Хингстон Сэнди. Как поцеловать героя

   — Николь! — Голос баронессы соскользнул на прежний тон, в котором послышалась сталь. — Упаси тебя Бог! Ну как ты можешь!
   — Сказала — и сделаю, — подтвердила Николь.
   — Ты совершишь большую ошибку. А что, если ему приглянется какая-то другая девушка?
   — Тогда, — отчеканила Николь, — это будет означать, что его чувство ко мне не было достаточно сильным. И я не хотела бы выходить замуж за такого человека.
   Брови баронессы сошлись к переносице.
   — Тебе следовало бы быть поосторожнее, юная леди! Ты не настолько привлекательна или талантлива, чтобы позволить себе подобные выходки!
   По крайней мере их отношения вернулись в прежнее русло, с грустью подумала Николь. Разница лишь в том, что внимание, которым ее одарил Уоллингфорд, позволяет ей одерживать верх.
   — Оставь меня, — пробормотала она, откидываясь на подушки. — Я хочу спать.
   Баронесса тут же стала излучать сочувствие:
   — Конечно же, любимая. Ты должна отдохнуть. Тебе предстоит так много всяких дел!
 
   Еще не наступило время ужина, а Николь уже скрипела зубами от вынужденного безделья. Она настояла на том, чтобы одеться и спуститься в гостиную, где можно было поиграть в карты и шарады. Конечно, она вынуждена была делать вид, что хромает, и постоянно об этом помнить. Уоллингфорд был сама доброта, он расположился рядом с ее креслом и отлучался лишь для того, чтобы подносить ей лакомства. Он держал ее руку, когда они разгадывали шарады; они вместе смеялись, когда Терлингтон неумело имитировал мычание коровы. Время от времени Уоллингфорд подносил ее руку к своим губам и целовал.
   — Николь, в жизни я не был таким счастливым, — шепнул он ей.
   «Боже, если Уоллингфорд и был подослан лордом Бору, то он один из самых замечательных актеров во всей Англии», — подумала Николь.
   Бору играл в карты. Николь очень хотелось рассказать ему об утреннем поединке, но было похоже, что подобной возможности ей не представится. Он играл в вист и ни разу не глянул в ее сторону.
   Игра в шарады мало-помалу сошла на нет, когда время стало приближаться к полуночи.
   — Давайте выйдем на террасу, — предложил Уоллингфорд. Она увидела, что в его темных глазах появился блеск. Будут опять поцелуи…
   — Если вы так хотите, — жеманно сказала она. — Но я хотела бы опереться на вашу руку.
   — Нет ничего другого, чего бы я хотел в большей степени.
   Он помог Николь дойти до двери, игнорируя игривые комментарии окружающих.
   — Мисс Хейнесуорт нуждается в свежем воздухе, — счастливо объявил он, пока Николь, прихрамывая, шла рядом. — Мы можем сесть на этом выступе. Я до сих пор не могу простить себе, что причинил вам боль, Николь.
   Он прижался ртом к ее рту, сомкнул вокруг нее руки. Николь прильнула к нему, чувствуя, как ей хорошо и тепло.
   — О, сладкая Николь, — пробормотал он, — скажите, что вы любите меня.
   — Я… я едва знаю вас.
   Он улыбнулся:
   — Я это исправлю. С этого момента я буду постоянно рядом.
   — Я не вижу, каким образом, поскольку я должна вернуться в академию миссис Тредуэлл.
   Он отстранился от нее.
   — Нет! Ваша мама сказала, что вы в этом сезоне отправитесь в Лондон.
   — Это она так хочет, но я чувствую себя обязанной…
   — Слушать лекции по домоводству? В них нет никакой необходимости. — Он провел рукой по ее мягким волосам. — Все, чего я когда-либо хотел, о чем я мечтал, вы уже воплотили в себе. И я… — Он замолк, потому что кто-то стал ломиться в дверь. Николь увидела лорда Бору, и ею овладели дурные предчувствия.
 
   — Милорд! — Уоллингфорд поднялся с выступа, увидев приближающегося Брайана. — Позвольте мне выразить, насколько высоко я ценю вас как учителя мисс Хейнесуорт по фехтованию. Мы сейчас как раз обсуждали…
   — Мне нужно переговорить с моей ученицей, — проворчал Брайан.
   — Может быть, Энтони, — нерешительно проговорила Николь, — вы принесете мне шампанского?
   Уоллингфорд посмотрел на нее, затем перевел взгляд на Брайана.
   — Конечно, валькирия. Если вам именно этого хочется.
   Бору прислонился к стене.
   — Валькирия? — переспросил он и сам поразился сдержанной ярости в своем голосе.
   — Я несколько удивлена, — холодно сказала Николь, — что вы поднялись со своего кресла.
   — Как смели вы, — прорычал он столь свирепо, что она невольно отпрянула, — позволить ему взять над вами верх?
   — Откуда вы знаете? — удивилась Николь. — Вы даже не были там.
   — Мне рассказали. Он вел со счетом восемь к пяти, когда вы… подвернули щиколотку. — В его голосе послышались саркастические нотки, и он выразительно посмотрел на ее ногу.
   Николь в смущении поправила юбку.
   — Он в самом деле очень хороший…
   Лорд Бору оборвал ее, тряхнув костылем:
   — Да он просто невежда в фехтовании!
   — Почему же вы не сказали об этом заблаговременно?
   — Я сказал! — прорычал он.
   — Но вы не сказали почему. Я думала, причина в том, что вы уверены в его победе.
   — Победить вас? Этот жеманный недомерок и хлыщ?
   — Послушайте же! — воскликнула она.
   — И потом, независимо от этого, — продолжал Бору, не обращая внимания на ее протест, — это ниже вашего Достоинства, это бесчестно — отдать ему этот поединок!
   — А что мне еще оставалось делать? — горячо возразила Николь. — У него не было ни малейшего шанса выиграть у меня! Я не могла подвергнуть его такому унижению на глазах у его друзей!
   — Почему?
   — Потому что он мужчина!
   Брайан знал не понаслышке, что означает испытать унижение на публике. Но почему ее так трогают страдания Уоллингфорда? А как насчет его страданий?
   — Мужчина определенного сорта, — безжалостно сказал Бору.
   — Хороший мужчина! Джентльмен! Мужчина, который обожает меня!
   — Мужчина, ради которого вам приходится лгать, скрывать свои таланты.
   — О Господи! Кто назначил вас быть арбитром в споре что правильно и что неправильно?
   — Это неправильно! — Он ткнул костылем в ее якобы больную щиколотку. — Вы считаете, что я так долго работал с вами для того, чтобы добиться столь постыдного результата?
   — Вы сами сказали, что я буду дурой, если отправлюсь воевать на континент. Где я еще могу применить рапиру? — Она посмотрела поверх его плеча. Брайан обернулся и увидел Уоллингфорда с двумя бокалами шампанского. Он стоял, прижавшись носом к стеклянной двери. Брайан бросил на него сердитый взгляд, и Уоллингфорд ретировался.
   — Вот он, ваш щенок, — пробормотал Брайан. — Экий послушный…
   — Вы сами мне говорили, что все происходящее — не более чем бой на рапирах! — с горечью выкрикнула Николь. — А затем заплатили ему, чтобы он стал ухаживать за мной!
   Брайан Бору ошеломленно уставился на девушку:
   — Что, вы говорите, я сделал?
   — Не отпирайтесь, лорд Бору! Он даже повторил ваши слова: «самая красивая гостья на приеме графини».
   — Вы думаете, я каким-то образом подстрекал его? — Брайан засмеялся столь громко, что Николь вспыхнула. — Господи! Я говорил о достойном противнике, разве не так? В нем ничего нет от достойного!
   — Но… но если вы не… то… то почему тогда он выделил меня?
   — Вероятно, потому, что хочет улучшить породу своей семьи.
   — Он сын герцога Стаффорда!
   — Он просто муха на заднице Англии.
   — Вы слишком далеко заходите, сэр!
   — О, я могу пойти и дальше! Вы пали жертвой его обворожительных манер и комплиментов. Это же надо — валькирия! — Брайан ткнул костылем в дверь: — Пригласите его сюда! Мурлыкайте с ним, о чем хотите! Я умываю руки! То, что вы сегодня сделали, заслуживает презрения!
   — То, что я сделала, — ровным тоном возразила Николь, — было попыткой отплатить ему за его удивительную доброту ко мне. Я не вижу в этом ничего позорного. А если уж вы говорите о чести и позоре, то как вы оцениваете свой сегодняшний поступок предстать обнаженным перед молодой леди?
   Гнев Брайана внезапно угас. Хороший вопрос. Что на него нашло утром? Эта английская девушка ничего для него не значила; она была не столь юна, чтобы быть его дочерью, но достаточно молода, чтобы пробудить в нем давно забытые ощущения. Ему вдруг захотелось показать, каким он был когда-то…
   Но никогда не будет впредь.
   — Я… не должен был этого делать, — запинаясь, проговорил он. — Простите меня.
   — Черта с два! Если бы я рассказала это Уоллингфорду, он бы спустил с вас шкуру.
   Она прошла мимо него и направилась к двери. Брайан вдруг понял, как ему не хочется ее отпускать.
   — Не смейте… не покидайте меня! — крикнул он ей вслед.
   Николь обернулась:
   — Почему? Вам требуется помощь?
   Он посмотрел на нее и увидел, что луна зажгла золотые огоньки в ее глазах. Боже, да ведь она необыкновенно мила! Мила, цельна, жизнеспособна и может многого добиться. Он солгал ей. Он смотрел на нее утром из окна, видел, как она атаковала Уоллингфорда, видел грациозность и красоту каждого ее движения. Какое право имеет Уоллингфорд на подобный приз?
   Да, но это то, чего пожелала Кристиан. Я был всего лишь инструктором, напомнил он себе.
   — Нет, — сказал он с горечью. — Я способен действовать самостоятельно.
   — Рада это слышать, — заявила Николь, встряхнув пышными волосами.
   Брайан молча наблюдал, как она упругой походкой направилась в зал, к Уоллингфорду, навстречу своему светлому, счастливому будущему, которое она связывала с сыном герцога.

Глава 16

   — Так как же, Николь, — спросила мадам за завтраком в первое же утро после возвращения в академию, — прошел твой визит к графине Ярлборо?
   — Прекрасно, — сказала Николь и откусила от яйца.
   Бесс едва не подавилась тостом.
   — Прекрасно? И это все, что ты можешь сказать?
   Мадам вскинула бровь и взглянула на Бесс.
   — А какое слово употребила бы ты, чтобы описать визит?
   — Я бы употребила множество слов. Таких, как прекрасно, блестяще, изумительно, бесподобно и еще…
   — Стой! — засмеялась мадам, подняв руку.
   — И это при том, что вовсе не я подцепила на крючок поклонника!
   — А кто-то обзавелся поклонником? Попробую угадать. — Мадам сложила трубочкой губы, разглядывая девушек старшей группы, сидящих вокруг нее. — Кэтрин?
   — Это могла бы быть я, — сердито выплеснулась Кэтрин, — если бы некая другая молодая леди не пыталась всеми силами привлечь к себе всеобщее внимание.
   — Ну-ну, успокойся, — пробормотала мадам. — И кто же это молодая леди?
   — Она! — Кэтрин сверкнула раздраженным взглядом на Николь. — Она фехтовала с мужчиной на публике. В бриджах!
   — Боже мой! В самом деле, Николь? И выиграла?
   Повисло молчание. Затем Николь коротко бросила:
   — Нет.
   — С кем ты фехтовала?
   — С Уоллингфордом, — опередила Бесс подругу. — Он ее поклонник. Не отходил от нее ни на шаг.
   — Уоллингфорд — это сын Стаффорда? — уточнила мадам.
   — Вы его знаете? — быстро спросила Николь.
   — Когда-то знала его родителей. Славные люди. Герцог, насколько я помню, всегда одевался по последней моде.
   — Как и его сын, — радостно сообщила Бесс. — У него изысканнейшие манеры и наряды. А танцует он как бог!
   — Ты танцевала с ним, Николь? — спросила мадам.
   Девушка кивнула.
   — Да они танцевали все время! — выпалила Бесс. — Когда не целовались на террасе.
   — Бесс! — крикнула Николь, заливаясь краской.
   Мадам хмыкнула:
   — Похоже, Николь, ты поймала жертву на крючок. Твоя мама должна быть очень довольна.
   — Мама была рада, — подтвердила Николь. — Она говорила, что многие расспрашивали ее об академии. Вам, должно быть, приятно будет знать, что она возносит миссис Тредуэлл до небес.
   — У него миллион друзей, — продолжала Бесс. — И он всех их представил Гвен и мне. Вы можете справиться у Гвен о лорде Бодерингли.
   — В самом деле? — Мадам бросила взгляд на Гвен. — Судя по всему, это были весьма удачные каникулы для всех вас!
   — Но не для меня, — заявила Кэтрин. — Я была шокирована неприличным поведением Николь. Как, впрочем, и все молодые леди из числа аристократов.
   — Почти все, — уточнила мадам. — Это кое-что мне напомнило, Николь. Зайди, пожалуйста, ко мне после лекции миссис Кэлдберн. Тебе пришел пакет.
   — Не иначе бриллиант от лорда Уоллингфорда, — пошутила Бесс, — Пакет несколько великоват для этого.
   — Может, он прислал ей самого себя? — с хитрой улыбкой высказала предположение Гвен.
   — О Господи, надеюсь, что нет, — улыбнулась в ответ мадам. — Пакет появился несколько дней назад.
   — Скорее всего это белье от матери, на котором уже вышита буква «У», — с грустью сказала Николь.
   — Или приглашения на свадьбу, — предположила Бесс.
   Николь рассмеялась. Это было совершенно новое ощущение, когда тебя дразнят из-за поклонника. И все же в глубине души она ощутила некую тяжесть, причину которой не могла понять.
   А затем она вспомнила, как проснулась на заре и лихорадочно схватилась за доспехи для фехтования, но внезапно осознала, что лорда Бору, конечно же, во дворе не будет. Ей не следовало быть такой суровой к нему в тот вечер. Но ее возмутило, как презрительно он отозвался о лорде Уоллингфорде.
   Однако теперь слишком поздно об этом вспоминать. Николь слышала, что он уехал из Ярлборо на следующее утро. Она не знала, куда он отправился, но была уверена, что не в академию. Удивительно, насколько потрясла ее сцена в лесу. Николь до сих пор видела яркое солнце, сверкающие капельки воды, тугие узлы мышц и ствол, торчащий гордо, словно вымпел на башне замка…
   — Посмотрите на нее, — хихикнула Бесс. — Она и сейчас думает о нем! Вы только посмотрите, какое у нее мечтательное выражение лица!
   Николь тут же вернулась к действительности.
   — Я вовсе не думаю о нем! — запальчиво возразила она.
   — Оставьте ее в покое, — мягко сказала мадам. — У вас были каникулы, а теперь нужно возвращаться к делам. Надеюсь, после того, что вы увидели, вы осознали, почему миссис Тредуэлл и я такие строгие надсмотрщики. Николь, ты не забудешь зайти ко мне? Ты должна рассказать мне, какие сейчас фасоны в моде, какие галстуки носят мужчины и какие прически у женщин.
 
   Николь постучала в дверь крохотной комнатки, которая служила мадам кабинетом.
   — Входите! — на французский манер пропел голос.
   Николь толкнула дверь. Мадам сидела за письменным столом, держа в руке гусиное перо. Она приветливо улыбнулась.
   — Как сегодня читала свою лекцию миссис Кэлдберн?
   — Как всегда, скучно. Сегодня она рассказывала, как чистить серебряную посуду.
   Мадам рассмеялась.
   — Лорд Уоллингфорд знает о твоем отвращении к домашней работе?
   — Бесс и Гвен сочли своим долгом сказать ему об этом. Похоже, это его не огорчило.
   — Что неудивительно при том состоянии, которым располагают Стаффорды. Девушке, которая выйдет за него замуж, не надо будет утруждаться. — Мадам отложила в сторону перо. — Я разговаривала с миссис Тредуэлл, она очень рада за тебя. Она показала мне письмо твоей матери, в котором та выражает горячую благодарность. Как ты себя чувствуешь, добившись такого успеха?
   — Если честно, то довольно странно. Я ничего не сделала, просто приглянулась Уоллингфорду.
   Мадам жестом пригласила Николь присесть на небольшой диван.
   — Он тебе нравится?
   — Очень, но не могу понять, почему я ему нравлюсь.
   — Любовь такая штука. Здесь причин искать не приходится. Миссис Тредуэлл также сказала, что ты предпочла закончить занятия, а не ехать вместе с матерью в Лондон.
   — Да. Я… я не уверена, что подготовлена для Лондона. Все произошло так быстро.
   — Вероятно, ты нуждаешься в какой-то передышке. — Николь благодарно кивнула. Черные глаза мадам сверкнули: — Конечно же, первый поцелуй, да? — Николь вспыхнула. — И что ты можешь сказать об этом?
   — Это божественно! — призналась она.
   — Я очень рада за тебя. Так и должно быть. — Мадам скрестила руки на коленях. — Кстати, я получила письмо от лорда Бору. Он пишет, что не может продолжать занятия фехтованием.
   — Я… этого ожидала, — тихо проговорила Николь.
   — Между вами что-то произошло?
   Николь попыталась найти нужные слова:
   — Он был против моего поединка с лордом Уоллингфордом. Я поступила по-своему. А затем мы… поссорились.
   — Жаль. Думаю, эти уроки много для тебя значили.
   — Я знаю, — сказала Николь извиняющимся тоном, — вы надеялись, что занятия помогут ему восстановиться… физически. Но он яростно набрасывается на всякого, у кого целы ноги.
   — Да, — мадам тяжело вздохнула, — ты права. Ах, Николь… Если бы ты могла видеть его прежним…
   «Но я видела, — подумала Николь. — Там, в реке, он был мужественным, здоровым и великолепным…»
   Мадам пожала плечами:
   — Но мы сделали все, что могли, разве не так, Николь?
   — Да, думаю, что так.
   — Он прислал тебе вот это. — Мадам кивнула на столик, на котором лежал узкий длинный пакет в коричневой упаковке.
   Николь развязала веревки. Под бумагой находился блестящий деревянный футляр. Она открыла защелку, подняла крышку и осторожно вынула подарок — саблю с узорной ручкой и длинным клинком.
   — Можно мне посмотреть? — спросила мадам. — Я так и думала. Это боевая сабля.
   Сабля, с которой лорд Бору шел в атаку на французов, острию которой довелось проткнуть не одну вражескую грудь. Николь опасливо посмотрела на клинок. Означает ли это, что он хотел, чтобы она отправилась на континент? Что это предпочтительнее, нежели видеть ее в объятиях Уоллинг-форда?
   — Я не могу принять ее, — сказала Николь. — Он прислал это мне в укор.
   — Неужели ты думаешь, будто он обиделся из-за того, что ты фехтовала с Уоллингфордом?
   — Дело не в этом, — с несчастным видом сказала Николь.
   Мадам задумчиво посмотрела на девушку.
   — Ты говорила, что он был против поединка с Уоллингфордом. Интересно, почему?
   — Потому что он знал, — прошептала Николь.
   — Милое дитя, что именно он знал?
   — Он знал, что я фехтую лучше! — После этого плотина была прорвана, и Николь поведала печальную историю о том, как Бесс проговорилась о ее умении фехтовать, как это взволновало Уоллингфорда, как все джентльмены стали заключать пари, а Уоллингфорд обратился к лорду Бору с просьбой высказать мнение. — Я восприняла его слова неправильно, — призналась Николь. — Я подумала, что он считает, будто у меня нет никаких шансов. И я пошла наперекор. Я приняла вызов Уоллингфорда. Но буквально на первых минутах я поняла, что Уоллингфорд не имеет ни малейшего представления об этом виде спорта! — Николь замолчала.
   Мадам воспользовалась паузой:
   — Не понимаю… Ведь ты сказала, что проиграла этот поединок.
   — Я… позволила Уоллингфорду его выиграть.
   — Ах вот оно что. Теперь я немножко понимаю, — сверкнула глазами мадам. — Но почему?
   — Потому что… он был таким добрым ко мне, — попыталась объяснить Николь. — Потому что он мне нравится. Он пригласил меня танцевать. И он поцеловал меня. Ну как я могла его опозорить перед его друзьями? Да над ним потом до конца жизни насмехались бы!
   — И это все?
   — Нет. Там была также моя мама. Я видела, как она смотрела на меня… Я боялась: если я побью Уоллингфорда, она скажет, что я сама разрушила свое счастье. И поэтому я… позволила ему выиграть.
   — Ты рассказывала лорду Бору о своей матери?
   — Разумеется, нет! Это его не касается! И потом, он слишком гадко говорил об Уоллингфорде! — Николь подняла печальный взгляд на графиню. — Ну почему он такой грубый?
   Мадам села, продолжая держать в руках саблю.
   — Теперь я понимаю, почему ты считаешь этот подарок упреком. Но нельзя ли его рассматривать как извинение со стороны лорда Бору?
   — Сомневаюсь.
   — В таком случае что ты намерена с ней делать?
   — Отправить ему обратно, разумеется.
   — Ты можешь вернуть ему саблю при личной встрече. Он остановился в деревне, в «Белом лисе».
   — В этой жалкой таверне? — ахнула Николь.
   — Я говорила ему, что семья Девенпортов будет рада его принять. Однако он не любит навязываться людям.
   Николь вдруг представила, как лорд Бору все эти месяцы жил в мрачной, неуютной комнате, ел скверную пищу, пил плохое виски — и ради чего? Чтобы учить ее фехтованию. Господи, немудрено, что он рассвирепел, когда она проиграла этот поединок!
   — Я предпочитаю послать ему записку. Будет просто неприлично, если я приду к нему.
   — Я могла бы сопровождать тебя в качестве дуэньи, — предложила мадам.
   — Пожалуй, — запинаясь, проговорила Николь.
   Она не могла разобраться в своих чувствах. Может быть, ей следовало рассказать мадам о том, что произошло на реке? Но нет. Она не могла заставить себя говорить об этом ни с одним человеком. Она отправится в таверну, вернет ему саблю, извинится перед ним за то, что разочаровала его, и попрощается.
   — Когда? — спросила Николь дрожащим голосом.
   — Он уезжает семнадцатого, то есть послезавтра.
   — В таком случае отправимся завтра. Вам это удобно?
   — Надеюсь, я выкрою время в своем расписании.
   Мадам поднялась и вложила саблю в футляр.
   — В конечном итоге ты будешь рада, — сказала она, — что сделала это.

Глава 17

   Таверну «Белый лис» Николь видела раньше, когда с матерью добиралась до академии. Помнится, баронесса показала на невысокое побеленное строение возле самой дороги и объяснила, почему они не останавливаются здесь позавтракать.
   — Здесь наверняка собирается всякий сброд, — презрительно заметила она. — Можно представить, чем здесь кормят.
   Немудрено, что Николь удивилась, когда их карета въехала во двор таверны и паренек, исполнявший обязанности конюха, с доброжелательной улыбкой поприветствовал мадам как старую знакомую.
   — Уильям! — воскликнула графиня, которая, похоже, также была рада его видеть. — Прошла ли простуда у твоей матушки?
   — Ей стало лучше, благодарю, что вы помните об этом! Правда, теперь болезнь подхватила Сисси. Мама за завтраком очень беспокоилась о ней.
   — Я позабочусь о лекарствах для нее. Что касается наших лошадей, то их нужно только напоить. Мы здесь долго не задержимся. — Мадам передала ему вожжи и спустилась на землю. Николь с предосторожностями, чтобы не уронить длинный футляр с саблей, последовала ее примеру. — Лорд Бору еще у себя?
   — Да, миледи, но уже пакует вещи к отъезду. Маме будет грустно с ним расстаться.
   Внезапно Николь поняла, почему мадам так хорошо знакома с мальчиком и его семьей. Она наверняка приезжала сюда, чтобы навестить лорда Бору, и, судя по всему, делала это не один раз. Николь посмотрела на женщину, которая продолжала беседовать со светловолосым парнишкой. Оставалась ли она здесь на ночь? После ужина девушки ее частенько уже не видели. Николь почувствовала, что в ее груди поднимается гнев. Она и раньше подозревала, что мадам и Бору некогда были любовниками, но ей и в голову не приходило, что их связь может продолжаться по сей день. Невозможно представить, что его светлость остановился в этой маленькой непрезентабельной гостинице лишь для того, чтобы давать уроки фехтования неуклюжей девчонке. Хотя как могла графиня, привыкшая к европейскому шику, мириться с тем, чтобы ее любовное гнездышко было таким… Размышления Николь прервал веселый оклик мадам:
   — Пошли, Николь!
   Они вошли через заднюю дверь. Полная женщина вынимала на кухне хлебы из духовки. Увидев мадам, она расплылась в радостной улыбке.
   — Ах, графиня! — воскликнула женщина, отряхивая руки.
   «Графиня?!» — удивленно встрепенулась Николь, пока мадам и женщина обнимались. Однако не слишком ли много фамильярности с прислугой?
   — Я очень рада снова видеть вас на ногах! — заявила мадам, окидывая взглядом кухню. — И как всегда в делах!
   — Когда твое благосостояние зависит от того, насколько хорошо ты обслуживаешь других, выбирать не приходится. Конечно же, мне помогли поправиться ваши лекарства. Хотя, к сожалению, теперь свалилась Сисси. У нее страшная простуда.
   — Уильям мне уже сказал. Миссис Уиккерс, это мисс Хейнесуорт, одна из студенток нашей академии.
   — Рада познакомиться с вами, — приветливо сказала женщина и поклонилась. Николь небрежно склонила голову и вдруг поняла, что ведет себя очень похоже на Кэтрин Деверо.
   — Мы приехали навестить лорда Бору, — пояснила мадам.
   — Вот как? Отговорите его съезжать. Такой изумительный джентльмен и так хорошо влияет на остальных постояльцев!
   — Боюсь, что он уже принял решение, — сказала, посерьезнев, мадам. — Мы пришли лишь пожелать ему доброго пути.
   — Ну что ж, вам известна его комната, — сказала миссис Уиккерс, тем самым не оставив никаких сомнений у Николь относительно характера отношений мадам с покалеченным лордом.
   — Миссис Уиккерс любезно предоставила свою приемную лорду Бору, понимая, что ему трудно подниматься по лестнице, — доверительно сообщила мадам.
   Николь, увидев грязные отпечатки на стенах и изъеденный молью ковер, испытала легкий шок.
   Большой зал слева был заполнен посетителями; все дружно повернули головы в их сторону, пока Николь и мадам шли по коридору. «Должно быть, он постоянно недосыпал в течение всех этих месяцев, — подумала Николь, — ведь комната его на одном этаже с залом, а утром он должен был ни свет ни заря вставать, чтобы давать мне уроки фехтования».
   Мадам постучала в дверь комнаты справа. Шум, доносившийся из питейного зала, заглушил ее стук, и она постучала еще раз.