Хилл Сандра. Преступный викинг

   — Ха! Тогда у тебя странное представление об обмане. Я называю то, что ты делал со мной, обманом, и то, что ты собирался сделать, — тоже обман. Ну, что скажешь, мистер?
   — Скажу, что пора заняться твоим языком, — проговорил Селик, которому надоело, что она треплет имя его любимой жены. — Ложись в постель. Быстро.
   Опять она не желала ему повиноваться. Он подошел поближе, но она отпрянула от него. Он усмехнулся и стал красться за ней, как будто она была беспомощным зверьком, загнанным в ловушку. Она была уже почти возле выхода, когда он бросился к ней, схватил за талию и легко поднял на руки.
   Рейн рот открыла от изумления.
   — Ты поднял меня.
   — Это ты мудро заметила.
   — Но я очень большая. Никто никогда меня не поднимал.
   — Посмотри, сладкая, твои ноги щекочут мне бедра. Она опять стала бороться с ним, била его ногами, царапалась, но так и не смогла вырваться из его железного объятия. Рейн уткнулась носом ему в шею, он вдыхал соблазнительный запах, тот же самый запах, который он узнал днем раньше, когда преследовал ее в лесу.
   Всего три шага ему понадобилось, чтобы отнести ее в постель, где она тотчас повернулась к нему спиной. Он лег рядом и накрыл их обоих шкурами. Ворча, придавил ей ноги своей ногой, подсунул левую руку ей под голову, а правую положил на грудь.
   Она окончательно перестала бороться, бросив ему напоследок:
   — Шваль!
   Селик понял, что это не комплимент, но ему было приятно после долгого одиночества вновь обнимать теплое женское тело.
   — Что это за запах? — шепотом спросил он, щекоча ей своим дыханием шею.
   — Наверно, твой запах, — огрызнулась она.
   Он довольно усмехнулся.
   — Нет, это сладкий аромат, цветочный. Особенно сильно пахнет вот здесь, справа. — И он кончиком языка коснулся ее шеи.
   Рейн коротко вздохнула, и Селик улыбнулся, довольный ее мгновенным откликом на его ласку. Неужели эта самая женщина говорила, что ей не нравится иметь дело с мужчинами?
   — «Страсть».
   — Что?
   — Это «Страсть», дурачок.
   — А, теперь понял. Некоторые женщины выделяют мускус страсти, когда их тела готовы к соединению, но я понятия не имел, что этот запах может быть похож на аромат цветов.
   — Болван! «Страсть» — это название духов.
   Селик долго не мог понять, а когда понял, рассмеялся.
   — Поистине ты меня изумляешь. Ты насмехалась над тем, что я даю имя моему мечу, а сама даешь имя своему запаху.
   Рейн толкнула его локтем под ребро и, широко зевая, нырнула под шкуру.
   — Все духи имеют названия в моем вре… в моей стране. Но это не то же самое, что называть оружие или бомбу… или глупый меч, — объяснила она, не в силах сдержать зевок.
   — Не очень елозь. — Он улыбнулся, представляя, как она разозлится, если узнает, что творит с его телом. — Я тоже постараюсь не докучать тебе своим храпом. Ты об этом просила Убби?
   — Убби слишком много болтает.
   — Что правда, то правда! Она надолго затихла.
   — Рейн!
   — Хм-м-м?
   — Ты спишь?
   — Почти.
   — Астрид умерла.
   Ее тело словно окаменело. Она не шевелилась, и он не был уверен, расслышала она, что он сказал, или нет. К тому же, он сам не понимал, зачем ему надо было говорить об этом. Чтобы оправдаться?
   Наконец она повернулась к нему и пристально посмотрела на него, словно ища в его глазах ответы на вопросы, которые он не мог ей дать.
   — Ох, Селик, — прошептала она так тихо, что он едва расслышал.
   Она прижалась лицом к его груди и обняла его.
   — Ох, Селик.
   Впервые за двенадцать лет он почувствовал, что слезы застилают ему глаза, и он, чего с ним давно уже не бывало, спокойно заснул.

ГЛАВА 5

   Теплое чувство, которое у нее возникло к Селику, когда он сказал ей о смерти жены, мгновенно исчезло, едва она вышла из шатра на другое утро. На земле около большого костра, на котором готовили еду, сидели пятнадцать дрожавших от холода пленных, связанных по рукам и ногам, да еще друг с другом одной длинной веревкой.
   Несколько воинов Селика стояли рядом со смертоносными мечами наготове, хотя пленники, по всей видимости, и не помышляли о сопротивлении. Лохмотья, прикрывавшие их тела, никак не могли защитить их от промозглого осеннего утра, тем более что многие из них были к тому же в синяках, а некоторые страдали от ран. Не удивительно, что прошлой ночью меч и одежда Селика были в крови. Очевидно, он охотился не только за дичью. И — о Господи! — среди воинов были три женщины, связанные вместе с ними.
   Я убью его. Клянусь, никогда в жизни я не желала никому зла, но пусть только проклятый викинг попадется мне под руку — я его убью!
   Рейн обошла весь лагерь, но Селик и его воины, с которыми он вчера ездил на «охоту», как сквозь землю провалились. Рейн скривила губы в презрительной усмешке и гневно сжала руки в кулаки.
   — Убби, где твой хозяин? — резко спросила Рейн, неожиданно возникнув перед преданным слугой, который в это время помешивал в котле пригорающее жаркое.
   Великолепно! Убийственное походное фрикасе!
   Убби поглядел на нее и спросил:
   — Ты хорошо выспалась, моя госпожа?
   Рейн недовольно заворчала.
   — Он вернулся на поле битвы, — нехотя проговорил Убби.
   Рейн не ожидала такого ответа.
   — Зачем?
   — Похоронить убитых воинов.
   Рейн тяжело вздохнула.
   — Он сумасшедший? Его люди погибли. Он уже ничего не может для них сделать.
   Убби пожал плечами.
   — Хозяин винит себя, что повел людей на битву, хотя не видел перед этим воронов.
   Рейн усилием воли сохраняла спокойствие.
   — Убби, о чем ты говоришь?
   — Всем известно, если увидишь воронов, значит, победа будет за нами. А воронов не было ни днем раньше, ни во время всей Великой Битвы. — Он важно надулся, словно сообщил ей нечто сверх мудрое.
   Рейн презрительно фыркнула:
   — Что за вздор!
   — Это правда, — упрямо стоял он на своем.
   — Неважно. А как же ты отпустил Селика? Неужели ты не боишься? Саксы наверняка там сторожат, и его могут убить.
   Рейн не понимала, почему ее это беспокоит, ведь всего минуту назад она сама готова была убить Селика.
   — Для скандинава нет большего позора, чем позволить хищникам пировать на телах павших товарищей, — заявил Убби.
   — А не позор брать людей в плен и так ужасно обращаться с ними? — огрызнулась Рейн, указывая на пленников, которые молча смотрели на нее сквозь языки костра.
   Убби изумленно поглядел на нее.
   — Совсем не позорно брать рабов после битвы. Саксы тоже взяли свою добычу — и скоттов и скандинавов. Можешь быть уверена.
   — Что он будет с ними делать?
   Убби ссутулился.
   — Возможно, кое-кто из них имеет ценность для саксов, и они их выкупят, но я сомневаюсь. Этим придется несладко.
   Рейн протянула руку.
   — Дай мне твой нож, и я сама освобожу пленных.
   Убби подался от нее, пряча за спину свой острый нож, которым он обычно свежевал кроликов.
   — Нет, не могу.
   Огромный стражник с огненно-рыжими волосами, одетый в грубую накидку с угрожающим видом приблизился к ним.
   — Как тебя зовут? — спросила она с показной самоуверенностью.
   — Герв, — прорычал он, нависая над ней, как скала.
   В руках он держал наточенный недавно меч. Рейн едва не задохнулась от мерзкого запаха немытого тела и зловонного дыхания гиганта, но не отступила.
   — Немедленно отпусти этих людей.
   Гигант лишь ухмыльнулся в ответ:
   — Еще чего?
   — Я сказала тебе, Червь.
   — Не Червь, а Герв, — поправил он ее ледяным тоном и приблизился еще на шаг, поигрывая мечом.
   — Хорошо, Герв. Я хочу, чтобы ты освободил пленных и немедленно.
   Он фыркнул и грубо оттолкнул ее.
   — Отправляйся в шатер своего хозяина и грей ему постель. Сама-то ты чем лучше рабыни? Видно, хороша в постели, если не сидишь сейчас вместе с ними.
   Рейн повернулась к Убби, ища у него защиты.
   — Убби, скажи этому увальню, что я не рабыня. К ее огорчению, Убби виновато склонил голову и пробормотал:
   — Ну, ты, похоже, заложница.
   — Убби! Я думала, ты мне друг.
   У него от изумления глаза стали круглыми. С чего это она вдруг решила? Они и встретились-то только вчера.
   — Рабыня или заложница — не мое дело, — насмешливо заявил Герв и снова толкнул ее, теперь уже посильнее. — Смотри, как бы тебе не заработать по тощему заду.
   — Ты не посмеешь.
   — Я? Лучше уйди, а не то тебе достанется. Дуй в шатер или я привяжу тебя к другим пленникам, пока не вернется наш хозяин.
   — Не трудись, — вызывающе заявила Рейн. — Я сама.
   Она с гордостью продефилировала мимо него, села рядом с пленниками и скрутила себе веревкой лодыжки.
   Герв открыл рот от изумления, демонстрируя недостаток зубов, а Убби тяжело вздохнул. Рейн гордилась своим поступком, который напомнил ей о том времени, когда она и ее товарищи-пацифисты привязывали себя к ограде Белого дома, протестуя против увеличения военных расходов.
   — Полегче! Ты совсем полоумная?
   Толстая женщина отодвинулась, насколько ей позволила веревка.
   — Я врач и… — Ее внимание привлек желтоватый цвет кожи женщины, и она участливо спросила: — Давно ты болеешь? Может быть, я могу тебе помочь.
   Рейн знала, что такой цвет кожи может быть при серьезных заболеваниях типа раковой опухоли или болезни печени, а может быть, и от недостатка витаминов, с которым легко справиться.
   От ужаса у женщины глаза стали как плошки, и она с криком попыталась вскочить на ноги.
   — Заберите меня от нее! Лекарка! О Господи, да она не иначе как ведьма! Помогите! Еще сглазит, чего доброго.
   Прибежал Герв и стукнул ее по голове так, что она со стоном повалилась на землю.
   Рейн попыталась было протестовать, но он ткнул ей в лицо грязным пальцем.
   — Сиди тихо, женщина. Ты можешь любиться с хозяином, пока его петух не упадет замертво, но если ты не заткнешь пасть, я подвешу тебя над костром как ведьму, чтобы тебя зря не обвиняли.
   Убби смотрел на нее широко открытыми от ужаса глазами.
   — Хозяйка, иди назад в шатер. Хозяину это не понравится.
   — Нет. Раз я пленница, пусть со мной обращаются как со всеми.
   Убби поднял глаза к небу.
   Около получаса Рейн просидела на холодной земле, замкнувшись в угрюмом молчании и то и дело вздрагивая под холодными порывами ветра. Даже в шерстяной тунике Селика, надетой поверх брюк и шелковой блузки, она начала всерьез замерзать.
   Соскучившись, она стала разглядывать пленных и тяжело вздохнула, увидев молодого сакса, который, теряя сознание, привалился к сидевшей рядом женщине. Кровь медленно вытекала из глубокой рваной раны у него на плече.
   — Убби, помоги этому человеку, — крикнула она в испуге. — Его надо лечить.
   Убби делал вид, что не слышит ее, и не отрывал глаз от только что освежеванного кролика. Однако по его красному лицу она видела, что он прекрасно все слышал, но предпочитает не ввязываться.
   — Герв, развяжи его и отнеси в больничный шатер.
   Герв, наглый ублюдок, расплылся в безобразной улыбке и сплюнул на землю у самых ее ног.
   Рейн закусила нижнюю губу, не в силах спокойно смотреть на истекающего кровью человека. Наконец она встала, все еще злясь на соседку, которая продолжала испуганно скулить.
   — Что ж, если больше некому, придется мне самой. — Она развязала веревку и пошла за необходимыми медикаментами.
   Убби прищелкнул языком от такого своеобразного отношения к рабской доле. Рейн свирепо посмотрела на него, и он опустил голову, но сначала покачал головой, тем самым выражая свое удивление.
   Рейн распустила узлы на веревке, которой был связан молодой воин, почти мальчик, и повела его к шатру. Несмотря на протесты охранника, она очистила и зашила рану, оказавшуюся не такой уж страшной.
   Зашивая четырехдюймовый разрез, она старалась успокоить раненого.
   — Как тебя зовут?
   — Эдвин.
   — Ты откуда, Эдвин?
   — Из Винчестера, — осторожно ответил он.
   — Ты сражался за короля Ательстана?
   Он неохотно кивнул, не зная, можно ли ей довериться.
   — Почему ты не вернулся в Уэссекс с королем?
   — Потому что я проклятый дурак, — проворчал он. — Я вернулся в лагерь за своей женщиной, а она не захотела никуда ехать в темноте. Темнота! Ха! Вот тебе и темнота!
   — Я уверена, Селик вернется и все уладит.
   — Ты женщина Изгоя? — спросил он, отстраняясь от нее.
   — Нет. Я помогла ему спастись и…
   — Ты помогла бежать этому зверю?
   Рейн выпрямилась.
   — Не называй Селика зверем. Мне это не нравится.
   На губах мужчины появилась презрительная усмешка.
   — Я знаю, что говорю, Эдвин. Он не больше похож на зверя, чем ты или любой другой мужчина.
   Эдвин, прищурившись, внимательно разглядывал ее, пока она завязывала нитки на шве и обматывала рану чистым льняным бинтом.
   — Тебе приходилось видеть человека, скальпированного викингом? Только зверь способен на такое. А такой, как Изгой, ничем не отличается от любого кровожадного скандинава.
   Сначала Рейн не могла взять в толк, о чем говорит Эдвин, а потом едва не задохнулась от возмущения и глаза у нее наполнились слезами.
   — Ты лжешь. Селик не такой варвар.
   — Я лгу? — Ярость превратила грязное лицо Эдвина в безобразную маску. — Знай, госпожа, пусть лучше зверь убьет меня, и поскорее, потому что я умру, но не стану его рабом.
   Стражник, у которого истощилось терпение, не позволил пленнику остаться в шатре вместе с другими ранеными, и Рейн повела Эдвина обратно. Когда она уже собиралась сдать его с рук на руки Герву, он схватил ее и развернул спиной к себе, одной рукой крепко держа ее за руку, а другой вцепившись ей в горло.
   — Не двигайся, женщина, — сказал он, сдавливая ей горло, так что у нее от слабости подогнулись колени. — Я бы убил тебя сейчас, но твой хозяин, видно, не зря держит тебя при себе. Может быть, он подарит мне свободу в обмен на твою жизнь.
   — А что будет с твоей женщиной? — спросила она, взглянув на сидящую у ее ног женщину, которая с ужасом смотрела на них.
   — Бланш сама справится. Она мастерица на все руки и в постели тоже умеет доставить удовольствие. Почему бы ей не найти себе другого покровителя, — проговорил он, не обращая внимания на протестующий вопль Бланш.
   — И ты посмел назвать Селика зверем?
   Эдвин снова сдавил ей горло, и она уже теряла сознание, когда услыхала за спиной громкий крик, и пальцы Эдвина у нее на глее разжались. Она не успела обрадоваться, как он снова повис на ней и свалил на землю. Когда она наконец освободилась и обернулась, то увидела боевой топор, застрявший в голове Эдвина. Кровь хлестала из раны, и Рейн еще до того, как проверила его пульс, поняла, что он мертв.
   — О Господи! Ну и в бедлам меня занесло! — воскликнула Рейн.
   Оглянувшись посмотреть, кто бросил топор, она с удивлением увидела Убби в боевой стойке, с раздвинутыми ногами и руками на бедрах. Деликатный маленький тролль превратился в свирепого воина. От ярости его лицо было черным, но спросил он ласково:
   — Ты не ранена, хозяйка!
   Она покачала головой, сконфуженная тем, что случилось всего за несколько коротких мгновений. Кровь пролилась по ее вине, и ей нужно было время, чтобы прийти в себя от этой ужасной мысли.
   — Сама виновата, — со злостью заметил Герв. — Не надо было его развязывать. Все саксы одинаковые. Все врут почем зря.
   — А ты бы что сделал на его месте? — набросилась на него Рейн. — Он был в отчаянии и только так мог спастись.
   Герв и Убби смотрели на нее как на сумасшедшую.
   — Он хотел убить тебя, — сказали они одновременно.
   — Это ничего не меняет, — возразила Рейн, сама понимая, насколько неубедительно это звучит.
   — Ладно, спасибо богам, ты спасена, — сказал Убби. — А теперь иди, пожалуйста, в шатер и отдохни.
   Рейн поглядела на пленников, в благоговейном ужасе таращивших на нее глаза, и покачала головой.
   — Не могу.
   К неудовольствию Убби, она вновь села на землю и связала себе лодыжки.
   — Вот сука, — бубнил Герв, волоча тело Эдвина к дальним деревьям, где приказал закопать его. — Вонючий сакс испортит мне аппетит.
   Рейн вспомнила, что не ела со вчерашнего дня. Оглядев пеструю толпу пленников, она поняла, что они, вероятно, не ели еще дольше.
   — Ты должен накормить этих людей! — крикнула она Убби, который вернулся к костру.
   Он занимался своим обычным делом и жизнерадостно насвистывал, словно и не он только что убил человека.
   Не оглядываясь, он ответил:
   — Хозяин не приказывал кормить их.
   — Вот нелепость! А если он не вернется?
   Она сказала это, и от страха сердце у нее убежало в пятки. Как бы она ни была недовольна, сколько бы ни накопила вопросов, требовавших немедленных ответов, она не представляла свою жизнь без Селика. Удивляясь сама себе, она не могла поверить, что ее так тянет к мужчине, с которым судьба свела ее совсем недавно.
   Рейн постаралась взять себя в руки.
   — А если он не вернется вечером?
   Убби равнодушно пожал плечами.
   Рейн тряхнула головой, раздумывая, как выйти из затруднительного положения, потом, вздохнув и пробормотав несколько малоприличных слов, развязала веревку и направилась к костру.
   Убби насмешливо поднял брови и сухо заметил:
   — Неужели так ведут себя пленники в твоей стране? Сами себя связывают и развязывают, когда им захочется?
   — Заткнись, дурак.
   Он хихикнул, продолжая возиться с кроликом.
   — Это все, что у тебя есть? — спросила она, с отвращением нюхая варево в котле.
   — Да, — смиренно подтвердил он. — Я еще не очень хорошо готовлю, но можно еще что-нибудь добавить для вкуса. Ты, случайно, не…
   — Нет, это не мое дело. Я не повар.
   — Хорошо, — сказал Убби. — Тогда ешь это. Похлебка пригорела, когда огонь был слишком сильным.
   — От нее чертовски воняет.
   Он усмехнулся:
   — Ты, наверно, знаешь, как пахнет в аду, если пришла к нам с небес.
   Рейн не сдержалась и выругала его.
   — Я просто спросил. Не надо ругаться. Если хочешь, возьми эту дрянь для пленников, а я пока почищу котел для обеда.
   Он показал на кучу кроличьего мяса и костей у его ног.
   У Рейн не было выбора, поэтому она разложила содержимое котла в две деревянные миски и отнесла их пленникам. Люди связанными руками хватали миски и пили через край. Ни один не пожаловался на отвратительное варево, спеша наесться и, вероятно, боясь, что это последняя еда в его жизни.
   Когда они закончили, Рейн помогла Убби почистить песком котел. Потом она вернулась к пленникам и остановилась возле Бланш, женщины Эдвина.
   — Ты умеешь готовить? — ласково спросила она, понимая, как должно быть тяжело молодой женщине.
   Но Бланш как будто и думать забыла о своем возлюбленном, когда почуяла свободу.
   — Да, хозяйка, — торопливо ответила она. — Особенно кроликов. Если ты разрешишь мне собрать травы под теми деревьями, со стражником, конечно, я приготовлю их так, что они понравились бы даже королю.
   Рейн усомнилась в этом, но предпочла бы что угодно стряпне Убби, который с готовностью передоверил котел и кроликов Бланш.
   Через несколько часов Рейн приятно удивилась тому, что Бланш ее не обманула. Кролики были сочные и вкусные с соусом, в котором плавали кусочки дикого лука, моркови и грибов. Других приправ она не обнаружила. Бланш тоже была довольна, понимая, что в ближайшее время смерть ей не грозит.
   У Герва похотливо вспыхивали глаза, которые он не сводил с то и дело наклонявшейся к огню Бланш.
   — Не смей! — возмутилась Рейн.
   Он криво усмехнулся, всем своим видом выражая презрение к ней.
   — Попробуй, останови меня.
   Селик вернулся поздно ночью, измученный душой и телом. Ему и его товарищам, еще не отдохнувшим после битвы, было трудно состязаться в скорости и силе со сторожившими поле битвы саксами.
   Тем не менее они похоронили всех своих друзей, которых только смогли опознать, что было бы не самым приятным занятием и в лучших обстоятельствах. С мукой смотрели они на растерзанные трупы, ставшие добычей грифов, которые в первую очередь выклевывали глаза. Селика и его храбрых воинов мутило от такого количества безглазых лиц. А вонь! Господи, какая же там вонь! И еще волки, терпеливо дожидавшиеся их ухода.
   Селик был не в лучшем настроении, когда вошел в шатер, сбросил кожаные сандалии и доспехи и повалился на шкуры, не сняв туники. Неожиданно он понял, что странная женщина, называвшая себя его «ангелом-хранителем», улетела из клетки.
   — Убби!
   Маленький человечек откинул полог своего шатерчика и так быстро, как только позволяли его ножки, помчался через весь лагерь к шатру Селика.
   — Ты звал, хозяин?
   Селик грязно выругался, и Убби испугался.
   — Где она?
   — Кто?
   Убби переминался с ноги на ногу, избегая пристального взгляда викинга.
   — Ты знаешь, черт возьми.
   — С пленниками, хозяин. Это не моя вина. И не Герва, — торопливо добавил он.
   Селик тяжело вздохнул и перестал трясти преданного слугу.
   — Почему она с пленниками?
   — Она сказала, что она пацифистка.
   — Пацифистка?
   — Да. Пацифисты против всех сражений, даже…
   — Будь прокляты пацифисты!
   Убби, недовольный тем, что его прервали, продолжал:
   — Она сказала, что она пацифистка и, если я или Герв не освободим пленников, то она тоже станет пленницей.
   — Она и есть пленница.
   Убби вызывающе поднял голову.
   — Нет, она заложница. Я ей так сказал. Ведь есть разница, хозяин?
   — Есть. Она дорогая заложница. Лекарка. Пусть вернется в шатер, где я могу ее сторожить.
   Убби недоверчиво отнесся к его доводам.
   — Я не сплю с этой женщиной, — сказал Селик.
   — А я ничего не сказал. — Защищаясь, Убби поднял руки. — Ладно, я знаю, что ты думаешь.
   — Ха! Бог сказал тебе от этом? Ты стал таким же, как женщина, — заметил Убби с понимающей усмешкой, которая разозлила Селика еще больше.
   — Приведи ее сюда, — рявкнул он.
   Убби отвернулся.
   — Лучше не я, хозяин. Она уже один раз сегодня чуть не залепила мне затрещину. Лучше ты сам.
   Хмурясь, Селик направился к пленникам.
   — Почему она угрожала расправиться с тобой, если она такая пацифистка?
   — Я случайно убил одного грубого парня, который ей угрожал.
   Селик остановился и посмотрел на слугу, который редко раздражался и еще реже вступал в драки. Он знал, что Убби должен был иметь серьезную причину для убийства дорогого невольника.
   — Почему?
   — Он душил хозяйку.
   — Рейн?
   Холодный ужас охватил Селика от этих слов.
   Почему его так испугала возможная смерть женщины, которую он встретил всего несколько дней назад?
   Убби кивнул.
   — Приготовься к разговору о своей жизни. Она очень сердита на тебя.
   — Сегодня я не настроен слушать ее сварливую болтовню о пленниках. Может, заткнуть ей рот тряпкой и лежать на ней, пока у нее не останется сил на упреки?
   Убби скептически хмыкнул.
   Полная луна и бивачный костер хорошо освещали поляну, и Селик легко отыскал пленников. Они лежали на земле. Многие спали. Кое-кто настороженно поглядывал на него, когда он проходил мимо.
   Надо найти для них теплую одежду, чтобы они не замерзли к утру, иначе их не довести до Йорвика. И еще надо бы их подкормить. А то нечего и разговаривать с торговцами.
   Наконец Селик отыскал беспокойную женщину, которая спала, свернувшись калачиком, и даже во сне дрожала от холода. Он заметил, что она надела одну из его шерстяных туник, но что это за одежда на осеннем ветру! Он и не подумал возмутиться тем, что она стащила его тунику, наоборот, ощутил странное удовольствие оттого, что его одежда ласкает ее тело, как бы заменяя собой его руки.
   — Черт побери! — пробормотал он. — Женщина вертит мной, как хочет, а я веду себя словно невинный юнец перед брачной ночью.
   Рейн медленно открыла глаза, услыхав голос Селика. Еще не совсем проснувшись, она не протестовала, когда он наклонился, чтобы развязать узлы на ее лодыжках.
   — Святые мощи! Какая же ты пленница, если веревки так легко развязать!
   — Это символически, — ответила она и широко зевнула, забыв прикрыть свой соблазнительный рот.
   Заметив улыбку Селика, она попыталась оттолкнуть его.
   — Символ чего? — спросил он, разгибаясь и наблюдая, как она распутывает узлы.
   Наверняка, после спанья на земле у нее болело все тело, и он решил, что это вполне достаточное наказание за ее упрямство.
   — Моего протеста против твоего варварства.
   Она уже совсем проснулась, и ее лицо посуровело.
   Он вопросительно поднял брови и обхватил себя руками. Даже его закаленное тело начинало чувствовать холод.
   — Какого варварства?
   — У тебя пленники, — прошипела она. — Как ты мог? Я ненавижу насилие, но понимаю, что иногда оно необходимо для самозащиты. Брать же пленных, когда битва закончилась, нецивилизованно.
   — Мне не надо защищать себя, тебя или кого бы то ни было. И ты не понимаешь цивилизацию, сварливая женщина, если думаешь, будто только скандинавы считают пленных военной добычей. Так во всем мире. Я не знаю страны или народа, которые осуждали бы это.
   — А что тебе говорит твое сердце?
   Ее вопрос изумил Селика. Ответить на него, вроде бы, было легко, но он никак не мог подобрать слова, чтобы оправдать себя.
   Тихий шорох привлек его внимание, и он заметил, что они своим разговором разбудили пленников, которые внимательно к ним прислушивались. Селик с ворчанием нагнулся и поставил женщину на ноги.
   Рейн потеряла дар речи от изумления, но прежде чем обрела его вновь, уткнулась лицом ему в шею, потому что он легко и властно поднял ее на руки.