— Стасик, что делать-то? — взвизгнула я, вскакивая.
   — Воду, воду посмотри.., ну, на кухне… — В ту же секунду я вымелась в кухню, Стас пытался встать, но пока это у него никак не получалось.
   Я влетела обратно в комнату с выпученными глазами:
   — Нету, Стасик, нету воды… Только водка…
   Стас уже меня не слушал, он подобрался к Гордею, пощупал шею и выразительно шлепнул губами. Пока Стас был занят делом, я схватила со стола скатерть и ринулась к пламени, наотмашь хлеща по стене. Стас был уже возле лежащего навзничь Ефима, когда пламя вдруг резво перекинулось на занавески, мгновенно взвившись огненным столбом до самого потолка. Я отпрянула, но тонкий тюль вдруг словно взорвался, опалив мне волосы. Завизжав, я отскочила к столу. Стас оглянулся и заорал:
   — Иди сюда, чертова курица!
   Я бросилась к нему. Схватив за плечо, Стас с силой толкнул меня к двери.
   — Все, уходим…
   — А он? — я кивнула на Ефима.
   — Поздно, — качнул головой Стас, — он мертв…
   Огненная стена уже гудела за нашими плечами, когда. с великим трудом, едва не надсадившись, я почти что на себе вытащила Стаса на крыльцо. Намертво стиснув зубы, он молчал. Спускаясь по ступеням, я не смогла его удержать, и, скатившись вниз, словно кегли, мы оба растянулись на земле. Я взвыла, Стас только морщился. Мы с трудом поднялись, но, прежде чем шагнуть, он глянул мне в лицо и осторожно вытер невольные слезы.
   — Что нам делать? — шепнула я, прижимаясь к его плечу — Надо уходить… Хватит приключений.., на мою голову…
   — И на мою, — с жаром подхватила я, — не только хватит, а прямо-таки переизбыток.
   Стас чуть отстранился, посмотрел выразительно и попробовал усмехнуться разбитыми губами. Я заткнулась и, опустив голову, виновато вздохнула.
   — Через десять минут здесь вся деревня будет, по улице не уйти… Давай сюда, — кивнул Стас в сторону сада, — у Кошкиных никого нет, они сейчас в городе…
   Сердце у меня сжалось, и слова в горле застряли, но тут Стас сам сказал:
   — Нашли их. Ее позавчера похоронили…
* * *
   Кое-как одолев забор, мы оказались в Иркином саду.
   Тут, как я ни старалась, слез сдержать не смогла. Они катились градом, застилая глаза, я глотала их молча и шла, едва различая под ногами до боли знакомую тропку. Добравшись до теплицы, я огляделась.
   — Давай к веранде, там на ставнях шпингалетов нет, и с улицы не увидят…
   Стас кивнул. Мы подобрались к дому, я подцепила оконную раму и через несколько секунд очутилась внутри. Я опасалась, что Стас не сможет влезть в окно самостоятельно, но он справился, и вскоре мы оба сидели на полу, с трудом переводя дыхание. Стас откинулся к стене и закрыл глаза. Осторожно вытянув шею, я долго разглядывала его бледное разбитое лицо с пульсирующей синей веной под глазом, разорванную рубашку в запекшейся крови, сбитые костяшки пальцев… Стас молчал, это пугало, несколько раз я протягивала к нему руку, но всякий раз отдергивала.
   Неожиданно я услышала за окном встревоженные голоса. Я прокралась на кухню и, встав у окна на коленки, выглянула на улицу. Со двора семнадцатого дома высоко в утреннее небо вырывались огромные клубы черного дыма. Из-за зелени было плохо видно снующих по ту сторону забора людей, но вскоре бестолковые восклицания переросли в многоголосое: «Пожар, пожар!», и деревня ожила, охваченная общей бедой. Не дожидаясь приезда пожарных, первые смельчаки распахнули плотные зеленые ворота, как вдруг внутри дома грохнуло так, что стекла в Иркиных окнах зазвенели, а я в испуге отскочила к стене. Толпа на улице дружно охнула и выкатилась вон со двора. Перепуганные люди спрашивали друг у друга, что случилось, меж тем пылающие стены дома вновь содрогнулись от взрыва, показавшегося мне еще более мощным, чем первый. Теперь уже соваться во двор никто не решался.
   «Что же это такое? — думала я, отправляясь обратно на веранду на корточках. — Веранда выходит как раз на горящий дом, не дай бог, угодит в стекло. Надо увести отсюда Стаса, перевязать и уложить в кровать».
   — Это гранаты… — не открывая глаз, бесстрастно сообщил Стас, — гранаты рвутся…
   — Гранаты? — побелела я, представив, что было бы, если бы кто-то успел войти в дом. — Откуда ты знаешь?
   Стас не отвечал, я подождала немного и тронула его за руку.
   — Стасик… Только не молчи, пожалуйста! Стасик, миленький, скажи что-нибудь… Эй, тебе плохо, да?
   Тут Стас открыл глаза и повернул ко мне голову:
   — Нет, — он вдруг улыбнулся, — мне хорошо…
   — Хорошо? — растерянно переспросила я, неожиданно смутившись от его странного взгляда. — У тебя же все лицо разбито.., и глаз заплыл…
   А Стас смотрел, молчал и улыбался, и больше всего на свете мне захотелось обхватить его за шею, прижаться к груди и дать хорошего ревака. Однако я побоялась, что он не одобрит моего сопливого поведения, к тому же бросаться на человека, на котором нет живого места, просто бесчеловечно.
   — Давай я помогу тебе встать, — прошептала я, старательно пряча взгляд, — к тому же тебя необходимо перевязать, смотри, из раны на плече опять кровь идет…
   — Да ерунда, — небрежно махнул Стас, явно удивляясь моему героическому порыву, — ничего страшного.
   Здесь навылет прошло, скоро уж заживет…
   — Хватит, — решительно оборвала его я, — или ты йода боишься?
   На этом прения закончились, и я помогла Стасу добраться до дивана. Пока копалась в аптечке, он сел, расстегнул рубашку, но снять ее сам не смог. Я пришла на помощь и, увидев его грудь и плечи, едва не хлопнулась в обморок.
   — Где же ты так? — глупо спросила я, разглядывая синяки, ссадины и насквозь пропитанную кровью повязку напевом плече. — То есть кто…
   — В разных местах и разные люди, — бодро отозвался Стас, — доподлинно я сейчас уже и не вспомню…
   — А это что? — перестав разматывать бинт, я коснулась пальцами здоровенного синего рубца на спине пониже шеи.
   — Это медведь…
   — Какой медведь? — вытаращила я глаза. — Ты с медведем.., встретился?
   — В некотором смысле… А медведь обыкновенный…
   Бронзовый. Я его тебе на день рождения подарил…
   Выронив наполовину смотанный бинт, я открыла рот и опустилась на диван рядом со Стасом.
   — Так это был ты? Там, в квартире, ночью — это был ты? Это тебя я медведем? Это Ефим тебе плечо прострелил? Мама… Господи… Стас…Я же не знала…А как ты…
   Я долго еще шлепала губами, не в состоянии сосредоточиться, Стас терпеливо ждал, потихоньку разматывая остатки бинта.
   — Как ты оказался в квартире?
   Он неопределенно пожал плечами и тут же поморщился. Я опомнилась и взялась наконец за его рану. Когда руки занялись делом, то и в голове немного прояснилось.
   — Стоп! — твердо сказала я. — Давай с самого начала!
   — Самое начало я не знаю, — язвительно сказал Стас, поджимая губы, — меня здесь еще не было.
   С этим пришлось согласиться, смущаясь, я вкратце поведала ему о записке и происшествии на пляже.
   — Угу, — кивнул он, — все ясно… Голые торсы, белые зубы, гормоны и все такое…
   Я покраснела, потому что Стас был прав, мне очень захотелось его стукнуть, и я непременно бы это сделала, не будь уже на нем столько повреждений. Однако в долгу я не осталась:
   — Да? А ты думаешь, я не знаю, кто тогда возле «Магии» на «девятке» в лоб джипу вылетел?
   Тут Стас заохал и запричитал, придуриваясь, будто я задела рану, но я быстро вывела его на чистую воду:
   — В тот вечер, если не ошибаюсь, ты подвез нас до ресторана и гордо убыл в Горелки, чтобы завалиться спать… А бабка Степанида рассказала, что явился ты поздно и машина у тебя была битая… Что скажешь?
   Чуя, что попался. Стас перешел в наступление:
   — Где бы твои «мерин» с «СААБом» после того джипа были? На свалке? А ты? В больнице? Или в морге?
   — Так ты за мной следил?
   — Вообще-то я свою работу делал… — буркнул Стас и отвернулся.
   Мы замолчали. Высунув от усердия язык, я прилежно обрабатывала одну за другой ссадины, для чего мне приходилось лазить вокруг Стаса по кругу. Добравшись до спины, я села по-турецки и уставилась на тот самый синий рубец. Стас шевельнулся и, повернув голову, поинтересовался:
   — Стаська, ты там уснула, что ли?
   А я, ткнувшись лбом ему между лопаток, закрыла глаза и заревела во весь голос.
   — Стасик… — ревела л, давясь слезами, — Стасик, прости меня, пожалуйста…
   Он замер, а я все говорила и говорила, торопясь высказать то, о чем непрерывно думала все последние дни.
   Я просила прощения за бабку, за Ирку, за все те слова, что наговорила тогда ему, за всех тех, с кем столкнула меня судьба в эти страшные дни. И, заливая широкую Стасову спину горькими слезами отчаяния, я думала о том, что вряд ли он готов к такому глобальному отпущению грехов.
   Наконец я умолкла. Стас осторожно повел плечами, подвинулся чуть в сторону и развернулся ко мне. Жалко моргая распухшими от слез глазами, я всхлипнула. Хороша я сейчас, наверное. Хоть портрет пиши маслом…
   Молчание затягивалось и становилось прямо-таки неловким, я решилась и глянула Стасу в лицо. Глаза его были совсем близко, и почему-то мне в голову полезли мысли о весеннем ручье и о талом снеге, хотя при чем тут талый снег, если глаза у Стаса темно-карие?..
   — Знаешь, Настя… — сказал он и вздохнул тяжело, я тоже вздохнула и приготовилась выслушать о себе всю правду. С другой стороны, кто, кроме близкого человека, тебе ее скажет? — Знаешь, ты мне столько слез на спину вылила, что у меня не только джинсы, но даже и трусы промокли…
   Я отпрянула и хлопнула ртом, а Стас, тщетно удерживаясь от того, чтобы не расплыться до ушей, засветился, словно кремлевская люстра, вообразив, что сострил.
   — Стас, — прошипела я, набрав полную грудь воздуха, — ты.., знаешь кто?
   Он охотно кивнул и вдруг захохотал, одновременно придерживая левое плечо и морщась от боли.
   — Ты дурак бесчувственный, — чуть слышно буркнула я, отворачиваясь. — И ничего смешного…
* * *
   Подойдя к кухонному окошку, я осторожно отогнула край занавески. Уже близился вечер, но на улице было непривычно оживленно. Во дворе семнадцатого дома толклась тьма казенного народа, явно мешавшая тем немногим, что растаскивали баграми дымящиеся стены сгоревшего дома. За воротами виднелись «Скорая помощь» и три милицейские легковушки, внушительная толпа любопытствующих сограждан провожала криками отъезжающие пожарные машины. Промелькнул по улице Петр Игнатьевич. Участковый был суров и сосредоточен, и я торопливо отошла от окна, чтобы, не дай бог, не попасть под всевидящее правоохранительное око.
   — Скорей бы уж стемнело, — вздохнула я, пристраиваясь на диван рядом со Стасом. — Бабка, наверное, голову сломала, где мы…
   Стас кивнул и легонько притянул меня здоровой рукой. Я прижалась щекой к его могучему плечу и улыбнулась, почувствовав, как он нежно прижался губами к моему виску.
   — И что было дальше? — протянула я, блаженно прикрывая глаза. — Ну, после того, как ты просидел всю ночь под Иркиным окном?
   — Ничего особенного. Простудился. А потом наблюдал, как Надежда ушла. Как тебя твой кавалер галантно провожал… И я тебе прямо скажу — пьяная ты была, ну просто как свинья…
   — Свиньи, между прочим, вообще не пьют, — сообщила я, потому что больше сказать было нечего.
   — Это точно… Потому как у них ума побольше…
   Я сердито шевельнулась, изображая, что хочу встать, но Стас чуть напряг локоть, и я угомонилась.
   — Стас, а ребята выходили ночью из дома?
   — Конечно… Этот.., твой и тот, что со шрамом. Коля вроде? — я кивнула. — И Ира выходила…
   — В сад?
   — В сад, в сад… К забору. Едва по ноге моей не прошла, но ничего не заметила. А вслед за ней и парень вышел. И тоже к забору. Вернулись вместе… Смотрю: в обнимку идут, хихикают… — Стас вздохнул.
   Хорошо его зная, я понимала, что теперь он считает, что мог что-то изменить, спасти Ирку, которая совершенно не представляла, что, выйдя тайком к забору, подписала себе смертный приговор. И знать этого Стас не мог, потому как не видел того, что увидела тогда подружка.
   — Пойми, Стас, твоей вины в Том, что случилось, нет.
   Ни у кого из нас и в мыслях не было, чем все может закончиться. Даже если бы ты знал, что она успела там увидеть, — тут голос мой предательски дрогнул, но плакать было уже нечем.
   — А ты знаешь, что она увидела?
   Я кивнула:
   — Простыря… Может, она, конечно, и не разглядела, что это был именно он, но это ничего уже не значило.
   Жук застукал ее там, на телогрейках, и понял, что Ирка увидела, как привезли связного. Скорее всего, обращались с ним не слишком галантно… В подвале у Савченко я его пиджак нашла, кровью забрызган. Жук, наверное, ей сразу же наплел с три короба, но только ведь Ирка не дура. Поэтому и позвала меня вечером к себе… Эх, если б я только знала… Или она бы намекнула…
   — Стаська, — позвал Стас и тихонечко потянул меня за подбородок, — Стаська, ну не надо… Ты же сама понимаешь…
   Согласно мотнув головой, я всхлипнула и подалась ему навстречу. Он коснулся губами моего лба, потом виска, но это было прикосновение, а мне вдруг до смерти захотелось, чтобы это был поцелуй…
   — А потом? — вздохнула я с досадой, плохо соображая, как же себя вести и что мне вообще нужно. — Что потом было?
   — Они вернулись в дом, вскоре вслед за ними и мужики вернулись. Надежда около девяти утра ушла, ты часа через два… Ох, и злилась же Степанида Михайловна!
   — Я помню, — буркнула я, но думать об этом не хотелось.
   — ..Когда ты в очередной раз намылилась в окно…
   — Почему в очередной? — Я вытянула шею, с подозрением вглядываясь в ухмыляющуюся физиономию. — На что ты намекаешь?
   — На то, что ты повадилась по ночам болтаться где ни попадя… В предыдущую ночь на мальчика из окна свалилась…
   — Я не свалилась… А откуда ты знаешь? — Впрочем, немудрено было догадаться. — Так ты слышал?
   Стас фыркнул:
   — Еще бы! Такой грохот! И пока ты на стуле дрыхла, я его чаем напоил и на автобус проводил…
   — Да? — глупо переспросила я, решив больше не задавать вопросов.
   — Да. И я все гадал: ты его записку сжуешь или еще чего… А ты ее под свитер сунула.
   Я молчала.
   — Вообще-то он хороший пацан оказался, этот Вовка.
   Он мне кое-что порассказал, я тогда и сообразил, что ты, как всегда, вляпалась… Только задницу тебе надрать я не мог, потому как ты меня ненавидишь, видеть не можешь и все такое…
   Сообразив, что я сегодня все-таки изловчусь и еще раз задам хорошего рева, он спохватился:
   — Ну все, все… Извини… Так вот… Когда ты в очередной раз намылилась в окно…
   — Стас, — не вытерпела я, — так ты был рядом с недостроенным коттеджем?
   — Угу… Правда, понять, кто там еще и что они делают, не мог, потому как был снаружи… Потом, когда обошел со стороны веранды, тебя в углу увидел…
   — Стас, ты кот, что ли? Темнота же была, хоть глаз коли…
   Он пожал плечами:
   — Да светло было… Тут я и понял, что они в ту комнату перейдут, где ты скрючилась… Пришлось камень бросить в кусты. А ты, между прочим, мимо меня пролетела, но даже и не глянула. Чувство благодарности у тебя заниженное… И пакет из тебя выпал… К Ире хотела переселиться?
   Я уж и не знала, что сказать.
   — Пакетик я на всякий случай подобрал. Домой вернулся, думал — все. Хоть высплюсь. Не тут-то было, слышу — опять шуршат!
   Голос у Стаса вдруг стал раздраженным, и я быстро сообразила почему. В это самое время пришел Ефим с черной бархатной коробкой, и, после того, как я ее среди досок спрятала, мы с ним… Господи, вот дура я! Конечно же, Стас все видел. Потому и свет в доме зажег…
   — Ну а утром.., сама знаешь. А почему ты в милиции не рассказала о том, что ночью видела?
   Над этим вопросом я и сама голову ломала.
   — Не знаю… Во-первых, мне никто не поверил… Ни Ефим, ни Надька… Хотела убедиться, что не чокнулась.
   Джинсы грязные пропали, щетки тоже не было… Во-вторых — камни. Ефим сказал, изумруды…
   — Стась… — укоризненно протянул Стас, — ну ты как маленькая… Какие это изумруды? Ты изумруды не видела?
   — Он сказал, что необработанные. А необработанные я не видела. Откуда я могла знать? Я помочь хотела…
   А ты их видел?
   — Конечно, видел… Фуфло натуральное…
   — Да, я знаю… — призналась я печально, — просто тогда у меня времени думать не было.
   — На это он и рассчитывал. Понимал, что язык у тебя чесаться будет, вот и решил убрать подальше.
   — А зачем подальше? Я все понимаю, одного понять не могу — почему он со мной возился?
   — Как почему? А выкуп? — удивился Стас, а я выкатила глаза и, отстранившись, не мигая на него уставилась.
   — Стас, ты что сейчас сказал?
   — Здрастьте, — кивнул тот, — а из-за чего весь сыр-бор?
   Я поняла, что мне необходимо хотя бы пару минут посидеть и подумать. То, что я сейчас услышала, меня оглушило. Вероятно, на лице у меня что-то отразилось. Стас пригляделся и спросил:
   — Стаська, тебе плохо?
   — Угу, — отозвалась я, потому что моя вера в человечество в очередной раз потерпела сокрушительное поражение. Гораздо приятнее было думать, что все это время Ефимом двигала роковая любовь, ан нет тебе! Сделав пару глубоких вздохов, я попросила:
   — Расскажи…
   — Я думал, ты знаешь… — словно извиняясь, торопливо буркнул Стас. — Короче, к вечеру следующего дня коробки в штабеле уже не было. Я только потом узнал, кто ее взял и твои грязные вещи заодно… То, что все это добром не кончится, я давно сообразил. Но в ту ночь ты сама себя переплюнула. Я думал, что ты сглупишь, даже колесо с «девятки» снял, но одним колесом тебя разве остановишь? — В голосе Стаса зазвучали нотки праведного гнева, и я потупилась. — Когда понял, что ты не угомонилась, решил плюнуть, поймать и надрать задницу и тебе, и кавалеру твоему.
   — Значит, это ты за нами из Горелок ехал? А я думала, Череп…
   — Этот Череп небось не дурак. Спал себе человек ночью, а я по всем колдобинам за тобой носился. Может, это и к лучшему, что ты мне в тот вечер в руки не попалась…
   — А что бы ты сделал? — пропела я, развернулась и, не сводя с его лица глаз, плавно двинулась вперед. Когда расстояние между нами стало критическим, хотите — верьте, хотите — нет. Стас заволновался. Дыхание у него участилось, и суровая речь как-то сама собой завяла А поскольку мне ужасно хотелось узнать, что было бы попади я к Стасу в тот вечер, то я не притормозила и вскоре коснулась губами его щеки.
   — Стаська, — тут Стас вдруг охрип, — сядь, пожалуйста…
   Не могу отказать, когда меня вежливо просят. Я вернулась в исходное положение, вновь усевшись турком, хотя на сердце отчего-то заскребли вдруг черные кошки.
   — На шоссе я вас потерял… Не сразу сообразил, что вы свернули. Пролетел сначала вперед, потом понял, что вас нет. Вернулся, поехал к твоей квартире. Но там никого не было, пришлось мотаться по всему городу, надеясь встретить.
   — Ясно, — усмехнулась я, все еще не в состоянии справиться с чувством досады, — мы с Ефимом в это время в глине барахтались… В окно, значит, ты влез… — Стас кивнул, — весь подоконник измазал…
   — А на другой день пришел к бабке этот Коля. И объявляет мне, что ты в надежном месте и для того, чтобы я снова мог лицезреть любимую сестру, через четыре дня надо передать триста тысяч баксов…
   — Сколько? — вылупилась я. — Они что, сдурели? Откуда у меня триста тысяч?
   — Да не у тебя. А у мамы твоей.
   — А про маму откуда узнали?
   Стас повел бровями:
   — Навели…
   — Что значит навели? Кто?
   — Ира…
   Я крякнула, прижав руки к сердцу. Вся история снова начала походить на бред сумасшедшего.
   — Не нарочно, конечно. Вы, бабы, часто болтаете языком просто так, вообще. Вот она и брякнула тогда за столом о твоей богатой маме…
   Теперь все более-менее было понятно. Чтобы не вызывать у меня подозрений, Ефим делал вид, будто верит, что я местная. А Коля прокололся, назвав меня однажды столичной штучкой. «Купить» дочку таких богатых родителей можно было чем-то очень серьезным. Изумрудами, например. Потом они пропали, а я, как всегда, кинулась помогать обиженным и обездоленным. И в это время у Стаса попросили выкуп. Но ребята сделали одну большую ошибку — они плохо знали Стаса. Сообщать об этом родителям он и не собирался. Он привык самостоятельно вытаскивать меня из всякого дерьма.
   — И я стал тебя искать… Вернулся в город, к дому твоему подъехал… Окно на кухне раньше было испачкано глиной, а теперь было чистым. Кроме тебя, некому его было протирать… Ясно, что вы там. Но я не все рассчитал. С медведем в прошлом году я погорячился…
   Тут на меня снова накатило раскаяние, и я, попискивая, двинула к Стасу. Он ловко перехватил меня на подступах, и я затихла, прижавшись к его горячему боку — По большому счету, мне повезло, пуля прошла навылет, я даже не потерял сознания… Из квартиры пришлось уносить ноги, вряд ли бы я смог объяснить ментам, в чем дело. Отлежался немного, а бабка, молодчина, перевязала и ни гуту. Всем соседкам сказала, что ты на юг отдыхать уехала… Пока я тебя искал, один день остался…
   — Один день до чего? — уточнила я.
   Стас развел руками:
   — Ну.., до срока, что Коля назвал…
   — Ага, — кивнула я, — вот сволочь… А я ему яичницу жарила…
   — В общем, отыскал я этот дом… И.., делать было нечего. Вечером срок-то вышел…
   — Подожди… — Я с подозрением покосилась на рассказчика. — Ты нашел дачу Бешеного? Это тебя они ждали? Их восемь человек было…
   — Меня или нет, я не знаю. Не идти же было спрашивать! Ждали, наверное, твоего Ефима. Мне большой разницы не было.
   — Там восемь человек было, — упрямо повторила я, все еще отказываясь верить, — с автоматами… Они в засаде сидели. И меня специально в окно выставили, как козла на поводке…
   — Я тебя видел, — пожал Стас плечами, — между прочим, на ночь есть вредно… Но от тебя остались одни макароны… Я устал дом обыскивать… Только когда простыни нашел, понял, что опять все коту под хвост…
   Стаса я больше не перебивала. Моргая, словно филин, я неотрывно смотрела ему в глаза, только сейчас поняв, сколько пришлось пережить человеку за эти дни.
   — Короче говоря, опять ты хвостом махнула, как ворона на ветке, и пропала… Но через два дня я понял, что в семнадцатый дом вернулся хозяин. Он носил в сарай еду, значит, там кто-то был. Вчера была такая сильная гроза, что пообрывало провода… Лучшего момента трудно было дождаться. Я нашел в сарае люк, спустился и столкнулся с хозяином. Пришлось ему каяться…
   Я слушала открыв рот, поражаясь изощренности человеческого ума. Сама бы я никогда не смогла понять, что отправной точкой всей этой истории была малоприятная встреча с темно-синей «Ауди» возле моей школы…
   — Потом мы к твоей клетке подошли… Смотрю, дрыхнешь, как бенгальский тигр, и в ус не дуешь… Тут я малость прокололся. Свечу Сове дал, а сам твой замок открыл. А Сова как рванет к люку… Ясное дело, если успеет выскочить, захлопнет снаружи люк, так даже и хоронить не придется… Догнал я его на последней ступеньке да по шее дал. Он чуть со страху не откинулся и по полной программе каяться принялся… Пока я примерялся, как бы его заткнуть, вдруг красавец твой с пушкой объявился… А у меня в руках ничего, кроме Совы, нет.
   И второй вошел, я сразу понял, что Гордей — это он. Вот так меня на тот стульчик и оформили… А скажи мне, радость моя, как тебе в голову пришло пистолет взять и в дом припереться? Ты хоть можешь себе представить, чем это могло закончиться? Твое дело было домой бежать, я бы и без тебя разобрался…
   Выслушивая эту бесчеловечную несправедливость, я щурилась, силясь найти достойный ответ. Но неожиданно уголки сурово сжатых Стасовых губ поползли вверх, возле глаз веером брызнули веселые морщинки, и он торопливо прижал меня к гулко бухающему сердцу:
   — Стаська, глупая, я же пошутил… Спасибо, я бы без тебя пропал! Честно…
   — Да? — уточнила я на всякий случай, потому что от Стаса можно было ожидать всякого. — Честно?
   — Честно-честно… — Он взял мое лицо в ладони и очень осторожно поцеловал в нос. — Пойдем, бабка ждет…
* * *
   Примерно часа через полтора после нашего появления бабка наконец пришла в себя, перестала креститься, плакать и причитать и называть нас со Стасом деточками. Сморкнувшись напоследок в платок, она обвела горницу задумчивым взором, побарабанила по столу пальцами и решительно выдохнула.
   — И как же тебе, паразитке, в голову пришло из дома с этим недоделком сбегать? — хмуро сдвинув брови, вопрошала бабка. — Чего ты, как приблудная какая, невесть где моталась? Учительница ты али нет? Дети на тебе глянут да что скажут?
   Я смотрела на бабку влюбленными глазами и ничего не могла поделать с разъезжающимся до самых ушей ртом. Чем круче забирала бабка, тем больше мне хотелось выскочить на середину круглого стола и исполнить что-нибудь зажигательно-африканское. Но, хорошо понимая, что бедной настрадавшейся старушке необходимо выпустить пар, молчала, словно мраморное надгробие.
   Рядом со мной, опершись рукой о стол, сидел Стас и устало моргал здоровым глазом на разошедшуюся хозяйку. Навоевавшись и отведя душу, бабка наконец сообразила, что никакого достойного ответа сегодня не дождется, расслабилась и успокоилась.
   — Так, — возвестила она через пару минут, — дай-ка я тебе, милок, припарку к глазу сделаю. Не дело такому парню на белый свет щуриться…
   Бабка деловито усеменила в кладовку, где хранила преогромное количество разных лекарственных трав. По части ботаники она вообще была большим специалистом, избавить от синяка или больного горла ей было раз плюнуть.