– Я думаю, что сэру Энтони можно лишь посочувствовать, Кэйт, – произнес мистер Мерриот.
   – Это не потому, что он мне не нравится, – объясняла Летти. – Он мне всегда нравился, но вообразите, мадам, что вам велят выйти замуж за человека, которого вы знаете с детства! И к тому же в его летах и с его положением!
   – Я вижу в вас жертву отцовской тирании, дитя мое, – заверила ее мисс Мерриот. – Сэру Энтони давно пора в могилу.
   Летти хихикнула.
   – О нет, мадам! Он образец благоразумия и всех добродетелей! И ему максимум тридцать пять!
   Мистер Мерриот стряхнул крошки табака у себя с рукава.
   – И отсюда, следовательно, тот юный Адонис, умчавший вас? Чтобы только спастись от седовласого старца?
   Мисс Летти опустила голову.
   – Он... он, наверное, тоже не очень молодой, – призналась она. – Я была такой глупой и поступила дурно, знаю. Но я и правда находила его более забавным, чем Тони. И представить себе невозможно, чтобы Тони был взволнован, или попал в беду, или хотя бы куда-то спешил. А Грегори говорил такие чудные вещи, и все было так романтично, что я ступила на ложный путь.
   – Все это вполне постижимо даже для скромного ума, мадам, – заверил ее мистер Мерриот. – Во мне растет желание встретиться с флегматичным сэром Энтони.
   Его сестра засмеялась:
   – О, это как раз для тебя. Но что нам делать дальше?
   – О, она поедет с нами в Лондон. Мадам, умоляю, можем ли мы узнать ваше имя?
   – Летиция Грейсон, сэр. Мой папа – сэр Хамфри Грейсон из Грейсон-Корт в Глостершире. Он страдает подагрой. Я надеюсь, что вы сможете встретиться с ним, – я оставила ему письмо, которое он непременно найдет.
   – Тогда мы будем ожидать его появления, – сказала мисс Мерриот. – Это решает дело. Питер, дорогой, потребуй спальню для мисс Грейсон.
   Девичья рука доверчиво скользнула в руку Кэйт, когда мистер Мерриот направился к двери.
   – Пожалуйста, если можно, зовите меня Летти, – застенчиво произнесла мисс Грейсон.
   Мистер Мерриот сделал странную гримасу, обращенную к двери, и вышел в распивочную залу.
   Хозяин гостиницы едва сумел скрыть вполне понятное изумление, когда увидел, что предполагаемая беглянка все еще находится под его кровом. Вдруг послышался стук колес: к дому неслась карета. Она влетела во двор гостиницы, и при свете лампы мистер Мерриот увидел, что из кареты выпрыгивает его слуга. Он сложил губы и тихо присвистнул.
   – Должно быть, прибыл папаша, – задумчиво сказал он. – Хозяин, вот-вот потребуется и четвертая спальня.
   Он вернулся в столовую и увидел мисс Летти, стоявшую у окна, она вглядывалась в темноту.
   – Я думаю, что приехал ваш папа, – провозгласил мистер Мерриот.
   – Боюсь, что вы правы, – согласилась мисс Летти. – Несмотря на свою подагру, бедняжка... О Боже! Клянусь всеми святыми, это Энтони!
   Мисс Мерриот метнула на брата комический взгляд:
   – Твои мечты сбываются, Питер. Летти, мы сгораем от нетерпения.
   Мистер Мерриот встал рядом с сестрой и взял было понюшку табаку. Дверь отворилась, и на пороге появился большой джентльмен, который двигался крайне неспешно.
   – Боже, да это просто мамонт какой-то! – шепнула мисс Мерриот на ухо брату.
   – А, ты завидуешь? – парировал он. Джентльмен помедлил в дверях, поднес к глазам лорнет и со всей возможной церемонностью оглядел комнату. Он был весьма и весьма крупным мужчиной с широчайшими плечами и к тому же оказался обладателем весьма красивых ног. Казалось, он заполнил собой комнату; его осанка и самообладание, бесспорно, производили впечатление. На голове у него был простой каштановый парик с косичкой, в руке – трость, под мышкой – шляпа. Картину завершал эфес шпаги, выглядывавший из складок дорожного плаща.
   – Похоже, джентльмен слегка раздражен, – шепнул мистер Мерриот, разглядывая внушительную складку у рта и квадратный подбородок пришельца.
   – О, дорогой, как ты можешь так говорить? – удивилась мисс Мерриот, глядя прямо в серые глаза крупного джентльмена. В них отражалось спокойствие, и даже скука. Мисс Мерриот привстала и сделала реверанс. Не следовало давать этому джентльмену слишком много власти. Хотя, судя по всему, он привык именно к этому. – Шаркни ногой, милый. Мы должны произвести хорошее впечатление, – обернулась она к Питеру.
   Лицо сэра Энтони смягчилось. Он улыбнулся, показав ряд ровных белых зубов, и поклонился с непринужденной легкостью:
   – Мадам! Ваш покорный слуга! Сэр, к вашим услугам!
   Мистер Мерриот взял за руку Летти.
   – Позвольте возвратить вам мисс Грейсон, сэр, – сказал он, не обращая внимания на ее протесты.
   Сэр Энтони не выказал особого желания принять руку Летти, а та вызывающе уставилась в его переносицу. Он все еще улыбался.
   – Вас следует высечь, Летти, – сказал он мягко.
   Мисс Грейсон залилась румянцем.
   – Вот как, сэр, и для этого вы захватили сюда свою трость? – вызывающе спросила она.
   – Нет, моя дорогая, но я был бы счастлив ею воспользоваться – для вашего же блага.
   Питера Мерриота это развеселило, и он достаточно громко фыркнул:
   – Клянусь небом, вот строгий поклонник.
   – Вы... вы... очень грубый и... и... отвратительный! – выпалила возмущенная мисс.
   Сэр Энтони положил свою шляпу и трость и начал снимать плащ. Словно потеряв всякий интерес к мисс Грейсон, он вынул табакерку, открыл ее и протянул мистеру Мерриоту. Рука его была очень белой и красивой, но в ней чувствовалась недюжинная сила.
   – Сэр, – заметил он с сонной улыбкой, хотя его серые глаза под тяжелыми веками были вполне проницательными, – позвольте мне поблагодарить вас от имени моего друга сэра Хамфри Грейсона за услугу, оказанную его дочери.
   Мистер Мерриот взял понюшку табаку. Серые глаза встретили взгляд других серых глаз; на губах мистера Мерриота играла улыбка.
   – Небо, какие церемонии!.. – произнес он. – Я покорный слуга мисс Грейсон, и она может располагать мной.
   Мисс Грейсон забыла о том, что она оскорблена:
   – Тони, это было просто замечательно! Он выхватил шпагу в мгновение ока, и я испугалась, что его шпага проткнет насквозь этого гнусного мистера Мэркхема. У меня нет слов – в общем, он ударил рукояткой прямо в челюсть негодяю. – Она изобразила своим маленьким кулачком удар в челюсть. Подбородок у нее был удивительно изящный. – Он упал как подкошенный, – драматически заключила мисс Грейсон. Ее взгляд упал на мисс Мерриот, сидевшую у огня. – А мисс Мерриот просто прелесть, Тони! Она притворилась, что теряет сознание, и упала прямо в объятия мистера Мэркхема.
   Мистер Мерриот бросил на сестру загадочный взгляд.
   – Дорогая, по-моему, я тебя затмил... – пробормотал он и вновь повернулся к сэру Энтони: – Так-то мы оплакиваем нашего исчезнувшего поклонника. А где вы встретили моего Джона?
   Он принялся разливать вино и протянул стакан крупному джентльмену.
   – У Стилтона, – ответил сэр Энтони. – А вслед за ним я увидел и моего друга, мистера Мэркхема. Ваш слуга пытался спрятать фаэтон и лошадей, что... м-м... возбудило у меня некоторые подозрения. Ему пришлось открыть мне все.
   Мистер Мерриот задумчиво разглядывал красивое, властное лицо.
   – Странно, почему он вам доверился? – спросил он. Он слишком хорошо знал своего Джона.
   Необычайно привлекательная улыбка озарила лицо сэра Энтони.
   – Из-за моего личного обаяния, сэр, я полагаю, – сказал он.
   Мисс Мерриот засмеялась.
   – Мне начинает нравиться этот большой джентльмен, – заметила она, не обращаясь ни к кому в особенности. – И вы встретили нашего дражайшего мистера Мэркхема, сэр?
   – Не совсем так, мадам. Вернее было бы сказать, что дражайший мистер Мэркхем промчался мимо меня, разбрызгивая грязь.
   – Интересно, он вас видел? – В глазах мисс Мерриот прыгали искорки смеха.
   – Совершенно в этом уверен, – ответил сэр Энтони.
   – Тогда, как я понимаю, нам не следует ожидать его возвращения? – Мисс Мерриот подняла одну бровь.
   – Едва ли он вернется, мадам, – спокойно ответил сэр Энтони.
   Мисс Мерриот перевела взгляд на мисс Грейсон:
   – О, моя дорогая, должна вам сказать, что этот крупный джентльмен мне по душе, уверяю вас!.. Сэр, вы уже обедали?
   – До сих пор я не имел для этого времени, мадам. Но у меня есть все основания полагать, что хозяин уже готов накрывать на стол.
   В этот момент, весьма кстати, вошел хозяин, за которым следовала служанка, несущая поднос. Стол был застелен свежей скатертью, и вслед за тем было подано блюдо с жареным цыпленком и откупорена новая бутылка вина.
   – Вы позволите, мадам? – поклонился сэр Энтони, обращаясь к мисс Мерриот.
   – Прошу вас, сэр, садитесь. Вы, верно, голодны как волк.
   – Признаюсь, что терпеть не могу пропускать обед, – согласился сэр Энтони и начал резать цыпленка. – Вы сами видите, что мой аппетит сообразен моим размерам, – добавил он с юмором и оглядел свою внушительную фигуру.
   Мисс Мерриот засмеялась было, но мисс Грейсон перебила ее.
   – Обед, еда! – воскликнула она, нетерпеливо постукивая ножкой. (Сэр Энтони, кстати, не обращал на нее никакого внимания). – Тони, вы проскакали чуть ли не сотню миль, чтобы спасти меня, как я полагаю, а теперь вам нечего сказать нам, кроме того, что вы еще не изволили обедать?
   – Последние двадцать миль эта мысль овладела мною целиком, – невозмутимо ответил сэр Энтони.
   – А я тут в такой опасности!.. – возмущенно воскликнула мисс Грейсон.
   Сэр Энтони отвел глаза от блюда и спокойно перевел их на нее.
   – О, так вы были в опасности? – спросил он. – Я появился лишь затем, чтобы положить конец вашему сумасбродству, так я полагал.
   – Да, я была в опасности! Да еще в руках такого монстра! – негодовала мисс Грейсон. – Удивляюсь вам, сэр!
   Сэр Энтони подлил вина себе и мистеру Мерриоту.
   – Милая Летти, – заметил он. – Вы так часто уверяли нас, что мистер Мэркхем является зерцалом всяческих добродетелей, что я оказываю вам честь, уважая ваше суждение.
   Мисс Грейсон стала пунцовой и, казалось, была готова разрыдаться.
   – Вовсе нет, Тони! Вы просто говорите... мне назло. И он совсем не образчик добродетели! Он противный и злой и... и вы тоже!
   – Т-с-с, дитя. Джентльмен проголодался, и ему надо спокойно поесть, – остановил ее мистер Мерриот.
   – Я не дитя! – вспыхнула мисс Грейсон и резко повернулась так, что ее юбка раздулась колоколом. Она тут же нашла себе убежище, прижавшись сбоку к мисс Мерриот. С этого безопасного места она со слезами выкрикнула: – И я лучше опять убегу в Гретну с этим монстром, чем выйду за вас, сэр Тони!
   Сэр Энтони был невозмутим:
   – Дорогая моя Летти, если вы совершили эту глупость только для того, чтобы избежать моего внимания, то, уверяю вас, это было совершенно излишне. Насколько мне известно, я никогда не просил вас выйти за меня замуж. И у меня нет ни малейшего намерения сделать это в будущем.
   После такого сообщения мисс Летти подняла голову, глаза ее округлились. Она уперлась взглядом в сэра Энтони, который увлеченно занимался крылышком.
   – Следует предположить, – резко сказала мисс Мерриот, – что джентльмен – большой оригинал!
   Мистер Мерриот отвернулся, чтобы скрыть смех.
   – О, эти семейные дела!..
   – Но... но папа говорит... – начала мисс Грейсон. – Как, Тони, вы не хотите жениться на мне?
   – Не хочу, – отрезал сэр Энтони.
   Мисс Грейсон захлопала ресницами. Она, казалось, не была обижена.
   – А почему? – спросила она наивно. Сэр Энтони поднял на нее глаза, в них прыгали чертики.
   – Полагаю, Летти, потому, что у меня дурной вкус.
   – Ах так!.. – Мисс Грейсон молча переваривала информацию. Она высвободилась из-под руки Кэйт и подошла к столу. Сэр Энтони при ее приближении встал и принял протянутую ему маленькую ручку. – Тони, а вы скажете папа? – спросила она.
   – Я уже сказал ему, дорогая.
   – И как он это принял? – тревожно спросила мисс Грейсон.
   – Философически, дитя мое.
   – Я так рада! – сказала мисс Грейсон со вздохом облегчения. – Если вы не хотите жениться на мне, Тони, я могу ехать домой со спокойным сердцем. И даже могу простить вас за то, что вы были таким злым.
   – А я, – сказал сэр Энтони, – смогу, наконец, закончить свой обед.

Глава 3
МИЛЕДИ ЛОУЕСТОФТ

   Кто-то тихонько поскребся в дверь, и мисс Мерриот крикнула: – Войдите.
   В ее просторную спальню вошел мистер Мерриот и двинулся прямо к камину, перед которым стояла Кэйт.
   – Ну, моя дорогая, ты ее поцеловала на ночь? – обратился он к сестре.
   Мисс Мерриот сбросила туфли и ответила ему в том же тоне:
   – Как, ты наконец расстался с большим джентльменом? (Мистер Мерриот пристально глядел в огонь, губы его медленно сложились в улыбку, а на щеках появилось что-то вроде румянца.) Боже, детка! И все из-за мамонта? Это крайне респектабельный джентльмен, дорогой мой.
   Мистер Мерриот поднял глаза на сестру.
   – Я думаю, что не хотел бы оказаться у него на пути, – заметил он несколько непоследовательно. – Но я бы доверился ему.
   Мисс Мерриот засмеялась:
   – Будь мужчиной, Питер, умоляю.
   – Увы! – ответил мистер Мерриот. – Я чувствую себя женщиной.
   – О, Прю, дорогая моя Прю, ведь он здравомыслящий виг! Неужели ты бы вышла за него замуж?
   – Думаю, ты будешь смеяться, Робин. Мог ли ты представить, чтобы я влюбилась через два часа после знакомства? А, ты завидуешь росту этого джентльмена. Не так ли?
   – Мой рост, дитя мое, сослужил мне хорошую службу. Я уверен, что именно маленькие мужчины – самые умные. Кстати, поздравляю, ты отлично владеешь шпагой.
   – По крайней мере, старый джентльмен выучил меня одной-двум полезным штучкам, – невозмутимо ответила леди и закатала рукав камзола, показывая пятно на рукаве рубашки. – Мой последний стакан с мамонтом пошел в рукав, – сказала она, улыбаясь.
   Брат ответил ей улыбкой.
   – Что ж, этим вечером у нас было довольно работы, – заметил он. – Посмотрим, что будет завтра. Покойной ночи, дорогая, пусть тебе приснится твой мамонт.
   – Но, видит Бог, мне и надобен мамонт по моему сложению, – сказала мадам Прюденс.
   – А тебе пусть приснится твоя крошка, Робин.
   Она вышла, напевая какую-то старинную песенку. Она видела, что ее брат беспокоится в ожидании завтрашнего дня, но ей самой была свойственна некоторая флегматичность и безмятежность, которая хорошо гармонировала с ее крупной статью. Прюденс взирала на жизнь спокойно и уверенно.
   Истина была в том, что она слишком привыкла ко всяким опасностям, чтобы тревожиться по пустякам, и, конечно, они с Робином часто менялись одеждой, и поэтому она научилась не бояться запутанных ситуаций. Она полагалась на свою находчивость; когда же та ей изменяла, приходилось звать на помощь родителя. Невозможно было ходить его путями, не испытывая восхищения перед его фантастической изобретательностью. Прю относилась к отцу с любовью, хотя и не без доли иронии. Его непредсказуемость скорее забавляла ее, чем тревожила. Вообще-то девушка обычно соглашалась плясать под его дудку, но в семье считалось, что она не особенно любит приключения. Робин же, хоть возмущался таинственностью, которой любил окутывать себя отец, откровенно наслаждался сюрпризами судьбы. А его шалости и вызывающая дерзость становились причиной разнообразных передряг. Вместе с тем он относился к жизни серьезно, что было чуждо его сестре. У Робина бывали восторженные увлечения, и жизнь волновала его больше, нежели забавный спектакль.
   Похоже было, что Робин принял эту последнюю авантюру близко к сердцу. Разумеется, он был заинтересован больше, чем полагала его сестра. Прюденс надеялась, что он бросился в эту авантюру только из любви к приключениям и по приказанию отца. Она помнила, как он плакал после сражения при Каллодене, положив ей голову на колени. Это было в их старом доме, в Перте. Робин плакал от ярости и горя и смахивал с глаз слезы с проклятиями и клялся больше не ввязываться в безнадежные дела.
   Прюденс было все равно, сидел ли на троне Карл из рода Стюартов или Георг из рода Ганноверов; она подозревала, что и их отцу это тоже было безразлично. Он просто любил все героическое. Вихрь восстания закружил их семью, – но Бог знает, во имя чего оно совершалось. Они запутались в его сетях, прежде чем поняли, что произошло. Их отец стал мистером Кольни. Он произнес великолепную речь, и вдруг они все превратились в якобитов. Год назад, проживая во Флоренции, они были совершенными французами. Еще раньше существовал некий игорный дом во Франкфурте, владелец которого внезапно исчез, захватив сына и дочь, чтобы участвовать в дележе пирога, состряпанного Морицем Саксонским.
   Французы, немцы, якобиты – для Прюденс было все одно.
   Но к Англии она относилась иначе. Прю увлеклась этой страной. Англия стала для нее родным домом. Несомненно, в ней заговорила кровь матери – крупной, красивой и веселой женщины, которая умерла в Дьеппе, когда Робин был совсем маленьким.
   Она сказала об этом Робину на следующее утро, перед отъездом в Лондон.
   Робин рассмеялся – он накладывал грим:
   – Дорогая, ты просто воплощение английской тяжеловесности.
   – Мне тоже так кажется, – сказала мисс Прюденс. Ее взор упал на Джона, который складывал бритвенный прибор.
   – Ба, дитя мое, ты побрился? Да у тебя еще ни волоска на подбородке!
   На лице слуги появилась мрачная улыбка.
   – Не худо было бы вам обоим быть поосторожнее, – произнес он. – Вы просто суете шеи в петлю. Джентльмен с сонными глазами все подмечает, уж поверьте мне.
   – Ты что, испугался этой горы? – спросил Робин. – Я запросто обведу его вокруг пальца.
   Слуга посмотрел на хозяина с глубокой любовью.
   – Ох уж и хитры вы, мастер Робин, но и большой джентльмен не так глуп, как вы думаете.
   Прюденс уселась на стул лицом к спинке, подперев подбородок ладонью. Она взглянула на Джона.
   – А где сейчас старый джентльмен? Физиономия слуги осталась невозмутимой.
   – Хоть я с ним и прожил много лет, но ответить на такой вопрос не возьмусь.
   – А сколько ты с ним прожил, Джон?
   – Я попал к нему в услужение, когда вас обоих еще на свете не было.
   Робин положил заячью лапку для румян и встал.
   – Да уж ты у нас все больше помалкиваешь, а, Джон? А может быть, ты знаешь, что он сейчас вытворяет?
   – Может, и знаю, а может, и нет, – уклончиво отозвался тот. – Что миледи наденет сегодня?
   Робин спустился в обеденную залу через двадцать минут – в белом платье и в розовых лентах. На голове сегодня оказалась соломенная шляпка с розочками и лентами. Прюденс была в строгом костюме – светло-коричневые брюки для верховой езды и камзол цвета кларета, она несла в руках тонкую мантилью, которую потом накинула на плечи «мадам».
   Мисс Летти не терпелось пуститься в путь. Вскоре они отправились: Робин и юная леди скромно уселись в карете, а лжемистер Мерриот и сэр Энтони поехали верхом, в качестве эскорта.
   Само собой, разумеется, пошли расспросы. Прюденс была готова к ним и отвечала без запинки. Она рассказала о поместье в Камберленде – это показалось ей достаточно отдаленным местом – и о большом путешествии на континент. Само собой, сэр Энтони в свое время тоже бывал там. Они на равных обсуждали иностранные города. Прюденс выказала прекрасное знание этих мест. В самом деле, она чуть ли не наизусть знала большую часть Европы и, кроме того, проявила большую осведомленность в отношении заведений, малодоступных для прекрасного пола. Она заметила, как приподнялись в удивлении прямые брови ее собеседника, и приготовилась к следующему вопросу.
   – Для ваших лет вы повидали необычайно много, мистер Питер, – заметил сэр Энтони.
   – Двадцать лет – это не так мало, сэр, – возразила она. По правде говоря, ей было не двадцать, а все двадцать шесть, но она знала, что в мужском костюме выглядит совершенным юнцом. – Я жил за границей с родителями несколько лет – до смерти матери. Она не выносила английского климата.
   Сэр Энтони вежливо склонил голову и затем пожелал узнать, где мистер Мерриот собирается остановиться в Лондоне.
   – Моя сестра должна навестить миледи Лоуестофт, сэр. Я ее спутник и полагаю, что ее милость устроит и меня тоже. Может быть, вы знакомы с нею? – спросила Прюденс.
   – О, леди Лоуестофт знают все, – ответил сэр Энтони. – Если она не сможет принять вас или вам надоест это дамское царство, помните, дорогой мальчик, что мой дом в любое время к вашим услугам.
   Прюденс покраснела от удовольствия и искоса взглянула на большого джентльмена. Это было неожиданно. Похоже, сэр Энтони проявляет к ней симпатию. Девушка серьезно поблагодарила джентльмена и узнала, что он владеет домом на Клэрджес-стрит.
   Они въехали в Лондон уже в сумерках. Прюденс еще держалась в седле, но уже очень устала. Вначале необходимо было возвратить под отчий кров мисс Летти. Там же они оставили и сэра Энтони. Время было позднее, что послужило им оправданием – спасители явно не желали входить в дом. Правда, мисс Мерриот пообещала навестить Летицию в самое ближайшее время. Карета довезла их до Арлингтон-стрит и остановилась у дверей дома миледи Лоуестофт.
   Прюденс соскользнула на землю со вздохом облегчения. Робин тронул ее за плечо:
   – Ты умница, милый брат. Ну, теперь путешествию конец.
   – Это лишь короткая остановка, – поправила брата Прюденс. – Не сомневаюсь, что окончательно обосноваться нам удастся только на том свете.
   Чернокожий грум ввел их в гостиную. Это был просторный зал, сверкающий желтой парчой и позолотой. Миледи, похоже, была неравнодушна к новомодной французской мебели. Грум ушел доложить своей госпоже о прибытии гостей, а мисс Прюденс осмотрелась с комической гримасой.
   – Клянусь небом, кажется, миледи Лоуестофт ни чуточки не изменилась, это все та же добрая, старая Тереза де Брютон, – заметила она.
   Дверь распахнулась и тут же затворилась опять. В комнату вошла леди в огромном шелковом кринолине – леди с черными, узкими, как прорези, глазами на худом подвижном лице и в напудренном парике. На шее и на руках сверкали украшения. Леди стояла спиной к двери, не выпуская дверной ручки, и переводила взгляд с одного гостя на другого. Глаза ее стали еще уже, лицо просияло. Она засмеялась.
   – Так кто же из вас мужчина, дети мои? – спросила она.
   Прюденс отвесила поклон.
   – С вашего позволения, я, мадам. Миледи быстрыми шажками двинулась к ней.
   – О нет! Разве я тебя не знаю, душенька? Ну, Прю, дорогая моя! – Она обняла Прю и расцеловала в обе щеки. Робину тоже достался поцелуй, и юноша вернул его с большей ловкостью, чем его краснеющая сестра. Прюденс не любила светских ритуалов.
   – А где же bon papa[2], дети мои? – вскричала леди, все еще держа их за руки.
   – Мы надеялись, мадам, узнать это от вас, – сказал Робин.
   Она вопросительно поглядела на них, склонив голову к плечу.
   – Ах вот как? Вы не имеете о нем сведений?
   – Это так, мадам. Мы потеряли старого джентльмена по дороге. Или он нас, – ответила Прюденс.
   Миледи снова расхохоталась.
   – Как бы я желала, чтобы он прибыл вместе с вами! Но этого нельзя ожидать! Да, он писал мне. Я вам расскажу... Но позвольте, вы устали! Вы должны сесть. Сюда, на кушетку. Мисс Мерриот... tiens[3], мне не выговорить такой фамилии! Прю, ангел мой, – шоколаду? Марта сама его приготовит. Вы помните Марту, да?
   – Бог мой, толстуха Марта! – сказал Робин. – Я пил ее шоколад в Париже десять лет назад!
   – Это она, душенька, только стала еще толще – о, просто гора! Вы не поверите своим глазам. Подумать только, что ты это помнишь, а ведь ты был тогда еще малыш, damin[4], и четырнадцати не было, правда? Но такой зловредный! А потом мы виделись в Риме, да?
   – О нет, леди Лоуестофт, это было в посольстве... Мы тогда были... Кем же мы были? О, да, конечно, то был польский джентльмен с двумя сыновьями. А до этого, помнится, была та маленькая кутерьма в Мюнхене.
   Миледи рассмеялась снова. Затем она окликнула пажа и послала его с приказаниями к Марте.
   – Значит, старый джентльмен писал вам, мадам? – спросила Прюденс. – И сообщил, что пришлет нас?
   – Сообщил? Роберт? Mon Dieu[5], да разве его когда-либо можно было понять? Конечно, все, что он написал, было очень таинственно, и никаких имен.
   Прюденс фыркнула.
   – Да уж, в этом мы не сомневаемся. Но вы поняли?
   – A vrai dire[6], я догадалась – я знаю Роберта. О, он мог на меня положиться! Это связано с восстанием, нет? – Она чуть понизила голос, ее глаза были острыми, как булавочки.
   Робин приложил палец к губам.
   – Не буду скрывать, мадам. Я полагаю, что есть приказ о моей поимке.
   Ее яркие губы сложились в трубочку, и она сморщила нос, тихо присвистнув.
   – Значит, он и вашу голову сунул в петлю?
   – Ах, мадам, говоря по правде, я был и сам не прочь. Прюденс была достаточно надежно спрятана в Перте.
   Миледи с сияющей улыбкой повернулась к Прюденс.
   – А я думала, что ты была в самой гуще боя, дитя мое. Но это хорошо. Где же вы обретались после восстания? Позвольте, ведь все это давно кончилось, а вы только сейчас появились у меня!
   В глазах Робина мелькнуло горестное выражение.
   Вместо него ответила Прюденс:
   – Робин спасался в горах, миледи.
   – В горах? – Миледи чуть подалась вперед. – С принцем, нет?
   Робин сделал нетерпеливое движение. Он нахмурился сильнее.
   – Некоторое время.