Хейер Джорджетт. Опасный маскарад

   Они ехали в молчании, потом пришпорили лошадей.
   – Я хочу, чтобы вы отдохнули, – сказал сэр Энтони. – Смотрите по сторонам, не встретится ли где подходящий амбар.
   – Лошади будут рады. – Прюденс наклонилась и похлопала по шее свою кобылу.
   Они ехали пастбищами. Вскоре показался и амбар. Он стоял, окруженный легкими навесами в конце загона, где журчащий ручеек разделял два поля. Самой фермы отсюда не было видно, она скрывалась за холмом. Всадники проехали немного вперед мимо старого стога сена и спешились.
   Амбар был не заперт; дверь висела на ржавых петлях; внутри стоял запах душистого сена.
   Сэр Энтони подпер двери, чтобы внутри было светлее.
   – Пусто, – сказал он. – Не испугаетесь, если мелькнет крыса?
   Прюденс расстегивала подпругу седла.
   – Мне и раньше приходилось так ночевать, но признаюсь, что я их не люблю. – Она начала снимать седло, но он тут остановил ее.
   – Дитя мое, привыкайте, что я здесь, чтобы служить вам.
   Она покачала головой и стала разнуздывать гнедую.
   – Займитесь-ка своей лошадью, милорд. Неужели я превращаюсь в одно из тех хрупких беспомощных созданий?
   – Наоборот, вы ошеломляюще независимы. Сэр Энтони снял седло с чалой и повел ее в амбар. Он стал растирать большую лошадь пучком соломы.
   Прюденс сноровисто растерла свою кобылу, потом распрямилась.
   – Здесь достаточно тепло, – заметила она. – С ними ничего не приключится. Когда они остынут, мы их поведем напиться к ручейку. Боже, как я хочу пить!
   Сэр Энтони бросил пук соломы.
   – Пойдемте. Правда, пить не из чего.
   Но она прекрасно напилась из его ладоней. Они вернулись к амбару и увидели, что лошади жевали сено в углу. Для Прюденс была приготовлена постель.
   – Теперь спите, дорогая, – сказал сэр Энтони. – Видит Бог, вам это необходимо.
   Она опустилась на душистое сено.
   – А вы, сэр?
   – Я свожу лошадей к ручейку, пусть напьются. Не беспокойтесь обо мне.
   Она положила голову на сложенный плащ и улыбнулась ему:
   – Пара бродяг!.. В самом деле, что я сделала с элегантным сэром Энтони? Это ужасно, сэр, я поссорила вас с представителями закона.
   Сэр Энтони повел лошадей к дверям.
   – Разумеется, вам непременно надо считать, что все это – плод ваших стараний, – поддразнил он ее и вышел.
   Когда он вернулся обратно, Прю спала, положив ладонь под щеку. Сэр Энтони снял плащ и, опустившись на колено, осторожно укрыл ее. Она не шевельнулась. Несколько мгновений он смотрел на нее, потом поднялся и принялся тихо расхаживать взад и вперед в лунном свете. Лошади в амбаре спокойно жевали сено. Над полями царила тишина, весь мир спал, один только сэр Энтони бодрствовал, охраняя покой своей любимой.

Глава 30
ТРИУМФ ЛОРДА БЭРХЕМА

   Разговоры относительно результата грядущей встречи лорда Бэрхема на Гросвенор-сквер временно прекратились. Бегство Мерриотов было темой последних светских сплетней. Оно приобрело масштабы семи чудес света, и общество весьма печалилось, что принимало эту парочку с распростертыми объятиями. В душе все полагали, что главной виновницей была леди Лоуестофт, и многие ощущали немалое превосходство, заслышав причитания миледи. Они были преисполнены приятного убеждения в том, что они-то никогда бы не совершили такой оплошности – пригласить к себе в дом случайных знакомых. У одного-двух джентльменов родилась странная идея – им казалось, что они слышали от миледи, будто бы она знакома с отцом Мерриотов, но когда ей напомнили об этом, миледи была, положительно, возмущена. Позвольте, как она могла сказать подобное, коли она и в глаза никогда не видела старого мистера? Ее обманули самым безжалостным образом; никто даже и вообразить не мог, сколько доброты она проявила к брату и сестре; у нее и в мыслях не было подозревать за ними темные делишки. Когда она услышала, что мистер Мерриот был арестован служителями закона за убийство Грегори Мэркхема, она была столь потрясена, столь изумлена, что едва могла говорить. А потом, на следующее утро, – узнать, что бежала Кэйт и что из конюшни увели лошадь! О, она совсем слегла. Все это было ужасно – ей кажется, она никогда не придет в себя. И в самом деле, было похоже на то. Все уже устали слушать ее, но она больше ни о чем другом и говорить не могла. И куда исчезли Мерриоты? И кто были те люди, что похитили Питера прямо из кареты? Одним, несомненно, был их слуга Джон, но кто же был второй? Неудачливые тюремщики клялись, что это был человек гигантского роста, но никто не обращал на это внимания. От этих глупцов нельзя было и ожидать ничего, кроме преувеличений.
   Сэр Энтони Фэншо услышал обо всем этом, находясь в Дартри, и не преминул написать своему другу Молиньюксу. Он писал, что не может поверить в то, что молодой Мерриот был таким злодеем, каким его тщатся изобразить. Он был невыразимо поражен этой новостью, но уверен, что рано или поздно все объяснится. Он закончил сообщением, что, по-видимому, ему придется продлить свое пребывание у леди Эндерби, ибо у ее светлости гостит одна очаровательная девушка.
   Молиньюкс посмеялся надо всем этим и сказал мистеру Траубриджу, что Беатрис Эндерби пытается навязать бедному Тони очередную невесту.
   Тем временем не удалось найти даже и следа беглецов. Они исчезли – никто не знал как. Ни один человек не видел, как вернулся Джон, ибо он приехал тайно и выглядел теперь совсем иначе. Вместо черной шевелюры Джон приобрел седеющие каштановые волосы; брови были обыкновенные, рыжеватые, а нос лишился безобразной крупной бородавки. Никто не мог и предположить, что смуглый слуга Мерриотов носил парик и чернил брови и ресницы. Никому и в голову не могло прийти, что старый слуга милорда, опекавший юных Тримейнов, может иметь какую-то связь с лакеем Мерриотов. Тем более что, как оказалось, милорд не раз говорил миледи Лоуестофт, чтобы она не особенно доверяла своим юным гостям.
   Нельзя было не восхищаться прозорливостью милорда. А он только качал головой и произносил: «Ах, Тереза!..»
   В ответ миледи прикладывала к глазам платочек и признавалась, что ошиблась в Мерриотах, а милорд оказался прав. Стало известно, что милорд предупреждал ее множество раз, он с самого начала подозревал эту парочку.
   Целых три дня в обществе возникали разные версии, слышались восклицания; на четвертый день дело Мерриотов затмили дела милорда Бэрхема.
   Последнему предстояло встретиться в присутствии адвокатов со своим кузеном на Гросвенор-сквер, где он должен был представить окончательные доказательства, удостоверяющие его личность.
   Мистер Ренсли, его рука все еще оставалась в повязке, ожидал исхода дела с понятным нетерпением. Первыми в его дом прибыли семейные адвокаты Клэпперли и Брент. Молодой Клэпперли привел старого мистера Клэпперли, а мистер Брент привез с собой клерка и кучу документов.
   Мистер Брент потирал руки и что-то бормотал, читая бумагу. Он желал убедиться, прибыли ли некая миссис Стейнс и некий Сэмюэл Бартон.
   Мистер Ренсли выглядел озадаченным.
   – Бартон? – переспросил он. – Это вы имеете в виду моего привратника?
   Мистер Брент кашлянул:
   – Скажем, сэр, привратника в Бэрхеме. Вы знаете, мы сказали, что будем... э-э-э... не будем вступать в споры.
   Мистер Ренсли что-то пробормотал себе под нос, что заставило мистера Клэпперли нахмуриться.
   – Что тут делать привратнику? – отрывисто спросил он.
   – Истец пожелал этого, сэр. Будет также и эта женщина, миссис Стейнс, – кажется, сестра упомянутого Бартона.
   – Не знаю такой, – ответил Ренсли. – Этот обманщик их подкупил, чтобы они признали его.
   Молодой мистер Клэпперли, человек лет сорока с лишком, призвал мистера Ренсли смягчить свои выражения. Мистер Брент уверил мистера Ренсли, что милорд со дня своего прибытия в глаза не видел ни Бартона, ни его сестру: оба свидетеля были в недоумении.
   Вскоре после этого появились брат с сестрой, которых и ввели в большую библиотеку.
   Бартон был мужчина средних лет, крепкого сложения, рыжеволосый и голубоглазый; сестра его была постарше, почтенная женщина, которая, войдя в зал, сделала робкий реверанс Ренсли и второй – адвокатам. Ей подали кресло, и она села на самый его краешек, рядом с братом.
   – Три часа, – сказал молодой Клэпперли, сверившись с большими часами. – Мне кажется, мы назначили на это время, сэр?
   В ответ послышался стук колес. Через минуту дверь отворилась, и вошли милорд Бэрхем, милорд Клеведейл и мистер Фонтеной.
   Милорд отвесил изящнейший поклон собравшимся.
   – Я опоздал! – воскликнул он. – Тысяча извинений!
   – Нет, сэр, нет; почти минута в минуту, – ответил мистер Брент.
   Мистер Ренсли неприязненно глядел на спутников милорда.
   Милорд немедленно адресовался к нему:
   – Вы хмуритесь при виде моих друзей, кузен. Но вы должны помнить, что я имею право привести на эту встречу, кого пожелаю. – Он повернулся к мистеру Клэпперли: – Не так ли?
   – О, вполне, сэр. Не может быть никаких возражений. Прошу вас, джентльмены, садитесь.
   Все собрались вокруг стола, стоявшего посреди комнаты. Милорд уселся в самом конце, напротив старого мистера Клэпперли, вынул табакерку и раскрыл ее.
   – Итак, мой кузен Ренсли хочет задать мне несколько вопросов, – мягко сказал он. – У меня нет причин не отвечать на какой-либо из них. Я официально являюсь Тримейном-оф-Бэрхем. Вы пытались доказать, что я присвоил чужие документы, это вам не удалось, джентльмены. Я сочувствую вам. Позвольте мне выслушать ваши вопросы; я постараюсь дать удовлетворительный ответ.
   В комнате царила напряженная атмосфера, милорд явно чувствовал себя хозяином положения. Ренсли сидел справа от мистера Клэпперли и мрачно глядел в стол. Мистер Клэпперли до этого попросил его полностью довериться своим адвокатам, и он согласился не вмешиваться в споры. Он старался даже не глядеть на милорда; один вид этого улыбающегося лица приводил его в бессильную ярость.
   Мистер Фонтеной сохранял суровую чопорность; милорд Клеведейл развалился рядом со старым джентльменом, не скрывая своего любопытства. Бартон с сестрой сидели по другую сторону стола и казались совершенно ошеломленными.
   Мистер Брент сделал знак клерку, и тот подал ему кожаную папку. Мистер Брент открыл ее и извлек оттуда узкую полоску бумаги. По-видимому, она была вырезана из письма и исписана сверху донизу.
   – Может быть, сэр, вы будете так любезны, чтобы сказать нам, узнаете ли вы этот почерк, – учтиво сказал он, подавая бумагу клерку, который понес ее к милорду.
   Милорд протянул белую руку и взял ее. Он взглянул, улыбнулся и отдал ее обратно.
   – Конечно, – сказал он. – Это рука моего отца.
   Ренсли метнул на него быстрый взгляд и закусил губу.
   – Благодарю вас, сэр, – поклонился мистер Брент. – Теперь эти.
   Милорд взял три другие бумаги. Одну он сразу же отдал назад, сказав:
   – Мой брат. Возьмите пожалуйста. – Он нахмурился над вторым листком и покачал головой. – Не имею ни малейшего понятия, – спокойно сказал он. – Не думаю, что когда-нибудь видел этот почерк. – Он занялся третьей бумагой и потратил на нее некоторое время. – Я склоняюсь к мысли, что это может быть моя тетя Сусанна, – сказал он.
   – Склоняетесь, сэр?
   – Склоняюсь, – кивнул милорд. – Насколько я помню, я ни разу в жизни не получал от нее письма. Но я вижу здесь слово «Тото». Моя почтенная тетушка, когда я ее знал – а видимо, ее уже нет? – имела собачку с таким именем. Вечно тявкающий, избалованный, довольно неприятный спаниель. Мистер Фонтеной, должно быть, его помнит.
   Мистер Фонтеной кивнул. Адвокаты обменялись взглядами. Если это и обманщик, то он очень многое знает о семье Тримейнов.
   – Но второе письмо, сэр? Милорд поднял брови.
   – Я ведь вам сказал. Я совсем не знаю, чей это почерк. – Он посмотрел на письмо через лорнет. – Очень корявый, – заметил он. – Нет, я не знаю никого с таким дурным почерком.
   Мистер Ренсли покраснел и открыл было рот, чтобы что-то сказать. Мистер Брент жестом остановил его.
   – Не странно ли, сэр, что вы не знаете почерка человека, которого вы называете своим кузеном? – спросил он.
   Милорд был в ужасе. Он взглянул на Ренсли.
   – Боже мой, кузен, это ваша рука, в самом деле? Я поступил крайне неблаговоспитанно, виноват! Я просто убит, что так неудачно выразился о вашем почерке.
   – Вы не отвечаете мне, сэр, – заметил мистер Брент.
   Милорд повернулся к нему:
   – Прошу прощения. Но разве тут нужен ответ? Я думаю, что сделал отношения между Тримейнами и Ренсли ясными для всех. Ничуть не странно, что я не узнаю этого почерка. Я его никогда не видел.
   На это мистер Брент поклонился и вынул из папки миниатюру.
   – Вам известно это лицо, сэр?
   – Как не знать, – ответил милорд. – Но ради Бога, уберите его, дорогой сэр. У меня нет ни малейшего желания глядеть на портрет моего покойного брата.
   Старый мистер Клэпперли издал сухое кудахтанье, отдаленно напоминающее смех. Молодой мистер Клэпперли сказал с укоризненным видом:
   – Думаю, джентльмены, мы не можем считать этот ответ исчерпывающим. Покойный виконт был хорошо известен. Покажите ему второй портрет.
   Милорд взял миниатюру темноволосой леди и, держа ее на расстоянии вытянутой руки, критически рассматривал ее.
   – Когда же это ее рисовали? – спросил он. – Совершенно не сумели передать ее очарования.
   – Вам знакомо это лицо, сэр?
   – Доротея, – сказал милорд. – Во всяком случае, я так полагаю, хотя это и очень плохой портрет. Скорее напоминает мою тетю Джоанну. В картинной галерее в Бэрхеме есть куда более удачный портрет. – Он показал миниатюру мистеру Фонтеною. – Вы знали мою сестру, сэр. Вы соглашаетесь, что совсем не передана ее прелесть?
   – Мисс Тримейн была, несомненно, более оживленной, – ответил мистер Фонтеной.
   Милорд отдал миниатюру обратно. В глазах у него появился блеск.
   – Но почему бы не взять мой собственный портрет? – предложил он.
   Мистер Фонтеной и старый мистер Клэпперли остро взглянули на него. Ренсли торжествующе сказал:
   – На этом-то вы и поскользнулись, мой хитроумный друг! Здесь нет вашего портрета!
   Милорд улыбался.
   – Нет? А мой друг мистер Фонтеной согласен с этим?
   Мистер Фонтеной молчал. Милорд постучал пальцем по крышке табакерки.
   – Я говорю о карандашном наброске, сделанном с меня, когда мне было восемнадцать лет, – тихо сказал он.
   Было очевидно, что Ренсли ничего не знал об этом, также было видно, что эти слова милорда произвели большое впечатление на двух старых людей.
   – Это верно, когда-то был такой портрет, сэр, – сказал старый мистер Клэпперли. – Но он более не существует.
   – Может быть, вы и правы, – вежливо ответил милорд. – Прошло много лет с тех пор, как я уехал из Англии. Но может быть, вы искали его не в том месте?
   – Мы обыскали и этот дом, и дом в Бэрхеме, сэр. Его нигде нет.
   – Я вижу, что могу помочь вам, – улыбнулся милорд.
   Мистер Брент зорко смотрел на него:
   – В самом деле, сэр? И вы знаете, где может находиться этот портрет?
   – Надеюсь, мистер Брент. Но не будем спешить. Если портрет все еще лежит там, где я его спрятал, я могу его достать.
   Мистер Фонтеной утратил свою чопорность. Все жадно смотрели на милорда.
   – Где же вы спрятали его, сэр?
   – Где я спрятал его?.. – повторил милорд. – Я слышал, мистер Фонтеной, что вы как-то охарактеризовали юного Роберта Тримейна как романтически настроенного юношу. Вы правы! Годы не угасили моего романтического пыла. – Он положил перед собой на стол табакерку и обвел присутствующих своим странным магнетическим взглядом. – Они только сделали еще более острым ум, который никогда не был ленив. Вы не можете не заметить во мне предусмотрительности, которая вызывает восхищение. Она была у меня даже в юности. – Он благодушно улыбнулся. – Даже в те далекие дни я уже смутно ожидал затруднений. Я знал, что может наступить день, когда мне захочется доказать, кто я. Этот романтический юноша, мистер Фонтеной, спрятал собственный портрет в этой самой комнате, чтобы он служил доказательством, если таковое понадобится.
   – В этой самой комнате? – воскликнул лорд Клеведейл, оглядываясь.
   – Именно, – ответил милорд. – Вот почему я выбрал ее сегодня. – Он поднялся. – Скажите, кузен, вы увлекаетесь чтением?
   – Нет, – коротко ответил Ренсли.
   – Точно так же, как и мой брат, – сказал его светлость. – Я думал об этом все время. Мой отец очень любил Шекспира, но я уверен, что он не знал латыни.
   – Да к чему все это? – ошеломленно спросил Ренсли.
   Взор милорда устремился на верхнюю полку одного из шкафов, стоявших вдоль стен. – Приходилось ли вам когда-нибудь, кузен, снимать с полки поэмы Горация?
   – Нет, и я не понимаю...
   – Думаю, что и мой брат не касался их, – сказал милорд. – Я так и полагал, что это будет надежно, замечательно надежно и изобретательно. Восхищен собственной догадливостью. – Он встретил недоумевающий взор лорда Клеведейла. – Как грустно, когда нет гуманитарных склонностей, – сказал он. – Это неоценимое преимущество. О, если бы вы знали оды Горация, кузен... Но вы их не знаете. Но возьмите их теперь: никогда не поздно учиться. Вон, в том углу, на верхней полке, вы найдете первый том, изящно переплетенный в тисненую кожу, с филигранной застежкой.
   – Прошу вас, сэр, объяснить, чего вы хотите, – сказал мистер Брент.
   – Разве еще не ясно? – удивился милорд. – Я прошу моего кузена взять лесенку и достать сверху «Оды Горация». Пусть он откроет застежку и найдет пятую оду.
   – Вы говорите загадками, сэр.
   – На эту загадку сейчас же последует ответ, если мой кузен сделает, что я прошу. Первый том и пятую оду. Это будет весьма поучительно.
   Ренсли нетерпеливо направился к полкам.
   – Шарлатан! Что я там должен найти?
   – Пропавший набросок, дорогой Ренсли!
   – Как! – взглянул вверх мистер Клэпперли. – Вы положили его в книгу, сэр?
   – Я этому не верю! – крикнул Ренсли и быстро пошел к лесенке, нашел глазами книгу и вытащил ее. Он замешкался, стараясь расстегнуть застежку. Страницы сами открылись на пятой оде. Мистер Ренсли стоял, вперив взгляд в книгу.
   Все головы были повернуты к нему.
   – Он там? – спросил мистер Клэпперли.
   – Вам кто-то сказал об этом! – взорвался Ренсли и швырнул книгу на стол. Из нее вылетел рисунок, на который бросился мистер Фонтеной.
   Немедленно все, кроме милорда, столпились вокруг мистера Фонтеноя, пытаясь заглянуть через его плечо.
   – Это несомненно Роберт Тримейн, – сказал мистер Фонтеной. Он перевел глаза на милорда. – И у вас... есть сходство.
   – Да, черт побери, сэр, смотрите, глаза и нос те же самые! – вскричал Клеведейл.
   Миссис Стейнс осмелилась сказать:
   – В самом деле, сэр, вы вылитый мастер Роберт.
   – Моя добрая Мэгги, вы должны знать, что я и есть мастер Роберт, – сказал его светлость. – Я вас прекрасно помню.
   Она не сводила с него глаз.
   – Вы даже помните мое имя, сэр? Но ваша светлость простит меня – столько уже лет прошло, и вы изменились, милорд.
   – Да уж, наверное, – произнес его светлость. – Ну, джентльмены, я сказал, что дам вам подтверждение.
   – Извините, сэр, – прервал его мистер Брент. – Да, это представляется достаточным доказательством. Но нельзя забывать, что вам могли бы рассказать об этом тайнике.
   – Кто? – вопросил милорд. – Никто, кроме меня, о нем не знал.
   – Сэр, я на мгновение допускаю, что вы не Тримейн.
   – Дерзость, – сказал милорд. – Но полагаю, я должен простить ее. Прошу, продолжайте. Ум юриста весьма удивителен.
   – Но если... я только говорю, если... вы не Тримейн, вы могли бы услышать об этом от настоящего Тримейна.
   Милорд смотрел на него в изумлении. Вместо него заговорил Клеведейл:
   – Для чего, во имя дьявола, стал бы Тримейн раскрывать подобный секрет?
   – Просто возможность, милорд; я не говорю – вероятность.
   – Это совершенно смехотворно, – сказал милорд Бэрхем. – Да я начинаю уже уставать от всего этого. Я даю вам бумаги – вы говорите, что я их украл. Я показываю вам, куда я спрятал свой собственный портрет, – вы говорите, мне о нем рассказали. Я вам показываю кольцо – вы говорите, что я его тоже украл. Жаль, что у меня нет родинок! Впрочем, вы бы сказали, что я украл и их! Хорошо, что я привел с собой мистера Фонтеноя. Да и мистер Клэпперли тоже может немного помнить меня.
   – Очень живо, – мистер Клэпперли склонил голову.
   – Тогда я уверен, что вы припомните все обстоятельства моего бегства из дома, хотя это было так давно.
   – Конечно, сэр.
   – Прошу вас поправить меня, если я в чем-нибудь ошибусь в своем рассказе. Он недолог. – Он предложил табакерку Клеведейлу. – Моя собственная смесь, Клеведейл. Вам понравится... Итак, джентльмены, вы знаете, что я никогда не был в мире со своим отцом: он не мог признать мой гений. Я не любил своего брата, но все-таки меньше, чем он не любил меня. Я думаю, он ненавидел меня, но он бы не выбрал вас, кузен, в свои наследники, несмотря ни на что. В конце концов, он был настоящий Тримейн. Я же, несомненно, был необузданным юношей. Я могу вспомнить много всяких случаев, но... не важно. Я тратил выдаваемые мне деньги, едва успев их получить. Я постараюсь не ставить собственного сына в столь жесткие рамки. Затем я весьма опрометчиво влюбился в женщину по имени Мария Бэнстед. Она была дочерью фермера.
   – Около Бэрхема, – кивнул мистер Клэпперли.
   Милорд с иронией взглянул через стол на него:
   – Ваша память изменяет вам, сэр. Совсем не около Бэрхема. Она жила в Калверли, в поместье мужа моей тетки Джоанны. Я был, признаю, молод и, наверное, очень горяч. Но я никогда не раскаивался в своей женитьбе. Изумительное создание! Боюсь, я не дал ей счастья. Я тайно бежал с ней и уехал во Францию, как только услышал, что моя семья отреклась от меня. Вот моя история, джентльмены. Это так?
   Было признано, что все правильно. Милорд указал на клерка:
   – Скажите вашему клерку, Брент, чтобы он позвал сюда моего слугу. Он в холле.
   – Конечно, милорд. Сходите за ним, Фоли. – Он впервые назвал милорда его титулом, и Ренсли побагровел, услышав это.
   Клерк вышел, и через мгновение в дверях появился Джон. Взоры присутствующих обратились на него, так как все чувствовали, что он был приглашен не напрасно. Но милорд глядел только на миссис Стейнс.
   – Мне кажется, он мало изменился, хотя прошло столько лет, – проговорил он.
   Мисс Стейнс смотрела на Джона во все глаза. Она побледнела и прижала руки к пышной груди.
   – Джонни, – еле выговорила она. – Господи, Господи, неужели это не во сне?
   Бартон тоже не верил своим глазам.
   – Да никак это наш Джон? – ахнул он. – Господи спаси, это, правда, ты, парень?
   – Ага, – мрачно сказал Джон, благополучно устояв на ногах, когда его сестра бросилась ему на грудь. – Ну-ну, Мэгги, как поживаешь? Успокойся, вспомни, где мы находимся, глупая.
   Миссис Стейнс совершенно забыла об окружающих.
   – О Джонни, только подумать, что ты вернулся после стольких лет! Ох, я ведь тебя едва узнала, ты уж и поседел! Сэм, ты-то узнаешь брата?
   Мистер Сэмюэл Бартон сжал руку мистера Джона Бартона:
   – Ну, Джонни! – У него не нашлось других слов.
   – Ты научился объезжать ту гнедую? – спросил Джон, широко ухмыляясь.
   Видно, это была старая семейная шутка. Сэмюэл затрясся от смеха.
   – Боже ты мой, Джон, – подумать, что ты еще помнишь! Да ведь я тогда был еще совсем мальчишкой, а та кобылка – ох и капризная же штучка!
   Все как зачарованные смотрели на них. Первым пришел в себя мистер Брент:
   – Миссис Стейнс, вы узнаете этого человека?
   – О, юридический ум!.. – пробормотал милорд.
   – О, ну как же, сэр, признаю! Ведь это наш Джон, который убежал сколько лет тому назад, сразу после мастера Роберта. – Она вновь повернулась к Джону: – Так ты все время был с ним! А мы и знать ничего не знали. Ты тогда все толковал, что убежишь в Америку искать счастья, Джонни; мы так и думали, что ты американцем стал.
   Мистер Брент задал вопрос, который всем казался излишним.
   – А этот джентльмен – виконт Бэрхем? – спросил он.
   – А то нет? – ответил презрительно Джон. Разве такой нос бывает у кого другого, кроме Тримейнов?
   – Вы были при нем все эти годы?
   – Так точно, сэр. И задал же он мне жару! – Джон мрачно улыбнулся милорду. – Сколько раз я говорил его светлости, что уеду домой. Но мы, Бартоны, всегда служили Тримейнам.
   Наступило долгое молчание. Мистер Брент медленно складывал свои бумаги; мистер Клэпперли многозначительно улыбался сыну; Ренсли глядел в пол.
   – Кузен, – сказал милорд, – я надеюсь, вы наконец удовлетворены?
   – Об этом нечего больше говорить, милорд, – сказал старый мистер Клэпперли.
   Милорд взял свою шляпу.
   – В таком случае я прощаюсь со всеми. Мне бы хотелось въехать в дом в конце недели, с вашего позволения. Брент, вы займетесь этим, все устройте и предложите мои условия мистеру Ренсли. Я надеюсь, он увидит, что я великодушен. Клеведейл, вашу руку!

Глава 31
ДОСТОПОЧТЕННЫЙ РОБИН ТРИМЕЙН

   Толпы людей приезжали поздравить милорда Бэрхема и сказать ему, как они счастливы, что наконец-то его притязания – которые они всегда считали справедливыми – удовлетворены. Он принимал их всех со своей обычной улыбкой и скромно отмахивался от похвал. Он щедро одарил деньгами кузена Ренсли. Каким образом об этом стало известно в свете, никто не знал, ибо сам Ренсли, конечно, хранил на сей счет молчание. Почти сразу же после этого он уехал за границу в целях поправки здоровья. Во всяком случае, он не питал добрых чувств к милорду; более того вел бессвязные разговоры, обличавшие его намерение снова сулиться с милордом. Мистер Клэпперли отговаривал его от этой безумной затеи и даже отважился указать ему, что милорд отнесся к узурпатору с невероятным великодушием.