Страница:
— Ты с ума сошел? — проговорил дорд Лайонел, пристально глядя на него. — Я же всегда заботился о Джилли, словно он — мои родной сын!
— Больше, сэр, намного больше!
Лорд Лайонел ахнул.
— Великий Боже, мальчик мой, ты что же, ревнуешь и завидуешь Джилли?
Гидеон рассмеялся.
— Как бы не так, сэр! Я благодарю Бога, что ваша привязанность ко мне никогда не заставляла вас ограждать меня от всякого дуновения ветерка, изводить меня наставниками, камердинерами, управляющими и докторами, которые не давали бы мне и шагу ступить, не упрашивая при этом быть осторожным и поберечься, как бы не наступить в лужу!
Наступила краткая пауза. Лорд Лайонел почти просительно сказал:
— Он же был оставлен на мое попечение и был таким болезненным ребенком!
— О, успокойтесь, сэр, никто не собирается винить вас за ваше беспокойство о нем, когда он был младенцем! Но пришло время перестать нянчиться с ним — и пришло уже несколько лет назад! Вы не позволяете ему быть мужчиной, вы обращаетесь с ним так, словно он все еще школьник!
— Это неправда! — сказал лорд Лайонел. — Я всегда говорил ему, что пришло время ему заявить о себе!
Гидеон ухмыльнулся.
— Ах, вот как, говорили ему, а что же тогда вы ответили, когда он попытался это сделать? Вы пожелали, чтобы он выучился управлять своими поместьями, но, когда он попытался это сделать, разве вы со Скривеном не заявили ему, что его идеи абсурдны и что им должны руководить старшие и более мудрые головы?
Лорд Лайонел вздохнул и довольно мягко ответил:
— Естественно, нам со Скривеном лучше знать, может ли он… Но это же чушь! Ты уже говорил мне обо всем этом, и тогда я ответил тебе, что…
— Сэр, я предупреждал вас не так давно, что вам не удастся долго держать Адольфа в узде, но вы не пожелали выслушать меня! Что же! Теперь вы сами видите, что из этого получилось!
Лорд Лайонел пытался сдерживать себя, но не сумел.
— Молчать! — приказал он. — Вам неплохо бы вспомнить, сэр, с кем вы разговариваете! И позвольте мне заметить вам вот что! Это вы отвечаете за то, что позволили Джилли уехать таким сумасбродным манером!
Гидеон поднял руку.
— О, нет, сэр! Вы ошибаетесь! У меня нет никакой власти над Джилли! К тому же я — единственный человек, кто может сказать это про себя!
— Гидеон! — произнес лорд Лайонел, ударив кулаком по столу. — Это уже совсем не смешно! Это ты позволил мальчику уехать совершенно одному, и хотя я надеюсь, что он не попал в беду, все равно ему не годится так поступать, как бы это ни подходило любому другому юноше! Он никогда сам не заботился о себе, он не знает, что надо делать, он наконец, может заболеть — и, все из-за какого-то каприза или по недосмотру! Я всегда думал, что ты слишком привязан к нему, чтобы стать виновником такого несчастья!
— Поверьте мне, сэр, я так привязан к нему, что, надеюсь, на его долю выпадут всевозможные приключения и невзгоды! Я лучшего мнения об Адольфе, нежели вы, или даже, чем он сам о себе думает, и мне кажется, что он научится справляться со всем сам и вполне сносно. Пока он еще сам не знает себе цену. Он неуверен в себе. потому что еще необъезжен. Я надеюсь, что он не очень скоро вернется к нам!
— Заявляю, чго такие разговоры выводят меня из терпения! — воскликнул лорд Лайонел, подскочив. — Если тебе неизвестно, где он, так я даром теряю с тобой время! Я камня на камне не оставлю, но найду его! Когда ты одумаешься, ты можешь найти меня в доме Сейла.
Гидеон поклонился и шагнул, чтобы открыть для него дверь. Лорд Лайонел схватил свои шляпу и трость со стула, на который положил их, и оставил комнаты, не говоря ни слова.
— Помоги тебе Бог, Адольф, — сказал Гидеон, захлопывая дверь.
Какие средства испробовал его родитель в последующие два дня, он был не в силах представить. Он знал, что лорд Лайонел все еще находился в Лондоне, так как с ним встречался и обменивался короткими репликами. Лорд Лайонел делал все возможное, чтобы нейтрализовать слухи, ходившие по городу, но не добился значительных успехов, как понял его сын. Это достигло ушей полковника Гидеона, который заявил несколько туманно, что у него нет желания вмешиваться в личные дела капитана Вейра, и предположил, что тот сам знает, как поступать.
— У меня есть все основания, сэр, заверить вас, что мой кузен жив и здоров, — чопорно ответил Гидеон.
— Хорошо, хорошо, никто в этом не сомневается! — сказал полковник, — Было бы неплохо, однако, если бы вы смогли это доказать! Не возражаю против того, чтобы вы мне поверили, что мне безразличны клубные разговоры!
На пятый дань после исчезновения герцога по лондонской почте капитану Вейру пришло письмо. Оно было написано Нитлбедом и составлено в выражениях достаточно таинственных, чтобы поставить в тупик получателя.
«Сэр и уважаемый капитан, — писал Нитлбед, — сим сообщаю вам, мистер Гидеон, как преданному другу его сиятельства, что мне известно, и никто не убедит меня в обратном, что имея в голове одну мысль, я в данное время покидаю город, ничего не говоря его милости, как желает его светлость, что будет вам понятно, мистер Гидеон, зная, как идут дела и что я не желаю делать то, от чего его светлость не получит удовольствия. Мистер Гидеон, есть тот, кто может знать ответ, почему его светлость покинул нас, а я не знаю, сэр, почему не подумал об этом раньше, но это пришло ко мне ночью, сэр, но говорить его милости я не буду, будучи, как вы знаете, мистер Гидеон, преданным интересам его сиятельства, по сему я пользуюсь этой возможностью сообщить вам, сэр, что я отправился по делам его сиятельства, а не дезертировал со своего поста. Остаюсь, мистер Гидеон, вашим почтительным слугой, Джеймс Нитлбед.»
Внимательно прочитав это сообщение, капитан не удивился визиту лорда Лайонела, который пришел ему сообщить, что, как будто бы для того, чтобы окончательно все испортить, старый камердинер Джилли исчез. Он так жаждал услышать мнение своего сына об этом неожиданном повороте дела, что весьма великодушно простил ему их недавнюю размолвку. Но Гидеон только покачал головой и сказал, что все это чрезвычайно странно. Его милость вновь вскипел и припомнил разнообразные причины для недовольства своим сыном, которые он и перечислил весьма обстоятельно. Но Гидеон повел себя не подобающим сыну образом, отказавшись быть втянутым в ссору, которая могла бы дать выход раздраженным чувствам его родителя, и только улыбался ему.
На шестой день исчезновения герцога пришло письмо, которое он написал из Бэлдока, но так как корреспонденция капитана Вейра была такова, что могла подождать, письмо лежало нераскрытым до полудня. К полудню капитан, вернувшись с учений, обнаружил его и с благодарностью подумал о таком завоевании цивилизации, как почта. Он вложил письмо в записную книжку и, одержав победу над своей худшей стороной натуры, послал короткую записку отцу, информируя его о том, что Джилли жив, здоров и в полном порядке. Потом он сбросил свою полковую форму, облачился в костюм, подходящий для джентльмена, собирающегося посетить увеселительное заведение, и отправился на своем двухколесном экипаже в Эпсом, где был свидетелем встречи между внушающим симпатии и надежды молодым боксером и ветераном ринга. Там он задержался до позднего вечера.
Мистер Ливерседж, примчавшись в Лондон со всевозможной скоростью, появился в Олбени днем и безуспешно колотил в дверь его квартиры, так как капитан дал Рэгби однодневный отпуск. Мистеру Ливерседжу пришлось отложить свой визит до следующего утра и устроиться на ночь в самой дешевой гостинице.
Он хорошо знал привычки светских людей, чтобы допустить такое нарушение приличий, как слишком ранний визит к капитану Вейру. Ливерседж не учел только служебных обязанностей Гидеона, которые в это утро потребовали его присутствия в другом месте, хотя, в соответствии с правилами утонченного образа жизни, он должен был еще находиться в постели. Рэгби, который трижды уже открывал дверь мистеру Ливерседжу, напрямик сообщил ему, что капитан не вернется до вечера, но даже и тогда едва ли его примет.
— Он примет меня, любезный, — надменно произнес Ливерседж. — Это вопрос величайшей важности.
— Может быть, для вас, но не для него, — бесстрастно отозвался сержант Рэгби. Нимало тому не удивившись, мистер Ливерседж появился в Олбени в шесть вечера, когда капитан переодевался к дружеской вечеринке в клубе «Дэффи». Он подал свою визитную карточку; это обстоятельство вынудило Рэгби неохотно упомянуть о его существовании своему хозяину. Капитан Вейр с отвращением подержал карточку, изучая ее.
— Это настойчивый кредитор, Рэгби?
— Едва ли, — ответил его слуга, — я так подумал сам, когда в первый раз увидел эту личность, но теперь я думаю иначе, уж будьте уверены!
— Ну хорошо, проводи его в гостиную! Я приму его! — сказал Гидеон, возвращаясь к зеркалу и борясь со своим галстуком.
Он присоединился к своему посетителю десять минут спустя. Мистер Ливерседж, проделавший путешествие на почтовых лошадях из Бэлдока за счет своего брата, был несколько испуган внушительным видом хозяина дома. Он был готов предположить, что капитан Вейр, имеющий офицерский чин в лейб-гвардии, имел шесть футов роста, но его краткое знакомство с благородным родственником капитана Вейра не подготовило его к встрече с молодым великаном, чьи плечи под стать были росту, а выражение лица тонкий психолог определил бы, как непреклонное в высшей степени. Визитер вскочил со стула и отвесил глубокий поклон.
Пристальные глаза Гидеона обежали его оценивающим взглядом.
— Какое у вас до меня дело? — спросил он. — Не могу даже предположить, что это.
Мистер Ливерседж снова ему поклонился.
— Сэр, — сказал он. — Я разыскал вас по делу величайшего значения.
— Да неужели? — удивился Гидеон. — Хорошо, будьте кратки, так как у меня назначен обед с друзьями через полчаса!
Мистер Ливерседж бросил на дверь заговорщический взгляд.
— Я могу быть уверен, что нас не подслушивают, сэр? — спросил он.
Это начало забавлять Гидеона. Он подошел к двери, ведущей в небольшую прихожую, открыл ее и выглянул. Потом он снова ее закрыл и сказал с подобающей торжественностью:
— Ничье любопытное ухо не услышит нас, мистер Ливерседж. Вы можете безопасно облегчить свою душу передо мной!
— Капитан Вейр, — почти зашептал мистер Ливерседж, — у вас есть, я понимаю, наиблагороднейший родственник.
Вдруг это перестало развлекать Гидеона. Но внезапное чувство опасности, однако, подсказало ему продолжать в прежнем тоне:
— О да, я состою в родстве с герцогом Сейлским.
Мистер Ливерседж понимающе улыбнулся.
— Точно так, сэр! Думаю, что не ошибусь, если скажу, что вы стоите близко к нему в том, что касается наследования титула и огромного состояния, которое принадлежит его сиятельству.
Ни один мускул не дрогнул на смуглом лице; слабая, насмешливая улыбка витала на строгих губах капитана; ничто в его непринужденной позе не предупреждало мистера Ливерседжа о том, что все физические и умственные способности капитана были в напряжении. Воцарилось недолгое молчание.
— Довольно близко, — медленно произнес Гидеон, его веки немного опустились на глаза, что заставило бы его близких друзей насторожиться. — Садитесь, мистер Ливерседж!
Он показал на стул у стола, освещенного керосиновой лампой, стоявшей на нем, и мистер Ливерседж занял его со словами благодарности. Он надеялся, что хозяину захочется опустить свой массивный корпус на противоположный стул, но капитан предпочел прислониться плечами к высокой каминной полке — немного в стороне от прямого света лампы.
— Продолжайте, мистер Ливерседж! — сердечно пригласил он.
— Его сиятельство, насколько я понимаю, — вежливо сказал мистер Ливерседж, — пропал из своей резиденции?
— Это так, — согласился Гидеон. Мистер Ливерседж задушевно взглянул на него.
— Как было бы ужасно, если бы его сиятельство никогда не вернулся в нее! Его отсутствие, я убежден, должно было совершенно лишить покоя его родственников.
Ленивый взгляд Гидеона на мгновение задумчиво задержался на липком пластыре, украшавшем бровь его гостя. «Не за этим ли драконом ты отправился, Адольф? — спросил он сам себя. — И в какую же беду ты попал, малыш?». Вслух он сказал:
— Я уверен, что у вас точные сведения по этому вопросу, мистер Ливерседж.
Мистер Ливерседж, который использовал свое время с тех пор, как прибыл в Лондон, на то, чтобы собрать городские слухи, довольно кивнул. Потом он вздохнул и продолжил:
— Нужно надеяться, что с ним не произошло несчастного случая! И все же, как непостижимы пути Провидения, сэр! Вы, несомненно, в этом убедитесь. Никто не знает, как может обернуться Судьба! Ведь, осмелюсь предположить, вы, капитан Вейр, — достойный отпрыск, я уверен, известного рода! — никогда не рассматривали возможности в одно прекрасное утро проснуться наследником владений вашего благородного родственника!
Медлительность речи капитана стала еще более заметной.
— Подобные, мистер Ливерседж, размышления могут возникнуть у любого здравомыслящего человека. Жизнь, в конце концов, так неопределенна.
Мистер Ливерседж с волнением почувствовал, что и его мечты близки к осуществлению. Было приятно обнаружить, что знание людских страстей не подвело его. Но он не предполагал, что это может так быстро случиться. Он одобрительно улыбнулся Гидеону.
— Однако, если взять в расчет то, что его сиятельство — молодой человек, с хорошим здоровьем и мирным характером, осмелюсь сказать, никто высоко бы не оценил ваши шансы стать вторым в очереди наследников в течение, скажем, месяца?
— А все-таки — какова ставка? — спросил Гидеон.
Мистер Ливерседж небрежно махнул рукой.
— О, с такими шансами, сэр, осмелюсь сказать, вы могли бы рискнуть пятьюдесятью тысячами фунтов!
Гидеон покачала головой.
— Я никогда подобным образом не испытывал удачу, мистер Ливерседж. Если бы вы предложили пари, что я стану герцогом Сейлским в течение месяца…
Мистер Ливерседж старался точно взвешивать слова — свои и собеседника.
— Ну, осмелюсь сказать, с этим можно было бы справиться, — проговорил он не очень уверенно. Гидеон чуть не рассмеялся ему в лицо, но совладал с этим порывом.
— Знаете, я не такой отчаянный игрок, как вы думаете, сэр. Немыслимые пари меня не привлекают. Ведь вам было бы затруднительно достать такую сумму, если бы его сиятельство не расстался с жизнью в течение месяца.
— Сэр, — серьезно сказал мистер Ливерседж, — если бы я отважился на ставку в такую сумму, то лишь в уверенности, что его светлость расстанется с жизнью в течение месяца!
— Как же вы можете быть в этом уверены? — улыбнулся Гидеон.
— Капитан Вейр, — вздохнул Ливерседж. — Я не безрассудный человек. Я не трачу ваше время на легкомысленные предположения. Больше того, сэр! Я не игнорирую особенную щекотливость вашего положения. В самом деле, будучи человеком большой чувствительности, я много думал о вашем положении. Естественно, вы не могли рассматривать в любом договоре между нами малейшее предложение… м-м…
— Кровавых денег, — подсказал Гидеон.
Мистер Ливерседж посмотрел на него с мучением.
— Это, сэр, уродливая фраза и отвратительная для меня, как, должно быть, и для вас. Я предлагаю вам лишь щедрое пари. Я уверен, что заключались и более невероятные пари. Мы, конечно, не будем официально документировать наши ставки. Все необходимое — это простой обмен расписками между нами. И здесь позвольте мне заверить вас, что я отношусь к этому, как к простой формальности, обычной в делах такого рода. Я верю в вас, как в человека чести, капитан Вейр, и мне представляется возможным обдумать необходимость пометить вашу записку каким-нибудь будущим числом.
— Я вам обязан, — сказал Гидеон. — Но я нахожу, что моя вера в вас имеет менее крепкие корни, мистер Ливерседж. Я не верю, к примеру, что в вашей власти заставить меня проиграть такое пари.
Мистер Ливерседж глядел укоризненно.
— Мучительно, сэр, столкнуться с недоверием у того, с кем я был так откровенен. Я мог бы добавить, у того, кому мне не терпится принести выгоду. Или мне следовало сказать вам с самого начала, что его сиятельство в данный момент временно пребывает в укромном местечке в самом сердце вашей восхитительной сельской местности? Когда я в последний раз имел честь его видеть, на нем было дорожное пальто оливкового цвета великолепного пошива и тускло-коричневая накидка поверх него. В кармане у него были красивые часы с гербом, выгравированным, сверху, и инициалами снизу. — он вздохнул. — Возможно, мне следовало привезти их к вам, сэр, но все, что отдает обыкновенным воровством, мне весьма отвратительно. Однако осмелюсь сказать, вы сможете опознать этот изысканно вышитый носовой платок.
Он сунул руку в карман и протянул запачканный кровью носовой платок Джилли. Гидеон взял его и минуту смотрел на него, побледнев, линии вокруг его рта внезапно обострились. Пятна уже стали коричневыми, но Гидеон сразу понял, что это — кровь, и тошнота подступила к его горлу. Он положил носовой платок дрожащими пальцами, поднял голову и взглянул в глаза Ливерседжа.
Мистер Ливерседж знал, что попал в цель, когда упомянул об оливковом пальто. Ему удалось заметить это предательское дрожание пальцев. Он снисходительно улыбнулся; сам бы он почувствовал большое возбуждение, подумал он, если бы вдруг осознал, что так близко стоит к герцогскому титулу, как это произошло с капитаном Вейром. Но встретясь взглядом с капитаном, он через короткий промежуток времени посчитал, что они сияют самым странным светом, который ему когда-либо доводилось видеть в глазах ближнего. У него даже появилось чувство, что он обжегся, что было неудивительно, раз Гидеон видел его сквозь горячий, красный туман.
В следующее мгновение мистер Ливерседж, не тщедушный человек, был сдернут со своего места, и две железные руки начали душить его безжалостно, свирепо при этом тряся его. В то время, как он отчаянно пытался оторвать их от себя, его выпученные глаза, затуманенные ужасом, уставились на лицо, потемневшее от ярости, с искривленными губами, открывшими плотно сжатые зубы, и приводящими в ужас раздувающимися ноздрями. Пока взгляд его не погас, мистер Ливерседж прочитал свой близкий конец на этом лице и понял, что единственный раз в жизни его суждения оказались ошибочными. Потом, когда его глаза начали вылезать из орбит, он уже ничего не увидел и ничего не понял. Посетитель потерял сознание, и Гидеон отшвырнул его от себя, как падаль.
Глава 16
— Больше, сэр, намного больше!
Лорд Лайонел ахнул.
— Великий Боже, мальчик мой, ты что же, ревнуешь и завидуешь Джилли?
Гидеон рассмеялся.
— Как бы не так, сэр! Я благодарю Бога, что ваша привязанность ко мне никогда не заставляла вас ограждать меня от всякого дуновения ветерка, изводить меня наставниками, камердинерами, управляющими и докторами, которые не давали бы мне и шагу ступить, не упрашивая при этом быть осторожным и поберечься, как бы не наступить в лужу!
Наступила краткая пауза. Лорд Лайонел почти просительно сказал:
— Он же был оставлен на мое попечение и был таким болезненным ребенком!
— О, успокойтесь, сэр, никто не собирается винить вас за ваше беспокойство о нем, когда он был младенцем! Но пришло время перестать нянчиться с ним — и пришло уже несколько лет назад! Вы не позволяете ему быть мужчиной, вы обращаетесь с ним так, словно он все еще школьник!
— Это неправда! — сказал лорд Лайонел. — Я всегда говорил ему, что пришло время ему заявить о себе!
Гидеон ухмыльнулся.
— Ах, вот как, говорили ему, а что же тогда вы ответили, когда он попытался это сделать? Вы пожелали, чтобы он выучился управлять своими поместьями, но, когда он попытался это сделать, разве вы со Скривеном не заявили ему, что его идеи абсурдны и что им должны руководить старшие и более мудрые головы?
Лорд Лайонел вздохнул и довольно мягко ответил:
— Естественно, нам со Скривеном лучше знать, может ли он… Но это же чушь! Ты уже говорил мне обо всем этом, и тогда я ответил тебе, что…
— Сэр, я предупреждал вас не так давно, что вам не удастся долго держать Адольфа в узде, но вы не пожелали выслушать меня! Что же! Теперь вы сами видите, что из этого получилось!
Лорд Лайонел пытался сдерживать себя, но не сумел.
— Молчать! — приказал он. — Вам неплохо бы вспомнить, сэр, с кем вы разговариваете! И позвольте мне заметить вам вот что! Это вы отвечаете за то, что позволили Джилли уехать таким сумасбродным манером!
Гидеон поднял руку.
— О, нет, сэр! Вы ошибаетесь! У меня нет никакой власти над Джилли! К тому же я — единственный человек, кто может сказать это про себя!
— Гидеон! — произнес лорд Лайонел, ударив кулаком по столу. — Это уже совсем не смешно! Это ты позволил мальчику уехать совершенно одному, и хотя я надеюсь, что он не попал в беду, все равно ему не годится так поступать, как бы это ни подходило любому другому юноше! Он никогда сам не заботился о себе, он не знает, что надо делать, он наконец, может заболеть — и, все из-за какого-то каприза или по недосмотру! Я всегда думал, что ты слишком привязан к нему, чтобы стать виновником такого несчастья!
— Поверьте мне, сэр, я так привязан к нему, что, надеюсь, на его долю выпадут всевозможные приключения и невзгоды! Я лучшего мнения об Адольфе, нежели вы, или даже, чем он сам о себе думает, и мне кажется, что он научится справляться со всем сам и вполне сносно. Пока он еще сам не знает себе цену. Он неуверен в себе. потому что еще необъезжен. Я надеюсь, что он не очень скоро вернется к нам!
— Заявляю, чго такие разговоры выводят меня из терпения! — воскликнул лорд Лайонел, подскочив. — Если тебе неизвестно, где он, так я даром теряю с тобой время! Я камня на камне не оставлю, но найду его! Когда ты одумаешься, ты можешь найти меня в доме Сейла.
Гидеон поклонился и шагнул, чтобы открыть для него дверь. Лорд Лайонел схватил свои шляпу и трость со стула, на который положил их, и оставил комнаты, не говоря ни слова.
— Помоги тебе Бог, Адольф, — сказал Гидеон, захлопывая дверь.
Какие средства испробовал его родитель в последующие два дня, он был не в силах представить. Он знал, что лорд Лайонел все еще находился в Лондоне, так как с ним встречался и обменивался короткими репликами. Лорд Лайонел делал все возможное, чтобы нейтрализовать слухи, ходившие по городу, но не добился значительных успехов, как понял его сын. Это достигло ушей полковника Гидеона, который заявил несколько туманно, что у него нет желания вмешиваться в личные дела капитана Вейра, и предположил, что тот сам знает, как поступать.
— У меня есть все основания, сэр, заверить вас, что мой кузен жив и здоров, — чопорно ответил Гидеон.
— Хорошо, хорошо, никто в этом не сомневается! — сказал полковник, — Было бы неплохо, однако, если бы вы смогли это доказать! Не возражаю против того, чтобы вы мне поверили, что мне безразличны клубные разговоры!
На пятый дань после исчезновения герцога по лондонской почте капитану Вейру пришло письмо. Оно было написано Нитлбедом и составлено в выражениях достаточно таинственных, чтобы поставить в тупик получателя.
«Сэр и уважаемый капитан, — писал Нитлбед, — сим сообщаю вам, мистер Гидеон, как преданному другу его сиятельства, что мне известно, и никто не убедит меня в обратном, что имея в голове одну мысль, я в данное время покидаю город, ничего не говоря его милости, как желает его светлость, что будет вам понятно, мистер Гидеон, зная, как идут дела и что я не желаю делать то, от чего его светлость не получит удовольствия. Мистер Гидеон, есть тот, кто может знать ответ, почему его светлость покинул нас, а я не знаю, сэр, почему не подумал об этом раньше, но это пришло ко мне ночью, сэр, но говорить его милости я не буду, будучи, как вы знаете, мистер Гидеон, преданным интересам его сиятельства, по сему я пользуюсь этой возможностью сообщить вам, сэр, что я отправился по делам его сиятельства, а не дезертировал со своего поста. Остаюсь, мистер Гидеон, вашим почтительным слугой, Джеймс Нитлбед.»
Внимательно прочитав это сообщение, капитан не удивился визиту лорда Лайонела, который пришел ему сообщить, что, как будто бы для того, чтобы окончательно все испортить, старый камердинер Джилли исчез. Он так жаждал услышать мнение своего сына об этом неожиданном повороте дела, что весьма великодушно простил ему их недавнюю размолвку. Но Гидеон только покачал головой и сказал, что все это чрезвычайно странно. Его милость вновь вскипел и припомнил разнообразные причины для недовольства своим сыном, которые он и перечислил весьма обстоятельно. Но Гидеон повел себя не подобающим сыну образом, отказавшись быть втянутым в ссору, которая могла бы дать выход раздраженным чувствам его родителя, и только улыбался ему.
На шестой день исчезновения герцога пришло письмо, которое он написал из Бэлдока, но так как корреспонденция капитана Вейра была такова, что могла подождать, письмо лежало нераскрытым до полудня. К полудню капитан, вернувшись с учений, обнаружил его и с благодарностью подумал о таком завоевании цивилизации, как почта. Он вложил письмо в записную книжку и, одержав победу над своей худшей стороной натуры, послал короткую записку отцу, информируя его о том, что Джилли жив, здоров и в полном порядке. Потом он сбросил свою полковую форму, облачился в костюм, подходящий для джентльмена, собирающегося посетить увеселительное заведение, и отправился на своем двухколесном экипаже в Эпсом, где был свидетелем встречи между внушающим симпатии и надежды молодым боксером и ветераном ринга. Там он задержался до позднего вечера.
Мистер Ливерседж, примчавшись в Лондон со всевозможной скоростью, появился в Олбени днем и безуспешно колотил в дверь его квартиры, так как капитан дал Рэгби однодневный отпуск. Мистеру Ливерседжу пришлось отложить свой визит до следующего утра и устроиться на ночь в самой дешевой гостинице.
Он хорошо знал привычки светских людей, чтобы допустить такое нарушение приличий, как слишком ранний визит к капитану Вейру. Ливерседж не учел только служебных обязанностей Гидеона, которые в это утро потребовали его присутствия в другом месте, хотя, в соответствии с правилами утонченного образа жизни, он должен был еще находиться в постели. Рэгби, который трижды уже открывал дверь мистеру Ливерседжу, напрямик сообщил ему, что капитан не вернется до вечера, но даже и тогда едва ли его примет.
— Он примет меня, любезный, — надменно произнес Ливерседж. — Это вопрос величайшей важности.
— Может быть, для вас, но не для него, — бесстрастно отозвался сержант Рэгби. Нимало тому не удивившись, мистер Ливерседж появился в Олбени в шесть вечера, когда капитан переодевался к дружеской вечеринке в клубе «Дэффи». Он подал свою визитную карточку; это обстоятельство вынудило Рэгби неохотно упомянуть о его существовании своему хозяину. Капитан Вейр с отвращением подержал карточку, изучая ее.
— Это настойчивый кредитор, Рэгби?
— Едва ли, — ответил его слуга, — я так подумал сам, когда в первый раз увидел эту личность, но теперь я думаю иначе, уж будьте уверены!
— Ну хорошо, проводи его в гостиную! Я приму его! — сказал Гидеон, возвращаясь к зеркалу и борясь со своим галстуком.
Он присоединился к своему посетителю десять минут спустя. Мистер Ливерседж, проделавший путешествие на почтовых лошадях из Бэлдока за счет своего брата, был несколько испуган внушительным видом хозяина дома. Он был готов предположить, что капитан Вейр, имеющий офицерский чин в лейб-гвардии, имел шесть футов роста, но его краткое знакомство с благородным родственником капитана Вейра не подготовило его к встрече с молодым великаном, чьи плечи под стать были росту, а выражение лица тонкий психолог определил бы, как непреклонное в высшей степени. Визитер вскочил со стула и отвесил глубокий поклон.
Пристальные глаза Гидеона обежали его оценивающим взглядом.
— Какое у вас до меня дело? — спросил он. — Не могу даже предположить, что это.
Мистер Ливерседж снова ему поклонился.
— Сэр, — сказал он. — Я разыскал вас по делу величайшего значения.
— Да неужели? — удивился Гидеон. — Хорошо, будьте кратки, так как у меня назначен обед с друзьями через полчаса!
Мистер Ливерседж бросил на дверь заговорщический взгляд.
— Я могу быть уверен, что нас не подслушивают, сэр? — спросил он.
Это начало забавлять Гидеона. Он подошел к двери, ведущей в небольшую прихожую, открыл ее и выглянул. Потом он снова ее закрыл и сказал с подобающей торжественностью:
— Ничье любопытное ухо не услышит нас, мистер Ливерседж. Вы можете безопасно облегчить свою душу передо мной!
— Капитан Вейр, — почти зашептал мистер Ливерседж, — у вас есть, я понимаю, наиблагороднейший родственник.
Вдруг это перестало развлекать Гидеона. Но внезапное чувство опасности, однако, подсказало ему продолжать в прежнем тоне:
— О да, я состою в родстве с герцогом Сейлским.
Мистер Ливерседж понимающе улыбнулся.
— Точно так, сэр! Думаю, что не ошибусь, если скажу, что вы стоите близко к нему в том, что касается наследования титула и огромного состояния, которое принадлежит его сиятельству.
Ни один мускул не дрогнул на смуглом лице; слабая, насмешливая улыбка витала на строгих губах капитана; ничто в его непринужденной позе не предупреждало мистера Ливерседжа о том, что все физические и умственные способности капитана были в напряжении. Воцарилось недолгое молчание.
— Довольно близко, — медленно произнес Гидеон, его веки немного опустились на глаза, что заставило бы его близких друзей насторожиться. — Садитесь, мистер Ливерседж!
Он показал на стул у стола, освещенного керосиновой лампой, стоявшей на нем, и мистер Ливерседж занял его со словами благодарности. Он надеялся, что хозяину захочется опустить свой массивный корпус на противоположный стул, но капитан предпочел прислониться плечами к высокой каминной полке — немного в стороне от прямого света лампы.
— Продолжайте, мистер Ливерседж! — сердечно пригласил он.
— Его сиятельство, насколько я понимаю, — вежливо сказал мистер Ливерседж, — пропал из своей резиденции?
— Это так, — согласился Гидеон. Мистер Ливерседж задушевно взглянул на него.
— Как было бы ужасно, если бы его сиятельство никогда не вернулся в нее! Его отсутствие, я убежден, должно было совершенно лишить покоя его родственников.
Ленивый взгляд Гидеона на мгновение задумчиво задержался на липком пластыре, украшавшем бровь его гостя. «Не за этим ли драконом ты отправился, Адольф? — спросил он сам себя. — И в какую же беду ты попал, малыш?». Вслух он сказал:
— Я уверен, что у вас точные сведения по этому вопросу, мистер Ливерседж.
Мистер Ливерседж, который использовал свое время с тех пор, как прибыл в Лондон, на то, чтобы собрать городские слухи, довольно кивнул. Потом он вздохнул и продолжил:
— Нужно надеяться, что с ним не произошло несчастного случая! И все же, как непостижимы пути Провидения, сэр! Вы, несомненно, в этом убедитесь. Никто не знает, как может обернуться Судьба! Ведь, осмелюсь предположить, вы, капитан Вейр, — достойный отпрыск, я уверен, известного рода! — никогда не рассматривали возможности в одно прекрасное утро проснуться наследником владений вашего благородного родственника!
Медлительность речи капитана стала еще более заметной.
— Подобные, мистер Ливерседж, размышления могут возникнуть у любого здравомыслящего человека. Жизнь, в конце концов, так неопределенна.
Мистер Ливерседж с волнением почувствовал, что и его мечты близки к осуществлению. Было приятно обнаружить, что знание людских страстей не подвело его. Но он не предполагал, что это может так быстро случиться. Он одобрительно улыбнулся Гидеону.
— Однако, если взять в расчет то, что его сиятельство — молодой человек, с хорошим здоровьем и мирным характером, осмелюсь сказать, никто высоко бы не оценил ваши шансы стать вторым в очереди наследников в течение, скажем, месяца?
— А все-таки — какова ставка? — спросил Гидеон.
Мистер Ливерседж небрежно махнул рукой.
— О, с такими шансами, сэр, осмелюсь сказать, вы могли бы рискнуть пятьюдесятью тысячами фунтов!
Гидеон покачала головой.
— Я никогда подобным образом не испытывал удачу, мистер Ливерседж. Если бы вы предложили пари, что я стану герцогом Сейлским в течение месяца…
Мистер Ливерседж старался точно взвешивать слова — свои и собеседника.
— Ну, осмелюсь сказать, с этим можно было бы справиться, — проговорил он не очень уверенно. Гидеон чуть не рассмеялся ему в лицо, но совладал с этим порывом.
— Знаете, я не такой отчаянный игрок, как вы думаете, сэр. Немыслимые пари меня не привлекают. Ведь вам было бы затруднительно достать такую сумму, если бы его сиятельство не расстался с жизнью в течение месяца.
— Сэр, — серьезно сказал мистер Ливерседж, — если бы я отважился на ставку в такую сумму, то лишь в уверенности, что его светлость расстанется с жизнью в течение месяца!
— Как же вы можете быть в этом уверены? — улыбнулся Гидеон.
— Капитан Вейр, — вздохнул Ливерседж. — Я не безрассудный человек. Я не трачу ваше время на легкомысленные предположения. Больше того, сэр! Я не игнорирую особенную щекотливость вашего положения. В самом деле, будучи человеком большой чувствительности, я много думал о вашем положении. Естественно, вы не могли рассматривать в любом договоре между нами малейшее предложение… м-м…
— Кровавых денег, — подсказал Гидеон.
Мистер Ливерседж посмотрел на него с мучением.
— Это, сэр, уродливая фраза и отвратительная для меня, как, должно быть, и для вас. Я предлагаю вам лишь щедрое пари. Я уверен, что заключались и более невероятные пари. Мы, конечно, не будем официально документировать наши ставки. Все необходимое — это простой обмен расписками между нами. И здесь позвольте мне заверить вас, что я отношусь к этому, как к простой формальности, обычной в делах такого рода. Я верю в вас, как в человека чести, капитан Вейр, и мне представляется возможным обдумать необходимость пометить вашу записку каким-нибудь будущим числом.
— Я вам обязан, — сказал Гидеон. — Но я нахожу, что моя вера в вас имеет менее крепкие корни, мистер Ливерседж. Я не верю, к примеру, что в вашей власти заставить меня проиграть такое пари.
Мистер Ливерседж глядел укоризненно.
— Мучительно, сэр, столкнуться с недоверием у того, с кем я был так откровенен. Я мог бы добавить, у того, кому мне не терпится принести выгоду. Или мне следовало сказать вам с самого начала, что его сиятельство в данный момент временно пребывает в укромном местечке в самом сердце вашей восхитительной сельской местности? Когда я в последний раз имел честь его видеть, на нем было дорожное пальто оливкового цвета великолепного пошива и тускло-коричневая накидка поверх него. В кармане у него были красивые часы с гербом, выгравированным, сверху, и инициалами снизу. — он вздохнул. — Возможно, мне следовало привезти их к вам, сэр, но все, что отдает обыкновенным воровством, мне весьма отвратительно. Однако осмелюсь сказать, вы сможете опознать этот изысканно вышитый носовой платок.
Он сунул руку в карман и протянул запачканный кровью носовой платок Джилли. Гидеон взял его и минуту смотрел на него, побледнев, линии вокруг его рта внезапно обострились. Пятна уже стали коричневыми, но Гидеон сразу понял, что это — кровь, и тошнота подступила к его горлу. Он положил носовой платок дрожащими пальцами, поднял голову и взглянул в глаза Ливерседжа.
Мистер Ливерседж знал, что попал в цель, когда упомянул об оливковом пальто. Ему удалось заметить это предательское дрожание пальцев. Он снисходительно улыбнулся; сам бы он почувствовал большое возбуждение, подумал он, если бы вдруг осознал, что так близко стоит к герцогскому титулу, как это произошло с капитаном Вейром. Но встретясь взглядом с капитаном, он через короткий промежуток времени посчитал, что они сияют самым странным светом, который ему когда-либо доводилось видеть в глазах ближнего. У него даже появилось чувство, что он обжегся, что было неудивительно, раз Гидеон видел его сквозь горячий, красный туман.
В следующее мгновение мистер Ливерседж, не тщедушный человек, был сдернут со своего места, и две железные руки начали душить его безжалостно, свирепо при этом тряся его. В то время, как он отчаянно пытался оторвать их от себя, его выпученные глаза, затуманенные ужасом, уставились на лицо, потемневшее от ярости, с искривленными губами, открывшими плотно сжатые зубы, и приводящими в ужас раздувающимися ноздрями. Пока взгляд его не погас, мистер Ливерседж прочитал свой близкий конец на этом лице и понял, что единственный раз в жизни его суждения оказались ошибочными. Потом, когда его глаза начали вылезать из орбит, он уже ничего не увидел и ничего не понял. Посетитель потерял сознание, и Гидеон отшвырнул его от себя, как падаль.
Глава 16
Шум от падения мистера Ливерседжа заставил Рэгби быстро появиться в дверях. Он обнаружил, что его хозяин потирает руки, как будто хочет избавиться от какой-то грязи, а посетитель хозяина лежит на полу. Он не выказал никакого особенного удивления перед этой необычной сценой, но, бросив проницательный взгляд на мистера Ливерседжа, заметил:
— Похоже, вы задали ему жару, сэр. Но я хочу спросить у вас, сэр, как мне теперь от него избавиться, раз вы его убили? Слишком уж вы спешите, вот что я вам скажу!
— Нет, — жестко сказал Гидеон. — Думаю, что нет… Принеси-ка воды и вылей на него! Я не хочу, чтобы он умер!
— Зря вы об этом раньше не подумали, сэр, — укорил его Рэгби. — Хорошенькие дела творятся в квартире джентльмена!
Он вышел из комнаты и возвратился через минуту с кувшином воды, который опрокинул над лицом мистера Ливерседжа.
— Кажется, это напрасно, — сказал он, — но я не знаю ничего лучшего, чем влить ему в глотку несколько капель бренди покрепче.
Гидеон большими шагами подошел к серванту и налил немного бренди.
— Как он, еще жив?
— Да, сэр, — ответил Рэгби, который нащупывал сердце мистера Ливерседжа. — Он жив, но ему хорошенько досталось.
Он рассмотрел измятый галстук мистера Ливерседжа и покачал головой.
— Я думал, сэр, вы ему только двинули, но теперь вижу, что вы его придушили.
Он сделал галстук свободнее, расправил руки потерпевшего и поднял его голову. Гидеон встал на одно колено и приложил стакан, который держал в руке, к раскрытому рту мистера Ливерседжа.
— Полегче, сэр, полегче! — предостерег его Рэгби. — Вы не хотите чтобы он опять задохнулся, а еще вы не хотите, чтобы это доброе бренди все пролилось на его рубашку! Дайте-ка лучше его мне.
Гидеон передал ему стакан и поднялся.
— Рэгби, его сиятельство в опасности!
Рэгби приостановил оказание помощи и поднял вверх глаза.
— Что, не из-за этого ли жирняка, сэр? Что случилось с его сиятельством?
— Не знаю. Я думаю, этот приятель держит его под замком. Мне нужно было выяснить побольше, прежде чем я начал его душить, но… Вот, дай-ка ему еще бренди!
— Вы подарили ему жизнь, сэр; он приходит в себя, живехонек. Он не мог заявиться сюда, чтобы сказать вам такое!
— Еще как мог! Он пришел, чтобы продать мне его титул! За какие-то пятьдесят тысяч фунтов он собирался устроить так, чтобы никто больше не видел его сиятельство. Он мог бы даже предложить убийство моего отца. Любезен, не правда ли? Он принес мне эти проекты, чтобы я их оценил!
Рэгби уставился на носовой платок герцога.
— Боже мой, сэр, что он сотворил с его сиятельством? Это кровь — или я никогда не видел крови!
— Говорю тебе, я не знаю. Поверь мне, я скоро узнаю! Он не может пока умереть. Нет, не может!
— Господи, конечно, нет, он жив! — поспешил сказать Рэгби. — Похоже, была небольшая свалка, и его слегка поприжали. Перестаньте рвать и метать, пока не пришла нужда, сэр! Мы могли бы догадаться, что может случиться что-то в этом роде, если его сиятельство смылся таким образом!
— Черт тебя возьми, ты думаешь, я бы позволил ему уйти, если бы думал, что он окажется в опасности? — свирепо выпалил Гидеон.
— Конечно, нет, сэр! Если бы вы мне подсобили, мы могли бы положить этого висельника на диван. Мы не собираемся его баловать, но с другой стороны, ему будет сподручнее говорить, если устроить его поудобнее. А говорить ему придется! А если он не почувствует такой необходимости, придется ему оказаться в положении малость понеудобнее, чем сейчас, но он не кажется мне слишком упорным, и чем меньше шума мы поднимем, тем лучше, сэр.
Гидеон кивнул и нагнулся, чтобы взять мистера Ливерседжа за ноги. Этот неудачливый господин был перенесен на диван и слабо застонал.
— Оставь меня с ним! — сказал Гидеон. — Я позову тебя, если будет нужно.
Рэгби с сомнением посмотрел на него.
— Да, сэр, но при вашем нраве, и если вспомнить, как вы с ним обошлись, лучше бы мне остаться с ним, а не вам!
— Не говори ерунды! Я его не трону! Он думает, что у него на руках все козыри, но и я не совсем в тупике! Нет, мистер Ливерседж! Не совсем!
Мистер Ливерседж открыл глаза и поднял слабую руку к посиневшему горлу. Он громче застонал, и Гидеон налил еще немного бренди и передал ему. Рэгби с явным неодобрением наблюдал, как он приподнимает мистера Ливерседжа и снова подносит стакан к его губам. Однако он был, казалось, удовлетворен тем, что у его хозяина не было немедленного намерения обращаться к физическому насилию, и, заметив, что нет смысла поить парня допьяна, убрался из комнаты, чтобы встать на страже у ее дверей. Мистеру Ливерседжу было больно глотать, но он расправился с бренди и даже оказался в состоянии принять, хотя и с трудом, сидячую позу. Он осторожно ощупал свое горло, застонал снова и устремил взгляд налитых кровью глаз на хозяина.
— Очень некрасиво! — прохрипел он. — Слишком поспешно, сэр! Не нужно было так горячиться! Нужно было сказать одно только слово, и все могло быть организовано по вашему вкусу. За небольшую сумму — за пустяковую сумму, скажем тридцать тысяч или даже двадцать пять — с удовольствием вернуть его светлость в целости и сохранности! — он попытался откашляться и вздрогнул. — Счастлив услужить вам! Я не человек насилия — по-своему привязался к его светлости — никакого желания причинять ему вред!
Облегчение при известии, что Джилли не умер, смягчило гнев Гидеона. Он дал мистеру Ливерседжу еще немного бренди. Мистер Ливерседж взял стакан и опустил ноги на пол.
— Так гораздо лучше, — кивнул он, его податливая натура уже настраивалась на то, чтобы видеть события в хорошем свете. — Я могу сказать, капитан Вейр, мне радостно встретить в вас достойные чувства. Однако не нужно было быть таким грубым! Глупо, в самом деле! Вы должны иметь в виду, что без моей доброй воли невозможно отыскать его сиятельство! Очень хороший коньяк, сэр!
— Выпейте побольше! — посоветовал ему Гидеон. — В Ньюгейте вы его не получите.
Мистер Ливерседж учтиво выпил бренди. Он начинал чувствовать себя гораздо лучше по мере того, как распространялось нежное тепло.
— Это, сэр, невежливое замечание, — сказал он. — Больше того, вы ничего не выиграете, если будете действовать слишком поспешно. Кто старое помянет, тому глаз вон, капитан Вейр! Ничто не доставит мне большего удовольствия, чем возвращение его сиятельства в его семью!
— Вы — лицемерный обманщик, вы пытаетесь получить выкуп за его сиятельство! — воскликнул Гидеон.
— Ну, — рассудительно протянул мистер Ливерседж, — нужно ведь как-то жить, в конце концов!
— Будьте уверены, что вам не придется этого делать долго!
— Понимаю! — вздохнул мистер Ливерседж. — Но вы ошибаетесь, сэр! Я не прошу выкупа у вас! Для его сиятельства это не составит никакого труда: осмелюсь сказать, он будет очень рад выплатить его, потому что, знаете ли, он может ожидать, что стоит больше.
— Похоже, вы задали ему жару, сэр. Но я хочу спросить у вас, сэр, как мне теперь от него избавиться, раз вы его убили? Слишком уж вы спешите, вот что я вам скажу!
— Нет, — жестко сказал Гидеон. — Думаю, что нет… Принеси-ка воды и вылей на него! Я не хочу, чтобы он умер!
— Зря вы об этом раньше не подумали, сэр, — укорил его Рэгби. — Хорошенькие дела творятся в квартире джентльмена!
Он вышел из комнаты и возвратился через минуту с кувшином воды, который опрокинул над лицом мистера Ливерседжа.
— Кажется, это напрасно, — сказал он, — но я не знаю ничего лучшего, чем влить ему в глотку несколько капель бренди покрепче.
Гидеон большими шагами подошел к серванту и налил немного бренди.
— Как он, еще жив?
— Да, сэр, — ответил Рэгби, который нащупывал сердце мистера Ливерседжа. — Он жив, но ему хорошенько досталось.
Он рассмотрел измятый галстук мистера Ливерседжа и покачал головой.
— Я думал, сэр, вы ему только двинули, но теперь вижу, что вы его придушили.
Он сделал галстук свободнее, расправил руки потерпевшего и поднял его голову. Гидеон встал на одно колено и приложил стакан, который держал в руке, к раскрытому рту мистера Ливерседжа.
— Полегче, сэр, полегче! — предостерег его Рэгби. — Вы не хотите чтобы он опять задохнулся, а еще вы не хотите, чтобы это доброе бренди все пролилось на его рубашку! Дайте-ка лучше его мне.
Гидеон передал ему стакан и поднялся.
— Рэгби, его сиятельство в опасности!
Рэгби приостановил оказание помощи и поднял вверх глаза.
— Что, не из-за этого ли жирняка, сэр? Что случилось с его сиятельством?
— Не знаю. Я думаю, этот приятель держит его под замком. Мне нужно было выяснить побольше, прежде чем я начал его душить, но… Вот, дай-ка ему еще бренди!
— Вы подарили ему жизнь, сэр; он приходит в себя, живехонек. Он не мог заявиться сюда, чтобы сказать вам такое!
— Еще как мог! Он пришел, чтобы продать мне его титул! За какие-то пятьдесят тысяч фунтов он собирался устроить так, чтобы никто больше не видел его сиятельство. Он мог бы даже предложить убийство моего отца. Любезен, не правда ли? Он принес мне эти проекты, чтобы я их оценил!
Рэгби уставился на носовой платок герцога.
— Боже мой, сэр, что он сотворил с его сиятельством? Это кровь — или я никогда не видел крови!
— Говорю тебе, я не знаю. Поверь мне, я скоро узнаю! Он не может пока умереть. Нет, не может!
— Господи, конечно, нет, он жив! — поспешил сказать Рэгби. — Похоже, была небольшая свалка, и его слегка поприжали. Перестаньте рвать и метать, пока не пришла нужда, сэр! Мы могли бы догадаться, что может случиться что-то в этом роде, если его сиятельство смылся таким образом!
— Черт тебя возьми, ты думаешь, я бы позволил ему уйти, если бы думал, что он окажется в опасности? — свирепо выпалил Гидеон.
— Конечно, нет, сэр! Если бы вы мне подсобили, мы могли бы положить этого висельника на диван. Мы не собираемся его баловать, но с другой стороны, ему будет сподручнее говорить, если устроить его поудобнее. А говорить ему придется! А если он не почувствует такой необходимости, придется ему оказаться в положении малость понеудобнее, чем сейчас, но он не кажется мне слишком упорным, и чем меньше шума мы поднимем, тем лучше, сэр.
Гидеон кивнул и нагнулся, чтобы взять мистера Ливерседжа за ноги. Этот неудачливый господин был перенесен на диван и слабо застонал.
— Оставь меня с ним! — сказал Гидеон. — Я позову тебя, если будет нужно.
Рэгби с сомнением посмотрел на него.
— Да, сэр, но при вашем нраве, и если вспомнить, как вы с ним обошлись, лучше бы мне остаться с ним, а не вам!
— Не говори ерунды! Я его не трону! Он думает, что у него на руках все козыри, но и я не совсем в тупике! Нет, мистер Ливерседж! Не совсем!
Мистер Ливерседж открыл глаза и поднял слабую руку к посиневшему горлу. Он громче застонал, и Гидеон налил еще немного бренди и передал ему. Рэгби с явным неодобрением наблюдал, как он приподнимает мистера Ливерседжа и снова подносит стакан к его губам. Однако он был, казалось, удовлетворен тем, что у его хозяина не было немедленного намерения обращаться к физическому насилию, и, заметив, что нет смысла поить парня допьяна, убрался из комнаты, чтобы встать на страже у ее дверей. Мистеру Ливерседжу было больно глотать, но он расправился с бренди и даже оказался в состоянии принять, хотя и с трудом, сидячую позу. Он осторожно ощупал свое горло, застонал снова и устремил взгляд налитых кровью глаз на хозяина.
— Очень некрасиво! — прохрипел он. — Слишком поспешно, сэр! Не нужно было так горячиться! Нужно было сказать одно только слово, и все могло быть организовано по вашему вкусу. За небольшую сумму — за пустяковую сумму, скажем тридцать тысяч или даже двадцать пять — с удовольствием вернуть его светлость в целости и сохранности! — он попытался откашляться и вздрогнул. — Счастлив услужить вам! Я не человек насилия — по-своему привязался к его светлости — никакого желания причинять ему вред!
Облегчение при известии, что Джилли не умер, смягчило гнев Гидеона. Он дал мистеру Ливерседжу еще немного бренди. Мистер Ливерседж взял стакан и опустил ноги на пол.
— Так гораздо лучше, — кивнул он, его податливая натура уже настраивалась на то, чтобы видеть события в хорошем свете. — Я могу сказать, капитан Вейр, мне радостно встретить в вас достойные чувства. Однако не нужно было быть таким грубым! Глупо, в самом деле! Вы должны иметь в виду, что без моей доброй воли невозможно отыскать его сиятельство! Очень хороший коньяк, сэр!
— Выпейте побольше! — посоветовал ему Гидеон. — В Ньюгейте вы его не получите.
Мистер Ливерседж учтиво выпил бренди. Он начинал чувствовать себя гораздо лучше по мере того, как распространялось нежное тепло.
— Это, сэр, невежливое замечание, — сказал он. — Больше того, вы ничего не выиграете, если будете действовать слишком поспешно. Кто старое помянет, тому глаз вон, капитан Вейр! Ничто не доставит мне большего удовольствия, чем возвращение его сиятельства в его семью!
— Вы — лицемерный обманщик, вы пытаетесь получить выкуп за его сиятельство! — воскликнул Гидеон.
— Ну, — рассудительно протянул мистер Ливерседж, — нужно ведь как-то жить, в конце концов!
— Будьте уверены, что вам не придется этого делать долго!
— Понимаю! — вздохнул мистер Ливерседж. — Но вы ошибаетесь, сэр! Я не прошу выкупа у вас! Для его сиятельства это не составит никакого труда: осмелюсь сказать, он будет очень рад выплатить его, потому что, знаете ли, он может ожидать, что стоит больше.