– Кэти завела дружбу с его сыном Раулем, – продолжал отец. – Она и сегодня там была. Он каждый день присылает за ней экипаж. Если я его еще раз увижу, то скажу, чтоб он держался подальше.
   – Анри, надо быть более дипломатичным, – сказала Урсула. – Тем более, что завтра вы с Кэти и Ленор уедете в Париж, где будете в полной безопасности.
   Мне было интересно послушать, что говорят про Карсонна. По правде, разговор о графе – единственное, что мне запомнилось из того вечера, проведенного с Урсулой и Луи.
 
   На следующий день мы уехали в Париж.
   Графиня бросилась мне навстречу и заключила в свои объятия.
   – Ленор, – воскликнула она, – ты выглядишь такой помолодевшей. Что с тобой произошло?
   Я почувствовала, что краснею.
   – Там было очень хорошо, – ответила я.
   – Мы гостили в замке, – принялась рассказывать Кэти, – там живет сокол и столько собак... и маленькие щеночки. А еще у них есть oubliette, куда они сбрасывали людей, когда хотели, чтобы о них навсегда забыли.
   – Жаль, что у нас нет такой ямы, – сказала графиня. – Мадам Делорм вернула назад платье из розовато-лилового бархата. Говорит, оно слишком тесное. Если бы у меня был этот oubliette, она была бы первой, кого я туда отправила бы.
   – Если человека там оставить, то он умрет, – сказала Кэти.
   – Хорошая мысль! – подтвердила графиня. – Но мне хотелось бы услышать и другие подробности вашего визита.
   Кэти разразилась точными и красочными описаниями vendange.
   – Больше всего мне понравилось, как это делают в замке. Люди танцуют в корытах, графиня. Огромные корыта, и сок плещет им прямо на ноги. Но они перед этим их отскабливают. Они давят ягоды, и получается такая темно-красная мешанина.
   – Такого же цвета станет платье мадам Делорм, когда нам наконец удастся его подогнать под ее возрастающие объемы.
   Она много рассказывала о том, что произошло за наше отсутствие в салоне. Я заметила, что временами она задерживает на мне взгляд, словно думает, будто я скрываю какую-то тайну.
   Не прошло и трех дней, как к нам явился некий посетитель. Графиня пошла его встречать и поспешно вернулась, сияя улыбкой.
   – К тебе мужчина. Он не представился. Сказал, что хочет сделать тебе сюрприз. Какие манеры! Какой стиль! Кто этот человек?
   – Я лучше пойду посмотрю, – сказала я, уже зная, кого там увижу.
   Он улыбался мне улыбкой фавна.
   – Моя дорогая мадам Сэланжер, я был в Париже и не мог вернуться в Карсонн, не повидав вас.
   Рядом стояла графиня, дрожа от любопытства.
   – Графиня Бэллэдер – граф де Карсонн.
   – Очень приятно познакомиться, – сказала графиня.
   – Я также счастлив, графиня.
   – Могу я предложить вам освежиться? – сказала она. – Немного вина?
   – Граф очень разборчив в винах, он сам занимается виноделием. Вряд ли у нас найдется вино, которое удовлетворит его изысканный вкус.
   – Что бы вы ни предложили, мне это покажется нектаром, – возразил он. – Я так счастлив, что снова в Париже.
   – Это ваш любимый город? – спросила графиня.
   – Сейчас – да... любимый.
   Графиня удалилась, оставив нас одних. На ее губах играла загадочная улыбка. Я повернулась к нему.
   – Ну пожалуйста, сделайте хотя бы вид, что вы рады меня видеть, – взмолился он.
   – Я очень удивлена вашим визитом.
   – Неужели? Не могли же вы думать, что я позволю вам сбежать от меня.
   – По-моему, слово «сбежать» здесь неуместно.
   – Простите. Я неправильно употребил выражение. Как чудесно видеть вас снова. А знаете, у вас тут очень элегантно.
   – В Париже не может быть иначе.
   – Я принимаю это как комплимент городу. И раз уж я здесь, то покажу вам его.
   – Я здесь уже довольно давно и многое видела.
   – Знаю. Но наверняка сумею удивить вас.
   – Не сомневаюсь, что вы попытаетесь сделать это.
   Графиня принесла вино, бокалы и пирожные.
   – Давайте перейдем в гостиную, – предложила она. – Там будет удобнее.
   Она налила вино в два бокала.
   – А теперь, – сказала она, – я оставлю вас. Думаю, вам хочется побыть наедине.
   – Вы очень добры, – поблагодарил граф.
   Она лукаво улыбнулась. Я видела, что он произвел на нее сильное впечатление, но она не стала пускать в ход свои чары, решив, что этот мужчина – мой. Ее профессией долгое время было составление счастливых пар, и я видела, что она уже строит планы насчет меня и графа.
   Увы, она не знала, с кем имеет дело.
   – Какая прелестная женщина, – заметил он.
   – Да, мы знакомы уже много лет. Она, что называется, выводила девушек в свет. Это значит, что она готовила их к представлению королеве, а затем подыскивала им мужей.
   – Какая полезная профессия.
   – Теперь она оставила это занятие. Она – совладелица нашего салона. Как долго вы пробудете в Париже?
   Он улыбнулся и пожал плечами.
   – Как знать? Все зависит от обстоятельств.
   – И где вы остановились?
   – У меня дом на улице Фобурж Сент-Оноре, на пересечении Сент-Оноре и Рояль.
   – Я знаю этот дом.
   – Он принадлежит нашей семье уже лет пятьдесят. Наша старая гостиница сгорела во времена революции.
   – Вы часто бываете в Париже?
   – Когда меня призывают дела – или удовольствия.
   Я услышала голосок Кэти. Она о чем-то громко спорила с графиней.
   – Мама занята.
   Кэти просунулась в дверь.
   – О, – радостно воскликнула она, – это граф. – Она подбежала к нему и протянула руку для поцелуя.
   Граф, как всегда галантный, не обманул ее ожиданий.
   – А где Рауль? – спросила она.
   – Увы, он остался в Карсонне.
   – А почему вы не привезли его с собой?
   – У меня здесь важные дела, а у него есть свои обязанности в замке.
   – Жаль.
   – Ему будет приятно, когда я передам ему эти слова.
   Вошла мадемуазель Леклер. Она искала Кэти.
   – Это мадемуазель Леклер, французская гувернантка Кэти, – сказала я.
   Мне стало стыдно за тот укол ревности, который я почувствовала, увидев, как он смотрит на нее оценивающим взглядом. Гувернантка была очень хорошенькой и значительно моложе меня. От его взгляда она вспыхнула, глядя на него сияющими глазами. Да, с таким мужем никогда не будешь чувствовать себя спокойно, подумала я.
   Мадемуазель Леклер сказала, что пришла забрать Кэти на прогулку.
   – Хорошо, иди, Кэти, – разрешила я.
   – Вы еще будете здесь, когда я вернусь? – спросила она графа.
   – Надеюсь, что да, – ответил он.
   Довольная, она последовала за гувернанткой.
   – Какой очаровательный ребенок, – сказал он. – Только у вас мог быть такой. Мне бы хотелось, чтобы она чаще виделась с Раулем.
   Я все еще думала о гувернантке.
   – Так вот, раз уж я в Париже, – продолжил он прерванный разговор, – я покажу вам этот город.
   – Я уже сказала вам, что знаю его.
   – Я говорю о настоящем Париже... который может показать только француз. Я знаю столько мест, в которых вам необходимо побывать.
 
   Все последующие дни я была безумно счастлива. Я знала, что начала поддаваться его обаянию, но уверяла себя, что мне нечего бояться. Я уже не та неопытная девочка и все время буду помнить, с кем я имею дело...
   Но когда он оказывался рядом, все становилось другим. Он был неутомим в своих попытках доставить мне удовольствие, и все эти дни стали сплошным калейдоскопом сменяющих друг друга эмоций... слишком приятных, чтобы оставить их без внимания. Счастливая и беззаботная, какой уже не была много лет, я сквозь пальцы смотрела на его капризы, но всегда, даже на самой вершине счастья, меня предостерегал мой внутренний голос. Даже сейчас меня посещал образ Элоизы, лежащей у кромки воды. Она любила бездумно и безрассудно. Я могла понять ее чувства. С таким человеком можно забыть обо всем.
   Но, несмотря на это, я всецело отдалась удовольствиям этих золотых дней. Я многое узнала о нем. Он мог быть серьезным, и нельзя сказать, чтобы он предавался только чувственным удовольствиям. Он был прекрасно образован и разбирался в искусстве. Его очень занимала история горячо любимой им Франции и, находясь рядом с ним, нельзя было не разделить его увлеченности. Он обладал критическим складом ума, и с ним было интересно беседовать. Общаясь с ним, я многое узнала – в том числе, и о себе.
   Как я радовалась нашим встречам! Отца это страшно тревожило, но я уверяла его, что бояться нечего. Однако мои уверения его слабо успокаивали. Графиня тоже была как в лихорадке. Граф умел обращаться с женщинами, умел с помощью нехитрых приемов завоевывать их расположение. Он преподносил графине цветы, а Кэти – подарки. Я видела, что скоро он примется за отца. В его стратегию входило стать добрым другом для всех в этом доме.
   Он сводил нас в оперу на «Орфея и Эврйдику», сказав, что это его любимая опера, потому что в ней человек смеется над богами. Нам тоже понравился спектакль. Смеялся даже отец. Когда мы ехали домой, у меня в ушах все еще звучала завораживающая музыка, ставшая с этого дня моей любимой.
   Графиня все время выпроваживала меня, как только появлялся граф. Я говорила, что мне надо работать, но она не хотела и слышать об этом.
   – Мы прекрасно обойдемся без тебя, – уверяла она. – Ведь обходились же как-то, пока тебя не было. Считай что тебе продлили отпуск. У тебя еще будет масса времени, чтобы поработать... потом.
 
   Дни летели с невероятной быстротой. Я знала, что никогда не забуду их. Париж сам по себе замечательный город, но, узнав его лучше под руководством графа, я была покорена окончательно. Иногда я брала с собой Кэти, но чаще мы бывали одни.
   Мы посетили Монмартр, и он держал меня под руку, когда мы поднимались по крутому спуску. Побывали в Кафедральном соборе. Это довольно причудливое здание в восточном стиле, которое всегда было одной из главных достопримечательностей Парижа. Граф рассказал мне о Сен-Дени – покровителе Франции, и о мучениках, которые расстались здесь с жизнью. Он показал мне большой колокол в девять футов высотой. Назывался он Франсуаза-Маргарита, или La Savoyarde de Montmartre. Граф дал мне послушать его необычный тембр. Я уже была здесь с отцом, но теперь все воспринимала в каком-то новом радостном свете. Многое я видела раньше, но только теперь обратила на это внимание. С ним все обретало иной смысл, и то, что раньше казалось незначительным, теперь вдруг становилось необычайно интересным.
   Рассказывая о прошлом, он будто окунался в то время. Он с грустью говорил о Революции, которая разрушила старый уклад жизни и покалечила судьбы стольких его предков. Он считал, что только исключительное везение помогло сохраниться их роду.
   – Они жаждали крови и разрушения, – говорил он о революционерах, – потому что их бесило, что мы имеем то, чего не было у них.
   Мы побывали с ним в зале Сен-Луи со сводчатым потолком. Этот зал называли еще Залом Ушедших, видимо, потому, что через него должны были проходить приговоренные к гильотине. Он грустно усмехнулся, когда мы подошли к келье, в которой закончила свои дни Мария-Антуанетта. «Униженная со всем тщанием, на какое способны только мелкие тираны», – с горечью сказал он.
   Теперь я узнала другие стороны его натуры. Он не переставал удивлять меня.
   Посетив Лувр, я обнаружила, что он прекрасно разбирается в искусстве. С ним я по-новому увидела картины, которые уже знала. Он обожал Леонардо да Винчи, и мы долго простояли в Большой галерее, обсуждая «Мадонну в гроте». Конечно, у него нашлось много, что сказать и о «Моне Лизе», которая находилась в стране с 1793 года. Он рассказал мне, как Франсуа вывез Леонардо из Италии с тем, чтобы иметь преимущественное право на его работы.
   – Любовь к живописи была его недостатком, – сказал он, – в этом мы с ним похожи. Правда, у меня есть еще множество других.
   – За исключением, пожалуй, одного – вы знаете свои недостатки, – сказала я ему.
 
   Какие счастливые дни! Каждое утро встречало меня новыми приключениями. В этом нет ничего особенного, говорила я себе, это просто образ жизни. Но по сто раз на дню я думала о том, что все это временно. Этому должен прийти конец... и скоро.
   И я упивалась каждой секундой этой жизни, стараясь насладиться ею сполна. У меня было смутное чувство, что я все-таки стала его жертвой, как он того и хотел. Я как-то упустила этот момент, занимаясь изучением новых сторон его натуры.
   Мы побывали на кладбище Пэр-Лашез. Я давно хотела узнать, кто такой этот Пэр-Лашез, и он поведал мне, что это был любимый духовник Луи XIV и что кладбище названо его именем, потому что на месте теперешней часовни раньше стоял его дом. Мы посмотрели памятники и могилы разных знаменитостей.
   – Урок всем нам, – сказал он, глядя на могилы, – жизнь коротка, и мудрец тот, кто сполна наслаждается каждой ее секундой.
   Он сжал мою руку и улыбнулся.
   Я очень любила открытые пространства. Любила элегантный парк Монсо, полный детей с их гувернантками и самых необыкновенных скульптур – таких, например, как Шопен за роялем или «Ночь и гармония», «Гуно и Маргарита». Детям там очень нравилось, и когда я сводила туда Кэти, то с трудом смогла увести ее оттуда.
   Как-то днем, когда мы все вместе были в Ботаническом саду, я вдруг поняла, что безмятежные дни на исходе. Мы сидели на скамейке и смотрели на воробьев; и мне вспомнилось, как однажды я сказала ему, что бывают моменты, когда человек понимает, что он счастлив. Я чувствовала, что для меня этот момент наступил.
   – Скоро я должна буду уехать домой, – сказала ему я.
   – Домой? А где ваш дом?
   – В Лондоне.
   – Почему вы должны ехать?
   – Потому что давно уже там не была.
   – Но Париж тоже стал вашим домом, разве нет?
   – У человека может быть только один дом.
   – Значит, вы скучаете по дому?
   – Просто я чувствую, что должна ехать. Я уже очень давно не видела бабушку.
   – Надеюсь, вы не уедете вот так сразу. Мы провели вместе столько хороших дней, вы согласны?
   – Очень хороших. Но боюсь, что вы потратили на меня слишком много своего времени.
   – Я потратил его так, как мне хотелось. Вы же знаете – эти встречи были необходимы мне так же, как, надеюсь, и вам.
   – Давайте говорить прямо, – сказала я. – Вы тем самым преследовали некую цель, поэтому я и говорю, что, возможно, вы зря потратили время.
   – Моей целью было получить удовольствие. Я получил его, следовательно, потратил время не зря.
   Я молчала. Едва ли я смогла бы отказать ему в том, о чем он так и не попросил... разве что в завуалированной форме.
   – О чем вы задумались?
   – Я думаю о доме.
   – Этого я не могу вам позволить. Куда мы идем завтра?
   – Завтра я буду готовиться к отъезду.
   – Прошу вас, останьтесь. Подумайте, как одиноко мне тут будет без вас.
   – Мне почему-то кажется, что вы быстро найдете себе другое развлечение.
   – Вы считаете себя... развлечением?
   – Нет. Это то, чем я не намерена стать.
   – Вам известны мои чувства к вам.
   – Да, вы их выразили предельно ясно.
   – Вам нравились наши экскурсии?
   – Они восполнили пробелы в моем образовании.
   – Вы будете скучать, когда уедете?
   – Наверное, буду. Но у меня очень много дел в Лондоне. Там многое нужно будет переделать на новый лад.
   – Значит, вы забудете меня?
   – Конечно, я буду думать о вас.
   Он взял меня за руку.
   – Почему вы боитесь? – спросил он.
   – Боюсь? Я?
   – Да. Боитесь. Вы... боитесь подпустить меня слишком близко.
   – Просто я не такая, как знакомые вам женщины.
   – Это и в самом деле так. И это является одной из причин, почему я нахожу вас такой привлекательной.
   – По этой же причине я и веду себя иначе, чем вы того ожидали.
   – Как вы можете знать, чего я ожидаю?
   – Потому что ясно представляю себе ваш образ жизни.
   – Вы так хорошо меня знаете?
   – Достаточно, чтобы сделать некоторые выводы.
   Он крепко сжал мою руку.
   – Не уезжайте. Давайте узнаем друг друга... действительно хорошо.
   Я понимала, что он мне предлагает, и устыдилась того, что мне ужасно хотелось согласиться. Сердясь сама на себя, я попыталась стряхнуть это наваждение. Любовная связь? Она будет жаркой и иссушающей... до тех пор, пока не спалит сама себя без остатка. Такие приключения – не для меня. Я хотела устойчивых отношений. Несколько недель, возможно, месяцев, пылкой страсти не могли мне их заменить.
   А если предположить, что он предлагает брак? И даже в этом случае я бы заколебалась. Чувство здравого смысла подсказывало мне, что я должна обдумать все самым тщательным образом, прежде чем решиться вступить в какие-либо отношения с этим человеком. Но он, конечно, не предлагал мне замужество. Он женился когда-то по настоянию семьи, а теперь хотел только свободы... и никаких обязательств. У него уже есть сильный здоровый наследник. Он выполнил свой долг перед Карсоннами и больше не свяжет себя брачными узами. Он будет свободен.
   «И почему я позволила зайти этому так далеко? – думала я. – Как я допустила, чтобы он завладел моими чувствами? « Но это случилось, и я понимала, что этот человек может погубить меня.
   Я смотрела на горделивого воробья, важно распушившего свой хвостик, и на маленькую воробьиху, неотступно скакавшую за ним чуть позади.
   Почему-то это придало мне силы.
   Никогда. Никогда, сказала я себе.
   Думаю, нам уже пора, – произнесла я довольно холодно, поднимаясь со скамьи.

ШАНТАЖ

   Вскоре после этого разговора мы с Кэти вернулись в Лондон. В пути нас сопровождал отец, который был категорически против того, чтобы мы путешествовали одни. Я знала, что он рад нашему отъезду, потому что настойчивое преследование графа, особенно после того, как он появился вслед за нами в Париже, вызывало у него безумную тревогу за меня.
   – Ты рада, что побывала во Франции? – осторожно спросил он меня.
   Я ответила, что это был один из интереснейших периодов в моей жизни, после чего он замолчал и больше уже ни о чем не спрашивал.
   Я была очень рада снова видеть бабушку. Она внимательно приглядывалась ко мне, и как только мы остались вдвоем, приступила к допросу.
   – Ты очень изменилась... стала выглядеть как-то моложе. Я заметила это, как только ты вошла.
   Я рассказала ей, что видела Рене на кладбище.
   – Я ходила туда посмотреть на могилу матери, – объяснила я ей.
   – Так значит, ты виделась с братом твоего отца. Он говорил с тобой?
   – Да, и был очень приветлив. Он приходил на могилу Элоизы. Он сразу понял, кто я такая, так как до него доходили слухи, что я нахожусь в гостях у отца. Он сказал, что я очень похожа на маму. Она растроганно кивнула.
   – Интересно, что он подумал, когда увидел тебя там. Вряд ли он рассказал об этом старику. Иначе бы тот уже поднял шум.
   – Знаешь, мне показалось, его больше заинтересовал мой шарф, чем я сама.
   – Шарф?
   – Да. Я уронила его, а он поднял и увидел, что это «Салонный». Тогда он заговорил о Филиппе. Он думал, что это было его изобретение. И когда я сказала, что изобрел его Чарльз, он был просто потрясен.
   – Это семейство не в состоянии думать ни о чем, кроме шелка. Их, должно быть, здорово выбило из колеи, когда они узнали, что кто-то другой, а не они, сделал такое изобретение. Но, по-моему, случилось что-то еще?
   – Знаешь, там есть замок?
   – Карсонн? Конечно. Все знают замок и де ла Туров.
   – Я познакомилась с Гастоном де ла Тур.
   – С нынешним графом!
   Я кивнула.
   – О-о, – с непонятной интонацией произнесла ба бушка.
   Я рассказала ей, как наткнулась на его собак в лесу и о том, что он пригласил нас к себе на vendange и Кэти очень подружилась с его сыном.
   – Да, это интересно, – сказала она, пристально глядя мне в лицо.
   – А потом я встретила его в Париже.
   То есть он последовал за тобой в Париж.
   – Нет, просто мы оказались там в одно и то же время.
   – И там вы тоже иногда виделись.
   В подтверждение я опустила голову.
   – Понятно. Так вот оно что.
   – Что ты хочешь этим сказать... бабушка?
   – Я хочу сказать, что перемены, которые произошли в тебе, следует отнести на его счет.
   – Не знаю, о каких переменах ты говоришь.
   – Уж поверь мне, они есть. О, Ленор, это самое страшное, что могло с тобою случиться. Я так волновалась за тебя. Ведь со времени смерти Филиппа ты все время была одна.
   – Одна! С тобой, Кэти, графиней и Касси?
   – Ты тосковала по мужу.
   – Конечно, мне не хватало его.
   – И этот Гастон де ла Тур... кажется, он произвел на тебя сильное впечатление.
   – Это действительно впечатляющая личность.
   – Тебя ошеломили его титул и положение... его власть...
   – Думаю, все эти понятия просто неразделимы с ним.
   – Вы много встречались?
   – В Париже – каждый день. Он возил меня по разным местам. Он так много знает об искусстве, истории и архитектуре. Благодаря ему я на многие вещи взглянула иначе.
   – О, Ленор, неужели ты сама-то не видишь?..
   – Послушай, бабушка, ты напрасно волнуешься. Ведь я вернулась в Лондон, правда? Хотя могла остаться в Париже. Он все еще там.
   – Я знаю, что он очень привлекательный мужчина и имеет подход к женщинам. Но все его связи очень поверхностны. Такой мужчина не для тебя, Ленор. Я хорошо знаю их семью. Они уже многие поколения владеют этими землями и считают, что имеют право на любую женщину, которая им понравится. Так было в старину, но и сейчас мало что изменилось.
   – Я все понимаю, бабушка. И я помнила об этом все время, но мне было приятно встречаться с ним. Он такой... энергичный... интересный... и совсем не похож на тех мужчин, которых я знаю. Как ты сама сказала, моя жизнь была довольно тусклой с тех пор, как умер Филипп. Мне очень нравилось бывать с ним, но я никогда не упускала из виду, что наша дружба мало что значит для него и какова его конечная цель. Я была настолько же решительно настроена, чтобы он не добился ее, насколько он стремился к обратному. Чтобы это случилось нужно два человека, бабушка, а мы не пришли к согласию в этом вопросе. Я знаю, о чем ты думаешь, поэтому могу тебя заверить, что я по-прежнему честная вдова.
   – Если это не так, у тебя будет разбито сердце. Я жалею, что ты его встретила.
   – Не надо жалеть, бабушка. Мне было с ним интересно... и я ничего не потеряла от этого.
   Она облегченно вздохнула.
   – Слава Богу, что ты дома.
   – Он был очень галантен с Кэти, и она в восхищении от него.
   – Неудивительно, что он добивался ее расположения. Через нее он хотел подобраться к тебе. Mon Dieu, если бы я знала, что это зашло так далеко, я бы себе здесь места не находила.
   – Я никогда не забывала, что это за человек.
   – Но я вижу, что он не оставил тебя равнодушной.
   – Ну, если честно, противиться его обаянию довольно трудно. Когда я жила там, мне рассказали о дочери Рене – Элоизе. Она покончила с собой из-за неверности возлюбленного. Все считают, что этим человеком был граф. Говорят, ему было бы приятно соблазнить дочь Сент-Аланжера. У них старая семейная вражда. По-моему, это так бессмысленно. Полагаю, мой дед далеко не такой святой, каким себя считает.
   – Ты права. Большего лицемера свет еще не видел.
   – Я пришла к такому же выводу. У тебя на родине, бабушка, людьми владеют сильные страсти. И зная об этом, я вряд ли могла дать волю своим чувствам, ведь правда, бабушка?
   – Надеюсь, что так. Я часто вспоминаю, как я была рада, когда вы с Филиппом поженились. Каким он был хорошим человеком. Я думала, что твоя жизнь устроена навсегда. Я была так счастлива.
   – Ну разве можно знать, что с нами случится завтра, бабушка.
   – Увы, это правда. Подумать только, как все перевернулось... А потом я хотела, чтобы ты и Дрэйк Одцрингэм... Этому мужчине тоже можно было доверять. Я никогда не перестану жалеть, что у вас ничего не вышло.
   – Ты не можешь заставить жизнь идти так, как тебе хотелось бы.
   Она кивнула. Я расспросила ее о делах и о том, что происходило в мое отсутствие, а потом начала думать о Дрэйке. Его образ значительно побледнел с тех пор, как я встретила Гастона де ла Тур.
 
   Касси была очень рада, что мы вернулись. Она сказала, что очень скучала по нам с Кэти.
   – Иногда я жалею, что мы уже не можем быть все время вместе, как в самом начале, – сказала она. – Этот парижский салон разъеденил нас.
   – Ты тоже должна съездить в Париж, Касси. Тебе там понравится.
   Она покачала головой.
   – Мне лучше остаться здесь.
   Это было правдой. Касси была бесценна для нашего лондонского салона. Из нее получилась прекрасная деловая женщина; она решила забыть о своих недостатках и сосредоточиться на достоинствах. Они с бабушкой очень сблизились, пока нас не было, и прекрасно ладили вместе.
   После того, как она показала мне мастерскую, где была полностью ее территория, так как Касси старалась избегать общения с клиентами, она рассказала мне, что ее очень беспокоит Джулия.
   – Она пьет много, как никогда. О ней уже стали поговаривать. Все говорят, что Дрэйк совершил ужасную ошибку, женившись на ней. Он женился, чтобы продвинуться вверх, а получилось, что она стала препятствием для его карьеры. Я навещаю ее. Дрэйк редко бывает дома.
   Джулия несчастна. Я думаю, она очень любит его... но он не может ответить ей тем же. Он почти все время живет в своем загородном доме. Вряд ли это способствует его политической карьере: Иногда я застаю их вместе... и тогда мне кажется, что он почти ненавидит ее.
   – Как это все печально.
   – Ты должна сходить к ней как-нибудь. Возможно, она узнает, что ты вернулась, и ей будет больно, если ты не зайдешь повидаться.
   – Не думаю, что она захочет видеть меня.
   – Она хочет. Она каждый раз говорит о тебе.
   – Ну тогда я зайду как-нибудь.
 
   И в один из дней мы с Касси пошли к Джулии домой, где теперь был и лондонский дом Дрэйка.