Нам с Кэти выделили лошадей, и мы полюбили ездить по окрестностям, разведывая новые места. К этому времени Кэти была уже опытной наездницей, но я часто ездила одна, потому что ее больше всего интересовали виноградники и урожай. Поэтому, когда отец объезжал свои плантации, от частенько брал ее с собой А я обследовала Вилле-Карсонн самостоятельно.
   Я знала, что Кэти с отцом находится в полной безопасности, поэтому беззаботно наслаждалась покоем и одиночеством.
   Как-то днем, четыре дня спустя после нашего приезда, когда все жители, казалось, укрылись в домах на время дневной сиесты, я спустилась к конюшням и поехала прокатиться. Отец предложил мне для верховых прогулок гнедую лошадку – маленькую, не очень резвую, однако с норовом. Мы вполне подходили друг другу, и на этой-то лошадке я и отправилась в тот день прогуляться.
   Мы поехали в направлении Виллер-Мюра, к вершине холмистой гряды, откуда была видна вся долина. Я полюбила это место, знала, что наступит день, когда я не смогу устоять и поддамся искушению спуститься в деревню.
   В тот день я снова поехала туда. Сверху открывался вид на шелковичные рощи и фабрику вдалеке, отсвечивающую стеклянными окнами. Трудно было поверить, что это красивое здание является фабрикой. За деревней протекал небольшой ручей; через него был переброшен мостик, увитый вьюнками. Я видела башенки господского дома и спрашивала себя, чем занят в настоящую минуту мой дед и догадывается ли он, что его внучка находится от него так близко.
   Однажды я спущусь туда и пройдусь по деревне, думала я, и найду дом, где жили бабушка и моя мать. Мне было интересно, приходила ли когда-нибудь моя мать на то место, где я сейчас стояла, где она повстречалась с моим отцом и где зародилась моя жизнь. Мне было обидно, что моя родина находится так близко, а я не имею права посетить ее.
   Я отвернулась. Солнце в тот день палило немилосердно. Немного правее деревья росли гуще и манили под свою прохладную сень, напоенную сладким смолистым ароматом сосны. Я направила туда свою гнедую. Деревья все теснее сдвигались вокруг нас, пахло влажной землей, прелыми листьями, разогретой на солнце хвоей. Я все дальше углублялась в лес. Сначала он показался мне небольшой рощицей, и я не сомневалась, что, двигаясь в одном направлении, скоро выберусь на открытое пространство.
   Вдруг я услышала собачий лай. В лесу кто-то был. А может быть, это только собака? Лай – неистовый и злобный – приближался. Внезапно между деревьями показались два эльзасских дога. Завидев меня, они издали победный возглас и огромными прыжками направились ко мне. Прямо передо мной они резко остановились, не переставая угрожающе лаять. Я чувствовала, что моя гнедая дрожит. Она запрокидывала назад голову и беспокойно била копытом.
   – Прочь, – закричала я собакам, пытаясь вложить в свой голос властные нотки, но мой окрик только распалил их – они залаяли еще яростнее и, казалось, вот-вот накинутся на меня.
   Между деревьями показался всадник, и я испытала громадное облегчение. Он резко натянул поводья и уставился на меня пристальным взглядом.
   – Фидель, Наполеон! Ко мне! – позвал он собак.
   Они немедленно прекратили лаять и вернулись к хозяину.
   За эти несколько секунд я успела хорошенько разглядеть незнакомца. Он как влитой сидел на своем великолепном черном коне, и они так ладно подходили друг другу, что казались одним целым и рождали сравнение с кентавром. У незнакомца были очень темные глаза с тяжелыми веками и четко очерченные брови. Волосы, выбивавшиеся из-под шляпы, также были почти черными. Светлая кожа составляла резкий контраст с темными глазами и волосами. Полагаю, это было одной из причин, почему его внешность так поражала. Форму его носа я бы, пожалуй, назвала агрессивной; этот длинный патрицианский нос напоминал изображения Франсуа Первого. Красивый рот не уступал по выразительности глазам – я одинаково легко могла представить его как жестоко смеющимся, так и ласково улыбающимся. Мне впервые встретился человек с такой необычной внешностью.
   С первого же взгляда мне стало ясно, что этот человек ставит себя значительно выше других и привык к повиновению столь же беспрекословному, как то, которое только что продемонстрировали мне его собаки. Теперь он изучающе смотрел на меня, приподняв свои замечательные брови. Я слегка поежилась под пронизывающим взглядом. Это бесцеремонное разглядывание начинало меня раздражать, и я с трудом удерживалась от того, чтобы не высказать свое неудовольствие.
   – Полагаю, это ваши собаки, – сказала я наконец.
   – Это мои собаки, а также мой лес, на территорию которого вы непрошенно вторглись.
   – Простите.
   – Мы наказываем нарушителей.
   – Я понятия не имела, что нарушила чью-то границу.
   – Здесь есть указатели.
   – Боюсь, что не заметила их. Я здесь недавно.
   – Это не извиняет вас, мадемуазель.
   – Мадам.
   С ироничной улыбкой он поклонился.
   – Тысяча извинений, мадам. Могу я узнать ваше имя?
   – Мадам Сэланжер.
   – Сент-Аланжер. Значит, вы имеете отношение к этим торговцам шелками.
   – Я сказала Сэланжер, а не Сент-Аланжер. Это фамилия моего мужа.
   – А ваш муж... он тоже здесь с вами?
   – Мой муж умер.
   – Простите.
   – Это вы меня простите за причиненное вам беспокойство. Если вы будете так любезны пропустить меня, я немедленно покину ваши владения.
   – Я провожу вас.
   – В этом нет необходимости. Я сумею найти дорогу.
   – В этом лесу недолго и заблудиться.
   – Мне он не показался таким уж дремучим.
   – И тем не менее... если позволите.
   – Ну конечно. Вы, вероятно, хотели бы лично убедиться, что я и в самом деле покину ваш лес. Ну что ж, я могу только снова принести свои извинения. Это больше не повторится.
   Он подъехал ко мне. Я похлопала свою гнедую и прошептала ей слова одобрения. Она все еще побаивалась его собак.
   – А лошадка-то с норовом, – сказал он.
   – Ей не нравятся ваши Фидель с Наполеоном.
   – Эта парочка исполнена сознания своего долга.
   – Они могут быть очень жестокими.
   – Когда выполняют свой долг.
   – Который состоит в том, чтобы наказывать нарушителей.
   – И в этом тоже. Здесь сворачиваем.
   Он ехал рядом со мной; собаки тащились сзади, признав меня и гнедую субъектами, не представляющими опасности для их хозяина.
   – А скажите мне, мадам Сэланжер, вы приехали сюда погостить?
   – Я здесь в гостях у своего отца – Анри Сент-Аланжера.
   – Значит, вы все-таки – одна из них.
   – Полагаю, что так.
   – Понимаю. Тогда, думаю, могу сказать точно, кто вы такая. Судя по вашему акценту и иностранному облику, вы – та девочка, которую бабушка увезла когда-то в Англию.
   – Прошу прощения за мой акцент.
   – Ну что вы, он очарователен. Вы хорошо говорите по-французски, но этот едва заметный акцент выдает в вас иностранку. Мне он нравится. А что до иностранного облика... то он нравится мне не меньше. Vive la difference[22].
   Я улыбнулась.
   – Вы, наверное, спрашиваете себя: что это за надменный тип, который осмелился приблизиться ко мне да еще выпроваживает из своего леса? Я прав?
   – Ну так и кто же он?
   – У него не очень приятный характер, как вы скоро заметите.
   Он выжидательно смотрел на меня, но я не ответила. Это его позабавило, и он засмеялся. Я смотрела на него и не верила своим глазам. Теперь это был совершенно другой человек. Его глаза смеялись и лучились весельем. Линия рта стала более мягкой и нежной.
   – И будете совершенно правы, – сказал он. – Меня зовут Гастон де ла Тур.
   – Вы живете где-то поблизости?
   – Да, совсем рядом.
   – И владеете этим лесом, которым так гордитесь, что никого и близко к нему не подпускаете.
   – Верно, – согласился он. – Я возражаю против того, чтобы по моему лесу ходили чужие.
   – Здесь очень красиво, – сказала я. – Стыдно быть таким жадным.
   – Как раз потому, что красиво, я и не хочу здесь никого видеть. Я и правда совершенно испорченный человек.
   – Какой вред могут причинить вашему лесу?
   – Полагаю, что небольшой. Хотя дайте подумать. Они могут поломать деревья... станут разводить костры. Но главная причина в том, что я хочу, чтобы мое было только моим. Вы находите это предосудительным?
   – Думаю, это общечеловеческий порок.
   – А вы интересуетесь проявлениями человеческой натуры?
   – А вы – нет?
   – Я слишком поглощен собой... нет, в самом деле, у меня совершенно невозможный характер.
   – Но одно достоинство у вас точно есть.
   – Умоляю, скажите мне, что же хорошего вы сумели во мне обнаружить?
   – Самокритичность. А понимание собственных недостатков – достоинство, которым обладают немногие.
   – Ну до чего ж очаровательная нарушительница! Я так рад, что в вашу прелестную головку пришла мысль заехать в мой лес. Пожалуйста, скажите мне, мадам Сэланжер, как долго вы пробудете у нас?
   – Мы приехали посмотреть vendange.
   – Мы?
   – Я и моя дочь.
   – Так у вас есть дочь.
   – Да, ей уже одиннадцать лет.
   – Выходит, у нас есть нечто общее. Моему сыну – двенадцать. Так что мы оба родители. Есть и другое сходство. Вы – вдова, а я – вдовец. Вам это не кажется интересным?
   – Не знаю. Разве? По свету ходит множество вдов и вдовцов, и, полагаю, они встречаются друг с другом довольно часто.
   – Как вы прозаичны – само спокойствие и логика. Сказывается английское влияние?
   – Я получила английское воспитание и образование, но по рождению я – француженка.
   – Думаю, первое оказывает наибольшее влияние на формирование характера. Я скажу вам еще кое-что. Я уже я точно знаю, кто вы. Мне было тогда восемь лет. Кстати, теперь вы можете догадаться о моем возрасте. В таком месте, как это, люди знают друг о друге все. Это событие произвело настоящий фурор. Анри Сент-Аланжер и эта юная девушка... одна из местных красавиц... злобный старик отравил им жизнь. Надо сказать, что отравлять людям жизнь – одно из главных пристрастий старого Альфонса Сент-Аланжера. Местное чудовище, настоящий монстр.
   – Вы правильно догадались. Это мой дед.
   – Мои соболезнования.
   – Я вижу, вы его не любите.
   – Любить его? Как можно любить гремучую змею? Здесь его все хорошо знают. Если вы зайдете в церковь, то увидите витражи на окнах, отреставрированные на пожертвования Альфонса Сент-Аланжера. Аналой – тоже дар от него. Крыша церкви теперь в отличном состоянии. Он объявил войну древесному жучку, ему церковь обязана своим возрождением. Лучший друг ему – Бог, злейший враг – человек.
   – Разве такое возможно?
   – А вот об этом, моя дорогая мадам Сэланжер, вам с вашим знанием человеческой натуры судить легче, чем мне.
   – Как долго мы выбираемся из этой чащи, – сказала я. – Я рад этому. Это дает мне возможность наслаждаться интересной беседой.
   Я тут же преисполнилась подозрений. Я забралась вовсе не так далеко, когда наткнулась на его собак. Он перехватил мой недоверчивый взгляд, разгадал его и раздвинул губы в чарующей улыбке.
   – Ив каком месте мы выедем из леса? – строго спросила я.
   – Вы скоро увидите.
   – Я не очень хорошо знакома с этими землями. Надеюсь, я сумею найти обратную дорогу?
   – Со мной вы будете в безопасности.
   – Думаю, пора возвращаться. Обо мне могут беспокоиться.
   – Предоставьте это мне.
   – Мне казалось, я заехала не так далеко.
   – В лесу так красиво... вы сами сказали об этом.
   – Да. Но я не собиралась здесь задерживаться.
   – Я разрешаю вам гулять у меня в лесу в любое время, когда у вас появится такое желание.
   – Спасибо. Вы так великодушны.
   – Мое предложение не бескорыстно.
   – Не сомневаюсь в этом.
   – Ваши слова говорят о том, что я успел достаточно проявить себя за столь короткое знакомство.
   – Безусловно. Все это время после того, как вы обнаружили меня, вы были чрезвычайно галантны. А теперь, если вы покажете мне, как выбраться отсюда... и побыстрее... я буду вам очень благодарна.
   – Ваша благодарность для меня драгоценна. Едемте. Деревья начали редеть. Мы выехали на открытое место, впереди виднелся замок.
   У меня перехватило дыхание и невольно вырвалось:
   – Как он великолепен.
   – Он уже несколько столетий является собственностью Карсоннов.
   – Знаю. Мне рассказывали о них. Мы проезжали мимо, когда ехали со станции, и он еще тогда потряс меня.
   – Это один из прекраснейших и древнейших замков в этой части страны.
   – Насколько я поняла, граф бывает здесь весьма часто.
   – Да, хотя так же часто он бывает в Париже.
   – А это его виноградник?
   – Да, совсем маленький в сравнении с виноградниками месье Сент-Аланжера... но, надо вам заметить, вино с этого виноградника имеет особенный вкус.
   – Возможно. Ну, думаю, теперь я знаю, где мы находимся. Примите мою благодарность за избавление от этих ваших монстров.
   – Вы имеете в виду моих преданных гончих?
   Я кивнула.
   – И спасибо, что проводили меня из леса.
   – Вы так любезны. Попробую ответить тем же. Повторяю: в моих лесах вы всегда – желанная гостья.
   – Действительно – очень мило.
   – Быть может, мне повезет встретить вас снова.
   Я не ответила. Там, в лесу, когда мне показалось, что он пытается меня удержать, я немного испугалась; теперь же было жаль, что это приключение уже закончилось.
   Мы остановились на невысоком холмике, и я огляделась.
   – Вон там, – сказал он, – виноградники вашего отца. Вам нужно спуститься с холма, затем пересечь поле – и вы дома.
   – Хорошо, спасибо. До свидания, месье де ла Тур.
   – Аи revoir, мадам Сэланжер.
   Направляясь к дому, я знала, что он наблюдает за мной, и ощущала какой-то радостный трепет. Он произвел на меня сильное впечатление. Нельзя сказать, чтобы он мне понравился – я не любила самодовольных мужчин. Ни Дрэйк, ни Филипп никогда не были такими. Филипп был душевно мягким и чутким, Дрэйк, в сущности тоже. А здесь я встретила человека совершенно иного: у меня все время было такое чувство, будто он подсмеивается надо мной; и в обращении, и в голосе его проглядывала яркая чувственная натура. Он слишком явно подчеркивал свою принадлежность к мужскому полу... в физическом смысле, и я чувствовала, что его добродушное подтрунивание как бы приглашает к чему-то большему. Это смущало и волновало меня; однако, надо признать, это волнение не было мне неприятным.
   Подъезжая к дому, я увидела отца. Он шел от конюшен.
   – Ленор, – позвал он, – как хорошо, что ты вернулась. Я уже начал волноваться.
   – Что-нибудь с Кэти?
   – Нет... нет. С ней все в порядке. Мне сказали, что ты уехала на прогулку, но прошло уже так много времени.
   – У меня было настоящее приключение. Ты знаешь тот лес...
   Он кивнул.
   – Я забралась в него, и вдруг появились два огромных свирепых пса. Я думала, они набросятся на меня. Маррон испугалась до смерти. – Я похлопала лошадь по холке; она в ответ повела боками.
   – Собаки! – сказал отец.
   – Жуткие зверюги. К счастью, с ними был хозяин. Он отозвал их и сказал мне, что я нарушила – границу его владений. Оказывается, этот лес принадлежит ему. Он немного поговорил со мной и назвал свое имя – Гастон де ла Тур. Ты его знаешь?
   Отец удивленно смотрел на меня.
   – Гастон де ла Тур и граф Карсонн – одно и то же лицо. Этот лес в самом деле – его собственность. Впрочем, как и большинство здешних земель.
   – Ты хочешь сказать – это был сам граф? Но он не сказал... просто назвался – Гастон де ла Тур.
   – Мне не нравится, что ты встретилась с ним, – сказал отец.
   – Забавная получилась встреча.
   – Не сомневаюсь. Он умеет позабавить женщину, если на него найдет охота.
   Отец обеспокоенно вглядывался в мое пылающее лицо.
   – Ну, может, вы больше и не увидитесь. Хорошо бы так. Он не может похвастаться очень хорошей репутацией... в отношении женщин.
   – Ах, вот как? – рассмеялась я. – В это легко поверить.
   Я передала Маррон конюху и пошла вместе с отцом в дом, продолжая вспоминать свою встречу с этим безнравственным графом.
 
   Урожай винограда был уже собран, все прошло на удивление гладко. Теперь виноградные кисти лежали на ровном настиле, впитывая солнце. Каждый день люди с тревогой вглядывались в небо, но солнце каждое утро милостиво всходило на небосвод и изливало свои лучи на собранные ягоды. Все шло хорошо.
   Кэти волновалась вместе со всеми, все больше проникаясь заботами виноделов. Отец показал ей огромные цилиндры для давления ягод. Она была немного разочарована, ей больше нравился старинный обряд. Но отец объяснил ей, что современный метод более эффективен.
   Однако вскоре нас ожидал удар. Сезонные работники, которые каждый год приходили на помощь, на этот раз не появились. Отец был вне себя, когда узнал, что явилось тому причиной.
   – Они будут работать в замке, – сказал он. – Обычно у графа vendange бывает на неделю-две позже нашего; у нас более солнечная сторона, поэтому мы начинаем раньше. В этом году он решил начать процесс приготовления вина одновременно с нами, и как следствие этого – работники, которые должны были работать у нас, пошли к нему.
   – Ты хочешь сказать, что люди, которые столько лет работали на тебя, переметнулись к нему, как только он поманил?
   – Это же граф. Он требует полного подчинения.
   – А как же их лояльность по отношению к тебе?
   – Их я не виню. Им приказали – они подчинились.
   – Как это низко с его стороны!
   – Он хочет дать понять всем нам, кто здесь хозяин. Большинство здешних земель принадлежит ему. Из-под его влияния выпадаем только мы и, конечно, Виллер-Мюр. И ему захотелось напомнить нам о своей власти в этих краях.
   – А ты не можешь объяснить ему, что тебе нужны эти люди?
   – Я не собираюсь просить об одолжении. Справимся как-нибудь сами.
   – Ты думаешь?
   – Надо постараться сделать все, что в наших силах.
   Отец занялся перераспределением обязанностей среди работников, но тут случился второй удар. Работников перевозили с места на место на телегах. И вот как-то лошадь ни с того ни с сего понесла, перемахнула через изгородь, сломала ногу и перевернула телегу. В результате пострадало четверо человек – у старшего работника была сломана нога, еще у одного – рука, а двое получили царапины и ушибы.
   Отец был в отчаянии.
   – Можно подумать, что в этом году на наш vendange наложили проклятие.
   А потом случилось неожиданное. Когда отец снова пытался все реорганизовать, в поместье прибыла телега с десятью работниками.
   Я увидела телегу из окна и поспешила вниз узнать, что случилось на этот раз. Отец был уже там.
   Один из людей сошел с телеги.
   – Господин граф передает вам привет. Он услышал о вашей беде и послал нас поработать у вас, пока в этом будет необходимость.
   Отец недоверчиво смотрел на них.
   – Но... – пробормотал он, – я не понимаю. Почему же вы сразу не пришли ко мне?
   – Таков был приказ господина графа, месье Сент-Аланжер. Мы не могли отказать ему. Но теперь он сам послал нас. Ему рассказали о несчастном случае, и он хочет помочь вам. Когда мы закончим работу здесь, то вернемся в замок на его vendange.
   Отца раздирали противоречивые чувства. Я видела, какая в нем происходит борьба. Ему очень хотелось отказаться от предложения графа, но здравый смысл возобладал над гордостью. Это был шанс спасти урожай, и было бы глупостью отказаться от него.
   – Очень любезно со стороны графа, – наконец невнятно выговорил он.
   – Мы можем приступить к работе немедленно, месье Сент-Аланжер.
   Они послезали с телеги. Их не было нужды инструктировать. Каждый из них прекрасно знал, что нужно делать.
   Вернувшись вместе с отцом в дом, я положила руку ему на плечо:
   – Значит, все обойдется?
   – Мне непонятны мотивы его поступка.
   – Он прослышал о несчастном случае. Я думаю, граф прекрасно осведомлен обо всех трудностях, которые должны были за этим последовать. Видимо, это вызвало у него сочувствие, и он решил проявить добрую волю.
   – Ах, ты не знаешь этого человека. Мы конкуренты. Он будет страшно доволен, если наш урожай пропадет.
   – Возможно, ты неверно судил о нем.
   Отец покачал головой.
   – Нет, у него есть на то свои причины. Он ничего не делает просто так.
   Пришла Кэти и, выслушав новости, высказалась, как всегда, прямодушно:
   – Он что, действительно такое чудовище?
   Отец угрюмо кивнул.
   – Вот бы посмотреть на него. Он живет в том замке? Он великан?
   – Никаких великанов не существует, Кэти, – напомнила я ей.
   Кэти была разочарована.
   – Он хотя бы ест людей? – спросила она.
   – В фигуральном смысле – да.
   – Ну ладно, забудем о нем, – сказала я. – Теперь у нас полный комплект рабочих, и мы можем приступить к делу.
   Отец согласился со мной, но я видела, что его очень насторожил тот факт, что спасение пришло к нему от графа.
 
   Это была незабываемая ночь. Урожай был спасен, и это вызывало всеобщее ликование. Несмотря на препятствия, все в конце концов устроилось благополучно. Казалось, на торжество собралась вся округа. В теплом вечернем воздухе тускло мерцал свет от ламп фонарей. На лужайке перед домом скрипачи играли народные песни и пританцовывали; народ подпевал им. Увлеченная происходящим, Кэти тихо сидела рядом со мной.
   На всеобщее угощение выставили вино прошлогоднего урожая и огромные торты, украшенные фруктами и орехами. Чем ближе подступала ночь, тем громче становилось пение и неистовее – пляски. Я сидела на скамье и слушала песню, которую пела мне бабушка, когда я была маленькой.
   En passant par la Lorraine Avec mes sabots...
   Кто-то присел рядом со мной. Я повернулась, и сердце у меня подпрыгнуло от удивления, испуга и – пришлось себе признаться – радостного волнения. Я услышала свой запинающийся голос:
   – Граф де Карсонн...
   – Собственной персоной, – ответил он, приблизив свое лицо к моему. – Ну пожалуйста, скажите, что рады мне. – Он взял мою руку и поцеловал ее. Только теперь он увидел Кэти. – Не говорите. Я знаю. Это прелестная мадмуазель Кэти. Счастлив познакомиться, мадемуазель. – Он поцеловал руку Кэти.
   Глаза Кэти вспыхнули беспокойным огнем. Я видела, что ее взволновал этот поцелуй. Ей еще никогда не целовали руку, тем более такие представительные и красивые мужчины.
   – Я знаю, кто вы, – сказала она.
   Кэти никогда не лезла в карман за словом.
   – Выходит, мы уже хорошо знакомы.
   – Вы в самом деле такое чудовище?
   – Вынужден ответить: скорее всего, да.
   – Но вы не похожи на великана.
   – Сожалею, что не оправдал ваших ожиданий.
   – А вы едите людей?
   – Я похож на каннибала?
   – Мама, что такое «каннибал»?
   – Это тот, кто ест людей.
   – Но, как правило, люди не входят в мой рацион, – сказал он ей.
   – А меня вы съедите?
   – Это – глупый разговор, – сказала я. – И ты знаешь об этом, Кэти.
   Он засмеялся и, взяв ее за подбородок, улыбнулся:
   – Только не на завтрак.
   – А на обед?
   – Для начала я вас откормлю.
   – Фе, фи, фо, фам, – нараспев проговорила Кэти, – здесь пахнет английской девочкой...
   Она хихикнула.
   – Вы хотели повидаться с отцом? – обратилась я к нему.
   – Нет, я хотел убедиться, что у вас все хорошо и что он сумел преодолеть это фатальное невезение.
   – Он благодарен вам, – сказала я.
   – С меня довольно знать, что у вас все в порядке. А что вы думаете обо всем этом... – он указал на танцующих, – об этом обычае праздновать сбор урожая?
   – Мне очень нравится.
   – Довольно занятно... но, верно, не слишком – для женщины, у которой свой бизнес в Лондоне и в Париже?
   – Занятно слышать это от вас.
   – Я вижу, мадемуазель Кэти в восторге. Мадемуазель... я могу предложить вам посмотреть настоящий vendange... такой, каким он был на протяжении столетий... как это делают в моем замке. Не окажете ли вы мне честь, почтив своим присутствием наш праздник?
   – Прийти к вам? О да, пожалуйста. Мы придем, правда, мама?
   – Там видно будет, – сказала я.
   – Но почему мы не можем пойти?
   – Мы должны узнать, какие планы у твоего дедушки.
   – У него нет никаких планов.
   – Значит, решено, – быстро сказал граф. – Мадам Сэланжер, мадемуазель Кэти, вы должны быть моими гостьями. Событие ожидается через три дня.
   Кэти захлопала в ладоши.
   – Обещаю, что не съем вас, – прибавил он.
   Кэти пожала плечами и засмеялась.
   Нас уже заметил отец и торопливо направлялся к нам.
   – Господин граф.
   Он поднялся, широко улыбаясь, – так, словно это было самым естественным делом – зайти между прочим на территорию своего давнего врага.
   – Рад, что у вас все обошлось, Сент-Аланжер.
   – Я должен благодарить вас, – сдержанно начал отец.
   – Не берите в голову. Разве могло быть иначе. Я услышал про несчастный случай. В такое время! Я представил себе, в каком затруднении вы оказались, и послал людей.
   – Они прибыли как раз вовремя.
   – В таком случае я удовлетворен.
   – Теперь я у вас в долгу, – снова начал отец.
   Граф показал рукой на нас с Кэти.
   – Мадам Сэланжер и мадемуазель Кэти только что дали свое согласие прийти к нам в замок на vendange. Это сполна вознаградит меня за ту незначительную услугу, которую я сумел вам оказать.
   Услышав это, отец на мгновение окаменел. Придя в себя, он сказал:
   – Я уверен, что вам будет интересно посмотреть нашу усадьбу. Не соблаговолите ли пройти со мной, граф?