— Большое спасибо, — сухо сказал Брайан.
   — Не за что, — улыбнулся Томми.
   — До свидания, Энтони! — крикнула вдогонку Николь. — Огромное спасибо за то, что похитил меня!
   — Всегда рад услужить! — ответил Уоллингфорд.
   Томми остановился на пороге, посмотрел на дверь. Затем поднял ее и аккуратно вставил в проем.
   — Это нужно сделать, — сказал он, — чтобы вам смогли постучать, когда принесут завтрак в постель.
   Николь захихикала.
   — Ты хочешь есть? — спросила она Брайана, который все еще стоял рядом с ней на коленях.
   — Хочу только тебя, жена. — Он поднялся, опираясь о спинку кровати. Голубые глаза его излучали сияние. — Давай ложиться.
   — Но ведь стыдно ложиться спать, когда солнце встает, — сказала Николь, сдерживая дрожь в голосе.
   — Я тебе покажу «стыдно», — пообещал он таким тоном, что дрожь пробежала по всему ее телу.
   Брайан сел на кровати и стал ее раздевать. Делал он это очень медленно. Задержал руки на ее затылке, пока развязывал ленты, погладил плечи, когда сдвигал вниз рукава, провел ладонью по шее, когда стаскивал лиф. Затем, когда нежно-голубое платье оказалось на полу, нагнулся и поцеловал ее груди.
   — Еще, — попросила она, расстегивая ему пуговицы рубашки.
   — С удовольствием. — Он перевернул ее на спину, и его пальцы стали ласкать нежную кожу, а вездесущий язык помогал его пальцам. Николь подумала, что от столь сладостных ощущений можно потерять сознание.
   — Ах, Брайан, я боялась, что ты больше никогда не будешь меня ласкать.
   — Я тоже. — Он сел на кровати, чтобы снять жилет и рубашку.
   Лежавшая рядом Николь вдруг дернулась:
   — Я должна снять с тебя сапоги!
   — Я могу и сам снять эти чертовы сапоги, — возразил он и стал их стаскивать, медленно, но гордо, словно трехлетний ребенок, научившийся самостоятельно раздеваться.
   — А колено у тебя болит? — спросила она.
   — Чертовски.
   — Не могу поверить, что ты поднялся по этим лестницам!
   — Меня подгоняла мысль, что он обладает тобой.
   — Знаешь, вообще-то он очень порядочный человек. — Николь вдруг захихикала. — Тем более странно, что именно он похитил меня, а ты, известный всей Европе повеса, меня спас.
   — Это еще раз подтверждает, что нельзя полагаться на мнение света. — Сняв сапоги, Брайан торжествующе швырнул их на пол. Затем, кажется, в первый раз окинул взглядом убогое окружение — обшарпанные стены, пыльный пол, скрипучую кровать. — Знаешь, Николь, я хотел бы заняться любовью с тобой в более приличном месте, а не в такой дешевой придорожной гостинице.
   — А мне нравятся дешевые придорожные гостиницы, если я с тобой.
   — Милая девочка, — улыбнулся он. — Ты и клопов любишь? — спросил он, смахивая с подушки насекомое.
   Николь передернула плечами.
   — В «Белом лисе» было чисто! — Затем она распрямила плечи. — Потом ты отвезешь меня к себе домой. Как называется то место, где ты живешь?
   — Замок Тобермау в Стратклайде.
   — Замок! — Лицо ее засветилось.
   — Конечно, он не столь грандиозен. Если ты хотела себе богатого мужа, следовало выбрать Уоллингфорда.
   — У меня именно тот муж, которого я хотела. Единственный мужчина, которого я хотела, — с упреком проговорила Николь.
   — Не знаю только почему.
   — Потому что… — Она потянула его за штаны. — Никто другой не в состоянии заставить меня испытывать такие чувства, кроме тебя.
   — У тебя нет опыта, — крякнул Брайан.
   — Ну, тогда потому, что ты очень представительный мужчина.
   — Ах, ведьма! — Он повернулся к ней и стал стаскивать с нее панталоны. — Я должен… должен… — При виде округлых голых бедер и густых кучерявых волос золотистого цвета он задохнулся и потерял дар речи. — Ах, жена, — хрипло проговорил он, дотрагиваясь до шелковистых зарослей.
   — Ах, муж! — улыбнулась она, увлекая его вместе с собой на кровать.
   Их обнаженные тела прижались друг к другу. Николь чувствовала, как дергается от возбуждения мужское естество. Брайан приподнялся над ней, нежно целуя ей веки, рот, затем уже с настоящей страстью — груди. Он делал это так горячо и неистово, что Николь засмеялась.
   — Я не могу терпеть, — громким шепотом сказал он. — Ни одной минуты.
   — А как насчет предохранения? — поколебавшись, спросила она.
   — К черту! В этом больше нет необходимости. — Его пальцы коснулись ее бедер, раздвинули их, коснулись нежных складок и проникли во влажный теплый грот. — Ах, Николь, любовь моя…
   — Да, Брайан, — зашептала она. Его нежные прикосновения пробудили в ней сладостные ощущения, которые, казалось, были потеряны для нее навеки. — Да, Брайан, да, — шептала она, когда он отыскал бутон — маленький тугой узелок и прикоснулся к нему пальцем, вызвав в ней пламя желания и разлив сладострастные токи по телу. Он продолжал ласкать тугой узелок все энергичнее, и Николь, обхватив мужа за ягодицы, притянула его к себе.
   — Ну же, Брайан. У меня сейчас…
   Ствол прижался к ее плоти и заскользил взад-вперед, головка терлась об узелок сладострастия, а Брайан покачивал Николь в руках и шептал ей на ухо:
   — Люблю тебя…
   — Люблю тебя, — отвечала она.
   Он сильно, глубоко вошел в ее ноющее, трепещущее лоно.
   — О Боже! — прерывисто выдохнул он и, выйдя, снова с силой вошел в него на всю глубину. Кровать отчаянно прогибалась и скрипела под ними.
   Николь зажмурила глаза, крепко обхватила Брайана и при каждом его толчке старалась прижать к себе как можно сильнее. У нее было такое чувство, что она сейчас взорвется, ей казалось, что она не может им насытиться. Брайан подвел руки ей под ягодицы, и они задвигались вместе — удивительно слаженно и согласованно. Она закричала, выкрикивая его имя, и он ответил ей торжествующим криком, изливая семя в ее пульсирующее лоно. Он изливал ей не просто семя, он изливал ей свою любовь, и это длилось до тех пор, пока он не излил всего себя до последней капли, а затем затих обессиленный, и она прижалась к нему со слезами на глазах.
   Мужское естество в ее лоне стало медленно опадать. Николь чувствовала, как мышцы сжимаются вокруг теряющего силу ствола и улыбнулась: ее тело не желает его отпускать, хочет удерживать вечно. Как и она.
   — Плоть от плоти моей, — неожиданно сказал Брайан.
   Николь открыла глаза. Он смотрел на нее в упор и плакал, хотя и сам этого не осознавал. И при виде его слез она почувствовала себя сильной и любимой.
   — Плоть от плоти моей, — снова прошептал он. — Две составляют одно целое.
   — Навеки и навсегда, — сказала Николь, поцелуем смахивая его слезы.
   После этого он на какое-то время заснул. Николь лежала, глядя на растрескавшийся, в подтеках потолок. Рука Брайана обнимала ее за плечи, в комнате витал запах любви. Когда Брайан проснулся, Николь предложила позавтракать. Он отказался, а вместо этого снова взял ее — на сей раз неторопливо, без спешки, с долгими ласками, любуясь ее наготой. Затем они оба снова поспали, лежа в обнимку под ветхими одеялами. Когда Николь открыла глаза, небо за окном было темным.
   Брайан сидел на кровати и гладил ее волосы. Она повернула голову, чтобы поцеловать ему пальцы.
   — Ты не жалеешь? — спросил он тихонько.
   — Брайан! Ну как я могу сожалеть?!
   — Просто я подумал: может, я поторопился? Может, тебе больше по душе была бы настоящая свадьба? Вестминстерское аббатство. Толпы людей. Цветы.
   Николь передернула плечами:
   — Нет. Здесь как раз то, чего я хотела. Точнее, я бы предпочла, чтобы ты сказал, что любишь меня, три месяца назад. Это избавило бы нас от мучительных переживаний. — Подумав, она милостиво добавила: — Но, вероятно, ты тогда не любил меня.
   — Я любил тебя. — Брайан вздохнул, растянулся на кровати и привлек Николь к себе. — Любил с первого мгновения, как только увидел. Или, скорее, с первых слов, которые ты мне сказала.
   — Как ты можешь так говорить? Я вела себя по отношению к тебе безобразно! Обвинила в лени, во всех смертных грехах…
   — Но ведь ты была права, я и в самом деле слишком жалел себя.
   — Не без оснований.
   — Многие хорошие люди погибли, сражаясь с Наполеоном, — сказал Брайан. — У меня нет причин жаловаться, хотя тогда я полагал, что есть.
   — Я не могу поверить в то, что ты приехал сюда верхом, — шепотом проговорила Николь. — Чтобы спасти меня.
   — Зато я верю, так как с трудом сижу. — Услышав урчание в животе, он добавил: — И я страшно голоден.
   — Бедный ребенок, — пошутила Николь и поцеловала мужа. — Может, мне одеться, спуститься вниз и посмотреть, нет ли экстренного вечернего выпуска?
   — Честно говоря, мне хочется побыстрее выбраться из Англии. Отвезти тебя домой в Стратклайд, показать тебе море и острова. — Брайан обнял ее за плечи.
   — Я тоже этого хочу, но прежде чем мы уедем, я должна кое-что сделать. Мне следует извиниться.
   Брайан заглянул в золотистые глаза Николь.
   — Она непременно поймет.
   — Я знаю, но я хочу сама все рассказать.
   Брайан поднялся, потянулся за рубашкой.
   — Ладно, мы уже в Кенте. Это не займет много времени. И мы сможем, слава Богу, прилично поесть у миссис Уиккерс в «Белом лисе».

Глава 31

   Газету в академии получали на день позже, чем в Лондоне — ее привозила почтовая карета, проходившая через Дувр. Миссис Тредуэлл взяла ее в руки, чтобы по своему обыкновению просмотреть за стаканчиком хереса — нужно быть в курсе городских новостей. Вместе с ней в комнате находилась графиня, сидевшая за письменным столом и подписывавшая счета поставщиков.
   — Я всегда удивляюсь, — сказала мадам, макая гусиное перо в чернильницу, — как много едят молодые девушки. Ты видела последний счет мясника? Тридцать восемь фунтов!
   — Счастливые девушки — это голодные девушки, — философски заметила миссис Тредуэлл. — Счета значительно уменьшились после отъезда Николь. К тому же стало гораздо тише. Правда, я даже скучаю по звону клинков во дворе на утренней заре. — В ее голосе послышались грустные нотки.
   Мадам оторвалась от своего занятия:
   — Я уверена, что у нее все в порядке, Эвелин. Она находчива и изобретательна от природы. Ты только посмотри, как ей удалось убедить баронессу не болтать о том, что я вернулась в Англию и занимаюсь воспитанием дочерей аристократов.
   — Да, она повела себя очень умно. И тем не менее я беспокоюсь за нее. Она выглядела такой несчастной в последнее утро. Такой юной… И такой обиженной. — После некоторого колебания миссис Тредуэлл решилась задать вопрос: — Скажи, Кристиан, а это правда? Вы были любовниками в Париже?
   — Никогда не были. Ни в Париже, ни где-либо еще. Я не солгу, если скажу, что эта мысль мне даже в голову не приходила, Эвелин. Да, он был импозантен и могуч, но когда мы с ним встретились, я только что потеряла Жана-Батиста. А Брайан был такой галантный. Он пытался облегчить мое горе, старался развлечь меня, показывал достопримечательности. Но он никогда даже не поцеловал меня. Именно тогда я поняла, насколько он неординарен, и мне захотелось найти для него достойную женщину.
   — Ты считала, что Николь…
   — Да, в самом деле считала.
   — Он не слишком завидный жених, — с сомнением произнесла миссис Тредуэлл. — По крайней мере в настоящее время.
   — Это не так. Если, конечно, ты не придерживаешься мнений света и не думаешь, что тот, кто умеет танцевать на балах, выше человека честного и отважного.
   — Но у него было так много женщин…
   — Он просто искал ту, которую способен полюбить. И позволь напомнить, что никогда не волочился за теми, кто не был к этому готов.
   — Ах, эти неудовлетворенные жены! — пробормотала миссис Тредуэлл. — И почему они так бегали за ним?
   — Потому что благодаря ему женщина может почувствовать себя прекрасной. О, Николь была бы с ним счастлива! — Графиня некоторое время смотрела в пространство, затем, встрепенувшись, сказала: — Мы сделали все, что могли, для нее. Для них.
   — Если бы у нее было больше времени… — Миссис Тредуэлл вздохнула и развернула газету. Как всегда, она поначалу бросила взгляд на колонку «Городские слухи». И тут же вскрикнула.
   — Что такое? — Мадам резко повернулась на стуле, уронив перо.
   Миссис Тредуэлл поднялась со стула, сжимая лист в руке. Она положила его на письменный стол и ткнула пальцем в колонку. Мадам прочитала:
 
   Наконец это получило официальное подтверждение. Герцог Стаффорд подтвердил давние слухи о помолвке его сына и наследника Энтони, лорда Уоллингфорда, и несравненной мисс Николь Хейнесуорт. Дата свадьбы пока не определена…
 
   — Замечательная новость, — заявила графиня.
   — В самом деле, замечательная.
   — Самый завидный жених в Англии выбирает нашу Николь.
   — Самый завидный жених, — как эхо повторила миссис Тредуэлл.
   — Ты лучше подготовься к тому, что посыплется поток заявлений, Эвелин!
   — Наверняка.
   — Не говоря уж о том, что это заставит Эмили Хейнесуорт не болтать о моем присутствии здесь.
   — Конечно, — согласилась миссис Тредуэлл.
   — Помнишь, я всегда говорила тебе, что Николь станет нашей гордостью?
   — Да, говорила, — подтвердила миссис Тредуэлл, и слезы брызнули из ее глаз.
   — Эвелин, — уставилась на нее мадам, — в чем дело?
   Миссис Тредуэлл достала платочек и приложила его ко рту.
   — Она… она… она…
   — Возьми себя в руки, Эвелин, — строго приказала графиня.
   — Она станет второй Ванессой! Ты и я — мы обе знаем, что она не любит его! Господи, ну зачем она выходит за него замуж?
   — Потому что не может выйти замуж за Брайана Бору.
   — Да, не может, — согласилась сквозь слезы миссис Тредуэлл, теребя в руках платочек, затем после паузы добавила: — Но почему?
   — Эвелин! — Темные брови графини взметнулись вверх. — Я никак не ожидала от тебя такого вопроса! Выйти замуж за калеку и гуляку с безнадежной репутацией, к тому же шотландца? Да люди сочтут, что девушка рехнулась!
   — Не понимаю почему, — жалобно проговорила миссис Тредуэлл. — Ты сама говорила, что задача нашей академии — научить наших девочек противостоять судьбе. Воспитать их гордыми и уверенными в себе. Разве не это ты говорила мне?
   — Брак с наследником герцога — завидная участь!
   — Да, это так, но она не любит его!
   Неожиданно мадам улыбнулась:
   — Дорогая Эвелин! Я так горжусь тобой!
   — Мной? — изумилась миссис Тредуэлл. — Не могу представить почему.
   Графиня подошла и обняла ее:
   — За твои чувства. Я не была уверена, что ты не сочтешь мнение света правильным. Но ты оказалась сильнее, чем я предполагала. И это вселяет в меня надежду на будущее.
   — На будущее…
   — Да. Может быть, мы потерпели неудачу с бедняжкой Николь. Сочетание упрямства Бору и зловредности баронессы оказалось слишком серьезным препятствием. Но, Эвелин, у нас много девушек, которые полагаются на нас. У них остается шанс найти свое счастье. Мы не должны допустить, чтобы трудные обстоятельства нас раздавили. Мы обязаны продолжать наше дело.
   — Продолжать… — Миссис Тредуэлл, всхлипнув, подавила рыдание и распрямила полные плечи. — Да, мы должны, Кристиан. Ты совершенно права. И мы продолжим. — Однако глаза ее затуманились слезами. — Боже мой, а я такие надежды на нее возлагала!
   Мадам отвернулась.
   — Я тоже.
   Миссис Тредуэлл промокнула слезы платочком, затем из груди ее неожиданно вырвался смешок.
   — Эвелин, надеюсь, ты не собираешься закатить истерику? — встревожилась мадам.
   — Нет-нет! Я уже смирилась. Мы не можем рассчитывать на стопроцентный успех. Я просто подумала… — Из ее груди снова вырвался смешок. — Разве не удивительно, что мы рассматриваем это как поражение?
   После небольшой паузы кончики рта мадам вдруг приподнялись.
   — Ведь он — самая завидная партия в Англии! — Они обе расхохотались как девчонки.
   Успокоившись, миссис Тредуэлл перешла на более серьезный тон:
   — А вообще-то смешного мало, если подумать о том, что бедняжка Николь обречена на брак без любви. Она… — В ночной тишине за окном послышался стук колес. Директриса бросила взгляд на часы: — Половина одиннадцатого, поздновато для гостей. — Стук колес внезапно прекратился, а через минуту звякнул дверной молоток. — О Господи, надеюсь, никаких новых неприятностей. Может, это противная Кэтрин уговорила герцога и герцогиню забрать ее наконец от нас?
   — Мы не должны называть никого из девчонок «противная», — укорила ее графиня. — Даже если это соответствует истине. Я пойду открою.
   — Я пойду с тобой, вдвоем надежнее. — И они направились к двери.
   Выйдя во двор, они увидели баронессу Хейнесуорт. Рот ее был искажен от гнева; сверхмодная шляпка сбилась набок; глаза метали молнии. В руке она сжимала экземпляр газеты.
   — Леди Хейнесуорт? — не веря собственным глазам, спросила миссис Тредуэлл.
   — Ты! — Баронесса бросилась к графине, ткнув в нее пальцем. — Ты, мерзкая дрянь!
   — Попрошу вас, миледи! — попыталась вмешаться миссис Тредуэлл, однако остановить разъяренную гостью было невозможно. Она оттолкнула плечом директрису и снова набросилась на графиню.
   — Я предупреждала Николь! — взвизгнула баронесса, пытаясь добраться ногтями до глаз Кристиан. — Я говорила ей, к какому разряду женщин ты относишься. Я проклинаю тот день, когда привезла ее в этот вертеп! Вы опозорили ее! Вы обе ее погубили!
   Миссис Тредуэлл в оцепенении наблюдала за тем, как графиня пыталась отбиться от нападавшей на нее гостьи.
   — Я не нахожу причин для жалоб, Эмилия, — возразила графиня, удерживая кулаки баронессы. — Отчего вы так разволновались?
   — Разволновалась! — Это лишь увеличило ярость леди Хейнесуорт. Она покачнулась и едва не упала. — Должно быть, вы не читали!
   — Как же, мы читали, — заверила ее миссис Тредуэлл. — Мы как раз просматривали ее. И я должна сказать, что Николь делает честь академии. Мы ею очень горды.
   — Горды?! О Господи, чудовища! Вы злорадствуете — как же это гнусно! — Баронесса пошарила в ридикюле, вынула флакон с нашатырным спиртом и понюхала его.
   — Право же, я не могу понять причины вашего отчаяния, — нервно проговорила миссис Тредуэлл. — Он — самый завидный жених в Англии!
   — Самый завидный… о-о! Да вы с ума сошли! Я позабочусь о том, чтобы эту академию закрыли! Я скажу каждой матери, что посылать сюда дочь — это значит подписать ей смертный приговор! Да я… я… — Она снова понюхала флакон.
   — Я так понимаю, Эмилия, что этот брак вас огорчает? — спросила графиня.
   — Огорчает? Да он приводит меня в ужас! Как и любую мать, если она в здравом уме!
   — Я не вижу никаких оснований для этого, — проговорила миссис Тредуэлл, обретая большую уверенность. — Он происходит из уважаемого рода, у него завидное состояние. Он внешне весьма привлекателен. Он…
   — Он мерзкий шотландец! — взвыла баронесса.
   Миссис Тредуэлл растерялась:
   — Лорд Уоллингфорд — шотландец?
   — Уоллингфорд? А при чем здесь Уоллингфорд?
   — Как при чем? Ведь Николь выходит за него замуж.
   — Она не может! — возразила баронесса.
   — Почему?
   — Потому что она уже замужем! — выкрикнула Эмилия Хейнесуорт. — Вы же сказали, что уже видели объявление!
   — В котором сообщается, — ясно и четко произнесла графиня, как если бы разговаривала с умалишенной, — что она помолвлена с лордом Уоллингфордом.
   — Да это было во вчерашней газете! — Баронесса сунула директрисе номер, который держала в руках. — Вот сегодняшняя!
   Миссис Тредуэлл посмотрела туда, куда мать Николь ткнула пальцем — это была все та же колонка «Городские слухи». В ней, как и во вчерашней газете, фигурировала фамилия Хейнесуорт. Однако…
   — Кристиан, — прошептала миссис Тредуэлл. — Посмотри сюда.
   — Сегодняшний выпуск, — заметила мадам, взглянув на дату. И побледнела, увидев колонку.
 
   Ошеломляющее откровение! Сообщение во вчерашнем выпуске о помолвке между мисс Николь Хейнесуорт и Энтони лордом Уоллингфордом оказалось преждевременным! У нас есть авторитетное свидетельство о том, что молодая леди, о которой идет речь, этой ночью вышла замуж за новоиспеченного кавалера шотландского рыцарского ордена Брайана, лорда Бору.
 
   Мадам подняла глаза, которые стали огромными как блюдца.
   — Неужели это правда?
   — Томми был там собственной персоной! — отрезала баронесса. — Он пришел и все рассказал мне сегодня утром. Они сочетались браком в жалкой придорожной гостинице. О, ты поплатишься за это, Кристиан! И ты тоже, Эвелин! Я заставлю вас за это заплатить!
   — Кристиан! — Миссис Тредуэлл едва не пустилась в пляс. — Она сделала это! Пошла наперекор всем и сделала!
   — И он тоже! — Лицо графини сияло.
   Баронесса была близка к апоплексическому удару. Лицо у нее стало свекольного цвета, глаза едва не вываливались из орбит.
   — Ну да, вас это радует! Я знаю, что за всем этим стояли вы! А ведь какое чудесное будущее для нее вырисовывалось! А теперь я не могу смотреть людям в глаза!
   И тогда миссис Тредуэлл ощетинилась. Она выпрямилась во весь рост, грудь ее колыхалась, глаза сверкали.
   — Послушайте, Эмилия Мэдден Хейнесуорт! Мне надоели ваши ругань и угрозы! Вполне возможно, что лорд Уоллингфорд — очень милый и очень богатый человек и прямой наследник герцога. Но можете мне поверить — это ровным счетом ничего не значит для Николь. Потому что у нее есть голова на плечах — и, заметьте, всегда была, несмотря на то что вы делали все, чтобы подавить ее волю. — Баронесса открыла было рот, чтобы выразить протест, но миссис Тредуэлл погрозила ей пальцем: — Дайте мне закончить! Если Николь вышла замуж за лорда Бору, она сделала это потому, что любит его. И нет ничего важнее этого. Если бы она была моей дочерью, я бы на каждом перекрестке кричала о том, какая она умница. Идите к своим друзьям и начинайте перемывать косточки мне и Кристиан, ведь это ваше любимое занятие! Закрывайте академию, действуйте! Мы с графиней испытываем удовлетворение оттого, что по крайней мере одной замечательной юной леди помогли обрести подлинное счастье! Это стоит тех скандалов, которые вы намерены устроить.
   И миссис Тредуэлл решительно скрестила руки на вздымающейся от гнева груди.
   — Эвелин, — восхищенно сказала графиня. — Замечательная речь!
   — Вот мы и приехали, — раздался со стороны ворот бархатный мужской голос. Возбужденные разговорами женщины словно по команде повернули головы и уставились в темноту.
   — Брайан? — неуверенно спросила графиня. — Это ты?
   — Он самый, — откликнулся Брайан Бору, а в это время сидевшая перед ним фигура соскользнула на землю и протянула ему руки. Он довольно неуклюже спешился, при этом значительную часть его веса приняла на себя Николь. Затем они медленно направились к двери, при этом Бору опирался на ее плечи.
   Баронесса посмотрела на заляпанное грязью бальное платье Николь, небрежно зашпиленные волосы и пришла в ужас:
   — Боже мой! Николь, ты выглядишь…
   — Очаровательной! — улыбаясь, перебила ее графиня. — Сияющей! И вы только посмотрите на Бору! Он сам приехал на лошади! Сам ходит!
   — Более или менее, — скромно заметил Брайан.
   — Он делает большие успехи, — заявила Николь, улыбаясь Брайану. Затем она перевела взгляд на баронессу:
   — Мама? Не ожидала увидеть тебя здесь, не думала, что ты приедешь поблагодарить мадам и миссис Тредуэлл.
   Баронесса безмолвствовала. За нее ответила миссис Тредуэлл:
   — Я бы не сказала, что это так, Николь. Скорее для того, чтобы отомстить.
   Николь неуверенно шагнула к матери:
   — Прошу тебя, не сердись. Я знаю, что это не то, чего ты хотела для меня.
   — Я никогда больше не смогу появиться на людях! — выкрикнула баронесса.
   — На людях… ах, милая мама. — Когда она в последний раз ласково обращалась к матери? — Милая мама, — снова повторила Николь. — Ну какая разница, что думают другие, если ты не испытываешь удовлетворения по ночам в своей постели?
   — Как ты можешь говорить о таких интимных вещах? — всполошилась баронесса, — Я не то имела в виду!
   — То, что происходит в постели, затем блекнет, — горячо сказала мать. — Поверь мне! Я знаю.
   — Но разве так должно быть? И всегда? Я изо всех сил старалась заставить себя выйти замуж за Уоллингфорда, мама! И знаешь почему? Не ради себя — ради тебя. Всю свою жизнь я хотела порадовать тебя, сделать так, чтобы ты гордилась мной. — Николь шумно вздохнула. — Я думала, если добьюсь этого, ты будешь счастлива!
   — И я была бы счастлива.
   — Ах, мама, так ли это? Если бы я вышла замуж за наследника герцога, ваши отношения с отцом стали бы лучше?
   Баронесса гневно свела брови:
   — Не тебе читать мне лекции о моем браке! Тем более что твой брак — это настоящий позор!
   — Позор для кого? — грустно спросила Николь. — Ты хочешь знать, чему я научилась у этих замечательных женщин? Я не могу полагаться на то, что ты сделаешь меня счастливой, мама. Я согласна, что если бы я вышла замуж за Уоллингфорда, это еще более упрочило бы твою репутацию в высшем свете. Но твоя репутация и без того высока, разве не так? А вот дома, в своих отношениях с отцом, ты несчастна.
   — Как ты смеешь… — начала было баронесса и запнулась. Она полезла за нашатырным спиртом, уронила его, стала искать платочек. — Я… я…