Холт Виктория. Шелковая вендетта

   – Вы живете в Свэдцингхэме?
   – У меня дом поблизости... мне повезло, что я живу рядом со своими избирателями. У меня есть дом и в городе... недалеко отсюда. У каждого члена парламента должно быть два дома – один там, где его избрали, а второй – в парламенте. Я слышал, у вас преуспевающий салон модного платья.
   – Да, но не только мой – там работают моя бабушка, Касси... вы помните Касси?... И графиня Бэллэдер.
   – Ну, я вижу вы стали действительно серьезной деловой женщиной.
   – Что ж... можно сказать и так.
   – Это редкость в наше время.
   – Для женщины это всегда нелегко. Ей приходится работать вдвое больше, чем мужчине, чтобы добиться равного успеха.
   – Очень несправедливое положение вещей, но полагаю, что это действительно так. Я часто думал о вас.
   – Правда?
   – Да. Вы остались в этом доме, где вам угрожала такая опасность. С моей стороны было непростительно. Уехать вот так. Я должен был набраться мужества и остаться.
   – Но как вы могли? Вы ведь были гостем Чарльза.
   – Он поступил отвратительно. У меня до сих пор вскипает кровь в жилах, когда я думаю об этом.
   – Было очень любезно с вашей стороны заступиться за меня.
   – Слишком поздно... ведь злодеяние все равно совершилось.
   – И все равно спасибо.
   – Мне бы хотелось зайти к вам как-нибудь, посмотреть, как вы устроились. Вы позволите?
   – Конечно. К нам заходят и мужчины, – правда, обычно они сопровождают дам.
   – Тогда я попрошу Джулию привезти меня к вам.
   – Отличная мысль.
   – Джулия говорит, у вас маленькая дочка.
   – Ей уже семь лет. Она очаровательна. – Я почувствовала, что начинаю светиться, как бывало всегда, когда речь заходила о Кэти.
   – Глядя на вас, я мог бы об этом догадаться, – с улыбкой сказал он.
   К нам подошла Джулия.
   – О, Дрэйк... так ты нашел Ленор.
   – Да, мы предавались воспоминаниям.
   – Ну, это совсем старая история.
   – Не такая уж старая.
   – Послушай, Дрэйк, все мы были тогда детьми. Иди поговори с Роскоффом. Он, конечно, божественно играет, но разговорить его трудновато. Увидимся позже, Ленор.
   Он улыбнулся мне и ушел вместе с Джулией.
   Меня взволновала эта встреча.
   В этот вечер нам больше не представилось шанса поговорить. Касси захотела домой, и так как мы никогда не задерживались после концерта, я уехала вместе с ней.
   По дороге я спросила у нее:
   – Ты видела Дрэйка Олдрингэма?
   – Дрэйка Олдрингэма? Это не того...
   – Да, тот самый, что приезжал к нам когда-то с Чарльзом. Потом был скандал, и он кинул твоего брата в озеро.
   – Да, я помню. Он наказал Чарльза за то, что тот запер тебя в мавзолее. Так он был здесь сегодня?
   – Да, и он определенно подружился с Джулией.
   – Как странно! Но вряд ли между ними есть что-то серьезное. Джулия встречается с таким количеством народу. Они неизбежно должны были когда-нибудь встретиться.
   Когда мы приехали домой, я рассказала об этой встрече бабушке. Она всегда любила послушать, как мы провели вечер.
   – Я так удивилась, когда увидела его, – сказала я.
   – Ты сразу его узнала?
   – Конечно. Он из тех людей, кого не забудешь. В нем всегда было что-то особенное. Помнишь, как Чарльз гордился, что он соблаговолил провести каникулы в Шелковом доме?
   – Интересно, увидитесь ли вы с ним снова, – произнесла бабушка, внимательно глядя на меня.
   – Он сказал, что заедет, – ответила я, – с Джулией.
   Он и правда заехал – и действительно с Джулией. Бабушка с Касси вышли их встречать, я представила ему графиню.
   – Ну разве не странно видеть Ленор в таком месте? – сказала Джулия. – Кто бы мог подумать такое лет десять назад?
   – С тех пор мы все изменились, – напомнила я ей. – Не хотите ли выпить кофе? В это время мы часто пьем кофе.
   – Да, пожалуйста, и мне хотелось бы здесь все осмотреть.
   – О, Дрэйк, – воскликнула Джулия, – ты же не интересуешься модой.
   – Зато я интересуюсь Ленор, – парировал он.
   – Это просто чудо, что им удалось такое сделать, – заметила Джулия.
   – Они очень способные, – улыбнулся мне Дрэйк.
   Бабушка была очень радушна.
   – Графиня Бэллэдер вывела меня в свет, – сказала Джулия.
   – Сейчас я оставила это занятие, – объяснила графиня, – мне больше по вкусу этот магазин.
   Касси приготовила кофе, и мы расселись в приемной с красными коврами и белой мебелью. Обстановку выбрала графиня – она считала, что эта комната должна производить впечатление роскоши.
   Дрэйк часто задерживал на мне взгляд. Я догадывалась, что он сравнивает меня с той маленькой испуганной девочкой, которую когда-то заперли в склепе.
   – Ну и как у вас идут дела? – спросила Джулия.
   – Прекрасно, – ответила графиня.
   – Да, ваши платья действительно в моде, – сказала Джулия, – я только вчера разговаривала с леди Бронсон, она по чьему-то совету купила себе бальное платье в другом месте... не у Ленор, и, Боже, как теперь расскаивается в своей ошибке.
   – Надеюсь, у нее достаточно здравого смысла, чтобы не повторить ее, – улыбнулась графиня.
   – Мне хочется заказать себе новое утреннее платье, – сказала Джулия. – Нужно будет потом посмотреть, что у вас есть, раз уж мы заехали.
   Беседа текла легко и непринужденно. Дрэйк рассказывал о своем загородном доме:
   – Это совсем небольшое поместье, которое принадлежит нашей семье уже несколько поколений. До меня там жила моя тетя, недавно она умерла, и я переехал туда. Его расположение просто идеально, учитывая, что там живут мои избиратели.
   – Да, в этом вам повезло, – согласилась я.
   – А мой городской дом еще меньше. Поэтому я, по возможности, живу загородом.
   – Как это, наверное, интересно – находиться в центре всех событий, – сказала я. – Мы только читаем о них в газетах, а вы являетесь их непосредственным участником.
   – Это меня всегда и привлекало в политике. Честно говоря, я не ожидал, что пройду на выборах с первого раза. Отчасти мне повезло. Я оказался в нужное время в нужном месте.
   – Это общее правило жизненного успеха, – включилась в разговор бабушка, – оказаться в нужном месте в нужное время.
   – И как редко это удается, – добавила я.
   – Но когда удается, следует быть благодарным судьбе. Нужно хватать удачу и держаться за нее обеими руками.
   – Когда вы хотели бы посмотреть платья? – спросила у Джулии графиня.
   – Может быть, прямо сейчас? – предложила Джулия.
   – Пойдемте, я провожу вас.
   Джулия с графиней ушли, и я почувствовала себя свободнее. У меня вызывало легкую досаду ее поведение по отношению к Дрэйку. И мне все время казалось, что она наблюдает за нами обоими, когда мы обращаемся друг к другу.
   – Вы – либерал, – сказала я, когда они ушли, – а это значит, что ваша партия сейчас не у власти.
   – Мы исправим это на следующих выборах.
   – Ив кабинет снова придет мистер Гладстон. Кажется, уже в третий раз?
   – В четвертый.
   – Он уже немолод, вы так не считаете?
   – Это величайший политик нашего столетия.
   – О, слова истинного последователя! Но я думаю, что кое-кто на верхних ступенях власти не согласится с вами.
   – Вы намекаете на Ее Величество королеву.
   – Разве я не права?
   – Она – человек стойких пристрастий и предубеждений. К сожалению, последнее относится к мистеру Гладстону.
   – А это не повлияет на его назначение премьер-министром?
   – Конечно, повлияет. Никак не могу понять, почему она так настроена против него.
   – Полагаю, все мы питаем к одним людям необъяснимую привязанность, а к другим – стойкую антипатию.
   – Вы тоже?
   – К большинству людей я отношусь с симпатией, но есть отдельные личности, которых я никогда не полюблю.
   В эту минуту я думала о Чарльзе. Даже до инцидента с мавзолеем я испытывала к нему неприязнь.
   – Мистер Гладстон – не столь блестящий придворный в том смысле, в каком им был лорд Мельбурн. Юная королева была ему предана.
   – А позже – Дизраэли, – прибавила я.
   – Никогда этого не понимал. Но он ловко манипулировал словами.
   – А Гладстон – нет?
   – Он был хорош как оратор... но не как льстец. Гладстон – великий человек, и ради торжества своих идеалов он готов рискнуть даже своей политической карьерой. Такие люди – большая редкость.
   Его глаза горели энтузиазмом. Мне нравилась его пылкость. Я находила, что прекрасно провела это утро.
   Бабушка извинилась и ушла по делам, прихватив с собой Касси; мы с Дрэйком остались одни.
   Мы говорили легко и естественно. Я рассказала Дрэйку про магазин и про то, как, оставшись вдовой с ребенком на руках, я не захотела жить в Шелковом доме. Я жаждала независимости, и в конце концов пришло время, когда отъезд стал просто необходим.
   – Так я бухнула весь свой капитал в это предприятие, – закончила я.
   Он внимательно меня слушал. Я была благодарна ему за то, что он ничего не спросил о Филиппе. Потом я рассказала ему, как трудно мы начинали и как графиня спасла нас от краха.
   – Салон очень много значит для вас, да, Ленор? – спросил он.
   – Этим я зарабатываю себе на жизнь.
   – Но ведь дело не только в этом, правда? Магазин знаменует для вас свободу и что-то еще, что вы хотите доказать всему миру.
   – Что же это?
   – То, что женщина по своим деловым качествам ни в чем не уступает мужчине.
   – Я не задумывалась об этом, но думаю, вы не ошиблись.
   – Уверен в этом. Вы ненавидите всякую несправедливость и во всем хотите докопаться до истины. Вы хотите, чтобы в любом деле преобладала логика.
   – Полагаю, что так.
   – Я разделяю этот взгляд на вещи. Поэтому и пошел в парламент. Я хочу справедливости... для всех. Я не принимаю на веру расхожие мнения, а предпочитаю основываться на собственных суждениях. Такой же тактики придерживается и Гладстон. Он стал очень непопулярен, когда выдвинул законопроект о самоуправлении в Ирландии. Это и позволило консерваторам во главе с Солсбери победить на последних выборах.
   – Я нахожу все это очень интересным, – сказала я.
   – Хорошо бы нам встречаться иногда... чтобы вот так посидеть, поговорить. Я часто бываю в Лондоне. Что вы на это скажете?
   – Скажу, что мне нравится эта мысль.
   – Значит, решено.
   Вошла Джулия и вклинилась в наш разговор:
   – Оно поистине божественно. Бледно-лиловое с лентами более глубокого оттенка – не гелиотроп, а скорее, лаванда, правда, графиня?
   – И сидит на вас великолепно, – сказала графиня. – Мы пришлем вам его.
   – У тебя такой серьезный вид, – сказала Джулия, бросив быстрый внимательный взгляд на нас обоих. Видимо, ее удивило, что мы одни, и я сочла необходимым объясниться.
   – У бабушки срочная работа, и она попросила Касси помочь ей.
   – У нас туг была очень интересная беседа, – сказал Дрэйк, – о политике.
   Джулия состроила гримаску.
   – Об этом ты мог и не говорить. Я и сама бы догадалась. Твоя излюбленная тема, Дрэйк. Ни о чем другом ты говорить не способен.
   – Наверное, ты права. – Он посмотрел на меня. – Надеюсь, я не наскучил вам?
   – Отнюдь.
   – Ленор всегда очень вежлива, – сказала Джулия.
   – Причем тут вежливость, я просто сказала то, что думаю, – запротестовала я.
   – Дрэйк так предан лидеру своей партии, верно, Дрэйк? – сказала Джулия.
   – У меня есть на то веские основания.
   – Какая жалость, что не все разделяют твою преданность, – рассмеялась Джулия.
   – Но многие, – защищался Дрэйк.
   – И многих удивляют его ночные похождения, – продолжала веселиться Джулия.
   Дрэйк повернулся ко мне.
   – Джулия говорит о кампании мистера Гладстона по спасению падших женщин.
   – Да, – усмехнулась Джулия, – он бродит по ночным улицам, выискивая дам легкого поведения.
   – Чтобы спасти их, – быстро проговорил Дрэйк. – Он очень хороший человек. Конечно, он уже немолод, но он в течение сорока лет ходил по маршруту от Пиккадилли до Сохо, по набережной Темзы, где обычно встречаются такие женщины. Он приглашал их к себе домой, кормил ужином и укладывал спать, а наутро они с миссис Гладстон беседовали с ними и пытались убедить их прекратить вести такой образ жизни.
   – Очень опасная разновидность филантропии, – заметила Джулия, – могут найтись люди, которые заподозрят, что он преследовал при этом совсем иные цели.
   – Это еще больше делает ему честь. – Дрэйк повернулся ко мне. – Вы согласны, Ленор?
   – Да, люди всегда готовы подозревать в других дурное и из имеющихся у них фактов всегда выстраивают самую неприглядную версию.
   Мне вспомнилось, какие взгляды бросали на меня после загадочной гибели Филиппа. Когда совершает самоубийство человек, который совсем недавно женился, в этом обязательно как-то замешана его жена.
   – Ленор явно на твоей стороне, – сказала Джулия.
   – Я сказала, что думаю.
   – Что ж, Дрэйк, а я думаю, что нам пора. Ведь ты в это время занимаешься делами, верно?
   – Я провел чудесное утро, – он задержал мою руку. – Аи revoir.
   – А где остальные? – спросила Джулия. – Нужно же с ними попрощаться.
   Я позвала их, и мы проводили Джулию с Дрэйком до дверей, где их ожидал экипаж.
   Глядя вслед удаляющемуся экипажу, я вдруг подумала, что Джулия обращалась с Дрэйком так, словно имеет на него какие-то права. И они, кажется, очень хорошо знали друг друга.
   Я вспомнила, как он ей нравился когда-то и как она злилась на меня из-за того, что он уехал. «Наверное, она в него влюблена, – подумала я. – Она кажется мягче, добрее. И тогда, давно, она тоже была к нему неравнодушна».
   – Какой очаровательный мужчина! – заметила графиня.
   – Он был очень привлекателен еще юношей, – сказала Касси.
   – Мне он нравится, что-то есть в нем хорошее. – Бабушка посмотрела на меня с любящей улыбкой. – Надеюсь, он еще придет.
 
   По пятницам мы обычно устраивали совещания, на которых обсуждали текущие дела и новые идеи, если таковые имелись. С некоторых пор графиня регулярно ездила в Париж. «Париж – центр мировой моды, – говорила она, – и мы должны следить за тем, что у них там происходит в этом направлении».
   Раза два вместе с графиней во Францию ездила бабушка. Графиня была знатоком по части фасонов, в которые вносила свои поправки – или улучшения, как она их называла, а бабушка прикидывала, насколько реально осуществить эти улучшения на практике.
   Я не могла ездить вместе с ними из-за Кэти. Мне не хотелось оставлять ее одну. Из этих поездок бабушка каждый раз возвращалась помолодевшей. Думаю, помимо радости от свидания с родиной, она получала огромное удовольствие от всего, что было связано с одеждой и модой.
   На этот раз по возвращении графиня потрясла нас заявлением.
   – Мы откроем филиал в Париже, – сказала она.
   Мы молча уставились на нее. Открыться в Париже! Нам и в Лондоне было неплохо – с каждым годом мы расширялись и постепенно стали хорошо известны в придворных кругах.
   – Во-первых, – продолжила графиня, – большинство фирм имеют там свои магазины. А во-вторых, я сама берусь все это устроить и до самого открытия магазина буду проводить там почти все время. Я знаю, как все это сделать. Поймите, нашим вещам нужно придать французский блеск. «А это, мадам, только что доставили из нашего парижского салона... « – и так далее в том же духе.
   – И сколько нам все это будет стоить?
   – Недешево.
   – И где же мы возьмем для этого деньги? – спросила бабушка.
   – Займем.
   Я вздрогнула, бабушка побледнела.
   – Никогда! – хором воскликнули мы.
   – Почему?
   – Кто даст нам деньги?
   – Да любой банк. Мы заложим этот магазин... процветающее предприятие.
   – А как мы будем выплачивать проценты по ссуде?
   – Придется много работать.
   – Я всегда была против того, чтобы занимать деньги, – сказала бабушка, и я с ней согласилась.
   – Вы что же, собираетесь навсегда застрять на достигнутом?
   – Сейчас мы очень хорошо устроены, – напомнила я ей.
   – Но развитие необходимо как воздух любому предприятию.
   – Иногда это кончается крахом.
   – Жизнь – вообще рискованная штука.
   – Лично я не хочу никакого риска, – решительно заявила бабушка.
   Я поддержала ее. Мысль о ссуде приводила меня в ужас.
   – А через сколько лет это парижское предприятие начнет приносить доход? – спросила я.
   – Года через три... четыре...
   – И все это время мы будем платить проценты по ссуде?
   – Мы справимся с этим, – завершила графиня.
   – А если нет?
   – Мы еще даже не начинали, а ты уже предрекаешь поражение.
   – Надо трезво смотреть на вещи. Я вижу, что мы можем разориться, а я должна думать о ребенке.
   – Не волнуйся, когда придет время, я выведу ее в свет бесплатно.
   – Но до тех пор я должна кормить и одевать ее, и дать ей образование – сейчас это для меня дело первостепенной важности.
   – В тебе нет ни капли авантюризма, – сказала графиня.
   – Скорее, я предусмотрительна, – ответила я.
   – Значит, вы обе против?
   Мы кивнули.
   – Хорошо, придется на время отложить этот вопрос.
   – Да уж, придется, – сказала я.
   – А пока, – продолжила графиня, – я буду ездить в Париж и потихоньку присматривать помещение.
   – Каким бы оно ни было, мы не можем себе этого позволить.
   – Как знать, – не унималась графиня.
   Мы перешли к другим вопросам.
   Позже, оставшись вдвоем, мы с бабушкой снова вернулись к этой теме.
   – Конечно, она права, – сказала бабушка. – Все известные фирмы имеют дочерние предприятия в Париже. Это действительно центр моды, и иметь там магазин – вопрос престижа. И в самом деле, было бы замечательно, если бы мы могли продавать там свои вещи. Это был бы триумф... и для нашего дела тоже было бы неплохо. Насколько лучше пошли бы у нас дела...
   – Бабушка, тебя тоже захватила эта идея? – сказала я.
   – Просто я хорошо осознаю все положительные стороны этого дела, но тем не менее я против того, чтобы занимать деньги. Я всегда придерживалась этого правила. Уж лучше оставаться как есть, чем нервничать из-за этих ссудных процентов. Помнишь, как мы начинали и думали, что уже не выбьемся?
   – Никогда этого не забуду.
   – А сейчас у нас все хорошо. Удобно. И пусть все остается, как есть.
   Но несмотря на это, мы обе продолжали думать о предложении графини, и периодически этот разговор повторялся. Мысль об открытии салона в Париже крепко засела в наших головах. Графиня помалкивала, строя планы пока про себя. Я начинала склоняться к мысли, что со временем мы с бабушкой наконец поддержим ее точку зрения.
   Неделю спустя бабушка и графиня отправились в очередную поездку в Париж.

ВСТРЕЧИ В ПАРКЕ

   Одной из самых приятных сторон нашего процветания было то, что я смогла больше времени посвящать Кэти. Мы наняли гувернантку, мисс Прайс, – очень достойную леди, серьезно относившуюся к своим обязанностям; но очень часто я отпускала ее и занималась с Кэти сама, потому что она любила бывать со мной не меньше моего.
   Каждый день после уроков мы ходили на прогулку. Иногда кормили уток в Сент-Джеймском парке, а иногда гуляли у Серпентина^[15]. Кэти росла очень общительным ребенком и везде находила себе друзей. Мне нравилось наблюдать за тем, как она играет с детьми.
   Как-то, дня через два после отъезда бабушки и график ни, мы с Кэти сидели на скамейке и вели свой обычный разговор, который состоял из бесчисленных «почему» да «что», как вдруг перед нами остановился человек и, приподняв шляпу, произнес:
   – Итак, я нашел вас.
   Это был Дрэйк Олдрингэм.
   – Я зашел к вам, – сказал он, – и мисс Кассандра сообщила, что вы гуляете в Сент-Джеймском парке или здесь. К сожалению, я начал с Сент-Джеймского парка, но, наконец, вознагражден.
   Я была страшно рада этой встрече.
   – Это моя Кэти, – сказала я. – Кэти, познакомься с мистером Дрэйком Олдрингэмом.
   Она посмотрела ему прямо в лицо.
   – Вы не утка, – сказала она, – вы всего лишь человек.
   – Кажется, я разочаровал вас, – ответил он.
   – Да как вам сказать... просто я слышала, как они говорили о каком-то селезне^[16].
   Я ужасно смутилась, но он, похоже, был доволен, что стал предметом нашего обсуждения.
   Кэти улыбнулась ему своей обольстительной улыбкой.
   – Не обращайте на меня внимания, – сказала она.
   – Постараюсь не принимать это близко к сердцу.
   Я видела, что девочка нравится ему, и была рада этому.
   – Мы любим это место, правда, Кэти? – сказала я. – И часто здесь бываем.
   – Да, – подтвердила Кэти, – тут как в деревне... только слышен топот лошадиных копыт, и от этого здесь еще лучше. А бабушка во Франции, – сообщила она Дрэйку.
   – Да, – сказала я, – они с графиней уехали в Париж.
   – Когда-нибудь я тоже поеду, – заявила Кэти. – С мамой, конечно.
   – Конечно, – сказала он. – Тебе очень этого хочется?
   Она кивнула.
   – А вы там были?
   Он утвердительно кивнул и стал увлеченно рассказывать о Париже. Она с интересом слушала. К нам подошел маленький мальчик, который часто играл вместе с Кэти. По ее вопросительному взгляду я поняла, что ей хочется пойти с ним.
   – Хорошо, – разрешила я, – только недалеко. Находись в пределах видимости, чтобы мне не пришлось разыскивать тебя.
   Она повернулась к Дрэйку, улыбнулась ему и убежала. – Какой прелестный ребенок! – сказал он.
   – Мне так повезло, что она у меня есть.
   – Могу понять ваши чувства.
   У меня навернулись слезы на глаза, и мне стало стыдно за свою несдержанность.
   – Наверное, она для вас – большое утешение.
   Я кивнула.
   – Да, она всегда была моим утешением. Не представляю, что бы я без нее делала.
   – Мне жаль, что так случилось. Должно быть, это было для вас страшным ударом.
   – Его смерть была бы для меня ударом в любом случае, но...
   – Не говорите об этом, если вам не хочется.
   Несколько минут я молчала. Как ни странно, мне хотелось ему рассказать. Я чувствовала, что могу ему довериться.
   – Все думают, что это самоубийство. Все так думают. Таков был вердикт коронера. Но я никогда не поверю в это.
   – Вы знали его лучше, чем кто бы то ни было.
   – Он не мог это сделать! Мы были так счастливы. Мы как раз только что решили купить собственный дом. Как можно быть таким счастливым, а через несколько часов... Это бессмысленно.
   – Вы ни о чем не подозревали?
   – Абсолютно. Все это было совершенной загадкой. У меня есть своя версия: кто-то намеревался убить его... и пытался сделать это раньше.
   Я рассказала ему про Лоренцо, который был найден убитым в одежде Филиппа.
   – Как странно! – задумчиво сказал он.
   – Кажется, все считали, будто я что-то знаю, но не хочу разглашать. Я была так несчастна... Никаких причин... ничего! Все было просто прекрасно.
   Он накрыл мою руку своей и пожал ее.
   – Простите, – сказала я, – меня что-то занесло.
   – Мне не следовало заговаривать об этом.
   – Вы этого и не делали.
   – Боюсь, что делал. Может быть, когда-нибудь... вы забудете о своем горе.
   – Я уже забыла до некоторой степени. Мне помогла Кэти. Но... иногда она так на него похожа... Так напоминает мне его... Наверное, я никогда его не забуду.
   – Конечно, не забудете. Но ведь вы сейчас по-своему счастливы?..
   – Да, наверное, счастлива. У меня есть Кэти, бабушка... добрые друзья...
   – И дело, – закончил он. – Вы убежденная деловая женщина, и для вас это многое значит.
   – Вы правы. Мы начали через год после смерти Филиппа. Я больше не могла жить в этом доме. Это дом Чарльза, и я никогда не забывала об этом.
   – Конечно.
   – Графиня была для нас просто бесценным приобретением. Конечно, мне повезло.
   – Я уверен, что успех в делах тоже вносит радость в вашу жизнь.
   – Поначалу наше дело вряд ли можно было назвать успешным. Мы с бабушкой были новичками в Лондоне. А графиня оказалась весьма искушенной особой, и я считаю, что своим успехом мы обязаны ее руководству.
   – Только не станьте слишком уж искушенной, – сказал вдруг он.
   – Это необходимо, чтобы работать в таком деле, как наше... да и в любом другом тоже.
   – Успех много значит для вас?
   – Конечно. Он означает, что я смогу дать Кэти любое образование, какое захочу... смогу ввести ее в свет... открыть для нее неограниченные возможности.
   – Вы очень амбициозная мама.
   – Я амбициозна, потому что хочу ей счастья. Но мы слишком много говорим обо мне. Расскажите о себе, о своих избирателях и о обо всем, что приходится делать добросовестному члену парламента.
   Дрэйк умел заинтересовать слушателя. Он рассказал о письмах, которые шлют ему его избиратели.
   – Они думают, что член парламента, как джинн из лампы Алладдина, может все. – Потом упомянул о своих заграничных путешествиях, о том, как жил на знойном Золотом берегу и мечтал о возвращении домой, и о том, как запел от счастья, завидев скалистые белые утесы английских берегов, чем немало позабавил остальных пассажиров корабля.
   Так, за приятной беседой, прошел час. Кэти бегала и прыгала вокруг нас, время от времени оглядываюсь через плечо и одаривая нас улыбкой.
   Я уже давно не чувствовала себя такой счастливой.
   Дрэйк проводил нас до дома, Кэти шла между нами, держа нас за руки.
   На прощанье он поблагодарил нас за приятную прогулку.
   – Вы каждый день ходите в парк? – спросил он.
   – Очень часто.
   – Буду к вам приходить.
   Он поклонился и улыбнулся Кэти.
   – Надеюсь, я прощен за то, что родился всего лишь человеком.