Страница:
Стена расступилась, оскаленная морда строго глянула на пришлых. Лют вздрогнул от тяжелого взгляда багровых углей, с жутким ворчанием страшила влился в стену. Еще несколько раз из стены и даже пола появлялись чудища. Лют ошалел от обилия клыкастых пастей, рогатых голов, чешуи, стального меха, даже клешней, как у раков.
Над головами летали с диким гоготом и посвистом крылатые существа – от одного вида тошнило! По плитам звонко зашлепало, лужи ядовитых слюней едко зашипели струйками пара, камни ощерились оплавленными дырами.
По ушам стегнул вопль боли, страха и отчаяния. В груди Люта дрогнуло, глаза защипало от слез. Ладонь сжалась на черене меча, плечи затрещали в гордом развороте, в голову ударила горячая волна. Подебрад глянул недоуменно, по знаку руки меж лопаток гридня уткнулось копье.
– Не балуй, – произнес старший хмуро.
Лют шумно выдохнул, кулак разжал воздух, ладонь провела по лицу, стирая морок. Вопли боли зазвучали чаще, отчаяннее, пронзительнее, но воин мрачно сплюнул, зашагал дальше. В конце концов, Ниян, при всей жестокости, пытает злодеев и убийц.
Никто не мешал тем горлодерам, что сейчас висят на крючьях или тают в чанах кислоты, жить достойно, не совершать преступлений. Пущай теперь попляшут, зато наверху каждый честный с облегчением услышит, что преступников на том свете смолят, как свиней, и слабые души, что вот-вот станут на путь злодеяний, устрашатся и будут пахать и сеять или подковы ковать, а не сидеть в землянках под корнями дуба в ожидании купца на лесной тропе.
«Да, – подумал Лют мрачно, – даже если бы этого не было, то загробные пытки для злодеев надо придумать, а то махнут рукой: чего бояться?» Уши едва не разорвал ужасный вопль, в мозг ударили каленые иглы, заворочались, с губ слетел слабый стон. Лют сердито потер ухо, пожелал крикуну скорого забвения. Вот чего боятся, подумалось зло.
Два лохматых чудища отворили дверь в терем. Лют прошел по черным гладким ступеням крыльца, за ногу дернуло, скосил глаза, хват костлявых пальцев нехотя разжался, на коже сапога остались темные полосы. «Понаставил стражи, – подумал Лют сердито, – будто и не бессмертный бог, а жалкий бунтовщик. Впрочем, в Нави три сильных бога – Чернобог, Ящер и Ниян, – может, враждуют за власть, кто их знает?»
Убранство терема хлестало по глазам: стены красные, как ободранная плоть, сочатся густыми потеками, внутри что-то шевелится, безмолвные ухмылки черепов, драгоценности в ларях из ребер. Все сочится ужасом, болью, страданием.
Лют отупел от тяжелого духа, не помня себя переставлял ноги, с удивлением оглядел роскошную палату.
Палату битком забила нечисть: пасти оскалены, по полу часто плюхает слюна, словно дождь хлещет. От шипения и глухого рычания кровь стыла, а волосы на затылке встопорщились, как хвост тетерева.
У дальней стены с черного гранитного трона на пришлого воззрился железный великан. Зубцы свинцового обруча на голове холодно поблескивали, провалы глаз полнились расплавленным металлом, в руках – огненный скипетр и меч.
Повелитель мучений открыл рот. Палата притихла от звуков могучего голоса с нечеловеческими нотками, словно говорили в железное ведро.
– Кого привел? Предателей сажают на огненные пали на заднем дворе!
Подебрад задрожал, колени с хрустом подломились, лоб зазвенел от ударов по полу.
– Великий, это необычный посетитель, он живой, – выпалил он скороговоркой.
В палате стихло. Ниян вперил пламенные глазницы в Люта, наглые бесцеремонные пальцы покопались в голове, затем пощупали зубы, как у коня на продажу, порылись в груди. Судья мертвых сузил железные веки, скипетр и меч вспыхнули, сонм чудищ испуганно зашептался.
– Подойди ближе! – приказал Ниян.
Лют медленно направился к подножию трона. Сотни глаз сверлили злобными взглядами, молили сделать неосторожное движение, уж они-то защитят хозяина! В животе скрутился тугой узел, на лбу выступил холодный пот, связала болезненная слабость.
Воин остановился за пять шагов. Даже сидя, бог возвышался на две головы: железные мускулы бугрятся, блики огней красиво оттеняют литые пластины мышц. По бокам – две темные вилы, пасти злобно оскалены, копыта звонко бьют, кожистые складки крыл то угрожающе раскрываются, то съеживаются, хищно тянут желтоватые ножи когтей. Лют вздрогнул: показались знакомыми черты одной лохматой, та злобно глянула, мохнатые мешки грудей свесились до пола… Нет, не та.
– Кто таков? – прорычал Ниян.
Голос обрушился, как шипастый кастет, воину почудился хруст костей черепа, внутри мерзко задрожало.
– Лют, витязь, – ответил он пересохшими губами.
– Как сюда попал?
Голос смял грудную клетку, отвратительно хрустнуло, в глазах потемнело, горло едва не разорвал тошнотворный ком. Лют осторожно пошевелился: пот со лба тек ручьем, брови насквозь мокрые, глаза щипало.
– Послал меня с поручением Кащей.
Ниян разразился утробным смехом, гулким, будто звук гулял в железном жбане, челядь услужливо захрюкала, заржала, зашипела. От смеха у Люта задрожала каждая клеточка, внутри рвалось, плескало, тело стонало от муки.
– Никак не угомонится костлявый, – прогудел Ниян злорадно. Свинцовый обруч на лбу ярко вспыхнул, зубцы раскалились добела. Довольный великан махнул скипетром, в воздухе загорелась полоса огня. – Совсем из ума выжил, прислал обычного смертного.
Голос вскрыл грудину, как мясницкий тесак, внутренности вывалились вразвалку, чудовищная боль погасила сознание. Лют очнулся, опасливо ощупал грудь, посмотрел под ноги: железному великану лучше молчать, а то помрет от звуков голоса!
– Я не простой, – сказал Лют с мрачным достоинством.
Темные вилы злобно шипели, копыта высекали искры. Лют согнулся под тяжестью взглядов собравшихся чудищ. Ниян глянул остро, махнул рукой великодушно, челядь успокоилась.
– Ага, вижу метку Перуна, – рыкнул Ниян с глумливым смешком. – Думаешь, попадешь в небесную дружину? Шиш! – рявкнул железный великан, пламя светильников вздыбилось до потолка, палата ярко осветилась. Лют зажал уши, меж пальцев потекли красные струйки. – Из моего царства никуда не денешься, будешь мне прислуживать!
Палата взорвалась хохотом. Лют закачался, в голове лопались кровавые пузыри, горячие струйки текли из ушей, носа. Ниян прекратил смеяться, расплавленный металл зениц вперил чуточку удивленный взгляд на воина: смертный разогнул спину, задрал подбородок, открывая мягкое горло, под ноги полетел плевок.
– Не бывать тому! – прохрипел Лют со смертельной яростью.
Ниян прогрохотал:
– Да, вижу, крепких людей берет Перун. Думает, помогут при конце света. Глупец! Когда наступят последние дни, из Нави выйдет неисчислимая рать из умерших за время существования мира! Ты представляешь, сколько это? Как бы ни были могучи Перуновы воины, но их закидают шапками.
Повелитель мучений гнусно захохотал, свита послушно вторила. Лют стал спокоен, страшной силы голос бога угнетать перестал.
– Значит, – сказал он негромко, но Ниян услышал, – конца света не будет.
Полчища чудищ поперхнулись смехом. Ниян припечатал человека строгим взглядом, огненный меч налился ярким светом, с лезвий сорвались язычки пламени.
– Даже не знаю, – протянул он задумчиво, – храбрец ты или дурак?
Лют криво усмехнулся, страх перед мощью подземного бога приходилось преодолевать каждый миг, давалось это с трудом, но ужас отступал под яростным натиском праведного гнева.
– Лучше отдай, что Кащей хочет, потом поговорим.
Ниян всхрапнул от такой наглости, из глаз ударили тонкие лучи, кольчуга на груди Люта задымилась, металл испуганно зашипел. Жар куснул кожу, Лют стиснул зубы, пронзил железную гору ненавидящим взором. Ниян поднялся, воин невольно отступил, устрашенный ростом судьи мертвых.
Лучи из глаз исчезли.
– Ну что ж, – прогудел бог. – Принесите ларчик.
Темная вила посмотрела удивленно. Испугавшись полыхнувшего гневом взгляда Нияна, нечисть захлопала кожистыми крыльями и взвилась к потолку, скрываясь в широком проеме. Лют настороженно посмотрел на железного великана. Ниян ответил холодной улыбкой, мускулы рук красиво бугрились, поигрывая огненными скипетром и мечом.
Темная вила скоро вернулась, в когтистых руках нежно посверкивал адамантовый ларчик, пламя светильников отражалось на бесчисленных гранях яркими точками, светящимися крестами, аж глаза кололо. Запертый на маленький стальной замочек, скрытый предмет виднелся смутно – нечто округлое, не больше кулака.
Вила поставила ларчик на пустой трон, застыла у подлокотника. Ниян обронил ехидно:
– Что стоишь столбом? Бери, за этим шел.
Лют повел плечами. В глазах прислужников бога не скрывалось злорадство. Трон приблизился. Лют замер под насмешливым взглядом великана, шагнул еще, пальцы застыли над ребристой крышкой.
Воздух сверху открылся огненной раной – Ниян без замаха опустил меч на русую голову.
Глава двенадцатая
Над головами летали с диким гоготом и посвистом крылатые существа – от одного вида тошнило! По плитам звонко зашлепало, лужи ядовитых слюней едко зашипели струйками пара, камни ощерились оплавленными дырами.
По ушам стегнул вопль боли, страха и отчаяния. В груди Люта дрогнуло, глаза защипало от слез. Ладонь сжалась на черене меча, плечи затрещали в гордом развороте, в голову ударила горячая волна. Подебрад глянул недоуменно, по знаку руки меж лопаток гридня уткнулось копье.
– Не балуй, – произнес старший хмуро.
Лют шумно выдохнул, кулак разжал воздух, ладонь провела по лицу, стирая морок. Вопли боли зазвучали чаще, отчаяннее, пронзительнее, но воин мрачно сплюнул, зашагал дальше. В конце концов, Ниян, при всей жестокости, пытает злодеев и убийц.
Никто не мешал тем горлодерам, что сейчас висят на крючьях или тают в чанах кислоты, жить достойно, не совершать преступлений. Пущай теперь попляшут, зато наверху каждый честный с облегчением услышит, что преступников на том свете смолят, как свиней, и слабые души, что вот-вот станут на путь злодеяний, устрашатся и будут пахать и сеять или подковы ковать, а не сидеть в землянках под корнями дуба в ожидании купца на лесной тропе.
«Да, – подумал Лют мрачно, – даже если бы этого не было, то загробные пытки для злодеев надо придумать, а то махнут рукой: чего бояться?» Уши едва не разорвал ужасный вопль, в мозг ударили каленые иглы, заворочались, с губ слетел слабый стон. Лют сердито потер ухо, пожелал крикуну скорого забвения. Вот чего боятся, подумалось зло.
Два лохматых чудища отворили дверь в терем. Лют прошел по черным гладким ступеням крыльца, за ногу дернуло, скосил глаза, хват костлявых пальцев нехотя разжался, на коже сапога остались темные полосы. «Понаставил стражи, – подумал Лют сердито, – будто и не бессмертный бог, а жалкий бунтовщик. Впрочем, в Нави три сильных бога – Чернобог, Ящер и Ниян, – может, враждуют за власть, кто их знает?»
Убранство терема хлестало по глазам: стены красные, как ободранная плоть, сочатся густыми потеками, внутри что-то шевелится, безмолвные ухмылки черепов, драгоценности в ларях из ребер. Все сочится ужасом, болью, страданием.
Лют отупел от тяжелого духа, не помня себя переставлял ноги, с удивлением оглядел роскошную палату.
Палату битком забила нечисть: пасти оскалены, по полу часто плюхает слюна, словно дождь хлещет. От шипения и глухого рычания кровь стыла, а волосы на затылке встопорщились, как хвост тетерева.
У дальней стены с черного гранитного трона на пришлого воззрился железный великан. Зубцы свинцового обруча на голове холодно поблескивали, провалы глаз полнились расплавленным металлом, в руках – огненный скипетр и меч.
Повелитель мучений открыл рот. Палата притихла от звуков могучего голоса с нечеловеческими нотками, словно говорили в железное ведро.
– Кого привел? Предателей сажают на огненные пали на заднем дворе!
Подебрад задрожал, колени с хрустом подломились, лоб зазвенел от ударов по полу.
– Великий, это необычный посетитель, он живой, – выпалил он скороговоркой.
В палате стихло. Ниян вперил пламенные глазницы в Люта, наглые бесцеремонные пальцы покопались в голове, затем пощупали зубы, как у коня на продажу, порылись в груди. Судья мертвых сузил железные веки, скипетр и меч вспыхнули, сонм чудищ испуганно зашептался.
– Подойди ближе! – приказал Ниян.
Лют медленно направился к подножию трона. Сотни глаз сверлили злобными взглядами, молили сделать неосторожное движение, уж они-то защитят хозяина! В животе скрутился тугой узел, на лбу выступил холодный пот, связала болезненная слабость.
Воин остановился за пять шагов. Даже сидя, бог возвышался на две головы: железные мускулы бугрятся, блики огней красиво оттеняют литые пластины мышц. По бокам – две темные вилы, пасти злобно оскалены, копыта звонко бьют, кожистые складки крыл то угрожающе раскрываются, то съеживаются, хищно тянут желтоватые ножи когтей. Лют вздрогнул: показались знакомыми черты одной лохматой, та злобно глянула, мохнатые мешки грудей свесились до пола… Нет, не та.
– Кто таков? – прорычал Ниян.
Голос обрушился, как шипастый кастет, воину почудился хруст костей черепа, внутри мерзко задрожало.
– Лют, витязь, – ответил он пересохшими губами.
– Как сюда попал?
Голос смял грудную клетку, отвратительно хрустнуло, в глазах потемнело, горло едва не разорвал тошнотворный ком. Лют осторожно пошевелился: пот со лба тек ручьем, брови насквозь мокрые, глаза щипало.
– Послал меня с поручением Кащей.
Ниян разразился утробным смехом, гулким, будто звук гулял в железном жбане, челядь услужливо захрюкала, заржала, зашипела. От смеха у Люта задрожала каждая клеточка, внутри рвалось, плескало, тело стонало от муки.
– Никак не угомонится костлявый, – прогудел Ниян злорадно. Свинцовый обруч на лбу ярко вспыхнул, зубцы раскалились добела. Довольный великан махнул скипетром, в воздухе загорелась полоса огня. – Совсем из ума выжил, прислал обычного смертного.
Голос вскрыл грудину, как мясницкий тесак, внутренности вывалились вразвалку, чудовищная боль погасила сознание. Лют очнулся, опасливо ощупал грудь, посмотрел под ноги: железному великану лучше молчать, а то помрет от звуков голоса!
– Я не простой, – сказал Лют с мрачным достоинством.
Темные вилы злобно шипели, копыта высекали искры. Лют согнулся под тяжестью взглядов собравшихся чудищ. Ниян глянул остро, махнул рукой великодушно, челядь успокоилась.
– Ага, вижу метку Перуна, – рыкнул Ниян с глумливым смешком. – Думаешь, попадешь в небесную дружину? Шиш! – рявкнул железный великан, пламя светильников вздыбилось до потолка, палата ярко осветилась. Лют зажал уши, меж пальцев потекли красные струйки. – Из моего царства никуда не денешься, будешь мне прислуживать!
Палата взорвалась хохотом. Лют закачался, в голове лопались кровавые пузыри, горячие струйки текли из ушей, носа. Ниян прекратил смеяться, расплавленный металл зениц вперил чуточку удивленный взгляд на воина: смертный разогнул спину, задрал подбородок, открывая мягкое горло, под ноги полетел плевок.
– Не бывать тому! – прохрипел Лют со смертельной яростью.
Ниян прогрохотал:
– Да, вижу, крепких людей берет Перун. Думает, помогут при конце света. Глупец! Когда наступят последние дни, из Нави выйдет неисчислимая рать из умерших за время существования мира! Ты представляешь, сколько это? Как бы ни были могучи Перуновы воины, но их закидают шапками.
Повелитель мучений гнусно захохотал, свита послушно вторила. Лют стал спокоен, страшной силы голос бога угнетать перестал.
– Значит, – сказал он негромко, но Ниян услышал, – конца света не будет.
Полчища чудищ поперхнулись смехом. Ниян припечатал человека строгим взглядом, огненный меч налился ярким светом, с лезвий сорвались язычки пламени.
– Даже не знаю, – протянул он задумчиво, – храбрец ты или дурак?
Лют криво усмехнулся, страх перед мощью подземного бога приходилось преодолевать каждый миг, давалось это с трудом, но ужас отступал под яростным натиском праведного гнева.
– Лучше отдай, что Кащей хочет, потом поговорим.
Ниян всхрапнул от такой наглости, из глаз ударили тонкие лучи, кольчуга на груди Люта задымилась, металл испуганно зашипел. Жар куснул кожу, Лют стиснул зубы, пронзил железную гору ненавидящим взором. Ниян поднялся, воин невольно отступил, устрашенный ростом судьи мертвых.
Лучи из глаз исчезли.
– Ну что ж, – прогудел бог. – Принесите ларчик.
Темная вила посмотрела удивленно. Испугавшись полыхнувшего гневом взгляда Нияна, нечисть захлопала кожистыми крыльями и взвилась к потолку, скрываясь в широком проеме. Лют настороженно посмотрел на железного великана. Ниян ответил холодной улыбкой, мускулы рук красиво бугрились, поигрывая огненными скипетром и мечом.
Темная вила скоро вернулась, в когтистых руках нежно посверкивал адамантовый ларчик, пламя светильников отражалось на бесчисленных гранях яркими точками, светящимися крестами, аж глаза кололо. Запертый на маленький стальной замочек, скрытый предмет виднелся смутно – нечто округлое, не больше кулака.
Вила поставила ларчик на пустой трон, застыла у подлокотника. Ниян обронил ехидно:
– Что стоишь столбом? Бери, за этим шел.
Лют повел плечами. В глазах прислужников бога не скрывалось злорадство. Трон приблизился. Лют замер под насмешливым взглядом великана, шагнул еще, пальцы застыли над ребристой крышкой.
Воздух сверху открылся огненной раной – Ниян без замаха опустил меч на русую голову.
Глава двенадцатая
Белава, сглатывая слезы, обрабатывала синяки на запястьях княгини. Умила, бледная, с отрешенным лицом, молча терпела: глаза сухи, безжизненны.
– Чтоб его Ящер на том свете полосовал, аспид поганый! – всхлипнула Жилена, готовя целебный взвар.
Умила по-прежнему сидела молча, смотрела в никуда – и так уже два дня с той страшной ночи. Тело покрылось синяками, боль накатывала волнами, разрывала на части, но терпела молча, с гордо выпрямленной спиной и вздернутым подбородком.
Белава закончила втирать аккуратными движениями целебную мазь, заботливо прикрыла ужасные пятна широкими рукавами платья.
– Аспид проклятущий! – прошипела она с ненавистью, смотря с тревогой в бескровное лицо Умилы. – Госпожа, не молчи, мы рядом.
Княгиня оставалась безучастна. Жилена, всхлипывая, утирая красные глаза, подала парующую чашу, насильно вложила в безвольную руку. Служанки переглянулись, заплакали, обнявшись.
Полог отодвинулся. Девки поспешно вытерли слезы. Вошедший степняк хмуро отметил затаенную ненависть. Воин подошел к Умиле: походка шаркающая, лицо бледное, словно поправился не до конца от тяжкой болезни. Темные глаза участливо посмотрели на княжну, чью гордость не смог растоптать отвратительный поступок Повелителя: спина прямая, наклон головы величествен, как и надлежит сильной правительнице.
Служанки недоуменно посмотрели в спину степняку. Полог отодвинулся, проглянула освещенная ярким солнцем степь, ткань закрыла проем.
– И чего надо? – удивилась Жилена.
– Ходят, твари! – согласилась Белава.
Шергай вошел в шатер Сомчея, цепко осмотрел бледное лицо, кивнул довольно. Полководец жестом пригласил сесть. Маг подгреб войлочные подушки, нарочито кряхтя, сел.
– Доблестный Сомчей, как я рад улучшению твоего самочувствия!
Военачальник растянул бледные губы:
– Спасибо, Шергай. Знаю, именно тебе обязан жизнью.
– Доблестный Сомчей чересчур великодушен, – замахал руками Шергай. – Это Повелитель вынес тебя с поля боя. Я малость подлатал. Кстати, он ждет своего лучшего полководца, ты не мог бы зайти?
– Я подумаю над этим, – сказал Сомчей мрачно.
Маг запнулся, вгляделся в бледное лицо, сдержал упрек, загривка коснулся неприятный холодок.
– Но Повелитель нуждается в твоем совете, доблестный Сомчей, – сказал он с мягкой настойчивостью. – Нужно решить, что делать дальше. Войско изнылось от безделья, того и гляди затеют усобицы.
Сомчей вяло пожал плечами, взгляд ушел поверх плешивой головы, уткнулся в серую стенку шатра.
– Выбор небогат: продолжить поход либо вернуться в степь, – сказал он равнодушно. – Не думаю, что нельзя решить без меня.
На этот раз мага покорежило сильнее. Шергай вгляделся в полководца с подозрением, но копаться в мозгах побратима Повелителя не стал. Молча встал. У полога мага догнал вялый голос:
– Можешь исполнить мою просьбу, Шергай?
– Конечно, доблестный Сомчей, – заинтересовался старик.
– Пленница Повелителя выглядит неважно, – сказал полководец буднично. – Подлечи ее.
Шергай всмотрелся в спокойное лицо долгим изучающим взглядом, после паузы коротко склонился, молвил:
– Хорошо, доблестный Сомчей. Ты прав: выглядит она неважно, но Повелитель почему-то не говорил о лечении, он вообще избегает разговоров о ней.
– Шергай, вылечи ее, не думаю, что Повелитель будет против, – проговорил Сомчей устало.
Маг поклонился, вышел из шатра.
Вечером, затемно, вернулся, сказал, что следы насилия стерты, тело здорово, но за душу ответа не несет.
– Повелитель удивлен, что ты не зашел, – сказал маг вкрадчиво.
Сомчей ответил напряженно:
– Мне нездоровится.
– Доблестному Сомчею хуже? Могу я… – встревожился старик, но военачальник прервал:
– Не стоит, мне лучше.
Шергай поднялся:
– С твоего позволения, доблестный Сомчей, я пойду.
Полководец кивнул. Маг вышел в ночную степь, яркая луна проказливо пригладила лысину. Встречные воины нарочито пужливо отскакивали, часто и шумно сплевывали. Старик презрительно улыбался, с трудом смирял недостойное возраста желание прижечь хамам задницы.
Обернулся, прищуренные глаза различили темную фигуру, скользнувшую к шатру Сомчея. Шергай нахмурился: чего это доблестный полководец так часто общается с бездарным шаманом?
Алтын, переламывая себя на каждом шагу, вошел в белый шатер. Белава с Жиленой вздрогнули от злобного рыка, но удалились неохотно, облив Повелителя нескрываемым презрением. Кровь степняка воспламенилась – хотел убить на месте, но вид бледного лица остудил порыв, кровь текла тяжело, жилы полнились снежной кашей.
Повелитель робко приблизился, заискивающе всмотрелся, но взгляд прекрасных синих глаз был устремлен в никуда, у уголков рта застыли тревожные складки. Алтын вгляделся в постаревшее лицо – сердце раскрошила боль, – жалко всхлипнул:
– Прости меня, Умиля.
Княгиня промолчала: лицо бесстрастно, глаза пусты. Степняк бухнулся на колени, заливая слезами тонкие ноги в замшевых башмачках, осыпая поцелуями.
– Прости, любимая, прости! Пожалуйста, не молчи. Хочешь, чтоб я ушел? – уйду, только скажи.
Бледные губы нехотя разлепились, голос прозвучал вяло, бесплотно:
– Уходи.
Сердце Алтына сжалось. Повелитель содрогнулся от омерзения к себе, простонал:
– Ты не хочешь видеть меня?
Уголки женских губ тронула язвительная усмешка, глаза блеснули болью.
– Нет.
Алтын встал, утирая слезы, пролепетал:
– Тогда скажи: чего хочешь? Исполню твое желание с радостью.
– Отпусти меня, – последовал немедленный ответ.
Повелитель затряс головой испуганно:
– Н-нет, я не могу. Я умру без тебя. Но я страстно хочу тебе прислуживать! Скажи, что я могу еще сделать?
Умила произнесла скучающе:
– Вели своим зверям не трогать прислужниц. Или и это непосильная задача? – дополнила она язвительно.
– Я исполню, все исполню! – закричал Алтын, счастливый возможностью угодить любимой.
Тонкая ладошка вяло качнула воздух.
– Уходи.
Алтын попятился, не отрывая жадного взгляда от печального лица, давясь слезами жалости, содрогаясь от гнева и омерзения к себе, такому подонку. Княгиня, не смотря, как он выходит, бесцельно оглядывала белые стены шатра.
Полог зашумел, дохнуло ночью, мужским духом. Чистый лобик прорезала морщина, губы недовольно скривились.
– Я ведь просила тебя уйти.
– То был не я, – произнес незнакомый голос.
Княгиня удивленно посмотрела на черноволосого мужа: держится статно, лицо отражает недавнюю хворь.
– Кто ты?
Мужчина шагнул вперед, голова упала на грудь.
– Прекрасная Умиля, меня ты не помнишь, но я побратим твоего супруга, Сомчей.
– Побратим? – скривила княгиня бледные губы. – Был у меня недавно такой побратим.
Уголки губ Сомчея опустились. Полководец с жалостью смотрел в измученное лицо женщины, неприязнь к Повелителю ворочалась в груди гадкой рыбой.
– Я настоящий, прекрасная Умиля, – сказал он спокойно. – Сегодня ночью ты будешь в объятиях мужа.
Глаза Умилы вспыхнули, обжигающая радость сменилась испуганным недоверием.
– С чего мне верить? – спросила она холодно.
Сомчей залюбовался гордой осанкой, наклоном головы: да, такая женщина стоит истребительной войны.
– Тебе незачем опасаться, – сказал он тихо. – Отошли сегодня служанок, рано погаси свет. Мой слуга проводит тебя, я дам коня, и скоро ты встретишься с Арамом.
Умила с трудом пригасила вспыхнувшую в груди радость, ответила как можно равнодушнее:
– Хорошо… Посмотрим, что получится. Но помни, моего мужа зовут Яромир.
Сомчей грустно улыбнулся. Княгиня легко склонила головку в ответ на глубокий поклон, проводила степняка настороженным взглядом. Сомчей заботливо прикрыл полог, яркая луна удостоилась неодобрительного взгляда.
Полководец размашисто зашагал к шатру, не чуя острого взгляда в спину. Али-Шер подозрительно покосился на слабого полководца, сморщенный лоб отобразил напряженную работу мысли.
Умила напряженно ждала, всматривалась во тьму, от нетерпения елозила на полу. Мысли сменялись часто, то обдавая радостным жаром, то замораживая нервно стучащее сердце в льдинку. Вздрогнула от треска ткани, вгляделась до рези, в темной стене отворилась бледная щель, которую заслонила темная фигура. От свистящего шепота по телу прокатилась жаркая волна.
– Хозяин просил проводить тебя.
Умила сдержала дрожь, величественно кивнула, едва не рассмеялась глупости. Мужчина сунул в руки темный сверток.
– Надень, луна очень яркая, твое платье выдаст.
Умила надела плотную накидку, носик сморщился от запаха. Проводник двинулся – голова задевала травинки. Княгиня замешкалась: неужто и ей придется ползти вот так, выставив зад, как распутная девка? Провожатый обернулся, сердито шикнул.
Двигались осторожно, замирая при раскатистом смехе подгулявших воинов, громком шорохе. Провожатый предусмотрительно держался в стороне от костров. Умила плелась сзади, колени противно ныли, жесткая трава царапала лицо.
– Долго еще? – спросила она тихо.
Провожатый не ответил, над головой прошелестел другой голос:
– Уже пришли.
Сомчей помог княгине подняться, заботливо отряхнул пыль. Слуга держался в сторонке, от фигуры сквозило недоумением. Полководец шепнул княгине:
– Госпожа, отвернись, пожалуйста, и посмотри вон туда.
Умила нехотя повернулась, в груди шевельнулось нехорошее чувство. Сзади зашелестела трава, слух ожег влажный треск, сдавленный стон. Сомчей аккуратно уложил слугу в траву, складками одежды протер густые потеки на ноже.
– Зачем? – удивилась княгиня, на миг съежившись в ожидании страшного: мало ли какие игры у степняков?
– Он бы непременно сообщил, – ответил Сомчей сухо. – А нам нужно время, до коней еще надо добраться.
– Но он твоей крови, как так?
Лунный свет блеснул во влажных глазах, полководец отвернулся от пытливого взгляда гордой женщины, понурил голову.
– Я их уже много убил под стенами города, – сказал он с болью. – Пойдем, Умиля.
Княгиня двинулась следом за полководцем. Шум освещенного стана постепенно затихал, голая степь радовала глаз, травинки, облитые лунным серебром, колыхались на прохладном ночном ветру.
– Почти дошли, – сказал Сомчей. – Осталось немного.
Ночь прорезал жесткий голос, полный злорадства:
– Ты прав, тебе осталось немного, жалкий предатель!
Умила вздрогнула. Лунный свет заиграл бликами на броне дюжины воинов, выросших из травы. Послышалось чирканье, в ночи сыпанули искры, темень разогнал свет факелов.
Али-Шер выступил из заградительного полукруга, в свете пламени лицо казалось залитым кровью, глаза блестели, шумное дыхание колыхало травинки.
– Не ожидал? – спросил со злым смехом и, видя ужас в глазах пленницы, довольно захохотал.
Сомчей подскочил. Челюсть Али-Шера хрустнула под кулаком. Военачальник еще падал, а Сомчей метнулся к воинам, лязгнула сталь.
– Госпожа, беги! – крикнул он.
Умила сорвалась с места, в лицо ударил холодный ветер, за спиной заорали люто, затылок ожгло горячее дыхание. Степняк распластался в прыжке, цепко ухватил полонянку за тонкий пояс, свалил наземь. Княгиня кусалась, отбивалась руками – воин вскрикнул, прижал ладонь к расцарапанной щеке.
На помощь подскочил рослый степняк, вдвоем скрутили, нагнули в унизительную позу. От боли в заломленных руках едва не заплакала, с тяжким сердцем посмотрела на поверженного Сомчея.
– Не добивать! – рявкнул Али-Шер.
Военачальник сплюнул кровь, лучик посеребрил обломок зуба, на челюсти проявилась темная опухоль. Али-Шер подошел к распластанному полководцу, на лицо Сомчея упал мерзкий плевок. Военачальник дернулся от унижения, грудь до треска смяла подошва.
– Веди в стан. Ты, – указал Али-Шер на степняка, – бегом к Повелителю, расскажи о предательстве, которое раскрыл твой доблестный военачальник.
Воин согнулся в поклоне, загромыхал доспехом. Али-Шер отстал от процессии, полюбовался униженным видом гордой северянки и напыщенного полководца. Наконец пробил его час! Повелитель узрит, что пригрел змею на груди, но верный военачальник раскусил гада! Награда будет щедрой.
Стан оживленно загомонил: сабли покидали ножны, спящих со сладкой злостью пинали, ставка ярко осветилась. Воины удивленно уставились на пленников, в коих узнали драгоценную добычу Повелителя, но это куда ни шло. Вид избитого Сомчея огорошил, сабли опустились, на Али-Шера уставились осуждающие взгляды: о нелюбви к правой руке Повелителя знали и принимали не его сторону. Али-Шер в ответ ощерился, взглядом показал, что скоро будут подчиняться его воле, исполнять любые желания.
От грозного рыка Повелителя раскололось ночное небо. Люди попадали, будто оглушенные ударом дубины. Алтын звериными прыжками добрался до процессии, безумными от страха глазами осмотрел Умилу. Воины, ее держащие, отшатнулись от пронзительного взгляда.
Меч холодно блеснул в свете луны. Воины отступили. Умила рассерженно вырвалась, отошла, потирая запястья. Взгляд Алтына приморозил степняка к земле. Вождь навис скалой.
– Повелитель, – пролепетал степняк испуганно.
Меч косо рухнул, броня со скрежетом распалась, веером брызнули горячие капли, половинка воина улетела в траву, вторая заскребла ногами по земле. Второй степняк отшатнулся, закричал сорванным голосом:
– Повелитель, я не причинял боли, я просто смотрел!
– Смотрел? – рыкнул Алтын ужасно.
Пальцы метнулись вперед, глухо лопнуло, степняк запоздало вскинул ладони к пустым глазницам, заревел жутко. Али-Шер бухнулся на колени – с лезвия меча на голову капнула кровь – затараторил часто-часто, давясь от ужаса:
– Повелитель, я раскрыл предательский заговор! Проклятый Сомчей хотел увезти пленницу, а я, твой верный раб, ее вернул.
Алтын закричал страшно:
– Не смей наговаривать на доблестного Сомчея, собака! Я тебя располосую на сорок кусков.
Голос пригибал к земле, воины бросили оружие, факелы, заткнули уши. Луна поспешно спряталась за тучкой.
Огонь промасленных тряпок лизнул траву, затрещало, земля осветилась оранжевыми языками. Налетел холодный порыв ветра, вогнал огонь в землю, старческий голос проскрипел язвительно:
– Поднимите факелы, дурни, спалите самих себя. Позорище!
Алтын встретился взглядом с Шергаем, остудил бешеную ярость. Повелитель кивком приказал Али-Шеру встать. Полководец вскочил, рассказывая обстоятельства поимки беглецов. Алтын всмотрелся в Сомчея неверяще:
– Брат, правда ли это?
Военачальник усмехнулся разбитыми губами, коротко кивнул. Алтын бросил меч, схватился за голову. Воины вздрогнули от страшного стона. Умила посмотрела на Сомчея с жалостью, в глазах заблестели слезы. Повелителя покоробило проявление чувств к предателю, вспыхнула острая зависть.
– Отведите пленницу в мой шатер, – приказал Повелитель, глядя лишь на полководца и игнорируя возмущенный вскрик Умили.
Но стоило воинам подойти и попытаться схватить пленницу за руку, как Алтын яростно заорал, показывая рукой на разрубленного воина и сотоварища, стонущего в траве:
– Кто посмеет причинить ей боль – умрет!
Воины отскочили от княгини, как от ядовитой змеи. Окрест разлился запах страха.
– Но, Повелитель… – только и молвил испуганный степняк.
Умила облила кочевников презрением, павшего духом Сомчея согрела улыбкой. Алтын снова задрожал от зависти, открыл рот для страшной ругани, но вовремя раздался старческий голос:
– Повелитель, позволь применить свои способности. Никакого вреда, она дойдет без сопротивления до шатра, и чары тут же оставят ее.
Алтын хмуро разрешил. Умила тонко вскрикнула, рванулась прочь, но резкий окрик припечатал к месту. Фигурка сгорбилась, пошла с пустым взором, по бокам на почтительном расстоянии выстроились воины. Повелитель проводил взглядом – сердце рвалось от жалости. С трудом отвернулся – застонал от вида Сомчея.
Шергай сказал мягко:
– Повелитель, может, послать отряд к городу? Наверняка их должны были встретить.
Алтын кивнул. Али-Шер вздрогнул от лютого голоса.
– Скачи к стенам, встречных убивай.
– Чтоб его Ящер на том свете полосовал, аспид поганый! – всхлипнула Жилена, готовя целебный взвар.
Умила по-прежнему сидела молча, смотрела в никуда – и так уже два дня с той страшной ночи. Тело покрылось синяками, боль накатывала волнами, разрывала на части, но терпела молча, с гордо выпрямленной спиной и вздернутым подбородком.
Белава закончила втирать аккуратными движениями целебную мазь, заботливо прикрыла ужасные пятна широкими рукавами платья.
– Аспид проклятущий! – прошипела она с ненавистью, смотря с тревогой в бескровное лицо Умилы. – Госпожа, не молчи, мы рядом.
Княгиня оставалась безучастна. Жилена, всхлипывая, утирая красные глаза, подала парующую чашу, насильно вложила в безвольную руку. Служанки переглянулись, заплакали, обнявшись.
Полог отодвинулся. Девки поспешно вытерли слезы. Вошедший степняк хмуро отметил затаенную ненависть. Воин подошел к Умиле: походка шаркающая, лицо бледное, словно поправился не до конца от тяжкой болезни. Темные глаза участливо посмотрели на княжну, чью гордость не смог растоптать отвратительный поступок Повелителя: спина прямая, наклон головы величествен, как и надлежит сильной правительнице.
Служанки недоуменно посмотрели в спину степняку. Полог отодвинулся, проглянула освещенная ярким солнцем степь, ткань закрыла проем.
– И чего надо? – удивилась Жилена.
– Ходят, твари! – согласилась Белава.
Шергай вошел в шатер Сомчея, цепко осмотрел бледное лицо, кивнул довольно. Полководец жестом пригласил сесть. Маг подгреб войлочные подушки, нарочито кряхтя, сел.
– Доблестный Сомчей, как я рад улучшению твоего самочувствия!
Военачальник растянул бледные губы:
– Спасибо, Шергай. Знаю, именно тебе обязан жизнью.
– Доблестный Сомчей чересчур великодушен, – замахал руками Шергай. – Это Повелитель вынес тебя с поля боя. Я малость подлатал. Кстати, он ждет своего лучшего полководца, ты не мог бы зайти?
– Я подумаю над этим, – сказал Сомчей мрачно.
Маг запнулся, вгляделся в бледное лицо, сдержал упрек, загривка коснулся неприятный холодок.
– Но Повелитель нуждается в твоем совете, доблестный Сомчей, – сказал он с мягкой настойчивостью. – Нужно решить, что делать дальше. Войско изнылось от безделья, того и гляди затеют усобицы.
Сомчей вяло пожал плечами, взгляд ушел поверх плешивой головы, уткнулся в серую стенку шатра.
– Выбор небогат: продолжить поход либо вернуться в степь, – сказал он равнодушно. – Не думаю, что нельзя решить без меня.
На этот раз мага покорежило сильнее. Шергай вгляделся в полководца с подозрением, но копаться в мозгах побратима Повелителя не стал. Молча встал. У полога мага догнал вялый голос:
– Можешь исполнить мою просьбу, Шергай?
– Конечно, доблестный Сомчей, – заинтересовался старик.
– Пленница Повелителя выглядит неважно, – сказал полководец буднично. – Подлечи ее.
Шергай всмотрелся в спокойное лицо долгим изучающим взглядом, после паузы коротко склонился, молвил:
– Хорошо, доблестный Сомчей. Ты прав: выглядит она неважно, но Повелитель почему-то не говорил о лечении, он вообще избегает разговоров о ней.
– Шергай, вылечи ее, не думаю, что Повелитель будет против, – проговорил Сомчей устало.
Маг поклонился, вышел из шатра.
Вечером, затемно, вернулся, сказал, что следы насилия стерты, тело здорово, но за душу ответа не несет.
– Повелитель удивлен, что ты не зашел, – сказал маг вкрадчиво.
Сомчей ответил напряженно:
– Мне нездоровится.
– Доблестному Сомчею хуже? Могу я… – встревожился старик, но военачальник прервал:
– Не стоит, мне лучше.
Шергай поднялся:
– С твоего позволения, доблестный Сомчей, я пойду.
Полководец кивнул. Маг вышел в ночную степь, яркая луна проказливо пригладила лысину. Встречные воины нарочито пужливо отскакивали, часто и шумно сплевывали. Старик презрительно улыбался, с трудом смирял недостойное возраста желание прижечь хамам задницы.
Обернулся, прищуренные глаза различили темную фигуру, скользнувшую к шатру Сомчея. Шергай нахмурился: чего это доблестный полководец так часто общается с бездарным шаманом?
Алтын, переламывая себя на каждом шагу, вошел в белый шатер. Белава с Жиленой вздрогнули от злобного рыка, но удалились неохотно, облив Повелителя нескрываемым презрением. Кровь степняка воспламенилась – хотел убить на месте, но вид бледного лица остудил порыв, кровь текла тяжело, жилы полнились снежной кашей.
Повелитель робко приблизился, заискивающе всмотрелся, но взгляд прекрасных синих глаз был устремлен в никуда, у уголков рта застыли тревожные складки. Алтын вгляделся в постаревшее лицо – сердце раскрошила боль, – жалко всхлипнул:
– Прости меня, Умиля.
Княгиня промолчала: лицо бесстрастно, глаза пусты. Степняк бухнулся на колени, заливая слезами тонкие ноги в замшевых башмачках, осыпая поцелуями.
– Прости, любимая, прости! Пожалуйста, не молчи. Хочешь, чтоб я ушел? – уйду, только скажи.
Бледные губы нехотя разлепились, голос прозвучал вяло, бесплотно:
– Уходи.
Сердце Алтына сжалось. Повелитель содрогнулся от омерзения к себе, простонал:
– Ты не хочешь видеть меня?
Уголки женских губ тронула язвительная усмешка, глаза блеснули болью.
– Нет.
Алтын встал, утирая слезы, пролепетал:
– Тогда скажи: чего хочешь? Исполню твое желание с радостью.
– Отпусти меня, – последовал немедленный ответ.
Повелитель затряс головой испуганно:
– Н-нет, я не могу. Я умру без тебя. Но я страстно хочу тебе прислуживать! Скажи, что я могу еще сделать?
Умила произнесла скучающе:
– Вели своим зверям не трогать прислужниц. Или и это непосильная задача? – дополнила она язвительно.
– Я исполню, все исполню! – закричал Алтын, счастливый возможностью угодить любимой.
Тонкая ладошка вяло качнула воздух.
– Уходи.
Алтын попятился, не отрывая жадного взгляда от печального лица, давясь слезами жалости, содрогаясь от гнева и омерзения к себе, такому подонку. Княгиня, не смотря, как он выходит, бесцельно оглядывала белые стены шатра.
Полог зашумел, дохнуло ночью, мужским духом. Чистый лобик прорезала морщина, губы недовольно скривились.
– Я ведь просила тебя уйти.
– То был не я, – произнес незнакомый голос.
Княгиня удивленно посмотрела на черноволосого мужа: держится статно, лицо отражает недавнюю хворь.
– Кто ты?
Мужчина шагнул вперед, голова упала на грудь.
– Прекрасная Умиля, меня ты не помнишь, но я побратим твоего супруга, Сомчей.
– Побратим? – скривила княгиня бледные губы. – Был у меня недавно такой побратим.
Уголки губ Сомчея опустились. Полководец с жалостью смотрел в измученное лицо женщины, неприязнь к Повелителю ворочалась в груди гадкой рыбой.
– Я настоящий, прекрасная Умиля, – сказал он спокойно. – Сегодня ночью ты будешь в объятиях мужа.
Глаза Умилы вспыхнули, обжигающая радость сменилась испуганным недоверием.
– С чего мне верить? – спросила она холодно.
Сомчей залюбовался гордой осанкой, наклоном головы: да, такая женщина стоит истребительной войны.
– Тебе незачем опасаться, – сказал он тихо. – Отошли сегодня служанок, рано погаси свет. Мой слуга проводит тебя, я дам коня, и скоро ты встретишься с Арамом.
Умила с трудом пригасила вспыхнувшую в груди радость, ответила как можно равнодушнее:
– Хорошо… Посмотрим, что получится. Но помни, моего мужа зовут Яромир.
Сомчей грустно улыбнулся. Княгиня легко склонила головку в ответ на глубокий поклон, проводила степняка настороженным взглядом. Сомчей заботливо прикрыл полог, яркая луна удостоилась неодобрительного взгляда.
Полководец размашисто зашагал к шатру, не чуя острого взгляда в спину. Али-Шер подозрительно покосился на слабого полководца, сморщенный лоб отобразил напряженную работу мысли.
Умила напряженно ждала, всматривалась во тьму, от нетерпения елозила на полу. Мысли сменялись часто, то обдавая радостным жаром, то замораживая нервно стучащее сердце в льдинку. Вздрогнула от треска ткани, вгляделась до рези, в темной стене отворилась бледная щель, которую заслонила темная фигура. От свистящего шепота по телу прокатилась жаркая волна.
– Хозяин просил проводить тебя.
Умила сдержала дрожь, величественно кивнула, едва не рассмеялась глупости. Мужчина сунул в руки темный сверток.
– Надень, луна очень яркая, твое платье выдаст.
Умила надела плотную накидку, носик сморщился от запаха. Проводник двинулся – голова задевала травинки. Княгиня замешкалась: неужто и ей придется ползти вот так, выставив зад, как распутная девка? Провожатый обернулся, сердито шикнул.
Двигались осторожно, замирая при раскатистом смехе подгулявших воинов, громком шорохе. Провожатый предусмотрительно держался в стороне от костров. Умила плелась сзади, колени противно ныли, жесткая трава царапала лицо.
– Долго еще? – спросила она тихо.
Провожатый не ответил, над головой прошелестел другой голос:
– Уже пришли.
Сомчей помог княгине подняться, заботливо отряхнул пыль. Слуга держался в сторонке, от фигуры сквозило недоумением. Полководец шепнул княгине:
– Госпожа, отвернись, пожалуйста, и посмотри вон туда.
Умила нехотя повернулась, в груди шевельнулось нехорошее чувство. Сзади зашелестела трава, слух ожег влажный треск, сдавленный стон. Сомчей аккуратно уложил слугу в траву, складками одежды протер густые потеки на ноже.
– Зачем? – удивилась княгиня, на миг съежившись в ожидании страшного: мало ли какие игры у степняков?
– Он бы непременно сообщил, – ответил Сомчей сухо. – А нам нужно время, до коней еще надо добраться.
– Но он твоей крови, как так?
Лунный свет блеснул во влажных глазах, полководец отвернулся от пытливого взгляда гордой женщины, понурил голову.
– Я их уже много убил под стенами города, – сказал он с болью. – Пойдем, Умиля.
Княгиня двинулась следом за полководцем. Шум освещенного стана постепенно затихал, голая степь радовала глаз, травинки, облитые лунным серебром, колыхались на прохладном ночном ветру.
– Почти дошли, – сказал Сомчей. – Осталось немного.
Ночь прорезал жесткий голос, полный злорадства:
– Ты прав, тебе осталось немного, жалкий предатель!
Умила вздрогнула. Лунный свет заиграл бликами на броне дюжины воинов, выросших из травы. Послышалось чирканье, в ночи сыпанули искры, темень разогнал свет факелов.
Али-Шер выступил из заградительного полукруга, в свете пламени лицо казалось залитым кровью, глаза блестели, шумное дыхание колыхало травинки.
– Не ожидал? – спросил со злым смехом и, видя ужас в глазах пленницы, довольно захохотал.
Сомчей подскочил. Челюсть Али-Шера хрустнула под кулаком. Военачальник еще падал, а Сомчей метнулся к воинам, лязгнула сталь.
– Госпожа, беги! – крикнул он.
Умила сорвалась с места, в лицо ударил холодный ветер, за спиной заорали люто, затылок ожгло горячее дыхание. Степняк распластался в прыжке, цепко ухватил полонянку за тонкий пояс, свалил наземь. Княгиня кусалась, отбивалась руками – воин вскрикнул, прижал ладонь к расцарапанной щеке.
На помощь подскочил рослый степняк, вдвоем скрутили, нагнули в унизительную позу. От боли в заломленных руках едва не заплакала, с тяжким сердцем посмотрела на поверженного Сомчея.
– Не добивать! – рявкнул Али-Шер.
Военачальник сплюнул кровь, лучик посеребрил обломок зуба, на челюсти проявилась темная опухоль. Али-Шер подошел к распластанному полководцу, на лицо Сомчея упал мерзкий плевок. Военачальник дернулся от унижения, грудь до треска смяла подошва.
– Веди в стан. Ты, – указал Али-Шер на степняка, – бегом к Повелителю, расскажи о предательстве, которое раскрыл твой доблестный военачальник.
Воин согнулся в поклоне, загромыхал доспехом. Али-Шер отстал от процессии, полюбовался униженным видом гордой северянки и напыщенного полководца. Наконец пробил его час! Повелитель узрит, что пригрел змею на груди, но верный военачальник раскусил гада! Награда будет щедрой.
Стан оживленно загомонил: сабли покидали ножны, спящих со сладкой злостью пинали, ставка ярко осветилась. Воины удивленно уставились на пленников, в коих узнали драгоценную добычу Повелителя, но это куда ни шло. Вид избитого Сомчея огорошил, сабли опустились, на Али-Шера уставились осуждающие взгляды: о нелюбви к правой руке Повелителя знали и принимали не его сторону. Али-Шер в ответ ощерился, взглядом показал, что скоро будут подчиняться его воле, исполнять любые желания.
От грозного рыка Повелителя раскололось ночное небо. Люди попадали, будто оглушенные ударом дубины. Алтын звериными прыжками добрался до процессии, безумными от страха глазами осмотрел Умилу. Воины, ее держащие, отшатнулись от пронзительного взгляда.
Меч холодно блеснул в свете луны. Воины отступили. Умила рассерженно вырвалась, отошла, потирая запястья. Взгляд Алтына приморозил степняка к земле. Вождь навис скалой.
– Повелитель, – пролепетал степняк испуганно.
Меч косо рухнул, броня со скрежетом распалась, веером брызнули горячие капли, половинка воина улетела в траву, вторая заскребла ногами по земле. Второй степняк отшатнулся, закричал сорванным голосом:
– Повелитель, я не причинял боли, я просто смотрел!
– Смотрел? – рыкнул Алтын ужасно.
Пальцы метнулись вперед, глухо лопнуло, степняк запоздало вскинул ладони к пустым глазницам, заревел жутко. Али-Шер бухнулся на колени – с лезвия меча на голову капнула кровь – затараторил часто-часто, давясь от ужаса:
– Повелитель, я раскрыл предательский заговор! Проклятый Сомчей хотел увезти пленницу, а я, твой верный раб, ее вернул.
Алтын закричал страшно:
– Не смей наговаривать на доблестного Сомчея, собака! Я тебя располосую на сорок кусков.
Голос пригибал к земле, воины бросили оружие, факелы, заткнули уши. Луна поспешно спряталась за тучкой.
Огонь промасленных тряпок лизнул траву, затрещало, земля осветилась оранжевыми языками. Налетел холодный порыв ветра, вогнал огонь в землю, старческий голос проскрипел язвительно:
– Поднимите факелы, дурни, спалите самих себя. Позорище!
Алтын встретился взглядом с Шергаем, остудил бешеную ярость. Повелитель кивком приказал Али-Шеру встать. Полководец вскочил, рассказывая обстоятельства поимки беглецов. Алтын всмотрелся в Сомчея неверяще:
– Брат, правда ли это?
Военачальник усмехнулся разбитыми губами, коротко кивнул. Алтын бросил меч, схватился за голову. Воины вздрогнули от страшного стона. Умила посмотрела на Сомчея с жалостью, в глазах заблестели слезы. Повелителя покоробило проявление чувств к предателю, вспыхнула острая зависть.
– Отведите пленницу в мой шатер, – приказал Повелитель, глядя лишь на полководца и игнорируя возмущенный вскрик Умили.
Но стоило воинам подойти и попытаться схватить пленницу за руку, как Алтын яростно заорал, показывая рукой на разрубленного воина и сотоварища, стонущего в траве:
– Кто посмеет причинить ей боль – умрет!
Воины отскочили от княгини, как от ядовитой змеи. Окрест разлился запах страха.
– Но, Повелитель… – только и молвил испуганный степняк.
Умила облила кочевников презрением, павшего духом Сомчея согрела улыбкой. Алтын снова задрожал от зависти, открыл рот для страшной ругани, но вовремя раздался старческий голос:
– Повелитель, позволь применить свои способности. Никакого вреда, она дойдет без сопротивления до шатра, и чары тут же оставят ее.
Алтын хмуро разрешил. Умила тонко вскрикнула, рванулась прочь, но резкий окрик припечатал к месту. Фигурка сгорбилась, пошла с пустым взором, по бокам на почтительном расстоянии выстроились воины. Повелитель проводил взглядом – сердце рвалось от жалости. С трудом отвернулся – застонал от вида Сомчея.
Шергай сказал мягко:
– Повелитель, может, послать отряд к городу? Наверняка их должны были встретить.
Алтын кивнул. Али-Шер вздрогнул от лютого голоса.
– Скачи к стенам, встречных убивай.