– Я хорошо это помню.
   – А потом она вышла за старика, который сделал ее богатой. Мне кажется, если бы она нашла кого-нибудь помоложе, у нее не развился бы комплекс, будто она не столь привлекательна, как другие женщины... и может быть, тогда она была бы другой. Она никогда не была особенно счастлива, и у меня такое чувство, словно я должна ее опекать.
   – Думаю, ты испытываешь это чувство ко всем.
   – Я очень хочу, чтобы ты как-нибудь сходила к ней вместе со мной. Пожалуйста, Ленор. Я знаю, что она хочет повидать тебя.
   – Я в этом не уверена.
   – Но это действительно так. Она все время говорит о тебе. Пойми, Ленор, она очень несчастна.
   И мы пошли. Джулия встретила меня очень радушно и была гораздо жизнерадостней, чем в первый раз. Возможно, она поняла, какой вред наносит себе пьянством, и делала попытки к исправлению.
   Она готовилась к приему и была возбуждена. Последнее время стало модным устраивать фортепьянные концерты. Она считала это прекрасной идеей. Предполагалось, что придут многие коллеги Дрэйка. «Фортепьянный концерт, а потом – буфет, – радостно восклицала она. – Ну разве не чудесно я все придумала!»
   Касси была безумно рада, что она чем-то заинтересовалась, и всячески старалась поддержать ее.
   – Ты придешь? – просительным голосом сказала она мне.
   Я согласилась.
 
   В последние дни бабушка ходила подавленная. Она знала, что я опять встречаюсь с Дрэйком, и волновалась. Видимо, она считала, что я слишком долго жила как монахиня. Я была молода и уже вкусила радости замужней жизни. Но бабушке хотелось видеть меня благополучно устроенной, замужем за хорошим человеком. Это было главным ее желанием. Дрэйка она считала в этом отношении идеальным, но он был женат.
   Я чувствовала, ее мучает страх, что мои эмоции могут завести меня слишком далеко. Наверное, мне следовало объяснить ей, что мои чувства к Дрэйку никогда не доведут меня до безрассудных поступков. Я любила его, но спокойной сестринской любовью. Теперь я знала, какие разные чувства можно испытывать к мужчинам...
   Мы с Касси пошли на вечер к Джулии. Касси была рада тому, что Джулия занялась делом, которое прекрасно соответствовало ее натуре.
   – Это придаст ее жизни какой-то смысл, – сказала она. – Это именно то, что ей нужно.
   Джулия с Дрэйком, плечом к плечу, встречали гостей. Меня несколько насторожил тот факт, что щеки Джулии горели каким-то неестественным, с багровым оттенком, румянцем. Глаза сверкали от возбуждения.
   – Касси, дорогая! Ленор! Прекрасно выглядишь. Такая элегантная, правда, Дрэйк?
   Дрэйк грустно улыбнулся.
   Я сказала, что мы горим желанием послушать концерт. Потом они занялись другими гостями, а мы проследовали в зал.
   Откуда-то рядом с нами вынырнул Чарльз. С ним опять была Маддалена де Пуччи. Она выглядела ослепительно в красном бархатном платье, выгодно оттенявшем ее жгучую красоту.
   Чарльз бурно приветствовал нас.
   – Как здорово, что вы тоже пришли. Джулия наверняка очень рада. – Он коварно улыбнулся. – И Дрэйк тоже. Сегодня здесь собралось довольно большое общество, верно? Здесь должно быть несколько самых известных – или, скорее, печально известных – политических деятелей. И все это в честь Дрэйка. – Он повернулся к своей спутнице. – Дорогая моя, здесь вы можете наблюдать один из пластов английского общества. Здесь собрались те, кто создает законы, и те, кто подчиняется им. Надо сказать, Дрэйк выглядит очень довольным собой... и своим окружением.
   И снова он бросил на меня этот многозначительный взгляд. Я начинала всерьез его опасаться.
   Он задержался в нашей компании, и я чувствовала себя скованно. С Маддаленой он разговаривал так, словно они были накоротке, а на меня бросал взгляды, от которых мне становилось тяжело на сердце.
   Через некоторое время к нам подошла Джулия.
   – Ну как, вам весело? Я пригласила фотографа. Хочу, чтобы он сделал несколько фотографий... в начале вечера... пока все еще не сникли. А потом мы попросим сыграть нам синьора Понтелли; затем будет ужин и танцы. Я получила истинное удовольствие, когда составляла меню на сегодняшний ужин.
   – Ты все замечательно устроила, – сказала я ей.
   Она тепло улыбнулась.
   – Я рада, что ты так думаешь.
   – Я как раз только что говорила, как должен радоваться этому Дрэйк.
   – Надеюсь, что так... о, я очень надеюсь на это. О, смотрите, вот и фотограф. Пойду приведу его. Стойте здесь, никуда не отходите. Я хочу сфотографировать вас всех вместе.
   Так я оказалась рядом с Чарльзом и Маддаленой, когда фотограф стал делать снимки. Было много суматохи, пока нас расставляли; фотограф велел нам улыбаться, и мы стояли, растягивая губы в улыбке, изображающей огромное удовольствие. Но пока он хмыкал и угукал, эти улыбки застыли и превратились в неестественные гримасы.
   Наконец это кончилсь.
   Затем прибыл пианист и отыграл концерт, в основном состоявший из произведений Шопена. Играл он с большим профессионализмом и выразительностью и, на мой взгляд, заслуживал большего внимания со стороны публики, чем получил.
   По окончании концерта его наградили довольно скудными аплодисментами, после чего за инструмент сел другой музыкант, и начались танцы. Через некоторое время нас пригласили на ужин. Я была с Касси и Дрэйком, потом к нам присоединилось двое друзей Дрэйка из политических кругов. После того, как все отдали должное лососю в шампанском, завязалась интересная беседа. Я с удовольствием участвовала в разговоре, пока не заметила, что на другом конце стола за нами пристально наблюдает Джулия. На протяжении всего вечера, когда бы я ни взглянула на нее, у нее в руках всегда был бокал.
   После ужина продолжились танцы. Джулия очень удачно приспособила одну из комнат под бальную залу и украсила ее экзотическими растениями, взятыми напрокат специально для этого вечера. После ужина танцы проходили под оркестр.
   Я знала, что Дрэйк не упустит возможности потанцевать со мной. Последнее время он стал безрассудным, что в принципе было ему несвойственно. Я думаю, ему столько пришлось пережить, что он стал безразличен к условностям. Он не мог не знать, что Джулия ревнует его ко мне. Я не сомневалась, что в одном из пьяных скандалов она ясно дала ему это понять. Иногда мне казалось, что их ссоры с Джулией ему безразличны – возможно, он даже специально подталкивал ее к разводу.
   Он пригласил меня на вальс. Когда этот танец только начинал входить в моду, общество было шокировано, найдя его слишком откровенным.
   Дрэйк закружил меня по залу.
   – Как замечательно, что ты пришла, – сказал он.
   – По-моему, вечер удался. Джулия все прекрасно устроила.
   – Да, вечер проходит удачно... пока. Что ты думаешь по поводу того, что говорил Джеймсон?
   Вопрос явился продолжением разговора за ужином.
   – Я нахожу это интересным.
   – Слушая его, можно подумать, что он агитирует за партию Солсбери.
   – Но ведь он из ваших либералов.
   – В любой партии полно перебежчиков.
   Мы помолчали немного, после чего он сказал:
   – Какое блаженство... держать тебя в своих объятиях.
   – Дрэйк, – взмолилась я, – будь осторожен.
   – Иногда я не могу быть осторожным... иногда мне становится все равно. Я чувствую, что скоро что-то произойдет. Почему бы нам не уехать вместе?
   – Ты не можешь говорить это всерьез.
   – Не знаю. Я много думал об этом. Строил планы.... иногда мне кажется это единственным выходом.
   – Подумай о своей карьере.
   – Мы могли бы уехать отсюда... и начать все сначала.
   – Нет, это будет неправильным. И кроме того... – Он выглядел таким несчастным, что я не смогла сказать ему, что будь он свободен, я и тогда, возможно, не согласилась бы выйти за него замуж. Мне было жаль его. Я так любила его. Мне не хотелось сделать ему больнее, чем ему уже было, сказав, что я не люблю его как мужчину.
   – Временами я чувствую, что могу сорваться, – сказал он. – Джулия бывает невыносима. С каждым днем терпеть это становится все труднее. Иногда я чувствую, что могу сделать что-нибудь... что угодно, лишь бы это все прекратилось. Теперь, когда ты здесь, жить среди этого кошмара стало еще невыносимей.
   – Возможно, будет лучше, если на некоторое время я уеду в Париж. Это можно легко устроить.
   – Нет, нет. – Он прижал меня крепче. – Не уезжай. Я знала, что Джулия наблюдает за нами. Она не танцевала: ухватившись за спинку стула, будто только он и поддерживал ее в вертикальном положении, с неизменным бокалом в руке, она опасно раскачивалась и уже несколько раз плеснула себе на платье.
   Неожиданно она выкрикнула:
   – Слушайте, все. Я хочу сказать кое-что.
   Она взобралась на стул. В любой момент она могла оттуда свалиться. Повисла напряженная тишина. Музыка смолкла. Она указала на Дрэйка.
   – Вот, – сказала она, – вот мой муж, Дрэйк Олдрингэм, политик с непомерными амбициями. – У нее заплетался язык, и к ужасу своему, я поняла, что она совершенно пьяна. – Он не хочет меня. Он хочет вон ту... которая танцует с ним... он так крепко ее держит... и шепчется с ней... рассказывает, как ужасно ему живется со мной. Он хочет ее, эту портниху, эту негодяйку Ленор. Нет, он не хочет меня. Я всего лишь жена. А она – любовница. Она отняла его у меня.
   В зале воцарилась глубокая тишина. Я чувствовала, как в нашу сторону летят любопытствующие взгляды. Дрэйк подошел к ней и с отвращением произнес:
   – Джулия, ты пьяна.
   Она дико захохотала. Если бы Дрэйк не подхватил ее, то она бы упала. Потом она тихо выскользнула у него из рук и легла на пол, уставившись в пространство остекленевшим взглядом.
   Я увидела, что к ней пробирается Чарльз.
   – Нужно отнести ее наверх, – сказал он.
   Мне показалось, что он изумлен не меньше других выходкой Джулии.
   Сзади ко мне подошла Касси.
   – Нам надо ехать домой, – сказала она.
   Так плачевно закончился этот вечер.
   У меня путаются мысли даже теперь, когда я думаю о том, что случилось после пьяной выходки Джулии. Я была потрясена до глубины души. Вокруг меня стояли люди и избегали смотреть на меня.
   В этой ситуации Касси повела себя спокойно и твердо. Она взяла меня за руку, и я пришла в себя, когда мы были уже на улице. Экипаж должен был приехать за нами еще не скоро, поэтому добраться домой мы могли только пешком.
   – Ну что ж, пошли пешком, – сказала Касси.
   И мы отправились домой по темным улицам; она держала меня за руку и ничего не говорила. Я была благодарна ей за молчание.
   Когда мы вошли в дом, бабушка поспешно спустилась вниз, чтобы узнать, почему мы так рано. Мы пошли к ней в комнату, где я все рассказала ей. Она пришла в ужас.
   – Бедная Джулия! – сказала Касси. – Она не понимала, что творит... не отвечала за свои слова.
   – Должно быть, это давно запало ей в голову, – сказала я. – Как она могла бросить мне в лицо такие лживые обвинения перед всем народом!
   – Все видели, что она пьяна.
   – Это было очевидно. Но что она наговорила: Конечно, люди поверят этому.
   – Мое дорогое дитя, – сказала бабушка, – успокойся. Мы найдем какой-нибудь выход. Возможно, тебе стоит уехать. Ты могла бы снова пожить в Париже. – Она остановилась и нахмурила лоб. Я поняла, о чем она подумала: в Париже я могла попасть в капкан графа. Я буквально чувствовала, как она взвешивает в уме ситуацию. Наконец она пришла к выводу, что, несмотря на скандал и проблемы, которые он за собой повлечет, здесь я буду находиться в большей безопасности.
   – Люди сочтут это бегством, – сказала я.
   Она кивнула.
   – Вот что я тебе скажу. Сейчас я приготовлю нам хорошее успокоительное питье. Мы выпьем его и хорошенько выспимся. Утро вечера мудренее.
   Несмотря на бабушкино питье, уснуть я не смогла. Лишь на рассвете слегка задремала и проснулась с чувством тяжести в голове и на сердце. Воспоминания о кошмаре, который я пережила прошлой ночью, лишали меня сил и путали мысли.
   Ехать или не ехать, колебалась я. Какая жалость, что графиня в Париже. С ее опытностью и умом она бы лучше нас оценила ситуацию. Возможно, граф тоже еще в Париже. Тогда он подумает, что я вернулась, чтобы быть поближе к нему, и возобновит преследование. Я не могла поручиться, что на этот раз устою перед его натиском.
   К сожалению, я была не в состоянии трезво оценить события прошлой ночи. Но в одном я была твердо уверена: все, кто видел эту сцену, уже направо и налево рассказывают о ней знакомым. Чтобы женщина публично обвинила своего мужа в измене и указала на любовницу, присутствовавшую там же, – такого еще не случалось. Свидетели происшедшего будут счастливы поделиться со всеми этой сплетней в качестве очевидцев.
   Я терялась в догадках, что теперь будет. Поверят ли в обществе, что я действительно – любовница Дрэйка? Скорее всего, да.
   Возможно, все-таки лучшим решением будет уехать.
   Я подумала о Париже... о том, что, возможно, увижусь с ним, и все эти неприятности останутся позади. Все решат, что я сбежала – и они будут правы!
 
   Прошел день, мы занимались делами. Наши предположения, что после скандала от нас отвернутся клиенты, не оправдались. Оказалось, что многим не терпится посмотреть на виновницу скандала, и они заходили к нам под предлогом того, что хотят что-нибудь купить. Я избегала показываться в зале для посетителей.
   А еще через два дня, к моему несказанному удивлению, к нам заявилась Джулия.
   Ко мне пришла Касси сказать, что она хочет поговорить со мной.
   – Я не выйду к ней, – сказала я. – Нам лучше не видеться.
   – Она очень подавлена, – сказала Касси, – и плачет. Говорит, что должна поговорить с тобой, что ей не будет покоя, пока она не увидит тебя.
   Я сомневалась, стоит ли мне идти к ней, но Касси смотрела на меня умоляющим взглядом. С годами у Касси появилось ко всем нам какое-то материнское чувство, и мне казалось, она видела свое предназначение в том, чтобы опекать нас.
   – Пожалуйста, выйди к ней, – попросила Касси. – Меня просто убивает, когда в семье кто-то ссорится.
   И я сдалась.
   Джулия была довольно бледна, румянец сошел с ее лица, отчего голубые прожилки на щеках стали еще заметнее. Она выглядела старше своих лет, и вид ее жалкой фигуры смягчил меня больше, чем я сама от себя ожидала.
   Мы молча приветствовали друг друга и так же молча сели. Неожиданно она разразилась целым потоком слов:
   – О, Ленор, я ужасно жалею о том, что наделала. Я не понимала, что говорю... Я почти ничего не помню об этом. Помню, что стояла на стуле... но не помню, как я там оказалась.
   – Ты прокричала ужасные обвинения в адрес меня и Дрэйка.
   – Я не хотела этого.
   – Как ты могла подумать такое? – возмущенно воскликнула я. – Раз ты сказала это, значит, ты так думала.
   – Я так несчастлива, Ленор. Наверное, я всегда ревновала его к тебе. Дрэйк полюбил тебя с первого... сильнее, чем он когда-нибудь любил меня.
   – Он женился на тебе, Джулия.
   – Я знаю, но это мало что значит, правда? Он не любит меня. Иногда я схожу от этого с ума. Я боялась, что он женится на тебе. Поэтому я пыталась остановить его... как тогда, когда приехала в Свэдцингхэм, и заставила свою горничную притвориться, что она видела привидение в галерее... призрак, который появляется, чтобы предупредить о несчастном браке...
   Я не сразу поняла, о чем она, но потом вспомнила.
   – О, Джулия, как ты могла поступить так... глупо. Все это выглядело совершенно неправдоподобно.
   – Я жалею об этом, Ленор.
   – От твоих сожалений теперь мало пользы. Что скажут люди? Наверняка все поверили твоим обвинениям.
   – Я всем скажу, что не понимала, что говорю. Иногда я думаю, что Дрэйк ненавидит меня. Это сводит меня с ума... я становлюсь просто безумной.
   Я видела, что у нее начинается истерика, и попыталась как-то успокоить ее.
   – Хорошо, Джулия. Попробуем забыть об этом.
   – Ты правда этого хочешь?
   – Да, правда. И позволь тебе заметить – я никогда не была любовницей Дрэйка.
   – Но он когда-то хотел жениться на тебе.
   – Он не делал мне предложения, Джулия. Забудь об этом. Он женился на тебе.
   – Да, – сказала она, – он женился на мне. Женился. – У нее на губах появилась коварная усмешка, – вероятно, она вспомнила о том, как одурачила его.
   Несмотря ни на что, мне было жаль ее. Она превратилась в несчастную истеричную женщину. Она могла быть богатой, но от этого жизнь ее не стала лучше. Она полюбила Дрэйка с первого взгляда и использовала все доступные средства, включая и обман, чтобы заполучить его в мужья.
   – Да, давай постараемся забыть об этом, – улыбаясь, сказала она.
   «А все лондонское общество перестанет меня уважать, – подумала я. – И какой вред это уже нанесло карьере Дрэйка? Политик с такой взбалмошной женой не может рассчитывать на успех. Возможно, на этот раз его карьере был нанесен непоправимый урон».
   Со дня скандала я не видела Дрэйка, да и не хотела этого. Я боялась того, что он мне скажет, так как после того, что случилось, он более, чем когда-либо, будет стремиться уехать от Джулии подальше. Его карьера была под угрозой. И, возможно, теперь ее уже ничем не спасти.
   Но Джулия и тут опередила меня. Она искренне сокрушалась по поводу происшедшего. Я верила, что она горько раскаивается. Она и в самом деле была пьяна и плохо сознавала свои действия. Какой смысл с ней ругаться? Она была жалка.
   – Я попытаюсь бросить пить, – сказала она. – Я уверена, что смогу, если как следует постараюсь. Это поможет мне, понимаешь, Ленор. Поможет мне забыть. Я так хотела помочь Дрэйку, а в результате закатила скандал.
   Это вышло из-за того, что я увидела, как он танцует с тобой... у него было такое счастливое лицо. И я спрсила себя: «Почему со мной он не бывает таким? « И прежде, чем осознала, что делаю...
   – Пожалуйста, Джулия, постарайся понять, что он для меня просто хороший друг. Он женился на тебе...
   – Да, он женился на мне. Значит, мы снова подруги, да, Ленор?
   Касси умоляюще смотрела на меня.
   – Да, – отозвалась я, – мы – подруги.
 
   Но прежде, чем закончилась эта неделя, случилась такая трагедия, которая заставила всех забыть об этом пустячном скандале.
   У Чарльза сгорел дом.
   Он был один в верхней части дома. Вся прислуга находилась в подвале. Чарльз ждал к обеду гостью и велел, чтобы его не беспокоили. В моменту пожара гостья, должно быть, уже ушла, так как ее нигде не обнаружили. Чарльз счастливо избежал гибели. Его личный слуга, которого он отпустил на этот вечер, вернулся раньше времени и почувствовал запах дыма, который тянулся из спальни Чарльза. Когда он открыл дверь, оттуда вырвалось пламя. Он окликнул Чарльза по имени, ему никто не ответил. Однако он был уверен, что хозяин находится где-то в комнате. Поэтому он обмотал голову мокрым полотенцем и стал искать его. Чарльз, раскинувшись, лежал на кровати; слуга решил, что тот наглотался дыма и потерял сознание. Слуга был крепкого телосложения и сумел перетащить Чарльза в безопасное место. Там он сделал ему искусственное дыхание и тем самым спас жизнь.
   Чарльз действительно родился в рубашке. Он запросто мог погибнуть в огне и наверняка так бы и случилось, если бы не верные действия слуги.
   Джулия отбросила свои страдания и предприняла энергичные действия. Хелен, жена Чарльза, была в это время на севере Англии. Не стоит ее беспокоить, сказала Джулия. Чарльз может пожить у нее, пока все не встанет на свои места.
   Кэти была слишком наблюдательным ребенком, чтобы не заметить, что что-то случилось.
   – А что сделала тетя Джулия? – спросила она. Я притворилась, что не понимаю вопроса.
   – Но ведь что-то было, – настаивала она. – У всех губы вытягиваются в ниточку, когда говорят об этом – как-будто она сделала что-то не так и они радуются этому.
   – О... она не очень хорошо себя чувствует.
   – Ас виду не скажешь. У нее такие красные щеки. Даже, скорее, пурпурные.
   Вдруг я импульсивно спросила ее:
   – Как ты отнесешься к тому, чтобы еще раз съездить в Париж?
   – А когда мы уезжаем?
   – Я не сказала, что мы поедем. Я хотела узнать, хочешь ли ты поехать туда и пожить там вместе с графиней.
   – И оставить здесь тебя? – эта мысль вызвала у нее неудовольствие.
   – Я... я думала, ты обрадуешься.
   – А почему ты не можешь поехать?
   – Ну, меня здесь задерживают некоторые дела, а тебе, наверное, хочется поехать.
   – Я смогу снова увидеть Рауля и графа. Я хочу поехать, но мне бы хотелось поехать с тобой. И к тому же граф ведь не станет приходить ко мне, правда? Он всегда приходил к тебе.
   Меня удивило, что она так хорошо все понимает. Дети понимают значительно больше, чем мы от них ожидаем. Мне было бы интересно узнать, что она думает по поводу преследований графа и моих отношений с Джулией и Дрэйком.
   Вошла бабушка.
   – Бабушка, – сказала Кэти, – мама думает, что я могла бы поехать в Париж.
   Бабушка посмотрела на меня, и я поспешно сказала:
   – Я подумала, что Кэти, может, захочется пожить там немножко с графиней.
   – Без тебя? – спросила бабушка.
   – Мне почему-то кажется, что я должна быть здесь.
   Бабушка кивнула.
   – Но мне не хотелось бы ехать без мамы, – сказала Кэти.
   – Я думаю, вам обоим лучше побыть пока здесь, – добавила бабушка.
   После того, как Кэти ушла, она сказала:
   – Ведь не хочешь же ты, чтобы ребенок поехал без тебя.
   – Просто я подумала, что она, возможно, понимает больше, чем мы думаем. Она понимает, что что-то происходит. Она могла услышать какие-нибудь разговоры. Детей часто не принимают в расчет. Может быть, будет неплохо, если она уедет отсюда на какое-то время. Бабушка медленно покачала головой.
   – Нет... нет, лучше вам держаться вместе.
 
   Я сильно встревожилась, когда в один прекрасный день к нам заглянул Чарльз. Несмотря на недавнее происшествие, вид у него был очень веселый.
   Был полдень. Касси повела Кэти на прогулку в парке. Бабушка отдыхала у себя в комнате. Я была одна и занималась счетами. После скандала у Джулии я не решалась показываться людям на глаза.
   Горничная доложила, что ко мне пришел мистер Сэланжер.
   Я уже собралась сказать, что меня нет, как он сам появился в дверях, что было для него весьма характерно. Догадываясь о моем нежелании видеть его, он решил действовать напролом.
   – Ленор, как чудесно, что я снова вижу тебя!
   Он прошел в комнату, горничная закрыла за ним дверь, и мы остались одни.
   – Ну, – сказал он, – поздравь меня. Ты хоть понимаешь, что я чудом вырвался из тисков смерти?
   – Поздравляю.
   – Джед – отличный парень. Если бы не он, я бы уже был на том свете.
   – Представляю, как ты ему благодарен.
   – О, бесконечно. У меня пока нет желания отправиться в царство мертвецов. А ты, Ленор, как всегда, очаровательна. Я тебе кое-что принес.
   Он вручил мне фотографический снимок.
   – Момент той памятной ночи, – сказал он.
   Это была фотография, сделанная на приеме у Джулии. Снимок был очень четким, и всех можно было хорошо разглядеть: Чарльз, Касси, Маддалена, еще двое мужчин и я.
   – Получилось очень хорошо, не находишь?
   Я вовсе не хотела иметь у себя напоминание о той ночи. Мне и так стоило немалых усилий позабыть о ней.
   – Все очень хорошо получились, – сказала я, мельком взглянув на фотографию, и тут же убрала ее в стол. Смотреть на нее было выше моих сил.
   – Я так и думал, что тебе захочется иметь ее у себя, – издевательски сказал он.
   – Я бы предпочла забыть о том вечере.
   – Ах, ты переживаешь из-за выходки Джулии. – Он рассмеялся. – Бедная Джулия! Боюсь, что на этот раз она зашла слишком далеко. Честно говоря, я тоже – в ту ночь, когда чуть не сгорел. Должно быть, это у нас семейное. Я развлекался с одной леди, diner a deux[27]... и ничего не могу вспомнить. Да, Джулия, конечно, дала себе волю. Но она – хорошая сестра. Ты, наверное, знаешь, от моего дома почти ничего не осталось. Сгорел мой письменный стол... сгорел дотла... и весь мебельный гарнитур в спальне. У меня была неплохая обстановка в том доме.
   – Думаю, ты мог бы переехать на время в Шелковый дом.
   – О, у меня так много дел в Лондоне.
   – А когда возвращается Хелен?
   – Я не думаю, что ей стоит торопиться. Мы лучше ладим, когда не видимся друг с другом. Это один из рецептов удачного брака.
   – Ты – страшный циник.
   – Я – реалист. Вот как это называется. Джулия взяла на себя роль доброй самаритянки, Дрэйк не возражает; поэтому я могу пожить у них, пока не совью себе другое гнездышко. Но я, собственно, пришел сюда не за этим.
   Я удивленно приподняла брови. Он улыбнулся и подошел к столу, за которым я стояла. Я до сих пор не села сама и не предложила сесть ему.
   – Ты, вероятно, спрашиваешь себя, зачем я пришел. Что ж, я удовлетворю твое любопытство. Я пришел поговорить о нас.
   – О нас?
   – Да... о тебе и обо мне.
   – А что ты можешь сказать мне о нас?
   – Что мы должны стать более близкими друзьями. Я немного ревную тебя... к Дрэйку. Ты, кажется, так любишь его... а ведь, по совести говоря, не должна бы. Он ведь как-никак муж Джулии, а ты – член семьи... более или менее. Меня разбирает злость, когда я думаю о вас с Дрэйком и о том, как ты холодна со мной.
   – Ты говоришь чепуху.
   – Не думаю, что с тобой согласятся в свете после того, как...
   – Я думаю, нам больше не о чем говорить.
   – Нам о многом надо поговорить. Не знаю, почему, но ты притягиваешь меня, Ленор. Никак не могу выбросить тебя из головы. Но ты упорно мною пренебрегаешь. Ты такая непорочная... с виду. Каким невинным ребенком ты казалась, когда окрутила Филиппа. Слушай, а скажи-ка: почему все-таки он покончил с собой?