Ирвин Шоу. Любовь на темной улице

через которое он увидел этого человека на лужайке перед домом и
приставленную к балкону лестницу.
-- Какой все же я идиот,-- воскликнул он.-- Надо же задать такой
дурацкий вопрос -- не ожидаете ли вы гостей? -- Он печально покачал
головой.-- И это в столь поздний час.
-- Не забывай,-- напомнила ему Линда,-- ведь ты только что приехал из
Калифорнии. Тебя вполне можно простить!
Они дружно рассмеялись, и теперь все почувствовали себя куда лучше, а
Уиллард поторопился разлить по стаканчикам виски.
-- Мне нужно было действовать иначе,-- сказал Мартин,-- сделать вид,
что я его не вижу, а самому незаметно выскользнуть наружу через боковую
дверь...
-- Люди проявляют такую находчивость обычно только в кино,-- сказал
Уиллард.-- А в реальной жизни в подобной ситуации они задают простой,
невинный вопрос: "Вы что, ждете сегодня гостей?"
-- Знаете,-- продолжал Мартин, мучительно напрягая память.-- Мне
кажется, я смог бы узнать этого человека, если бы увидел его снова. В конце
концов он находился всего в каких-то пяти ярдах от меня, и он был хорошо
заметен при свете, падающем из окна.
-- Ну и как он выглядел? -- спросила Линда.-- Как обычный преступник?
-- В час ночи все выглядят как обычные преступники,-- сказал Мартин.
-- Нужно позвонить в полицию и сообщить об этом,-- сказал Уиллард,
поднимаясь со своего места и направляясь к телефону в холле.
-- Ах, Джонни,-- воскликнула Линда, пытаясь преградить ему путь.--
Неужели нельзя подождать до завтра? Если ты позвонишь, они явятся сюда и не
дадут нам спать всю ночь, это точно.
-- Но нельзя же позволять злоумышленникам проникать в наше жилище,
залезать на балкон по лестнице, ничего не предпринимая против этого,--
упрекнул ее Уиллард.
-- Это ничего не даст. Они никогда не найдут того, кто оказался сегодня
ночью возле нашего дома,-- упорствовала Линда.
-- Да, она права,-- поддержал Мартин.
-- Они захотят подняться наверх, на второй этаж, в детскую, разбудят
детей, перепугают их до смерти...-- пыталась убедить Линда. Она говорила
нервно, торопливо, чуть не захлебываясь. Она была до этого случая довольно
спокойной, но реакция на это происшествие давала о себе знать, и теперь она
не могла молча сидеть или говорить нормально, с обычной скоростью.-- Ну,
какой в этом смысл? Не будь глупцом!
-- Это почему же я глупец? -- искренне удивился Уиллард.-- Я только
сказал, что нужно позвонить в полицию. Послушай, Мартин, я похож на
недоумка?
-- Ну,-- начал увиливать Мартин, стараясь оправдать сестру.-- Мне лично
кажется...
Но Линда не дала ему договорить.
-- Он же ничего не сделал. Просто заглянул в окно. Ради чего же не
спать всю ночь, если какой-то человек к вам просто заглянул в окно? Могу
поспорить, это не грабитель, никакой не...
-- Что ты имеешь в виду? -- резко спросил ее Уиллард.
-- Ну посуди сам. Что у нас здесь красть? У нас нет драгоценностей, и
моей единственной шубе уже семь лет, и любой грабитель, если только он в
здравом уме...
-- В таком случае для чего ему понадобилась эта лестница, не скажешь?
-- спросил Уиллард.
-- Может, он просто большой любитель подглядывать в замочные
скважины,-- объяснила Линда.
-- Вот в этом-то все и дело! -- торжествующе воскликнул Уиллард.-- Все
потому, что ты любишь разгуливать при свете в чем мать родила с открытыми
ставнями...-- Уиллард, опрокинув стаканчик одним глотком, смачно чмокнул
губами.
-- Ах,-- обиделась Линда,-- не будь ханжой. Кто видит меня нагишом в
этом доме? Может, бурундучки?
-- Не только в этом доме,-- поправил ее Уиллард.-- Везде, где только мы
жили. Ах, эти современные женщины, с ума можно от них сойти.
Он с горестным видом повернулся к Мартину.
-- Вот когда ты женишься, Мартин, тебе придется тратить массу своего
времени, чтобы закрывать ставни и тем самым оберегать широкую американскую
общественность от любования твоей женой, когда она то одевается, то
раздевается у всех на виду.
-- Джон, не будь старомодным пуританином,-- сказала Линда.-- Кто бы мог
подумать? Здесь, посреди густых лесов...
-- Представь себе, что я,-- сказал Уиллард.-- И так же думал, очевидно,
тот парень, который притащил сюда эту лестницу.
-- Ну, кто может точно сказать, о чем этот парень думал? -- спросила
Линда.-- Ну да ладно, убедил. С сегодняшнего дня, вернее ночи, я буду плотно
закрывать все ставни в доме. Но ведь это все просто ужасно. Жить в таком
доме будет невыносимо. Все заперто, закрыто, как в тюрьме.
-- Не нужно ничего запирать, достаточно только набросить на себя
купальный халатик -- вот и все,-- сказал Уиллард.
-- Джон,-- резким тоном возразила Линда.-- У тебя ужасная тенденция
превращаться в мрачного консерватора в критической ситуации.
-- Ребята, ребята, хватит,-- запротестовал Мартин.-- Не забывайте, я
все же в отпуске, отдыхаю.
-- Прости нас,-- извинился за обоих Уиллард, а Линда натужно
засмеялась.
-- Вам нужно приобрести собаку,-- предложил Мартин.
-- Он не любит собак,-- сказала Линда, начиная по очереди выключать
лампы.-- Он предпочитает жить в склепе.
На том их ссора закончилась, и все пошли наверх спать, оставив еще одну
включенную лампочку в холле для большей безопасности, хотя было ясно, что
этот злоумышленник, кем бы он ни был, не вернется, по крайней мере, сегодня
ночью.
Утром Уиллард все же вызвал полицию, и они пообещали скоро приехать.
Линде пришлось придумать какой-то приемлемый предлог, чтобы увезти детей из
дома до ланча, ей не хотелось, чтобы они видели полицейских в форме, чтобы
те задавали им вопросы, чтобы они не чувствовали себя в полной безопасности
в собственном доме. Сколько усилий ей пришлось приложить, чтобы выпроводить
их из дому,-- им так хотелось провести все это утро с дядей Мартином. Они
никак не могли понять, почему дядя Мартин не может поехать вместе с ними, а
как Мартину объяснить им, что ему нужно остаться для дачи показаний полиции,
описания примет того человека, который рыскал возле их дома, когда они
спали.
Детей не было, когда приехала полицейская машина, и они никому не
мешали. Два полицейских не спеша походили по лужайке возле дома, как
настоящие профессионалы, внимательно осмотрели лестницу, балкон, сходили в
лес. Все записали.
Когда они спросили у Мартина, как выглядел этот человек, он привел им
свое описание, но и сам был поражен расплывчатостью своих показаний. Он не
мог не почувствовать, что полицейские остались им очень недовольны.
-- Я уверен, что смог бы его узнать, если бы снова увидел,-- пытался
убедить их Мартин,-- но в его внешности не было ничего особенного, такого,
за что можно было бы зацепиться. Я хочу сказать, что у него не было большого
шрама на лице, или синяка под глазом, перебитого носа, или чего-то другого в
этом роде.
-- Сколько ему, по-вашему, лет? -- спросил его старший по званию
полицейский Мэдден.
-- Средних лет, по-моему, сержант,-- ответил Мартин.-- От тридцати,
полагаю, до сорока пяти...
Уиллард улыбнулся, и Мартин заметил, как Мэдден с трудом сдерживает
улыбку.
-- Вы же понимаете, что я имею в виду. Где-то между,-- подтвердил
Мартин.
-- Не заметили ли вы, какой у него цвет лица, мистер Брэкет? -- спросил
Мэдден.
-- Ну, знаете, при таком свете, да еще в тумане...-- Мартин колебался,
пытаясь поглубже покопаться в своей памяти.-- У него было бледное лицо.
-- Он был лысый,-- Мэдден делал записи в своей книжке,-- или у него на
голове была копна волос?
Снова Мартин колебался, не зная, как ответить.
-- Мне кажется, у него на голове была какая-то шляпа,-- сказал он.
-- Какая именно?
Мартин пожал плечами.
-- Просто шляпа.
-- Может, кепка или картуз,-- что скажете? -- подсказывал Мэдден.
-- Нет, думаю, что нет. Просто шляпа.
-- Какого он был телосложения, не скажете? -- методично продолжал свой
допрос Мэдден, все старательно записывая в книжку.-- Высокий, толстый,
какой?
Мартин сконфуженно вертел головой.
-- Думаю, что не смогу быть вам очень полезным. Он стоял под окном,
свет освещал его голову и я... я на самом деле не могу ничего сказать. Он
выглядел... ну, если как следует подумать... он выглядел достаточно
солидным.
-- У вас, сержант, есть какие-то представления о том, кто бы это мог
быть? -- спросил Уиллард.
Полицейские переглянулись, стараясь оставаться беспристрастными.
-- Видите ли, мистер Уиллард,-- сказал Мэдден.-- Всегда можно встретить
одного-двух полуночников, шатающихся в позднее время, в любом городе. Мы
проверим. Возле банка сейчас строят новый торговый центр, и там множество
строительных рабочих, приехавших из Нью-Хейвена. Всякие встречаются люди,--
сказал он, подчеркивая свое недружелюбное отношение к разным чужакам из
Нью-Хейвена. Он закрыл записную книжку, засунул ее в карман.-- Мы дадим вам
знать, если удастся что-то выяснить.
-- Я уверен, что смог бы узнать его, если бы увидел снова,-- повторил
Мартин, пытаясь восстановить свою, как ему показалось, подмоченную репутацию
в глазах этих полицейских.
-- Если у нас возникнут какие-то идеи,-- сказал Мэдден,-- то может
быть, мы пригласим вас, чтобы вы посмотрели на одного-двух подозрительных
лиц.
-- Завтра вечером я уезжаю,-- сказал Мартин.-- Еду во Францию.
Оба полицейских снова многозначительно переглянулись. По их
красноречивому виду можно было понять, что они осуждают такое отношение
американцев к своему гражданскому долгу. Вначале они становятся свидетелями
преступлений, а потом спешно убегают во Францию.
-- Ну,-- протянул низким тоном Мэдден, и в его голосе что-то не
чувствовалось особого оптимизма.-- Посмотрим, что можно сделать.
Мартин и Уиллард наблюдали, как полицейская машина, тронувшись с места,
поехала назад, к их участку.
-- Как просто полицейскому заставить тебя почувствовать собственную
вину,-- сказал Уиллард.-- Просто смешно!
Они вернулись в дом. Уиллард поднял трубку телефона и сообщил Линде,
что она может приезжать с детьми, полиция уехала.
Вечером их пригласил к себе на коктейль приятель, потом другой -- на
обед. Вначале Линда наотрез отказалась -- разве может она пойти на вечеринку
или на обед, оставив детей одних после того, что случилось накануне? Тогда
Уиллард поинтересовался, что она намерена делать,-- торчать дома каждый
вечер, покуда ее детишкам не исполнится по двадцать лет?
-- В любом случае,-- утверждал Уиллард,-- этот злоумышленник натерпелся
такого страха, что теперь будет держаться подальше от их дома и не осмелится
снова сунуться сюда, к ним.
Тогда Линда уступила, сказав, что муж прав, но все равно нужно
предупредить горничную обо всем.
-- Как-то неэтично,-- сказала она,-- уходить из дома, оставляя
горничную в полном неведении. Но,-- предупредила Линда,-- вполне вероятно,
та сразу же соберет свои вещички и уедет.-- Она работала у них всего шесть
недель, была довольно старенькая и не отличалась особой уравновешенностью.
Линда пошла на кухню к горничной, а Уиллард, нервно шагая взад и вперед по
гостиной, говорил Мартину:
-- Я просто не выношу заниматься поисками новой горничной. У нас с тех
пор, как мы сюда переехали, сменилось их пятеро.
Но с кухни Линда вернулась улыбаясь. Она сообщила, что горничная
спокойно восприняла эту весть. По-видимому, она не такая беспокойная, как
это сначала показалось.
-- Она слишком стара, чтобы ее изнасиловали,-- сказала Линда,-- к тому
же она любит детей, по крайней мере, она так говорит.
Уиллард отнес лестницу в гараж и запер его на большой замок. Они
убедились, что все ставни тщательно закрыты на крючки изнутри,-- в детской,
в спальне Линды, в спальне Уилларда, в ванной комнате, расположенной между
ними, так как ко всем этим комнатам был открыт доступ с балкона, к которому
какой-то злоумышленник ночью приставил лестницу.
На вечеринке с коктейлем, которая как две капли воды была похожа на
любую подобную вечеринку с коктейлем в этот субботний вечер повсюду в
радиусе ста миль от Нью-Йорка, Уиллард с Линдой все время рассказывали
гостям о злоумышленнике, а Мартин давал его описание, снова чувствуя себя
неуютно, как и тогда, когда он предстал перед полицейским,-- ему казалось,
что, будучи неспособным дать точный портрет возможного преступника, он тем
самым демонстрирует всем свой низкий интеллектуальный уровень.
"Он надвинул шляпу на глаза, и на его лице не было никакого особенного
выражения, и он, по-моему, был бледен, и я обо всем рассказал сержанту, что
если внимательно к нему присмотреться..." Когда он так говорил, то
чувствовал, что добавляет лишнего к портрету человека, стоявшего за окном
этой туманной ночью, что напряженность в его лице -- это его новое открытие,
выуженное откуда-то из глубин памяти, что, когда он пытался получше
вспомнить, какое же на самом деле было у него лицо, оно становилось то
простым, расслабленным, то сосредоточенным, то сошедшим с семейного герба,
то символическим, превращалось в опасное лицо привидения, глазеющего из
темноты мокрого от дождя леса на хрупкую безопасность их пристанища,
ограниченного кругом света.
Рассказ Уиллардов о своем ночном непрошенном госте, казалось, встряхнул
приглашенных, и из них посыпались разные страшные истории, как из рога
изобилия,-- о взломщиках, ворах, похитителях детишек.
"...Так вот этот парень вдруг начал в упор глядеть на них из слухового
окошка, было лето, оно было открыто, это произошло на Западной Тридцать
второй улице, и тогда мой друг быстро забрался по лестнице на крышу и начал
гоняться за ним по крышам, а когда мой отважный знакомый загнал его в угол,
тот выхватил острый нож, и... пострадавшему пришлось сделать пятикратное
переливание крови, прежде чем жизнь его была в безопасности. Само собой
разумеется, полиция так и не нашла преступника"
"...Заряженный пистолет сорок пятого калибра. Постоянно рядом со мной
под подушкой. В эти дни, когда полно этих чокнутых пацанов. Любого, кто
осмелится проникнуть в мой дом, ждет горячий прием, уверяю вас. И думаю, я
буду вести огонь только на поражение. Нечего с ними цацкаться..."
"...Дверь -- на цепочку и все содержимое из всех ящиков, из всех шкафов
вываливается на ковер посередине комнаты. Не знаю, что они сотворили еще,
эта компания цветных, но вы можете себе вообразить. Полиция объяснила им,
что это довольно распространенная картина, тем более, если они разочарованы
в своем улове. Пострадавшие требовали найти виновных. Каково им жить в
окружении этих пуэрториканцев?.."
"...Это было давным-давно, когда у него была большая датская псарня, но
на следующий день после похищения ребенка Линдберга он продал всех своих
собак до единой втридорога..."
Держа в руке стакан, Мартин вежливо прислушивался, с некоторым
удивлением осознавая, что все эти солидные, привыкшие к комфорту люди, в их
уютной и благопристойной компании, разделяли общий страх, чувствовали все
усиливающуюся неловкость, что появившееся внезапно лицо человека за окном
Уилларда заставило их всех вспомнить о существовании темных непредсказуемых
сил, которые всегда готовы проникнуть откуда-то сверху в их теплые дома, и,
несмотря на все их запертые на замок двери, на усилия полиции и на
заряженный пистолет сорок пятого калибра под подушкой, они были бессильны
перед угрозой, уязвимы перед любым преступным нападением.
-- От твоих слов у каждого здесь забегали приятно возбуждающие мурашки
по спине,-- поздравляю,-- ехидно заметила Линда, подойдя к Мартину.
-- И мне приятно,-- ответил Мартин, задумчиво глядя на серьезные лица
владельцев домов и квартир. Он, конечно, понимал, что сейчас Линда, после
всего пережитого, после ударивших ей по нервам этого происшествия и
разбирательства с полицией, намерена ко всему относиться довольно легко, по
крайней мере, на людях. Он, конечно, был благодарен ей за это, восхищался ее
смелостью, но все же беспокоился за нее, и ему совсем не нравилось, что она
часто остается одна в этом просторном большом доме с колоннами, где
разносится звонкое эхо, окруженном десятками акров безмолвного безлюдного
пространства, тем более что Уилларду приходилось по нескольку раз в неделю
работать допоздна в городе, и он возвращался домой не раньше полуночи... В
любом случае, этот злоумышленник пока не пойман и, соответственно, не
вызывает никаких подозрений, а значит, ничто не могло остановить его в
преступных замыслах вернуться к ее дому через неделю, через месяц, два.
...Другой дождливой ночью, когда не будет ярко светить луна.
-- Нам пора,-- сказала Линда.-- Нас ожидают к обеду в восемь
тридцать.-- Она огляделась по сторонам.-- Ну, ты никого не облюбовал для
себя? Никого не хочешь пригласить с собой? Правда, Чарльзы сказали, что если
ты приведешь с собой кого-нибудь, то имей в виду, что у них будет простой
фуршет, больше ничего.
-- Нет, благодарю тебя,-- сказал, улыбнувшись, Мартин.-- Они очень
любезны, но...-- Он осекся. В комнату вошла высокая красивая блондинка в
голубом платье, принося хозяйке дома свои извинения за опоздание. Ее волосы
были собраны на затылке в тугой низкий пучок, что хотя и добавляло ей
достоинства, все же делало ее слишком старомодной. Но голос ее, когда она
объясняла причины своего опоздания хозяйке дома, был таким мелодичным, таким
завораживающе шуршащим, к тому же она явно была самой красивой среди всех
присутствовавших здесь женщин.-- И,-- нерешительно улыбаясь сказал Мартин
Линде,-- может, вот эта. Дай мне минут десять.
Линда энергично закачала головой.
-- Нет, нет, братец, оставь эту мысль. Это -- Энн Баумэн, она замужем.
Да вон и ее муж у двери.
Линда зажатым в руке стаканчиком указала на дверь, там Мартин увидел
высокого мужчину в элегантном, отлично сшитом костюме. Он стоял спиной к
Мартину, разговаривая с Уиллардом и хозяином.
-- В таком случае, ничего не поделаешь,-- согласился с ней Мартин, с
трудом отрывая взор от прекрасной миссис Баумэн.-- Можно немедленно ехать.
-- Увидишь ее завтра,-- сказала Линда, когда они пошли к двери.--
Кажется, Уиллард собирался завтра утром поиграть у них дома в теннис.
Они, стараясь не привлекать к себе особого внимания, подошли к
Уилларду, чтобы позвать его с собой. Он все еще оживленно беседовал с
хозяином. Мистер Баумэн, сделав несколько шагов в сторону, присоединился к
стоявшей рядом группе, включился в их беседу.
-- Так что, мы уходим? -- спросил Уиллард, увидев перед собою Линду с
Мартином.-- Хорошо, на самом деле пора.-- Он, вытянув руку, похлопал Баумэна
по плечу.-- Послушай, Гарри, хочу представить тебе своего шурина. Он придет
завтра вместе со мной поиграть в теннис, не возражаешь?
Но Баумэн повернулся к ним не сразу. Он, все еще стоя к ним спиной,
досказывал свою историю. Он повернулся к ним в то мгновение, когда его
слушатели покатились со смеху. На его ухоженном, бледном лице блуждала
улыбка. Он протянул Мартину руку.
-- Как приятно познакомиться,-- сказал он.-- Я столько слышал о вас.
Ваша сестра все мне рассказывает. Она утверждает, что однажды вы чуть не
выиграли сет у Херба Флэма. Это правда?
-- Нам тогда обоим было по двенадцать лет,-- сказал Мартин, пытаясь
ничем, ни одним мускулом на лице себя не выдать, вести себя вполне
естественно, как и полагается человеку, покидающему вечеринку с коктейлем, и
отвечая, как положено, на обычное, случайное представление незнакомцу. Это
не так просто было сделать, потому что стоило ему внимательно, в течение
всего десяти секунд, посмотреть на это пышущее здоровьем, удачливое,
открытое лицо перед ним, как он тут же смекнул, что Баумэн и есть тот самый
злоумышленник, которого он видел через окно сегодня ночью.
-- Постарайтесь хорошенько выспаться,-- посоветовал Баумэн Уилларду.--
У нас завтра развернется изнуряющая борьба парами.-- Наклонившись, он на
правах старого знакомого поцеловал Линду в щечку.
-- Можете привезти с собой и детишек,-- предложил он ей.-- Они поиграют
с моими и не будут нам мешать.-- Помахав рукой на прощание, он снова
повернулся к группе своих слушателей, такой манерный, элегантно одетый
мужчина, в кругу своих друзей,-- таких крепко сбитых мужчин, которым едва за
сорок, можно увидеть на встречах в престижном колледже, или на месте
вице-президента компании, где непременно царит изысканная вежливость, а у
каждого из них в кабинете на полу -- дорогой ковер, и о деньгах они говорят
чуть слышно, на низких тонах, и только за плотно прикрытыми дверями.
Мартин молча вышел из дома вслед за Уиллардом с сестрой и ничего не
ответил, когда тот ему сказал: "Он отлично играет в теннис, особенно в
парах. Но, кажется, ему уже не нравится слишком много бегать". Молчал он и в
машине, в которой они ехали на обед. Ему нужно было все сопоставить,
соединить, а для этого требовалось одиночество и вдумчивые размышления, он
то и дело вспоминал открытую, непринужденную улыбку Баумэна, когда он
пожимал ему руку, его твердую, с сухой кожей руку игрока в теннис, его
привычную манеру на правах давнего знакомого целовать на прощание Линду в
щечку, желая ей "спокойной ночи".
-- Линда,-- сказал Уиллард, обращаясь к своей жене, когда они тряслись
в машине по ухабам по узкой сельской дороге к дому, где их ожидал обед,-- ты
должна мне постоянно напоминать об одной вещи.
-- О чем же?
-- Ты должна твердо пообещать мне, что будешь мне напоминать каждый
раз, когда мы будем выезжать на вечеринку с коктейлем, что я уже слишком
стар для крепкого джина.
За обедом Мартину пришлось по просьбе гостей, которые не были на
вечеринке с коктейлем у Слокумсов, повторить свое описание того человека,
которого увидел за окном. На сей раз он намеренно описал его как можно более
расплывчато. Но это оказалось не так просто сделать. Фигура Баумэна, его
лицо (около сорока, голубоглазый, волосы песочного цвета с короткой
стрижкой, широкий, улыбчивый рот, ровные зубы, рост почти шесть футов, вес,
вероятно, сто семьдесят пять фунтов, приятный цвет лица, широкоплечий, общее
впечатление -- хороший гражданин, отец семейства, ответственный бизнесмен)
постоянно вторгались в его сознание, его истинные черты, его истинный облик,
легко узнаваемые со стороны, весьма для него опасные, теперь постоянно
вертелись на кончике языка, что сильно затрудняло все его усилия вспомнить
те слишком туманные общие характеристики, которые он давал прежде этому
человеку. "Однако, какой смысл,-- подумал Мартин,-- осуждать человека так
быстро, на раннем этапе, это лишь могло привести к неприятностям, если у
него вырвалось бы даже случайное слово, бросающее подозрение на Баумэна еще
до того, как он абсолютно не убедится в том, что Баумэн и есть тот самый
человек, которого он видел".
По дороге домой и за стаканчиком перед сном он решил ничего не сообщать
ни Линде, ни Уилларду. Глядя в упор на сестру, он вспоминал, с какой
тревогой она просила не звонить в полицию, как она упрашивала, умоляла
Уилларда и в конце концов добилась своего, как она подставила свою щеку для
поцелуя Баумэну у двери, когда они уезжали на обед в другой дом. "Они с
Уиллардом спят в разных спальнях,-- напрягал он свою память,-- и двери обеих
выходят на балкон, а Уиллард обычно задерживается в городе допоздна два или
даже три раза в неделю..." Мартин стыдил себя за эти подозрения, но он
ничего не мог поделать с собой. Линда -- его сестра, он любил ее, но как
хорошо он ее знает, ведь прошло столько лет? Он вспоминал свою
чувственность, сколько достойных сожаления поступков совершил, повинуясь ее
непреодолимым позывам? Она -- его сестра, какой бы невинной женщиной и
верной, великолепной женой она ни казалась, и в ее жилах текла та же кровь.
"Нет,-- подумал он,-- торопиться нельзя, нужно только ждать".
Утром в одиннадцать все они уже были на корте. Уиллард с Мартином
играли против Баумэна с его напарником по имени Спенсер, который обладал
очень сильной подачей, но больше ничем особым не блистал. Баумэн оказался
расторопным, ловким, способным игроком, он искренне наслаждался игрой, не
теряя хорошего настроения, независимо от того, выигрывал он или проигрывал.
Мартин с Уиллардом привезли своих двух пацанов, и теперь они играли у
края корта с тремя детишками Баумэна,-- два мальчика и девочка,-- вся троица
была какой-то подавленной, бледной, слишком вежливой и сдержанной,-- подумал
Мартин,-- что совсем несвойственно детям их возраста.
После второго сета из дома вышла миссис Баумэн. Она несла поднос с
кувшином оранжада и стаканы. Она казалась такой удивительно строго
официальной в своем темном хлопчатобумажном платье с белым воротничком под
тяжелыми, собранными в пучок на затылке пышными белокурыми с темным отливом
волосами. Она немного понаблюдала за игрой, и в ее присутствии Мартин вдруг
сделал гораздо больше ошибок, чем прежде, и это было вполне понятно,-- он
постоянно поглядывал на нее через плечо, внимательно изучал ее, стараясь,
почти бессознательно, перехватить взгляды, которыми она обменивалась с
мужем, заметить какой-то признак, какой-то симптом... Но она сидела тихо,
набрав в рот воды, не аплодировала удачным ударам и не комментировала
никудышные. Она, казалось, не обращала абсолютно никакого внимания на
пятерых игравших возле нее детишек. Посидев немного, она встала, когда шла
игра, и не спеша побрела к дому -- такая высокая, вызывающая любопытство,
элегантная равнодушная, безмолвная фигура для декора на большой зеленой
лужайке, перед большим, белым, ласкающим глаз домом.
Когда начался третий сет, поднялся ветер, и теперь трудно было подавать
свечи и играть с воздуха, и они решили закончить. Пожав друг другу руки,
игроки подошли к боковой стороне корта, выпили по стакану оранжада.