Страница:
— Кого? — ужаснулась Надежда. — Мужиков?
Тем временем мужики добрались до девчонок, остановились. Один из них присел на край полотенца и принялся гладить одну из девочек по голове, что-то говоря.
Девочка быстро поднялась на колени, одной рукой пытаясь подтянуть полотенце к себе. Вторая тоже встала и сделала попытку выдернуть из-под весельчака свое полотенце. Теперь уже вся компания с шутками и прибаутками наблюдала забавную сцену, давая товарищам различные советы. И вот один из троицы вдруг резко вырвал из рук первой девочки покрывало. Она не ожидала рывка, поэтому неловко упала на колени. И они сразу же выхватили полотенце у второй. Девочка отскочила в сторону, а мужик средних лет, с седой, коротко стриженной шевелюрой, стал подходить к ней, чуть присев и широко расставив руки в стороны. Друзья надрывались от хохота, а резвые ребята старались вовсю. Подскочив к оцепеневшей девочке, Седой будто бы толкнул ее, я не успела понять, но через мгновение высоко поднял вверх руку с содранным с нее лифчиком. Она вскрикнула и заплакала, жалко прижимая тоненькие ручки к груди. Еще двое великовозрастных идиотов поднялись с лавочки и подошли поближе.
Излишне говорить, что к этому моменту глаза мои были налиты не слезами, нет. Кровью, вязкой и горячей, словно кипяток, обволакивающей мозг приступом дикой ярости. Молча я схватила подвернувшийся под руку Надькин халат и, натягивая его на ходу, рванулась к девчонкам. Сзади в ужасе забулькала Ирка, но я не остановилась. Подлетев к месту увеселения игривых дяденек, я с размаху толкнула в спину седого мерзавца. Не ожидавший ничего подобного, он, нелепо взмахнув руками, полетел к воде. А я, не теряя времени, изо всех сил оттолкнула от второй девочки другого, маленького и толстого, опрокинув его на спину. Больше, пожалуй, времени на маневры у меня не осталось. Загородив собою ревущих девочек, я сжала кулаки и разве что не оскалилась. Опешившие в первое мгновение мужики опомнились. Кто-то спросил, недоумевая:
— Это что такое?
— Откуда взялась эта психованная?
— Это их мамаша, что ли?
— Это их папаша, говнюк, — зарычала я и, оглянувшись за спину, быстро приказала:
— Немедленно взять вещи и бегом по тропинке! Бегом!
Развернувшись вновь к восьмерым мужикам, я почувствовала холодную струйку пота, побежавшую между лопаток. Выражение их лиц не было, в общем, чересчур зверским, но хорошего тоже не предвещало. Покосившись через плечо, я увидела быстро мелькающие босые пятки. Девчонки стремглав неслись вверх по узенькой тропинке, которую я в данный момент героически пыталась собой загородить. Но догонять детей, похоже, никто не собирался. Мне пришло в голову, что сейчас было бы очень славно вежливо сделать книксен, сказать: «Спасибо за внимание!» — и быстренько удалиться в сторону родных кустов. Но мои новые приятели явно были с этим не согласны. К тому же двое уроненных мной на песочек дяденек поднялись на ноги, отряхнулись и теперь явно направлялись ко мне. Седой проявил больше прыти, оказавшись около меня первым. Он молча выбросил в направлении моего лица кулак, и один бог знает, как мне удалось отклониться на пару сантиметров в сторону и вцепиться зубами в его руку чуть пониже локтя. После этого по инерции я начала заваливаться назад, но руку не выпустила, как хорошая собака. Мужик, взвыв от боли, стал падать вслед за мной. Соприкоснувшись с землей спиной и затылком, я сжалась в комок, а мужик вдруг перелетел через меня кувырком и, наткнувшись на прибрежный бугорок, снова отправился в воду. Руку его я, конечно, к тому времени уже выпустила, чувствуя во рту тошнотворный вкус чужой крови. Вежливо откланяться захотелось еще больше. Могу поклясться, что никаким подобным приемам по кусанию и прочему я никогда в жизни не училась, но что получилось, то получилось.
И если уж богу захотелось сегодня оставить мои зубы на месте, то, на мой взгляд, ему было пора опять вмешаться.
С трудом поднявшись на ноги, я вновь оказалась лицом к лицу с веселыми ребятами. И почти что с безразличием увидела, что второй поруганный джентльмен все еще не оставляет попыток со мной сблизиться.
— Интересно! — властный голос с легкой хрипотцой перекрыл вдруг общий гомон и словно пригвоздил к месту коротышку.
Все как по команде развернулись лицом к лавочке, и я увидела немолодого мужчину, весьма, я бы сказала, привлекательного, если бы встретила его на скамеечке в парке Горького, а не здесь. Получив небольшую передышку, я глянула в сторону наших кустов и увидела Ирку и Надьку, застывших, словно истуканы. А Надька к тому же все еще не оделась. Тут я вспомнила, что ее халат на мне, и обрадовалась, поняв, что стирать его придется хозяйке.
«Хоть бы сбегали за кем, дуры!» — сердито подумала я, но тут главный (теперь я в этом не сомневалась) продолжил:
— Так испоганить день!
Он опечаленно качал головой, переживая, будто у него умер близкий родственник. Я же ломала голову, пытаясь определить, про кого он говорит: про меня или про этих паразитов? От этого, по моим понятиям, зависело очень многое. Для меня, по крайней мере.
Вдруг сзади раздалось чуть слышное шуршание. Не успев оглянуться, я почувствовала, что вплотную ко мне кто-то прошел, явно намеренно задев плечом. И поскольку халат на плече тут же промок, я определила, что это тот самый блондин, что плавал рядом с нами. В чем я через мгновение и убедилась. Оглянувшись, я заметила, что тропинка позади меня была пуста.
А блондин преспокойно встал спереди, загородив необъятными плечами всю панораму. Честно сознаюсь, что созерцание его спины на какое-то время вытеснило из моей головы абсолютно все здравые мысли. Завороженно поморгав на все это великолепие, я наконец решила, что хорошего понемножку. И стала потихоньку пятиться назад, рассчитывая, что, увидев меня на горке, девчонки догадаются убраться подальше.
Но не успела я сделать и одного шага, как блондин, не оборачиваясь, протянул назад здоровенную лапу и пребольно ухватил меня за запястье. Только я собралась взвизгнуть, больше от неожиданности, чем от боли, как он еще сильнее стиснул мою руку. Проглотив собственный визг, я замерла. Это что же, пока командир говорит, шевелиться не положено? Я слабо дернулась и вновь ощутила дружеское рукопожатие. И, решив плюнуть в конце концов на всех, я решительно рванула руку, но не удержалась на ногах и плюхнулась на землю. Если не считать, что рука у меня чуть не оторвалась, все обошлось благополучно.
Мой страж резко повернулся, наклонился и, словно куклу, вновь поставил меня на ноги, сурово бросив:
— Не валяй лучше дурака!
И через пару секунд я услышала:
— А ты, значит, решила нам телок заменить, так, что ли?
Все снова начали глазеть на меня, а широкоплечий сторож проволок меня за руку и поставил перед главным.
Что тот говорил последние несколько минут, я полностью пропустила, разглядывая сногсшибательную спину, поэтому не нашлась что ответить.
— Да, резва! — задумчиво добавил главный, разглядывая меня, словно верблюда в зоопарке.
Обойдя меня, затем столик, мой конвоир присел на лавку позади главного. Все остальные с обезьяньим любопытством ожидали, что будет дальше.
— Подойди, Сема… Погляди, какой вред мужику нанесла! И кто? Баба!
Искоса глянув на подошедшего, я увидела его руку и внутренне содрогнулась. Было похоже, что это не я его укусила, а крокодил.
— За все надо платить! — главный театрально развел ручками.
Тут мне показалось, что сидящий позади него с безразличным видом мой сторож что-то негромко сказал.
Но главный, не дрогнув ни одним мускулом, продолжил:
— Я думаю, это справедливо…
— Я ее быстро утихомирю… — прорычал, словно тигр, покусанный Сема, качнувшись в мою сторону.
— А рук-то у тебя много, Сема? — не поднимая головы и не поворачиваясь, спросил вдруг мой конвоир.
Мужики дружно заржали, даже у главного дрогнули губы, но он быстро спрятал усмешку. А мой конвоир вновь сказал ему что-то, чуть громче, но слов все равно не было слышно, и я гадала: заступается он за меня или наоборот? «Ну ты же хороший, скажи, чтобы меня отпустили. Вон ты какая здоровая чертова горилла! Будь человеком хоть раз в жизни! — принялась я канючить про себя. — А ты, паразит, не тяни из меня душу! Я слабая женщина.., хоть и кусаюсь… Сами виноваты, я подобной мерзости стерпеть не могу…»
Когда смех затих, главный лениво переменил позу, подпер рукой подбородок и, глядя на меня в упор, проронил:
— Ладно уж.., гуляй пока, раз такая шустрая… Но… — он выдержал эффектную паузу, — ..лучше тебе на глаза нам не попадаться.., особенно Семе.
Он небрежно махнул в мою сторону рукой и отвернулся. Мужики, словно ровным счетом ничего не произошло, расселись кто куда, и только Сема смотрел лютым волком. Конвоир мой встал, подошел и, схватив меня не слишком галантно за шиворот, потащил через весь пляж к девчонкам. Подойдя поближе, он с силой толкнул меня к ним и усмехнулся:
— Получайте! — и добавил:
— Александр Матросов хренов…
— Стойте!
Девчонки мгновенно остановились, поглядывая на меня с виноватым видом.
— Слышь, Анастасия… — Надька хмурилась. — Ты извини, но знаешь.., так быстро все произошло… Короче, мы должны были тебе помочь, но… Лично я испугалась.
— Да ладно, — отмахнулась я, думая лишь о том, как бы сказать Надьке, что воротник ее любимого халата почти совсем оторван таскавшим меня галантным джентльменом. — А вот халат…
— Стаська, ты как кошка за котят… — Ирка тоже волновалась и несла бред. — Мне очень стыдно, что мы тебя.., не поддержали. Но.., я так не умею.
— Ну и характер у тебя! Как рванула… — все никак не могла успокоиться Надька.
«Да уж, — подумала я про себя, — сколько синяков и шишек я получила в жизни за этот характер! Пожалуй, надо сейчас сказать Надьке про халат, пока она так возвышенно настроена. Поправлю-ка ей настроение».
Надежда тем временем подошла и, обняв меня за плечи, с чувством сказала:
— Уважаю я тебя, Стаська!
Она похлопала меня по плечу, выражая тем самым признание моих заслуг перед Родиной, но физиономия у нее вдруг вытянулась. Отстранившись, она молча глянула мне за плечо.
«Эх, не успела! — с сожалением подумала я. — Сейчас начнется!»
Но подходящих для момента слов у нее не нашлось.
Она беззвучно хлопнула челюстью и опечалилась.
— Давайте переоденемся, что ли? — осторожно предложила я. — Вот твой халат, Надя!
Тут Ирка глянула на часы.
— Стаська! Время десять минут третьего! Ты ж опоздаешь!
Я с визгом в мгновение ока стянула купальник, натянула сарафанчик.
— Трусы-то не забудь, бешеная! — съязвила-таки Надька.
— Никогда, дорогая! — ответила я, радуясь, что, судя .но всему, буря меня миновала.
А с другой стороны, ведь не сама же я оторвала Надькин воротник?
Запихнув полотенце и мокрый купальник в сумку, я наскоро попрощалась с девчонками и вихрем понеслась к дому.
Добравшись до калитки, я внезапно остановилась.
Наклонившись, присмотрелась к совсем свежим следам шин. Следы вели от дороги прямо к нашим воротам. Там они не прерывались. Глянув сверху, я увидела, что они ведут прямехонько к бабкиному сараю. И я на ходу стала гадать, что бы все это значило.
Войдя в горницу, первое, что я увидела, было бесчисленное количество пакетов и коробочек. Из-за них появилась улыбающаяся бабка Степанида. А так улыбалась она в одном лишь случае — когда встречалась с моей мамой.
— Стасенька, малышик, а я уже стала волноваться, куда ты делась? — из дальней комнаты, раскинув руки, ко мне летела мама.
Я, конечно, заулыбалась. Потому что, хоть я и не люблю, когда меня зовут малышиком и каждые три минуты волнуются, куда я подевалась, видеть маму я была рада.
Столкнувшись посреди горницы, словно два маневровых тепловоза, мы принялись обниматься, целоваться и нести всякую чушь. Пока мама старательно пыталась задушить меня в объятиях, краем глаза я увидела выходящего из комнаты папу. Затем и Стаса, маминого шофера и по совместительству телохранителя, которого сразу не разглядела среди кучи сумок. Оба они довольно улыбались, дожидаясь, когда мать выбьется из сил здороваться со мной. Наконец она угомонилась.
— Привет, па! — сказала я, обняв папу. — Привет, Стас! Как жизнь?
Стас заулыбался:
— Лучше всех! Как ты?
— Мама, папа! — опомнилась я. — Мне в город позарез надо! Вы располагайтесь, я быстро!
— Может, тебя подвезти? — спросил отец.
— Да не надо! — ответила я, одновременно услышав за окном автомобильный гудок. — Ой, это уже Алексей Викторович!
Высунувшись в окно, я крикнула:
— Алексей Викторович! Извините, еще две минутки!
Отец моего ученика Лешки Борисенко вышел из машины и ответил:
— Хорошо, хорошо! Не торопитесь, Анастасия Игоревна, успеем!
Он прислонился к машине и закурил. Я побежала в свою комнату, на ходу сунув маме пляжную сумку.
— Ма! Разбери сумку, пожалуйста, там купальник мокрый!
Быстро расчесав сырые еще волосы, я влезла в более подходящий для школы наряд, чуть подкрасила губы.
Схватив папку с документами, я вдруг почувствовала такую сильную боль в руке, что от неожиданности ее выронила. Глянув на свою кисть, я увидела медленно, но верно набирающий сочный цвет синяк.
Выйдя из своей комнаты и пряча синяк за спину, я на ходу махнула здоровой рукой родителям, пообещав:
— Я мигом!
Вернувшись через три часа рейсовым автобусом, я застала маму и бабку Степаниду колдующими над ужином.
Когда мои родители решили приехать в первый раз меня проведать, я сразу предупредила маму о бабке. Мама загорелась приехать еще больше. По-честному, я ожидала дня их приезда с некоторым страхом, заранее заручившись бабкиным согласием. Та кивнула, но брови нахмурила.
Весь день я проторчала во дворе, ожидая родителей.
Наконец я услышала шум двигателя, торопливо выглянула за калитку и увидела сверкающий на солнце мамин «Мерседес». Распахнув ворота, не успев даже поздороваться, я замахала руками Стасу, показывая на сарай.
Стас понял, аккуратно загнал туда машину, чтобы ее не было видно. Мама, как всегда, схватила меня в охапку и принялась душить. Но за столько лет и я кое-чему научилась. Ловко отбившись, я предложила:
— Пошли в дом, вам еще с бабкой знакомиться…
Но склоки, которой я ожидала, не вышло. Моя мама умудрилась за два часа сделать то, на что у меня ушел месяц. Вскоре она со Степанидой Михайловной сидели рядом на лавочке и умилялись друг на друга. Я в который раз подивилась на свою мать. Она всегда добивалась того, чего хотела. Уже на правах лучшей подруги мама представила бабке немного смущенного папу. Отец был встречен благосклонно. Стаса мама назвала своим племянником, то бишь моим двоюродным братом, чтобы особо не нервировать старушку, как она потом сказала.
Улучив момент, я подошла к Стасу и со всей силы шлепнула его по просторной спине.
— Привет, двоюродный! — Я заулыбалась, а он, почесав спину, улыбнулся в ответ:
— Привет, двоюродная! — и ловко ухватил меня за нос двумя пальцами.
Мы с ним посражались немного, бабка наблюдала за нами с улыбкой.
Стас работал у мамы уже давно, хоть и был старше меня всего на четыре года. Мы все его любили за добродушие и неизменное спокойствие. Мама утверждала, что телохранитель ей не нужен, с бандитами и хулиганами она и сама разберется (во что я абсолютно верила), но Стас стал незаменимым и надежным ее помощником в бизнесе. Ему она доверяла.
Погостив у нас три дня, они стали собираться, бабка явно печалилась. Как вскоре выяснилось, мама во время пребывания произвела своеобразную разведку. Ровно через неделю без всякого извещения прикатил Стас на джипе, который еле-еле влез в сарай.
— Стас! — Я сделала вид, что удивлена. — Что-нибудь случилось?
— Конечно, случилось! — убежденно ответил Стас. — Вера Николаевна решила, что вам тут много чего не хватает.
Бабка была сражена, я — нет, я-то свою маму хорошо знала, поэтому ожидала чего-либо подобного.
— Она тебя позвонить просила, может, еще чего надо.
— Ага! Самолет надо. «Боинг».
Стас принялся разгружать джип, но этого бабка уже не вытерпела.
— Нет, ну вы гляньте, люди добрые! — зарычала она. — Только вкатился — и давай из машины таскать!
Ну-ка быстро руки мыть — и за стол! Ишь ты…
Стас повиновался, я поплелась за ним, по дороге громко приставая:
— Видимо, твоя тетушка, Стасик, задумала сделать здесь евроремонт. Провозишься все лето! Бедный, бедный Стасик!
Поскольку «Стасик» звучало более похоже на «ослик», изловчившись, двоюродный братик дал мне в сенях щелбан.
И вот теперь, приехав очередной раз навестить дочь, мама с удовлетворением рассматривала воплощение своих замыслов. Ловко орудуя кухонным ножом, она готовила очередной кулинарный шедевр, переговариваясь с жарящей картошку бабкой Степанидой.
Не чувствуя собирающихся над моей головушкой грозовых туч, я с радостной улыбкой влетела в горницу. Семейство встретило меня веселым: «О-о-о!»
Моя руки, разглядывая разлившийся синяк и припухшую кисть, я оглянулась на маму и вдруг заметила ее насупленные брови и потемневшие глаза. «0-го-го! — поняла я. — Сейчас кому-то придется туго». Где-то в глубине души я смутно подозревала, что это буду я, но надежда все же теплилась.
— Ну-ка за стол! — повысив голос, скомандовала бабка Степанида.
Мы дружно промаршировали за стол, распространявший волшебные запахи. За столом все весело болтали и смеялись, обмениваясь последними новостями. Незаметно косясь на маму, я поняла, что головомойка все же ждет меня. Поужинав, не успели мы встать из-за стола, как вдруг за окошком грохнуло так, что от неожиданности я пригнулась. Темнеющее небо разорвали ослепительные молнии, и на Горелки обрушился водопад.
— Ох ты! — запричитала бабка, сунувшись к окошку. — Откуда ж ты, хлебалка, взялся? Ох, положит же все!
Схватив непромокаемый плащ, бабка Степанида рванула прочь из горницы. Следом за ней вылетел Стас.
— Игорь! Они вдвоем не справятся! — воскликнула мама.
— И то! — отозвался, натягивая резиновые сапоги, отец.
Как только за ним закрылась дверь, мать развернулась ко мне и сурово спросила:
— Ну? И что здесь происходит?
Я опешила.
— А… Ужин, потом гроза…
— Не юродствуй! — строго оборвала она меня. — Не маленькая! Это что?
Не сводя с меня сердитых глаз, она, словно фокусник, извлекла откуда-то листок, развернула и сунула мне.
Впору было присесть и начать рвать на себе волосы. Как я могла? Хотя в той спешке, в которой мы летели с пляжа, можно было забыть обо всем. Весь ужас моего положения состоял в том, что мама слишком серьезно относится к подобным вещам и спорить с ней бесполезно.
— А это? — Она сурово указала на мою, ноющую руку, которую я поспешно спрятала за спину.
— Маму-уся! — тоскливо заныла я. — Это же просто шутка! Честное слово!
Без подготовки трудно было врать что-либо убедительное, но и останавливаться тоже было нельзя. Поэтому я на ходу сочиняла рассказ, что мы так веселимся с подружками, меняем почерки и для смеха пишем с ошибками.
— Ты хочешь, чтобы я сейчас надела сапоги, плащ и их навестила?
— Мама, мне не три года. — Я повысила голос, прекрасно понимая, что девчонки не ответят на вопрос одинаково. Ира тут же поделится своими мыслями об этом Володе, а Надька наплетет такого, что сам черт не разберется.
— Ты знаешь, кто это писал?
— Мам, ну это же ерунда! Прекрати, опять весь дом на уши поставишь! Ну что здесь особенного? Чего ты переживаешь-то?
— Малышик…
— Я не малышик!
— Стасенька, поверь мне. Такие «шутки» добром не кончаются. Сейчас лето, поедем в Москву! Ты уж сколько там не была! Все здесь торчишь! Неужели даже не соскучилась?
Видя, что мама немного сбавила обороты, я миролюбиво ответила:
— Никуда Москва от меня не денется. А здесь воздух, река, лес. Да и учебный план у меня. Экскурсии! Я не могу!
Прения продолжались. Мама находила все новые и новые причины, чтобы увезти меня с собой, я также старательно приводила доводы, почему должна остаться.
Возвращаться в раскаленную пыльную Москву совсем не хотелось. Наконец вернулись из огорода бабка Степанида с мужчинами. Мы объявили водяное перемирие, мама принялась хлопотать вокруг промокших насквозь сельскохозяйственных героев.
— Чайку сейчас — самое время! — пробасил Стас. — Захолодало…
— Да, — подхватила бабка. — И откуда такой аспид только взялся! Чуть успели! Одна бы я пропала!
Тут все расчувствовались и стали угощать друг друга чаем и конфетами. Выпив по чашечке (а перед этим — по рюмочке), расслабились, подобрели и начали рассуждать о русских обычаях и народной мудрости. Соглашались друг с другом во всем, даже если три минуты назад утверждали совсем обратное. Закончилось все пением русских народных песен, ведомых уверенным маминым сопрано.
Проснувшись утром, я сладко потянулась, но, вспомнив свою вечернюю промашку, нахмурилась. Хотя, судя по тому, что мама в данный момент не сидела на краешке моей кровати, можно было предположить, что буря миновала. Полежав еще минут пять и окончательно уверив себя в благополучном исходе, я замурлыкала песенку и поднялась. Почти сразу же дверь приоткрылась, и я увидела маму. Встретившись со мной взглядом, она заулыбалась:
— А я слышу — мой малышик поет!
Этого было вполне достаточно, чтобы испортить мне настроение, но далее последовала насторожившая меня фраза, поэтому обидеться я забыла:
— Вставай скорее! Мы все тебя ждем!
Куда это они меня ждут? Это зачем еще? Я все равно никуда не поеду! Просто бред какой-то! Увижу этого Вовика, башку сверну! Я торопливо оделась, причесалась, застелила кровать. Выглянув в горницу, увидела, что все уже сели за стол, на котором красовались оладушки, домашний творог, сметана, варенье и прочие вкусности, приберегаемые бабкой, по-моему, исключительно для мамы.
— Эй, эй! — заволновалась я. — Без меня не начинайте!
— Да, да! — тут же откликнулась мать. — Ждем!
Она подозрительно весело улыбалась. Переведя взгляд на Стаса, я увидела, что он с трудом удерживается от смеха, а в его глазах водят хоровод веселые чертенята. Один лишь папа сидел с более-менее приличным выражением лица. «Ох, не к добру это!» — решила я, направляясь чистить зубы.
За столом царило подозрительное благодушие. Все шутили и смеялись. Наконец мне удалось выяснить, что после завтрака они уезжают домой.
— Я вчера забыла сказать тебе, Стасенька! — улыбаясь, вспомнила мама. — Мы и приехали не ко времени, потому что я уезжаю. На пару недель. А то ты, думаю, ждать нас будешь. У папы в академии, сама представляешь, что за время.
— А-а! — я понятливо закивала. — Теперь ясно! То-то я удивилась…
Это было сказано из вежливости, на самом деле я задумалась, а почему тогда она пыталась переманить меня в Москву? Сама уедет, папа до ночи будет возиться с двоечниками, а я?
— А в Москву зачем звала? Весь день все равно дома никого не будет? — не удержалась я. — Вы со Стасом уедете, папа весь день занят? А я?
— Да нет, — скромно потупилась мама, — Стас со мной не едет. У него отпуск. И ему надо отдыхать!
— М-м! — ответила я, ясно представляя, что в огороде бузина, а в Киеве дядька. — И что?
Неожиданно в разговор встряла бабка Степанида:
— Конечно, Вера права! Совсем замучился парень!
Смотри вон, синяки под глазами. Надо отдохнуть да сил набраться. Так где тебе больше нравится? Мне самой-то все равно, где хочешь, там и поселю.
Я замерла с полным ртом сметаны. Склонившись над тарелкой, судорожно раздумывала, как мне быть, потому что проглотить ее сейчас не могла, а выплюнуть при всех не позволяло воспитание.
— Стасенька, налить компотика? — озаботилась мама.
Титаническим усилием воли я проглотила сметану, подняла на нее глаза, но не удержалась и закашлялась.
Уставший, обессиленный Стасик с большим удовольствием хлопнул меня по спине, да так, что чуть не выколотил с трудом проглоченный продукт. «Ну погоди!» — подумала я и обратилась к маме:
— Это что, заговор?
На меня смотрели четыре невинных наивных человека, практически одновременно моргая удивленными честными глазами. Папа озаботился:
— О чем ты, доченька? Просто надо же Стасику отдыхать, он не железный. Правда, Стас?
Нежелезный Стасик вяло кивал и пытался прикусить две губы одновременно, чтобы не смеяться. «Подожди! — злобно засверкав глазами, решила я. — Ты у меня действительно устанешь!»
— А вместе вам повеселей будет, да и Степаниде Михайловне поможете… — Отец явно старался побыстрее закончить свое выступление, опасаясь волны народных протестов с моей стороны.
Но я лишь скорбно поджала губы и проронила:
— И ты, папа…
Все загрустили. Но тут вмешался Стас:
— Да не буду я тебе мешать! Очень хочется тут за твоими женихами бегать! На хрена мне?
— Да! — обрадованно поддержала его мама. — На хрена ты ему нужна?
Бабка Степанида удивленно вскинула брови и, открыв рот, уставилась на маму. Та ничуть не смутилась и, улыбаясь, обратилась к бабке:
— Правильно я говорю, Степанида Михайловна? — Та неуверенно кивнула. — Ox, — немедленно загрустила мама, — как все же нравится мне имя Степанида!
Настоящее русское, гордое. А так живешь — Верка да Верка!
Тем временем мужики добрались до девчонок, остановились. Один из них присел на край полотенца и принялся гладить одну из девочек по голове, что-то говоря.
Девочка быстро поднялась на колени, одной рукой пытаясь подтянуть полотенце к себе. Вторая тоже встала и сделала попытку выдернуть из-под весельчака свое полотенце. Теперь уже вся компания с шутками и прибаутками наблюдала забавную сцену, давая товарищам различные советы. И вот один из троицы вдруг резко вырвал из рук первой девочки покрывало. Она не ожидала рывка, поэтому неловко упала на колени. И они сразу же выхватили полотенце у второй. Девочка отскочила в сторону, а мужик средних лет, с седой, коротко стриженной шевелюрой, стал подходить к ней, чуть присев и широко расставив руки в стороны. Друзья надрывались от хохота, а резвые ребята старались вовсю. Подскочив к оцепеневшей девочке, Седой будто бы толкнул ее, я не успела понять, но через мгновение высоко поднял вверх руку с содранным с нее лифчиком. Она вскрикнула и заплакала, жалко прижимая тоненькие ручки к груди. Еще двое великовозрастных идиотов поднялись с лавочки и подошли поближе.
Излишне говорить, что к этому моменту глаза мои были налиты не слезами, нет. Кровью, вязкой и горячей, словно кипяток, обволакивающей мозг приступом дикой ярости. Молча я схватила подвернувшийся под руку Надькин халат и, натягивая его на ходу, рванулась к девчонкам. Сзади в ужасе забулькала Ирка, но я не остановилась. Подлетев к месту увеселения игривых дяденек, я с размаху толкнула в спину седого мерзавца. Не ожидавший ничего подобного, он, нелепо взмахнув руками, полетел к воде. А я, не теряя времени, изо всех сил оттолкнула от второй девочки другого, маленького и толстого, опрокинув его на спину. Больше, пожалуй, времени на маневры у меня не осталось. Загородив собою ревущих девочек, я сжала кулаки и разве что не оскалилась. Опешившие в первое мгновение мужики опомнились. Кто-то спросил, недоумевая:
— Это что такое?
— Откуда взялась эта психованная?
— Это их мамаша, что ли?
— Это их папаша, говнюк, — зарычала я и, оглянувшись за спину, быстро приказала:
— Немедленно взять вещи и бегом по тропинке! Бегом!
Развернувшись вновь к восьмерым мужикам, я почувствовала холодную струйку пота, побежавшую между лопаток. Выражение их лиц не было, в общем, чересчур зверским, но хорошего тоже не предвещало. Покосившись через плечо, я увидела быстро мелькающие босые пятки. Девчонки стремглав неслись вверх по узенькой тропинке, которую я в данный момент героически пыталась собой загородить. Но догонять детей, похоже, никто не собирался. Мне пришло в голову, что сейчас было бы очень славно вежливо сделать книксен, сказать: «Спасибо за внимание!» — и быстренько удалиться в сторону родных кустов. Но мои новые приятели явно были с этим не согласны. К тому же двое уроненных мной на песочек дяденек поднялись на ноги, отряхнулись и теперь явно направлялись ко мне. Седой проявил больше прыти, оказавшись около меня первым. Он молча выбросил в направлении моего лица кулак, и один бог знает, как мне удалось отклониться на пару сантиметров в сторону и вцепиться зубами в его руку чуть пониже локтя. После этого по инерции я начала заваливаться назад, но руку не выпустила, как хорошая собака. Мужик, взвыв от боли, стал падать вслед за мной. Соприкоснувшись с землей спиной и затылком, я сжалась в комок, а мужик вдруг перелетел через меня кувырком и, наткнувшись на прибрежный бугорок, снова отправился в воду. Руку его я, конечно, к тому времени уже выпустила, чувствуя во рту тошнотворный вкус чужой крови. Вежливо откланяться захотелось еще больше. Могу поклясться, что никаким подобным приемам по кусанию и прочему я никогда в жизни не училась, но что получилось, то получилось.
И если уж богу захотелось сегодня оставить мои зубы на месте, то, на мой взгляд, ему было пора опять вмешаться.
С трудом поднявшись на ноги, я вновь оказалась лицом к лицу с веселыми ребятами. И почти что с безразличием увидела, что второй поруганный джентльмен все еще не оставляет попыток со мной сблизиться.
— Интересно! — властный голос с легкой хрипотцой перекрыл вдруг общий гомон и словно пригвоздил к месту коротышку.
Все как по команде развернулись лицом к лавочке, и я увидела немолодого мужчину, весьма, я бы сказала, привлекательного, если бы встретила его на скамеечке в парке Горького, а не здесь. Получив небольшую передышку, я глянула в сторону наших кустов и увидела Ирку и Надьку, застывших, словно истуканы. А Надька к тому же все еще не оделась. Тут я вспомнила, что ее халат на мне, и обрадовалась, поняв, что стирать его придется хозяйке.
«Хоть бы сбегали за кем, дуры!» — сердито подумала я, но тут главный (теперь я в этом не сомневалась) продолжил:
— Так испоганить день!
Он опечаленно качал головой, переживая, будто у него умер близкий родственник. Я же ломала голову, пытаясь определить, про кого он говорит: про меня или про этих паразитов? От этого, по моим понятиям, зависело очень многое. Для меня, по крайней мере.
Вдруг сзади раздалось чуть слышное шуршание. Не успев оглянуться, я почувствовала, что вплотную ко мне кто-то прошел, явно намеренно задев плечом. И поскольку халат на плече тут же промок, я определила, что это тот самый блондин, что плавал рядом с нами. В чем я через мгновение и убедилась. Оглянувшись, я заметила, что тропинка позади меня была пуста.
А блондин преспокойно встал спереди, загородив необъятными плечами всю панораму. Честно сознаюсь, что созерцание его спины на какое-то время вытеснило из моей головы абсолютно все здравые мысли. Завороженно поморгав на все это великолепие, я наконец решила, что хорошего понемножку. И стала потихоньку пятиться назад, рассчитывая, что, увидев меня на горке, девчонки догадаются убраться подальше.
Но не успела я сделать и одного шага, как блондин, не оборачиваясь, протянул назад здоровенную лапу и пребольно ухватил меня за запястье. Только я собралась взвизгнуть, больше от неожиданности, чем от боли, как он еще сильнее стиснул мою руку. Проглотив собственный визг, я замерла. Это что же, пока командир говорит, шевелиться не положено? Я слабо дернулась и вновь ощутила дружеское рукопожатие. И, решив плюнуть в конце концов на всех, я решительно рванула руку, но не удержалась на ногах и плюхнулась на землю. Если не считать, что рука у меня чуть не оторвалась, все обошлось благополучно.
Мой страж резко повернулся, наклонился и, словно куклу, вновь поставил меня на ноги, сурово бросив:
— Не валяй лучше дурака!
И через пару секунд я услышала:
— А ты, значит, решила нам телок заменить, так, что ли?
Все снова начали глазеть на меня, а широкоплечий сторож проволок меня за руку и поставил перед главным.
Что тот говорил последние несколько минут, я полностью пропустила, разглядывая сногсшибательную спину, поэтому не нашлась что ответить.
— Да, резва! — задумчиво добавил главный, разглядывая меня, словно верблюда в зоопарке.
Обойдя меня, затем столик, мой конвоир присел на лавку позади главного. Все остальные с обезьяньим любопытством ожидали, что будет дальше.
— Подойди, Сема… Погляди, какой вред мужику нанесла! И кто? Баба!
Искоса глянув на подошедшего, я увидела его руку и внутренне содрогнулась. Было похоже, что это не я его укусила, а крокодил.
— За все надо платить! — главный театрально развел ручками.
Тут мне показалось, что сидящий позади него с безразличным видом мой сторож что-то негромко сказал.
Но главный, не дрогнув ни одним мускулом, продолжил:
— Я думаю, это справедливо…
— Я ее быстро утихомирю… — прорычал, словно тигр, покусанный Сема, качнувшись в мою сторону.
— А рук-то у тебя много, Сема? — не поднимая головы и не поворачиваясь, спросил вдруг мой конвоир.
Мужики дружно заржали, даже у главного дрогнули губы, но он быстро спрятал усмешку. А мой конвоир вновь сказал ему что-то, чуть громче, но слов все равно не было слышно, и я гадала: заступается он за меня или наоборот? «Ну ты же хороший, скажи, чтобы меня отпустили. Вон ты какая здоровая чертова горилла! Будь человеком хоть раз в жизни! — принялась я канючить про себя. — А ты, паразит, не тяни из меня душу! Я слабая женщина.., хоть и кусаюсь… Сами виноваты, я подобной мерзости стерпеть не могу…»
Когда смех затих, главный лениво переменил позу, подпер рукой подбородок и, глядя на меня в упор, проронил:
— Ладно уж.., гуляй пока, раз такая шустрая… Но… — он выдержал эффектную паузу, — ..лучше тебе на глаза нам не попадаться.., особенно Семе.
Он небрежно махнул в мою сторону рукой и отвернулся. Мужики, словно ровным счетом ничего не произошло, расселись кто куда, и только Сема смотрел лютым волком. Конвоир мой встал, подошел и, схватив меня не слишком галантно за шиворот, потащил через весь пляж к девчонкам. Подойдя поближе, он с силой толкнул меня к ним и усмехнулся:
— Получайте! — и добавил:
— Александр Матросов хренов…
* * *
Не произнеся не единого слова, мы торопливо шагали к деревне. На самой окраине я притормозила и сказала:— Стойте!
Девчонки мгновенно остановились, поглядывая на меня с виноватым видом.
— Слышь, Анастасия… — Надька хмурилась. — Ты извини, но знаешь.., так быстро все произошло… Короче, мы должны были тебе помочь, но… Лично я испугалась.
— Да ладно, — отмахнулась я, думая лишь о том, как бы сказать Надьке, что воротник ее любимого халата почти совсем оторван таскавшим меня галантным джентльменом. — А вот халат…
— Стаська, ты как кошка за котят… — Ирка тоже волновалась и несла бред. — Мне очень стыдно, что мы тебя.., не поддержали. Но.., я так не умею.
— Ну и характер у тебя! Как рванула… — все никак не могла успокоиться Надька.
«Да уж, — подумала я про себя, — сколько синяков и шишек я получила в жизни за этот характер! Пожалуй, надо сейчас сказать Надьке про халат, пока она так возвышенно настроена. Поправлю-ка ей настроение».
Надежда тем временем подошла и, обняв меня за плечи, с чувством сказала:
— Уважаю я тебя, Стаська!
Она похлопала меня по плечу, выражая тем самым признание моих заслуг перед Родиной, но физиономия у нее вдруг вытянулась. Отстранившись, она молча глянула мне за плечо.
«Эх, не успела! — с сожалением подумала я. — Сейчас начнется!»
Но подходящих для момента слов у нее не нашлось.
Она беззвучно хлопнула челюстью и опечалилась.
— Давайте переоденемся, что ли? — осторожно предложила я. — Вот твой халат, Надя!
Тут Ирка глянула на часы.
— Стаська! Время десять минут третьего! Ты ж опоздаешь!
Я с визгом в мгновение ока стянула купальник, натянула сарафанчик.
— Трусы-то не забудь, бешеная! — съязвила-таки Надька.
— Никогда, дорогая! — ответила я, радуясь, что, судя .но всему, буря меня миновала.
А с другой стороны, ведь не сама же я оторвала Надькин воротник?
Запихнув полотенце и мокрый купальник в сумку, я наскоро попрощалась с девчонками и вихрем понеслась к дому.
Добравшись до калитки, я внезапно остановилась.
Наклонившись, присмотрелась к совсем свежим следам шин. Следы вели от дороги прямо к нашим воротам. Там они не прерывались. Глянув сверху, я увидела, что они ведут прямехонько к бабкиному сараю. И я на ходу стала гадать, что бы все это значило.
Войдя в горницу, первое, что я увидела, было бесчисленное количество пакетов и коробочек. Из-за них появилась улыбающаяся бабка Степанида. А так улыбалась она в одном лишь случае — когда встречалась с моей мамой.
— Стасенька, малышик, а я уже стала волноваться, куда ты делась? — из дальней комнаты, раскинув руки, ко мне летела мама.
Я, конечно, заулыбалась. Потому что, хоть я и не люблю, когда меня зовут малышиком и каждые три минуты волнуются, куда я подевалась, видеть маму я была рада.
Столкнувшись посреди горницы, словно два маневровых тепловоза, мы принялись обниматься, целоваться и нести всякую чушь. Пока мама старательно пыталась задушить меня в объятиях, краем глаза я увидела выходящего из комнаты папу. Затем и Стаса, маминого шофера и по совместительству телохранителя, которого сразу не разглядела среди кучи сумок. Оба они довольно улыбались, дожидаясь, когда мать выбьется из сил здороваться со мной. Наконец она угомонилась.
— Привет, па! — сказала я, обняв папу. — Привет, Стас! Как жизнь?
Стас заулыбался:
— Лучше всех! Как ты?
— Мама, папа! — опомнилась я. — Мне в город позарез надо! Вы располагайтесь, я быстро!
— Может, тебя подвезти? — спросил отец.
— Да не надо! — ответила я, одновременно услышав за окном автомобильный гудок. — Ой, это уже Алексей Викторович!
Высунувшись в окно, я крикнула:
— Алексей Викторович! Извините, еще две минутки!
Отец моего ученика Лешки Борисенко вышел из машины и ответил:
— Хорошо, хорошо! Не торопитесь, Анастасия Игоревна, успеем!
Он прислонился к машине и закурил. Я побежала в свою комнату, на ходу сунув маме пляжную сумку.
— Ма! Разбери сумку, пожалуйста, там купальник мокрый!
Быстро расчесав сырые еще волосы, я влезла в более подходящий для школы наряд, чуть подкрасила губы.
Схватив папку с документами, я вдруг почувствовала такую сильную боль в руке, что от неожиданности ее выронила. Глянув на свою кисть, я увидела медленно, но верно набирающий сочный цвет синяк.
Выйдя из своей комнаты и пряча синяк за спину, я на ходу махнула здоровой рукой родителям, пообещав:
— Я мигом!
Вернувшись через три часа рейсовым автобусом, я застала маму и бабку Степаниду колдующими над ужином.
Когда мои родители решили приехать в первый раз меня проведать, я сразу предупредила маму о бабке. Мама загорелась приехать еще больше. По-честному, я ожидала дня их приезда с некоторым страхом, заранее заручившись бабкиным согласием. Та кивнула, но брови нахмурила.
Весь день я проторчала во дворе, ожидая родителей.
Наконец я услышала шум двигателя, торопливо выглянула за калитку и увидела сверкающий на солнце мамин «Мерседес». Распахнув ворота, не успев даже поздороваться, я замахала руками Стасу, показывая на сарай.
Стас понял, аккуратно загнал туда машину, чтобы ее не было видно. Мама, как всегда, схватила меня в охапку и принялась душить. Но за столько лет и я кое-чему научилась. Ловко отбившись, я предложила:
— Пошли в дом, вам еще с бабкой знакомиться…
Но склоки, которой я ожидала, не вышло. Моя мама умудрилась за два часа сделать то, на что у меня ушел месяц. Вскоре она со Степанидой Михайловной сидели рядом на лавочке и умилялись друг на друга. Я в который раз подивилась на свою мать. Она всегда добивалась того, чего хотела. Уже на правах лучшей подруги мама представила бабке немного смущенного папу. Отец был встречен благосклонно. Стаса мама назвала своим племянником, то бишь моим двоюродным братом, чтобы особо не нервировать старушку, как она потом сказала.
Улучив момент, я подошла к Стасу и со всей силы шлепнула его по просторной спине.
— Привет, двоюродный! — Я заулыбалась, а он, почесав спину, улыбнулся в ответ:
— Привет, двоюродная! — и ловко ухватил меня за нос двумя пальцами.
Мы с ним посражались немного, бабка наблюдала за нами с улыбкой.
Стас работал у мамы уже давно, хоть и был старше меня всего на четыре года. Мы все его любили за добродушие и неизменное спокойствие. Мама утверждала, что телохранитель ей не нужен, с бандитами и хулиганами она и сама разберется (во что я абсолютно верила), но Стас стал незаменимым и надежным ее помощником в бизнесе. Ему она доверяла.
Погостив у нас три дня, они стали собираться, бабка явно печалилась. Как вскоре выяснилось, мама во время пребывания произвела своеобразную разведку. Ровно через неделю без всякого извещения прикатил Стас на джипе, который еле-еле влез в сарай.
— Стас! — Я сделала вид, что удивлена. — Что-нибудь случилось?
— Конечно, случилось! — убежденно ответил Стас. — Вера Николаевна решила, что вам тут много чего не хватает.
Бабка была сражена, я — нет, я-то свою маму хорошо знала, поэтому ожидала чего-либо подобного.
— Она тебя позвонить просила, может, еще чего надо.
— Ага! Самолет надо. «Боинг».
Стас принялся разгружать джип, но этого бабка уже не вытерпела.
— Нет, ну вы гляньте, люди добрые! — зарычала она. — Только вкатился — и давай из машины таскать!
Ну-ка быстро руки мыть — и за стол! Ишь ты…
Стас повиновался, я поплелась за ним, по дороге громко приставая:
— Видимо, твоя тетушка, Стасик, задумала сделать здесь евроремонт. Провозишься все лето! Бедный, бедный Стасик!
Поскольку «Стасик» звучало более похоже на «ослик», изловчившись, двоюродный братик дал мне в сенях щелбан.
И вот теперь, приехав очередной раз навестить дочь, мама с удовлетворением рассматривала воплощение своих замыслов. Ловко орудуя кухонным ножом, она готовила очередной кулинарный шедевр, переговариваясь с жарящей картошку бабкой Степанидой.
Не чувствуя собирающихся над моей головушкой грозовых туч, я с радостной улыбкой влетела в горницу. Семейство встретило меня веселым: «О-о-о!»
Моя руки, разглядывая разлившийся синяк и припухшую кисть, я оглянулась на маму и вдруг заметила ее насупленные брови и потемневшие глаза. «0-го-го! — поняла я. — Сейчас кому-то придется туго». Где-то в глубине души я смутно подозревала, что это буду я, но надежда все же теплилась.
— Ну-ка за стол! — повысив голос, скомандовала бабка Степанида.
Мы дружно промаршировали за стол, распространявший волшебные запахи. За столом все весело болтали и смеялись, обмениваясь последними новостями. Незаметно косясь на маму, я поняла, что головомойка все же ждет меня. Поужинав, не успели мы встать из-за стола, как вдруг за окошком грохнуло так, что от неожиданности я пригнулась. Темнеющее небо разорвали ослепительные молнии, и на Горелки обрушился водопад.
— Ох ты! — запричитала бабка, сунувшись к окошку. — Откуда ж ты, хлебалка, взялся? Ох, положит же все!
Схватив непромокаемый плащ, бабка Степанида рванула прочь из горницы. Следом за ней вылетел Стас.
— Игорь! Они вдвоем не справятся! — воскликнула мама.
— И то! — отозвался, натягивая резиновые сапоги, отец.
Как только за ним закрылась дверь, мать развернулась ко мне и сурово спросила:
— Ну? И что здесь происходит?
Я опешила.
— А… Ужин, потом гроза…
— Не юродствуй! — строго оборвала она меня. — Не маленькая! Это что?
Не сводя с меня сердитых глаз, она, словно фокусник, извлекла откуда-то листок, развернула и сунула мне.
Впору было присесть и начать рвать на себе волосы. Как я могла? Хотя в той спешке, в которой мы летели с пляжа, можно было забыть обо всем. Весь ужас моего положения состоял в том, что мама слишком серьезно относится к подобным вещам и спорить с ней бесполезно.
— А это? — Она сурово указала на мою, ноющую руку, которую я поспешно спрятала за спину.
— Маму-уся! — тоскливо заныла я. — Это же просто шутка! Честное слово!
Без подготовки трудно было врать что-либо убедительное, но и останавливаться тоже было нельзя. Поэтому я на ходу сочиняла рассказ, что мы так веселимся с подружками, меняем почерки и для смеха пишем с ошибками.
— Ты хочешь, чтобы я сейчас надела сапоги, плащ и их навестила?
— Мама, мне не три года. — Я повысила голос, прекрасно понимая, что девчонки не ответят на вопрос одинаково. Ира тут же поделится своими мыслями об этом Володе, а Надька наплетет такого, что сам черт не разберется.
— Ты знаешь, кто это писал?
— Мам, ну это же ерунда! Прекрати, опять весь дом на уши поставишь! Ну что здесь особенного? Чего ты переживаешь-то?
— Малышик…
— Я не малышик!
— Стасенька, поверь мне. Такие «шутки» добром не кончаются. Сейчас лето, поедем в Москву! Ты уж сколько там не была! Все здесь торчишь! Неужели даже не соскучилась?
Видя, что мама немного сбавила обороты, я миролюбиво ответила:
— Никуда Москва от меня не денется. А здесь воздух, река, лес. Да и учебный план у меня. Экскурсии! Я не могу!
Прения продолжались. Мама находила все новые и новые причины, чтобы увезти меня с собой, я также старательно приводила доводы, почему должна остаться.
Возвращаться в раскаленную пыльную Москву совсем не хотелось. Наконец вернулись из огорода бабка Степанида с мужчинами. Мы объявили водяное перемирие, мама принялась хлопотать вокруг промокших насквозь сельскохозяйственных героев.
— Чайку сейчас — самое время! — пробасил Стас. — Захолодало…
— Да, — подхватила бабка. — И откуда такой аспид только взялся! Чуть успели! Одна бы я пропала!
Тут все расчувствовались и стали угощать друг друга чаем и конфетами. Выпив по чашечке (а перед этим — по рюмочке), расслабились, подобрели и начали рассуждать о русских обычаях и народной мудрости. Соглашались друг с другом во всем, даже если три минуты назад утверждали совсем обратное. Закончилось все пением русских народных песен, ведомых уверенным маминым сопрано.
Проснувшись утром, я сладко потянулась, но, вспомнив свою вечернюю промашку, нахмурилась. Хотя, судя по тому, что мама в данный момент не сидела на краешке моей кровати, можно было предположить, что буря миновала. Полежав еще минут пять и окончательно уверив себя в благополучном исходе, я замурлыкала песенку и поднялась. Почти сразу же дверь приоткрылась, и я увидела маму. Встретившись со мной взглядом, она заулыбалась:
— А я слышу — мой малышик поет!
Этого было вполне достаточно, чтобы испортить мне настроение, но далее последовала насторожившая меня фраза, поэтому обидеться я забыла:
— Вставай скорее! Мы все тебя ждем!
Куда это они меня ждут? Это зачем еще? Я все равно никуда не поеду! Просто бред какой-то! Увижу этого Вовика, башку сверну! Я торопливо оделась, причесалась, застелила кровать. Выглянув в горницу, увидела, что все уже сели за стол, на котором красовались оладушки, домашний творог, сметана, варенье и прочие вкусности, приберегаемые бабкой, по-моему, исключительно для мамы.
— Эй, эй! — заволновалась я. — Без меня не начинайте!
— Да, да! — тут же откликнулась мать. — Ждем!
Она подозрительно весело улыбалась. Переведя взгляд на Стаса, я увидела, что он с трудом удерживается от смеха, а в его глазах водят хоровод веселые чертенята. Один лишь папа сидел с более-менее приличным выражением лица. «Ох, не к добру это!» — решила я, направляясь чистить зубы.
За столом царило подозрительное благодушие. Все шутили и смеялись. Наконец мне удалось выяснить, что после завтрака они уезжают домой.
— Я вчера забыла сказать тебе, Стасенька! — улыбаясь, вспомнила мама. — Мы и приехали не ко времени, потому что я уезжаю. На пару недель. А то ты, думаю, ждать нас будешь. У папы в академии, сама представляешь, что за время.
— А-а! — я понятливо закивала. — Теперь ясно! То-то я удивилась…
Это было сказано из вежливости, на самом деле я задумалась, а почему тогда она пыталась переманить меня в Москву? Сама уедет, папа до ночи будет возиться с двоечниками, а я?
— А в Москву зачем звала? Весь день все равно дома никого не будет? — не удержалась я. — Вы со Стасом уедете, папа весь день занят? А я?
— Да нет, — скромно потупилась мама, — Стас со мной не едет. У него отпуск. И ему надо отдыхать!
— М-м! — ответила я, ясно представляя, что в огороде бузина, а в Киеве дядька. — И что?
Неожиданно в разговор встряла бабка Степанида:
— Конечно, Вера права! Совсем замучился парень!
Смотри вон, синяки под глазами. Надо отдохнуть да сил набраться. Так где тебе больше нравится? Мне самой-то все равно, где хочешь, там и поселю.
Я замерла с полным ртом сметаны. Склонившись над тарелкой, судорожно раздумывала, как мне быть, потому что проглотить ее сейчас не могла, а выплюнуть при всех не позволяло воспитание.
— Стасенька, налить компотика? — озаботилась мама.
Титаническим усилием воли я проглотила сметану, подняла на нее глаза, но не удержалась и закашлялась.
Уставший, обессиленный Стасик с большим удовольствием хлопнул меня по спине, да так, что чуть не выколотил с трудом проглоченный продукт. «Ну погоди!» — подумала я и обратилась к маме:
— Это что, заговор?
На меня смотрели четыре невинных наивных человека, практически одновременно моргая удивленными честными глазами. Папа озаботился:
— О чем ты, доченька? Просто надо же Стасику отдыхать, он не железный. Правда, Стас?
Нежелезный Стасик вяло кивал и пытался прикусить две губы одновременно, чтобы не смеяться. «Подожди! — злобно засверкав глазами, решила я. — Ты у меня действительно устанешь!»
— А вместе вам повеселей будет, да и Степаниде Михайловне поможете… — Отец явно старался побыстрее закончить свое выступление, опасаясь волны народных протестов с моей стороны.
Но я лишь скорбно поджала губы и проронила:
— И ты, папа…
Все загрустили. Но тут вмешался Стас:
— Да не буду я тебе мешать! Очень хочется тут за твоими женихами бегать! На хрена мне?
— Да! — обрадованно поддержала его мама. — На хрена ты ему нужна?
Бабка Степанида удивленно вскинула брови и, открыв рот, уставилась на маму. Та ничуть не смутилась и, улыбаясь, обратилась к бабке:
— Правильно я говорю, Степанида Михайловна? — Та неуверенно кивнула. — Ox, — немедленно загрустила мама, — как все же нравится мне имя Степанида!
Настоящее русское, гордое. А так живешь — Верка да Верка!