Хингстон Сэнди. Как поцеловать героя

   — Я вам говорю, мэм, что мисс Хейнесуорт еще спит.
   — А я вам говорю, сэр, что вам нужно разбудить ее!
   — Это совершенно невозможно, — твердо возразил дворецкий.
   — Симмонс, в чем дело? — Томми вышел из комнаты в коридор.
   Дворецкий поднял голову и выразительно закатил глаза:
   — Эта леди, сэр, настаивает на том, чтобы я разбудил мисс Хейнесуорт. Она заявляет, что должна переговорить с ней.
   От Томми не укрылись колебания дворецкого, прежде чем тот произнес слово «леди». Томми сделал несколько шагов вперед и увидел красивую, хотя и немолодую женщину, одетую просто и в то же время весьма элегантно. И только ее шотландский акцент мог объяснить высокомерное отношение Симмонса к гостье. В целом мире нет больших снобов, чем английские слуги. Томми обратил внимание на рыжевато-золотистые волосы, выглядывающие из-под плетеной шляпки женщины, и поперхнулся.
   — Вы… кто вы? — заикаясь, произнес он, понимая, что ведет себя так же грубо, а может, даже более грубо, поскольку заранее знает ответ на свой вопрос.
   — Леди Бору, сэр. Меган, леди Бору.
   — Вы мать Брайана Бору?
   Она заулыбалась. Нетрудно было сообразить, от кого Бору позаимствовал свою внешность.
   — Вы знаете моего сына?
   — Слишком хорошо, — медленно проговорил Томми. — Мы служили вместе во Фландрии.
   — В самом деле? Вы только подумайте! Мир и впрямь тесен, не правда ли?
   Она все еще стояла на пороге. Томми до чертиков не хотелось приглашать ее в комнату. Однако этого требовала вежливость.
   — Это действительно правда: моя сестра еще не встала, — сказал Томми. — Она… мы все… легли очень поздно накануне.
   Леди Бору с готовностью кивнула:
   — Да, я могу себе представить! Я видела объявление о ее помолвке в «Газетт». Вы должны испытывать гордость.
   — Так оно и есть. — Симмонс поднял брови. Томми сверкнул на него глазами. — Я сейчас завтракаю. Не желаете присоединиться?
   — Весьма любезно с вашей стороны, мистер Хейнесуорт. — Она шагнула в комнату и положила ладонь на его протянутую руку, бросив на Симмонса такой испепеляющий взгляд, что Томми не сдержал улыбки. Понятно, откуда Бору позаимствовал свое высокомерие!
   Она позволила Томми ввести ее в комнату. Вошла горничная и остановилась, держа в руке вазы.
   — Накройте для леди Бору, — дал команду Томми. — Чай? Кофе? Шоколад?
   — Чай, пожалуйста. — Он подставил ей стул, в который леди Бору опустилась не без труда. — Артрит, — пояснила она. — Пагуба моей жизни.
   — Прискорбно слышать об этом. — Томми сел на свое место и дождался, когда горничная принесла чай для гостьи. — Могу я спросить вас, леди Бору, что привело вас к Николь?
   — Можете. — Она размешала сахар в стакане. — Но то, что я собираюсь сказать, должно остаться между вашей сестрой и мной. — Горничная предложила тосты и яйца. Леди Бору взяла тост, отказавшись от яиц, и густо намазала его джемом.
   Томми внезапно испытал нервозность. Он выдавил из себя смешок:
   — Я надеюсь, леди Бору, что у вас нет намерений попытаться… разрушить счастье Николь.
   — Напротив! Ее счастье — это моя единственная забота. — Она откусила от тоста. — И еще счастье Брайана, разумеется.
   Томми почувствовал, что должен определенно высказаться на сей счет.
   — Леди Бору, поверьте мне. Я служил с вашим сыном и хорошо знаю о многих его прекрасных качествах. Он…
   — А что из себя представляет Уоллингфорд? — внезапно, спросила леди Бору.
   — Энтони? Ну, он очень… очень… — Да какой же, черт побери, этот Уоллингфорд?
   — Богатый? — лукаво спросила женщина.
   — Думаю, что да.
   — Я полагаю, что очень богатый.
   — И очень вежливый! Очень элегантный! Остроумный! Отличный танцор!
   Рот леди Бору был очень похож на рот ее сына. Она насмешливо скривила губы:
   — Конечно, каждая девушка мечтает видеть в своем муже отличного танцора.
   Томми ощетинился:
   — По крайней мере он не распутник.
   Леди Бору нисколько не обиделась; она просто задумчиво кивнула.
   — Я полагаю, мой Брай пользуется ужасной репутацией.
   — И заслуженно, — коротко сказал Томми. — Поверьте мне. Я знаю.
   Леди Бору снова погрузила ложечку в джем.
   — Как и его отец, Бог тому свидетель. Любил покутить, погулять и поиграть в карты. Все это было.
   — В таком случае вы должны понимать, почему…
   — Пока не встретил меня, — спокойно договорила Меган Бору. — Правильная, подходящая для данного человека женщина — вот что способно переделать своенравного, непостоянного мужчину.
   — При всем моем уважении, леди Бору, — процедил сквозь зубы Томми, — я не хочу, чтобы моя сестра служила испытательным материалом вашей теории. Ваш сын, знаете вы это или нет, уже соблазнил ее. Похитил ее девственность.
   Леди Бору приподняла рыжевато-золотистые брови:
   — Вы полагаете, что лэрд Уоллингфорд знает об этом?
   Томми мысленно обругал себя за то, что проболтался.
   — Разумеется, нет, — отрезал он. — И если вы собираетесь рассказать ему об этом, я не в состоянии выразить, что вы за женщина.
   Она поставила локти на стол и устремила на Томми свои голубые глаза:
   — Вы сказали, что ваша сестра счастлива. Это как раз то, что я хочу у нее спросить. Если я услышу это из ее собственных уст, я тут же уйду отсюда.
   — Разумеется, она счастлива! — взорвался Томми. — Какого черта ей не быть счастливой? Чего еще может желать такая девушка, как она, выходя замуж за сына герцога?
   Меган пожала плечами:
   — В таком случае, почему вы не позволяете мне спросить об этом вашу сестру?
   — О чем спросить?
   Голова у Томми дернулась словно у марионетки, которую слишком резко потянул за ниточку кукловод. В дверях стояла его сестра, одетая в халат, длинные волосы ее были рассыпаны по плечам.
   — Никки, — сказал он, проглотив в горле комок. — Это…
   — Я знаю, кто это. Мы были представлены друг другу. Леди Бору. — Николь поклонилась. — Не ожидала найти вас здесь. Так о чем вы хотите меня спросить?
   — Никки… — начал было Томми. Однако она не обратила на брата никакого внимания. Ее взгляд был направлен на леди Бору, которая не спеша осматривала Николь с ног до головы.
   — Да, вы достаточно милы, — задумчиво пробормотала леди Бору. — Но у него было немало симпатичных женщин. Как вы полагаете, что заставило его…
   — Вы говорили — только один вопрос! — перебил ее Томми.
   — Я просто размышляю вслух. Итак, дитя мое, вы помолвлены.
   Николь кивнула, не доверяя собственному голосу. Зачем она так похожа на него — или, скорее, он — на нее? Она словно видела Брайана Бору в миниатюре, когда смотрела в синеву глаз леди Бору. Затем подумала, что он был бы обижен этим сравнением, и закусила губу, чтобы не рассмеяться. Слово «миниатюра» вряд ли применимо к столь крупному мужчине.
   Леди Бору промокнула салфеткой пятнышко джема на губе.
   — Ваш брат сказал мне, что вы отдали девственность моему сыну.
   — Томми!
   Лицо брата залилось краской.
   — Я всего лишь хотел переубедить ее, Никки. Говорил, что ей не следует вмешиваться сейчас, когда ты… — Счастлива. Почему он не смог употребить этого слова? — Помолвлена с Уоллингфордом, — закончил Томми, чувствуя, как коряво и неубедительно это прозвучало.
   Николь взяла себя в руки. Она села во главе стола на равном удалении от каждого из них.
   — Я буду пить кофе, — сказала она горничной, которая стояла с широко раскрытыми глазами и после слов Николь неохотно вышла из комнаты. После этого Николь осмелилась вновь посмотреть на леди Бору. — Судя по тому, что он мне сам рассказывал, данный факт не ставит меня в исключительное положение.
   Леди Бору сделала вдох.
   — Ага, вы сердиты на него! Что он сделал, чтобы вы пошли на это?
   — Я думаю, — вмешался Томми, — уже сам факт, факт сам по себе…
   — Заткнись, Томми! — отмахнулась сестра и перевела взгляд на мать Брайана. — Он солгал мне и воспользовался мной.
   — Каким образом воспользовался?
   — Никки, — снова начал Томми, — ты совсем не должна что-то объяснять…
   — Ты заткнешься наконец? Я больше не ребенок! Он был в сговоре с женщиной в академии. Женщиной, которая… — Которая что? Которая была им соблазнена? — Которая когда-то знала мою мать, — несколько неуверенно закончила Николь. — Она привела Бр… лорда Бору туда, чтобы… — Чтобы соблазнить ее? Но кто кого соблазнил? Где все началось? Разве не пытался он все прекратить, разве не она настояла на продолжении?
   — Чтобы испортить ей репутацию! — подхватил Томми. — И он этого добился!
   — В самом деле? — медленно растягивая слова, сказала леди Бору. — Не могу понять, каким образом. Вы помолвлены и собираетесь стать женой этого важного, высокопоставленного человека, разве не так, мисс Хейнесуорт? — Николь и Томми безмолвно уставились на нее. — Не могу понять, в чем можно обвинить Брайана в подобной ситуации.
   — Он соблазнил ее! — наконец нашелся что сказать Томми.
   — И об этом всем рассказал?
   — Вы задаете слишком много вопросов, — раздраженно сказал Томми, — для человека, кто заявил, что задаст всего один вопрос!
   — Говоря по справедливости, леди Бору… — начала Николь.
   — А теперь заткнись ты, Никки!
   — Исключительно благодаря вашему сыну, — упрямо продолжала Николь, — я сегодня в том положении, в каком оказалась.
   — В каком вы оказались. — Леди Бору, похоже, поддерживала пламя разговора на слабом уровне перед тем как резко его поднять. — А где вы сейчас? И что с ним?
   — Он никогда не говорил мне о женитьбе! — взорвалась Николь, сразу обрадовавшись, что снят груз с ее груди. — Он так и не сделал мне приличествующего предложения! Он… он…
   — Он взял у нее, что смог взять, — холодным тоном произнес Томми. — Поступил так, как поступал со многими женщинами.
   — Он любит вас, — без обиняков сказала леди Бору, адресуясь к Николь.
   — Вздор, — ответила Николь, чуть подумав.
   — Девочка, он любит тебя так, что не находит себе места! И только круглый дурак не способен этого понять!
   Томми почувствовал, что наступил момент, когда он обязан взять контроль над ситуацией в свои руки.
   — Вот что, леди Бору. Очень интересно было выслушать ваше мнение. Но факты остаются фактами. Никки, ты сама признавалась, что он никогда не говорил, что любит тебя. И даже если бы он сказал, что мог бы он предложить?
   Томми тут же пожалел о своей последней фразе. Леди Бору свела брови над голубыми глазами, которые сделались холодными как лед.
   — Конечно, он, возможно, не столь богат, как некоторые…
   — Я не имел в виду деньги! — запротестовал Томми.
   — Он не наследник герцога, — хладнокровно продолжила леди Бору.
   — Никки, Никки! Ради Бога, скажи ей сама! Объясни все!
   Сестра сидела, подперев ладонью подбородок.
   — Почему вы думаете, что он любит меня?
   — О Боже! — не сдержался Томми и швырнул солонку в угол комнаты, заставив обеих женщин повернуть головы в его сторону. — Вы говорили — всего один вопрос! — напомнил он леди Бору. — Так задайте наконец этот ваш чертов вопрос!
   Леди Бору устремила на Николь взгляд своих голубых глаз с такой силой, что у Николь перехватило дыхание.
   — Вы счастливы? — спросила Меган Бору.
   Томми чертыхнулся и пнул носком ножку стула.
   — Чушь и вздор! Счастлива ли она? Она помолвлена с самым завидным женихом во всей Англии!
   — Ты довольна своим выбором, девочка? — снова спросила мать Брайана Бору. — Если довольна, я обещаю, что тут же встаю и ухожу, и ты больше никогда не увидишь меня.
   Николь закрыла глаза и некоторое время сидела, не произнося ни слова. Когда она наконец их открыла и заговорила, ее голос зазвучал устало и тускло, словно принадлежал старухе, что заставило Томми поморщиться.
   — Я удовлетворена, леди Бору, выбором, который сделала. И еще я не верю, что многие женщины счастливы в этой жизни.
   В ее мозгу возникло сразу несколько картин. Миссис Тредуэлл, бросающая короткую фразу Ванессе: «Думаю, что герольды — это немного слишком». Гвен, краснеющая от пьяных приставаний к ней лорда Бодерингли. Мадам, которая вполне серьезно говорит о лорде Бору: «Ах, если бы ты знала его, Николь, когда он был цел и невредим и оставался самим собой!» Благословение в глазах ее матери вчера вечером, когда она и Уоллингфорд объявили ей о своей помолвке. И еще Брайан Бору на реке, когда он поднимается из воды и солнце отражается от его обнаженного тела. «Я полюбила его с того самого момента», — поняла вдруг Николь и поднесла к глазам ладонь, чтобы смахнуть слезы.
   Томми ошеломленно посмотрел на сестру.
   — Боже мой, Никки! Что ты мелешь? Им не надо идти на войну! Они не должны добывать средства на жизнь! Все, что они должны, — это выглядеть симпатичными, быть вежливыми и милосердными! Выйти замуж! Родить детей! Вести хозяйство и заботиться о мужьях! Что в этом неприятного?
   Леди Бору стала подниматься, взяла в руки свои перчатки.
   — Достаточно справедливо, — заявила она. — Я могла бы кое-что добавить, но не стану. Надеюсь, вы будете на церемонии в Вестминстерском аббатстве сегодня вечером?
   — Разумеется, я буду, — сказал Томми. — Я из полка Брайана. Вы должны знать, что мы очень гордимся им.
   — А вы, мисс Хейнесуорт?
   Томми готов был уже выразить протест, поскольку леди Бору задает еще один вопрос, но Николь его опередила:
   — Я пока не знаю, какие планы у лорда Уоллингфорда. — Затем подняла глаза на гостью: — Должно быть, вы очень сердиты на меня.
   — Нет, девочка, нет. У тебя есть причины, чтобы отказать своему сердцу. Не мне спрашивать о них.
   — Так что вы можете быть уверены, что она… — горячо начал Томми, но, взглянув на сестру, оборвал фразу. Нет сомнения, она отказывала своему сердцу. Конечно же, она любила Бору, любила настолько безоглядно и сильно, что это напугало его. Он знал об этом с момента их первой встречи, когда она фехтовала в монастырском дворе. — Я… я провожу вас до дверей, леди Бору, — сказал он гораздо тише. Однако женщина отмахнулась:
   — Благодарю вас, но я выйду сама. Дайте мне возможность хорошенько наподдать вашему чванливому дворецкому.
   Томми поперхнулся, что же касается Николь, то она рассмеялась:
   — Он того заслуживает, леди Бору. Симмонс — неисправимый сноб. Интересно…
   — Да, девочка?
   Николь покачала головой, и ее распущенные волосы зазолотились в лучах утреннего солнца, заглянувшего в окно.
   — Понравилась бы мне Шотландия?
   — Вы бы привыкли и полюбили ее, — задумчиво проговорила леди Бору, — так же сильно, как корова любит кукурузу. — С этими словами она вышла. За несколько секунд до того как захлопнулась входная дверь, до них долетел сдавленный вскрик Симмонса. Николь подавила улыбку.
   — Никки, — сказал вдруг Томми. — Послушай… Если тебя не устраивает Уоллингфорд…
   — Теперь уже поздно говорить об этом, разве не так? — Николь глотнула кофе и поморщилась: — Совсем остыл. — Отставив чашку, она встала и вышла. Томми смотрел ей вслед, и в его душе зарождались недобрые предчувствия.

Глава 27

   — В самом деле, Энтони, я бы предпочла побыть сегодня наедине с тобой, — сказала Николь, когда они подъезжали на экипаже к Уайтхоллу, куда направлялась длинная череда карет.
   — Вздор, душа моя! Здесь будет весь свет и, стало быть, должны быть и мы. Думаю, что нас засыплют поздравлениями. — Наклонившись, Уоллингфорд урвал короткий поцелуй.
   — Однако наверняка тут будет настоящее столпотворение, — нервно возразила Николь.
   Гнедые били копытами и фыркали, пока Энтони встраивался в вереницу экипажей. У Николь вдруг появилось желание, чтобы лошади снова понесли, да унесли так далеко, чтобы они не успели вовремя попасть в Вестминстер. Однако ее нареченный, похоже, извлек из прошлого урок. Вожжи он намотал на кулак и держал их очень крепко.
   — Крушение последних надежд твоих поклонников, — самодовольно проговорил он. — Я получу немалое удовольствие, видя, как они мне завидуют. Ты получила мои цветы?
   — Ты уже спрашивал, — тихо ответила Николь. — Они восхитительны.
   — Как и ты. Мама предлагала лилии, но я подумал, что розы тебе больше подойдут.
   — Я очень люблю розы.
   — Разумеется. Все благовоспитанные молодые леди любят розы.
   «Но больше всего мне бы понравился, — подумала Николь, — огромный букет вереска». Она полюбила этот запах и послала Донлеви купить еще вересковой добавки для ванны. Однако вереск — это слишком грубо для невесты сына герцога.
   — Уоллингфорд! — Молодой человек на соседнем экипаже привстал с сиденья, чтобы поприветствовать их, держа в поднятой руке бутыль. — Ты наконец сделал это, старина!
   Уоллингфорд обнял Николь за плечи.
   — Конечно, Бодерингли! А разве были какие-то сомнения?
   — Поздравляю, мисс Хейнесуорт! — крикнул Бодерингли. — Николь кивнула и помахала рукой. — А когда свадьба?
   — Я…
   — В октябре! — крикнул Уоллингфорд. — В Вентворте.
   — Энтони, — зашептала Николь, — ведь мы еще не определили дату!
   Он удивленно поднял на нее глаза:
   — Мы определили. Я отчетливо помню, как мы обсуждали это. Свадьба, затем охота, грандиозный завтрак — разве у тебя есть какие возражения против октября?
   — Это слишком скоро, — сказала Николь не подумав, но тут же поспешно поправилась: — Надо еще так много сделать! Мама говорит мне, что потребуется по меньшей мере год, чтобы выполнить все планы.
   — Я не намерен ждать так долго, — сказал Уоллингфорд. Он улыбнулся ей. — Опять же, для чего деньги, если не для того, чтобы ускорить все дела?
   Она ничего не ответила. Октябрь или декабрь, год или два — какая разница? Судьба ее предопределена.
   — Николь! — девушка с другого экипажа приветливо подняла руку в белой перчатке. Николь узнала ее: Сесилия Фарнуэдер, красивая брюнетка — кстати, она не поддалась всеобщему ажиотажу и не стала перекрашиваться в блондинку, которая всегда была с ней неизменно любезна. Уоллингфорд посмотрел в ее сторону — и вожжи в его руках дрогнули. Если бы Николь его не подтолкнула, гнедые наверняка понесли бы их на край света. Уоллингфорд снова натянул вожжи. Сесилия ехала вместе со своим братом, одним из приятелей Уоллингфорда, который, подстроившись к веренице экипажей, широко улыбнулся:
   — Поздравления обоим!
   — Спасибо, Джон. Спасибо, Сесилия, — откликнулся Уоллингфорд и вдруг замолчал, что было для него весьма нехарактерно.
   Сесилия поспешила нарушить неловкую паузу:
   — Я так рада за тебя, Николь. И конечно, за тебя, Энтони. Вы замечательно смотритесь вместе. Все знали об этом с момента вашего первого танца на Пасху у герцога и герцогини Ярлборо.
   — И ты это помнишь? — удивленно спросила Николь.
   — О, как я могу это забыть? На следующий день состоялся этот пресловутый поединок на рапирах.
   — Но ведь тебя там не было! — заметила Николь.
   На милых щечках Сесилии появился легкий румянец.
   — Разве? Ну, Джон всегда все рассказывает мне так подробно, что мне порой кажется, будто я сама это видела.
   — Дату свадьбы определили? — с улыбкой спросил Джон.
   Как ни удивительно, Уоллингфорд на сей раз промолчал. Николь догадалась, что он, очевидно, ждет, чтобы она подтвердила то, что он уже сообщил Бодерингли.
   — В октябре, — сказала девушка, желая порадовать его и загладить свою ошибку.
   — Так скоро? — удивилась Сесилия.
   И почему Энтони все молчит!
   — Охотничий сезон, — объяснила Николь.
   Череда экипажей двинулась вперед, увозя Фарнуэдеров. На прощание Сесилия крикнула:
   — Надеюсь, ты будешь счастлива!
   Николь вдруг сделалось тошно от этого слова.
   Тем не менее пока череда экипажей медленно двигалась к Вестминстерскому аббатству, поздравления сыпались одно за другим. Николь с благодарностью их принимала. Уоллингфорд, похоже, был целиком сосредоточен на том, чтобы править упряжкой, что, по ее мнению, было делом хорошим. Наконец они доехали до ворот, и к ним подбежал мальчик, чтобы взять повод. Ее жених обошел экипаж, чтобы помочь Николь сойти, и возник ставший обычным неловкий момент, когда она должна была принять его помощь и в то же время не раздавить его своим весом. Уоллингфорд слегка крякнул, и Николь поняла, что на сей раз она проделала все не слишком удачно.
   Джон Фарнуэдер снял с экипажа, находящегося впереди, свою миниатюрную сестру настолько легко и эффектно, что у нее разлетелись юбки, и она, покраснев, бросила взгляд на экипаж Уоллингфорда и сделала выговор брату.
   Уоллингфорд крепко взял Николь за руку.
   — Пойдем? — проговорил он, как ей показалось, мрачновато. Очевидно, проявленная лихость Фарнуэдера по отношению к сестре его несколько покоробила. Он весьма строгих правил, подумала Николь. Даже вчера вечером, когда вопрос об их помолвке решился, он не позволил себе ничего, кроме нескольких поцелуев и прикосновений к ее груди. Интересно, как он занимается любовью? У Николь вдруг появилось предчувствие, что это будет чем-то напоминать то, как он помогает ей сойти с экипажа, что ей всегда нужно помнить об их разнице в росте. С Брайаном она никогда об этом не думала.
   Николь опустила пальцы в святую воду у портала и осенила себя крестом, отгоняя крамольные мысли.
   Они заняли места на скамье. Уоллингфорд настаивал на том, чтобы приехать пораньше, и они оказались впереди, вероятно, не далее двенадцатого ряда. Лорд и леди Хестер, их соседи, тут же поздравили их, то же самое сделали граф и графиня Сомерли, занявшие скамью позади них. Николь сидела, положив руки на колени, разглядывая величественный интерьер аббатства — приделы для хоров, вознесшийся ввысь потолок, изящных ангелов с кадильницами в нише слева от нее. Она встрепенулась, когда звуки труб. и гомон толпы возвестили о появлении принца-регента. Николь встала вместе со всеми и поклонилась, когда он проходил мимо них, глядя на него из-под опущенных ресниц. Вот он — мужчина, который заставит любую женщину почувствовать себя маленькой. Он казался мясистым и рыхлым, хотя нес себя с большим достоинством. Николь несколько раз была представлена ему, и его блуждающие чувственные взгляды заставляли ее быть всегда настороже. Из Брайана получился бы правитель получше, мелькнула у нее мысль.
   — Почему у тебя такой сердитый взгляд? — спросил Уоллингфорд.
   — В самом деле? — шепотом ответила она. — Я… я не выспалась.
   — Я тоже, — подмигнул он. — Размышлял о будущем.
   Принц сел на свое место возле алтаря, рядом с архиепископом кентерберийским, целое воинство следовавших за ним прелатов также заняли свои места. Где-то ударил колокол, и на хорах зазвучал хорал. Звонкие мальчишеские голоса вели мелодию несказанной красоты столь вдохновенно, что по коже подирал мороз. Николь опустила голову, внимая древним умиротворяющим словам с надеждой на то, что они исцелят и утешат ее ноющее сердце. По проходу торжественно прошли три кандидата на орден Подвязки. С одним из них, лордом Уиннерли, Николь была знакома. Он был другом Уоллингфорда, и, насколько ей удалось понять из застольных разговоров, он удостаивался этой чести за то, что произнес речь в палате лордов, убедив пэров увеличить годовое жалованье регенту. Что касается двух других — лорда Столлингса и лорда Калпа, ходили разговоры, что первый из них купил звание кавалера ордена Подвязки, внеся значительную сумму в казну, второй заслужил сию честь тем, что держал язык за зубами после того, как принц сделал его жене ребенка. Что и говорить, весьма странная компания для Бору. Вполне возможно, кисло подумала она, его включили в эту компанию для того, чтобы придать всей процедуре хотя бы немного весомости.
   Три новообращенных кавалера получили ордена Подвязки, цепь, ленты и звезды из рук принца, затем повернулись и отдали честь присутствующим. Вновь зазвучали голоса мальчиков. Кавалеры отошли в сторону, при этом Уиннерли и Столлингс улыбались широкой улыбкой. Когда замерли последние звуки гимна, до Николь долетели с задней части нефа другие звуки. Она не удержалась от искушения оглянуться. По проходу на костылях медленно шел лорд Бору.
   Господи, он был великолепен. Одетый весь в черное — разительный контраст по сравнению с безвкусно одетыми кавалерами ордена Подвязки, он шел с обнаженной головой; рыжевато-золотистые волосы его поблескивали, когда на них падал свет светильников. Николь с трудом подавила в себе дрожь, когда вспомнила, как эта красивая голова касалась ее грудей. Его подбородок был приподнят, глаза устремлены на алтарь. Чего стоило ему сейчас показать себя в таком виде, подумала Николь. Почему он согласился прий-ти? Что заставило его согласиться участвовать в этом фарсе?
   Бору миновал ее скамью. Она разглядела его широкое лицо, немигающие голубые глаза и почувствовала, что он преисполнен такой гордости, что она вынуждена была закусить губу, дабы не разрыдаться. Затем поверх голов притихших наблюдателей на скамьях перед ней она увидела еще одно рыжевато-золотистое пятно — леди Бору, которая также была в благородном черном наряде. На ее лице светилась улыбка. Он пришел ради нее, вдруг поняла Николь, и у нее перехватило в горле. Он пришел, потому что этого хотела его мать. Потому что она попросила его об этом. И от осознания того, что этот великий, грубый вояка Брайан Бору способен согласиться на участие в этом спектакле ради своей матери, у нее брызнули из глаз слезы. Стоявший рядом Уоллингфорд нахмурился и подал ей платочек.