Хилл Сандра. Преступный викинг

   Убби отступил, услыхав гнев в голосе Селика.
   — Да, тебе лучше отойти, предатель. Ты предал меня, помогая моему врагу. — Он показал на Рейн. — Мы это позже обсудим…
   — Пре… предал? О, не думай так, хозяин. Я делал только то, что повелел Бог… Для твоего же блага.
   Селик шагнул к нему и угрожающе помахал пальцем перед его побледневшим лицом.
   — У меня есть для тебя еще одно послание. Ступай прочь с моих глаз, пока я не свернул твою тощую шею.
   Убби отскочил от него и начал подгонять детей, подбирать их вещи, необходимые, если придется надолго застрять в доме Гайды.
   Глаза Селика настороженно оглядывали большую комнату. Неожиданно он заметил Адама, потихоньку скользившего к выходу. Однако прежде, чем он сумел удрать, Селик схватил его за пояс и поднял маленькое брыкающееся тело в воздух.
   — Каково тебе, безмозглый комар? Не ты ли ругал меня грязными словами, когда я был крепко связан?
   — Нет, — дерзко соврал Адам, махая руками как ветряная мельница, и стараясь достать кулаками до плеч Селика. — Ты принял меня за другого. Я — беспомощный сирота и только, как мог, заботился о моей бедной сестричке.
   — Беспомощный? Ха! Думаю, ты никогда не был беспомощным, даже в тот день, когда вылез, пищащий, из лона матери.
   Селик опустился на скамью, положил Адама на колено и быстро шлепнул его по заду. Потом посадил его на пол перед собой, крепко держа за плечи.
   Адам плюнул ему в лицо.
   Селик только тряхнул головой, удивленный такой смелостью.
   — Твоя гордыня, щенок, делает из тебя дурака. Учись правильно выбирать противника.
   Он сжал зубы и, вновь положив Адама себе на колено, шлепнул его пять раз, с каждым разом сильнее. Когда мальчик опять стоял перед ним, его глаза были полны слез и губы дрожали. Зная Адама, легко было понять, что его гордость пострадала больше, чем зад.
   — Понял теперь? — потребовал ответа Селик.
   Адам медлил, обдумывая, по-видимому, очередной бунт, но в конце концов кивнул.
   — Сейчас иди с Убби и позаботься о других детях. — Селик подтолкнул Адама к смотревшим на них во все глаза малышам и подросткам. — Убби нужен хороший помощник.
   Сначала Адам не понял. Когда же до него дошло, что его похвалили, он шаловливо усмехнулся и важно зашагал прочь, на ходу отдавая первые распоряжения.
   Селик закрыл дверь и повернулся к Рейн.
   — Иди наверх.
   Рейн всматривалась в бесстрастное лицо Селика, стараясь понять, что он задумал, и надеясь как-то его смягчить. Безрезультатно.
   С тупым смирением она шагала со ступеньки на ступеньку наверх, слыша, как Селик меряет шагами комнату внизу. Что он собирается с ней сделать? Пока что она решила убрать с ложа сено, под которым прятались Селик и Адела.
   Закончив уборку, она села на шкуры и стала ждать. Что он сделает с ней? Как отомстит за свое заточение?
   Прошло совсем немного времени, прежде чем она это узнала.
   — Снимай все, — приказал Селик, когда поднялся наверх.
   — Зачем?
   — Не спрашивай, женщина. Делай, что я говорю. И быстро.
   Рейн неохотно сняла тунику и брюки. Она колебалась, не зная, снимать или не снимать бюстгальтер и трусики.
   — Все, — резко бросил Селик.
   Она стояла перед ним обнаженная, со склоненной от стыда головой, в одном лишь янтарном ожерелье.
   — Бусинки оставь, — хрипло проговорил он.
   Рейн подняла голову, но он уже отвернулся от нее и через плечо скомандовал:
   — Ложись.
   С ужасом она подчинилась его приказу. Он медленно, не отрывая глаз от ее тела, подходил к ложу. Когда он коснулся веревки, все еще привязанной к ложу, она уже знала, что он будет делать.
   — Нет, Селик, пожалуйста, не надо. У меня была серьезная причина. Я не хотела, чтобы ты погиб.
   Не обращая внимания на ее мольбы, он привязал ее к четырем углам и, сидя на краю постели, долго смотрел на нее, а потом с преувеличенной заботливостью спросил:
   — Тебе нравится так лежать?
   Рейн вспыхнула и моргнула, смахивая слезы, туманившие ей глаза.
   — Это унизительно.
   — Ты права, — холодно подтвердил он. — Хоть в чем-то мы, наконец, сходимся.
   Он встал, собираясь уйти, но Рейн окликнула его, поняв, что он хочет оставить ее одну.
   — Селик, мне холодно.
   Поднялся ветер, и вдалеке послышался удар грома, предвещавший приближение бури.
   — Это ненадолго, — сообщил он ей насмешливо, но все же укрыл ее меховым плащом. — Отдыхай, ангел. Тебе это пригодится.
   Селик отсутствовал так долго, что Рейн задремала. Когда же она проснулась от холода, снаружи шумела буря, сотрясая балки сарая, и опять шел дождь. Хотя она поднялась наверх вскоре после полудня, было уже темно. Только ложе освещало яркое пламя окружавших его свечей.
   Она лежала обнаженная.
   Рейн поискала глазами Селика. Он сидел на скамье у края освещенного круга, небрежно вытянув перед собой длинные ноги и скрестив на груди руки, похожий на хищника, ожидающего своего часа, но в неровном свете Рейн не могла разглядеть выражение его лица.
   — Скажи мне, — спросил он ровным голосом, когда понял, что она проснулась, — почему ты меня предала?
   Рейн вздрогнула, как от удара, но ответила:
   — Я никогда не предавала тебя, Селик. Я хотела защитить тебя.
   Она рассказала ему, что ей говорили Гайда и Элла, и почему она почувствовала необходимость решительных действий.
   — Ты пойдешь за Стивеном Грейвли? Бросишь меня ради него?
   Он медленно покачал головой.
   — Нет. Пока ты спала, я получил известие от верных людей в Йорвике. Стивена видели в Лондоне садящимся на корабль.
   Рейн с облегчением вздохнула.
   — Не думай, что ты остановила меня своим предательским поступком. Ты только задержала меня. Я еще буду преследовать Стивена.
   — Селик, пожалуйста, постарайся понять. Я люблю тебя. Я боялась…
   — Нет, — прервал он ее, — любовь не должна делать мужчину слабым. Неужели ты считаешь, что я не могу противостоять даже такому дьявольски ничтожному воину, как Стивен из Грейвли?
   — Все не так. Гайда сказала мне…
   — Перестань обвинять других. Ты и ты одна решила дать мне сонное зелье и запереть меня тут. Ты решила поиграть в мужчину и определить за меня мою судьбу. Как ты посмела? Как ты посмела?
   — Извини меня, — сказала она тихо.
   — И не думай смягчить меня слезами. Я обещаю тебе, что не сдвинусь с места.
   Рейн безудержно рыдала. Слезы текли по ее лицу, жгли ей кожу, касаясь кровоподтеков и ушибленного носа. Она знала, что выглядит безобразно. Одна сторона лица, вероятно, красная, нос раздут… О Боже, о чем она только думает…
   Селик тихо подошел к ложу и сел на край. Нагнувшись, он взял с пола небольшой глиняный кувшинчик и, сунув внутрь палец, стал смазывать вонючей мазью синяки на ее руках. Боль почти сразу утихла, потом совсем исчезла.
   — Что это?
   — Лошадиная мазь.
   Рейн чуть не задохнулась от ужасной вони, напомнившей ей запах лимбургского сыра.
   — Это варево придумано Убби, — с невеселой улыбкой сказал Селик, понимая, как ей неприятно, но не сомневаясь, что оно облегчит боль. — Запах исчезает почти мгновенно.
   Льняной тряпкой он вытер кровь и слезы с ее лица, потом все-таки намазал щеку.
   Она подумала, что можно было бы избавиться от противного запаха, заткнув ноздри.
   — Ты знаешь имя сакса, который тебя ударил? — спросил он звенящим от напряжения голосом.
   — Он сказал, что его зовут Освальд. Предводитель отряда, который, думаю, недавно в Йорвике.
   — Он не доживет до Рождества, — объявил Селик о своих намерениях, поставив кувшинчик на пол и вытирая мазь с пальцев льняной тряпкой.
   Затем он удивил Рейн, развязав веревки и сказав, показывая на кувшин с водой, стоявший на тюке сена:
   — Мойся сама. И облегчи себя как следует. Держать лоток еще унизительнее, чем мочиться в него.
   Рейн съежилась от его ледяного тона и послушно отошла в темный прохладный угол. Закончив со своими делами, она вернулась к ложу, на котором все еще сидел мрачный Селик.
   — Садись, — сказал он, показывая на свои колени.
   У Рейн дрогнуло сердце, но она не задала ни одного вопроса.
   — Нет, не так, — сказал он и развернул ее лицом к себе.
   Рейн внезапно ощутила всю беззащитность и уязвимость своего положения. Она сидела голая, тогда как Селик был полностью одет, в тунике, штанах и жестких сапогах. Стыдясь своей унизительной позы, она опустила голову и тотчас едва не вскрикнула от неожиданности, когда Селик резко раздвинул ноги.
   Он усмехнулся, словно был не в силах сдержать усмешку, потом еще раз посмотрел на шрам на ее руке.
   — Ты должна была мне сказать.
   — Я не думала, что это важно.
   — А почему, ты думаешь, я воздерживался все время?
   Рейн с удивлением посмотрела на него.
   — Я думала, ты говорил правду, что любовь ослабляет воина перед сражением. И еще… я думала… я недостаточно привлекательна для тебя.
   Селик тоже вздохнул, и она почувствовала, как сильно он хочет ее.
   — Ты глупая?
   Рейн неуверенно улыбнулась. Впервые у нее появилась надежда, что Селик не собирается наказывать ее, по крайней мере, не будет мучить.
   — Ты хочешь сказать, что я тебе нравлюсь?
   — Ты ведьма. Нет, даже не старайся быть похожей на ангела. Я вижу дьявольский блеск соблазна в твоих медовых глазах. Ты хочешь, чтобы я забыл о своем гневе… хочешь заманить меня в себя…
   Внезапно он прижал ее к себе.
   — Неделями я мечтал о том, что буду делать с твоим телом, но я не мог ничего себе позволить после твоих вздорных разговоров о капельках семени.
   Рейн улыбнулась, но ее улыбка быстро увяла, когда он, водя пальцем по шраму на ее руке, жарко зашептал о некоторых своих мечтах. Рейн была в восторге. Когда он поднял ее руку и лизнул кончиком языка шрам, она почувствовала, как повлажнела внутри и хотела сжать ноги…
   У Селика заблестели глаза. Он знал, что будет делать с ней. О да, он знал. И ему это заранее нравилось.
   — Селик, — прошептала она с мольбой, — разденься.
   — Нет, это путешествие я намерен начать одетым.
   — Путешествие?
   — Да, мы пойдем на рискованное испытание, достойное викинга.
   Рейн уловила озорной блеск в его глазах, хотя гнев и боль из-за ее предательства все еще не сошли с его лица.
   — Что значит испытание? Ради чего?
   — Будем искать твою точку «Г».
   — Ох, Селик, — рассмеялась она, — в этом нет необходимости.
   — Есть, — возразил он, — и я даже открою тебе секрет точки «С», если сумею справиться со своей злостью.
   — Точки «С»? — подозрительно переспросила Рейн, не зная, шутит он или нет.
   — Да. И не говори мне, что твои замечательные сексуальные экспорты ничего о ней не знают.
   Рейн подавила рвавшийся из горла смешок.
   — Не экспорты, а эксперты.
   Он махнул рукой.
   — Это неважно. В действительности, султаны, которые первыми открыли точку «С», старались удержать тайну в своих гаремах. Но викинги узнали секрет и овладели мастерством. Не сомневаюсь, эта история неизвестна в твоем… твоей стране.
   У Селика смешно дрогнули губы, и Рейн не поняла, смеется он над ней или говорит серьезно, но не это ее волновало сейчас. Она была поглощена своей любовью и не желала ничего больше знать.
   Селик положил ладони на ее колени и стал медленно гладить ей ноги.
   — Почему у тебя колючие ноги?
   — Потому что я не брила их несколько недель.
   — О да, об этом обычае говорила еще твоя мать.
   — Знаешь, мне неприятно все время слушать о том, что говорила и делала моя мать.
   — Хорошо, может быть, попозже я разрешу тебе побрить ноги моим ножом. Он очень острый. Я им брею лицо. Естественно, я присмотрю, чтобы ты не поранилась.
   — Ох, Селик, я лю…
   — Нет, — остановил он ее. — Тебе нельзя доверять. Я не хочу слушать лживые слова. Кроме того, сегодня я хочу совсем другого от тебя.
   Его ладони скользнули вверх по бедрам, по талии, и когда он большими пальцами коснулся ее грудей, она вздохнула.
   — Тебе нравится? — спросил он со смешком. — А теперь?
   Он приподнял ее тяжелые груди, поглаживая их, но не трогая тех мест, где ей больше всего хотелось ощутить его прикосновения. Потом он коротко нажал на соски средними пальцами и отпустил их, потом опять нажал…
   Она ощутила почти болезненное наслаждение, и сильнее сдвинула ноги.
   — Еще, — шепотом попросила она.
   Но Селик отпустил ее груди и, положив руки ей на талию, придвинул ее поближе к себе так, что если бы не одежда… И вот уже его руки взметнулись вверх и крепко обхватили ее голову.
   Она поглядела в его сверкающие глаза и попросила:
   — Поцелуй меня. Пожалуйста.
   — Я уж думал, ты никогда не попросишь, — еле слышно проговорил он, прижимаясь губами к ее губам.
   Не тратя времени на приготовления, его огненный язык ворвался в ее рот, и она почувствовала, как ее заливает жаркая волна желания. Она хотела сказать Селику, что хочет его, всего его, но не могла говорить, потому что его язык творил чудо, даря ей неслыханное наслаждение. Обнимая ее, он слегка раскачивал ее из стороны в сторону, так что сосками она терлась о его тунику.
   Она застонала, когда в ней разгорелся настоящий пожар страсти, какой она не испытывала ни разу в жизни.
   Но она хотела большего.
   На мгновение она прислонилась головой к плечу Селика, зная, что он еще не получил всего до конца, и чувствуя его твердую плоть между своих ног и жаркое дыхание возле уха. Она поняла, что ему уже не до наказаний.
   Прежде чем он успел ее остановить, Рейн соскользнула с его колен и, став на колени рядом с ним, принялась расстегивать на нем пояс и стаскивать с него тунику. Он молча приподнялся, решив ей помочь.
   Она ласково гладила жесткие светлые волосы у него на груди, его широкие плечи и почти незаметные соски. Она чувствовала дрожь, сотрясавшую его тело, видела его затуманенные страстью, прекрасные серые глаза и белый шрам на потемневшей коже.
   — Я люблю тебя.
   Он закрыл ей ладонью рот и покачал головой. Не надо слов. Он все поймет без слов. Пусть будет только тело.
   Возлюбленный мой. Библейские слова, явившиеся Рейн, потрясли ее. Она не знала, ее это слова или с ней говорит Бог, но они как нельзя лучше выражали ее чувства. Сейчас она была сама собой настолько, насколько это вообще было дано ей.
   Рейн сняла с него башмаки, развязала пояс на штанах и стащила их с него. Любящим взглядом она ласкала его обнаженное тело.
   — Ты прекрасен, возлюбленный мой. Даже дух захватывает, так ты прекрасен.
   Он улыбнулся, и у Рейн потеплело на душе.
   — Ты преувеличиваешь, но мне приятно, что ты так думаешь.
   Она наклонилась и нежно коснулась губами его губ, отчего у него перехватило дыхание и он отодвинул ее от себя.
   — Нет, милая ведьма, тебе не удастся закончить игру, не начав ее.
   Он поднял ее с колен, и когда ее груди оказались прямо перед его лицом, он принялся потихоньку играть с ними, то теребя их языком, то прихватывая зубами и легко покусывая.
   — Ох… ох… о-о-ох!
   — Тебе больно? Не надо?
   — Надо, — выдохнула она.
   Тогда Селик повалился на кровать, увлекая ее за собой, но она не могла больше ждать и сама нетерпеливыми руками ввела его пульсирующий член в свое заждавшееся влагалище.
   — Господи… Господи… — стонал он. — Слишком быстро. У тебя так узко внутри. Не двигайся. Нет. Еще. Еще… Чем дольше, тем лучше… всегда…
   — Селик!
   Он лениво приоткрыл глаза, серые омуты страсти, затягивающие на самое дно наслаждения…
   — Что? — шепотом отозвался он.
   — Я люблю тебя, — сказала она, нарушая его приказ, и, прижавшись к нему, начала медленное движение по кругу.
   — Нет, — было запротестовал он, но положил руки ей на бедра, вновь беря над ней власть и устанавливая свой ритм.
   — Я люблю тебя, — повторила она, крепко целуя его в открытые губы, чтобы он понял, как сильно она любит его.
   — Нет. Ты любишь чувствовать меня внутри.
   Рейн счастливо засмеялась.
   — И это тоже.
   — Что ты еще любишь? — тихо спросил он, поглаживая ее затвердевшие соски.
   — Я люблю это, — сказала Рейн, задыхаясь. — И это, — добавила она, когда он взял сосок в рот и стал нежно покусывать его.
   Выгнув спину и откинув назад голову, она застонала, когда пожар, мгновенно вспыхнувший у нее между ног, лишил ее разума и всякого контроля над собой.
   Селик нашел пальцем клитор и до тех пор гладил и теребил его, пока она не закричала.
   — Я не могу… О Господи, остановись… нет, нет, не останавливайся… я хочу…
   Оставаясь внутри нее, Селик перевернул ее на спину, а потом стал своей затвердевшей плотью касаться клитора, доводя ее до умоисступления. Она хотела вновь соединиться с ним, но он не позволил ей, продолжая томить ее нестерпимой лаской.
   — Скажи, чего ты хочешь? — хрипло спросил он, так что Рейн даже не сразу поняла его.
   Она видела, что он возбужден не меньше ее, и все же он продолжал мучить ее, сдерживая себя.
   — Я люблю тебя и хочу, чтобы ты любил меня, — высказала она свое заветное желание.
   Рейн поняла, что он удивился. Не этого он ждал. Тем не менее он закрыл глаза, словно смиряясь с ее желанием, и вновь соединился с ней.
   — Я люблю тебя, — шептала она. — Люблю-тебя-люблю-тебя-люблю-тебя… — повторяла она.
   Вены вздулись у Селика на шее, когда он в последний раз изо всех сил прижался к ней и закричал, прославляя радость бытия. Она не заставила себя ждать, содрогаясь в таких конвульсиях, о которых прежде не смела и мечтать, и соединяясь с ним в страстном порыве потрясшем все ее существо.
   Селик лежал на ней, и ей было приятно чувствовать тяжесть его тела после того, как он подарил ей неведомое прежде наслаждение. Она чувствовала его спокойное дыхание на своей шее и нежно гладила его шелковистые волосы.
   — Ты спишь? — тихо спросила она.
   Он хмыкнул, потом поднял голову и улыбнулся.
   — Нет. Я умер.
   Рейн улыбнулась в ответ, чувствуя, что ее сердце переполнено любовью. На его прекрасном лице не было и следа мучений или боли. Не было горьких морщин возле рта и глаз, которые словно растаяли от любовного жара.
   — Почему ты так на меня смотришь? — спросил он, ласково тычась ей в подбородок.
   — Как?
   — Как медведь, которому неожиданно дали горшок с медом, когда он ждал совсем другого, — ворчливо проговорил он.
   Он скатился с нее и, лежа на боку, лизнул ее губы.
   — Хм-м-м. Похоже на мед. Позволь мне еще попробовать.
   Когда он, тяжело дыша, оторвался наконец от ее губ, то куснул ее в плечо и сообщил:
   — Мы еще не закончили викинговый поход.
   — Не закончили! — воскликнула Рейн, и Селик усмехнулся, услыхав изумление в ее голосе.
   — Нет, я еще должен показать тебе твою точку «Г», — сказал он, вставая на колени у нее между ног и левой рукой поднимая ей колени и прижимая их к ее груди.
   Прижав большой палец к лобку, он вложил указательный и средний во влагалище так, чтобы они изнутри коснулись большого пальца, и принялся быстро и твердо водить ими туда и обратно, неизменно возвращаясь к точке, отмеченной большим пальцем.
   Рейн вся напряглась под его опытной рукой.
   — Селик, я не уверена, что мне это нравится, — помедлив, сказала Рейн.
   — Понравится.
   В отличие от всего того, что было прежде, теперь возбуждение сосредоточилось в одной-единственной точке, и когда она ощутила первые предвестники оргазма, то, испугавшись, попыталась было сдвинуть ноги, но Селик не позволил ей и не остановился, даже когда ее сотрясла первая конвульсия. Снова и снова его твердые пальцы касались чувствительного места, пока Рейн не принялась метаться из стороны в сторону, пытаясь вырваться. Она металась, металась и металась до тех пор, пока не содрогнулась вся и не почувствовала, как из нее извергается влага.
   Селик отпустил ее ноги и соединился с ней, заполнив ее своей твердой плотью. Он что-то тихо нашептывал ей на ухо, мучительно медленно двигаясь внутри нее.
   — Ш-ш-ш. Все хорошо. Ты удивительная. Ты прекрасная. Сможешь еще раз вместе со мной? Сможешь? Сможешь?
   И она смогла.

ГЛАВА 16

   — Я хочу есть, — со вздохом произнесла Рейн спустя несколько часов, и бурчание в ее животе подтвердило справедливость ее слов.
   Она лежала в объятиях Селика опустошенная, выжатая эмоционально и физически и счастливая, как никогда в жизни.
   — Я тоже, — проворчал Селик и игриво ущипнул ее за плечо.
   — Я по-другому голодна, Селик, перестань, — взвизгнула она, когда он стал придвигаться к ней. — Оставь меня, а то твой драгоценный пенис отвалится от перегрузки.
   Он резко поднял голову, и в глазах у него появился страх.
   — Нет. Не говори так. Неужели в твоих книгах по сексу написано, что петушок может отвалиться от увлечения любовными играми?
   Рейн рассмеялась.
   — Нет. Но даже если отвалится, хирурги пришьют его обратно.
   Селик недоверчиво фыркнул.
   — Стыдись, Рейн! Твое утверждение не заслуживает даже того, чтобы о нем говорить.
   — Послушай, Селик. Одна обиженная женщина взяла и отрубила мужу пенис…
   Когда Рейн закончила свой рассказ, Селик смотрел на нее во все глаза.
   — И он так же хорошо работал, как до этого?
   — Этого никто не знает наверняка, но его врачи, кажется, не сомневаются в успехе.
   — Я тебе не верю. Ты сочиняешь сказки, теша свое извращенное воображение, — заявил Селик, ложась рядом с ней. — Не сомневаюсь, ты получишь большую радость, рассказывая своим друзьям, когда вернешься в свою страну, как ты дурачила слабоумного викинга.
   Рейн повернулась к Селику и нежно провела пальцем по его шраму.
   — Селик. Я не собираюсь обратно. Я никогда не оставлю тебя.
   — Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать, — заявил он, вырываясь из ее объятий, чтобы, заложив руки за голову, мрачно уставиться в потолок. — Кроме того, я не просил тебя остаться.
   Гроза закончилась, однако за стенами сарая все еще шумел дождь, и Рейн чувствовала себя словно в уютном гнездышке, свитом из любви и покоя. Тем не менее она знала, что это только временная отсрочка и она должна убедить Селика в своей любви, пока еще есть возможность.
   — Я могу обещать тебе не ходить к Медным воротам в Йорквике, — пылко заговорила она. — Я могу обещать тебе быть с тобой столько, сколько ты захочешь. Я могу обещать тебе любить тебя всегда. Я могу…
   — Не надо, — простонал Селик, поворачиваясь к ней лицом.
   Его печальные глаза и плотно сжатые губы говорили о раздиравших его противоречивых чувствах. Наконец, не в силах больше сдерживаться, он страстно обнял Рейн и крепко прижал к себе.
   — О Рейн, — промолвил он с глубоким, безнадежным вздохом.
   Когда он оторвался от нее, у него были несчастные глаза, и голос у него дрожал, когда он вновь заговорил:
   — Я не могу защитить тебя. Я не уберег жену и сына от беды. Я ничего не могу обещать тебе.
   — А кто назначил тебя моим защитником? Кто говорил, что ты ответствен за безопасность всего мира? О Селик, как ты не понимаешь? Это не твоя вина, что Астрид и Торкел погибли. Перестань мучить себя прошлым и начинай жить заново. Жить. Не существовать. Не ждать смерти.
   Рейн замолчала, понимая, что, возможно, она зашла слишком далеко.
   Однако Селик не рассердился на нее из-за напоминания об Астрид и о сыне. Он лишь задумчиво посмотрел на нее и сказал:
   — Может быть, ты права. Если бы много лет назад я понял, что не виноват, наверно, я мог бы жить нормально даже после всего того… Но очень уж много всего случилось, много смертей с обеих сторон…
   — А если ты уедешь из Британии, начнешь где-нибудь еще…
   — Оставь, Рейн. Я не успокоюсь, пока Стивен жив, и Ательстан ни за что не позволит мне жить в мире после того, как я убил столько его воинов.
   — Но…
   — Нет, дорогая, у нас нет будущего, — сказал он, с нежностью гладя ее по голове. — Но у нас есть настоящее. Давай возьмем от него все, что можно.
   Они еще немного вздремнули, а потом Селик проснулся, дрожа от холода, и разбудил Рейн. После грозы в сарае было совсем свежо.
   — Проклятье! Здесь холоднее, чем в заднице китобоя на леднике! Лучше спуститься вниз поближе к очагу, или твоими сосками можно будет играть в снежки.
   — А твой пенис превратится в сосульку? — игриво спросила Рейн и соскочила с кровати, потому что Селику было известно значение слова «сосулька».
   Они спустились вниз и удостоверились, что двери сарая забаррикадированы изнутри и меч Селика лежит неподалеку на случай возвращения саксов.
   Жадно утолив голод тем, что подвернулось под руку — черствым хлебом, холодной олениной, затвердевшим сыром, и медом, они подтащили матрац поближе к огню и поставили на него два котелка согреть воду.
   Потом они сидели, тесно прижавшись друг к другу и завернувшись в одно большое меховое одеяло, и ждали, когда закипит вода.
   — Признайся, что ты мне лгала.
   — О чем ты?
   На всякий случай Рейн отодвинулась подальше.
   — О твоих неудачах с мужчинами.
   Рейн ткнула его локтем в бок, и он притворился, будто она сделала ему больно.
   — Я никогда не говорила ничего подобного. Насколько мне помнится, я сказала, что мне все равно, заниматься или не заниматься сексом, и что у меня небогатый опыт отношений с мужчинами.
   — А сейчас что скажешь?
   — Напрашиваешься на похвалу? — спросила она, насмешливо поднимая брови.
   — Нет. Я знаю, что хорош в постели, — похвастался он. — Мне просто хотелось, чтобы ты хоть один раз признала свою неправоту.
   — Я не лгала, Селик. Я знаю, ты не хочешь это слышать, но я люблю тебя. Поэтому с тобой у меня все по-другому.
   По правде говоря, сейчас он был совсем не против еще раз выслушать ее признание. У него немножко отогрелась душа, и он чувствовал себя более живым, чем раньше.