Хилл Сандра. Преступный викинг

   Здесь же стояли шатры, но большинство воинов лежало на земле, отдыхая после боя и пестуя свои раны. Некоторые совершенно очевидно нуждались в ее помощи как хирурга.
   Рейн приготовилась применить на деле свои медицинские познания, однако ее внимание отвлекло нечто новое, появившееся в облике Селика. Надменность, что ли. Даже в такой толпе его появление не осталось незамеченным, но никто из боевых друзей не подошел перекинуться с ним парой слов. Его словно не видели. Ее одинокий викинг как будто был отверженным, не таким, как все.
   Селик спешился сам и помог Рейн слезть с коня. Несколько мужчин с откровенным любопытством уставились на нее. Господи, вот тут она по-настоящему поняла, что такое жить во власти воинственных лордов Темных Веков.
   — Помоги женщинам, — коротко приказал Селик.
   — Что? Готовить? Мне?
   — Опять? Ты обещала всегда и во всем беспрекословно слушать меня, — прошипел Селик сквозь зубы.
   — Да, но, думаю, многие здесь нуждаются в помощи лекаря.
   — Иди к костру готовить, — повторил он резко. Кое-кто уже начал прислушиваться к их перепалке.
   — Ради всего святого, я же доктор, — упрямо повторила Рейн и пошла было прочь.
   Селик схватил ее за косу и сильно дернул.
   — Ой! Что ты делаешь?
   Она вытащила косу у него из рук и вызывающе распрямила плечи, не обращая внимания на его злое лицо.
   — Твой болтливый язык лишает тебя разума. Я уже говорил, чтобы ты не обманывала меня. Сначала ты объявляешь себя ангелом-хранителем. Теперь лекарем. Что дальше? Богиней Фреей?
   Рейн закрыла глаза и тяжело вздохнула.
   — Я действительно врач. Я много лет училась, чтобы стать доктором. И теперь работаю хирургом в больнице Святой Троицы.
   Рейн слышала вокруг возгласы недоверия и насмешки, но Селик почесывал подбородок и мысленно представлял ее в этой роли.
   — Врач, — проворчал он, сдаваясь, и тряхнул головой. — Боги, несомненно, показывают мне сегодня свое нерасположение, позволяя этой женщине вертеть мной как ей хочется.
   Невзирая на протесты Рейн, он схватил ее за руку и, притащив к ближайшему шатру, потребовал:
   — Показывай.
   Рейн быстро поняла, что в трех шатрах раненые размещены в зависимости от тяжести их состояния. Вытащив из рюкзака медикаменты, необходимые для экстренной помощи, она вошла в шатер, где лежали самые тяжелые. Около часа она работала как автомат. Самое большее, что она могла сделать со своим медицинским снаряжением, — это промыть раны, вывести кое-кого из шокового состояния, позаботиться, насколько возможно, чтобы не началось заражение.
   Вначале Селик стоял рядом, наблюдая за каждым ее движением. Он было остановил ее, когда она начала давать некоторым раненым таблетки, но Рейн объяснила, что это всего-навсего слабое болеутоляющее, вроде тех трав, которые используют здешние лекари, и он позволил ей продолжать ее дело. Некоторые раненые нуждались в более сильных средствах, и она давала им дарвон.
   Когда Рейн обошла всех своих пациентов в одном шатре, она вышла на свежий воздух и выпрямила усталую спину. Она знала, что на самом деле помогла только немногим. Из соседнего шатра слышались глухие стоны и крики. Бог знает, какими варварскими способами пользовали здешние лекари беспомощных раненых.
   Селик стоял один, привалившись спиной к дереву. Их взгляды на секунду встретились, и Рейн представила, о чем он думает, стоя на холодном ночном воздухе.
   «Ты нужна ему», — прозвучал голос.
   Ха! Ему нужна хорошая инъекция миролюбия. Вот что ему нужно.
   Селик вопросительно посмотрел на нее, как будто удивляясь, почему она отдыхает, когда так много людей нуждается в ее помощи. Нахал!
   Рейн, обидевшись, развернулась и ушла в следующий шатер. Там она в ужасе увидела, как на длинный стол укладывают юношу, который отчаянно сопротивляется нескольким дюжим молодцам, изо всех сил старавшимся удержать его. Рейн не верила собственным глазам. А когда несчастная жертва повернулась лицом к ней, она завопила что было мочи.
   На столе лежал ее брат Дейв, а Бен Кейзи сумеречных времен держал в руках нож величиной с косу Смерти и готовился ампутировать ему ногу. Но, что хуже всего, кровь других пациентов покрывала инструменты лекаря в монашеской одежде и с тонзурой на голове. Очевидно, он использовал нож неоднократно, не моя и не дезинфицируя его.
   — Стоп! — Все обернулись, когда она бросилась вперед. — Не смейте дотрагиваться до моего брата, кровавые мясники!
   С силой, вызванной приливом адреналина, Рейн выставила лекарей из шатра и немедленно занялась осмотром. Глубокая рана у колена выглядела плохо, возможно, повреждения были серьезные, но она подумала, что все-таки можно попытаться спасти ногу. Конечно, он потерял много крови, а плазму взять неоткуда, но рискнуть стоило.
   — Не беспокойся, Дейв. Я не позволю им отрезать тебе ногу.
   Юноша благодарно посмотрел на нее и крепко сжал ей руку. Отказываясь ослабить хватку, он попытался что-то сказать, но Рейн твердо приказала ему беречь силы.
   Конечно, это не Дейв. Ее настоящему старшему брату уже сорок два, и сейчас он, скорее всего, играет в гольф, если, конечно, сегодня все еще суббота. Это, должно быть, один из братьев по отцу, о которых ей рассказывала мать.
   — Ты Эйрик или Тайкир?
   — Тайкир, — прошептал он.
   — Хорошо, Тайкир. Я твоя сестра по отцу, Рейн, и я не позволю им отрезать тебе ногу.
   — Ты клянешься? — спросил он, все еще держа ее за руку.
   — Я обещаю сделать все возможное, чтобы спасти твою ногу.
   Услышав за спиной шум, Рейн обернулась и увидела разъяренного Селика со сверкающими от возмущения глазами. Он остановился у входа в шатер, а рядом с ним стояли лекарь и еще один мужчина, который помогал удерживать Тайкира.
   — Какой еще скандал ты устроила? — прорычал Селик, направляясь к ней и явно намереваясь выволочь ее из шатра.
   Рейн не двинулась с места и лишь широко раскинула руки, чтобы защитить своего только что найденного родственника. Она дрожала от ярости и возмущения, но быстро нашлась, что ответить.
   — Они убьют его, если ампутируют ему ногу. Ты видишь этот грязный нож? Я не позволю им трогать моего брата.
   — Брата? Что за чепуху ты городишь?
   — Тайкир. Они хотят ампутировать…
   Селик с силой отпихнул Рейн, и она упала. Лекарь, довольно хихикая, победно глядел на нее. Селик же заботливо склонился над раненым.
   — Тайкир? О, клянусь всем святым, я не знал, что ты был в сражении. Я думал, ты в безопасности в Норвегии с дядей Хааконом. Проклятый Убби не подчинился моим приказам.
   — Не ругай Убби, — прошептал Тайкир. — Он ни при чем.
   Рейн встала и отряхнула штаны. Как зачарованная, она смотрела на Селика, с нежностью и страхом склонившегося над Тайкиром. Он был способен на неподдельное сострадание, которое в обычное время прятал в самой глубине своей души. Может быть, еще не все потеряно.
   — Позволь женщине лечить меня, — попросил Тайкир, хватая Селика за локоть. — Не говори «нет», Селик. Я лучше буду играть против смерти с этой женщиной, чем останусь без ноги. Ради отца, подари мне эту милость.
   Селик с каменным выражением на лице обернулся к Рейн.
   — Ты можешь сохранить ногу?
   — Я думаю… если мы не будем откладывать и если мне удастся запастись всем необходимым… и помощью.
   Она посмотрела на разъяренных лекарей.
   Селик помолчал, разрываемый на части яростью лекарей и настойчивыми мольбами Тайкира. Наконец он поднял руку, останавливая готовых броситься на Рейн мужчин.
   — Тихо! — крикнул он и решительно повернулся к Рейн. — Что тебе нужно?
   Рейн готова была расцеловать сурового рыцаря за его поддержку, несмотря на все, что перенесла от него. Однако она сдержала свои чувства и спокойно перечислила:
   — Кипяченой воды как можно больше, иголок, чистых тряпок. Нужно все прокипятить, а потом положить тряпки посушить и держать их отдельно, чтобы никакая грязь к ним не пристала.
   Она, как облеченный властью сержант новобранцам, приказала приготовить стол, тщательно его почистить и принести дюжину факелов. Когда походный операционный стол был готов, она сняла с Тайкира всю одежду, совершенно смутив мальчика и ужаснув монаха, который пробурчал с обидой:
   — Это непристойно для женщины.
   — Послушай, младший братик, что у тебя есть или чего у тебя нет ниже пояса, здесь не имеет ни малейшего значения. Ты же не хочешь расстаться с ногой, правда?
   Он слабо кивнул.
   Рейн погладила его по голове. Бог мой, он еще совсем мальчик. Ему бы наслаждаться жизнью, а не участвовать в бессмысленной бойне. Она вздохнула с неожиданным смирением. С десятого века и до наших дней эти вещи совершенно не изменились. Все последующие войны были не менее бессмысленны, чем эта.
   Рейн решила не накладывать жгут выше раны, как обычно делается перед операцией, но внимательно осмотрела открытую рану, чтобы определить глубину разреза. Мышцы были повреждены не слишком сильно, но некоторые сосуды нужно было сшить, и чем скорее, тем лучше, чтобы они остались гибкими и нога работала. В нормальных условиях и то на такую операцию потребовалось бы несколько часов. Сможет ли Тайкир вытерпеть боль?
   Рейн осмотрела свое медицинское снаряжение. Конечно, обезболивающего у нее не оказалось. Самыми сильными болеутоляющими были дарвон и кодеин, да и то немного. Лучше бы использовать их после операции. Может, положиться на алкоголь, чтобы притупить у Тайкира болевые ощущения? Недопустимо! Она убьет своего брата.
   Обдумывая другие возможности, Рейн вдруг вспомнила… Попробовать или нет?
   Доктор Чен Ли, ее коллега в больнице, несколько лет назад обучал ее акупунктуре как альтернативе традиционному обезболиванию, но она никогда еще не пробовала пользоваться этим способом самостоятельно. Рейн тяжело вздохнула и приняла решение.
   — Селик, ты можешь найти несколько длинных, очень острых иголок?
   Он кивнул.
   — Принеси все, какие сможешь найти, и проследи, чтобы их хорошенько прокипятили.
   Он насупился от ее командирского тона, но милостиво отложил выговор на другое время. Когда все было готово, она приказала:
   — Всем выйти из шатра!
   — Нет. Мы останемся, чтобы быть свидетелями твоей жестокости, — запротестовал лекарь.
   — Мальчика нужно крепко держать, — доказывал один из мужчин.
   — Может быть, она колдунья? — предположил другой.
   — Селик, — взмолилась Рейн, — если все пойдет хорошо, то не будет необходимости держать Тайкира.
   Селик прислушался к ее словам и нашел компромисс.
   — Отец Седрик и я останемся наблюдать за ее работой. Остальные будут стоять снаружи и, если понадобится, мы их позовем.
   — Хорошо. Но если вы оба остаетесь, мойте руки.
   — Женщина требует слишком многого, — захныкал отец Седрик.
   — Селик, для моего брата опаснее заражение, чем сама рана. Грязь и гнилая кровь полны бактерий. Для открытой раны это убийственно.
   Сначала Селик рассвирепел из-за ее упрямства, но потом увидел умоляющий взгляд Тайкира и сказал лекарю:
   — Мы сделаем так, как она просит. Ничего страшного.
   Они вышли из палатки мыться, поскольку Рейн добавила, что все должны особенно тщательно вычистить ногти. Рейн обернулась к Тайкиру, уже почти терявшему сознание.
   — Дорогой, я буду делать некоторые процедуры, чтобы снять боль. Ты ничего не почувствуешь, но не сможешь говорить, пока я буду зашивать рану. Ты доверяешь мне?
   — Я должен доверять тебе, — сказал он неуверенно.
   — Вот еще, Тайкир… Чтобы снять боль, я воткну в твое тело острые иголки не менее чем в десяти местах.
   Его глаза удивленно расширились, но потом он неуверенно улыбнулся и сказал со смешком:
   — Лучше коли меня до возвращения Селика, а то он заживо сдерет с тебя кожу. Не стоит испытывать его терпение.
   Благодаря Бога за свою почти фотографическую память, Рейн мысленно вспомнила уроки доктора Ли по старинной китайской медицине. Она представила линии внутри человеческого тела и триста шестьдесят пять «входных ворот», или точек, где эти линии предположительно выходят на поверхность. Даже доктор Ли, со всем своим опытом, не ручался, что акупунктура может заменить настоящую анестезию, однако он утверждал, что острая игла, поставленная в нужную точку, воздействует на мозг так же, как настоящее обезболивающее типа эндорфина или энкефалина.
   Тайкир до смерти боялся предстоящей процедуры, но храбрился. Он крепко сжал зубы и зажмурился, пока Рейн втыкала длинные иголки в разные части его тела, в том числе и в голову. Вдруг он удивленно открыл глаза:
   — Это чудо! Я не чувствую боли.
   Рейн с облегчением вздохнула. Слава Богу!
   — Не смей! — закричали вместе Селик и лекарь, как только вошли в шатер и увидели, что она делает с иголками. Вначале Селик зашатался из стороны в сторону при виде иголок, его большое тело угрожающе наклонилось, и он чуть не упал в обморок. Но потом он схватился за Рейн и стал шептать ей самые разнообразные ругательства из-за того, что позволил ей причинить боль своему раненому другу. Тайкир остановил его:
   — Не надо, Селик. Иголки убивают боль. Я ей разрешил.
   Селик с сомнением посмотрел на Тайкира и наконец сказал бормочущему лекарю:
   — Закрой рот или убирайся.
   Операция длилась несколько часов. Селик стоял с бледным лицом, держа увеличительное стекло, которое Рейн купила рано утром, чтобы получше рассмотреть картину в музее.
   Неужели это в самом деле было всего-навсего утром, а не целую жизнь назад?
   Благодаря акупунктуре Тайкир спокойно перенес сложную операцию. Когда Рейн наконец зашила рану, забинтовала ногу и наложила шину, ее пальцы еле шевелились от напряжения и усталости. Покачивая головой, отец Седрик вышел из палатки, повторяя:
   — Колдовство! Черная магия! Дьявольские козни!
   Но Селик наблюдал за ее упорным трудом и видел, как она на глазах теряет силы. Он вышел и приказал одному из помощников лекаря на всякий случай вернуться в шатер. Невзирая на ее протесты, он увел Рейн от Тайкира, уверяя, что за мальчиком будут присматривать всю ночь и ее позовут, если случится нужда. К тому же по его приказанию уже был поставлен небольшой шатер рядом, и он втащил в него Рейн.
   — Это лучшее, что я смог достать, — извинился он, показывая на меховую постель на полу и таз с водой для умывания.
   Кружка с водой, тарелка с хлебом и несколькими ломтиками до черноты прожаренного мяса стояли на маленькой скамейке.
   Забота Селика приятно удивила Рейн, и она повернулась, чтобы сказать ему об этом, но Селик уже ушел.

ГЛАВА 3

   Жадно утолив голод малосъедобной пищей и запив ее холодной водой, Рейн скинула блузку и брюки и быстро ополоснулась. Это было лучшее, что она могла сделать, но она бы все отдала сейчас за дезодорант!
   Натянув снова брюки, она с неудовольствием посмотрела на грязную, порванную блузку и вдруг заметила на спине большое — просто огромное — красно-коричневое пятно.
   Кровь! Откуда она взялась? Она потрогала свою спину. Ни царапины. И это не могла быть кровь Тайкира. Внезапно ее словно ударило. Она вспомнила, что меч сакса пробил кольчугу Селика. От скачки рана неизбежно должна была открыться, а у глупого викинга не хватило ума пожаловаться.
   Спасать Селика оказалось много труднее, чем она думала. Натянув блузку и схватив аптечку, она выскочила наружу и, не обращая внимания на стражу, перешагивая через спящих воинов, направилась прямо к шатру Селика.
   Он уже успел снять кольчугу и высокие шнурованные сандалии. Стоя босиком, в тунике до бедер, он жадно пил из большого кубка. Услышав удивленный возглас Рейн, Селик повернул голову и посмотрел на нее через плечо. Его полусонный взгляд остановился на ней с ласковым недоумением, потом он спросил с усмешкой:
   — За что мне такая честь? Может, тебя послали ко мне боги?
   Рейн с трудом проглотила невесть откуда взявшийся комок в горле под откровенно оценивающим взглядом Селика. Боже, до чего красив этот мужчина! Даже ноги у него красивые — с высоким подъемом и хорошей формы. Хотя туника и прикрывала большую часть его тела, Рейн любовалась узкими щиколотками, тонкой талией, широкими плечами и мощными буграми мускулов.
   Она подумала, что стоит быть поосторожнее. Для шестифутовой женщины этот гигант выше шести футов четырех дюймов выглядел очень привлекательным. Тряхнув головой, чтобы отогнать ненужные мысли, она все-таки смутилась, увидев понимающую усмешку на губах обернувшегося к ней Селика.
   — Не изменила ли ты свое мнение об интимной близости? — поинтересовался он с ехидной ухмылкой, которая, однако, не отразилась на выражении его глаз.
   — Ох! — вздохнула она. Его грубость мгновенно охладила ее взволновавшуюся кровь.
   — Нет, похотливый козел. Я пришла из-за крови. Твоей крови. — Она повернулась и показала ему пятно на спине. — Почему ты не сказал мне о ране?
   Он пожал плечами.
   — Это неважно. Лекарь займется моей царапиной завтра.
   — Ну уж нет! — воскликнула Рейн. — Я не потерплю этого мясника около тебя. Снимай свою тунику.
   Селик удивленно поднял брови, но приблизился к ней с медленной, чувственной грацией, на ходу снимая через голову тунику. На нем осталась только набедренная повязка.
   Рейн прикусила нижнюю губу, чтобы удержать восхищенное восклицание при виде его великолепного тела. Затем она посмотрела на глубокую, длиной в десять дюймов рану, шедшую поперек живота, и язвительно сказала:
   — Ты что, совсем себя не любишь? Рана довольно серьезная. Ее надо промыть, продезинфицировать, а потом зашить.
   — Даже не думай тыкать своими длинными иглами мне в голову или еще куда-нибудь, — предупредил Селик и попятился. — Я такого не позволю.
   Рейн мягко усмехнулась.
   — Такой большой храбрый воин и боится маленькой иголки? Не беспокойся. Я получу много удовольствия, глядя, как ты корчишься от боли, даже не очень сильной. Ты или не ты заставил меня сегодня утром бегать по лесу?
   Она толкнула его к постели и, когда он лег на спину, встала на колени рядом с ним. Быстро работая, она наложила шов на рану и перевязала ее чистой тряпкой. Он не издал ни звука, только наблюдал за каждым ее движением, словно пытаясь решить какую-то задачу. Он даже отказался от болеутоляющего, сказав, что другим оно нужнее.
   Когда она закончила, Селик усмехнулся и одним быстрым движением опрокинул ее на спину рядом с собой.
   — Мне кажется, тебе стоит остаться здесь на ночь.
   — Забудь об этом. Я уже говорила, что не буду с тобой развлекаться. Кроме того, ты сейчас не в форме.
   — Ха! Позволь мне самому решать, когда я в форме и когда нет. И не забудь, твои кости не привлекают меня как мужчину.
   — Что?
   — Закрой рот, закрой глаза и спи, сладкий снежок.
   — Снежок? — возмутилась она. — Меня зовут Рейн. И мне не нравятся твои шутки.
   — Я думаю, имя Рейн тебе не подходит. Оно говорит о мягкости, о возрождении весны и… о надежде.
   Рейн изумленно вздохнула, дивясь интуиции Селика. В самом деле, разве не для этого она была послана суровому воину — смягчить его жестокое сердце, напомнить, что даже самая заблудшая душа еще может возродиться, и, самое главное, дать надежду, эту вечную весну всех несчастных, мечтающих о переменах.
   Долгое молчание Селика говорило о многом. Рейн знала, что он думает о том же самом, и наконец он заговорил:
   — На самом деле, Дождь — лучшее имя для тебя. Снежок серый и мягкий, его можно легко стряхнуть, не то что тебя. А дождь обрушивается быстро, без предупреждения, колотит так, что его нельзя не заметить, и часто производит настоящее опустошение. Да, я, наверно, буду звать тебя Дождь. Или Дождь Со Снегом.
   — Ты невозможен!
   Рейн преувеличенно активно завозилась, устраиваясь поудобнее, но Селик прижал ее к ложу, положив руку поперек груди и захватив правой ногой ее ноги.
   — Дай мне встать.
   — Нет, ты сбежишь.
   — Сбегу? Куда?
   — Твоя слава лекарки, несомненно, распространится с быстротой огня Святого Антония. Саксы назначат цену за твою голову, как за мою, только ты им будешь нужна живая. Хорошие лекари в цене, особенно при дворе короля саксов.
   Рейн почувствовала, как ее заливает теплая волна радости. Значит, он все-таки оценил ее способности и умение.
   — Хорошо, но если я остаюсь здесь, по крайней мере, убери с меня свои лапы.
   Улыбнувшись, Селик убрал руку и ногу. Рейн повернулась к нему спиной и улеглась поудобнее. Вскоре она почувствовала, что с Селиком что-то не так.
   — Что еще?
   — Да хватает всякого. Так много людей… так много друзей… отправилось в мир иной… и без отпевания в христианской церкви, и без норвежского огненного обряда — начала пути в Валгаллу. Человеку это необходимо для обретения покоя. У меня сегодня плохой день.
   — Разве ты не видишь, как бесполезна эта битва для обеих сторон? Во всех войнах жертвы напрасны.
   — Война не кончилась… По крайней мере, для меня. Я буду убивать каждого сакса, который встретится на моем пути, пока не удовлетворюсь местью… или не уйду в Валгаллу.
   — Ох, Селик, — вздохнула Рейн, сердцем приняв его боль и его бесполезную жажду мести.
   Помолчав немного, Селик заговорил снова:
   — Ладно, хватит обо мне. Расскажи мне побольше о своих неприятностях, Дождик.
   — Что?
   — О том, что у тебя не получалось в постели.
   — А собственно, и говорить не о чем. Просто я вполне могу обойтись без секса.
   Рейн смутилась. Господи Боже! Как она может обсуждать такие интимные вещи с незнакомцем? Впрочем, Селик для нее не незнакомец. Ей казалось, что она знает его всю жизнь. Кроме того, беседуя на эту тему, она надеялась отвлечь Селика от мрачных мыслей.
   — Кровь Тора! Ты просто глупая.
   — Ты сам меня спросил, — жалобно проговорила она.
   — Когда ты в последний раз обнимала мужчину?
   — Ты сам спрашиваешь глупости, — усмехнулась Рейн, но, помедлив, ответила: — Два года назад.
   — Серьезно? Мне трудно в это поверить. Есть женщины, которых отталкивают такие развлечения, но мне кажется, что у тебя более горячая кровь, чем у них. Возможно, ты не встретила мужчину, который умеет правильно обращаться с женщиной.
   — Ой, пожалуйста, избавь меня от мужского эгоизма. Меня не отталкивает секс, и я знаю оргазм, как всякая женщина. Вообще-то, на женском теле есть пятьдесят семь эрогенных зон. Если мужчина не может найти ни одну из них, ему нужно дать свечку и учебник по сексологии.
   Господи! Неужели она это говорит? От необычайного путешествия у нее совсем развязался язык, а может, и мозги тоже. Она надеялась, что Селик оценит ее стремление отвлечь его от серьезных мыслей.
   А он зашелся в смехе.
   — Всего пятьдесят семь? — наконец спросил он. — А у мужчины тоже столько? Или больше?
   Рейн знала, что он дразнит ее. Что ж, она ему покажет. И она выдала лучшую в своей жизни лекцию из серии «Сексуальное образование для медицинских школ». Когда она остановилась, грудь Селика тряслась от смеха.
   — Что смешного?
   — Ты. Ты знаешь все в подробностях о сношении мужчины и женщины. Как поганая книга, а не женщина. Могу поспорить, ты никогда не чувствовала себя как чувствует настоящая женщина в руках настоящего мужчины. Ты, может быть, даже и не знаешь, чего ты хочешь от мужчины.
   — Ага! Я скажу тебе одну вещь, мистер Всезнайка. Лучший секс, который я испытала, был не… не… скажем, проникновение…
   Осознав, в какой тупик завел ее вконец распустившийся язык, Рейн почти прошептала последнее слово. Но он услышал.
   На его приглушенное хихиканье она добавила с фальшивой бравадой:
   — Этого объяснения тебе достаточно?
   — Я думаю, ты просто дразнишь меня. Тебе вовсе не нравятся те возмутительные вещи, о которых ты говоришь.
   — Нет. Я хочу сказать, да.
   — Ты возьмешь свои слова назад, женщина?
   — Нет! И не думай, будто я не понимаю. Ты просто подзуживаешь меня, чтобы я болтала всякие глупости.
   — Ты хочешь сказать, что я заставляю тебя говорить ложь?
   Рейн возмутилась:
   — Какую ложь?
   — Ну, то, что ты говорила насчет… проникновения.
   — Ох, — пробормотала Рейн и деланно зевнула. — Устала я от этого разговора. Пожалуй, пора спать.
   — Ты поступаешь, как все женщины.
   — То есть?
   — Убегаешь. Прячешься. Стараешься скрыть свою ложь, когда падаешь в вырытую тобой же яму.
   — Слушай, не делай из мухи слона. Я сказала правду. Многие женщины могли бы сказать тебе, что лучший секс был у них, когда они молоденькими девушками могли часами целоваться взасос со своими дружками.
   — Взасос?
   Рейн вздохнула, поняв, что попала в ловушку, которую сама и соорудила.
   — Это просто поцелуи, но каждый — невинный, глубокий, влажный, с языком… Знаешь, это сильно действует. Можно сравнить с петтингом, который включает прикосновения, обычно в одетом виде, но никаких половых сношений.
   — С языком? — выдохнул Селик.
   — Да, французский поцелуй.
   — Французский? Ха! Эти проклятые французы отваживаются врать, что изобрели глубокие поцелуи? Норвежцы целовались с языком задолго до них.
   Рейн усмехнулась про себя. Все мужчины всех национальностей и во все времена не умирали от скромности.
   Селик неодобрительно фыркнул.
   — И эти поцелуи нравятся тебе больше, чем настоящий секс?
   — Возможно. В идеале, секс — это завершение. Но, как я уже говорила, спроси любую женщину, что она предпочтет — наслаждаться часами поцелуями или принять участие во встрече по принципу «трах-бам-спасибо-мадам»?