Хэйдон Элизабет. Судьба - Дитя Неба (Симфония веков - 3)

Хэйдон Элизабет
Судьба - Дитя Неба (Симфония веков - 3)

   Элизабет Хэйдон
   Судьба
   (Симфония веков - 3)
   Пер. с англ. В. Гольдича, И. Оганесовой
   Восстановить былую силу короны лиринов и объединить их в одно
   королевство - вот задача, стоящая перед Рапсодией и ее друзьями.
   Вторая задача, еще более сложная, - воссоздать империю намерьенов.
   Но для этого нужно справиться с ф'дором, неуловимым демоном,
   вселяющимся в чужие тела.
   Книга посвящена второй половине моей души
   Моему спутнику на все времена
   Родителю моего ребенка, лучшему другу
   воплощению заветных грез
   Да и вообще любимому человеку
   Чурбану бесчувственному
   Который вычеркивает мои любимые куски диалогов
   Стирает целые абзацы, над которыми я столько корпела
   Считает "угу, так нормально" высшим комплиментом
   И удерживает меня в рамках
   Без кого всех этих книг никогда не было бы
   Биллу
   с любовью
   на веки вечные
   ПРОРОЧЕСТВО ТРЕХ
   Трое придут, опоздав, и уйдут слишком скоро,
   Они - как стадии жизни людской:
   Дитя Крови, Дитя Земли, Дитя Неба.
   Всяк на Крови замешен и рождается в ней;
   Всяк по Земле ходит, ведь она - его дом;
   Но вечно тянется к Небу и под ним пристанище себе обретает.
   К Небу подъемлет нас смерть,
   Частью звезд мы становимся.
   Кровь дарит начало, Земля - пищу,
   Небо - мечты при жизни и вечность в смерти.
   Так пусть будут Трое, один для другого.
   ПРОРОЧЕСТВО НЕЗВАНОГО ГОСТЯ
   Средь последних, кто должен уйти, среди первых пришедших,
   В поисках новых хозяев, незваные, в месте незнаемом.
   Власть, что получена первыми,
   Будет утеряна, если они последними станут.
   Сами не ведая зла, будут лелеять его,
   Словно приятнейший гость, улыбаясь невинно,
   Втайне смертельные капли точит в винный бокал.
   Так же и ревность, ведомая собственной силой,
   Тот, кто влеком злою ревностью, будет бесплоден,
   В тщетных попытках зачать милое сердцу дитя
   Вечность пройдет.
   ПРОРОЧЕСТВО СПЯЩЕГО ДИТЯ
   Спящий ребенок - младшая дочь,
   Вечно живущая в снах.
   Смерть ее имя вписала
   В книгу свою,
   И никто не оплакал ее.
   Средняя дочь дремлет в тиши,
   Руки сложив на коленях.
   Чувствует небо, слушает море,
   Внемлет движенью песков
   Ждет пробужденья.
   Старшая дочь - не рожденная дочь,
   Спит под землей
   Во тьме вековой.
   Время придет - и родится она,
   Но с рожденьем ее - кончится время.
   ПРОРОЧЕСТВО ПОСЛЕДНЕГО СТРАЖА
   Внутри Круга Четверых Круг Троих восстанет.
   От дуновенья рожденные, Дети бездомного Ветра;
   Их назову: охотник, хранитель, целитель.
   Сводит их вместе страх, любовь их соединяет,
   Ищут они того, кто сокрылся от Ветра.
   Слушай, последний страж, внимай слову судьбы:
   Станет стражем охотник, предателем станет хранитель,
   Руки свои обагрит кровью убитых целитель;
   Все это ради того, кто сокрылся от Ветра.
   О Последняя, вот ветра речь - слушай:
   Ветер прошедшего - зов его грустен: "Домой!";
   Ветер земного - в укромное место ее отнесет;
   Ветер звезд - песню матери он ей споет;
   Вместе сокроют они Дитя от бродяжного Ветра.
   Мудрость молвит устами Дитяти:
   Крепче всего бойтесь Ходящего-В-Снах;
   Кровь - вот средство найти того,
   Кто сокрылся до срока от беспощадного Ветра.
   ПРОРОЧЕСТВО КОРОЛЯ СОЛДАТ
   Кровь, соединяясь, дает начало новой жизни, но она же и льется беспрестанно; кровь слишком легко покидает тело, чтобы залечить разрыв.
   Земля принадлежит всем, но люди ее делят, поколение за поколением.
   Только Небо обнимает всех, и небо нельзя поделить; и это тот путь, что ведет к единенью и миру.
   Если ты хочешь залечить разрыв, генерал, охраняй Небо, дабы оно не упало.
   Но сначала, генерал, тебе нужно залечить разрыв в своей душе. Со смертью Гвиллиама ты стал королем солдат, но ты должен найти самого слабого из своих сородичей и защитить его, самого беззащитного из всех, иначе ты не достоин прощенья. И так будет, пока ты не получишь отпущения или умрешь, не удостоившись его.
   ПРИЗЫВ КУЗЕНОВ
   Клянусь Звездой, я буду ждать и наблюдать, я позову, и меня услышат.
   ОРДЕН ФИЛИДОВ
   ЛЛАУРОН, ГЛАВНЫЙ ЖРЕЦ
   Старшие жрецы:
   Каддир, наследник Ллаурона и целитель
   Ларк, травница
   Гэвин, главный лесник
   Илиана, глава земледелия
   Круг:
   Священники и лесники низшего уровня
   ПАТРИАРХАЛЬНАЯ РЕЛИГИЯ СЕПУЛЬВАРТЫ
   СИЛИНИУС, ПАТРИАРХ
   Благословенные:
   Первосвященник Авондерр-Наварна, Филабет Грисволд
   Первосвященник Сорболда, Найлэш Моуса
   Первосвященник Бет-Корбэра, Ланакан Орландо
   Первосвященник Кандерр-Ярима, Ян Стюард
   Первосвященник Неприсоединившихся государств, Колин Абернати
   Базилики, посвященные стихиям:
   Эфир - Лиантаар, Сепульварта
   Огонь - Вракна, Бетани
   Вода - Аббат Митлинис, Авондерр
   Воздух - Райлс Седелиан, Бет-Корбэр
   Земля - Терреанфор, Сорболд
   НА ГРАНИЦЕ КРЕВЕНСФИЛДСКОЙ РАВНИНЫ
   Меридион знал, что времени осталось совсем мало.
   Чудовище высотой в семь с половиной футов, в чешуйчатой кольчуге, закинуло голову, обнажило острые клыки и зарычало. Оглушительный рев, исполненный ярости, разорвал мрак, окутывавший похожие на зубы скалистые отроги, и умчался вниз; в каньон, находившийся в нескольких милях под ним, посыпались снег и мелкие камни.
   Король фирболгов, Акмед Змей, переглянулся с Рапсодией и Кринсель, повитухой болгов, которая помогала Певице собрать все необходимое. Но уже в следующее мгновение он вернулся к своему занятию, спрятав за скрывающей его лицо вуалью улыбку - его развеселил ужас, промелькнувший в огромных зеленых глазах Певицы.
   - Кажется, Грунтор сердится. Интересно, что его так расстроило? спросила она и протянула повитухе мешочек с кореньями; та понюхала, покачала головой, и Рапсодия отложила его в сторону.
   - Наверное, недоволен квартирмейстером и его командой, - ответил Акмед как раз в тот момент, когда жуткий рев сменился потоком непристойных ругательств на болгише.
   - Мне кажется, дело в том, что он не может пойти с нами. - Рапсодия с сочувствием поглядела на замерших от ужаса солдат и их командира, которые, ошалев от гневных воплей Грунтора, стояли по стойке "смирно", окутанные, словно серым плащом, предрассветным туманом.
   Повитуха протянула Рапсодии небольшой мешочек, и она улыбнулась.
   - Разумеется, но с этим ничего не поделаешь. - Акмед завязал свой кожаный мешок и убрал его в седельную сумку. - В настоящий момент Илорк нельзя оставить без присмотра. Ты взяла все, что нужно, чтобы принять роды?
   Улыбка Певицы погасла.
   - Спасибо, Кринсель. Надеюсь, у вас все будет хорошо, и, пожалуйста, присматривай за моими внуками, ладно?
   Женщина кивнула, едва заметно поклонилась королю и исчезла в одном из коридоров Котелка.
   - Я не имею ни малейшего представления о том, что мне понадобится, тихо сказала Рапсодия, и в ее голосе появилось напряжение. - До сих пор мне не приходилось принимать ребенка, зачатого демоном. А тебе?
   Акмед несколько мгновений смотрел на нее своими разноцветными глазами, а потом отвернулся и снова занялся вещами.
   Рапсодия убрала с лица золотой локон, тяжело вздохнула и мягким движением коснулась плеча короля болгов.
   - Извини, я ужасно нервничаю из-за предстоящего путешествия.
   Акмед закинул на плечо покрытую инеем дорожную сумку.
   - Я знаю, - совершенно спокойно проговорил он. - Это нормально. Насколько я понимаю, наш договор насчет этих детей остается в силе? Ты осознаешь, на каких условиях я согласился тебе помогать?
   - Да, - так же спокойно ответила Рапсодия, не обращая внимания на его испытующий взгляд.
   - Хорошо. Тогда пойдем спасать квартирмейстера от гнева Грунтора.
   Зима началась несколько дней назад, и первый снежок скрипел под ногами, когда они шагали по окутанной тенями пустоши. Рапсодия остановилась на мгновение и перевела взгляд с расстилавшейся на западе Кревенсфилдской равнины на восток, где к небу вздымались острые пики Зубов, освещенные бледным призрачным сиянием, предвестником рассвета.
   "До восхода солнца осталось, наверное, чуть меньше часа", - подумала она, пытаясь понять, когда же они с Акмедом двинутся в путь. Она не хотела пропустить восход, чтобы приветствовать его ритуальной молитвой лирингласов, народа ее матери. Рапсодия вдохнула прозрачный морозный воздух и некоторое время смотрела, как он медленно слетает с ее губ маленькими замерзшими облачками, подгоняемыми ветром.
   - Акмед, - позвала она короля, который шел в двадцати шагах впереди. Он повернулся и молча ждал, пока она его догонит. - Я очень благодарна тебе за помощь. Очень.
   - Не стоит, Рапсодия, - серьезно ответил он. - Я делаю это вовсе не затем, чтобы спасти щенков ф'дора от проклятия. Пора бы тебе понять, что мной двигают исключительно эгоистичные побуждения.
   - Если бы тобой двигали только эгоистичные побуждения, ты бы не согласился помогать мне в поисках, а отправился один и всех их прикончил, сказала она, поправляя лямку своей заплечной сумки. - Давай заключим сделку: я не стану делать вид, будто тобой двигает чистый альтруизм, а ты не будешь изображать из себя равнодушного эгоиста. Согласен?
   - Я готов согласиться на все, что угодно, лишь бы ты поторопилась. Если мы не уйдем отсюда до того, как встанет солнце, нас могут увидеть.
   Рапсодия кивнула. Они быстро миновали пустошь и начали спускаться на нижний уровень укреплений, где их ждали Грунтор и отряд квартирмейстера.
   - Вы опозорили свой полк, вся ваша вонючая компания, - рычал болг, отчитывая дрожащих от страха солдат. - Еще одно малюсенькое упущение, и Ой собственными ручками сдерет с вас шкуру, потом зажарит в масле и съест на ужин - всех до единого. А тобой, Хагрейт, я закушу на десерт.
   - Лошади готовы, старший сержант? - откашлявшись, спросил Акмед.
   - Ну, почти, - проревел Грунтор. - Провизия и пожитки будут уложены, как только капрал Хагрейт вытащит свою голову из задницы, очистит от дерьма уши и наконец скрутит бинты, о чем я попросил его еще два часа назад. Вы только гляньте на этого недоделанного урода!
   Солдат сорвался с места и в мгновение ока исчез из виду.
   Рапсодия молча подождала, когда Грунтор отпустит солдат, а потом подошла к нему и обняла. У нее возникло ощущение, будто она пытается обхватить руками толстый ствол дерева.
   - Мне будет не хватать твоих солдатиков, которые топают у меня под окнами и будят по утрам песнями, - шутливо пожаловалась она. - Рассвет уже не рассвет без нескольких куплетов "Не забудь переломать врагу все руки-ноги".
   Суровое лицо великана озарила нежная улыбка.
   - Слушай, а ты оставайся, - предложил он и погладил огромной ручищей ее отливающие золотом волосы.
   Всякий раз, когда Грунтор смотрел на нее вот так, сверху вниз, она представлялась ему Великим Огнем, через который они прошли во время путешествия по корню Сагии, обернувшемуся вокруг Оси Мира. С тех пор он научился уважать эту миниатюрную женщину, хотя в старом мире фирболги с удовольствием питались представителями ее народа.
   - Мне бы хотелось остаться, - вздохнув, ответила Рапсодия и увидела, как погрустнели его янтарные глаза. - С тобой все будет хорошо, Грунтор?
   Стоявший позади нее Акмед презрительно фыркнул:
   - Охранять гору для него детские игрушки.
   - А вот и нет. Ой не слишком помнит про игрушки. Ою это совсем не нравится, - пробормотал великан болг и нахмурился; любой, кто увидел бы его сейчас, испытал бы самый настоящий ужас. - Ты ведь чуть не погибла из-за ублюдка, которого выродил демон. Ой не хочет, мисси, чтоб ты снова рисковала жизнью - и своей душой. Может, все-таки передумаешь, а?
   Рапсодия погладила его по руке.
   - Не могу. У нас нет другого способа получить для Акмеда кровь ф'дора, чтобы он наконец нашел человека, в котором прячется демон.
   - Ну и пущай сам все делает, - проворчал великан. - Тебе зачем идти, герцогиня? Все равно у него лучше получается, когда его величество сам по себе. Мы ведь уже потеряли Джо. Ой не хочет терять еще и тебя.
   Слезы навернулись Рапсодии на глаза, она тяжело переживала смерть уличной девчонки, которую назвала своей сестрой. Несколько дней назад она спела погребальную песнь для Джо и тех, кто погиб вместе с ней. Рапсодия заставила себя промолчать, хотя горькие слова были готовы сорваться с ее языка - она знала, что Грунтор любил Джо не меньше, чем она.
   - Джо была совсем ребенком. А я воительница, прошедшая обучение у лучших мастеров - у тебя и Элендры. Я в состоянии постоять за себя. Кроме того, поскольку ты теперь являешься "Могучей Силой, Которой Следует Подчиняться Любой Ценой", ты можешь приказать мне остаться в живых и я буду вынуждена выполнить твою волю. Иначе придется расплачиваться за непослушание.
   Грунтор неохотно улыбнулся.
   - Ладно, считай, что получила приказ, мисси. - Он нежно обнял ее своими могучими лапами. - Береги себя, миледи.
   - Обязательно. - Рапсодия посмотрела на Акмеда, который закреплял седельные сумки на спинах лошадей, добытых для них Грунтором. - Ты готов, Акмед?
   - Прежде чем мы отправимся в путь, я хочу тебе кое-что показать, сообщил король, проверяя, хорошо ли затянуты веревки.
   - Что? Мне казалось, ты хотел выехать до того, как встанет солнце.
   - Это займет всего пару минут, но ты не пожалеешь. Я хочу показать тебе вид, открывающийся из обсерватории на восходе солнца.
   Лицо Рапсодии засияло восторгом, точно солнце, которое должно было вот-вот появиться на горизонте.
   - Обсерваторию? Значит, ремонт лестницы закончен?
   - Да. И если ты поспешишь, мы увидим Внутренние Зубы и Кревенсфилдскую равнину, прежде чем отправимся в путь.
   Он повернулся и жестом указал на вход в Котелок, темную сеть туннелей и комнат, резиденцию королей Илорка.
   Рапсодия в последний раз сжала руку Грунтора, осторожно высвободилась из его объятий и зашагала вслед за Акмедом по мрачным коридорам без окон, мимо древних статуй, которые совсем недавно вычистили и отреставрировали мастера-болги. Теперь изваяния сияли - молчаливое свидетельство величия Намерьенского века - совсем как тринадцать столетий назад, когда началось строительство Илорка, называвшегося в те времена Канриф.
   Они вошли в Большой зал через огромные двойные двери, украшенные золотом и сложными узорами, миновали громадный тронный зал, где каменщики-болги осторожно соскребали вековую грязь с сине-черного мрамора двадцати четырех колонн, каждая из которых символизировала определенный час суток.
   - А они много успели сделать, - удивилась Рапсодия, когда они с Акмедом быстрым шагом пересекали мрачное помещение, наполненное предрассветными сумерками, проникавшими сквозь пыльные стеклянные блоки, вставленные в круглый потолок. - Когда я заходила сюда в прошлый раз, тут ничего, кроме мусора, не было.
   Акмед обошел огромное мозаичное панно, выложенное в виде звезды в самом центре огромного зала, - еще одно изображение неба, сделанное из разноцветного мрамора и еще не очищенное от грязи.
   - Будь поосторожнее. Если я не ошибаюсь, в прошлый раз именно здесь тебя посетило одно из твоих видений.
   Рапсодия вздрогнула и пошла быстрее. Сколько она себя помнила, она обладала даром предвидения. Однако всякий раз, попадая в Прошлое или, что еще хуже, получая предупреждение о событиях Будущего, она оказывалась к этому не готова, в особенности если приходилось пережить яркие, сильные чувства, пришедшие из далеких времен и задержавшиеся в каком-нибудь месте, словно дым давно погасшего лесного пожара.
   Теперь, когда Эши ушел и не мог больше защищать ее от кошмаров, они вернулись. Стоило Рапсодии вспомнить о своем любимом, как сердце у нее мучительно сжалось, и она из последних сил ускорила шаг. Время, отпущенное им, истекло; он должен был выполнить определенные обязательства, и главное из них - отыскать женщину-намерьенку из Первого поколения и жениться на ней. Она станет Королевой, они объединят ныне разобщенные земли и будут править вместе, как и было предсказано. И Рапсодия, и Эши с самого начала знали, что их роман будет недолгим, но от этого боль не становилась менее острой.
   Акмед вошел в открытую дверь, находившуюся за возвышением, на котором стоял трон Короля и Королевы намерьенов, чудом уцелевший после того, как болги разгромили Канриф в конце Намерьенской войны.
   - Поторопись. - Голос Акмеда гулким эхом отразился от стен.
   - Я не могу быстрее, - сердито заявила Рапсодия. - Ты на целую голову меня выше. И шаги у тебя длиннее.
   Она замолчала, потрясенная красотой восстановленной лестницы, которая вела в обсерваторию, расположенную на вершине одного из пиков Зубов.
   Вдоль стен спиралью поднималась вверх лестница из гладко отполированного дерева геспера, темного с синими прожилками, а посередине располагалась какая-то странная конструкция, что-то наподобие маленькой шестиугольной комнатки со стеклянными стенами - диковинное сооружение, похоже, еще не до конца восстановленное.
   - Эта штука вроде подъемника, которые мы используем в шахтах, - пояснил Акмед, словно прочитав мысли Рапсодии. - Ее придумал Гвиллиам и оставил подробные записи относительно того, как она работает. Очевидно, он поднимал вверх придворных, не желавших пользоваться лестницей. Здорово, правда?
   - Интересно. Впрочем, я бы предпочла лестницу, даже если бы эта штуковина работала. Меня совсем не вдохновляет перспектива висеть в стеклянной коробке над каменным полом.
   - Как пожелаешь, - с трудом скрыв улыбку, ответил Акмед.
   Они начали подниматься по отполированной до блеска лестнице, все выше и выше, на самую вершину горного пика. Когда они почти добрались до цели, Акмед засунул руку в сапог и достал большой медный ключ, воспользовавшись передышкой, Рапсодия глянула через перила на пол, оставшийся далеко внизу, и ей стало не по себе.
   - Я, разумеется, восхищена твоими достижениями, Акмед, но мы вполне могли сходить сюда после возвращения. Кревенсфилдская равнина прекрасно смотрится с Пустоши, как, впрочем, и с любой башни на посту Гриввен. Ты же знаешь, нам нельзя терять ни минуты.
   Король фирболгов вставил ключ в замочную скважину и повернул его с громким щелчком.
   - Отсюда ты увидишь то, что никогда не откроется тебе с Пустоши или с поста Гриввен.
   Тяжелая дверь, обитая давно проржавевшим железом, легко распахнулась видимо, недавно кто-то смазал петли маслом, - и глазам Рапсодии предстала сравнительно небольшая комната с куполообразным потолком. Обсерваторию еще не привели в порядок, мебель и всевозможные приборы закрывала некогда белая ткань, покрытая толстым слоем пыли. В рассеянном свете наступающего утра они казались призраками, выступающими из мрака.
   Акмед ухватил ее за руку, втянул в комнату и закрыл дверь.
   Помещение, служившее обсерваторией, вырубили в скале, а стены тщательно отполировали, и они стали такими же гладкими, как мраморные плиты в тронном зале. В каждой стене имелось огромное окно, возле каждого из них стояли древние, необычного вида телескопы с широким объективом. Магия и история наполняли комнату, куда многие века никто не заходил. Все здесь было пропитано горьким запахом пыли, безраздельно царящей в гробнице давно утерянной надежды.
   Рапсодия быстро оглядела комнату: полки с древними картами и журналами, изысканные фрески на разделенном на четыре квадрата потолке, на каждой изображение одной из стихий - воды, воздуха, огня и земли, которые указывали направление сторон света, а пятую стихию - эфир - символизировал глобус, висящий в центре. Рапсодия с удовольствием изучила бы обсерваторию, но Акмед, нетерпеливо размахивая руками, подозвал ее к западному окну.
   - Вот, - сказал он и показал вниз. - Посмотри.
   Рапсодия подошла к окну и посмотрела на пробуждающуюся землю. Ничего подобного ей видеть не приходилось; здесь, в комнате, находящейся на вершине самого высокого пика Зубов, у нее возникло ощущение, будто она парит в воздухе, над тихонько перешептывающимися облаками, и весь мир раскинулся у нее под ногами. "Неудивительно, что намерьены считали себя богами, - с благоговением подумала она. - Они взирали с небес на Землю благодаря творению своих рук. Как же, наверное, им было страшно падать".
   Когда-то из обсерватории можно было увидеть весь Канриф, чудо минувшей эпохи, королевство, где жили самые разные народы, отвоеванное у суровых гор силой воли короля намерьенов, Гвиллиама, которого иногда называли Провидцем, а порой награждали гораздо менее лестными эпитетами. Теперь же, спустя много веков после войны, принесшей гибель самим намерьенам и опустошившей их владения по всему континенту, их города в горах, обсерватории и библиотеки, усыпальницы и хранилища мудрости, дворцы и дороги оказались в руках болгов, потомков племен, разграбивших Канриф в конце кровавой Намерьенской войны.
   Серый предрассветный сумрак окутывал Зубы, наполняя окружающий пейзаж темными пятнами теней. Скоро взойдет солнце и зальет все вокруг своим ослепительным сиянием. Захватывающие дух картины: лощины и каньоны, поросшие лесами, крутые склоны скал и утесов и развалины древнего города Канриф, памятника ушедшей цивилизации, построенного в горах, - расцветятся самыми невероятными оттенками всевозможных красок. Однако сейчас, когда ночь еще властвовала над землей, рваные линии хребтов казались какими-то плоскими и неприветливыми, словно хранили мрачное молчание смерти.
   Рапсодия наблюдала за тем, как робкие лучи солнца прорезают черный бархат ночи, заливая чистым светом покрытые снегом горные пики, которые, словно в ответ на их ласку, вспыхивали ослепительным блеском.
   Жители приграничных государств считали болгов чудовищами, имевшими лишь отдаленное сходство с людьми, стадом хищных каннибалов, нападающих на все живое. Когда-то Рапсодия тоже верила в эти глупые выдумки, давно, прежде чем встретила Грунтора и Акмеда, которые были наполовину болгами.
   Но только теперь она узнала болгов по-настоящему. Боялись их не зря: они отличались злобным и воинственным нравом и без руководства сильного вожака использовали все доступные им способы, чтобы выжить, включая и каннибализм. Сейчас у них появился король, и Рапсодия полюбила этих примитивных людей, истинных сыновей Природы, которые бережно хранили свои легенды и традиции даже в самые трудные времена.
   Фирболги оказались простым, прекрасным народом, не знавшим, что такое жалость к себе, и в первую очередь заботившимся о сохранении своего общества. Истекающие кровью воины лежали на поле боя и умирали от не слишком опасных ран, в то время как целители отдавали все свое внимание роженицам: болги считали детей своим Будущим, а солдат - всего лишь Настоящим. Все, что осталось в Прошлом, не имело значения, кроме, пожалуй, нескольких легенд и всепоглощающего желания выжить.
   Первые лучи солнца выскользнули из-за горизонта, и тонкое снежное покрывало Кревенсфилдской равнины усыпали крошечные, словно сверкающие бриллианты, искорки. Взору Рапсодии открылись горы во всей их ослепительной красоте. Серебряные потоки воды мерцающими каскадами обрушивались со склонов и исчезали внизу, в каньоне. Рассвет в горах всегда производил на Рапсодию ошеломляющее впечатление.
   Она начала тихонько напевать приветственный гимн встающему солнцу, которым лирингласы на протяжении многих веков, с начала Времен, встречали новый день. Мелодия коснулась оконного стекла, повисла в морозном воздухе и унеслась на крыльях ветра, чтобы рассыпаться, будто легкими снежинками, над полями внизу.
   Когда песнь закончилась, Акмед положил руку на плечо Рапсодии.
   - Закрой глаза, - едва слышно попросил он.
   Рапсодия подчинилась, вслушиваясь в тишину гор и песнь ветра, резвящегося среди скалистых отрогов. Акмед убрал руку. Рапсодия ждала, что он снова заговорит, но он молчал.
   - Ну? - спросила она, не открывая глаз. Не дождавшись ответа, немного раздраженно позвала: - Акмед?
   Король болгов молчал. Рапсодия открыла глаза и взглянула вниз, на долину. И раздражение, которое она испытала несколько мгновений назад, уступило место ужасу.
   Вся Кревенсфилдская равнина, уходящая от Зубов на запад, через провинцию Бет-Корбэр и дальше к Бетани, превратилась в море крови. Алый прилив неуклонно наступал, бунтующие волны накатывали на склоны гор, скрывая под собой скалы и холмы, находящиеся у подножья Зубов.
   Рапсодия вскрикнула и перевела взгляд на горы. И вот уже вместо сияющих серебряных водопадов по склонам текут кровавые реки, заливающие Пустошь и каньон внизу. Дрожащими руками она ухватилась за подоконник и снова закрыла глаза.
   Рапсодия знала, что ее посетило видение, она обладала даром проникать сквозь завесу Времени еще до того, как вместе с болгами покинула старый мир и пришла в это новое и таинственное место, в котором история начиналась как хвалебная песнь великим устремлениям, брошенным затем на алтарь бессмысленной глупости.
   Вот только она не могла знать, разворачиваются ли перед ней картины Прошлого или, что еще страшнее, Будущего.
   Очень медленно, с опаской она открыла глаза. Из алой равнина стала серой, словно над ней пронесся всепоглощающий злобный огонь. Впрочем, сейчас перед Рапсодией расстилалась холмистая страна, расположенная на другом конце света, Широкие луга Серендаира, где она родилась. Место, которое Рапсодия называла Лоскутным Одеялом.
   Поля и деревни ее детства пожрал огонь, дымились луга, а дома превратились в обгоревшие головешки. Земля, покрытая пеплом, тянулась от самых Зубов до горизонта. Эти картины она видела много раз во сне; кошмары стали ее проклятьем. Рапсодию начало трясти, по прошлому опыту она знала, что будет дальше.