Холт Виктория. Королева Кастильская

   – И тем самым отложить свой отъезд к Эммануилу?
   – Ее присутствие напомнит народу о том, что мы для него делаем с помощью брачных союзов.
   – Совершенно излишне! Изабелла должна готовиться к немедленному отъезду в Португалию.
   Королева собиралась возразить, но Фердинанд упрямо сжал губы, словно напоминая ей: «Это такие же мои дети, как и твои. Ты можешь быть королевой Кастилии, однако главой семьи остаюсь я».
   Королева знала, что возражать бесполезно. Короткая отсрочка не сыграет большой роли для Изабеллы. К тому же королева была уверена, что ее дочь будет не менее счастлива с Эммануилом, чем Маргарита с Хуаном.

* * *

   Прибытие Маргариты в Испанию принесло Катарине огромное облегчение. Она своими глазами увидела, что приезд иностранной принцессы в дом ее жениха мог стать радостным событием.
   А как приятно было наблюдать за счастьем Маргариты и Хуана!
   Веселая и умная, Маргарита весьма дружески относилась к сестрам своего мужа, а ее привычка всегда без колебаний говорить то, что она думает, поражала всех.
   Катарина понимала, что принцесса Изабелла несколько шокирована поведением своей невестки. Кроме того, Изабелла не могла разделить их радость, поскольку ее собственный отъезд из дома неотвратимо приближался.
   – Как это жестоко с нашей стороны быть счастливыми и веселыми, когда Изабелла вскоре покинет нас, – говорила Катарина Марии.
   Мария изумленно смотрела на сестру. Как и отец, она не понимала, почему Изабелла так расстроена своим отъездом. Она ведь уезжает, чтобы выйти замуж, чтобы сыграть свадьбу, как Хуан; она ведь будет в центре всеобщего внимания. А быть центром всеобщего внимания Марии казалось весьма привлекательным.
   Чтобы немного побыть с Изабеллой, Катарина нередко покидала оживленную компанию, которую развлекала Маргарита, рассказывая об обычаях фламандцев.
   За последние недели Изабелла сильно изменилась. Она смирилась, похудела. На ее щеках появился чахоточный румянец, отчего лицо казалось очень красивым. Кашель по-прежнему беспокоил ее, но она всегда старалась с ним справиться.
   Однажды Катарина незаметно пробралась в покои сестры и увидела ее стоящей у окна.
   – Можно войти, Изабелла?
   – Ну конечно же!
   Изабелла протянула сестренке руку, и та с нежностью взяла ее.
   – Почему ты приходишь ко мне? – спросила Изабелла. – Разве тебе не веселее там, с остальными?
   Катарина задумалась. Да, конечно, там было веселее. Маргарита очень забавна, интересно было наблюдать за ней и напоминать себе, что нечто подобное может произойти и с тобой, когда ты приедешь в качестве невесты в чужую страну. Однако стоило Катарине только подумать об Изабелле, как ее переставали развлекать рассказы Маргариты.
   – Я хочу быть с тобой, – объяснила девочка.
   – Нам осталось совсем недолго быть вместе, ведь очень скоро я отправлюсь в Португалию. А Хуан с Маргаритой – путешествовать, так что ты будешь скучать и по ним тоже. Но они, конечно, вернутся обратно.
   – Ты тоже вернешься.
   – Да. Мама обещала, что я приеду повидаться со всеми вами или она приедет ко мне. А если приедет она, тогда, надеюсь, возьмет с собой и тебя, Катарина.
   – Я буду умолять ее об этом.
   Некоторое время они сидели молча, затем Изабелла проговорила:
   – Катарина, ты у нас самая младшая, и все же я считаю, что ты самая мудрая. Ты больше понимаешь мои чувства, чем остальные.
   – Потому что однажды мне тоже придется покинуть дом.
   – Да, разумеется, – задумчиво проговорила Изабелла. – До чего же я эгоистична и все время говорю только о себе. У тебя все будет иначе. Катарина, как я жалею, что не умерла раньше.
   – Тогда тебя не было бы сейчас здесь.
   – Ты была слишком маленькой, чтобы помнить, что происходило в нашей стране, и теперь из-за меня то же самое начнется в Португалии. Эммануил согласился на их условие.
   – Они изгонят оттуда евреев. Изабелла, разве это плохо? Ведь это значит, что Португалия станет полностью христианской страной, как и Испания.
   – Я думаю о тех мужчинах, женщинах и детях, которых выбросят из их домов.
   – Но они же евреи, Изабелла. Я слышала, что говорят о них слуги. Они травят колодцы. Губят заклинаниями урожаи. И ты ведь знаешь, Изабелла, они делают гораздо худшие вещи. Они похищают христианских младенцев и распинают их так же, как распяли Христа.
   – Я тоже слышала подобные россказни, но сомневаюсь, правда ли все это?
   – Что же тебя в них удивляет?
   – Дело в том, что когда люди совершают огромную несправедливость, они стараются убедить себя, что поступают правильно.
   – Но ведь безусловно хорошо обращать людей в христианскую веру. Это делается для их же блага.
   – Я все понимаю, Катарина, но меня преследуют видения этих несчастных. Я вижу их во сне. Они невероятно страдают. Когда они добираются до варварских чужеземных стран, их обкрадывают и убивают. Маленьких девочек, таких как ты, насилуют на глазах у родителей. А после этого им разрезают желудки, поскольку ходят слухи, будто они проглатывают драгоценности, чтобы с помощью них спастись. Понимаешь, им не разрешали брать с собой принадлежащее им имущество.
   – Изабелла, тебе надо молиться. Ты должна успокоиться и стать невозмутимой, как Маргарита. Ты не должна думать о подобных ужасах.
   – Маргарите проще. Она не ехала к мужу с таким грехом на совести.
   – Не надо, Изабелла.
   – Но это так, Катарина. Я слышу во сне их голоса. Вижу их… множество гневных испуганных лиц. Мне снятся кошмары, я чувствую, что на мне лежит проклятие.
   Но что могла сделать Катарина, чтобы утешить сестру…

ТРАГЕДИЯ В САЛАМАНКЕ

   Хуан и Маргарита начали свое триумфальное путешествие по стране, а для принцессы Изабеллы наступило время собираться к Эммануилу.
   Она очень обрадовалась, что с ней поехала мать. Их сопровождал и Фердинанд, но принцессе не о чем было разговаривать с отцом; она знала, с каким нетерпением он ждет, чтобы ее брак свершился.
   Королева же не понимала нежелания дочери возвращаться в качестве невесты в страну, где жил человек, которого она так нежно любила; однако королева и представления не имела о страхах, овладевших мыслями дочери. Ей казалось непостижимым, что молодая Изабелла могла быть настолько озабочена судьбою той части общества, которая отказывалась от блага христианства.
   Поскольку Изабелла была вдовой, ее свадьба проходила не столь роскошно и торжественно, как обычные королевские свадьбы. Народ все еще праздновал бракосочетание Маргариты и Хуана, которое стоило Фердинанду с Изабеллой огромных денег, и хотя союз с Португалией был чрезвычайно важен, королевская чета не пожелала тратить на свадьбу старшей дочери больше того, чем требовалось. Посему церемония свершилась довольно тихо и незаметно в маленьком городке Валенсия-де-Алькантара, где Эммануил ожидал свою невесту.
   Странные чувства охватили Изабеллу, когда она взглянула в лицо жениха. На нее нахлынули воспоминания о дворце в Лиссабоне, где она впервые увидела его, стоящего подле короля, и подумала, что он и есть Альфонсо.
   Позже они подружились, а после трагической гибели Альфонсо Эммануил сделался самым близким и самым понимающим из всех друзей. Именно тогда он и предложил ей остаться в Португалии и стать его женой.
   Теперь он – король Португалии. Ему никогда не стать бы королем, не произойди тот несчастный случай в лесу. Останься Альфонсо в живых, у них с Изабеллой родились бы сыновья, которые взошли бы на престол раньше Эммануила.
   Но все получилось иначе, и так трагично. И вот теперь она здесь, и она – невеста Эммануила.
   Он поднес к губам и поцеловал ее руку. Эммануил по-прежнему страстно любил Изабеллу. Ее удивило, что молодой человек остался верен ей все эти годы. Даже когда она носила траур по Альфонсо и во всеуслышание объявила, что никогда не выйдет замуж еще раз, он продолжал ждать ее.
   И вот наконец она приехала к нему, но теперь на ее плечах лежало непосильное бремя страданий тысяч евреев.
   За ее улыбкой скрывалась боль. Эммануил тоже считал чудовищной ценой поставленное перед ним условие – ведь ему пришлось отказаться от собственных убеждений.
   Бракосочетание свершилось, и Фердинанд ликовал. Королева любезно улыбалась. Инфанта Изабелла Испанская стала королевой Португалии.

* * *

   Изабеллу радовало, что их свадьба была скромной, а не обычной, изнуряющей церемонией. Этого она просто не вынесла бы.
   Теперь, побыв с Эммануилом, она наконец почувствовала его нежное отношение к ней, его любовь и решимость сделать ее счастливой. «Я счастлива, – подумала она, – наверное, так же, как Маргарита счастлива с Хуаном».
   С ее стороны было глупо откладывать брак на столь долгое время. Она могла бы выйти замуж за Эммануила годом, двумя… даже тремя годами раньше. Если б она так сделала, у нее сейчас, возможно, уже родился бы ребенок.
   – Какой вы преданный, – сказала она Эммануилу, – ждать меня столько лет…
   – Разве вы не поняли, что с первого взгляда я стал навеки предан вам?
   – Но я уже не молода. Мне двадцать семь. Вы же могли жениться на моей сестре Марии. Она на двенадцать лет моложе, к тому же девственница.
   – Неужели вас удивляет, что я хотел жениться только на Изабелле?
   – О да, – отвечала она, – очень. Он взял ее руки и поцеловал.
   – Скоро вы поймете, что это вовсе не странно. Я полюбил вас сразу. Любил и тогда, когда вы уехали, а сейчас, когда вы вернулись сюда, ко мне, люблю вас больше чем когда-либо.
   – Я постараюсь быть достойной женой, Эммануил.
   Он страстно поцеловал ее, но ей показалось, что какая-то мысль тревожит его. И она знала, какая. Он не упоминал об «условии», однако оно существовало. Изабелла это чувствовала… «Условие» стояло между ними и мешало их счастью.
   Рядом с Эммануилом она осознала, что у нее снова есть любящий муж, и это наилучший способ стерпеть воспоминания об Альфонсо и о том давнем медовом месяце, закончившемся великой трагедией.
   Эммануил напоминал ей покойного мужа. И хотя Изабелла не ощущала того неистового наслаждения, которое испытывала с Альфонсо, она верила, что со временем они с Эммануилом достигнут полного взаимопонимания.
   В первые дни Изабелла забыла обо всем. Потом заметила, что у одного из слуг Эммануила еврейские черты лица, и когда ловила на себе случайные взгляды этого человека, они казались ей исполненными злобы и недружелюбия, и ее охватывал страх.
   Она ничего не сказала мужу, но ночью проснулась от собственного крика – ей приснился кошмарный сон.
   Эммануил старался успокоить ее, а она не могла вспомнить, что ей приснилось. Единственное, что ей удалось, это выплакать свой ужас в объятиях мужа.
   – Это моя вина, – твердила она. – Моя вина. Мне надо было приехать к тебе раньше. Я никогда бы не позволила случиться такому.
   – Чему, дорогая? – вопрошал он. – Скажи мне, о чем ты думаешь?
   – Я думаю о том, на что мы обрекли этих людей. О цене, которую тебе пришлось заплатить за наш брак.
   Она почувствовала, как его тело напряглось, и поняла, что, без сомнения, он не меньше нее думает о том проклятом условии.
   Он целовал ее волосы и приговаривал шепотом:
   – Да, тебе следовало приехать ко мне раньше, Изабелла. Намного раньше.
   – А теперь?
   – А теперь я дал слово.
   – Эммануил, ведь ты презираешь и ненавидишь это условие. Оно тебя преследует… так же, как и меня.
   – Я так страстно желал тебя, – сказал он. – От меня потребовали именно эту цену, и мне пришлось заплатить ее… потому что я безумно люблю тебя.
   – Разве не было другого выхода? – прошептала она.
   Когда она задавала этот вопрос, перед ней безмолвно вставало суровое лицо Торквемады, спокойное лицо матери и хитрое, довольное лицо отца. Они придумали это ужасное условие. И настояли на нем.
   Какое-то время они молчали, потом она продолжила:
   – На нас словно легла тень смерти. Эти чужие люди, с их странной религией, будут проклинать нас за то, что мы с ними сделали. Будут проклинать наш королевский дом. Я боюсь, Эммануил.
   Он крепко прижал ее к себе, и когда заговорил, голос его звучал глухо:
   – Мы должны сдержать слово, а потом обо всем забыть. То не наша вина. Я оказался слаб в своем желании к тебе. Но теперь мы муж и жена. Мы выполним условие, а затем… начнем все сначала.
   – Разве такое возможно?
   – Конечно, моя Изабелла.
   Она успокоилась, но когда заснула, сны опять начали преследовать ее голосами тысяч мужчин, женщин, детей, изгнанных из своих домов за их веру. Эти голоса проклинали ее, проклинали объединившиеся королевские дома Испании и Португалии.

* * *

   Саламанка праздновала прибытие испанского наследника и его супруги. Люди, жившие за много миль отсюда, словно муравьи двигались через всю страну в университетский город. На празднестве присутствовало множество студентов всех национальностей, так как после Парижского университета Саламанкский считался в мире вторым по значению научным центром. Город был богатым: здесь приобрели дома и поселились многие титулованные лица, чтобы жить поближе к своим сыновьям-студентам и приглядывать за ними во время их обучения в университете.
   По улицам с важным видом расхаживали студенты в накидках, цвет которых указывал на принадлежность к тому или иному факультету. В Саламанке нередко веселились, но подобного праздника еще не наблюдалось ни разу. Непрерывно звонили церковные колокола; на улицах возле церквей и в церковных дворах звучал смех; привели быков для предстоящей корриды, а на главной площади города веселье и радость достигли предела. На балконах домов сидели красивые женщины, и студенты смотрели на них горящими от восторга глазами. Когда время от времени на улицах появлялась великолепная кавалькада, толпа встречала ее восторженно-приветственными криками – все знали, что это – часть свиты принца.
   Отправляясь на балы и пиршества, даваемые в их честь, принц с супругой проезжали по улицам, и у жителей Саламанки была возможность выразить свою радость и любовь наследнику короны.
   Итак, в Саламанке царили веселье и восторженная преданность королевской чете.
   Маргарита взирала на все спокойно.
   Конечно, приятно знать, что народ их любит, но она подозревала, что людям больше нравятся веселье и праздничное возбуждение от церемонии. Маргарита не стала говорить о своих догадках Хуану, возможно, она была несколько опытнее мужа.
   Его радовало общее веселье не потому что он любил лесть – она ему надоедала, и он считал ее не заслуживающей внимания, – а потому, что знал – родителей очень обрадует подобный прием.
   Они танцевали на балу, устроенном в их честь, и сейчас находились в своих покоях.
   Маргарита совершенно не устала, она могла бы протанцевать всю ночь, поскольку была очень счастлива как никогда в жизни. Она смотрела на Хуана и думала: «Теперь настало время разделить мое счастье с ним, для него оно будет так же велико, как и для меня, и он обрадуется так же, как радуюсь я».
   Она не хотела делиться с ним новостью, пока не уверится во всем окончательно, но теперь твердо знала, что никаких сомнений нет.
   Она села на кровать и посмотрела на мужа. Затем отправила слуг, помогавших им готовиться ко сну – ей не хотелось видеть никаких посторонних людей. Она знала, что удивляла слуг; но если Хуан принял ее свободные фламандские манеры, пусть и другие сделают то же. Слугам, прибывшим вместе с ней из Фландрии, было трудно почувствовать себя в Испании как дома. «Эти вечные церемонии, – жаловались они, – не только утомительны, но и нелепы». – «Вы должны понять, что наши обычаи могут показаться им грубыми, это, возможно, еще хуже, чем нелепые, – отвечала Маргарита. – Говорят же: «В чужой монастырь со своим уставом не ходят». Вот и надо вести себя, как принято в Испании».
   И еще она для себя решила, что если слуги не смогут освоиться в Испании, им придется возвратиться во Фландрию. «Мне, счастливой здесь, не нужны несчастливые люди».
   – Хуан, – заговорила она. – По-моему, сегодня вечером я несколько смутила общество.
   – Неужели?
   – О, да полно тебе, разве ты не видел изумленно поднятых бровей? Мои фламандские манеры их поразили.
   – Разве это имеет какое-нибудь значение, если ты им понравилась?
   – Разве я им понравилась?
   – Ты нравишься мне… так пусть все остается как есть.
   – Но, Хуан, ты так всему радуешься. Наверное, мне следовало бы научиться быть более величественной, более испанской, более похожей на королеву. Я должна постараться во всем подражать твоей матушке и стать похожей на нее.
   – Оставайся такой, какая ты есть. – Он поцеловал Маргариту в губы. – Это мне нравится больше.
   Она спрыгнула с кровати и начала плавно и торжественно танцевать павану. Но вдруг ее настроение изменилось.
   – А вот как бы станцевали павану во Фландрии, – объявила она.
   И исполнила такую убийственную пародию на этот испанский танец, что Хуан чуть не умер от смеха.
   – Ну же, потанцуй со мной, – попросила она, протягивая ему руки. – Если будешь танцевать очень хорошо, я открою тебе один секрет.
   Когда муж приблизился к ней, Маргарита заметила, что он выглядит смущенным, и лицо его пылает.
   – Хуан, – сказала она, – ты устал.
   – Немного. В зале было очень жарко.
   – Твои руки просто горят!
   – Неужели?
   – Сядь. Я приготовлю тебя ко сну. Ну пойдем же, я буду твоим слугой.
   – Маргарита, – произнес он, смеясь, – что подумают слуги о твоих диких манерах?
   – Что я – фламандка… только и всего. Разве тебе не известно, что фламандцы – это народ, который предпочитает шутки и смех любым торжественным церемониям. Они простят мне мои странности только потому, что я – фламандка. А как только они узнают мою новость, то простят мне все на свете.
   – Какую новость?
   – О, да разве ты не догадываешься?
   – Марго!
   Она наклонилась к нему и нежно поцеловала в лоб.
   – Мы будем счастливы с тобой, маленький отец, – шепотом ответила она.

* * *

   Это была незабываемая ночь.
   – Я всегда буду любить Саламанку, – сказала Маргарита.
   – Мы привезем его в Саламанку, как только он подрастет, – произнес Хуан.
   – И пошлем его в здешний университет и скажем людям, что мы любим их город за то, что провели здесь самые счастливые дни и ночи нашего медового месяца.
   – И здесь я впервые узнал о том, что он существует.
   Они рассмеялись и снова занялись любовью; теперь они чувствовали себя более серьезными, более ответственными. Теперь они не просто любовники, а почти родители, и они благоговели перед такой перспективой.
   Когда Маргарита проснулась, уже рассветало. Почему-то она встревожилась. И она не знала причины. Город уже пробуждался к жизни. На улицах появились студенты.
   Ощущение тревоги усилилось.
   Маргарита села на кровати и громко позвала:
   – Хуан!
   Он не ответил, и ей пришлось окликнуть его еще раз. Румянец по-прежнему играл на его щеках, а когда она прижалась лицом к его лицу, ее поразило, до чего оно горячее.
   – Хуан! – прошептала она. – Хуан, дорогой, проснись! Он открыл глаза, и ей тут же захотелось заплакать от радости и облегчения, когда она увидела, что муж улыбается.
   – О, Хуан, я вдруг подумала – что-то случилось!
   – Разве может случиться что-нибудь плохое? Маргарите показалось, что его тело обжигает ей пальцы.
   – Какой ты горячий!
   – Я? Разве? – Он хотел приподняться, но не смог и снова упал на подушки.
   – Что с тобой, Хуан? Что у тебя болит? Он положил ее ладонь на свой лоб.
   – У меня кружится голова.
   – Ты болен! – Маргарита мигом соскочила с кровати, накинула халат и подбежала к двери с криком:
   – Быстрее сюда! Принц заболел!

* * *

   Вокруг кровати стояли врачи.
   «У Его Высочества лихорадка, – говорили они. – Но с помощью наших лекарств он очень скоро поправится».
   Маргарита весь день провела у постели мужа. Она с нежностью наблюдала за ним, прилагая все усилия, чтобы разглядеть на его лице признаки выздоровления.
   Однако ее надежды не оправдались, и всю следующую ночь она снова просидела у постели больного.
   Рано утром у него началась горячка.
   Доктора собрались на консилиум.
   – Ваше Высочество, – заявили они, – мы считаем, что необходимо безотлагательно известить короля и королеву.
   – Пусть это сделают, и как можно быстрее, – спокойно ответила Маргарита.
   Гонцы во весь опор поскакали в пограничный город Валенсия-де-Алькантара. Маргарита, не смыкая глаз, сидела у постели мужа.

* * *

   Фердинанд принял посланников из Саламанки.
   Он прочитал письмо Маргариты. Хуан болен! Но он же был совершенно здоров в начале их медового месяца! Наверное, это просто истерические страхи молодой женщины. Хуан, видимо, немного устал; наверное, супружеские обязанности утомили юношу, который до свадьбы вел чрезвычайно добродетельную жизнь. У Фердинанда, когда он женился, подобных проблем не возникало, однако он допускал, что Хуан мог сильно отличаться в этом отношении от него.
   Но вот пришло еще одно письмо. Оно было подписано двумя докторами. Состояние здоровья принца вызывает у них тревогу. Они считают, что он подхватил злокачественную лихорадку, и болезнь настолько прогрессирует, что родители должны незамедлительно приехать.
   Фердинанд помрачнел. Выходит, это не женская истерика, и Хуан, по-видимому, действительно серьезно болен.
   Как это несвоевременно! Изабелла все еще празднует свой брак с Эммануилом, и если Фердинанд с Изабеллой неожиданно отправятся к Хуану, их отъезд может вызвать беспокойство и всякие нежелательные толки.
   Фердинанд шел к покоям Изабеллы, размышляя о том, как лучше сообщить ей печальную новость. При виде мужа она улыбнулась, король почувствовал внезапный прилив нежности к ней. Она выглядела немного постаревшей; на лице прибавилось еще несколько морщинок, вызванных отъездом Хуаны, а затем Изабеллы. Когда Фердинанд закончил хлопоты, связанные с браком старшей дочери, у него появилось время для проявления нежных чувств к жене. «Она добрая, хорошая, преданная мать, – думал он, – и если иногда неправильно ведет себя по отношению к детям, то это из-за чрезмерной любви к ним».
   Он решил умолчать о письме докторов и показать ей только письмо Маргариты. Тогда она не так сильно разволнуется.
   – Известия из Саламанки, – сообщил он. Лицо королевы озарилось радостью.
   – Я слышала, что народ устроил им такой прием, какого редко кто удостаивался прежде, – промолвила она.
   – Да-да, это правда, – ответил Фердинанд, – но вот…
   – Но – что?.. – воскликнула королева, и в ее глазах появилась тревога.
   – Хуан немного нездоров. Я получил письмо от Маргариты. Бедное дитя пишет совершенно не так, как положено уравновешенной даме.
   – Покажи мне письмо.
   Фердинанд вручил ей письмо, и пока Изабелла читала, обнимал ее за плечи.
   – Видишь, это просто приступ истерии со стороны Маргариты. Если тебе интересно мое мнение, скажу, что женитьба нашего Хуана на такой веселой и полной жизни девушке несколько утомила его. И он нуждается в отдыхе и покое.
   – Лихорадка! – воскликнула королева. – Интересно, что это означает?
   – Перевозбуждение. Излишнее волнение… Изабелла, я вижу, ты взволнована. Я немедленно отправлюсь в Саламанку. Ты останешься здесь, чтобы попрощаться с Изабеллой и Эммануилом. Напишу из Саламанки, чтобы вас успокоить.
   Изабелла обдумывала слова мужа.
   – Знаю, – продолжал Фердинанд, – что если я туда не поеду, ты будешь по-прежнему беспокоиться. Если же мы отправимся в Саламанку вдвоем, это породит самые нелепые слухи, которые немедленно расползутся по всей стране.
   – Ты прав, Фердинанд. Пожалуйста, как можно скорее поезжай в Саламанку. И напиши мне… как только увидишься с ним.
   Фердинанд с большой нежностью поцеловал жену, как не целовал ее уже долгое время. Он очень любил Изабеллу, особенно когда перед ним была не властная королева, а покорная жена.

* * *

   Саламанка встретила Фердинанда тишиной. Казалось, университетский город погрузился в траур.
   Казалось, даже не надо было смотреть на докторов, чтобы почувствовать их тревогу.
   – Как себя чувствует мой сын? – сразу осведомился он.
   – Ваше Величество, с тех пор как мы вам написали, лихорадка не только не ослабла, но стала еще сильнее.
   – Я немедленно пойду к больному.
   У постели Хуана он увидел Маргариту и еще несколько рыдающих женщин, а выражение лиц мужчин было настолько скорбным, что королю показалось – сын доживает последние часы.
   Фердинанд испытующе посмотрел на слуг, и гнев вытеснил его страх. Как они только осмеливаются думать, что Хуан умрет?! Он не может умереть. Хуан – наследник объединенной Испании, а если не будет наследника мужского пола, возникнут сложности с Арагоном – они не потерпят правителя-женщину. До рождения Хуана у них с Изабеллой были только дочери. И теперь после всех их надежд и планов Хуан умрет? Нет – это невозможно!
   Бледная и осунувшаяся, Маргарита держала себя в руках и выглядела спокойной. Фердинанд почувствовал расположение к невестке. Однако безжизненное лицо Хуана испугало короля.
   Он встал на колени подле кровати и взял больного за руку.
   – Сын мой, что это за дурные известия я услышал? Хуан слабо улыбнулся ему и произнес:
   – О, отец, вот ты и приехал. А мама здесь?
   – Нет. Для чего ей приезжать, когда у тебя легкое недомогание. Сейчас она в Валенсии-де-Алькантара, провожает твою сестру Изабеллу в Португалию.