— Рука, ребра… О Рейн, не знаю. Я только сегодня вернулся из Нормандии и видел его совсем недолго.
   Рейн подняла голову. Кто-то должен заплатить за муки Селика. Только теперь она начинала понимать, что нет ничего опаснее, как быть формальным пацифистом. Но сейчас главное — освободить Селика.
   — Сейчас ты должен договориться об аудиенции. У нас нет времени. И посмотри, может быть, ты найдешь что-нибудь — бинты, мази, короче говоря, бери все.
   — Сначала тебе надо вымыться и сменить наряд. Король не захочет принять тебя в таком виде.
   Он усмехнулся, когда она пихнула его с притворной досадой.
   Немного позже, когда Рейн уже вымылась и переоделась в принесенную Эйриком прекрасную шелковую тунику с поясом цвета темного янтаря, она сидела на стуле и, сжав руки, внимательно слушала рассказ Эйрика о его встрече с королем Ательстаном.
   — Король удостоит тебя аудиенцией завтра, но она будет короткой. Имей в виду, Ательстан в ярости из-за множества убитых Селиком саксов, и он счастлив, что наконец схватил Изгоя. Почти невозможно смягчить его.
   Рейн с трудом проглотила слюну. Я еще поговорю с Тобой об этом, Господи. Не сомневайся.
   — И я могу увидеть Селика?
   Эйрик кивнул.
   — Когда?
   Он протянул ей руку.
   — Сейчас.
   Они вышли из замка, пересекли двор и оказались в подземелье. Наверху располагался военный гарнизон, а внизу была тюрьма. Рейн поняла, что это та же самая сырая темница, в которой она провела почти целые сутки. Ночью в свете факелов она выглядела ничуть не лучше, чем днем. И вонь стояла такая же. А вопли и стоны, казалось, даже стали громче.
   Несмотря на предупреждения Эйрика, несмотря на свою медицинскую практику в городской больнице, Рейн была не готова к тому, что ей пришлось увидеть.
   Селик лежал на жесткой скамье, закрыв рукой лицо. Его одежда была изорвана в клочья, и он дрожал от холода и сырости. Рейн посмотрела на подбитую мехом накидку Эйрика, обещая себе, что укроет ею Селика перед уходом.
   — Селик, — тихо позвала она и увидела, как он напрягся.
   Он медленно убрал руку, как бы боясь того, что может увидеть.
   — Рейн! — Он сел, застонав от боли. Потом бросил гневный взгляд на Эйрика. — Как ты посмел привести ее сюда, в эту чертову дыру?
   — Всего несколько часов назад я была в точно такой же тюрьме, — заметила она и услышала, как Селик бормочет что-то об упрямстве женщин.
   Поднеся поближе факел, она вскрикнула, рассмотрев его лицо. Оба глаза были сине-черные, распухшие и почти совсем заплывшие. Нос ему как будто, опять сломали. И его волосы — Господи Иисусе! — его прекрасные белокурые волосы были обрезаны, обрублены так близко к голове, что в нескольких местах она увидела кровавые следы топора.
   — Твои волосы, — простонала она. — Ах, Селик, они обрезали твои прекрасные волосы.
   Селик попытался рассмеяться, но у него не получилось.
   — Господи, у меня все тело как отбивная, а женщина плачет о волосах.
   Рейн опустилась на колени на камышовую подстилку возле тюфяка и обняла его. Слезы градом катились по ее лицу.
   Он погладил ее по голове.
   — Тише, милая, тише. Тебе не надо было приходить.
   Рейн знала, что ее свидание с Селиком не будет длиться вечно, поэтому она поторопилась взять себя в руки. Она заставила его лечь и осмотрела его раны. Плача и причитая, она промыла и перевязала многочисленные порезы и синяки на его избитом теле.
   Потом она послала Эйрика за палкой, которую использовала как шину для сломанной руки Селика. Она зашила глубокие раны у него на бедре, предплечье и на животе, хотя Селик едва ли не с испугом глядел на ее иглу. Разорванной простыней она крепко перетянула ему грудь и опухшее колено. Ей привилось дважды просить Эйрика менять воду в бадье, пока она не промыла все раны.
   Наконец, одетый в чистые штаны и тунику, принесенные для него Эйриком, он стал выглядеть намного лучше. Они положили еду и немного денег в корзину у него в ногах.
   Селик сел и здоровой рукой прижал к себе Рейн, нежно целуя ее в волосы.
   Он потрогал ее подбородок и печально покачал головой. Потом заставил себя приободриться.
   — Итак, Эйрик, что ты думаешь о моем ангеле?
   Эйрик вопросительно поднял брови.
   — Ангел? Об этом я ничего не знаю. По-моему, она ласкова, как бодающийся баран.
   Рейн подняла ногу, чтобы пнуть Эйрика, но он вовремя отскочил. И уже совершенно серьезно сказал:
   — Я смотрел, как она управляется с тобой, и поверил, что она в самом деле лекарь.
   Селик улыбнулся разбитыми губами.
   — Ты бы посмотрел, как она в Йорвике вытаскивала младенца из чрева матери. Да ни один монах в больнице не сравнится с ней в умении и знаниях. Поверь, твоя сестра хороший лекарь. Это она спасла Тайкиру ногу.
   Рейн с удивлением посмотрела на Селика. Она и не предполагала, что он так ею гордится. Когда же он подмигнул ей, ее сердце и вовсе зашлось от любви к нему.
   Эйрик спросил Рейн о брате и поблагодарил ее за него.
   — Где Убби? — спросил Селик.
   — В усадьбе с детьми. Он хотел ехать с нами, но его ужасно мучает артрит.
   — Рейн, я хочу, чтобы ты вернулась в Нортумбрию. Тебе нельзя здесь быть, — попробовал убедить ее Селик.
   — Я говорила, что пойду за тобой, — поддразнила она его, тычась носом в его шею и причитая над его обрезанными волосами.
   — Не нахожу ничего смешного в твоих словах. И хватит о моих волосах. Они еще отрастут, — сказал он, потершись подбородком о ее макушку. — Важно то, что ты должна вернуться в Йорвик.
   — Не могу, Селик. Завтра я должна увидеться с королем.
   Он повернул ее к себе, чтобы видеть ее лицо.
   — Зачем? — холодно спросил он.
   Рейн почувствовала, как у нее вспыхнули щеки.
   — Просто хочу с ним встретиться, — совершенно неубедительно соврала она.
   — Не смей даже пытаться выкупить меня ценой своего рабства, — сказал он. — Поняла?
   — Ну, конечно же, поняла. Я и не думала. Знаешь, Селик, не дави на меня сейчас. Мне казалось, если предложить королю парочку медицинских чудес, то, может быть, он за это освободит тебя.
   — Это должны быть настоящие чудеса, — прокомментировал ее слова Эйрик.
   — И что, скажи на милость, ты собиралась ему предложить? — насмешливо спросил Селик.
   — Не знаю, — простонала Рейн. — Еще не думала. Но есть много, очень много чудес, из которых я могу выбирать. — Она улыбнулась. — Я помню, мама говорила, что король Ательстан бездетен, что он сознательно удерживается от… Ты знаешь, от чего, чтобы случайно не заиметь ребенка. Он хочет, чтобы трон перешел к его юным племянникам, в жилах которых течет королевская кровь.
   — И что же? — спросили Селик с Эйриком с сомнением.
   — Я могу сделать королю вазэктомию.
   Селик фыркнул и зашелся в хохоте, очевидно вспомнив, как Рейн рассказывала ему и Убби об этой процедуре.
   — Господи, хотел бы я стать мухой и посмотреть, как ты будешь втыкать иголку в петушок этого ублюдка. Да я бы всю жизнь вспоминал об этом с удовольствием.
   — Иголку? В петушок? Вы шутите? — с раздражением спросил Эйрик.
   Рейн объяснила, и Эйрик болезненно скривился.
   — Мы-то все смеемся над ним, но это действительно может его заинтересовать. Возможно, обет безбрачия дается ему нелегко, — усмехнулся он.
   Селик сердито посмотрел на Эйрика и вновь повернулся к Рейн.
   — Я серьезно, Рейн. Ты должна покинуть Винчестер.
   К счастью, у нее не было возможности ответить ему, потому что постучал стражник и приказал им уходить.
   Скрипя от боли зубами, Селик встал и взял лицо Рейн в ладони. Он нежно поцеловал ее в губы и прошептал:
   — Я тебя люблю.
   — Я тоже люблю тебя, Селик. Я даже не думала, что такое возможно.
   Селик подтолкнул ее к двери.
   — Когда в следующий раз будешь говорить со своим Богом, передай ему, чтобы он убрался из моей головы.
   Рейн, уже было направившаяся к двери, круто развернулась.
   — Бог разговаривает с тобой?
   — Как болтливый недоумок. Днем и ночью. Он дает мне больше советов, чем иная сварливая женщина.
   «Спасибо тебе, Господи», — мысленно прошептала Рейн.
   Она знала, если Бог говорит с Селиком, то не все потеряно.
   Еще есть надежда.

ГЛАВА 19

   Рейн не беседовала с королем Ательстаном ни на другой день, ни на третий. Каждый раз назначенная аудиенция отменялась. У короля внезапно появлялись более важные дела — встреча с послом французского короля, шахматный турнир.
   Рейн была благодарна Эйрику за свое освобождение, но каждая бесполезно потраченная минута заставляла ее все сильнее мучиться из-за Селика. Смотритель винчестерского замка не разрешил ни ей, ни Эйрику еще раз повидать Селика. Ходили слухи, что его ждет казнь в ближайшие дни.
   В три часа дня Рейн сидела в залитой солнцем дворцовой зале беспокойно ерзая и стараясь справиться со своей нервозностью в скучном обществе придворных дам, которые сплетничали и вышивали одновременно.
   Вышивание! Ха! Рейн бы с удовольствием зашила сейчас накрепко два-три рта.
   Леди Эльгива, ослепительно красивая вдова из Мерсии, с черными, как вороново крыло волосами и великолепной фигурой, прогуливаясь по комнате, приблизилась к Рейн. Пожалуй, она одна заботилась о развлечении Рейн, может быть, из деликатности, а может быть, потому, что у обеих было весьма шаткое положение при дворе. Поговаривали, что Эльгива безнадежно влюблена в давшего обет безбрачия короля.
   Эльгива вежливо спросила:
   — Можно мне сесть рядом?
   Рейн кивнула, указав на место у окна.
   — Ты все еще не получила аудиенцию? — поинтересовалась она.
   — Нет, — вздохнула Рейн. — Если бы я могла поговорить с королем Ательстаном, то, наверное, убедила бы его освободить Селика. Ты слушаешь, меня, Господи? — Я слышала, он справедливый человек.
   Эльгива изогнула совершенную бровь.
   — Верно, он справедливый, но король, к тому же, не глуп. Он не доверяет Селику. Изгой может ударить его в спину или убить еще сотню воинов.
   Рейн почувствовала, как краснеет от гнева.
   — Слово Селика — золото. Если он даст клятву, даже королю саксов, то не изменит себе.
   Эльгива задумчиво коснулась щеки прелестным пальчиком. Рейн еще никогда не приходилось видеть такого прекрасного лица, и она не понимала, как у короля хватало сил сопротивляться этой женщине.
   — Ты любишь Ательстана? — внезапно спросила она, не сумев справиться со своим любопытством.
   Эльгива устремила взгляд на Рейн, как будто взвешивая в уме слова, которые собиралась произнести. Наконец она гордо вскинула голову и тихо призналась:
   — Да. Люблю.
   — И он действительно дал обет безбрачия, чтобы сохранить чистоту королевской крови и передать трон племяннику?
   Слезы заволокли карие глаза Эльгивы, и она утвердительно кивнула.
   — Он любит тебя?
   — Да. Мы знаем друг друга еще с тех пор, когда он жил при дворе своей тети королевы Ательфлейд. Но для нас нет надежды, — сказала она, и голос у нее дрогнул от едва сдерживаемых слез.
   Рейн ласково взяла ее за руку.
   — Я отлично понимаю, каково любить и знать, что у твоей любви нет будущего.
   Некоторое время они просидели молча, потом Рейн позволила себе улыбнуться.
   — Жаль, я не могу принести тебе пилюли из бу… из моей страны.
   Эльгива сразу насторожилась.
   — Какие пилюли?
   Рейн рассказала о пилюлях и не только о них. Эльгива очень заинтересовалась.
   — Ты говоришь, что кусочек, зашитый под кожей, предохраняет от зачатия?
   — Да. Это пока только испытания, но предположительно, средство действует около пяти лет.
   — Ой! — слетело с восторженных сочных губ Эльгивы. — Можешь дать мне?
   Рейн улыбнулась.
   — Нет. К сожалению, я не знаю, как это делается.
   — Тогда дай свое, — потребовала Эльгива.
   — Нет, это опасно.
   Плечи Эльгивы поникли.
   — Значит, у меня нет будущего. Вернусь в Мерсию. Это пытка — быть рядом с Ательстаном и не быть с ним.
   — Забавно, но когда я на днях говорила с Селиком и Эйриком, то в шутку сказала о вазэктомии.
   — Ваз… вазэктомии?
   Хотя Эльгива заметно побледнела, когда Рейн рассказала ей о подробностях операции, она все же спросила:
   — И мужчина после этого может… ты знаешь… совершать?..
   Рейн кивнула.
   — И удовольствие такое же? — удивилась она.
   Рейн еще раз кивнула.
   — А ты можешь это сделать Ательстану?
   — О нет! Это была шутка. Я ничего не могу сделать без обезболивающих лекарств.
   Рейн внезапно вспомнила о том, что лечила Тайкира без обезболивающих.
   — Ты можешь! Я вижу это по твоему лицу. Я слышала, что ты лекарь, но такое… О, ты станешь известна за пределами страны.
   — Нет, нет! — воскликнула Рейн, так как не хотела ни славы, ни изменения истории. — Я не могу…
   — Ты когда-нибудь делала ваз… вазэктомию?
   — Делала, но…
   Рейн не могла объяснить средневековой леди, чем отличается медицина двадцатого века, тем более что Эйрик строго-настрого запретил ей говорить о будущем или о путешествии во времени, ведь она была в стране, где верили в ведьм.
   — Ты уверена, что король, да любой здешний мужчина, позволит мне прикоснуться к его мужскому органу? Мужчины очень чувствительны к этому даже в моей стране.
   — Ательстан позволит, если я попрошу, — стояла на своем Эльгива, но легкий смешок выдал ее сомнения.
   — Это болезненно и неудобно в течение нескольких дней после операции. Король решит, что я его искалечила.
   — Ты ему объяснишь.
   — Эльгива, не будем больше об этом.
   — Если ты так считаешь, — торопливо согласилась с ней Эльгива.
   — У нас есть кое-что другое. Пусть Селик расскажет королю, как найти твою точку «Г», — сухо сказала Рейн и шлепнула себя по губам за болтливость.
   — Что за точка «Г»? — заинтересовалась Эльгива.
   Рейн застонала, но все-таки объяснила, хотя Эльгива все время перебивала ее вопросами:
   — Что, ты сказала, значит извержение?.. А оргазм?.. Скажи, женщины в вашей стране так же требуют для себя удовольствия, как мужчины?
   Замолчав, Рейн оглянулась и с ужасом обнаружила, что некоторые знатные дамы с жадным интересом прислушиваются к их разговору.
   — Гм… Мужчины не очень-то разговорчивы на этот счет, — недовольно проговорила Эльгива. — Мой муж считает себя опытным любовником, но он никогда не говорил ни о какой точке «Г». Не сомневаюсь, он берег это для своей любовницы.
   Эльгива таинственно улыбнулась, и Рейн ощутила в себе новые силы для борьбы.
   — Я до смерти устала от двора короля Ательстана, — пожаловалась Рейн, встретившись с Эйриком в конце дня. — Мне просто отвратительны все эти бесполезные люди, которые только и ждут от него милостей.
   Эйрик покровительственно улыбнулся своей сестре. Он достаточно наслушался ее жалоб за последние два дня и сердечно сочувствовал ей.
   Они сидели вместе с сотней других людей за одним из многочисленных столов в большой зале дворца, предназначенной для торжественных обедов. Их места были довольно далеко, так что они не видели ни короля, ни его ближайших советников. Мешал и дым от очагов.
   Даже по представлениям будущего еда поражала обилием и роскошью — печеные миноги, телятина и говядина с молочно-яичным кремом, фаршированная шейка лебедя, чечевица с бараниной, голуби в виноградном соусе, перепел с начинкой, целые бока говядины и оленины. И это только главные блюда. Слуги разносили на огромных блюдах капусту, кабачки, ботву свеклы, вареный пастернак, маринованные грибы, овощное рагу, артишоки с рисом и черникой, даже подобие салата из репы, капусты, сушеных фруктов с горчицей, жженым сахаром и медом. На десерт был пудинг с левкоем, прекрасно приготовленный миндальный крем, заварной крем, тушеные фрукты и медовые пряники. И много бочек с вином и медом.
   Рейн, правда, предпочла бы пиццу с перцем и грибами и диетическую колу.
   Король и его близкие друзья встали и перешли на помост для вечерних развлечений, то бишь музицирования, болтовни, игры в кости и других игр. Рейн думала о том, что прошел еще один день, а Селик все еще в своей проклятой подземной темнице. И она ничего не может сделать. Сегодня ей тоже не удастся поговорить с королем.
   — Э-э-э-й!
   Рейн осмотрелась.
   — Э-э-э-й! — услышала она снова и, взглянув в другую сторону, заметила в коридоре бледно-лиловое платье.
   Она встала и, сказав Эйрику, что ей надо выйти, направилась к Эльгиве, которая приложила палец к губам, призывая ее к молчанию. Затем она поманила Рейн за собой. Как только они отошли на безопасное расстояние, Эльгива остановилась и шепнула:
   — Через несколько минут ты увидишь короля.
   Рейн схватила Эльгиву за обе руки и крепко сжала их.
   — О, спасибо тебе, спасибо! Как же ты сумела убедить его встретиться со мной?
   — Это не совсем аудиенция, — сказала Эльгива, пряча лукавые глаза.
   — Тогда что же ты устроила? — подозрительно спросила Рейн.
   — Я сказала ему сегодня о вазэктомии, но не очень-то убедила его. Он заявил: «В тот день, когда я позволю женщине Изгоя содрать семь шкур с моего петушка, я объявлю себя помешанным и отрекусь от престола». Ну, все в таком роде. Думаю, мне нужно еще время, чтобы убедить его.
   Рейн застонала, понимая, что ускользает возможность освободить Селика.
   — Эльгива, ближе к делу. Ты сказала, что я смогу поговорить с королем.
   — Да. Ательстан собирается зайти в комнату, где переписывают рукописи. Он хочет взглянуть на рукописи, переписанные сегодня. Если мы случайно будем здесь прогуливаться, не сможет же он нас выгнать. Правильно?
   Рейн закрыла глаза и стиснула зубы, набираясь смелости, чтобы использовать такую удачную возможность поговорить с королем Ательстаном.
   Ты здесь, Господи? Помоги мне.
   Но вредный голос молчал.
   Король Ательстан, стоя, просматривал украшенные рисунками рукописи, а рослый монах давал ему объяснения. Дюжина свечей освещала просторную комнату. Высокие стулья стояли перед высокими столами, на которых были разложены необходимые принадлежности переписчиков.
   — Эльгива! — радостно воскликнул король, заметив ее возле двери. — Я думал, ты удалилась к себе.
   — Нет, мне было неважно, и я решила немного пройтись.
   Она протянула руки к королю, и Рейн увидела, как много любви было в этом простом движении.
   Ательстан был привлекательным мужчиной среднего роста, лет сорока на вид. Его льняные волосы поблескивали золотом в ярком свете свечей. Рейн любовалась великолепной парой, которую составляли два красивых человека.
   Глаза короля были полны любви, когда он наклонился к Эльгиве и коснулся губами ее губ. Он, казалось, не обращал внимания на священника, который стоял неподалеку. Рейн же держалась в тени.
   Она отвернулась от целовавшейся пары и стала ходить от стола к столу, любуясь прелестными рисунками, из которых одни были копиями, а другие — оригинальными работами. Ей стало грустно оттого, что большинство бесценных книг не доживет до ее времени.
   — Дорогой, я хочу познакомить тебя с моей новой подругой Рейн, — сказала Эльгива, показывая королю на Рейн. — Я уже говорила тебе о ней сегодня.
   Наморщив лоб и не выпуская руки Эльгивы, король подошел к Рейн.
   — А, это та, что объявила себя лекаркой?
   Его губы дрогнули в улыбке, и Рейн поняла, что он вспомнил о вазэктомии.
   — Я не просто объявила, — возразила она. — У меня многолетнее образование, и я работала в лучших больницах моей страны.
   — В больницах?
   Рейн пожала плечами.
   — Ну да. В больницах.
   — И эти больницы в твоей стране позволяют учиться женщинам?
   — Да. Мы довольно… просвещенные.
   — Г-м-м…
   Он внимательно смотрел на нее, и Рейн видела, что он очень умен.
   — У меня есть медицинский манускрипт, который только что переписан, — сказал он, взяв в руки большой том. — Это на латыни.
   Рейн просмотрела несколько страниц.
   — Это прекрасно, но я не читаю по латыни.
   — А-а-а, — сказал он, отступая и бросая взгляд «я говорил тебе» на Эльгиву.
   Вероятно, здесь считалось, что все лекари должны знать латынь.
   Рейн рассердилась.
   — Здесь несколько неправильных рисунков. И немедленно пожалела о своих словах.
   Монах едва не задохнулся от оскорбления, а король выпрямился, возмущенный ее самоуверенностью.
   — Покажи, — потребовал он.
   Рейн взглянула на Эльгиву, взывая о помощи, но Эльгива предоставила разбираться ей самой.
   — Я не хочу портить эти прекрасные рисунки. Дайте мне кусок пергамента и перо, и я покажу.
   Несколькими быстрыми взмахами пера Рейн очертила внутренние органы, показывая, где находятся легкие, сердце, печень, желудок, поджелудочная железа, толстая и тонкая кишка.
   — Видишь, — показала она, — на твоем рисунке печень и желудок расположены неправильно. Кроме того, — добавила она, рисуя сердце, — теперь сердце видят, когда анатомируют. Оно состоит из четырех секций — две верхние — мы называем их артериальными, и два нижних венозных желудочка, качающих кровь туда и обратно через вены и артерии…
   Она остановилась, внезапно ощутив зловещую тишину в комнате. Священник выглядывал из-за плеча короля, и двое мужчин смотрели на нее так, будто над ее головой возникло сияние. Она получила, что хотела. Еще бы пару крыльев в придачу, и тогда… Господи! Когда же она научится держать язык за зубами?
   — Отец Эгберт, может быть так, что эта женщина говорит правду? — спросил король.
   — Нет. Конечно, нет.
   Однако его голосу не хватало уверенности.
   — Может быть, ты придешь утром и мы с тобой поговорим, — предложил отец Эгберт. — Твой рисунок, конечно, неверен, но мне будет интересно услышать больше о ваших теориях. Где ты училась?
   Но король остановил его. Сощурившись, он прямо спросил Рейн:
   — Ты упомянула вскрытие. Но ты ведь не резала человеческие тела, чтобы изучать их?
   Ох-ох! Рейн почувствовала, что затронула самое святое.
   — Я сказала «вскрытие»? — переспросила она, надеясь, что вспыхнувшее лицо не выдаст ее. — Я, должно быть, имела в виду осмотр.
   Король внимательно посмотрел на нее.
   — Собственно, кто ты такая?
   — Рейн. Торейн Джордан. Думаю, ты встречал мою мать — Руби Джордан.
   Ательстан сосредоточенно наморщил лоб.
   — Леди, которая заявляла, что пришла из будущего? С вызывающим нижним бельем?
   — Неужели и тебе моя мать показывала свое белье?
   Король усмехнулся.
   — Нет. Но слава о нем дошла до меня.
   Он сказал священнику, что завтра обсудит с ним манускрипт. Потом снова вернулся к Рейн, очевидно, заинтересовавшись ее происхождением.
   — А кто твой отец?
   — Торк. Торк Харалдсон.
   Рейн скрестила за спиной пальцы, но, скорее, по привычке. Она уже начала верить нелепым заявлениям ее матери, будто была зачата в прошлом, а родилась в будущем.
   — А-а-а… Значит, Эйрик в самом деле твой брат, как он говорит?
   — Да.
   — Теперь мне понятно его беспокойство о тебе. А Изгой? Что тебя связывает с этим язычником?
   Рейн сжала пальцы в кулаки, чтобы сдержаться и продолжать вежливую беседу. Глядя прямо в глаза королю, она сказала:
   — Я его люблю.
   Король скривился.
   — Глупо. Он конченый человек.
   Рейн облизала пересохшие губы, подыскивая нужные слова.
   — Король Ательстан, в моем вре… в моей стране уважают тебя как справедливого короля. Тебя называют по-разному. Воинственный король. Ученый король. Король всей Британии. Но ты должен остаться в воспоминаниях как справедливый король, в правление которого даже у жестокого преступника была возможность исправиться, если он раскаялся.
   — Ты напрасно тратишь время, моя госпожа, если надеешься спасти Изгоя. Ты знаешь, как он поступил с моим кузеном Эльвинусом в Бруненбургской битве?
   — Да. Я там была. — Она не обратила внимания на удивление короля. — Конечно, это было ужасно, но знаешь ли ты, как семья Эльвинуса обошлась с Селиком?
   Король заинтересовался.
   — Говори.
   Рейн сообщила все, что знала о брате Эльвинуса, о Стивене Грейвли, и о том, что он сделал с женой и сыном Селика. Она видела слезы на глазах Эльгивы, когда говорила о головке ребенка, насаженной на пику. Но глаза короля по-прежнему сверкали злобой.
   — Это Селик так говорит. Но он тоже дал повод Стивену ненавидеть его.
   Рейн хотела сказать, что никакой повод не оправдывает жестокость, но сдержалась.
   — И это не причина для десятилетней войны со мной и моими воинами.
   — Я согласна, это не извиняет насилия. Но существует и другая сторона. Можно простить Селика, потому что он стал берсерком после того, как нашел изуродованные тела жены и сына. Это была единственная возможность остаться в живых и не сойти с ума.
   Рейн не знала, что еще сказать. Господи, пожалуйста, помоги мне найти слова. Сделай так, чтобы король понял.
   Она тяжело вздохнула и продолжала:
   — Позволь мне сказать о другом. Представь, что ты не король и счастливо женат на женщине… ну, например, похожей на Эльгиву.
   Рейн заметила страстный взгляд, которым обменялись король и Эльгива.
   — И что ты почувствуешь, если однажды, придя домой, найдешь изуродованный труп своей жены, которую перед тем как убить, жестоко изнасиловали, и обезглавленное тело своего сына, валяющееся в грязи. Разве ты не придешь в ярость, увидев головку ребенка на пике твоего врага? Что ты будешь делать? — Рейн проглотила застрявший в горле твердый комок. — Что ты будешь делать?
   Слезы ручьем струились по лицу Эльгивы, но губы короля были сердито сжаты и голова непреклонно откинута назад, как будто Рейн обвиняла его лично в жестокости его подданных.
   — Я не освобожу Изгоя, — сказал он. — Как бы ты его не защищала. Теперь уходи. — Он махнул рукой на дверь. — Я хочу поговорить с Эльгивой наедине.