Хилл Сандра. Преступный викинг

   Ей стало больно от его слов. Черт его подери! Почему ей не безразлично?
   — Селик, давай заключим сделку.
   — Говори. Жду не дождусь узнать, что ты хочешь мне предложить.
   — Если ты обещаешь никогда не… в общем, не делать эти ужасные вещи, я обещаю никогда не пытаться сбежать.
   Он вопросительно взглянул на нее.
   — Так ты собиралась бежать?
   — Я это не говорила, — нетерпеливо отмахнулась она. — Но почему бы и нет? В конце концов… — Она взмахнула ресницами. — Бог — на моей стороне.
   — Ты, вроде, говорила, что ты не ангел.
   Она виновато отвела глаза.
   — Никогда ничего не знаешь наверняка…
   Ей было трудно врать ему. К тому же она не могла отвести взгляд и не могла спрятать вспыхнувшие горячим румянцем щеки.
   — Убби нашел твое перо в постели, — насмешливо проговорил он.
   — Мое перо?
   — Он думает, оно из твоих крыльев. А крылья ты будто можешь расправлять, а можешь прятать под кожей. Он ухмыльнулся, глядя на ее изумленное лицо. И они оба рассмеялись.
   — Так ты принимаешь мое предложение? — отсмеявшись, спросила она.
   Селику самому не нравился жестокий обычай и не нравился всегда. И еще меньше ему нравилась охватившая его ярость, когда он увидел полуистлевшие безглазые тела своих лучших друзей, валявшиеся на поле, как никому не нужный мусор.
   — Может быть. Уточни, что именно ты предлагаешь.
   — Я никогда не сделаю попытки сбежать.
   — А если тебя опять что-нибудь не устроит? — недоверчиво спросил он. Она наморщила лоб.
   — Я стукну тебя по голове или поделюсь с тобой частью моего разума, но я не убегу.
   — Это важно для тебя?
   — Да. Очень, — подтвердила Рейн, на мгновение прикрыв глаза. — Когда я была маленькой девочкой, мой брат Эдди стал воином и его убили на войне, которую правительство потом назвало бессмысленной.
   — И ты из-за этого стала… паци… пацифисткой?
   Она кивнула.
   — Я выучилась на врача и пошла работать в городскую больницу. Убитые. Искалеченные. Все молодые ребята. Хочешь не хочешь, станешь противницей насилия.
   — Но есть сражения, которых невозможно избежать, — возразил он.
   — Может быть, ты прав, не знаю. Но давай о скальпах. Если ты согласишься, я буду знать, что хоть чем-то помогла тебе. Мне это важно, Селик.
   — Тогда согласен. Пока ты будешь со мной, это не повторится.
   Рейн задумчиво поджала губы.
   — Еще пленники…
   — Не испытывай судьбу.
   Но она только пожала плечами. Попытка — не пытка.
   — Ладно. Поторгуемся потом.
   Она улыбнулась, и у Селика стало светлее на сердце. Но ему это не понравилось.
   Она встала и протянула ему руку ладонью вверх, и он, ничего не понимая, уставился на нее. Чего она хочет?
   Рейн поняла его недоумение.
   — В моем вре… в моей стране мы пожимаем друг другу руки, когда заключаем соглашение, вроде нашего.
   Она положила его правую руку на свою и, пожав, несколько раз встряхнула. Селик вновь ощутил прилив желания от прикосновения к ее коже, и ему захотелось, чтобы это пожатие никогда не кончалось.
   Он тяжело вздохнул, не в силах отвести взгляд от ее сияющих глаз, в которых он ясно видел не менее сильное желание.
   Выдернув руку, словно вдруг обжегшись, он пробормотал еле слышно:
   — Ведьма пустила в ход свои чары.
   Но Рейн услышала его слова.
   — Если это чары, то я тоже… — прошептала она.
   Великолепно! Поплетемся вместе сквозь кошмар, на который меня обрек злой Локи. Или христианский бог Рейн. Или дьявол. Кто его знает? Пропади они все пропадом!
   Очень довольная собой, Рейн тихо пела, работая с ранеными. Она совсем не обольщалась насчет внезапного преображения викинга. Она одержала над ним совсем маленькую победу, но любое путешествие начинается с первого шага, напоминала она себе.
   — Почему ты улыбаешься? — спросил ее Тайкир. За весь день он ни разу не потерял сознание и, к радости Рейн, быстро шел на поправку. Ей будет что рассказать доктору Ли по возвращении.
   — Я улыбаюсь, потому что сегодня выиграла маленькое сражение у Селика. Впрочем, это не совсем так. Мы оба уступили и оба выиграли в нашем споре.
   Тайкир недоверчиво посмотрел на нее.
   — У Селика? Не может быть, чтобы он кому-нибудь подчинился, — Он лукаво подмигнул ей. — Награда, должно быть, была очень соблазнительной.
   Рейн игриво шлепнула Тайкира по руке.
   — Веди себя как следует, братик. Ты еще слаб, и я могу, если захочу, очень затруднить твою жизнь.
   — Ага, наконец-то пацифист показывает себя.
   Рейн улыбнулась, потому что целый день читала Тайкиру лекции о пацифизме.
   — Наказание может быть совсем ненасильственным для человека с воображением. Например, я могла бы приказать Убби постоянно готовить тебе еду.
   Тайкир громко застонал.
   — Нет, только не это. Лучше пытка водой.
   Рейн засмеялась простосердечию Тайкира. Ей было приятно видеть его выздоравливающим. К тому же он как две капли воды был похож на Дейва, оставшегося в другом времени.
   — Когда я смогу ехать? — спросил он, внезапно посерьезнев. — Я должен быть в Равеншире до того, как саксы попытаются завладеть им.
   — Через неделю, — ответил Селик.
   Он незаметно подошел сзади и с задумчивым видом прислушивался к шутливой беседе брата и сестры.
   — Ну нет, — возразила Рейн. — Через две недели, не раньше. Может быть, даже через три.
   — Мы уедем отсюда через семь дней, даже если придется везти Тайкира на телеге.
   — Я не старик, — возмутился Тайкир. — С завтрашнего дня начну упражнять ногу. Через неделю я не я буду, если не сяду на коня.
   — У тебя получится, — подбодрила его Рейн, с беспокойством глядя на Селика.
   — Для нас опасно так долго оставаться тут, — объяснил Селик. — Наверняка саксы собирают силы, чтобы взять нас. Тайкир это понимает.
   — Да, понимаю, Селик, и я благодарен тебе, что ты меня не бросаешь тут. — Он ласково поглядел на Рейн и пожал ей руку. — Я же не умер. И теперь должен жить долго. Еще спляшу на свадьбе, — поддразнил он ее.
   — На моей свадьбе? — не поняла Рейн. — На какой свадьбе? Я не собираюсь замуж.
   Тайкир возвел глаза к небу.
   — Маленький ангел шепнул мне.
   Селик посмотрел на него так, словно он опять впал в горячечный бред.
   Вечером Рейн, закутавшись в шкуры, сидела, скрестив ноги, в шатре Селика и с беспокойством думала о пленниках. Правда, Селик привез им чистые туники, штаны и меховые плащи. Бог знает, где он взял все это. Наверное, снял с мертвых. Тем не менее, осенние ночи становились заметно холоднее.
   Она попыталась было попросить его поставить для пленников шатры, но на его лице каждый раз появлялось упрямое выражение, стоило ей заговорить о несчастных под открытым небом. Тогда она перестала спорить с ним, полагая добиться своего лаской.
   Рейн разложила перед собой все свои вещи, решив, что пора наконец посмотреть, что же она принесла с собой в прошлое.
   Кроме маленькой аптечки, у нее была еще косметичка с зеркальцем, тушью, румянами и тюбиком губной помады с запахом клубники, которая наверняка ей пригодится, если она еще собирается целоваться с Селиком. Ну нет, больше этого не будет. Но тут же честно признала, что обманывает сама себя.
   Кроме гребня, румян, бумажника и чековой книжки, вот уж, право, необходимая вещь в десятом веке — десять тысяч долларов в банке и никакой пошлины на вывоз, у Рейн были еще кубик Рубика, который ей часто помогал снять напряжение после операции, и две пачки «Лайфсейверс» — леденцов со вкусом тропических фруктов.
   Сунув зеленую конфетку в рот, она сложила все свое имущество обратно в рюкзак и принялась играть с кубиком Рубика.
   Она все еще играла, от напряжения даже высунув кончик языка, когда в шатер вошел Селик, растирая голые руки.
   — Почему у тебя зеленый язык?
   Она открыла рот и показала ему крошечный кружочек.
   — «Лайфсейверс».
   — Это медицинское?
   — Нет, — рассмеялась она. — Конфетка. Сладкая. Хочешь?
   Он с сомнением посмотрел на желтую «таблетку», но взял ее и положил в рот. На его лице появилось довольное выражение, когда он с хрустом разгрыз ее.
   — Не грызи. Она сама растает. Растяни удовольствие.
   — Это я умею, — ухмыльнулся он и подмигнул ей. — Умею растягивать удовольствие, правда?
   Она недовольно фыркнула, возмущенная этим откровенным самолюбованием, но все же протянула ему еще одну конфетку ее любимого красного цвета. Селик высунул язык посмотреть, не покраснел ли он, и потребовал себе еще две конфетки — оранжевую и зеленую, потому что вторую красную она ему не дала.
   — Много у тебя этих кружочков?
   — «Лайфсейверс», — уточнила она с улыбкой, убирая полупустую упаковку. — Это все, — солгала она, скрестив за спиной пальцы.
   Зачем ей делиться «тропическими фруктами» с варваром? Вот Тайкиру, наверное, надо будет дать одну конфетку.
   — А это что? — спросил он, опускаясь около нее на шкуру.
   — Кубик Рубика. Головоломка.
   Он долго и с любопытством наблюдал за ее манипуляциями, пока она не сложила кубик как надо. Рейн не стала хвастаться своим особым талантом ко всяким играм, а ведь один раз она даже выиграла первенство штата, на которое собралось множество любителей головоломок.
   — Дай попробовать.
   Мысленно усмехаясь, она протянула ему кубик. Через час, когда она одетой улеглась в постель, он ничего не сказал, хотя она приготовилась поспорить с ним насчет обычая викингов спать голыми. Он так увлекся, что ничего не заметил. Проспав часа три, Рейн открыла глаза и увидела, что он все еще сидит, закусив нижнюю губу, и с остервенением крутит кубик.
   Почти перед самым рассветом он лег рядом и прижался к ней. Вдохнув влекущий аромат «Страсти», шепотом спросил:
   — Ты научишь меня завтра, как решать головоломку?
   — Угу, — не просыпаясь, ответила она.
   — Тогда я тоже тебя чему-нибудь научу.
   Рейн тотчас проснулась и открыла глаза.

ГЛАВА 7

   — Убби-дубби-ду. Да-да, да-да, да. Убби-дубби-ду. Да-да, да-да, да.
   — Убби, прекрати петь эту чепуху, или, клянусь, я вырву твой поганый язык, — проворчал Тайкир, не останавливая коня. — Ради бога! Я ее уже во сне слышу.
   — Тайкир, не срывай свое плохое настроение на Убби, — насмешливо попеняла брату Рейн.
   После двух дней, проведенных в седле, Рейн наконец-то совершенно освоилась на Божьем Посланце. Она дала это имя боевому коню, который увез ее и Селика с поля битвы. Когда Рейн объявила, что хочет назвать его так и не иначе, Селик запротестовал:
   — Сама ненормальная, и имя даешь ему ненормальное.
   Убби же, наоборот, пришел в полный восторг и сказал, что лучше не придумать.
   Рейн с беспокойством посмотрела на маленького человечка, который ехал на одной из лошадей, потерявших своих хозяев во время сражения и приведенных Селиком и его воинами в лагерь. Она была рада, что Селик взял Убби с собой, а не заставил его идти вместе с пленниками. Убби очень страдал из-за своего артрита.
   В лунном свете ей было хорошо видно, как Убби украдкой поглядывает на ее спину, особенно когда думает, будто она погружена в свои мысли и ничего не видит вокруг.
   — Убби, что там у меня на спине?
   Он вздрогнул.
   — Тысяча извинений, госпожа. Я любуюсь вон теми деревьями.
   Рейн скептически подняла брови, зная, как всем надоело смотреть на деревья, потому что они уже несколько дней не видели ничего другого. А он, видите ли, любуется, да еще в темноте. Селик разрешал двигаться только ночью, чтобы не столкнуться ненароком с саксами.
   Она пошевелила плечами и деланно простонала:
   — Убби, у меня ужасно разболелись лопатки, как будто под кожей целый рой пчел.
   Он даже рот открыл от изумления. Зато Рейн пришлось прикрыть рот ладонью, чтобы он не увидел ее улыбку.
   — Жуть какая-то. Ты не разотрешь мне спину на привале?
   — Я? — хрипло переспросил он.
   — Кстати, Убби, мне кажется, я кое-что потеряла. Ты не видел тонкий золотой обруч?
   И, отпустив на мгновение поводья, она подняла руки, чтобы показать, какого размера обруч ей требуется.
   Убби чуть не проглотил язык и прошептал благоговейно, не рассчитывая, что она услышит:
   — Нимб! Ангел потерял свой нимб?
   Рейн до сих пор не понимала, как она и эти люди из прошлого понимают друг друга. Вообще-то, в ее путешествии во времени было много удивительного.
   В это время луна скрылась за облаками. Подъехал Селик. Его могучее тело в тяжелых кожаных доспехах, как ни странно, казалось легким и изящным. Длинные пальцы лишь слегка касались поводьев, а конем он управлял почти незаметными движениями мускулистых ног в узких черных штанах.
   Рейн облизала внезапно пересохшие губы и подняла на него глаза.
   Махнув головой в сторону Тайкира, Селик спросил:
   — Ну как он? Нам опять придется останавливаться?
   — Не придется, — ответил Тайкир, услыхав вопрос Селика.
   Рейн знала, что ее брат испытывает мучительную боль, но он ни за что не желал пересесть в телегу и упрямо не слезал с коня. Для его ноги она и Селик соорудили нечто вроде мягкой глины.
   — Уговори мою сестру, пусть научит Убби какой-нибудь другой песенке, — меняя тему разговора, попросил Тайкир. — У меня уже зубы болят от его дурацких дуби-дуби.
   Веселый огонек мелькнул в глазах Селика, когда он, ласково посмотрел на нее.
   — Ха! С чего ты взял, что твоя сестра меня послушается?
   — Ну, заставь ее. А то он сведет меня с ума.
   Рейн неожиданно оживилась.
   — Нет! — в один голос испуганно крикнули Селик и Тайкир, не дожидаясь, когда она откроет рот.
   — И не думай начинать еще одну такую же душещипательную, — простонал Селик. — Неужели в твоей стране нет приятных песен?
   — Может, это из-за твоего голоса? — поддержал его Тайкир. — Скажу тебе по-братски, сестричка, от твоего пения слезает кора с деревьев.
   — Очень мило с твоей стороны, Тайкир, отзываться так о моем голосе. Я это тебе припомню, когда буду менять повязку.
   Селик откинул назад голову и негромко рассмеялся, от души забавляясь перепалкой брата и сестры, отчего морщины, прочерченные страданием на его лице, разглаживались и он сразу становился намного моложе.
   Когда они устроили привал, Тайкиру уже было не до смеха. Рейн осторожно сняла у него с ноги шину. К счастью, швы не разошлись и рана не воспалилась, но от боли Тайкир в кровь искусал себе губы. Сжав руки в кулаки, он едва-едва смог слезть с коня на приготовленное для него ложе.
   Рейн приказала Убби подержать иглы в огне, и через час благодаря им Тайкир мирно спал. Рядом с ним все время находился воин, чтобы во сне он не вытащил иглы.
   Селик издалека наблюдал за тем, как Рейн втыкала в мальчика иголки. Он побледнел так, что это было заметно даже несмотря на загар, и до боли сжимал кулаки, чтобы не выдать свой страх.
   Больше раненых у Рейн не было, поэтому, закончив с Тайкиром, она подошла к костру, возле которого суетилась Бланш, и предложила себя ей в помощницы.
   Перевернув большие куски оленины, жарившиеся на медленном огне, она стала наблюдать за ловкими движениями Бланш, месившей тесто для лепешек, которые она собиралась печь на углях. Девушка отлично выглядела. Рейн не без завистливого чувства обратила внимание, что многие воины останавливались возле костра под тем или иным предлогом и предлагали ей свою помощь. Один поклонник нарвал трав. Другой принес воды. Даже Герв превратился в цветущего Лотарио после того, как вымыл свои рыжие волосы, заплел их в аккуратную косичку и даже сбрил щетину с лица. Рейн подумала, что его можно было бы назвать красивым, если бы, улыбаясь, он не демонстрировал щербатый рот.
   Однако капризная девчонка как будто никого не замечала. Она решила играть по-крупному и выбрала для себя Селика.
   Рейн старалась не давать воли зеленоглазому дьяволу, который начинал шевелиться у нее внутри каждый раз, когда Бланш бросала страстные взгляды на Селика или, покачивая бедрами, как бы случайно проходила мимо него, правда, слишком часто… Рейн постоянно напоминала себе, что эта Лолита совсем ребенок, лет шестнадцати — не старше. Однако она отлично понимала, что красавица-брюнетка весьма опытна по части женских хитростей, которым Рейн еще только собиралась учиться. А ведь ей тридцать!
   Но хуже всего было то, что Селику — этому злому викингу — ее уловки пришлись по вкусу. Рейн ревниво отметила про себя, что глаза у него начинали лукаво блестеть, а губы раздвигались в ослепительной улыбке, когда подходила Блаиш и на древнем, как мир, языке тела прямо говорила, чего она от него хочет, даже если всего-навсего спрашивала:
   — Где мне взять соль, хозяин!
   В штанах у него поищи, шлюха!
   Рейн во все глаза смотрела на Селика, горя желанием придушить его, таким понимающим взглядом он оценивал ягодицы Бланш, нагибавшейся над корзинкой с зеленью, которую она собирала. Даже модель из «Плейбоя» не могла бы показать себя лучше.
   Черт побери! Если я так сделаю, то, наверно, буду похожа па лошадь.
   Она украдкой посмотрела на Селика, который словно приклеился взглядом к заду Бланш. Не сдержав досады, она ляпнула:
   — Ищешь для себя местечко получше?
   Он повернулся к ней, все еще улыбаясь, и подмигнул, а Рейн тотчас вспомнила их первую встречу, когда он хотел избавиться от нее и сказал, что она легко найдет себе другого защитника среди воинов, ищущих мужских забав.
   Селик рассмеялся, ничуть не удрученный тем, что она поймала его глазеющим на девицу.
   — А ты как?
   — Ну нет, похотливый козел.
   — Извини. Я подумал, что не стоит резвиться с тобой… пока.
   — Резвиться? Откуда ты знаешь это слово из моего времени?
   — От твоей матери. В те времена я очень любил женщин, и Руби научила меня кое-каким полезным словам, вроде «резвиться», «баловаться», «перепихиваться».
   Рейн кивнула. Похоже на маму.
   — Считай, ты уже перепихнулся.
   Он улыбнулся ей понимающей улыбкой: «это, мол, только начало».
   Потом еще одно слово, произнесенное Селиком, всплыло у нее в голове.
   — Что ты имел в виду, говоря пока? Заруби себе на носу — ничего между нами не будет.
   — Твое тело с тобой не согласно.
   Селик вызывающим жестом скрестил на груди руки.
   — Это было до того, как я узнала о твоей жестокости.
   Он гордо откинул назад голову и потемнел лицом.
   — Я обещал.
   — Правильно. Но у тебя остались пленники. И ты собираешься убить столько саксов, сколько сможешь.
   — Конечно, дорогая пацифистка, но это не помешает нам в постели.
   — Помешает.
   Суровый взгляд Селика потеплел, скользя по ее телу. Она почти слышала его шаловливые мысли.
   — Вчера, когда я заснул, голос сказал мне: «Эта женщина будет заниматься с тобой сексом». Наверно, это говорил твой бог.
   — Лжец, — упрекнула его Рейн, но не сдержала улыбку, понимая, что он пытается ее соблазнить.
   Господи, он же неотразим, когда жестокость уходит с его лица. Он стоял так, что она не видела ни шрама у него на лице, ни сломанного носа. Морщины тоже исчезли. Он излучал силу и уверенность в себе. Их глаза встретились в напряженной тишине, и она почувствовала, что та часть ее души, которую до сих пор не сумел взволновать ни один мужчина, тянется к нему в страстном порыве.
   — Попытка — не пытка, — сказал он и, хитро улыбаясь, повернулся к Бланш. — А может быть, голос имел в виду эту женщину?
   Бланш, подняв руки, отламывала сухие ветки с дерева, и все мужчины с горячей кровью в жилах, какие только были в радиусе пятисот футов, не сводили глаз с ее крепких грудей, натянувших тунику.
   Рейн позеленела от ревности и отвернулась.
   — Рейн! — тихонько позвал ее Селик.
   Она оглянулась, удивившись, когда это он успел подойти так близко, а он уже ласково убирал у нее с лица выбившуюся из косы прядь волос. У Рейн мгновенно закружилась голова, едва она почуяла его близость.
   — Знаешь, сколько прошло времени с тех пор, когда я в последний раз «занимался сексом»?
   Пораженная его вопросом, Рейн медленно покачала головой, не в силах произнести ни слова. Ее взгляд тонул в его серых светящихся глазах.
   — Два года.
   — Ч… что?
   — А знаешь, сколько прошло времени с тех пор, когда я хотел «заниматься любовью»?
   В его тоне отчетливо слышалась разница между «заниматься сексом» и «заниматься любовью».
   Как загипнотизированная, Рейн не сводила глаз с его лица. Она все еще не могла говорить. Ей очень хотелось коснуться его подбородка, ощутить сладость его губ, увидеть, как он закрывает глаза, отдаваясь желанию. О Господи!
   Она молчала, но он все-таки ответил на свой вопрос.
   — Десять лет. Десять проклятых, пустых лет.
   Рейн вскрикнула.
   — О, я спал с женщинами, потому что думал, будто мужчина должен это делать. Я хотел забыться. Но два года назад я это бросил. Надоело…
   — Но ты намекнул, что мог бы пойти с Бланш, — прервала она его.
   Селик устало покачал головой:
   — В моей жизни были сотни Бланш. И мне уже давно никто не был нужен. А десять дней назад я встретил сумасбродную, сварливую ангелицу, заявившую, что она из будущего, которая перевернула мою жизнь вверх дном и вывернула меня наизнанку.
   — Ох, Селик.
   — Не говори мне «Ох, Селик», — сказал он. — Я совсем этого не хочу. Опять все сначала? Нет!
   Он хотел еще что-то добавить, но оборвал себя, повернулся на пятках и зашагал прочь.
   Рейн растерянно смотрела на его спину. Потом отправилась следом. Когда она наконец нашла его, он отдавал распоряжения Герву.
   Не сообразив, что вмешиваться в их разговор не стоит, Рейн положила руку на грудь Селику и сильно толкнула его. Он, конечно, не шелохнулся, только недоуменно уставился на ее руку. Герв же смотрел на нее так, словно у нее выросла вторая голова.
   — Послушай, любезник, нельзя сначала сказать женщине такие необыкновенные слова, а потом взять и уйти как ни в чем не бывало.
   Он подчеркнуто внимательно посмотрел на ее руку, все еще упиравшуюся в его крепкую грудь, потом наморщил лоб и сухо произнес:
   — А ты, оказывается, такая же, как все, хотя и пацифистка.
   Рейн отдернула руку, словно обожглась о его грудь. Этот мужчина в самом деле пышет огнем. О Господи! Селик удивленно склонил набок голову.
   — Что я такого сказал?
   Рейн почувствовала, что краснеет.
   — Ты сказал…
   Она смутилась, заметив, что Герв все еще стоит рядом, прислушиваясь к каждому ее слову и глупо ухмыляется. Тогда она тоже уставилась на него и не отводила глаз, пока он не фыркнул с отвращением и не пошел прочь, ругаясь себе под нос.
   Рейн опять повернулась к Селику.
   — Ты сказал, что десять лет не хотел любить женщину, пока не встретил меня.
   — И?
   — И! Никакого «и», дурень. Ты сказал это намеренно, чтобы соблазнить меня, так ведь? А потом….
   — И мне это удалось?
   — Нет! — торопливо ответила она и по улыбке, появившейся у него на губах, поняла, что нисколько не одурачила его. — Так это правда?
   — Что правда? — Он улыбался во весь рот, и у Рейн бешено забилось сердце в груди. — Что я хочу тебя? Что я уже два года не спал с женщиной? Что я по-настоящему не хотел женщину с тех пор, как моя… ладно, уже десять лет?
   — Да, именно это, — подтвердила она.
   Наконец-то ей удалось чего-то добиться от этого упрямого и красивого дурака.
   Он ненадолго задумался, машинально потирая нахмуренный лоб, потом медленно кивнул, пристально глядя на нее, но ничего не сказал.
   Она ждала от него слов, а он изображал каменное изваяние. Сердито топнув ногой, Рейн нарушила молчание:
   — Черт побери! Я знаю, чего ты добиваешься. Моя мать рассказывала о тебе. Я внимательно слушала. Великий соблазнитель, вот как она говорила о тебе. Ты очень ловкий. Могу поспорить, ты точно так же соблазнил тысячу женщин.
   — Ну уж и тысячу! — Он громко рассмеялся. — Ты преувеличиваешь мои таланты, дорогая.
   Она шагнула к нему, чтобы снова толкнуть, но Селик удержал ее, положив руки ей на плечи и опалив ей кожу. Она вся затрепетала. И прижалась к нему.
   — Нет, нет, держись подальше, женщина. Мое терпение не бесконечно. Я хочу тебя. Очень. И, если ты не желаешь делить со мной постель, тебе лучше держаться подальше.
   Рейн не могла не признать, что ее устраивала перспектива лечь с ним в постель. Больше всего на свете ей хотелось немедленно отдаться на волю сумасшедшей страсти, сотрясавшей ее тело. Раньше она и не думала, что может чувствовать такое, но тут опять заговорил вечно мешавший ей рассудок, который спросил, неужели она собирается поступиться своими принципами и лечь в постель с мужчиной, поступки которого вызывают у нее ужас и отвращение? Она жалобно застонала, не зная, на что решиться.
   — Селик, скажи, ты можешь освободить пленников и отказаться от драки?
   — Не могу, — печально покачал он головой и призывно посмотрел на нее. — Но я могу научить тебя тому, о чем молчат твои книги, могу дать тебе такое наслаждение, о каком и не мечтают влюбленные твоего времени. Твоя кровь будет петь, а твои кости станут мягкими, как воск. Ты не захочешь никого после меня.
   Рейн следовало бы посмеяться над его самомнением, но она не смеялась.
   Она облизала пересохшие губы, пытаясь приструнить свои разбушевавшиеся желания.
   — А как насчет тебя? — осторожно спросила она. — Будешь ли ты желать других женщин после этого?
   Прежде чем ответить, Селик внимательно посмотрел на нее, и в его глазах полыхал такой же жаркий огонь страсти, как в глазах Рейн.
   — Наверное, нет.
   В сердце Рейн зародилась надежда.
   — Селик, если ты не прекратишь кровопролитие, я думаю, у нас нет будущего, — всхлипнула она, отчаянно хватаясь за его руки и требуя, чтобы он понял ее.