Страница:
волнует куда больше, чем все эти русские, атомная бомба, демократическая
партия, любовь и смерть. Его бар находился на Сорок шестой улице и служил
обычным пристанищем для актеров и прочего театрального люда, которым не
нужно было появляться на работе раньше восьми вечера, если только у них
вообще появилось желание поработать, и все вместе они разделяли свое чисто
профессиональное неприятие дневного света.
-- Сколько чашек кофе вы поглощаете каждый день, мистер Уэбел?--
поинтересовался Эдди.
-- Когда двадцать, когда тридцать,-- ответил Уэбел.
-- Почему так много?
-- Мне не нравится вкус алкоголя.
-- Но нравится вкус кофе, так?
-- Не очень,-- сказал Уэбел, поднимая свою чашку.
-- Ну вот пожалуйста,-- Эдди со скорбным видом провел тряпкой по стойке
сбоку от Уэбела.-- Все бессмысленно в наши дни!
-- Эдди,-- позвал бармена клиент, сидевший на высоком стуле рядом с
девушкой в зеленых шерстяных чулках.-- Сделай нам два "джибсона", если не
трудно.
-- Трудно,-- буркнул в ответ Эдди, продолжая вытирать стойку.--
Улавливаете иронию? Ну кто заказывает "джибсоны" в два часа тридцать минут
ночи? Кто, скажите на милость, пьет "джибсоны" после полуночи? Только
педики, алкаши и эксгибиционисты. Могу сказать им всем это прямо в лицо.--
Не глядя в сторону посетителя, заказавшего этот коктейль, он налил в стакан
джина, смешал его с вермутом, бросил в него несколько кубиков льда и
принялся неистово все размешивать.
-- Только чтобы были ледяными, если ты не против, Эдди,-- сказал
клиент. У него был высокомерный выговор, распространенный в школах на
Восточном побережье, но Уэбел порой с трудом его выносил, особенно поздно
ночью.
Костюм этого человека, узкий и чистенький, был под стать его выговору,
и Уэбел, который был одет так, как водитель грузовика или старший сержант
морской пехоты в увольнительной, независимо от того, какой бы искусный
портной ни старался над его костюмом, понял, что одежда этого типа тоже его
раздражает.
-- Эдди,-- бормотал бармен, разгоняя по стакану коктейль.-- Каждый
здесь считает себя вправе называть меня по-дружески,-- Эдди.
-- Кто он такой? -- тихо спросил его Уэбел.
-- Какой-то сопляк с телевидения,-- сказал Эдди, плюхнув в стаканы по
луковице.-- С Мэдисон-авеню. Теперь они принялись за Уэст-сайд. Теперь их
здесь -- целые полчища. Теперь это -- высший шик, после того, как какая-то
дамочка написала об этом коктейле в журнале "Вог". Или все объясняется
взрывом рождаемости. От этого бума новорожденных представители высшего
класса скоро начнут бросаться вниз головой с моста в Гудзон.-- С мрачным
видом он пошел вдоль стойки и поставил стаканы с коктейлем "джибсон" перед
парочкой.
-- Просто превосходно, Эдди,-- похвалил его клиент, пробуя напиток.
Эдди недовольно заворчал, не принимая панибратства. Он пробил в кассе
чек и бросил белую бумажку в небольшую лужицу под локтем девушки в зеленых
чулках.
-- Теренс,-- говорила она,-- тебе нужно было обязательно посмотреть
выступление Домингина в Сантандере. Великий тореадор. Он отрубил быкам две
пары ушей. А его "работа" со вторым быком была просто леденящей душу. И он
убил его, принимая на себя его атаку.
"Боже, всемилостивый Господи,-- подумал Уэбел,-- и здесь нет покоя.
Некуда деваться". Он одним залпом выпил кофе и из-за спешки обжег себе язык.
-- Мистер Хольштейн,-- крикнул Эдди Джон Маккул от своего столика,--
еще одно виски, пожалуйста, и два меню.
Эдди принес выпивку Маккулу и два меню и теперь бросал гневные взгляды
на парочку, сидевшую в кабинке номер три,-- они там сидели, сцепив руки, с
двумя бутылками пива на столике уже с часа ночи. Эдди подошел к Уэбелу с
другой чашкой горячего кофе, от которого шел пар. Он внимательно наблюдал за
тем, как тот осторожно поцеживает кофе, и на его лице постоянно меняется
выражение,-- какая-то смесь очарования, неверия и отвращения.
-- Вы хотите сказать,-- обратился к нему Эдди,-- что после всего этого
кофе вы идете домой и спокойно засыпаете, так?
-- Да,-- ответил Уэбел,-- именно так.
-- Без таблеток снотворного?
-- Без таблеток.
Эдди недоверчиво покачал головой.
-- Должно быть, у вас организм младенца,-- сказал он с завистью.--
Правда, у вас на Сорок четвертой улице идет "хит", и после такого
представления любой может заснуть как убитый.
-- Да, это способствует,-- сказал Уэбел. Он был менеджером труппы,
поставившей две недели назад мюзикл, который, судя по всему, будет еще идти
года три подряд.
-- Знаете,-- сказал Эдди,-- Эдгар Уоллес довел себя до гибели простым
чаем. Я имею в виду писателя Эдгара Уоллеса. Доктор говорил ему: "Вы, мистер
Уоллес, выпивая так много чая, покрываете слоем танина1 тонкий кишечник, и
это может привести к смерти", но он его не слушал и продолжал в том же духе,
как вы со своим кофе, если вы позволите мне быть с вами откровенным.
-- Я ничего не имею против, Эдди,-- сказал Уэбел.
-- Может, вам лучше жениться, мистер Уэбел? -- посоветовал Эдди.--
Человек, который поглощает столько кофе...
-- Я был женат,-- признался Уэбел.
-- Я тоже,-- отозвался Эдди,-- три раза. Что это я разговорился? В
такой поздний час человек склонен нести всякий вздор. Простите меня, беру
свои слова обратно.
-- Эй, Эдди! -- снова позвал его Узкоплечий, тот клиент с девушкой,
которая называла его Теренсом. Он поднял свою тонкую белую руку.-- У тебя
есть пара бутылок "шабли", которое можно пить? Я хочу взять с собой.
Уэбел с интересом следил за выражением лица Эдди. Зеленоватая
полуночная бледность вдруг исчезла с его лица, и ей на смену пришла здоровая
пунцовость, полыхающая, как пламя, и теперь его лицо стало похоже на
раскрасневшееся лицо английского фермера, который регулярно, три раза в
неделю, отправляется со сворой гончих на охоту.
Еще никогда Уэбел не видел Эдди таким, просто пышущим здоровьем.
-- Что вы сказали, мистер? -- переспросил Эдди, с трудом сдерживаясь,
не повышая голоса.
-- Я хотел узнать, есть ли у тебя пара бутылок белого вина, я хотел бы
захватить их с собой домой,-- сказал Теренс.-- Завтра я еду в Нью-Хейвен на
игру, и мы собираемся устроить пикник в честь Кубка, и мне не хочется
рыскать поутру в поисках винного магазина.
-- У меня есть белое, "Братья-христиане",-- ответил Эдди.-- Но я не
могу поручиться, можно его пить или нет. Я его не пробовал.
Уэбел снова обжег язык, хлебнув раскаленного кофе. Он не спускал глаз с
Эдди, который, мрачно нахмурившись, нырнул в глубину холодильника и,
порывшись в нем, извлек из него пару бутылок. Запихнув их в пакет из плотной
коричневой бумаги, он поставил его перед клиентом с девушкой в зеленых
чулках.
-- Между прочим, Эдди, как ты думаешь, кто выиграет завтра?
-- А что по этому поводу думаете вы? -- спросил раздраженным, скрипучим
тоном Эдди.
-- Принстон, конечно,-- сказал этот человек. Он радостно засмеялся.--
Конечно, я пристрастен, дорогая,-- повернулся он к девушке, легонько
прикасаясь к ее руке.-- Ведь я сам из Принстона...
"Какой сюрприз!" -- подумал Уэбел.
-- А мне кажется -- Йель,-- сказал Эдди.
-- "Lux et Veritas"1,-- сказал Маккул со своего столика у входа, но
никто не обратил внимания на его реплику.
-- Значит, ты считаешь, победит Йель,-- сказал этот человек из
Принстона, язвительно копируя пролетарский выговор Эдди, свойственный
Третьей авеню, и это вдруг заставило Уэбела на какое-то мгновение с
одобрением подумать о революции, о низвержении любого социального порядка.
-- Ладно, я скажу, как я поступлю с тобой, Эдди, если ты болеешь за
Йель. Я готов побиться об заклад. Спорим, вот на эти две бутылки вина, что
выиграет Принстон.
-- Я не играю на свои напитки,-- твердо возразил Эдди.-- Я сам их
покупаю и, следовательно, продаю.
-- То есть ты хочешь сказать, что не желаешь отстаивать свое мнение,
так? -- спросил этот джентльмен из Принстона.
-- Я имею в виду то, что сказал,-- Эдди повернулся спиной к нему,
поправляя бутылки с шотландским виски на полке за стойкой бара.
-- Если вам так не терпится, так хочется с кем-нибудь поспорить, то
извольте, я готов,-- сказал Уэбел.
Он вообще-то и не думал об игре и никогда не следил внимательно за
футболом, к тому же он не был азартной натурой, и сейчас, в эту минуту, был
готов поставить на республиканцев, если этот тип из Принстона сказал бы, что
он -- демократ, на Паттерсона, если бы тот сказал, что предпочитает
Линстона, на Перу против русских, если бы он остановил свой выбор на Красной
армии.
-- Ах, вон оно что,-- спокойно протянул этот человек.-- Значит, вы
готовы меня уважить. Очень интересно. И на какую сумму, позвольте вас
спросить?
-- На любую, какую хотите,-- сказал Уэбел, мысленно благодаря свой
мюзикл на Сорок второй улице, позволявший ему делать такие широкие жесты.
-- Думаю, что сотня долларов вам не по карману,-- сказал Теренс, мило
улыбаясь.
-- Отчего же, вовсе нет,-- ответил Уэбел.-- Пустяковая сумма.-- Хит его
мюзикл или не хит, но вообще-то ему не хотелось просто так терять сотню
долларов, однако этот такой самодовольный, такой самоуверенный, такой
поразительно надменный голос заставил его броситься, закрыв глаза, в эту
экстравагантную авантюру.-- Я-то рассчитывал на что-то более существенное...
-- Ну, ладно,-- сказал Теренс.-- Решим все по-дружески, по-семейному.
Скажем, сотня долларов. Какие дополнительные условия выдвигаете?
-- Условия? -- удивился Уэбел.-- Никаких дополнительных условий, пари
на равных.
-- Ах, мой дорогой друг,-- сказал человек из Принстона, притворяясь,
что его ужасно забавляет их разговор.-- Я, конечно, храню верность старой
школе, но не до такой же степени. Я выставляю свои условия,-- две с
половиной ставки к одной.
-- Во всех газетах можно прочитать, что на эту игру действуют только
равные ставки,-- сказал Уэбел.
-- Я такие газеты не читаю,-- возразил человек из Принстона, давая
своим пренебрежительным тоном понять Уэбелу, что тот, несомненно, читает
только такие газетенки, где всякого рода мошенники дают свои советы по
поводу ставок, журнальчики, в которых полно всевозможных личных исповедей,
да порнографические таблоиды. Теренс, вытащив бумажник, порылся в нем и
выудил оттуда две двадцатидолларовые купюры. Положил их на стойку.-- Вот мои
деньги,-- сказал он.-- Я ставлю свои сорок на ваши сто.
-- Эдди,-- обратился к бармену Уэбел,-- нет ли у тебя какого-нибудь
знакомого букмекера, который в столь поздний час может сообщить нам, какие
дополнительные условия пари?
-- Конечно, есть,-- сказал Эдди.-- Но это пустая трата времени. Ставки
всю неделю держались приблизительно на том же уровне. Шесть к пяти, так что
делайте свой выбор. Это -- равные деньги, мистер.
-- Я никогда не связывался с букмекерами,-- сказал Теренс. Он запихивал
деньги назад в бумажник.-- Если вы не хотите держать пари,-- говорил он
ледяным тоном Уэбелу,-- то, по крайней мере, могли бы помолчать.-- Он
повернулся спиной к Уэбелу.-- Не хочешь ли еще выпить, дорогая?
В этот момент Маккул, который до этого, склонившись над меню, что-то
чертил на нем, не обращая никакого внимания на беседу, поднял голову и
громко сказал своим четким, сдержанным голосом:
-- Послушай, братец Тигр, я и сам из Принстона, и, должен сказать, ни
один уважающий себя джентльмен на вашем месте никогда бы не потребовал две с
половиной против одной. Никаких дополнительных условий, равные ставки,
равная сумма.
В баре установилась чуткая, почти осязаемая напряженная тишина. Теренс,
нарочито медленно засовывая бумажник в карман, так же медленно повернулся к
Маккулу, бросил долгий взгляд на этого сидевшего за своим столиком у входа
человека. Маккул снова опустил голову и снова что-то рисовал на своем меню.
На лице Теренса появилось какое-то странное выражение, даже смесь
выражений,-- легкого шока, неуверенности в том, что он услышал, забавной
озадаченности и терпимости,-- все одновременно. Такое сложное по
составляющим выражение можно, по-видимому, было увидеть на лице священника,
которого группа прихожан пригласила на обед, а когда тот вошел в столовую,
то, к своему великому изумлению, увидел, что посередине комнаты -- в самом
разгаре сеанс стриптиза.
-- Прошу простить меня, дорогая,-- извинился Теренс перед девушкой.
Медленно, не теряя своего достоинства, он подошел к Маккулу. Он
остановился на расстоянии добрых четырех футов от столика Маккула, словно
его неожиданная остановка -- это профилактическая мера, удерживающая его в
полной безопасности за пределами невидимой ауры, которую только он, с его
тонкой натурой, мог почувствовать, когда она излучалась из того
пространства, которое в данную минуту занимал сидевший за своим отдельным
столиком Маккул.
Маккул с удовольствием продолжал что-то рисовать на меню, склонив
голову. Верхняя часть головы у него была абсолютно лысой, а на удлиненной,
агрессивно выдававшейся вперед нижней челюсти росла рыжеватая щетина. Глядя
на него, Уэбел вдруг осознал, что Маккул очень похож на одного из
рабочих-ирландцев на картине, которых доставили в Америку в 1860 году для
строительства железной дороги "Пэсифик юнион". Уэбел теперь понимал, почему
так удивился Теренс, и не винил его в этом. Требовалось недюжинное
воображение, чтобы представить себе, что Маккул -- выпускник Принстонского
университета.
-- Я не ослышался, сэр? -- спросил Теренс.
-- Не знаю,-- ответил Маккул, не поднимая головы.
-- Так вы сказали, что вы из Принстона, или вы этого не говорили?
-- Да, я это сказал,-- теперь Маккул глядел на Теренса отважно и
воинственно, как и полагалось пьяному человеку.-- Я также сказал, что ни
один уважающий себя джентльмен на вашем месте никогда не потребовал бы две с
половиной против одной. Повторяю, еще раз, на случай, если вы что-то не
расслышали.
Теренс медленно описал полукруг перед Маккулом, изучая его явно с
научным интересом.
-- Ах, вон оно что,-- протянул он, и в его голосе послышались нотки
аристократического скепсиса.-- Значит, вы сказали, что вы из Принстона, так?
-- Да, сказал,-- ответил Маккул.
Теренс повернулся к своей девушке у стойки.
-- Ты слышала это, дорогая? -- Не ожидая от нее ответа, он вновь
подкатился к Маккулу. Он стоял прямо перед ним. В голосе его чувствовалось
открытое презрение принца крови по отношению к этому самозванцу -- плебею,
пойманному на месте преступления, когда тот пытался взломать королевский
загон в Аскоте.
-- Послушайте, сэр,-- продолжал он,-- вы похожи на человека из
Принстона не больше, чем... чем...-- Он беспомощно оглядывался по сторонам,
пытаясь отыскать самое крайнее, самое язвительное, самое обидное, просто
невозможное сравнение.-- Вы не больше похожи на выпускника Пристона, чем...
чем вот этот Эдди.
-- Эй, ну-ка послушай,-- воскликнул за стойкой недовольный его
сравнением Эдди.-- Не нужно наживать себе больше врагов, чем это
необходимо,-- предостерег он его.
Теренс проигнорировал предостережение Эдди и снова сконцентрировал все
свое внимание на Маккуле.
-- Меня очень заинтересовал ваш случай, мистер... мистер... Боюсь, я не
расслышал ваше имя.
-- Маккул,-- сказал Маккул.
-- Маккул,-- повторил Теренс.-- В его устах эта фамилия прозвучала как
название только что открытого нового кожного заболевания.-- Боюсь, я не знаю
ни одной семьи под такой фамилией.
-- Мой отец был странствующим лудильщиком,-- сказал Маккул.-- Он ходил
по дорогам, от одного болота к другому, и всегда пел, и эта песня вырывалась
у него из глубины его сердца. Таким был наш семейный бизнес. Он позволял нам
жить в роскоши с одиннадцатого столетия. Я просто искренне удивлен, что вы
ничего о нас не слышали.-- Он вдруг запел: "Арфа, которая когда-то звучала в
залах Тара",-- правда, фальшиво, не попадая в верную тональность.
Уэбел с удовольствием следил за ним. "Как все же хорошо,-- подумал
он,-- что он зашел в бар к Эдди, а не в какой-то другой".
-- Вы все еще настаиваете,-- сказал Теренс, перебивая музыкальное
кваканье Маккула,-- что вы учились в Принстоне?
-- Ну как вам это доказать? Что я должен сделать? -- раздраженно
спросил его Маккул.-- Раздеться здесь перед вами и показать вам свою
черно-оранжевую татуировку?
-- Позвольте задать вам вопрос, мистер Маккул,-- спокойно сказал
Теренс, демонстрируя свое притворное дружеское к нему расположение.-- К
какому клубу вы принадлежали?
-- Я не принадлежал ни к какому клубу,-- ответил Маккул.
-- Ну вот,-- сказал Теренс.-- Что и требовалось доказать.
-- Я так никогда и не оправился от такого удара,-- сказал Маккул. Он
снова затянул свою "Арфа, которая когда-то звучала в залах Тара".
-- Я, конечно, могу понять, что вы не принадлежали ни к какому клубу,--
добродушно сказал Теренс.-- Но даже в этом случае вы могли бы сказать мне,
где находится Айви, Кэннон1, разве не так, мистер Маккул? -- Он наклонился
поближе к столику Маккула, направив на него испытующий взгляд.
-- Погодите... погодите... минуточку,-- мычал Маккул. Он глядел на
стол, почесывая лысину.
-- Вам что-нибудь говорит библиотека Пайна,-- продолжал допытываться
Теренс,-- или Холдер Холл?
-- Черт подери! -- воскликнул Маккул.-- Я все забыл. Я закончил его еще
до войны.
Теперь уже Уэбел начал злиться на Маккула. Драматический клуб
Принстонского университета почти ежегодно приглашал Маккула прочитать лекцию
перед студентами, и он мог бы, даже напившись, как сейчас, вспомнить, где
находится Проспект-стрит.
Теренс теперь надменно улыбался, довольный своим блестяще проведенным
перекрестным допросом.
-- Ладно, давайте забудем об этом на минутку,-- сказал он
великодушно.-- Попробуем кое-что еще. Давайте-ка затянем "Старый Нассау",
например. Надеюсь, вы слышали о "Старом Нассау"?
-- Конечно, я слышал "Старый Нассау",-- упрямо сказал Маккул. Ему явно
было стыдно за проваленный экзамен по поводу университетских клубов.
-- Это песня, которая начинается так: "Настрой свое сердце на каждый
голос, пусть минут заботы..." Ну, вспоминаете, мистер Маккул?
-- Я знаю эту песню,-- неожиданно заявил Маккул.
-- Очень интересно послушать,-- сказал Теренс.-- Ну-ка спойте ее.
-- Ну, пожалуйста, если только другие клиенты в баре не возражают.--
Он, повернувшись к стойке, улыбнулся, так манерно, как дворецкий.
-- Только потише, прошу вас,-- сказал Эдди.-- У меня нет лицензии на
развлечения.
-- Ну, давайте, давайте, мистер Маккул,-- добродушно уговаривал его
Теренс.-- Мы все ждем.-- Он, решив помочь ему, промычал несколько тактов.
"Настрой свое сердце на каждый голос, пусть минут заботы..." -- загудел
Маккул без всякого мотива,-- ух... пусть... что-то... ух... пусть с
чем-то... ух...-- Он с отвращением покачал головой.-- Нет, ничего не
выходит. Я не пел ее двадцать лет.
-- То есть вы хотите сказать, что не знаете этой песни, так? -- спросил
Теренс с притворным удивлением.
-- Я забыл ее,-- признался Маккул.-- Я сильно нагрузился. Ну и что из
того?
Теренс широко улыбнулся.
-- Я хочу сказать вам кое-что, мистер Маккул,-- продолжал он.-- Я не
знал ни одного выпускника Принстона, который мог бы забыть эту песню --
"Старый Нассау" и не спеть ее, не пропуская ни единого слова, в любое время,
даже перед своим смертным часом. Я в этом убеждался не раз на собственном
опыте.
-- Ну вот,-- сказал Маккул,-- теперь вы знаете хотя бы одного.
-- Вы обманщик, сэр,-- сказал Теренс.-- Могу держать пари на тысячу
долларов, что вы никогда не учились в Принстонском университете, и нечего
всем морочить зря голову.
Последняя часть фразы, по-видимому, предназначалась остальным клиентам.
Теренс, уверенный теперь на все сто процентов, что он стоит на твердой
почве, пытался как-то загладить неприятное впечатление, которое он произвел
на всех, когда завел эту дискуссию об особых условиях для пари по поводу
исхода матча. Он смотрел в упор на Уэбела с видом триумфатора.
Уэбел глубоко вздохнул. "Слишком хорошо, чтобы быть истиной,-- с
восторгом подумал он.-- Конечно, это -- грязный трюк, но этот сукин сын сам
на него напросился". Уэбел вытащил свою чековую книжку из кармана и бросил
ее с легким шлепком на стойку.
-- Теренс, старый вы мой друг,-- сказал он,-- вы сами заговорили о
пари. Вы готовы поставить тысячу долларов, чтобы доказать, что Маккул
никогда не заканчивал Принстонский университет?
Теренс бросил гневный взгляд на Уэбела. Он был ужасно удивлен, чуть ли
не в шоке.
-- Ну а какой колледж посещали вы?
-- Я -- изгой, социально прокаженный,-- сказал Уэбел.-- Я учился в
Лейхайе. Но я выписываю чек на тысячу долларов. Если у вас нет при себе
чековой книжки, можете воспользоваться моей. Эдди разобьет пари. Ты готов,
Эдди?
-- С удовольствием! -- согласился Эдди.
Уэбел, достав из кармана авторучку, отвинтил крышку и церемонным жестом
занес ее над чековой книжкой.
-- Ну,-- сказал он в сторону Теренса.
Тот побледнел. Такая необычная поспешность со стороны Уэбела, тон, с
которым Эдди поспешил заверить его, бросив фразу -- с удовольствием! --
действовали ему на нервы. Он уже с меньшей уверенностью взирал на Маккула, и
о ходе его мыслей в эту минуту можно было легко догадаться. Он явно
чувствовал, что попал в ловушку и дверца вот-вот захлопнется. Маккул
совершенно не был похож на выпускника Принстона, ни сном ни духом, и он,
Теренс, ни за что на свете не принял бы его за своего брата по учебе,
коллегу, а тот факт, что Маккул не смог вспомнить названия ни одного
студенческого клуба и не знал даже названия улицы, где они расположены,--
Клаб-стрит, и не помнил слова песни "Старый Нассау", по всем признакам
говорил о том, что Маккул лжет, и ничто не могло опровергнуть это просто
сокрушительное доказательство. Но времена меняются, хозяином Белого дома
выбрали демократа, общество постоянно переживало какие-то перемены; к тому
же это был низкопробный бар для театрального люда, чуть лучше, чем подобный
салон где-нибудь в трущобах, и ему, Теренсу, по сути дела, не нужно было
сюда заглядывать, и кто знает,-- постоянные посетители могли оказаться кем
угодно, даже выпускниками Принстонского университета. Но и тысяча долларов
-- это куча денег, даже на Мэдисон-авеню.
-- Ну, Теренс,-- издевательски подтрунивал над ним Уэбел.-- Что-то не
вижу, чтобы ты заполнял чек.
-- Отложите свою авторучку, старик,-- сказал Теренс. Ему хотелось,
чтобы произнесенные им слова показались всем небрежными, подводящими черту
под дискуссией, но голос у него явно дрожал от волнения.-- Я не держу пари.
Из-за такого никто не станет биться об заклад.-- Не обращая никакого
внимания на Маккула, он большими шагами прошел мимо Уэбела к стойке, к своей
девушке.-- Тебе не кажется, что пора выпить еще, дорогая? -- громко спросил
он.
-- Мне кажется, что все в этом баре слышали ваше предложение поставить
тысячу долларов, чтобы держать пари по такому пустяковому факту,-- сказал
Уэбел, решительно настроившись доставить Теренсу как можно больше
неприятностей.-- Что же заставило вас, Теренс, изменить свое решение?
-- Это был лишь речевой оборот, старичок,-- не больше,-- ответил
Теренс.-- Еще два "джибсона", прошу тебя, Эдди.
Эдди не сдвинулся с места.
-- Мистер,-- сказал он.-- Я все внимательно выслушал. Вы стали причиной
нарушения порядка в моем баре. Вы поставили в неловкое положение нашего
старого клиента. Вы предложили пари, а потом пошли на попятный. Теперь вот,
как ни в чем не бывало, заказываете два "джибсона".-- Эдди говорил так,
словно читал литанию со страшным обвинением.-- Любой джентльмен, попав в
такое положение, как вы в данный момент, поступил бы следующим образом. Или
он заполнил бы чек в книжке вот этого джентльмена,-- Эдди махнул в сторону
Уэбела, словно рефери, представляющий на ринге боксера,-- или,-- он повысил
голос,-- принес бы свои извинения.
-- Извинения? -- удивленно повторил за ним Теренс.-- Это перед кем же?
-- Перед джентльменом, слово которого вы подвергли сомнению,-- объяснил
Эдди.-- Перед мистером Маккулом.
Теренс посмотрел на Маккула, который увлеченно что-то рисовал уже на
третьем меню.
-- Ах, перестань, Эдди,-- резко сказал Теренс.-- Тащи выпивку и давай
забудем об этом.
-- Вы не получите в этом баре никакой выпивки до тех пор, покуда не
сделаете того, что я вам сказал,-- стоял на своем Эдди.
-- Послушай, Эдди,-- сказал, закипая, Теренс.-- Это -- общественный бар
и...
-- Теренс,-- прервала его девушка, положив, чтобы успокоить его, руку
ему на локоть, но в голосе ее чувствовался холод.-- Не нужно хамить больше,
чем обычно.
-- Вот, прислушайтесь к своей девушке,-- мрачно посоветовал ему Эдди.
Теренс вытащил одну из двух бутылок из пакета, стоявшего перед ним.
Посмотрев на наклейку, скорчил кислую гримасу и опустил бутылку на место.
Все молчали.
-- Ну, ладно,-- небрежно сказал Теренс,-- если кто-то из присутствующих
принимает такой пустячок всерьез и намеренно раздувает его...-- Он долго,
сознательно затягивая время, зажигал сигарету, потом подскочил к столику
Маккула. Он остановился в безопасной зоне, на расстоянии четырех футов от
него.-- Между прочим,-- сказал он, обращаясь к склонившейся над рисунком
голове Маккула,-- мне очень жаль, если я невзначай нанес вам оскорбление.
-- Что такое? -- вскинул голову Маккул, скосив на него взгляд.-- Что вы
сказали?
Теренс подошел к столику поближе.
-- Я сказал, что мне очень жаль,-- и лицо его постоянно менялось из-за
его трусости, смущения и недоверия, которое он испытывал ко всем всю свою
жизнь.
-- Скажите ему, что вы берете все свои слова назад,-- продолжал
беспощадно казнить его Эдди из-за стойки.-- Скажите ему, что вы верите ему,
что он на самом деле -- выпускник Принстонского университета.
-- Нечего меня учить и говорить за меня, Эдди,-- огрызнулся Теренс, и
партия, любовь и смерть. Его бар находился на Сорок шестой улице и служил
обычным пристанищем для актеров и прочего театрального люда, которым не
нужно было появляться на работе раньше восьми вечера, если только у них
вообще появилось желание поработать, и все вместе они разделяли свое чисто
профессиональное неприятие дневного света.
-- Сколько чашек кофе вы поглощаете каждый день, мистер Уэбел?--
поинтересовался Эдди.
-- Когда двадцать, когда тридцать,-- ответил Уэбел.
-- Почему так много?
-- Мне не нравится вкус алкоголя.
-- Но нравится вкус кофе, так?
-- Не очень,-- сказал Уэбел, поднимая свою чашку.
-- Ну вот пожалуйста,-- Эдди со скорбным видом провел тряпкой по стойке
сбоку от Уэбела.-- Все бессмысленно в наши дни!
-- Эдди,-- позвал бармена клиент, сидевший на высоком стуле рядом с
девушкой в зеленых шерстяных чулках.-- Сделай нам два "джибсона", если не
трудно.
-- Трудно,-- буркнул в ответ Эдди, продолжая вытирать стойку.--
Улавливаете иронию? Ну кто заказывает "джибсоны" в два часа тридцать минут
ночи? Кто, скажите на милость, пьет "джибсоны" после полуночи? Только
педики, алкаши и эксгибиционисты. Могу сказать им всем это прямо в лицо.--
Не глядя в сторону посетителя, заказавшего этот коктейль, он налил в стакан
джина, смешал его с вермутом, бросил в него несколько кубиков льда и
принялся неистово все размешивать.
-- Только чтобы были ледяными, если ты не против, Эдди,-- сказал
клиент. У него был высокомерный выговор, распространенный в школах на
Восточном побережье, но Уэбел порой с трудом его выносил, особенно поздно
ночью.
Костюм этого человека, узкий и чистенький, был под стать его выговору,
и Уэбел, который был одет так, как водитель грузовика или старший сержант
морской пехоты в увольнительной, независимо от того, какой бы искусный
портной ни старался над его костюмом, понял, что одежда этого типа тоже его
раздражает.
-- Эдди,-- бормотал бармен, разгоняя по стакану коктейль.-- Каждый
здесь считает себя вправе называть меня по-дружески,-- Эдди.
-- Кто он такой? -- тихо спросил его Уэбел.
-- Какой-то сопляк с телевидения,-- сказал Эдди, плюхнув в стаканы по
луковице.-- С Мэдисон-авеню. Теперь они принялись за Уэст-сайд. Теперь их
здесь -- целые полчища. Теперь это -- высший шик, после того, как какая-то
дамочка написала об этом коктейле в журнале "Вог". Или все объясняется
взрывом рождаемости. От этого бума новорожденных представители высшего
класса скоро начнут бросаться вниз головой с моста в Гудзон.-- С мрачным
видом он пошел вдоль стойки и поставил стаканы с коктейлем "джибсон" перед
парочкой.
-- Просто превосходно, Эдди,-- похвалил его клиент, пробуя напиток.
Эдди недовольно заворчал, не принимая панибратства. Он пробил в кассе
чек и бросил белую бумажку в небольшую лужицу под локтем девушки в зеленых
чулках.
-- Теренс,-- говорила она,-- тебе нужно было обязательно посмотреть
выступление Домингина в Сантандере. Великий тореадор. Он отрубил быкам две
пары ушей. А его "работа" со вторым быком была просто леденящей душу. И он
убил его, принимая на себя его атаку.
"Боже, всемилостивый Господи,-- подумал Уэбел,-- и здесь нет покоя.
Некуда деваться". Он одним залпом выпил кофе и из-за спешки обжег себе язык.
-- Мистер Хольштейн,-- крикнул Эдди Джон Маккул от своего столика,--
еще одно виски, пожалуйста, и два меню.
Эдди принес выпивку Маккулу и два меню и теперь бросал гневные взгляды
на парочку, сидевшую в кабинке номер три,-- они там сидели, сцепив руки, с
двумя бутылками пива на столике уже с часа ночи. Эдди подошел к Уэбелу с
другой чашкой горячего кофе, от которого шел пар. Он внимательно наблюдал за
тем, как тот осторожно поцеживает кофе, и на его лице постоянно меняется
выражение,-- какая-то смесь очарования, неверия и отвращения.
-- Вы хотите сказать,-- обратился к нему Эдди,-- что после всего этого
кофе вы идете домой и спокойно засыпаете, так?
-- Да,-- ответил Уэбел,-- именно так.
-- Без таблеток снотворного?
-- Без таблеток.
Эдди недоверчиво покачал головой.
-- Должно быть, у вас организм младенца,-- сказал он с завистью.--
Правда, у вас на Сорок четвертой улице идет "хит", и после такого
представления любой может заснуть как убитый.
-- Да, это способствует,-- сказал Уэбел. Он был менеджером труппы,
поставившей две недели назад мюзикл, который, судя по всему, будет еще идти
года три подряд.
-- Знаете,-- сказал Эдди,-- Эдгар Уоллес довел себя до гибели простым
чаем. Я имею в виду писателя Эдгара Уоллеса. Доктор говорил ему: "Вы, мистер
Уоллес, выпивая так много чая, покрываете слоем танина1 тонкий кишечник, и
это может привести к смерти", но он его не слушал и продолжал в том же духе,
как вы со своим кофе, если вы позволите мне быть с вами откровенным.
-- Я ничего не имею против, Эдди,-- сказал Уэбел.
-- Может, вам лучше жениться, мистер Уэбел? -- посоветовал Эдди.--
Человек, который поглощает столько кофе...
-- Я был женат,-- признался Уэбел.
-- Я тоже,-- отозвался Эдди,-- три раза. Что это я разговорился? В
такой поздний час человек склонен нести всякий вздор. Простите меня, беру
свои слова обратно.
-- Эй, Эдди! -- снова позвал его Узкоплечий, тот клиент с девушкой,
которая называла его Теренсом. Он поднял свою тонкую белую руку.-- У тебя
есть пара бутылок "шабли", которое можно пить? Я хочу взять с собой.
Уэбел с интересом следил за выражением лица Эдди. Зеленоватая
полуночная бледность вдруг исчезла с его лица, и ей на смену пришла здоровая
пунцовость, полыхающая, как пламя, и теперь его лицо стало похоже на
раскрасневшееся лицо английского фермера, который регулярно, три раза в
неделю, отправляется со сворой гончих на охоту.
Еще никогда Уэбел не видел Эдди таким, просто пышущим здоровьем.
-- Что вы сказали, мистер? -- переспросил Эдди, с трудом сдерживаясь,
не повышая голоса.
-- Я хотел узнать, есть ли у тебя пара бутылок белого вина, я хотел бы
захватить их с собой домой,-- сказал Теренс.-- Завтра я еду в Нью-Хейвен на
игру, и мы собираемся устроить пикник в честь Кубка, и мне не хочется
рыскать поутру в поисках винного магазина.
-- У меня есть белое, "Братья-христиане",-- ответил Эдди.-- Но я не
могу поручиться, можно его пить или нет. Я его не пробовал.
Уэбел снова обжег язык, хлебнув раскаленного кофе. Он не спускал глаз с
Эдди, который, мрачно нахмурившись, нырнул в глубину холодильника и,
порывшись в нем, извлек из него пару бутылок. Запихнув их в пакет из плотной
коричневой бумаги, он поставил его перед клиентом с девушкой в зеленых
чулках.
-- Между прочим, Эдди, как ты думаешь, кто выиграет завтра?
-- А что по этому поводу думаете вы? -- спросил раздраженным, скрипучим
тоном Эдди.
-- Принстон, конечно,-- сказал этот человек. Он радостно засмеялся.--
Конечно, я пристрастен, дорогая,-- повернулся он к девушке, легонько
прикасаясь к ее руке.-- Ведь я сам из Принстона...
"Какой сюрприз!" -- подумал Уэбел.
-- А мне кажется -- Йель,-- сказал Эдди.
-- "Lux et Veritas"1,-- сказал Маккул со своего столика у входа, но
никто не обратил внимания на его реплику.
-- Значит, ты считаешь, победит Йель,-- сказал этот человек из
Принстона, язвительно копируя пролетарский выговор Эдди, свойственный
Третьей авеню, и это вдруг заставило Уэбела на какое-то мгновение с
одобрением подумать о революции, о низвержении любого социального порядка.
-- Ладно, я скажу, как я поступлю с тобой, Эдди, если ты болеешь за
Йель. Я готов побиться об заклад. Спорим, вот на эти две бутылки вина, что
выиграет Принстон.
-- Я не играю на свои напитки,-- твердо возразил Эдди.-- Я сам их
покупаю и, следовательно, продаю.
-- То есть ты хочешь сказать, что не желаешь отстаивать свое мнение,
так? -- спросил этот джентльмен из Принстона.
-- Я имею в виду то, что сказал,-- Эдди повернулся спиной к нему,
поправляя бутылки с шотландским виски на полке за стойкой бара.
-- Если вам так не терпится, так хочется с кем-нибудь поспорить, то
извольте, я готов,-- сказал Уэбел.
Он вообще-то и не думал об игре и никогда не следил внимательно за
футболом, к тому же он не был азартной натурой, и сейчас, в эту минуту, был
готов поставить на республиканцев, если этот тип из Принстона сказал бы, что
он -- демократ, на Паттерсона, если бы тот сказал, что предпочитает
Линстона, на Перу против русских, если бы он остановил свой выбор на Красной
армии.
-- Ах, вон оно что,-- спокойно протянул этот человек.-- Значит, вы
готовы меня уважить. Очень интересно. И на какую сумму, позвольте вас
спросить?
-- На любую, какую хотите,-- сказал Уэбел, мысленно благодаря свой
мюзикл на Сорок второй улице, позволявший ему делать такие широкие жесты.
-- Думаю, что сотня долларов вам не по карману,-- сказал Теренс, мило
улыбаясь.
-- Отчего же, вовсе нет,-- ответил Уэбел.-- Пустяковая сумма.-- Хит его
мюзикл или не хит, но вообще-то ему не хотелось просто так терять сотню
долларов, однако этот такой самодовольный, такой самоуверенный, такой
поразительно надменный голос заставил его броситься, закрыв глаза, в эту
экстравагантную авантюру.-- Я-то рассчитывал на что-то более существенное...
-- Ну, ладно,-- сказал Теренс.-- Решим все по-дружески, по-семейному.
Скажем, сотня долларов. Какие дополнительные условия выдвигаете?
-- Условия? -- удивился Уэбел.-- Никаких дополнительных условий, пари
на равных.
-- Ах, мой дорогой друг,-- сказал человек из Принстона, притворяясь,
что его ужасно забавляет их разговор.-- Я, конечно, храню верность старой
школе, но не до такой же степени. Я выставляю свои условия,-- две с
половиной ставки к одной.
-- Во всех газетах можно прочитать, что на эту игру действуют только
равные ставки,-- сказал Уэбел.
-- Я такие газеты не читаю,-- возразил человек из Принстона, давая
своим пренебрежительным тоном понять Уэбелу, что тот, несомненно, читает
только такие газетенки, где всякого рода мошенники дают свои советы по
поводу ставок, журнальчики, в которых полно всевозможных личных исповедей,
да порнографические таблоиды. Теренс, вытащив бумажник, порылся в нем и
выудил оттуда две двадцатидолларовые купюры. Положил их на стойку.-- Вот мои
деньги,-- сказал он.-- Я ставлю свои сорок на ваши сто.
-- Эдди,-- обратился к бармену Уэбел,-- нет ли у тебя какого-нибудь
знакомого букмекера, который в столь поздний час может сообщить нам, какие
дополнительные условия пари?
-- Конечно, есть,-- сказал Эдди.-- Но это пустая трата времени. Ставки
всю неделю держались приблизительно на том же уровне. Шесть к пяти, так что
делайте свой выбор. Это -- равные деньги, мистер.
-- Я никогда не связывался с букмекерами,-- сказал Теренс. Он запихивал
деньги назад в бумажник.-- Если вы не хотите держать пари,-- говорил он
ледяным тоном Уэбелу,-- то, по крайней мере, могли бы помолчать.-- Он
повернулся спиной к Уэбелу.-- Не хочешь ли еще выпить, дорогая?
В этот момент Маккул, который до этого, склонившись над меню, что-то
чертил на нем, не обращая никакого внимания на беседу, поднял голову и
громко сказал своим четким, сдержанным голосом:
-- Послушай, братец Тигр, я и сам из Принстона, и, должен сказать, ни
один уважающий себя джентльмен на вашем месте никогда бы не потребовал две с
половиной против одной. Никаких дополнительных условий, равные ставки,
равная сумма.
В баре установилась чуткая, почти осязаемая напряженная тишина. Теренс,
нарочито медленно засовывая бумажник в карман, так же медленно повернулся к
Маккулу, бросил долгий взгляд на этого сидевшего за своим столиком у входа
человека. Маккул снова опустил голову и снова что-то рисовал на своем меню.
На лице Теренса появилось какое-то странное выражение, даже смесь
выражений,-- легкого шока, неуверенности в том, что он услышал, забавной
озадаченности и терпимости,-- все одновременно. Такое сложное по
составляющим выражение можно, по-видимому, было увидеть на лице священника,
которого группа прихожан пригласила на обед, а когда тот вошел в столовую,
то, к своему великому изумлению, увидел, что посередине комнаты -- в самом
разгаре сеанс стриптиза.
-- Прошу простить меня, дорогая,-- извинился Теренс перед девушкой.
Медленно, не теряя своего достоинства, он подошел к Маккулу. Он
остановился на расстоянии добрых четырех футов от столика Маккула, словно
его неожиданная остановка -- это профилактическая мера, удерживающая его в
полной безопасности за пределами невидимой ауры, которую только он, с его
тонкой натурой, мог почувствовать, когда она излучалась из того
пространства, которое в данную минуту занимал сидевший за своим отдельным
столиком Маккул.
Маккул с удовольствием продолжал что-то рисовать на меню, склонив
голову. Верхняя часть головы у него была абсолютно лысой, а на удлиненной,
агрессивно выдававшейся вперед нижней челюсти росла рыжеватая щетина. Глядя
на него, Уэбел вдруг осознал, что Маккул очень похож на одного из
рабочих-ирландцев на картине, которых доставили в Америку в 1860 году для
строительства железной дороги "Пэсифик юнион". Уэбел теперь понимал, почему
так удивился Теренс, и не винил его в этом. Требовалось недюжинное
воображение, чтобы представить себе, что Маккул -- выпускник Принстонского
университета.
-- Я не ослышался, сэр? -- спросил Теренс.
-- Не знаю,-- ответил Маккул, не поднимая головы.
-- Так вы сказали, что вы из Принстона, или вы этого не говорили?
-- Да, я это сказал,-- теперь Маккул глядел на Теренса отважно и
воинственно, как и полагалось пьяному человеку.-- Я также сказал, что ни
один уважающий себя джентльмен на вашем месте никогда не потребовал бы две с
половиной против одной. Повторяю, еще раз, на случай, если вы что-то не
расслышали.
Теренс медленно описал полукруг перед Маккулом, изучая его явно с
научным интересом.
-- Ах, вон оно что,-- протянул он, и в его голосе послышались нотки
аристократического скепсиса.-- Значит, вы сказали, что вы из Принстона, так?
-- Да, сказал,-- ответил Маккул.
Теренс повернулся к своей девушке у стойки.
-- Ты слышала это, дорогая? -- Не ожидая от нее ответа, он вновь
подкатился к Маккулу. Он стоял прямо перед ним. В голосе его чувствовалось
открытое презрение принца крови по отношению к этому самозванцу -- плебею,
пойманному на месте преступления, когда тот пытался взломать королевский
загон в Аскоте.
-- Послушайте, сэр,-- продолжал он,-- вы похожи на человека из
Принстона не больше, чем... чем...-- Он беспомощно оглядывался по сторонам,
пытаясь отыскать самое крайнее, самое язвительное, самое обидное, просто
невозможное сравнение.-- Вы не больше похожи на выпускника Пристона, чем...
чем вот этот Эдди.
-- Эй, ну-ка послушай,-- воскликнул за стойкой недовольный его
сравнением Эдди.-- Не нужно наживать себе больше врагов, чем это
необходимо,-- предостерег он его.
Теренс проигнорировал предостережение Эдди и снова сконцентрировал все
свое внимание на Маккуле.
-- Меня очень заинтересовал ваш случай, мистер... мистер... Боюсь, я не
расслышал ваше имя.
-- Маккул,-- сказал Маккул.
-- Маккул,-- повторил Теренс.-- В его устах эта фамилия прозвучала как
название только что открытого нового кожного заболевания.-- Боюсь, я не знаю
ни одной семьи под такой фамилией.
-- Мой отец был странствующим лудильщиком,-- сказал Маккул.-- Он ходил
по дорогам, от одного болота к другому, и всегда пел, и эта песня вырывалась
у него из глубины его сердца. Таким был наш семейный бизнес. Он позволял нам
жить в роскоши с одиннадцатого столетия. Я просто искренне удивлен, что вы
ничего о нас не слышали.-- Он вдруг запел: "Арфа, которая когда-то звучала в
залах Тара",-- правда, фальшиво, не попадая в верную тональность.
Уэбел с удовольствием следил за ним. "Как все же хорошо,-- подумал
он,-- что он зашел в бар к Эдди, а не в какой-то другой".
-- Вы все еще настаиваете,-- сказал Теренс, перебивая музыкальное
кваканье Маккула,-- что вы учились в Принстоне?
-- Ну как вам это доказать? Что я должен сделать? -- раздраженно
спросил его Маккул.-- Раздеться здесь перед вами и показать вам свою
черно-оранжевую татуировку?
-- Позвольте задать вам вопрос, мистер Маккул,-- спокойно сказал
Теренс, демонстрируя свое притворное дружеское к нему расположение.-- К
какому клубу вы принадлежали?
-- Я не принадлежал ни к какому клубу,-- ответил Маккул.
-- Ну вот,-- сказал Теренс.-- Что и требовалось доказать.
-- Я так никогда и не оправился от такого удара,-- сказал Маккул. Он
снова затянул свою "Арфа, которая когда-то звучала в залах Тара".
-- Я, конечно, могу понять, что вы не принадлежали ни к какому клубу,--
добродушно сказал Теренс.-- Но даже в этом случае вы могли бы сказать мне,
где находится Айви, Кэннон1, разве не так, мистер Маккул? -- Он наклонился
поближе к столику Маккула, направив на него испытующий взгляд.
-- Погодите... погодите... минуточку,-- мычал Маккул. Он глядел на
стол, почесывая лысину.
-- Вам что-нибудь говорит библиотека Пайна,-- продолжал допытываться
Теренс,-- или Холдер Холл?
-- Черт подери! -- воскликнул Маккул.-- Я все забыл. Я закончил его еще
до войны.
Теперь уже Уэбел начал злиться на Маккула. Драматический клуб
Принстонского университета почти ежегодно приглашал Маккула прочитать лекцию
перед студентами, и он мог бы, даже напившись, как сейчас, вспомнить, где
находится Проспект-стрит.
Теренс теперь надменно улыбался, довольный своим блестяще проведенным
перекрестным допросом.
-- Ладно, давайте забудем об этом на минутку,-- сказал он
великодушно.-- Попробуем кое-что еще. Давайте-ка затянем "Старый Нассау",
например. Надеюсь, вы слышали о "Старом Нассау"?
-- Конечно, я слышал "Старый Нассау",-- упрямо сказал Маккул. Ему явно
было стыдно за проваленный экзамен по поводу университетских клубов.
-- Это песня, которая начинается так: "Настрой свое сердце на каждый
голос, пусть минут заботы..." Ну, вспоминаете, мистер Маккул?
-- Я знаю эту песню,-- неожиданно заявил Маккул.
-- Очень интересно послушать,-- сказал Теренс.-- Ну-ка спойте ее.
-- Ну, пожалуйста, если только другие клиенты в баре не возражают.--
Он, повернувшись к стойке, улыбнулся, так манерно, как дворецкий.
-- Только потише, прошу вас,-- сказал Эдди.-- У меня нет лицензии на
развлечения.
-- Ну, давайте, давайте, мистер Маккул,-- добродушно уговаривал его
Теренс.-- Мы все ждем.-- Он, решив помочь ему, промычал несколько тактов.
"Настрой свое сердце на каждый голос, пусть минут заботы..." -- загудел
Маккул без всякого мотива,-- ух... пусть... что-то... ух... пусть с
чем-то... ух...-- Он с отвращением покачал головой.-- Нет, ничего не
выходит. Я не пел ее двадцать лет.
-- То есть вы хотите сказать, что не знаете этой песни, так? -- спросил
Теренс с притворным удивлением.
-- Я забыл ее,-- признался Маккул.-- Я сильно нагрузился. Ну и что из
того?
Теренс широко улыбнулся.
-- Я хочу сказать вам кое-что, мистер Маккул,-- продолжал он.-- Я не
знал ни одного выпускника Принстона, который мог бы забыть эту песню --
"Старый Нассау" и не спеть ее, не пропуская ни единого слова, в любое время,
даже перед своим смертным часом. Я в этом убеждался не раз на собственном
опыте.
-- Ну вот,-- сказал Маккул,-- теперь вы знаете хотя бы одного.
-- Вы обманщик, сэр,-- сказал Теренс.-- Могу держать пари на тысячу
долларов, что вы никогда не учились в Принстонском университете, и нечего
всем морочить зря голову.
Последняя часть фразы, по-видимому, предназначалась остальным клиентам.
Теренс, уверенный теперь на все сто процентов, что он стоит на твердой
почве, пытался как-то загладить неприятное впечатление, которое он произвел
на всех, когда завел эту дискуссию об особых условиях для пари по поводу
исхода матча. Он смотрел в упор на Уэбела с видом триумфатора.
Уэбел глубоко вздохнул. "Слишком хорошо, чтобы быть истиной,-- с
восторгом подумал он.-- Конечно, это -- грязный трюк, но этот сукин сын сам
на него напросился". Уэбел вытащил свою чековую книжку из кармана и бросил
ее с легким шлепком на стойку.
-- Теренс, старый вы мой друг,-- сказал он,-- вы сами заговорили о
пари. Вы готовы поставить тысячу долларов, чтобы доказать, что Маккул
никогда не заканчивал Принстонский университет?
Теренс бросил гневный взгляд на Уэбела. Он был ужасно удивлен, чуть ли
не в шоке.
-- Ну а какой колледж посещали вы?
-- Я -- изгой, социально прокаженный,-- сказал Уэбел.-- Я учился в
Лейхайе. Но я выписываю чек на тысячу долларов. Если у вас нет при себе
чековой книжки, можете воспользоваться моей. Эдди разобьет пари. Ты готов,
Эдди?
-- С удовольствием! -- согласился Эдди.
Уэбел, достав из кармана авторучку, отвинтил крышку и церемонным жестом
занес ее над чековой книжкой.
-- Ну,-- сказал он в сторону Теренса.
Тот побледнел. Такая необычная поспешность со стороны Уэбела, тон, с
которым Эдди поспешил заверить его, бросив фразу -- с удовольствием! --
действовали ему на нервы. Он уже с меньшей уверенностью взирал на Маккула, и
о ходе его мыслей в эту минуту можно было легко догадаться. Он явно
чувствовал, что попал в ловушку и дверца вот-вот захлопнется. Маккул
совершенно не был похож на выпускника Принстона, ни сном ни духом, и он,
Теренс, ни за что на свете не принял бы его за своего брата по учебе,
коллегу, а тот факт, что Маккул не смог вспомнить названия ни одного
студенческого клуба и не знал даже названия улицы, где они расположены,--
Клаб-стрит, и не помнил слова песни "Старый Нассау", по всем признакам
говорил о том, что Маккул лжет, и ничто не могло опровергнуть это просто
сокрушительное доказательство. Но времена меняются, хозяином Белого дома
выбрали демократа, общество постоянно переживало какие-то перемены; к тому
же это был низкопробный бар для театрального люда, чуть лучше, чем подобный
салон где-нибудь в трущобах, и ему, Теренсу, по сути дела, не нужно было
сюда заглядывать, и кто знает,-- постоянные посетители могли оказаться кем
угодно, даже выпускниками Принстонского университета. Но и тысяча долларов
-- это куча денег, даже на Мэдисон-авеню.
-- Ну, Теренс,-- издевательски подтрунивал над ним Уэбел.-- Что-то не
вижу, чтобы ты заполнял чек.
-- Отложите свою авторучку, старик,-- сказал Теренс. Ему хотелось,
чтобы произнесенные им слова показались всем небрежными, подводящими черту
под дискуссией, но голос у него явно дрожал от волнения.-- Я не держу пари.
Из-за такого никто не станет биться об заклад.-- Не обращая никакого
внимания на Маккула, он большими шагами прошел мимо Уэбела к стойке, к своей
девушке.-- Тебе не кажется, что пора выпить еще, дорогая? -- громко спросил
он.
-- Мне кажется, что все в этом баре слышали ваше предложение поставить
тысячу долларов, чтобы держать пари по такому пустяковому факту,-- сказал
Уэбел, решительно настроившись доставить Теренсу как можно больше
неприятностей.-- Что же заставило вас, Теренс, изменить свое решение?
-- Это был лишь речевой оборот, старичок,-- не больше,-- ответил
Теренс.-- Еще два "джибсона", прошу тебя, Эдди.
Эдди не сдвинулся с места.
-- Мистер,-- сказал он.-- Я все внимательно выслушал. Вы стали причиной
нарушения порядка в моем баре. Вы поставили в неловкое положение нашего
старого клиента. Вы предложили пари, а потом пошли на попятный. Теперь вот,
как ни в чем не бывало, заказываете два "джибсона".-- Эдди говорил так,
словно читал литанию со страшным обвинением.-- Любой джентльмен, попав в
такое положение, как вы в данный момент, поступил бы следующим образом. Или
он заполнил бы чек в книжке вот этого джентльмена,-- Эдди махнул в сторону
Уэбела, словно рефери, представляющий на ринге боксера,-- или,-- он повысил
голос,-- принес бы свои извинения.
-- Извинения? -- удивленно повторил за ним Теренс.-- Это перед кем же?
-- Перед джентльменом, слово которого вы подвергли сомнению,-- объяснил
Эдди.-- Перед мистером Маккулом.
Теренс посмотрел на Маккула, который увлеченно что-то рисовал уже на
третьем меню.
-- Ах, перестань, Эдди,-- резко сказал Теренс.-- Тащи выпивку и давай
забудем об этом.
-- Вы не получите в этом баре никакой выпивки до тех пор, покуда не
сделаете того, что я вам сказал,-- стоял на своем Эдди.
-- Послушай, Эдди,-- сказал, закипая, Теренс.-- Это -- общественный бар
и...
-- Теренс,-- прервала его девушка, положив, чтобы успокоить его, руку
ему на локоть, но в голосе ее чувствовался холод.-- Не нужно хамить больше,
чем обычно.
-- Вот, прислушайтесь к своей девушке,-- мрачно посоветовал ему Эдди.
Теренс вытащил одну из двух бутылок из пакета, стоявшего перед ним.
Посмотрев на наклейку, скорчил кислую гримасу и опустил бутылку на место.
Все молчали.
-- Ну, ладно,-- небрежно сказал Теренс,-- если кто-то из присутствующих
принимает такой пустячок всерьез и намеренно раздувает его...-- Он долго,
сознательно затягивая время, зажигал сигарету, потом подскочил к столику
Маккула. Он остановился в безопасной зоне, на расстоянии четырех футов от
него.-- Между прочим,-- сказал он, обращаясь к склонившейся над рисунком
голове Маккула,-- мне очень жаль, если я невзначай нанес вам оскорбление.
-- Что такое? -- вскинул голову Маккул, скосив на него взгляд.-- Что вы
сказали?
Теренс подошел к столику поближе.
-- Я сказал, что мне очень жаль,-- и лицо его постоянно менялось из-за
его трусости, смущения и недоверия, которое он испытывал ко всем всю свою
жизнь.
-- Скажите ему, что вы берете все свои слова назад,-- продолжал
беспощадно казнить его Эдди из-за стойки.-- Скажите ему, что вы верите ему,
что он на самом деле -- выпускник Принстонского университета.
-- Нечего меня учить и говорить за меня, Эдди,-- огрызнулся Теренс, и