущее - доступ тебе закрыт. И никто более не станет тебя искать, кроме тех, кого заинтересует прошлое, так что отвечай на вопросы правдиво, иначе ты лишишься и этого дара и будешь молчать до окончания дней своих".
   Прорицательница рассмеялась, сначала весело, но потом в ее голосе появились истерические нотки. Она закинула голову, и в ее хохоте зазвучало безумие Мэнвин, но также коварство и злоба. Она смеялась так долго, что уже было невозможно понять, хохот это или вопли безумца. Впрочем, ни одна живая душа ее не слышала - все звуки перекрыл рев костров в Чаше.
   "Впредь твой язык будет рассказывать только о том, что видят глаза".
   Энвин еще сильнее сжала в руках рог и открыла пронзительно голубые глаза, засиявшие в ночи.
   - Очень хорошо, - громко сказала она. - Как прикажете, ваше величество.
   "Мне нужны твои воспоминания", - прошептал из огня дух демона.
   Ее ответ слился с воем налетевшего ветра.
   - Я понимаю.
   Анборн ехал по просторам Кревенсфилдской равнины, пребывая в прекрасном настроении. Если вспомнить, как начинался этот день, его окончание стало приятным сюрпризом.
   Прошло много столетий, с тех пор как генерал чувствовал себя таким свободным, не отягощенным бременем забот. Анборн с удовольствием вдыхал свежий ветер, влажный предутренний воздух лета с легкой горечью дыма далеких костров. Над головой у него расстилалось чистое звездное небо. Он снял шлем и провел ладонью по волосам. Уверенный ход лошади, земля, проносящаяся мимо, - оказывается, еще остались в жизни вещи, приносящие удовольствие.
   После стольких столетий разочарований неожиданно разбилась каменная стена, окружавшая его сердце. В юности Анборн был идеалистом, он еще не забыл, какой напряженной была его жизнь, какие клятвы он давал, обещая следовать призыву Кузенов, древнего братства воинов, в которое вступил. Все прежние обязательства умерли на полях сражений Великой войны вместе с его душой так он думал.
   Он вспомнил слова своей наставницы Элендры Андарис:
   "Я не служу никакому королю или королеве. Когда они сами начнут служить, я принесу клятву короне".
   Они оба, Анборн и Элендра, были Кузенами, в их душах война оставила жестокий след, но теперь для них пришло время надежды. Подобно рассвету на горизонте, к ним приближался мир.
   Мысли Анборна обратились к Рапсодии, как часто бывало в последнее время, когда он не занимался решением конкретных проблем. "Интересно, что она сейчас делает", - подумал он, но тут же постарался выбросить из головы эту мысль. Он сумел перехватить взгляд, которым она обменялась с Гвидионом. Если его племянник не полнейший болван, он не может не понимать, что с ней происходит. Размышлять о возможном продолжении не пристало приличному человеку.
   Анборн громко рассмеялся, довольный тем, как все сложилось, предвкушая начало новой жизни. Радость пронеслась над ним, словно волна, взметнув волосы, как ветер, игравший полами его плаща. Дух Анборна устремился к звездному небу, а бесконечный горизонт впереди начал светлеть - приближалось утро.
   Энвин поднесла рог к губам и протрубила призыв.
   Однако ни одна живая душа не услышала пения рога. Он эхом отразился в царстве Прошлого, как уже не раз звучал в минувшие столетия. Неслышимые обычными людьми звуки оторвались от серебряного рога и повисли в тяжелом воздухе воспоминаний.
   Затем, после множества отражений, призыв медленно опустился на землю.
   Энвин улыбнулась, закрыла глаза и начала долгую заунывную песнь.
   Рейд на Фарроу Даун.
   Осада Бет-Корбэра.
   Смертельный Марш намерьенских наинов.
   Сожжение западных поселений.
   Кэсел Тай.
   Томингоролло.
   Топь Линген.
   Бойня у Твердыни Виннарта.
   Похищение у водяного лагеря в Яремисе.
   Атака юго-восточного Склона.
   Разгром Четвертой колонны.
   Массовое избиение крестьянских поселений Первого флота.
   Сражение в Кандерианских полях.
   Она вспоминала мрачную историю битв и насилия, каждый кровавый эпизод Великой войны, конфликты, разжигаемые ф'дором, но вызванные самыми обычными причинами - яростью, предательством, ревностью и жаждой власти. Ненавистью более древней, чем Преждевременье.
   Перечислив все великие сражения войны, Энвин двинулась дальше, вспоминая каждое столкновение, каждое место, где люди пали жертвами демона.
   Наконец, когда список его деяний подошел к концу, она вновь поднесла к губам рог.
   Энвин открыла глаза. Она улыбалась.
   Анборн выехал на вершину холма, и вдруг его конь неожиданно встал на дыбы. Анборн успокоил благородное животное, а потом огляделся в поисках причины его страха.
   Некоторое время он ничего не видел в темноте. Затем его зрение обострилось, кровь дракона закипела от ужаса.
   - О Создатель, - пробормотал он, и у него перехватило горло.
   Мрак у него под ногами дрогнул.
   Бескрайние пространства Кревенсфилдской равнины зашевелились.
   Не теряя ни секунды, Анборн развернулся, пришпорил коня и галопом помчался обратно к Чаше, а земля под копытами его скакуна рвалась на части.
   83
   Над Чашей повисла густая дымка - то был не обычный утренний туман, а туча, напитанная парами алкоголя. Великая Намерьенская Пелена, как ее в шутку назвали впоследствии, поднялась, как и предсказал Эши, в тот самый момент, когда солнце оказалось в зените, заставив даже самых больших любителей сна продрать глаза, готовясь ко второму заседанию Совета.
   - Какое расточительство, - прошептала Рапсодия Гвидиону, с легким недоумением рассматривая стонущих после долгого пира мужчин, пытающихся привести себя в порядок. - Существуют куда более привлекательные развлечения, чем пьянки до бесчувствия.
   - Постарайся не забывать об этой мысли, - ответил Гвидион, похлопывая ее по "булочкам".
   Рапсодия разыскала Элендру и поведала ей о том, что произошло. Пряча слезы, лиринская воительница с материнской нежностью обняла свою королеву, и Рапсодия сама едва не расплакалась. Однако новая Королева намерьенов преодолела минутную слабость и с улыбкой посмотрела на старого друга, однако ее глаза при этом подозрительно блестели.
   Рапсодия выбрала в этот день платье из лазурного шелка, с высокой талией и узкими рукавами, но пышной юбкой, и, как всегда, пристегнула к поясу ножны со Звездным Горном. Гвидион увидел ее в новом наряде, и его глаза засверкали, он нежно поцеловал Рапсодию в щеку.
   - Какое красивое платье, и вполне королевское!
   Рапсодия покачала головой:
   - Это маскировка. Я хочу быть незаметной на фоне неба. Возможно, они меня не увидят и оставят в покое.
   Новых Короля и Королеву встретили овацией, правда она была не столь восторженной, как прошлой ночью. Большинство членов Совета мучались жесточайшей головной болью. Однако их настроение заметно улучшилось, когда Эши поднялся на Помост, показал на свою Королеву и попросил внимания, чтобы сделать важное заявление.
   - С огромной радостью и смирением я объявляю, что Королева намерьенов милостиво согласилась стать моей женой.
   На несколько мгновений воцарилась абсолютная тишина, а потом по Чаше прокатилась волна возбуждения, переросшая в восторженный рев. Раздались аплодисменты, собравшиеся радостно вопили на разных языках. Горные Ножи, о которых Эши рассказывал в прошлом году в ночь летнего солнцестояния, испустили такой звонкий боевой клич, что многим показалось, будто они навсегда оглохли. Рапсодия улыбнулась ликующей толпе, солнце сверкало на доспехах и вымпелах, на лицах людей была написана надежда - наступил новый век.
   Послышался уже хорошо знакомый голос представителя Дома Маклеода.
   - Гвидион ап Ллаурон, внук Гвиллиама Жестокого и Энвин Коварной, как тебе удалось завоевать королеву? Она не принадлежит к твоему роду, именно поэтому ее так хорошо здесь приняли. Убеди нас, что это соглашение было заключено без принуждения!
   Ревущая толпа замолчала. Гвидион побледнел, его руки дрожали от ярости. Радость, горевшая в его глазах еще несколько мгновений назад, исчезла, и на смену ей пришла темная змеиная ненависть. Он стойко переносил оскорбления в адрес своей семьи и Дома, встречая их со спокойной улыбкой, но обвинение в том, что он способен поднять руку на свою невесту, он вынести не смог. Но прежде чем он успел хоть что-то сказать, вперед выступила Рапсодия.
   - Я готова ответить на ваш вопрос, - заявила она, и в ее словах, произнесенных не без легкой примеси юмора, послышались интонации Дающей Имя. - Счастлива сообщить, что мне не пришлось применять силу, он сразу согласился, причем с радостью. Я напрасно прихватила меч и тиски для пальцев.
   Толпа молча выслушала ее слова, а потом разразилась хохотом и такими аплодисментами, что стены Чаши заходили ходуном, а эхо отразилось от вершин Зубов. Смех унес гнев Гвидиона. Он заморгал и посмотрел на Рапсодию. Ее улыбка была полна доверия и уверенности в нем, прекрасное лицо жены показалось ему поистине неземным. Он улыбнулся, а Рапсодия повернула его лицо к себе и поцеловала перед всем Советом.
   Он обнял ее, и все вокруг стихло, как будто они остались вдвоем. Их губы встретились, и Гвидион вновь услышал оглушительный рев намерьенов, земля у него под ногами содрогнулась. Впрочем, он знал, что толпа здесь ни при чем: то же самое происходило, когда он целовал Рапсодию на Пустоши над Элизиумом.
   Сладкий запах кожи Рапсодии, радость от того, что она, наконец, оказалась в его объятиях, помешали Гвидиону заметить нарастающий грохот в недрах земли и наступление жуткой тишины, поглотившей радостные вопли толпы.
   К тому моменту, когда он понял, что происходит, было уже слишком поздно.
   84
   Первым почувствовал изменения Грунтор.
   Нечто подобное происходит в ушах, когда ты забираешься высоко в горы: давление в голове усиливается, а потом раздается хлопок. Земля у него под ногами заколебалась.
   Акмед вопросительно посмотрел на своего друга. С Грунтором что-то происходило: янтарные глаза широко раскрылись и начали стекленеть, кожа покраснела, огромные ноздри раздувались - сердце стремительно накачивало кровь. Он посмотрел на запад, а потом его мускулы напряглись, и он соскочил с края Чаши и ринулся к королевской чете.
   - Прочь с Помоста! - крикнул он Рапсодии и помчался вниз, прямо в гущу толпы оторопевших намерьенов, всего несколько мгновений назад от души веселившихся. - Шевелитесь! Шевелитесь! - Его голос прогрохотал над головами смущенных людей, в ужасе замерших на месте.
   Грунтор расталкивал их в разные стороны, откидывая подальше от Помоста, - лишь фирболг ощущал, что он закачался.
   Едва услышав Грунтора, Рапсодия высвободилась из объятий Гвидиона и повернулась. Перед ней было море недоуменных лиц намерьенов. Толпа расступалась перед великаном, над Чашей все еще висела пугающая тишина. Взгляд Рапсодии скользнул к возвышению справа от нее, и глаза Певицы округлились от ужаса.
   - Рог исчез, - выдохнула она и крикнула Акмеду: - Рог исчез!
   Акмед кивнул, не оборачиваясь к ней. В этот момент он услышал сигнал тревоги от своих разведчиков, следивших за войсками Тристана, расположившимися на западном склоне. Он быстро повернулся, защищая ладонью глаза от ярких лучей полуденного солнца.
   По Кревенсфилдской равнине, безжалостно пришпоривая своего коня, мчался всадник. Даже на таком огромном расстоянии король болгов слышал его хриплый тревожный клич. Разбившая лагерь Орланданская армия начала неуверенно собираться, и тут раздался новый крик:
   - Это Анборн! Откройте ворота!
   За спиной у генерала стремительно чернело небо, казалось, на небесах началось извержение гигантского вулкана. По мере приближения Анборна черный дым становился гуще, создавалось впечатление, будто горит трава, а сильный ветер разгоняет огонь во все стороны, но вскоре намерьены поняли, что огня нес, это рвется земля на равнине, встает на дыбы, взметая ввысь пыль и песок.
   Из темноты возникла армия. На мгновение показалось, будто наступает легион чудищ, поскольку многие не могли шагать прямо - незримая сила тащила их вперед. Рапсодия вскрикнула и схватилась за руку Гвидиона, вспомнив видение с наблюдательной башни.
   - Это погибшие намерьены, жертвы Великой войны, - прошептала она. Энвин вызвала их из Прошлого.
   Волна за волной двигались изуродованные тела, океан мертвецов выплеснулся за край мира, все вокруг почернело. Всех погибших на этой земле подняла из могил сила памяти, заставив их шествовать к Чаше. Живые казались маленьким островком среди моря мертвецов, потревоженных гневом Энвин.
   С вершин Зубов послышался рев, как будто но склонам пронеслись раскаты громы. Лавина камней и земли обрушилась вниз, сначала на Гриввен, а потом на Канриф и холмы, расположенные у подножия Зубов. На Чашу опустилась туча пыли, по головам и спинам собравшихся забарабанили мелкие камешки. Из-под земли вставали все новые и новые воины армии Энвин, поднимались погибшие наины и лирины, люди и полукровки, взрослые и дети. Бесчисленные жертвы безумия Энвин и Гвиллиама выползали из могил, повинуясь зову рога, как многие столетия назад.
   Стотысячная армия Роланда, еще недавно казавшаяся огромной, строилась в колонны, но теперь силы Энвин превосходили ее в соотношении сто к одному или даже больше. Подсчитывать Рапсодия не успевала.
   Из основания Чаши раздался грохот. Земля вздыбилась и расползлась в стороны, поглощая не успевших убежать намерьенов из всех флотов. Под крики ужаса из разверзшейся земли полезли новые мертвецы из давно забытых массовых захоронений, державшие в руках проржавевшие, мечи и копья. Их невидящие глаза обратились к разбегающимся намерьенам, пытающимся спастись, точно вороны перед гневом неожиданно налетевшей бури.
   Грунтор и небольшой отряд, который он успел собрать и вооружить из собственного арсенала, занял позицию между толпой бегущих намерьенов и тысячами мертвецов. Одновременно он выкрикивал приказы, мобилизующие армию болгов, которая до поры оставалась в укрытиях.
   И хотя земля под ногами Рапсодии продолжала дрожать, на нее вдруг снизошло спокойствие, ослабив гнев. Она быстро оглядела Чашу - бесчисленные мертвецы возникали среди живых, волны жутких зомби грозили захлестнуть всех.
   Когда земля пошла глубокими трещинами, группа детей оказалась оторванной от взрослых. Их крики о помощи были лишь немногим громче воплей взрослых, пытавшихся добраться до них. Сверху Рапсодия видела участок еще не потревоженной земли - единственный путь к спасению.
   Гвидион сжал ее руку, и они обменялись быстрыми взглядами.
   - Открыть ворота! - крикнул он толпе обезумевших людей, мечущихся возле огромных западных дверей Чаши.
   Гвидион спрыгнул вниз и бросился к воротам, а Рапсодия устремилась в противоположном направлении, к расселине, разделявшей взрослых и детей, где земля вот-вот должна была разверзнуться.
   - Сюда! Сюда! Идите по нетронутой земле! - позвала она.
   Ее чистый голос, полный силы Дающей Имя, прозвенел над чудовищным шумом, рассекая его, подобно алмазу, режущему стекло. Дети тут же повернулись в ее сторону.
   - Идите, идите ко мне. - Рапсодия протянула к ним руки, указывая перепуганным детям путь к спасению.
   На противоположной стороне Чаши Гвидион увидел своего друга.
   - Стивен! - закричал он. Герцог Наварн повернулся к нему, окруженный толпой живых и мертвых намерьенов. - Стивен, открой ворота! Нужно выпустить людей!
   Гвидион увидел, как Стивен понимающе кивнул, передал плачущую от ужаса дочь стоящему рядом воину и начал пробиваться сквозь толпу к восточным воротам.
   Гвидион повернулся и увидел, что охваченная паникой толпа бежит вниз по склонам Чаши, топча все на своем пути. Каменные скамьи содрогались от напора снизу и сверху - кто знает, сколько они еще выдержат? Гвидион схватил за руку упавшую женщину-лиринку и встал перед ней на пути бегущих.
   - Успокойтесь! - гаркнул он, и в его голосе послышались раскаты гнева пока еще дремлющего дракона. - Слушайте все, не бегите, спускайтесь осторожно.
   Толпа заколебалась, но остановилась. Новый Король намерьенов поднял лежащую на земле женщину, поставил на ноги и слегка подтолкнул в сторону выхода из Чаши.
   - Медленно и спокойно, - приказал он и повел за собой людей вдоль края разверстой расселины.
   В центре Чаши Грунтор считал свои войска и уже появившиеся жертвы, однако ему все время приходилось делать поправку: новые мертвецы продолжали выползать на поверхность земли. И хотя намерьены были сильным и почти бессмертным народом, сейчас они не могли сражаться. Древний закон запрещал любые проявления агрессии во время Совета, и сама Чаша блюла этот закон, потому большинство собравшихся были совершенно безоружны, и только армия Тристана приготовилась дать отпор морю мертвецов. Грунтор понимал, что лишь при большом везении ему представится возможность выбирать, кого из находящихся в Чаше он сможет спасти от бесконечной армии Энвин.
   - Следовало оторвать суке голову, когда Ой это мог, - мрачно пробормотал он, прикрывая рукой глаза от ослепительного солнца и туч пыли и песка, смешавшихся с кровью и кусками истлевшей плоти.
   Он вздохнул и развернул свой небольшой отряд добровольцев так, чтобы защитить Рапсодию и детей. Грунтор слышал стоны земли - так кричит жертва насильников или мать, на глазах которой убивают ее детей. Он и сам не заметил, как испустил могучий боевой клич, на мгновение перекрывший чудовищный шум, но тут же поглощенный криками ужаса.
   От этого страшного рева у Рапсодии заледенела кровь. Она проводила последнего ребенка к центру Чаши и попыталась присоединиться к Грунтору, ускользая от моря костлявых рук, тянущихся к ней из гробниц памяти.
   Солнечный свет закрыли черные тучи, волнующиеся подобно океану во время бури. И вместе с мраком на Чашу спустилась настороженная тишина. Затем по Чаше прокатился крик, который услышали все:
   - Ворота! Ворота открыты!
   Поток мертвецов превратился в чудовищный вал, затопивший землю и всех, кто на ней стоял. Неуклюжая армия устремилась вниз по горным тропам, словно реки пролитой крови, превращая сверкающие водопады в алые потоки. Земля внутри Чаши продолжала выплевывать все новые и новые ожившие трупы, а на горизонте вставали полчища солдат армии Прошлого, ответивших на зов Энвин. Пахло разоренными могилами.
   Внимание Рапсодии привлекли волны голубого света. Она повернулась и увидела Эши, в руках которого кипел Кирсдарк. Клинок описывал в воздухе широкие дуги, не давая приблизиться фаланге павших воинов. Он сумел собрать вокруг себя отряд намерьенов, вооружившихся посохами, светильниками и всем, что попалось под руку. Новый Король продолжал охранять место, откуда правили огромной империей его предки, в который раз навлекшие на своих подданных кровавый ужас.
   - Ариа! - закричал он. - Выводи людей!
   Рапсодия обернулась: за спиной Эши толпились испуганные намерьены гвадды и люди, попавшие в ловушку между наступающими мертвецами и глубокой расселиной. Лишь тонкая полоса нетронутой земли тянулась от них к воротам, по обе стороны от нее зияла пропасть. Запаниковавшие намерьены то ли не видели прохода, то ли были так напуганы, что не находили в себе мужества сделать первый шаг.
   Рапсодия быстро обнажила Звездный Горн. Клинок, сотканный из стихии огня, с ревом вырвался на свободу. Люди отпрянули, защищая глаза от ослепительного пламени.
   И в сознании Рапсодии прозвучал терпеливый голос ее наставницы Элендры:
   "Илиаченва'ар - это слово означает: "тот, кто приносит свет в темное место".
   "Или уносит его".
   "Да".
   Рапсодия подняла меч, ослепительный маяк, прорезающий нависший над всеми сумрак смерти, и крикнула:
   - Идите за мной!