Хилл Сандра. Преступный викинг

   Теперь она знала загадку Селика, знала, отчего он мучается, и поняла, почему он жестоко мстит саксам. Ничего удивительного.
   И как она, которая всегда гордилась своим умением сопереживать и как врач, и как гуманист, посмела присвоить себе право судить его и выискивать у него недостатки? Ну и самоуверенность! Она спросила себя, кто же зверь в этой истории, и ответила — не Селик.
   В конюшню с лошадью на поводу вошел Убби и, едва взглянув на лицо Рейн, попятился.
   — Стой, — приказала Рейн и одним пальцем прижала маленького человечка к стене сарая.
   Испугавшись, Убби выронил поводья, и лошадь убежала.
   — Хозяйка, у меня дела…
   — Я знаю, Убби. Я знаю насчет Селика.
   — Что… о чем ты?
   — Я знаю о его жене и о его сыне. Теперь ты расскажешь мне все подробно.
   — Хозяин сказал тебе, как умерла Астрид и ребенок… О Боже… о Торкеле он тоже сказал?
   Рейн угрюмо кивнула.
   — Ох, хозяйка, что вы с ним сделали, ведь он никогда об этом не говорит?
   Убби опустился на пыльный пол и закрыл лицо руками. Когда он наконец поднял голову, его взгляд был затуманен слезами.
   — Это плохая новость. Нас ждет беда, раз он заговорил о прошлом.
   Рейн села рядом с Убби и взяла его руку в свои.
   — Рассказывай.
   Убби проглотил комок в горле.
   — Это случилось больше десяти лет назад. Селик перестал быть рыцарем Йомсвикинга и уже два года как женился на Астрид. Ах, какая она была милая! И красивая, как шиповник весной. И совсем юная, не старше восемнадцати.
   Рейн ощутила ревность, какой никогда не знала, к этой давно умершей женщине, возлюбленной жене Селика.
   — Они были неразлучны. Всегда старались коснуться друг друга. Всегда старались подольше побыть наедине. Даже когда она ждала ребенка и потом, после его рождения. Видишь ли, у Селика ведь не было ни семьи, ни дома. Поэтому он лелеял Астрид и их ребенка как никто другой. Но в конце концов Селику пришлось отправиться с торговым караваном в Хедеби. Он оставил Астрид и Торкела в хорошем доме, который сам построил для них в Йорвике. Он думал, что им ничего не грозит, а…
   — Пришли саксы, — перебила его Рейн.
   Убби кивнул, и его доброе лицо стало уродливым от гнева. Воспоминания завладели им.
   — Ты был с Селиком? — тихо спросила Рейн, поглаживая его корявую руку.
   — Да.
   Этим всего одним, но таким страшным словом он все сказал ей о своих муках.
   — От дома ничего не осталось, а Астрид мы нашли недалеко от вишневого сада. Она лежала голая, и кровь покрывала ее ноги от бедер до щиколоток. Кровь и семя всех мужчин, которые насиловали ее.
   Рейн прижала кулак ко рту, чтобы не разрыдаться.
   — Я никогда, до самой смерти, не забуду, как хозяин взял Астрид на руки, убрал с ее лица окровавленные пряди волос и долго-долго повторял ее имя. Тогда я в последний раз видел у него на глазах слезы.
   Лицо Убби потемнело от ярости, словно он вспомнил еще что-то.
   — Потом он положил Астрид, и я увидел… — Убби говорил медленно, стараясь держать под контролем свои чувства. — Главарь банды — Стивен, граф Грейвли — вырезал свои инициалы «С» и «Г» у нее на груди.
   Рейн не хотела больше ничего слышать. Она не понимала, как человек может быть таким жестоким. Одно имя, названное Убби, привлекло ее внимание.
   — Стивен из Грейвли? Это не брат Эльвинуса, того знатного рыцаря, которого Селик убил в битве?
   Убби кивнул.
   — И месть продолжается.
   — А как все началось?
   — Стивен из Грейвли не ищет себе оправданий. Он настоящий дьявол. Но он обвинил Селика в смерти своего отца, старого лорда.
   — А Селик действительно… убил его?
   — Может быть. Была битва. Много саксов и скандинавов погибли в тот день. Это мог быть Селик, мог быть кто-то другой, Но Стивену нужен был Селик, и он обвинил Селика.
   — Но при чем тут его жена? Ох, Убби! Неудивительно, что Селик жестокий!
   Маленький человечек повернулся к ней и посмотрел на нее вызывающим взглядом.
   — Для его жестокости есть причины. И ведь это еще не все. Он оставил обезглавленное тело ребенка рядом с телом его матери. Селику потребовалось несколько недель, чтобы найти голову.
   Рейн вспомнила слова Селика.
   — Граф Грейвли насадил голову Торкела на свою пику?
   — Да, он хотел приманить Селика и убить его. Мы в конце концов нашли голову несчастного малыша и похоронили ее вместе с телом. Но Селик до сих пор гоняется за неуловимым Стивеном… И за каждым проклятым саксом, который попадается ему на пути.
   Рейн опустила глаза, увидела темное пятно на своей тунике, тунике Селика, и поняла, что она плакала и ее слезы горячими каплями стекали ей на грудь. «Как кровь», — подумала она.
   Милостивый Боже. Теперь я понимаю, почему ты послал меня сюда.
   — Ну вот, ты все знаешь, — сказал Убби, вставая и стараясь гордо выпрямить спину. — Ты сможешь помочь ему?
   — Не знаю, Убби. Пока не знаю, но я постараюсь.
   Он улыбнулся, но его глаза оставались печальными.
   — Если кто-нибудь и может ему помочь, так это ты, я уверен. — Он не сводил с нее глаз, пока она вставала и отряхивалась. — Хозяин пошел на озеро. Найди его. Я думаю, ты ему нужна.

ГЛАВА 9

   Селик энергично работал руками, без устали переплывая озеро от одного берега до другого и обратно, и опять туда и обратно… Он погружал лицо в ледяную воду и мощными движениями рук рассекал чистую поверхность воды.
   Рейн сидела на берегу, обхватив колени руками. Она терпеливо дожидалась, когда Селик, устанет и его гнев немного утихнет.
   Всем сердцем Рейн рвалась к Селику, поняв, что ее признание в любви разбудило в нем воспоминания об ужасной трагедии. Теперь она знала, как он мучился и как стал жестоким. Когда голос призывал ее спасти Селика, должно быть, он имел в виду именно это.
   Наконец Селик вынырнул из воды, словно великолепный дельфин, и, смахнув с лица длинные волосы, поплыл к мелководью. Когда он встал на ноги, у него от усталости подгибались колени. Рейн хотела было помочь ему, но решила подождать, чтобы не злить своего возлюбленного изгоя. Своего нежного и неукротимого викинга.
   Он шел по мелководью, не замечая Рейн. Широкие плечи, узкие бедра, длинные мускулистые ноги.
   Страдание затуманило ему глаза, вытянуло губы в тонкую упрямую линию. Он, как всегда, в одиночку сражался с демонами в своей душе.
   «Этого мужчину я люблю», — подумала Рейн, совершенно уверенная в своих чувствах. Ее глаза ласкали его тело, а сердце переполнялось гордостью и тревогой.
   Увидев ее, Селик остановился как вкопанный, потом медленно нагнулся и поднял с земли одежду. Не стесняясь своей наготы, он неторопливо натянул штаны и тунику и, лишь затянув кожаный пояс, равнодушно спросил:
   — Зачем ты здесь?
   Рейн в упор посмотрела на него, не зная, говорить, что она знает о его прошлом, или не говорить, но, видно, он все прочитал на ее лице и с возмущением выдохнул:
   — Кто сказал?
   — Ты сам.
   Он замер, потом, видимо, понял, что в своем смятенном состоянии говорил вслух, что думал.
   — Убби восполнил пробелы.
   — Ему надо отрезать язык, — устало проговорил Селик, усаживаясь рядом с ней на землю и вытирая волосы. — Я не собираюсь обсуждать с тобой мое прошлое, — твердо сказал он. — Поэтому хоть раз запри рот на замок.
   Рейн и вправду хотела было заговорить, но потом решила подчиниться. Селику и так досталось. Позже. Теперь его лучше чем-нибудь повеселить, а не добавлять ему страданий. Пусть он хоть ненадолго, хоть на час, забудет терзающие его воспоминания.
   И Рейн принялась рассказывать обо всем, что случилось в Равеншире в его отсутствие. Когда она добралась до Герва и его ухаживаний за Бланш, у Селика изменилось выражение лица и он даже улыбнулся, услыхав про любовные наставления Берты. А потом он рассмеялся, когда она пересказала ему, как Берта сравнила его с жеребцом, а ее с охочей кобылой, и его серые глаза заблестели.
   — А ты охочая? — спросил Селик, и с удовольствием увидел, что она смущенно вспыхнула.
   — Да нет.
   — А, все упорствуешь, будто у тебя отвращение к постельным развлечениям. И не вздумай задирать нос. Ты все равно лжешь. Я-то уж знаю, какая ты.
   — Я не лгу, — возразила Рейн. — И я никогда не говорила, что мне противен секс. Я лишь говорила, что могу спать, а могу и не спать. Это не имеет для меня значения.
   По крайней мере, не имело в моей другой жизни.
   — Мне показалось иначе, когда…
   Селик умолк, пожав плечами.
   — Это с тобой иначе, Селик.
   — Так кто же теперь отклоняется от своей линии?
   Рейн улыбнулась, удивившись, как это он запомнил выражение из ее прежней жизни.
   — Это иначе с тобой. Ой, не хорохорься, как петух, — добавила она, вызвав у него взрыв хохота. — И вовсе не потому, что ты так здорово все умеешь. Это всего лишь потому, что ты — это ты. Так определено небом. Мы созданы друг для друга.
   — Это комплимент или оскорбление? — сухо переспросил он.
   Слава Богу, он уже не такой мрачный. Мама всегда говорила, что путь к сердцу мужчины, особенно любовника, лежит через его улыбку. А Селик уже давно не улыбался. Она на секунду задумалась, а потом расцвела на глазах, сообразив, как потешить его мужское самолюбие и в то же время рассмешить. Ну конечно, это так просто!
   — Знаешь, Селик… — начала она преувеличенно ласково, отчего он сразу повернулся к ней с тревогой в глазах.
   О да, дорогой, у тебя есть основания для тревоги.
   — …Знаешь, если мы когда-нибудь займемся любовью…
   Едва заметная улыбка появилась у него на губах.
   Хорошо, милый. Улыбнись. И успокойся.
   — …Если мы когда-нибудь займемся любовью, клянусь, я непременно покажу тебе точку «Г».
   Вот! Ну, как твое мужское самолюбие поживает?
   — Я знаю, что пожалею потом, но все же не могу удержаться от вопроса. Скажи, пожалуйста, что это за чертова точка «Г»?
   А я-то думала, ты не спросишь.
   — В моем времени не пришли к единому мнению, но многие авторы литературы о сексе…
   — Авторы литературы о сексе? Ты уверена, что те, кто объявляют себя знатоками таких вещей, не жулики?
   Рейн с улыбкой кивнула.
   — Это наверняка французы, — заявил он с насмешкой. — Мужчины во Франции убеждены, будто они — лучшие любовники в мире. Скорее всего, они написали многие из книг, на которые ты все время ссылаешься.
   — Сотни.
   — Ха! Клянусь я знаю не меньше этих самозванцев.
   Несомненно, детка.
   — В любом случае, пока ты опять не прервал меня, скажу, что многие авторы не признают существования точки «Г» у женщин. С другой стороны, женщины заявляют, что она у них есть.
   Рейн дала Селику подробный урок женской анатомии с описанием местонахождения точки «Г» и ее возможностей.
   Сначала он долго смотрел на нее во все глаза, пораженный обилием медицинской терминологии, а потом расхохотался.
   — Честно говоря, никогда прежде мне не приходилось встречать женщины, похожей на тебя. Ты знаешь так много о любовных играх мужчин и женщин, как будто ты не женщина, а чертова книжка. Но, думаю, на самом деле ты ничего не знаешь. Да-да, ты невинна, как девственница, которая в первый раз собирается лечь в постель с мужчиной.
   — Нет!
   Он вновь засмеялся, а потом поднял ее на ноги и повел прочь от озера, каждый раз щипая за зад, если она замедляла шаг. Пока они шли, он не переставал смеяться, то и дело восклицая:
   — Точка Г! Черт побери! Точка Г!
   Вскоре показался Убби, который со страхом ждал возвращения хозяина. Сначала он, ничего не понимая, лишь растерянно смотрел то на смеющегося Селика, то на раздраженную Рейн, потирающую зад, а потом расплылся в счастливой улыбке и кивнул Рейн, словно поздравляя ее с победой. Убби решил, что Рейн совершила еще одно ангельское чудо.
   Что же до Селика, то он несказанно удивил ее, когда вдруг прошептал ей на ухо:
   — Спасибо.
   Очевидно, он вполне оценил ее стремление развеселить его.
   Через несколько дней Селик оседлал Яростного и взлетел в седло, собираясь вновь покинуть Равеншир.
   Рейн на своем коне с нелепым именем Божий Посланец подъехала к нему сзади, и Селик мысленно застонал, гадая, чем он еще провинился и за что она будет его ругать.
   — Спасибо, что позволил мне ехать с тобой в Йорвик.
   От ее ласкового тона у него глаза полезли на лоб. Что-то ей было от него нужно, не иначе.
   — Я попросилась в Йорвик, потому что там, возможно, я лучше пойму, зачем послана сюда. Если мне удастся найти место, где потом у нас построили музей, я наверняка…
   Селик недоверчиво фыркнул.
   — Что? Ждешь послание от бога?
   — Ты невозможен!
   Он повернулся к ней и насмешливо покачал головой.
   — Одна речка как-то назвала океан мокрым…
   Рейн рассмеялась, и ему показалось, что еще немного и сердце выскочит у него из груди.
   — Ох, Селик, я лю…
   Он поднял руку, поняв, что она хочет ему сказать. А этого он допустить не мог, поэтому глядел на желанную женщину и изо всех сил сопротивлялся ее почти неодолимой власти над ним. После их свидания на берегу озера ему удавалось удерживать ее от этих слов. Пока ничего не сказано вслух, можно делать вид, что он не замечает их крепнущую близость. На мгновение он устало закрыл глаза.
   О Иисус, или Один, или кто там есть, пожалуйста, не мучай меня. Мне не по силам любить. И не по силам терять. Никакой человек такое не вынесет.
   Он решительно расправил плечи.
   Доверься мне.
   — Что ты сказала? — с тревогой спросил Селик.
   — Когда?
   — Только что. Что-то насчет доверия, — сказал он, уже понимая, что это была не Рейн.
   Черт подери! Ей все-таки удалось вывернуть его наизнанку и сделать из него полоумного.
   Она широко открыла прекрасные золотистые глаза.
   — Ты тоже слышал голос. Да?
   — Нет. Я ничего не слышал.
   — Лжешь.
   — Мужчин я убивал и за меньшее.
   — Я не боюсь.
   — Будешь бояться.
   — Почему?
   — Р-р-р!
   — Селик, тебе надо быть осторожнее с твоим темпераментом. Каждый раз, когда ты злишься на меня, у тебя на лбу надувается вена. Вот хватит удар, тогда что будешь делать?
   Он проворчал:
   — Будет только один удар, моего кинжала, которым я отрежу твой болтливый язык.
   Убби подъехал поближе.
   — Хозяин, позволь мне вставить кляп ей в рот, чтобы она тебя не беспокоила, — с нарочитым подобострастием предложил Убби, который едва не плясал от радости с самого вечера, когда Селик приказал ему собираться в Йорвик.
   Селик, представляя эту замечательную картину, насмешливо посмотрел на него.
   — Я не пожалел бы состояния, чтобы посмотреть, как у тебя получится. Но готов отдать два состояния, если вы заткнете друг другу рты и дадите миру несколько минут покоя.
   Убби поник от оскорбления, но Селик мог бы поклясться, что предатель украдкой подмигнул Рейн. Великолепно! Сговор двух полоумных.
   — Все готовы ехать, — провозгласил Убби.
   Селик с отвращением оглядел разношерстное сборище. Хотя он оставил в замке с Тайкиром полудюжину воинов и Берту-повариху, с ним ехали две дюжины воинов и шестеро пленных. Семь пленников выразили желание стать его воинами. Все ехали на лошадях, даже Бланш. Каким-то образом в окрестностях удалось украсть достаточно лошадей.
   Селик хотел было подать сигнал, как вдруг его взгляд стал холодным как лед. Он увидел незнакомую всадницу. Всадников, поправил он себя. Это была молодая женщина и ее ребенок, которого она держала на руках.
   — Убери их, — процедил он сквозь зубы Герву.
   — Хозяин, — вмешался Убби, — ее муж — равенширский крестьянин. Он умер от лихорадки вчера утром, и теперь она хочет вернуться в Йорвик к своей семье.
   — Пусть даже ее муж был королем. Я не хочу видеть де…
   Он умолк, не в силах справиться с дрогнувшим голосом…
   — С меня и так хватит болтушек и сварливец, от которых одни только неприятности. С этими двумя не знаю как быть, — он махнул рукой в сторону Рейн и Бланш. — И так остается только рассчитывать на божью помощь.
   — Но, хозяин, это жестоко. У нее здесь никого нет, и некому защитить ее и позаботиться о ней.
   — Пускай помогает Берте на кухне. Или пусть катится ко всем чертям. Это не мое дело.
   Селик кивнул головой Герву, который грубо стащил женщину и ребенка с лошади. Селик как будто не обратил внимания на слезы, покатившиеся по лицу молодой женщины, и повернул коня к воротам. Он выехал на мост, ни разу не обернувшись на плачущего ребенка и на его рыдавшую в отчаянии мать. Селик не смотрел и на Рейн, зная, что увидит на ее лице.
   А твоя жена искала у кого-нибудь спасения перед приходом саксов? Может быть, ей тоже отказали в помощи, как этой женщине?
   Селик проглотил застрявший в горле комок. Что это с ним? Еще месяц или год назад он, не раздумывая, предоставил бы эту женщину и ее проклятого ребенка их судьбе. Если честно, он и сам мог бы стащить их с лошади.
   Не глядя на трусившего сзади Убби, он покопался в карманах туники и достал мешочек с монетами. Бросив его пораженному слуге, он хрипло приказал:
   — Отдай ей и позаботься, чтобы она уехала.
   У Убби засверкали глаза, и он, не задав ни единого вопроса, развернул коня и поскакал обратно в Равеншир. Селику показалось, что он слышит, как Убби бормочет: «Я знал, что ты сделаешь. Я знал…»
   Селику не нравилось, как повернулась его жизнь в последнее время. Он словно выпустил из рук поводья. Слишком много людей. Слишком много забот. И он решил в Йорвике избавиться от всех этих пиявок. Тогда он снова сможет сражаться против саксов. И искать Стивена из Грейвли. В одиночку. Этот путь он выбрал давным-давно. С этого пути нельзя сойти. С него нельзя свернуть. Он себе не позволит.
   Xa!
   Селик усмехнулся. Опять этот проклятый голос. Черт бы его подрал. Если это Бог, то почему он насмехается? Он торопливо огляделся, может быть, смеялся кто-то из воинов. Не похоже. Все ехали молча, напряженно всматриваясь вдаль. Он пожал плечами, не желая верить в невозможное. Ну конечно, это он сам произнес. Такое с ним уже бывало. Не Бог же, в самом деле, говорит у него в голове. Только этого не хватало. Стоит только поверить и… Нет! Сохрани и помилуй, Господи!
   Придется поверить.
   Он застонал, и Убби посмотрел на него, удивленно подняв брови. Селик грубо выругался и пустил коня в галоп, не зная, что еще сделать, чтобы привести в порядок свои мысли.
 
   Когда они на другое утро въезжали в Йорвик, Рейн едва сдерживала волнение. Воины взяли Селика и ее в кольцо и настороженно посматривали по сторонам, нет ли где саксов, особенно когда они проезжали по мосту через реку Оуз, которая неторопливо несла свои воды вдоль улицы, которую Убби назвал Миклгейт, или Великой улицей.
   Мать рассказывала Рейн, что Йорвик, как в десятом веке называли Йорк, был как бы воротами из Скандинавии в Англию. Через него торговые пути шли в Ирландию, Шотландию, Германию, в страны Балтии и еще дальше.
   Рейн чуть не свернула шею, стараясь все увидеть и разглядеть, пока они ехали по узким затененным улочкам торгового города.
   Построенные римлянами стены с восемью массивными башнями, когда-то защищавшие город со всех сторон, и несколько домов лежали в развалинах, свидетельствуя о недавних набегах саксов. Правда, Убби сказал, что ни одного скандинавского короля тогда не было здесь… А в воздухе витал дух возрождения и преуспеяния, новое быстро сменяло старое. До чего все люди похожи, думала Рейн, глядя на пеструю толпу скандинавов, англичан, исландцев, норманнов, франков, германцев, русских. Здесь были даже торговцы из восточных стран.
   Какофония языков создавала причудливый фон, на котором по-будничному деловито шумел торговый город. Переругиваясь на чудовищной смеси разных языков, торговцы и матросы выгружали экзотические товары из пузатых торговых судов, стоявших на слиянии рек Оуз и Фосс. Убби разглядел великолепные вина из Фриссии, янтарь, шкуры и китовый ус из Балтии, мыло из Норвегии, ручные мельницы из Германии и пестрые шелка с Востока.
   Ремесленники зазывали покупателей, сидя за прилавками перед домами, и предлагали им гребни из слоновой кости, костяные коньки, бронзовые броши, поясные пряжки и браслеты, стеклянные бусы и бусы из агата, деревянные кубки и кухонную утварь, украшения из золота и серебра с драгоценными камнями. Рейн показалось странным, что на улице, или у «ворот», как говорили скандинавы, продавали столько однотипных товаров, например, была улица бондарей, улица ювелиров, улица стекольщиков.
   — Похоже на огромную ярмарку, — взволнованно сказала Рейн, повернувшись к ехавшему рядом Селику.
   Целый день он делал вид, что не замечает ее, но на этот раз не отвернулся.
   — Да, на твою мать ремесленники тоже произвели впечатление, — вспомнил он, казалось, польщенный ее вниманием к живописным улицам города. — Коппергейт. Медные ворота. Здесь много мастерских.
   Рейн восхищенно разглядывала главную артерию города десятого века, зная, что где-то здесь в ее времени находится Музей викингов.
   — Селик, отсюда началось мое путешествие во времени.
   Он застонал, едва она упомянула путешествие во времени, которое он неохотно, но признал, но наотрез отказывался обсуждать.
   — Ты, конечно, ждешь, чтобы я отвернулся, а сама взлетишь на своих ангельских крыльях и поминай как звали. Пожалуйста, милая госпожа, позволь мне посмотреть, как это будет.
   — Не язви. Я не говорила, что хочу вернуться домой.
   Сначала хотела, а теперь нет. Я сама не знаю, чего хочу.
   Неожиданно впереди оказалась телега, запряженная быками, и им пришлось остановиться. Воины Селика тревожно оглядывались, не появились ли саксы.
   — Я бы не отказалась от янтарных бус, — как бы между прочим заметила Рейн, глядя, как за ближайшим столом ювелир опытной рукой режет и полирует оранжево-желтые камни. Потом она усмехнулась. — Как думаешь, они натуральные?
   Селик улыбнулся, взглянув на нее так, что это можно было посчитать за ласку, и у Рейн замерло сердце. Она наслаждалась редким согласием между ними. Ей хотелось протянуть к нему руку и убрать с его лица волосы. Но она боялась, что он оттолкнет ее руку или скажет что-нибудь обидное.
   Она очень удивилась, когда Селик, хитро подмигнув ей, повернулся к ремесленнику. Он бросил смотревшему на них во все глаза юноше монету и показал на ожерелье в его руках. Ювелир подал его Селику и благодарно кивнул.
   Рейн с улыбкой потянулась за ожерельем и промурлыкала:
   — О, спасибо, Селик, оно великолепно.
   Но Селик не отдал ей ожерелье.
   — Ты мне дашь взамен один «Лайфсейвер».
   Одна конфета в обмен на бесценное ожерелье. Heплохая сделка!
   — Я же говорила, что они закончились.
   — Ты врешь.
   Рейн рассмеялась.
   — Ладно. Но только одну конфету.
   Она порылась в своем рюкзаке, достала упаковку «Тропических фруктов» и протянула ему желтую кругляшку с ананасовым вкусом.
   — Это что? Мне нравится красная.
   — Последние вишневые я отдала Тайкиру и Убби. Это ананасовая, кажется.
   Селик с досадой посмотрел на нее, словно она распорядилась его конфетами и с опаской положил желтый кружок на язык. Тотчас его лицо приняло удивленное выражение.
   — Тебе нравится?
   — Да. Но красная все же лучше, — заметил он.
   Потом нагнулся к ней и надел на нее ожерелье.
   — Оно подходит к твоим золотистым глазам, сладкая.
   Ему нравятся мои глаза.
   — Я тебе говорила, что со мной делают твои любовные словечки? — хрипло спросила она, подъехав ближе.
   Но он не придержал коня, чтобы между ними осталось прежнее расстояние.
   — Любовные словечки? Какие любовные словечки?
   — Сладкая. Дорогая.
   — Ха! Это не любовные словечки. Это просто… — он замолчал.
   Телега освободила дорогу, и Селик поехал дальше. Рейн замешкалась, но вскоре догнала викинга.
   — Селик, спасибо. Я буду любоваться ожерельем. Всегда.
   Потому что это твой подарок.
   — Это всего лишь безделушка. Не преувеличивай.
   — О, так похоже на тебя — одной рукой давать, а другой отбирать. Почему ты отталкиваешь меня?
   — А почему ты навязываешься мне?
   — Потому что я была послана…
   — Богом, чтобы меня спасти, — закончил он за нее, в раздражении покачав головой. — Пожалуйста, оставь меня в покое, женщина, и стань ангелом-хранителем для кого-нибудь другого. А еще лучше, расправь крылья и лети на крышу своей церкви. — Он махнул рукой на многочисленные церкви, мимо которых они проезжали. — Твое карканье неплохо будет звучать на фоне голубиного воркованья.
   Рейн было открыла рот, чтобы ответить, но вовремя прикусила язык и смешно сморщила нос:
   — В самом деле, не верится, что здесь столько церквей. Мы проехали не меньше дюжины. А где собор Святого Петра… ну, при котором «больница»?
   Селик махнул рукой на высокий шпиль вдалеке.
   — Отвезешь меня туда?
   — Подумаю… Да, отвезу.
   — Может быть, мне удастся там поработать.
   Он ухмыльнулся.
   — Занятная будет картинка — ты врываешься в собор и предлагаешь свои услуги святым отцам. Рассказываешь о том, как расширяются вены. Из-за тебя у них самих полопаются сосуды.
   Рейн улыбнулась.
   — Пожалуй, лучше приставай к ним, чем ко мне, — резко проговорил Селик. — А то прилипла ко мне, как тень. Ты да еще этот чертов Убби.
   У Рейн стало тяжело на сердце от его слов. Неужели этот человек, которого она полюбила, и в самом деле считает ее всего лишь ненужной обузой? Дай Бог, чтобы это было не так.
   — Сегодня? Ты отвезешь меня туда сегодня?
   Он покачал головой, смеясь над ее настырностью.
   — Сегодня я должен избавиться от пленников и хорошо бы еще от Убби и воинов.