Страница:
Князь нахмурился, волхв и Ратьгой уставились встревоженно.
– Что стряслось с побратимом? – спросил Яромир хмуро.
Стрый пересказал чудачества хоробра. Князя огорчила гибель отроков. Волхв насупился, заслышав о бедовике.
– На кой ляд взяли? – спросил он строго. – Известно, поможешь бедовому – примешь на себя его несчастья.
Ратьгой наградил Вольгу презрительным взглядом: тоже мне, меча в руках не держал, а умничает. Стрый переглянулся с воеводой понимающим взглядом, ответил с холодком:
– Про то Люта спрашивай, мне тот попутчик не мешал.
Вольга скривился. Ратьгой хохотнул злорадно, но смешался под строгим взором князя.
– Враг близко, – сказал он Стрыю. – Путята с Твердятой полегли.
Лоб могучана прорезала глубокая складка.
– Так быстро?
Ратьгой откашлялся, перебил князя невежливо:
– Дивные дела пошли, Стрый. Степняки какие-то странные попались, веси походя пожгли, стольные грады разрушили, но земли не опустошили. Мчат, оставляя просеку, почему-то сюда стремятся. А тут еще Гамаюн…
Ратьгой пустился в долгие и пространные обсуждения. Стрый кивал, поддакивал, возражал мощным ревом. Князь плюнул на словоохотливых воевод и устремил взор на гребень вала, кишащий рабочими.
Раскопанная земля являла бревна срубов, основу вала, как искромсанная плоть кости. Рабочие с тоской поглядывали на стремительно угасающее небо, еще чуть – и прекратят работу. Ибо нельзя работать под покровом ночи, а князь пусть скрипит зубами сколь угодно. Не людям нарушать заветы богов. А пока ссыпали перед бревнами камни, укрепляли городню, с тоской думали: завтра еще и закапывать, чтобы вал стал крутым, покатым, неприступным.
Работа на прясле – участок стены от вежи до вежи – затихла. Некоторые в темноте откровенно халтурили, топтались на месте.
Князь махнул рукой, зычные голоса глашатаев прорезали густой сумрак, вздохи облегчения пронеслись по пряслу ураганом. С радостными воплями, побросав инструменты, работяги бросились с вала – скорее домой!
– Завтра доделают, – сказал князь неуверенно. – Еще надо поставить добавочный сруб для бойниц.
Стрый кивнул: а потом стену увенчает двускатная крыша, и последний уязвимый участок Кременчуга исчезнет. Пусть волны степняков бьются в три стены, окруженные глубоким рвом, усеянным кольями, или пытаются взять город с воды. Вдруг залезут на высокий крутой берег? Хотя до того надо будет сломить сопротивление соединенной рати, что сейчас окапывается перед городом, ставя заслон – глубокий ров – коннице, без которой кривоногие степняки беспомощны.
Даже если прорвутся, мало ли, то могучее войско неспешно отойдет за высокие стены, прикрываемое резервом и тучей стрел. А там поглядим. Два города они взяли, но те с Кременчугом ни в какое сравнение не идут.
Яромир махнул рукой, двинулся широким шагом:
– Пойдемте в палаты, как раз пир начнется.
Стрый буркнул насмешливо:
– До пиров ли?
– Надо же чем-то занять ораву союзных князей! Они у меня не просыхают с утра до ночи, всех девок перепортили. Но что поделать: могли не приходить с подмогой, надо уважить.
Ратьгой со Стрыем фыркнули в голос презрительно – уж они придут на помощь не ради вкусной жратвы, но ради чести.
Спустились со стены. Воины споро подвели коней, окружили почетным караулом. Вольга напомнил хмуро:
– Так что там с Лютом и неслухом Буськой?
Стрый возвышался над всадниками, как столетний дуб над чахлыми кустами, на волхва не посмотрел, ответил князю:
– Перебрались они через лагерь псоглавов три дня назад, больше их не видел, сразу домой.
Князь вскинул брови, за спиной ахнул волхв:
– Как нарваться на дивиев угораздило?
Стрый пожал плечами:
– На пути стояли, теперь лежат.
Ратьгой спохватился, спросил недоуменно:
– Постой, а в какой земле встретили?.. Так это ж от Вышатича на два дня пути, как за три дня обернулся?
Князь усмехнулся, пояснил, как неразумному:
– Забыл, на ком ездит?
Гором шумно всхрапнул, предостерегающе заржал. Ратьгой глянул на чудище уважительно. Волхв пробормотал под нос:
– Не сегодня-завтра будут в горах, а там неизвестно, сколько времени уйдет на поиски.
Яромир глянул неодобрительно.
– Что шепчешь, а то не знал, что затея пустая… почти пустая. Придется уповать на мощь железа.
Стрый громыхнул смешком:
– Представляю, как Буська взъярится, узнав, что пропустил славную битву.
Князь подумал мрачно, что он не прочь обойтись без драки, но уповать на божественные силы, способные защитить и сохранить, – удел дурака. Уже жалеет, что отослал побратима на такое непонятное поручение.
Княжий отряд прогрохотал по мостовой и влетел во двор детинца под радостные крики. Немедля кинулись хмельные бояре и союзные князья. С улыбками на красных потных рожах предлагали испить из братчины. Вольга незаметно исчез, воеводы брезгливо оглядели пьяную толпу и нехотя потащились в пиршественный зал.
Яромир широко улыбался, хлопал по потным спинам, приветственно вскидывал руки. Вслед орали здравицы, время от времени зычно кричали, славя доблесть и честь.
Палаты пропитались вкусными запахами, воздух загустел, как кисель. Князь с улыбкой вошел в пиршественный зал, утонувший в одобрительном реве. Кравчий сунул чару с медом, Яромир оглядел пирующих, крикнул здравицу.
Пусть, мелькнула небрежная мысль, пусть пируют. Недолго осталось.
Алтын в одиночестве пил горячий травяной взвар. Шатер был завален драгоценностями: золотые и серебряные изделия сверкают в свете светильников, грани разноцветных камней горят ослепительными точками. Повелитель степи задумался, наплывы бровей скрывали глаза, блестевшие в узких щелках.
Рука с парующей чашей застыла на весу, левая непрестанно теребила мешочек на груди, губы кривились мучительно. В шатре было душно, бритая голова блестела россыпью жемчужин. По обнаженному торсу стекали крупные капли, оставляя широкие влажные дорожки. Золотая цепь, усеянная драгоценностями, знак верховного вождя, лежала в сторонке небрежной кучкой.
Алтын оглядел горы ценностей с тоской, презрительно скривил губы и непроизвольно сделал отметающий жест. Это у Али-Шера вскипает кровь при виде злата, ничего выше не знает. А Повелитель скоро увидит свое сокровище, самое ценное, дорогое, за которое немедля готов отдать сотни караванов лошадей с гнущимися ногами от тяжести поклажи.
Скоро. Скоро лесные дикари ответят… Хотя предыдущие мало в чем виноваты, главный враг укрылся в соседнем княжестве, за высокими стенами, взять его будет куда труднее. Но он возьмет! Непременно!
И будет глядеть в мертвые глаза тамошнего правителя, называемого сынами степи Арамом. Повелитель долгие годы повторял ненавистное имя, оно каленым железом выжглось в мозгу, оставив неистребимый дух паленой плоти.
Яромир, ты умрешь!
За стенками шатра послышались возня, возмущенный вскрик: стражи по указу Повелителя никого не пускали. Но упорный Шергай кричал взволнованно, просил принять.
Алтын поставил на пол чашу.
– Пропустить, – сказал он тихо. Теперь неважно, как отдавать приказы. Мог подумать – стражи бы услышали.
Полог приподнялся, маг влетел парчовой молнией, распластался ниц.
– Повелитель, очень важные вести! – закричал он горячо.
Алтын с усмешкой оглядел халат старика: сколько можно носить такое убожество? Будто не мудрец, а ворона, падкая на яркие вещи.
– Встань, Шергай, – сказал он мягко, с неудовольствием отмечая возросшее нежелание говорить словами. – Расскажи, что стряслось? Навстречу движется войско?
Маг поднялся, замотал головой, жидкие нити бороды запутались в воздухе.
– Нет-нет, Повелитель. Жалкие лесные черви будут сидеть за высокими стенами, трепеща при виде доблестных сынов степи. Они подлые, трусливые…
Алтын прервал раздраженно:
– Прекрати, это не так.
Существо мага задрожало, сердце просверлила острая боль, прошибла холодная испарина.
«Скоро с ним вообще нельзя будет говорить безболезненно», – мелькнула в плешивой голове яркая мысль.
– Прошу простить, Повелитель, что вызвал твой гнев.
– Шергай, говори о деле и убирайся, – сказал Алтын устало.
Мага затрясло, он еле избавился от постыдной дрожи и пролепетал:
– Хитрый Арам может погубить войско по мановению пальца.
Брови Алтына с треском сшиблись на переносице, глаза метнули молнию, волосы старика встали дыбом.
– Как?
– Повелитель, по твоему приказу наблюдаю за окрестностями их города, даже натравил на людей нечисть в отместку за подлые покушения. По крупицам, через незримых духов собрал неясные слухи о том, что Арам услал лучший отряд на поиски магического предмета немыслимой мощи. Такой может испепелить наши полки и… и… – От волнения Шергай поперхнулся.
– Что – и? – полюбопытствовал Алтын напряженно.
– Но и повредить тебе нынешнему, Повелитель.
Алтын заскрипел зубами, тень на стене шатра забурлила, повеяло немыслимым холодом, словно отворилось окно в сказочные ледяные пустоши.
– Ну уж нет! – рявкнул Повелитель.
От звука голоса Шергай рухнул, стражи у полога застонали от внезапного страха, отдыхающие в стане воины оцепенели.
– На этот раз ему не одолеть! Говори, червь, что еще?
Шергай, задыхаясь, пролепетал:
– Оно находится в горах, называемых дикарями Железными. Повелитель, посмотри в захваченной карте, где они. Отправились около двух седмиц тому, должны быть там.
Алтын призадумался, волевым усилием пригасил ярость кипящей крови, мысли очистились.
– Шергай, – сказал он после раздумья, – мы не можем послать на перехват могучий отряд, его рассеют по дороге.
Маг согнулся в раболепном поклоне:
– Повелитель, истинно говоришь.
– Надеюсь, у тебя хватит сил, чтобы переправить к горам наемников?
Шергай затрепетал:
– Повелитель, прости, но я могу перенести их через вражеское княжество, не дальше.
Алтын было нахмурился, но пересилил себя, кивнул:
– Хорошо. Думаю, наемники смогут пойти по следам людей Яромира и вырвать у них колдовскую штуку. Да и в стане будет спокойнее – Али-Шер рано или поздно нарвется.
– Повелитель, ты мудр. Больше того – мудер, – сказал Шергай льстиво.
Алтын поморщился и властным взмахом руки услал того прочь. В одиночестве Повелитель напряженно задумался. В груди ворочалось нехорошее предчувствие.
Неприятной неожиданностью стало известие, что к Яромиру собрались войска окрестных князей. Пусть – будет славная битва. Но гнусный хитрец до вторжения в первое княжество услал людей за колдовской штукой. Как на него похоже, подлец! Привык действовать не силой, а обманом.
От волнения Алтын едва не потерял нить тревожащей мысли. Выходит, он знал о предстоящем походе, потому так подготовился, паскуда!
Да, наверняка знал.
Но откуда?
Глава четырнадцатая
– Что стряслось с побратимом? – спросил Яромир хмуро.
Стрый пересказал чудачества хоробра. Князя огорчила гибель отроков. Волхв насупился, заслышав о бедовике.
– На кой ляд взяли? – спросил он строго. – Известно, поможешь бедовому – примешь на себя его несчастья.
Ратьгой наградил Вольгу презрительным взглядом: тоже мне, меча в руках не держал, а умничает. Стрый переглянулся с воеводой понимающим взглядом, ответил с холодком:
– Про то Люта спрашивай, мне тот попутчик не мешал.
Вольга скривился. Ратьгой хохотнул злорадно, но смешался под строгим взором князя.
– Враг близко, – сказал он Стрыю. – Путята с Твердятой полегли.
Лоб могучана прорезала глубокая складка.
– Так быстро?
Ратьгой откашлялся, перебил князя невежливо:
– Дивные дела пошли, Стрый. Степняки какие-то странные попались, веси походя пожгли, стольные грады разрушили, но земли не опустошили. Мчат, оставляя просеку, почему-то сюда стремятся. А тут еще Гамаюн…
Ратьгой пустился в долгие и пространные обсуждения. Стрый кивал, поддакивал, возражал мощным ревом. Князь плюнул на словоохотливых воевод и устремил взор на гребень вала, кишащий рабочими.
Раскопанная земля являла бревна срубов, основу вала, как искромсанная плоть кости. Рабочие с тоской поглядывали на стремительно угасающее небо, еще чуть – и прекратят работу. Ибо нельзя работать под покровом ночи, а князь пусть скрипит зубами сколь угодно. Не людям нарушать заветы богов. А пока ссыпали перед бревнами камни, укрепляли городню, с тоской думали: завтра еще и закапывать, чтобы вал стал крутым, покатым, неприступным.
Работа на прясле – участок стены от вежи до вежи – затихла. Некоторые в темноте откровенно халтурили, топтались на месте.
Князь махнул рукой, зычные голоса глашатаев прорезали густой сумрак, вздохи облегчения пронеслись по пряслу ураганом. С радостными воплями, побросав инструменты, работяги бросились с вала – скорее домой!
– Завтра доделают, – сказал князь неуверенно. – Еще надо поставить добавочный сруб для бойниц.
Стрый кивнул: а потом стену увенчает двускатная крыша, и последний уязвимый участок Кременчуга исчезнет. Пусть волны степняков бьются в три стены, окруженные глубоким рвом, усеянным кольями, или пытаются взять город с воды. Вдруг залезут на высокий крутой берег? Хотя до того надо будет сломить сопротивление соединенной рати, что сейчас окапывается перед городом, ставя заслон – глубокий ров – коннице, без которой кривоногие степняки беспомощны.
Даже если прорвутся, мало ли, то могучее войско неспешно отойдет за высокие стены, прикрываемое резервом и тучей стрел. А там поглядим. Два города они взяли, но те с Кременчугом ни в какое сравнение не идут.
Яромир махнул рукой, двинулся широким шагом:
– Пойдемте в палаты, как раз пир начнется.
Стрый буркнул насмешливо:
– До пиров ли?
– Надо же чем-то занять ораву союзных князей! Они у меня не просыхают с утра до ночи, всех девок перепортили. Но что поделать: могли не приходить с подмогой, надо уважить.
Ратьгой со Стрыем фыркнули в голос презрительно – уж они придут на помощь не ради вкусной жратвы, но ради чести.
Спустились со стены. Воины споро подвели коней, окружили почетным караулом. Вольга напомнил хмуро:
– Так что там с Лютом и неслухом Буськой?
Стрый возвышался над всадниками, как столетний дуб над чахлыми кустами, на волхва не посмотрел, ответил князю:
– Перебрались они через лагерь псоглавов три дня назад, больше их не видел, сразу домой.
Князь вскинул брови, за спиной ахнул волхв:
– Как нарваться на дивиев угораздило?
Стрый пожал плечами:
– На пути стояли, теперь лежат.
Ратьгой спохватился, спросил недоуменно:
– Постой, а в какой земле встретили?.. Так это ж от Вышатича на два дня пути, как за три дня обернулся?
Князь усмехнулся, пояснил, как неразумному:
– Забыл, на ком ездит?
Гором шумно всхрапнул, предостерегающе заржал. Ратьгой глянул на чудище уважительно. Волхв пробормотал под нос:
– Не сегодня-завтра будут в горах, а там неизвестно, сколько времени уйдет на поиски.
Яромир глянул неодобрительно.
– Что шепчешь, а то не знал, что затея пустая… почти пустая. Придется уповать на мощь железа.
Стрый громыхнул смешком:
– Представляю, как Буська взъярится, узнав, что пропустил славную битву.
Князь подумал мрачно, что он не прочь обойтись без драки, но уповать на божественные силы, способные защитить и сохранить, – удел дурака. Уже жалеет, что отослал побратима на такое непонятное поручение.
Княжий отряд прогрохотал по мостовой и влетел во двор детинца под радостные крики. Немедля кинулись хмельные бояре и союзные князья. С улыбками на красных потных рожах предлагали испить из братчины. Вольга незаметно исчез, воеводы брезгливо оглядели пьяную толпу и нехотя потащились в пиршественный зал.
Яромир широко улыбался, хлопал по потным спинам, приветственно вскидывал руки. Вслед орали здравицы, время от времени зычно кричали, славя доблесть и честь.
Палаты пропитались вкусными запахами, воздух загустел, как кисель. Князь с улыбкой вошел в пиршественный зал, утонувший в одобрительном реве. Кравчий сунул чару с медом, Яромир оглядел пирующих, крикнул здравицу.
Пусть, мелькнула небрежная мысль, пусть пируют. Недолго осталось.
Алтын в одиночестве пил горячий травяной взвар. Шатер был завален драгоценностями: золотые и серебряные изделия сверкают в свете светильников, грани разноцветных камней горят ослепительными точками. Повелитель степи задумался, наплывы бровей скрывали глаза, блестевшие в узких щелках.
Рука с парующей чашей застыла на весу, левая непрестанно теребила мешочек на груди, губы кривились мучительно. В шатре было душно, бритая голова блестела россыпью жемчужин. По обнаженному торсу стекали крупные капли, оставляя широкие влажные дорожки. Золотая цепь, усеянная драгоценностями, знак верховного вождя, лежала в сторонке небрежной кучкой.
Алтын оглядел горы ценностей с тоской, презрительно скривил губы и непроизвольно сделал отметающий жест. Это у Али-Шера вскипает кровь при виде злата, ничего выше не знает. А Повелитель скоро увидит свое сокровище, самое ценное, дорогое, за которое немедля готов отдать сотни караванов лошадей с гнущимися ногами от тяжести поклажи.
Скоро. Скоро лесные дикари ответят… Хотя предыдущие мало в чем виноваты, главный враг укрылся в соседнем княжестве, за высокими стенами, взять его будет куда труднее. Но он возьмет! Непременно!
И будет глядеть в мертвые глаза тамошнего правителя, называемого сынами степи Арамом. Повелитель долгие годы повторял ненавистное имя, оно каленым железом выжглось в мозгу, оставив неистребимый дух паленой плоти.
Яромир, ты умрешь!
За стенками шатра послышались возня, возмущенный вскрик: стражи по указу Повелителя никого не пускали. Но упорный Шергай кричал взволнованно, просил принять.
Алтын поставил на пол чашу.
– Пропустить, – сказал он тихо. Теперь неважно, как отдавать приказы. Мог подумать – стражи бы услышали.
Полог приподнялся, маг влетел парчовой молнией, распластался ниц.
– Повелитель, очень важные вести! – закричал он горячо.
Алтын с усмешкой оглядел халат старика: сколько можно носить такое убожество? Будто не мудрец, а ворона, падкая на яркие вещи.
– Встань, Шергай, – сказал он мягко, с неудовольствием отмечая возросшее нежелание говорить словами. – Расскажи, что стряслось? Навстречу движется войско?
Маг поднялся, замотал головой, жидкие нити бороды запутались в воздухе.
– Нет-нет, Повелитель. Жалкие лесные черви будут сидеть за высокими стенами, трепеща при виде доблестных сынов степи. Они подлые, трусливые…
Алтын прервал раздраженно:
– Прекрати, это не так.
Существо мага задрожало, сердце просверлила острая боль, прошибла холодная испарина.
«Скоро с ним вообще нельзя будет говорить безболезненно», – мелькнула в плешивой голове яркая мысль.
– Прошу простить, Повелитель, что вызвал твой гнев.
– Шергай, говори о деле и убирайся, – сказал Алтын устало.
Мага затрясло, он еле избавился от постыдной дрожи и пролепетал:
– Хитрый Арам может погубить войско по мановению пальца.
Брови Алтына с треском сшиблись на переносице, глаза метнули молнию, волосы старика встали дыбом.
– Как?
– Повелитель, по твоему приказу наблюдаю за окрестностями их города, даже натравил на людей нечисть в отместку за подлые покушения. По крупицам, через незримых духов собрал неясные слухи о том, что Арам услал лучший отряд на поиски магического предмета немыслимой мощи. Такой может испепелить наши полки и… и… – От волнения Шергай поперхнулся.
– Что – и? – полюбопытствовал Алтын напряженно.
– Но и повредить тебе нынешнему, Повелитель.
Алтын заскрипел зубами, тень на стене шатра забурлила, повеяло немыслимым холодом, словно отворилось окно в сказочные ледяные пустоши.
– Ну уж нет! – рявкнул Повелитель.
От звука голоса Шергай рухнул, стражи у полога застонали от внезапного страха, отдыхающие в стане воины оцепенели.
– На этот раз ему не одолеть! Говори, червь, что еще?
Шергай, задыхаясь, пролепетал:
– Оно находится в горах, называемых дикарями Железными. Повелитель, посмотри в захваченной карте, где они. Отправились около двух седмиц тому, должны быть там.
Алтын призадумался, волевым усилием пригасил ярость кипящей крови, мысли очистились.
– Шергай, – сказал он после раздумья, – мы не можем послать на перехват могучий отряд, его рассеют по дороге.
Маг согнулся в раболепном поклоне:
– Повелитель, истинно говоришь.
– Надеюсь, у тебя хватит сил, чтобы переправить к горам наемников?
Шергай затрепетал:
– Повелитель, прости, но я могу перенести их через вражеское княжество, не дальше.
Алтын было нахмурился, но пересилил себя, кивнул:
– Хорошо. Думаю, наемники смогут пойти по следам людей Яромира и вырвать у них колдовскую штуку. Да и в стане будет спокойнее – Али-Шер рано или поздно нарвется.
– Повелитель, ты мудр. Больше того – мудер, – сказал Шергай льстиво.
Алтын поморщился и властным взмахом руки услал того прочь. В одиночестве Повелитель напряженно задумался. В груди ворочалось нехорошее предчувствие.
Неприятной неожиданностью стало известие, что к Яромиру собрались войска окрестных князей. Пусть – будет славная битва. Но гнусный хитрец до вторжения в первое княжество услал людей за колдовской штукой. Как на него похоже, подлец! Привык действовать не силой, а обманом.
От волнения Алтын едва не потерял нить тревожащей мысли. Выходит, он знал о предстоящем походе, потому так подготовился, паскуда!
Да, наверняка знал.
Но откуда?
Глава четырнадцатая
Лют щурился, блеск солнца холодно отражался от снежных шапок, колол зеницы. Конь с унылой мордой после шлепка тронулся с места, под копытами захрустела корка снега. Витязь посмотрел на заснеженных великанов с отчаянием: где искать нужное диво – неизвестно.
Оглянулся, взгляд миновал опухшую рожу Буслая, подкрашенную синевой, угрюмого Нежелана и уткнулся в ворота горной крепости, откуда недавно вышли. Вышли, не найдя ответа, где находится пасть зверя. Даже старики Первого Перевала не имели представления о такой штуке, а посоветовали идти глубже в горы, на полпути ко Второму Перевалу располагалось странное место, можно там поискать. Больше негде.
Нежелан осторожно втянул холодный воздух, в ноздрях защипало, кольнуло, волоски похрустывали от инея, было неуютно от смерзшихся льдинок. Конь безучастно ступал по снегу, волоча привязанного к седлу ослика. Длинноухий изредка стонал жалобно – обычный зверь, усталый и замерзший.
Рваные плиты туч скрыли солнце, мир потемнел, глаза неслышно застонали в блаженстве. Горбатый хребет уныло померк. Немыслимо прозрачный воздух загустел. Мелькнул в серой выси орел темной точкой, свистящий ветер принес обрывок тоскливого клича.
Солнце озлилось, услужливый ветер поспешно разметал стену свинцовых щитов, и желтое копье снова ударило в тугую плоть гранита, покрытую молочно-белой нежной кожей. Мир заблистал слепящим светом. Лют со стоном прикрыл вскипевшие слезами глаза. Хорошо Буслаю: опухшие щеки создают достаточно тени, глаза в узкой щели надежно защищены.
Гридень поправил молот на поясе, удивленно смахнул с теплой свиты иней. Рукавица оставила на толстой ткани темную дорожку. Изо рта клубами валил пар, лицо пощипывали крохотные незримые пальчики, а в мочки ушей будто вбили по ледяному гвоздю.
– Холодрыга! – сказал Буслай громко, и огрызок слова заметался от скалы к скале в поисках укрытия. – И не верится, что внизу лето.
Лют оторвался от ледового панциря каменного великана, отливающего опасной синевой, и встретился с раздутым и разукрашенным лицом соратника. Глаза кольнуло спицей стыда – но самую малость.
– Не верится, – согласился он натужно.
Нежелан снял рукавицы, клубящийся паром рот приблизился к кистям, красным, как вареные раки, поводья же беспечно бросил. Буслай посмотрел на неженку ехидно, но невольно отметил: приблудыш умело правит коленями, а в осанке появилось нечто знакомое. Гридень перевел взгляд на Люта, засопел ревниво. Витязь оглянулся, мазнул взглядом по спутникам, посиневшие губы неохотно раздвинулись.
– Скоро привал, местные выдолбили в скале стоянку, говорят, от ветра ниша защищает.
Буслай поежился от ледяного порыва, прозрачные струи захватили горсть снежной крупы, и лицо закололи крохотные иголки.
– Добро, а то не от мороза, а от ветра страдаем. Костер запалим – вовсе благодать.
Ослик, груженный помимо поклажи вязанкой хвороста, похожей на большой клубок ежей, согласился с унылым вздохом.
К полудню солнце заросло непроницаемой паутиной, небо рябило темными складками туч, резко похолодало. Струи ветра уплотнились, ледяные кулаки забили сильнее, кожа горела, как содранная, пылинки снега припорашивали солью.
Тропа сузилась. Копыта коней стали глубже погружаться в белый пласт, отряд прижался к каменной стене, могучей, незыблемой. Налево и глядеть не хотелось: заснеженную землю как обрубили, дно ущелья белело, будто сметана в горшке, противоположная стена смутно выглядывала из тумана.
Бедовик глянул на небо: тяжелые – как только в воздухе держатся? – тучи стремительно бежали по небу, как грязная снежная каша по реке в ледолом. Небо внезапно придвинулось. Ветер, кряхтя от натуги, удержал темную глыбу, вернул в свинцовый поток. Нежелан поспешно отвел глаза: голова кружилась, к горлу подступала дурнота.
Ветер неспешно довершил проказу: всадники побелели, будто обсыпанные мукой. У Люта волоски бороды и усов смерзлись синеватой личиной, а к лицу Буслая и впрямь прилипла подкова, будто поцеловал копыто. Лишь гладкое лицо Нежелана светило красным, словно наконец устыдился быть обузой.
В отнорок, похожий на надкушенное яблоко, забрели, когда со злобным воем завьюжило. Люту послышался в снежных вихрях злорадный хохот, он тряхнул головой, с шапки скатились белые хлопья. Продвинулись в глубь стоянки, резкая тишина мало не оглушила, без атак ветра кожа быстро согрелась.
Нежелан скатился с седла – голенища сапог поперхнулись снегом, снежная гладь обезобразилась глубокими бороздами. Буслай недовольно глянул, как бедовый очищал вогнутой пластиной широкую площадку для коней. Подумал раздраженно, что в первую очередь надо заботиться о гриднях, раз взяли отроком.
Лют, не чураясь черновой работы, достал вторую пластину. Комья снега полетели из уютного кармана на продуваемую тропу. Буслай медленно слез с коня, помятый подбородок задрался к небу, на лице появилось презрение к такой работе.
Старший гридень глянул с насмешкой: понятно, что двигаться больно, от резкого движения – головокружение, но не уймется, кичится непонятно чем. Буслай поймал взгляд старшего, засопел, из ноздрей, как из печных труб, повалил густой пар.
Унылый сумрак украсил свет костра, веселые языки приковывали взгляды завораживающим танцем. Замершие руки сжимали прогретый воздух. Нежелан глянул на животных – нормально ли устроились? – и кивнул довольно.
Буслай потер опухшее лицо, перекосился, шепотом ругнулся. Лют пошарил в мешке, на колени Буслая упал кожаный кошель. Гридень дернулся, мешочек свалился на подстилку, перехваченное шнурком устье смотрело в костер.
– Что это? – спросил Буслай настороженно.
– Завари взвар, травы лечебные, – пояснил Лют.
Буслай нарочито дернулся, разбитые губы попытались скривиться.
– Негоже воину пробавляться колдовством.
Лют воззрился удивленно, в глазах мелькнул опасный огонек.
– Дурень, сила травы от богов, никакая не волховья. Ты, может, от мяса откажешься, раз оно непонятно как убирает голодную резь?
Буслай насупился и растопырил ноздри – широко, шумно. Пламя костра недовольно затрепетало. Нежелан отложил возню с котелком, глянул опасливо: опять драка? Лют смерил цветную рожу тяжелым взглядом, отвернулся. Буслай молча сграбастал мешочек, помял в пальцах, отложил.
– Нежелан, растопи снега, – попросил Лют. – Сначала взвар сделаем, потом похлебку.
– Не надо, – упрямо тряхнул гривой Буслай. – На сытом заживает быстрее.
Лют глянул на упрямца, пожал плечами. Буслай поморщился: Лют вообще-то прав, но как стерпеть чужую правоту? Достаточно, что принял молча суровое, но справедливое наказание за баловство в Кряже. Ладонь коснулась шеи, пальцы с тоской поискали плотность гривны.
Нежелан нагреб котелком снега. Пришлось выбегать на тропу. Буслай скривился: мол, тут натоптали, пеплом присыпано. Утрамбовал хорошенько, еще черпнул, закопченный котелок закачался на перекладине, дно его стали лизать желтые языки. Белый, как сметана, снег медленно терял плотность, проваливался на дно.
Погодя бедовик кинул в кипящую воду кус сушеного мяса, из мешочка с заранее сваренными овощами, резанными на части, бросил пригоршню, помешал ложкой с длинной ручкой.
Еле вытерпели, пока вода напитается мясным духом. С трех сторон стоянку окружали молчаливые стены, холодные от высокомерности. Серое полотно проема вьюжило белыми перьями. Ветер бесился у входа, злобно завывал. Иногда дотягивался ледяным пальцем до костра, пригибал пламя. Тогда желтые языки возмущенно пыхали и снова выпрямлялись.
Кони вяло пожевали зерно и захрапели стоя. Ослик свернулся под ногами высоких собратьев и поглядывал удивленно на людей, орудующих ложками. Похлебку съели быстро, лишь Буслай припоздал, челюстями двигал медленно, а щедрый ломоть хлеба размочил, как беззубый старик.
Лют отложил плошку. Нежелан подхватил, набил снегом. Гридень глянул мельком, раскрыл мешок. Буслай проглотил последнюю ложку похлебки, сыто перевел дух.
– Наконец осилил, – сказал Лют насмешливо.
Буслай повернул голову, хотел буркнуть сварливо, но осекся. Глаза зашарили по стоянке, он увидел Нежелана, спящих животных, притоптанный снег и мрачные скалы, но соратника не было.
– Куды смотришь, разуй глаза. – Лют продолжал забавляться.
Буслай вздрогнул: голос соратника звучал ясно, словно он сидел рядом, но примятая подстилка была пуста, рядом лежал раскрытый мешок с колдовскими пожитками. Гридень переглянулся с бедовиком, тот недоуменно пожал плечами. Расширенными глазами они пялились на место, где сидел Лют.
– Олухи, – проворчал невидимый витязь беззлобно.
Буслай с бедовиком вскрикнули в голос: Лют появился из воздуха, зараза, нахально скалился, а пальцы мяли неказистую шапку. Буслай спохватился, сердито сплюнул.
– Нашел с чем шутить! Мало какая колдовская гадость перебросится.
Лют расхохотался. Буслай посмотрел на довольное лицо зло, невольно улыбнулся, затем плечи затряслись. Нежелан робко присоединился к веселью. Ослик проснулся, в больших влажных глазах, печальных от тяжелой жизни, стояла укоризна.
Лют отсмеялся, смахнул слезу с глаза, помял шапку, стал припрятывать в мешок, но соратник остановил:
– Дай посмотреть.
Лют глянул удивленно, но шапку передал. Буслай пощупал брезгливо, кинул бедовику:
– Держи. Будешь с нами, но я видеть не буду.
Нежелан вздрогнул, в глазах метнулся испуг. Лют жестом успокоил.
– Носи на здоровье, – сказал Лют устало. – Это тебе за помощь, жалуем, так сказать.
Нежелан прижал нежданный подарок к груди, глаза влажно блеснули. Буслай даже смутился от благодарного взгляда. Бедовик спохватился:
– А разве вам не нужна такая вещь?
Буслай скривился презрительно, Лют коротко посмотрел и согласился с соратником.
– На что нам? – сказал он рассудительно. – Воину негоже чрезмерно пользовать колдовство, да и больно оно… – Витязь замялся, хотел сказать «подлое», «воровское», ибо для чего лучше всего использовать шапку-невидимку? Но обижать бедовика не хотелось. – Больно не воинское, для лазутчиков всяких, а мы не обучены, – нашел он корявое объяснение.
Но Нежелан поверил, потому что очень хотел.
– Спасибо, – шептал бедовик растроганно, – спасибо. Спасибо… – хотел было сказать «други», но как посмотрит Буслай, да и Лют? А, была не была! – Спасибо, други.
Лют отмахнулся смущенно. Буслай испытал похожие чувства, но все же хмыкнул ехидно:
– Лучше котелок снегом наполни, пора целебный взвар делать.
Бедовик спохватился, шапка исчезла за пазухой. Он мигом вскочил на ноги, в руке качался чумазый котелок. Лют оторвался от перебора разноцветных камушков, поддел соратника:
– Только привкус будет мясной, как ни чисти, останется.
Буслай заворчал недовольно, но наткнулся на ехидный взгляд старшего гридня и отвел глаза. Нежелан поспешил к выходу на тропу, в глазах у него расплывалось, щипало.
Нога зацепилась за подстилку Люта, от негаданной подсечки Нежелан потерял равновесие. Гридень ругнулся, когда ему на спину упала тяжесть, а красивый ряд камушков разметал чумазый бок котелка.
Буслай залился хохотом, захлопал ладонями по бедрам, от восторга подвывал. Лют ругнулся, поспешно отпихнул недотепу, с холодком оглядел рассыпанные камни: дурак Буська скалится, видно, не помнит, что одним таким Стрый устроил павшим отрокам краду. Если в каком проснутся колдовские силы, то…
Нежелан с красным, как редис, лицом встал, котелок дзинькнул о голову витязя. Буслай заржал пуще, опрокинулся на спину, ногами стал месить воздух. Лют не обратил на удар внимания, поспешно сгреб в кучу камушки, и крупная дрожь, бьющая руку, утихла.
– Прости, Лют, – промямлил бедовик.
Витязь глянул строго: чуть ли не впервой закралось подозрение, что Буслай – вон, стонет от смеха, паразит! – прав насчет бедового попутчика. Нежелан глянул в глаза воина, отшатнулся в испуге. Лют махнул рукой, сказал мирно:
– Ладно, иди за водой, тьфу, за снегом.
Бедовик прошмыгнул, как бесплотная тень, даже снег не примял, спина мелькнула на заснеженной тропе и скрылась за скалой.
Буслай отсмеялся, смахнул крупные слезы, нашел силы подняться. Лют глянул исподлобья, тряхнул головой, ветка в пальцах хрустнула нарочито громко, от радости по поводу новой гостьи языки пламени подпрыгнули. Буслай кхекнул, мигом посерьезнел, пальцами задумчиво пригладил усы.
– Лют, – сказал он негромко, – ты уверен, что исполним княжий указ?
Воин хотел бездумно ответить, что непременно, но скривился, сказал неохотно:
– Не знаю. Князь тоже хорош – не мог указать место точнее. Где нам искать пасть зверя? Не ловить же каждого пардуса или горного медведя?
Буслай покивал, в глазах мелькнула печаль и сразу уступила место горящей злобе: они тут прохлаждаются, а на родную землю напали! Лют испытал похожие чувства, под бородой вспухли желваки, и он сказал с чувством:
– Думаю, так: дойдем до «загадочного» места, которое указал старец из Перевала, это будет завтра, а дальше…
Буслай вскинул глаза на замолчавшего соратника и подивился сосредоточенному лицу с напряженной складкой у переносицы.
– Что дальше? – спросил он тихо.
– Поищем, посмотрим да назад двинем, – сказал Лют твердо. Складка сделалась еще глубже. – Горы слишком велики, обыскать жизни не хватит.
Буслай кивнул, сердце стукнуло сильнее обычного, пальцы сжались, словно он уже на поле брани крушит ворога молотом. Лют стряхнул оцепенение, вновь принялся за колдовские камушки, дыхание остановилось.
– Что такое? – спросил Буслай встревоженно.
Лют порыскал в складках подстилки, пальцы распушили снег, взгляд ушел к выходу со стоянки и впился в серый пейзаж.
– Да что случилось? – спросил Буслай с тревогой.
Лют поднялся и объяснил на ходу:
– Камушек один пропал, кабы чего не случилось.
Соратник вскочил, двинулся следом, горячо дыша в затылок, из-за чего голова Люта скрылась под паровым колпаком.
– Точно у него, – сказал Буслай убежденно. – Зря с собой взяли, гнать надо поскорее.
Лют буркнул нехотя:
– Посмотрим.
Нежелан прошел к обрыву, котелок черпнул пласт снега, чистого и белого, как замерзшее молоко. Пальцы поскребли по стенкам, подушечки соскользнули с жирных стенок, ударились в твердое. Бедовик выловил комочек, облепленный снегом, протер, ветер унес восхищенное «ах».
Нежелан воровато огляделся по сторонам – ущелье в хмуром свете, казалось, усмехнулось и швырнуло в лицо снежную крупу. Голубой камушек немыслимой чистоты приковал взор, в раскрытый рот влетали холодные струи, язык покрылся корочкой льда.
Оглянулся, взгляд миновал опухшую рожу Буслая, подкрашенную синевой, угрюмого Нежелана и уткнулся в ворота горной крепости, откуда недавно вышли. Вышли, не найдя ответа, где находится пасть зверя. Даже старики Первого Перевала не имели представления о такой штуке, а посоветовали идти глубже в горы, на полпути ко Второму Перевалу располагалось странное место, можно там поискать. Больше негде.
Нежелан осторожно втянул холодный воздух, в ноздрях защипало, кольнуло, волоски похрустывали от инея, было неуютно от смерзшихся льдинок. Конь безучастно ступал по снегу, волоча привязанного к седлу ослика. Длинноухий изредка стонал жалобно – обычный зверь, усталый и замерзший.
Рваные плиты туч скрыли солнце, мир потемнел, глаза неслышно застонали в блаженстве. Горбатый хребет уныло померк. Немыслимо прозрачный воздух загустел. Мелькнул в серой выси орел темной точкой, свистящий ветер принес обрывок тоскливого клича.
Солнце озлилось, услужливый ветер поспешно разметал стену свинцовых щитов, и желтое копье снова ударило в тугую плоть гранита, покрытую молочно-белой нежной кожей. Мир заблистал слепящим светом. Лют со стоном прикрыл вскипевшие слезами глаза. Хорошо Буслаю: опухшие щеки создают достаточно тени, глаза в узкой щели надежно защищены.
Гридень поправил молот на поясе, удивленно смахнул с теплой свиты иней. Рукавица оставила на толстой ткани темную дорожку. Изо рта клубами валил пар, лицо пощипывали крохотные незримые пальчики, а в мочки ушей будто вбили по ледяному гвоздю.
– Холодрыга! – сказал Буслай громко, и огрызок слова заметался от скалы к скале в поисках укрытия. – И не верится, что внизу лето.
Лют оторвался от ледового панциря каменного великана, отливающего опасной синевой, и встретился с раздутым и разукрашенным лицом соратника. Глаза кольнуло спицей стыда – но самую малость.
– Не верится, – согласился он натужно.
Нежелан снял рукавицы, клубящийся паром рот приблизился к кистям, красным, как вареные раки, поводья же беспечно бросил. Буслай посмотрел на неженку ехидно, но невольно отметил: приблудыш умело правит коленями, а в осанке появилось нечто знакомое. Гридень перевел взгляд на Люта, засопел ревниво. Витязь оглянулся, мазнул взглядом по спутникам, посиневшие губы неохотно раздвинулись.
– Скоро привал, местные выдолбили в скале стоянку, говорят, от ветра ниша защищает.
Буслай поежился от ледяного порыва, прозрачные струи захватили горсть снежной крупы, и лицо закололи крохотные иголки.
– Добро, а то не от мороза, а от ветра страдаем. Костер запалим – вовсе благодать.
Ослик, груженный помимо поклажи вязанкой хвороста, похожей на большой клубок ежей, согласился с унылым вздохом.
К полудню солнце заросло непроницаемой паутиной, небо рябило темными складками туч, резко похолодало. Струи ветра уплотнились, ледяные кулаки забили сильнее, кожа горела, как содранная, пылинки снега припорашивали солью.
Тропа сузилась. Копыта коней стали глубже погружаться в белый пласт, отряд прижался к каменной стене, могучей, незыблемой. Налево и глядеть не хотелось: заснеженную землю как обрубили, дно ущелья белело, будто сметана в горшке, противоположная стена смутно выглядывала из тумана.
Бедовик глянул на небо: тяжелые – как только в воздухе держатся? – тучи стремительно бежали по небу, как грязная снежная каша по реке в ледолом. Небо внезапно придвинулось. Ветер, кряхтя от натуги, удержал темную глыбу, вернул в свинцовый поток. Нежелан поспешно отвел глаза: голова кружилась, к горлу подступала дурнота.
Ветер неспешно довершил проказу: всадники побелели, будто обсыпанные мукой. У Люта волоски бороды и усов смерзлись синеватой личиной, а к лицу Буслая и впрямь прилипла подкова, будто поцеловал копыто. Лишь гладкое лицо Нежелана светило красным, словно наконец устыдился быть обузой.
В отнорок, похожий на надкушенное яблоко, забрели, когда со злобным воем завьюжило. Люту послышался в снежных вихрях злорадный хохот, он тряхнул головой, с шапки скатились белые хлопья. Продвинулись в глубь стоянки, резкая тишина мало не оглушила, без атак ветра кожа быстро согрелась.
Нежелан скатился с седла – голенища сапог поперхнулись снегом, снежная гладь обезобразилась глубокими бороздами. Буслай недовольно глянул, как бедовый очищал вогнутой пластиной широкую площадку для коней. Подумал раздраженно, что в первую очередь надо заботиться о гриднях, раз взяли отроком.
Лют, не чураясь черновой работы, достал вторую пластину. Комья снега полетели из уютного кармана на продуваемую тропу. Буслай медленно слез с коня, помятый подбородок задрался к небу, на лице появилось презрение к такой работе.
Старший гридень глянул с насмешкой: понятно, что двигаться больно, от резкого движения – головокружение, но не уймется, кичится непонятно чем. Буслай поймал взгляд старшего, засопел, из ноздрей, как из печных труб, повалил густой пар.
Унылый сумрак украсил свет костра, веселые языки приковывали взгляды завораживающим танцем. Замершие руки сжимали прогретый воздух. Нежелан глянул на животных – нормально ли устроились? – и кивнул довольно.
Буслай потер опухшее лицо, перекосился, шепотом ругнулся. Лют пошарил в мешке, на колени Буслая упал кожаный кошель. Гридень дернулся, мешочек свалился на подстилку, перехваченное шнурком устье смотрело в костер.
– Что это? – спросил Буслай настороженно.
– Завари взвар, травы лечебные, – пояснил Лют.
Буслай нарочито дернулся, разбитые губы попытались скривиться.
– Негоже воину пробавляться колдовством.
Лют воззрился удивленно, в глазах мелькнул опасный огонек.
– Дурень, сила травы от богов, никакая не волховья. Ты, может, от мяса откажешься, раз оно непонятно как убирает голодную резь?
Буслай насупился и растопырил ноздри – широко, шумно. Пламя костра недовольно затрепетало. Нежелан отложил возню с котелком, глянул опасливо: опять драка? Лют смерил цветную рожу тяжелым взглядом, отвернулся. Буслай молча сграбастал мешочек, помял в пальцах, отложил.
– Нежелан, растопи снега, – попросил Лют. – Сначала взвар сделаем, потом похлебку.
– Не надо, – упрямо тряхнул гривой Буслай. – На сытом заживает быстрее.
Лют глянул на упрямца, пожал плечами. Буслай поморщился: Лют вообще-то прав, но как стерпеть чужую правоту? Достаточно, что принял молча суровое, но справедливое наказание за баловство в Кряже. Ладонь коснулась шеи, пальцы с тоской поискали плотность гривны.
Нежелан нагреб котелком снега. Пришлось выбегать на тропу. Буслай скривился: мол, тут натоптали, пеплом присыпано. Утрамбовал хорошенько, еще черпнул, закопченный котелок закачался на перекладине, дно его стали лизать желтые языки. Белый, как сметана, снег медленно терял плотность, проваливался на дно.
Погодя бедовик кинул в кипящую воду кус сушеного мяса, из мешочка с заранее сваренными овощами, резанными на части, бросил пригоршню, помешал ложкой с длинной ручкой.
Еле вытерпели, пока вода напитается мясным духом. С трех сторон стоянку окружали молчаливые стены, холодные от высокомерности. Серое полотно проема вьюжило белыми перьями. Ветер бесился у входа, злобно завывал. Иногда дотягивался ледяным пальцем до костра, пригибал пламя. Тогда желтые языки возмущенно пыхали и снова выпрямлялись.
Кони вяло пожевали зерно и захрапели стоя. Ослик свернулся под ногами высоких собратьев и поглядывал удивленно на людей, орудующих ложками. Похлебку съели быстро, лишь Буслай припоздал, челюстями двигал медленно, а щедрый ломоть хлеба размочил, как беззубый старик.
Лют отложил плошку. Нежелан подхватил, набил снегом. Гридень глянул мельком, раскрыл мешок. Буслай проглотил последнюю ложку похлебки, сыто перевел дух.
– Наконец осилил, – сказал Лют насмешливо.
Буслай повернул голову, хотел буркнуть сварливо, но осекся. Глаза зашарили по стоянке, он увидел Нежелана, спящих животных, притоптанный снег и мрачные скалы, но соратника не было.
– Куды смотришь, разуй глаза. – Лют продолжал забавляться.
Буслай вздрогнул: голос соратника звучал ясно, словно он сидел рядом, но примятая подстилка была пуста, рядом лежал раскрытый мешок с колдовскими пожитками. Гридень переглянулся с бедовиком, тот недоуменно пожал плечами. Расширенными глазами они пялились на место, где сидел Лют.
– Олухи, – проворчал невидимый витязь беззлобно.
Буслай с бедовиком вскрикнули в голос: Лют появился из воздуха, зараза, нахально скалился, а пальцы мяли неказистую шапку. Буслай спохватился, сердито сплюнул.
– Нашел с чем шутить! Мало какая колдовская гадость перебросится.
Лют расхохотался. Буслай посмотрел на довольное лицо зло, невольно улыбнулся, затем плечи затряслись. Нежелан робко присоединился к веселью. Ослик проснулся, в больших влажных глазах, печальных от тяжелой жизни, стояла укоризна.
Лют отсмеялся, смахнул слезу с глаза, помял шапку, стал припрятывать в мешок, но соратник остановил:
– Дай посмотреть.
Лют глянул удивленно, но шапку передал. Буслай пощупал брезгливо, кинул бедовику:
– Держи. Будешь с нами, но я видеть не буду.
Нежелан вздрогнул, в глазах метнулся испуг. Лют жестом успокоил.
– Носи на здоровье, – сказал Лют устало. – Это тебе за помощь, жалуем, так сказать.
Нежелан прижал нежданный подарок к груди, глаза влажно блеснули. Буслай даже смутился от благодарного взгляда. Бедовик спохватился:
– А разве вам не нужна такая вещь?
Буслай скривился презрительно, Лют коротко посмотрел и согласился с соратником.
– На что нам? – сказал он рассудительно. – Воину негоже чрезмерно пользовать колдовство, да и больно оно… – Витязь замялся, хотел сказать «подлое», «воровское», ибо для чего лучше всего использовать шапку-невидимку? Но обижать бедовика не хотелось. – Больно не воинское, для лазутчиков всяких, а мы не обучены, – нашел он корявое объяснение.
Но Нежелан поверил, потому что очень хотел.
– Спасибо, – шептал бедовик растроганно, – спасибо. Спасибо… – хотел было сказать «други», но как посмотрит Буслай, да и Лют? А, была не была! – Спасибо, други.
Лют отмахнулся смущенно. Буслай испытал похожие чувства, но все же хмыкнул ехидно:
– Лучше котелок снегом наполни, пора целебный взвар делать.
Бедовик спохватился, шапка исчезла за пазухой. Он мигом вскочил на ноги, в руке качался чумазый котелок. Лют оторвался от перебора разноцветных камушков, поддел соратника:
– Только привкус будет мясной, как ни чисти, останется.
Буслай заворчал недовольно, но наткнулся на ехидный взгляд старшего гридня и отвел глаза. Нежелан поспешил к выходу на тропу, в глазах у него расплывалось, щипало.
Нога зацепилась за подстилку Люта, от негаданной подсечки Нежелан потерял равновесие. Гридень ругнулся, когда ему на спину упала тяжесть, а красивый ряд камушков разметал чумазый бок котелка.
Буслай залился хохотом, захлопал ладонями по бедрам, от восторга подвывал. Лют ругнулся, поспешно отпихнул недотепу, с холодком оглядел рассыпанные камни: дурак Буська скалится, видно, не помнит, что одним таким Стрый устроил павшим отрокам краду. Если в каком проснутся колдовские силы, то…
Нежелан с красным, как редис, лицом встал, котелок дзинькнул о голову витязя. Буслай заржал пуще, опрокинулся на спину, ногами стал месить воздух. Лют не обратил на удар внимания, поспешно сгреб в кучу камушки, и крупная дрожь, бьющая руку, утихла.
– Прости, Лют, – промямлил бедовик.
Витязь глянул строго: чуть ли не впервой закралось подозрение, что Буслай – вон, стонет от смеха, паразит! – прав насчет бедового попутчика. Нежелан глянул в глаза воина, отшатнулся в испуге. Лют махнул рукой, сказал мирно:
– Ладно, иди за водой, тьфу, за снегом.
Бедовик прошмыгнул, как бесплотная тень, даже снег не примял, спина мелькнула на заснеженной тропе и скрылась за скалой.
Буслай отсмеялся, смахнул крупные слезы, нашел силы подняться. Лют глянул исподлобья, тряхнул головой, ветка в пальцах хрустнула нарочито громко, от радости по поводу новой гостьи языки пламени подпрыгнули. Буслай кхекнул, мигом посерьезнел, пальцами задумчиво пригладил усы.
– Лют, – сказал он негромко, – ты уверен, что исполним княжий указ?
Воин хотел бездумно ответить, что непременно, но скривился, сказал неохотно:
– Не знаю. Князь тоже хорош – не мог указать место точнее. Где нам искать пасть зверя? Не ловить же каждого пардуса или горного медведя?
Буслай покивал, в глазах мелькнула печаль и сразу уступила место горящей злобе: они тут прохлаждаются, а на родную землю напали! Лют испытал похожие чувства, под бородой вспухли желваки, и он сказал с чувством:
– Думаю, так: дойдем до «загадочного» места, которое указал старец из Перевала, это будет завтра, а дальше…
Буслай вскинул глаза на замолчавшего соратника и подивился сосредоточенному лицу с напряженной складкой у переносицы.
– Что дальше? – спросил он тихо.
– Поищем, посмотрим да назад двинем, – сказал Лют твердо. Складка сделалась еще глубже. – Горы слишком велики, обыскать жизни не хватит.
Буслай кивнул, сердце стукнуло сильнее обычного, пальцы сжались, словно он уже на поле брани крушит ворога молотом. Лют стряхнул оцепенение, вновь принялся за колдовские камушки, дыхание остановилось.
– Что такое? – спросил Буслай встревоженно.
Лют порыскал в складках подстилки, пальцы распушили снег, взгляд ушел к выходу со стоянки и впился в серый пейзаж.
– Да что случилось? – спросил Буслай с тревогой.
Лют поднялся и объяснил на ходу:
– Камушек один пропал, кабы чего не случилось.
Соратник вскочил, двинулся следом, горячо дыша в затылок, из-за чего голова Люта скрылась под паровым колпаком.
– Точно у него, – сказал Буслай убежденно. – Зря с собой взяли, гнать надо поскорее.
Лют буркнул нехотя:
– Посмотрим.
Нежелан прошел к обрыву, котелок черпнул пласт снега, чистого и белого, как замерзшее молоко. Пальцы поскребли по стенкам, подушечки соскользнули с жирных стенок, ударились в твердое. Бедовик выловил комочек, облепленный снегом, протер, ветер унес восхищенное «ах».
Нежелан воровато огляделся по сторонам – ущелье в хмуром свете, казалось, усмехнулось и швырнуло в лицо снежную крупу. Голубой камушек немыслимой чистоты приковал взор, в раскрытый рот влетали холодные струи, язык покрылся корочкой льда.