Ну, если весь город считать моим двором, то, конечно, твое глупое
определение можно посчитать и верным. С натяж-кой. Во всю силу.
-- Чего?.. -- как обычно, стал в тупик Пальчик.
-- С натяжкой во всю силу. Мою и твою силу! Понял?
-- Понять-то я понял. С тобой...
-- ... не соскучишься, -- ухмыльнулся пес. -- Ты уже это говорил. А вот
я бы с тобой соскучился, если бы тут не было меня!
-- Нет, я другое хотел сказать. С тобой хорошо наперегонки за бешеным
львом бегать. Ты бы первым отстал.
Гав озадаченно примолк. Но ненадолго. Пальчик услышал, как тот
забормотал себе под нос:
-- Ясно, я бы первым был... А зачем?.. Лев меня бы... Хитрец! --
вскричал он. -- Ведь лев меня растерзал бы!
-- Я и говорю: ты бы первым отстал.
-- Ах вон что. На это у меня ума хватит, -- вновь заважничал Гав. -- Не
чета тебе, дурню. Пальчик обиделся.
-- У тебя много блох? -- как бы невзначай вдруг сказал он. -- А то
можно выловить. Знаю верное средство.
-- Какое? -- сразу клюнул пес, как рыба на желанную приманку. --
Бродяжья жизнь, она, сам знаешь, какая. Ну?
-- Надо посадить собаку в ванну, наполнить водой...
-- Ерунда. Знакомо.
-- Ты слушай, слушай... Погрузить -- ну, хотя бы тебя, к примеру, -- в
воду по самую макушку. Все они враз переберутся туда. И...
-- И... -- затаил дыхание Гав.
-- ... ахнуть тебя по макушке широкой доской -- ни одной не останется!
-- Издеваешься?! -- теперь Гав обиделся.
-- Да ты меня тоже все время разыгрываешь, -- расхохотался Пальчик.
Пес скривил улыбку, не выдержал и разразился веселым отрывистым лаем,
означающим у собак самый что ни на есть настоящий смех.
Лес кончился. По бокам дорожки внезапно вздыбились невообразимые
нагромождения скалистых глыб, словно здесь, нашвыряв их как попало,
порезвились великаны. Из кривых зазоров между многотонными облом-ками
выныривали редкие уродливые деревья. Внизу, у комля, они были намного
тоньше, чем снаружи, иначе бы им не пролезть сквозь тесные щели. Встречались
и совсем плоские, будто сплющенные стволы. А иные, вытолкнутые прямо на
камни своими длинными корнями, стали, наобо-рот, неимоверно пузатыми и
короткими, точно бочки.
Некоторые страшилища, вылезая из щелей какими-то причудливыми,
неправдоподобными узлами, вдруг вспоминали, что они обычные де-ревья, и
пытались расти нормально. Но потом снова свивались в узлы, опять
выпрямлялись, и вновь все повторялось сначала.
Сверху каменные глыбы покрылись желтыми лишайниками, а снизу сине-бело
окрасились от проступившей извести. И стволы, и корни под ними приобрели тот
же цвет. Вокруг зияли угрюмые пещерки и впадины, и сами деревья тоже были
изрыты дуплами.
Пальчик и Гав, притихнув, миновали это жутковатое место, где жизнь
боролась за жизнь.
Затем дорожка стала совсем змеистой -- сплошные петли. По краям ее
появились таблички: "Налево!", "Направо!" Они были написаны на каком-то
незнакомом языке, но Пальчику почему-то было все понятно. Такое бывает разве
что во сне, когда вдруг оказываешься в далекой, никогда не виданной, чужой
стороне.
Таблички с надписью "Налево!" стояли после каждого правого пово-рота, а
с надписью "Направо!" -- после каждого левого. И он, наконец, догадался, что
они предназначались только тем, кто спускался, а не поднимался.
Гав вопросительно взглянул на него.
-- Предупреждают, куда поворачивать, -- объяснил Пальчик. -- А зачем? И
так видно.
-- Крутой спуск. Чтоб не заносило на поворотах, -- хмыкнул Гав. Как мы
узнаем в дальнейшем, горпес не ошибся, хотя и был городским, а не горным.
-- Значит, нас могут сбить?
-- Непременно. Пальчик остановился.
-- Если не будем смотреть в оба, -- добавил Гав.
Сказано было вовремя. Впереди послышалось шумное сопение, и только они
успели отпрянуть в сторону, как мимо них, опираясь на лыжные палки, тяжело
просеменил тучный человек с розовыми жирными щеками. Увидев незнакомцев, он
что-то недовольно пробурчал и, не в силах остановиться, продолжил свой
спуск.
-- Что сказал этот жирняк? -- спросил Гав. -- Я не совсем расслы-шал.
Про иностранцев, да?
-- По-моему, "чертовы иностранцы!"
-- Мы?
-- А то кто же.
-- Ну иностранцы. Так и есть. Но "чертовы" -- слишком! -- заворчал пес.
-- А может, эта дорога только для спуска вниз? Ведь и таблички стоят
по-особому.
-- Все равно мог быть и повежливей. Там более с иностранцами.
-- Теперь я понимаю, чем весь асфальт истыкан, -- подмигнул ему
Пальчик. -- Лыжными палками.
-- Псих безлыжный, -- продолжал ворчать пес. -- А еще с палками!
-- Без палок он запросто загремел бы вниз. С таким-то брюхом!
-- Похоже на правду, как говорила буфетчица Оля, не досчитавшись за
один лишь день трех килограммов колбасы.
-- А кто съел? -- со значением посмотрев на него, впервые
заинтересо-вался Пальчик надоевшей буфетчицей.
-- А пес ее знает, -- ответил тот. -- Наверняка сама! Они прошли еще
пару поворотов и очутились перед большими желе-зными ворогами, по их
сторонам тянулся плотный частокол из высоких кованых пик. На воротах висело
строгое объявление: "Предъяви пропуск!"
-- Язык-то я их вроде понимаю, а читать не могу. Все-таки чужой этаж.
Что там написано? -- спросил Гав.
-- Без разрешения не пускают. Пропуск нужен.
-- Знакомо. Такое объявление у вас в городе на мясокомбинате висит.
Справа, у конца дорожки, стояли пока что последние на их пути часы,
сообщавшие: 39 минут 8 секунд. Осталось до -- ?!
-- Они мне действуют на нервы, -- прорычал Гав. -- Сейчас-то ничего,
ничего, а потом ка-а-ак...
-- Рванет?
-- Что-то будет, -- туманно ответил пес, изогнув хвост вопроситель-ным
знаком.
-- А что тебе подсказывает твое чутье? -- засмеялся Пальчик.
-- Чутье мне подсказывает, -- заявил Гав, принюхиваясь к щели меж
створками ворот, -- что сторож отошел попить. Давай за мной!
Он приоткрыл лапой -- благо не запертые -- ворота, и наши междуэ-тажные
путешественники проскользнули за них.
Перед ними простирался огромный цветущий парк с красными от толченого
кирпича аллеями. Действительно, бравого вида старикан сто-рож, покинувший
пост под навесом-грибком, пил воду из садового крана.
Пальчик и Гав юркнули за живую изгородь газона -- сторож, вытирая седые
усы, направился к воротам. На поясе у него позванивали ключи.
Внезапно он остановился и, послюнив палец, поднял его вверх. Так в
старину на парусных судах определяли: есть ветер или нет. Мокрый палец
чувствует даже малейшее дуновение.
-- Клянусь грот-мачтой -- ветерок! -- воскликнул сторож. Вероятно, он
когда-то был моряком. -- Значит, можно проветривать парк.
Он рысцой подбежал к воротам и распахнул их настежь.
Пальчик и Гав недоуменно переглянулись в своем укрытии. Проветри-вать
парк -- такого они никогда не слыхали!
Мимо них над лавровыми кустами проплыла голова другого старика. Он нес
на плече здоровенные деревянные счеты, отличающиеся от обыч-ных только
своими размерами.
-- Пойду пересчитаю гальку на пляже, -- послышался его голос. -- Вчера
семи камешков не хватило.
-- О-хо-хо... -- посочувствовал сторож. -- Скоро инвентаризация. И как
же ты выкрутился?
-- Принес свои. Из дому.
Пальчик и Гав опять изумленно переглянулись.
-- Не наносишься. Опять небось камни в диких гагар кидали? А тебе,
хранителю, отвечай! -- негодовал сторож.
-- С жиру бесятся, -- почему-то не без зависти заметил хранитель пляжа.
-- А слова не скажи. -- Он дробно тряхнул счетами. -- Я с ними еще
посчитаюсь!
Пальчик и Гав поползли за кустами лавра в глубь парка.
-- Что это? -- принюхался пес, наткнувшись на заросли светло-зеленых
плоских растений.
-- "Лампасная трава", -- прочитал Пальчик на табличке, воткнутой рядом.
-- Ка-акая?
-- Ну, вроде лампасов. Видел на брюках у генералов?
-- То-то пахнет чем-то военным.
Они отползли еще немного. Потом встали, закрытые зеленью со стороны
ворот, и вышли на пустынную аллею. Здесь тоже стояли часы. Они показывали:
00.30. 45.
-- Всего с полчаса осталось... -- сообщил Пальчик.
-- Тьфу ты! -- в сердцах сказал Гав. -- Пес с ними!.. Слышь, а
остановить их нельзя?
-- Только эти? Или все? А, может, заодно и солнце?! Гав задрал голову.
-- Солнце не достать, -- доверчиво ответил он. -- Высоко. Да и оно,
наверно, жуть какое горячее! Схватишь, а потом -- целый день на когти дуть.
Верно?
Тут уж Пальчик не нашелся, что сказать, -- лишь безнадежно кивнул.
Вдоль аллеи -- все со своими табличками -- тянулись самые
разно-образные деревья и кустарники: самшит, пильчатая фотиния,
вечно-зеленая калина, золотое дерево, восточный грабинник, розмарин,
колонновидный тис, бескорый мелкоплодный земляничник, адамово дерево,
высокий можжевельник, каменный дуб, падуб обыкновенный, пирами-дальный
кипарис, крупноцветная магнолия, пирея, драконово дерево, туя, фикус-баньян,
секвойя, анчар, мирт и... И что здесь только не росло!
Да уж, парк был "балдежный", как, вероятно, заявила бы буфетчица Оля,
окажись на их месте.
Больше всего друзей поразили два дерева: Гава -- резиновое, а Паль-чика
-- цепное.
Желто-зеленоватое резиновое дерево наводило на мысль, что сначала все
его, от бугристого пузыря основания и вплоть до пухленьких веточек кроны,
туго надули изнутри, а затем слегка спустили воздух. Гав даже попробовал
"резину" на зуб: захотелось поглядеть, что потом будет. Но, увы, резиной тут
и не пахло -- лишний раз убедился он.
Цепное же дерево было еще более удивительным -- двуствольным, да каким:
гладкие черные стволы переплелись и срослись друг с другом таким образом,
что ушли ввысь чередой сквозных восьмерок, напоминая мощную якорную цепь,
сброшенную с неведомого небесного корабля, а сам якорь, казалось, глубоко
ушел под землю. Размашистые густые ветви соседних крон скрывали верхний
конец этой необыкновенной цепи -- может, и вправду там, за ними, скрывался
могучий летающий бриг?..
Юркий белобрюхий стриж, легким скоком взбиравшийся по спирали на
дерево, вдруг испуганно брызнул в сторону -- буквально повсюду неожиданно
раздались громкие звонки!
Это настойчиво заверещали все электронные часы разом. На ближ-них --
зажглись цифры: "00.07.00".
-- Осталось семь минут! -- вскричал Пальчик. Увлекшись необычным
парком, они забыли о времени.
Кругом послышались голоса, топот ног. Пальчик и Гав бросились в кусты
розмарина. По аллеям -- с лыжными палками, а то и без них, -- спешили
куда-то жирняки: порознь и целыми пыхтящими группами -- и все только в одном
направлении. А звонки надрывались, прибавляя им неуклюжей, какой-то свиной
прыти.
Раздвинув ветки, Пальчик и Гав смотрели на них. Появились послед-ние,
отставшие жирняки. Они обливались потом, они хватали толстыми пятернями
воздух перед собой, словно подтягиваясь вперед, они задыха-лись и стонали:
-- Опаздываем... Опаздываем...
Гав и Пальчик, перебегая от дерева к дереву, от куста к кусту,
незаметно последовали за жирняками. Теперь-то наши путешественники понимали,
что многочисленные электронные часы ничего опасного не предвещают. Вероятно,
они показывали время, оставшееся для сбора местного населения в каком-то
условленном месте.
А звонки въедливо продолжали трезвонить. На табло в "оконце" минут уже
мелькнуло -- "04", затем пошло: 00.03.59, 00.03.58, 00.03.57...
Отставшие жирняки поднажали, да как! Несмотря на тучность, они развили
прямо-таки рекордную скорость. За ними теперь было трудно угнаться, тем
более скрытно.
Пальчик и Гав услышали где-то впереди пробивавшийся сквозь звонки часов
неясный шум: разноголосицу, стук, звяканье... Миновали украдкой поворот и
увидели величественный платан, весь увешанный разнообра-зными скворечниками,
как новогодняя елка игрушками. А уж затем узрели сотни две -- не меньше! --
обеденных столов, расставленных на каменных плитах под его гигантской
кроной. За каждым столом, загромо-жденным дымящимися тарелками, блюдцами,
соусниками, бутылками и бокалами, сидело по одному человеку. Жирняки,
возбужденно переклика-ясь, быстро придвигали кресла, подвязывали салфетки,
звякали бокалами, заранее наливая искристые напитки... Отставшие с налету
занимали сво-бодные места. Все посматривали на часы, стоящие через каждые
несколь-ко метров вокруг платана. Звонки умолкли -- вспыхнуло: "00.00.00"!
Все сразу дружно накинулись на еду. Наворачивали так, что за ушами
трещало, -- у каждого. Словно вовсю заработала мощная камне-дробилка!
Пальчик и Гав осторожно выглядывали из-за толстой сосны.
Сверху упала шишка. Пальчик запрокинул голову. Весь высокий ствол был
испещрен корявыми пятнами -- там, где когда-то поочередно отмер-ли сучья, --
и казалось, что это какой-то сильный зверь, карабкаясь к зеленой макушке,
оставил свои неизгладимые следы.
-- Куда ты смотришь?.. Глянь, как они едят, лопают, трескают, метают,
штевкают, хавают! -- облизнулся пес.
-- И где ты таких слов нахватался? -- никак не мог привыкнуть Пальчик к
жаргону четвероногого дружка.
-- На улице! Про еду я все знаю. Наголодался впрок в свое время.
-- Можно только наесться впрок.
-- На сколько? -- спросил Гав.
-- Ну, на день-два...
-- А я на год-два наголодался. Значит, впрок, -- упрямо сказал пес.
Попробуй ему докажи!.. Гав всегда был прав -- по-своему. Во всяком
случае, он никогда не темнил и говорил то, что думал. Правда, задумы-вался
он редко. Иногда даже сначала скажет или сделает, затем подумает. Но зато уж
не передумывает и твердо стоит на своем.
Так и сейчас. Он вдруг по-пластунски пополз к пирующим, затем оглянулся
и прошептал:
-- Куда, думаю, ползу? А теперь сообразил: чего-нибудь вкусненького
принесу, а не то копыта отбросим.
Пальчик машинально хотел спросить, откуда тот знает про "копыта", но
только рукой махнул, вспомнив о буфетчице Оле. Приняв его жест за согласие,
Гав пополз еще быстрее, и вскоре, никем не замеченный, исчез под ближайшим
столом.
А пиршество продолжалось. Когда жирняки утолили первый, самый азартный
голод -- на это ушло минут пятнадцать, -- заверещал новый звонок. На
площадку с разных сторон вяло, вразвалку потянулись тол-стые коты. Им начали
бросать объедки. Коты были настолько ленивы, что даже не пытались отнять
подачки друг у друга. Верно, все они были сыты и явились только по привычке.
Они брали лакомство лишь тогда, когда оно падало чуть ли не в пасть.
"Не дай Бог, Гав ввяжется с ними в драку!" -- беспокоился Пальчик. И
зря.
У Гава ума хватало. Пальчик не видел отсюда, как из-под свисающей
вокруг стола скатерти порой появлялась собачья лапа и выхватывала куски
прямо перед носом котов. Пожалуй, и они не замечали этого своими заплывшими
глазками.
Снова прозвенел звонок. Коты, еще больше переваливаясь с боку на бок,
удалились -- их место заняли тяжело посыпавшиеся из скворечников пузатые
воробьи. Никто из них ничего не хватал на лету. Куда там! Они насыщались,
как и коты, лежа. Слышался дробный перестук клювов.
Объевшиеся птицы не могли затем даже взлететь и пытались вскараб-каться
к своим домикам по стволу. Срывались, падали на спину и, не в силах
перевернуться, дрыгали короткими ножками.
Заглядевшись на все это, Пальчик не заметил, что рядом вновь появил-ся
Гав. Он вернулся другим путем, дав для безопасности кругаля.
-- На!
Пальчик словно очнулся. Пес протягивал ему ломоть хлеба и гирлянду
сосисок. Только сейчас мальчуган почувствовал, как проголодался, и сглотнул
слюну.
-- А ты?
В ответ пес красноречиво похлопал себя по тугому брюху.
Сосиски оказались вкусные, но почему-то пахли рыбой.
-- А у них все рыбой отдает. Секреты кухни. Возможно, у них сегодня
рыбный день, -- пояснил Гав. -- Ты ешь, ешь. Что потопаешь, то и полопаешь.
-- Подумал. -- И наоборот. Я туда протопал, ты здесь полопал. А теперь ты,
налопавшись, можешь топать куда угодно. Дошло? Умен -- собака! -- похвалил
он сам себя. -- Может, еще чего-нибудь принести на закусон?
-- Тресну, -- промычал Пальчик с набитым ртом.
-- Ну-у, -- протянул пес. -- Они же не треснули, -- показал он лапой на
жирняков.
Лапа застыла в воздухе. Прозвенел третий звонок -- и все столы --
только столы! -- провалились под землю. Затем плиты снова сдвинулись.
Жирняки откинулись в креслах, положив пухлые ручки на необъятные животы и
задремали. Кое-кто переливисто захрапел.
-- Мертвый час, -- сказал Пальчик. Гав недоверчиво взглянул на него.
-- Не, живой... Замечаешь, дышат? Животы-то подымаются и опускаются!
-- Это выражение такое: "мертвый час". Отдых после обеда.
-- Оно и видно, что выражение. Даже буфетчица Оля не раз лаяла на
посетителей: "Прошу не выражаться!" А ты... Не ожидал от тебя такого, --
покачал пес головой.
-- Да что тебе объяснять... Не поймешь.
-- Угу, -- кивнул Гав. -- Как еду добыть -- так я все понимаю. А как
объяснить -- так я глуп. Да?
-- Ты умный, -- погладил его по голове Пальчик. Пес даже зажмурился от
удовольствия.
-- Повтори еще раз, пожалуйста, -- попросил он.
-- Умный, умный.
-- Да не словами, а рукой. Гладь, гладь.
-- Умный! -- строго сказал Пальчик.
-- Достаточно, -- встрепенулся Гав. -- Пошли дальше. Мы еще не все
осмотрели.
-- Интересно, а что там, под землей?
-- Где?
-- Куда столы провалились.
-- Ничего интересного. Если б я не успел вовремя вернуться, прова-лился
бы вместе с ними!
-- Ничего себе этаж нам попался, -- говорил Пальчик. -- Еще похле-ще
седьмого и шестого.
-- Ну, мой этаж, конечно, имеет свои недостатки, -- уклончиво заме-тил
Гав. -- Но там можно жить по-человечески любой собаке.
-- А человеку -- по-собачьи?
-- Должна же быть где-то справедливость и для нас, псов. Гав-гав!
Извини, ты сам мне напомнил о моем происхождении. И давай не будем! -- как
говорит буфетчица Оля.
-- Что -- не будем?
-- Ничего. Хватит об этом. Не хватало нам еще ссориться.
-- Мы с тобой никогда не поссоримся, Гав.
Они безбоязненно шли по аллее, считая, что все спят и скрываться пока
незачем.
И напрасно!
Где-то позади, за поворотом, послышалось урчание автомашин. Едва они
успели нырнуть в кусты, как сверху на дорожку градом посыпались шишки. Их
зачем-то суетливо сбрасывали с высоких сосен полосатые бурундуки. Две
длинные черные машины, одна за другой, с хрустом проехали прямо по шишкам.
Бурундуки тут же спустились вниз и приня-лись собирать зерна, "вылущенные"
колесами.
-- Во дают! -- поразился Пальчик. -- Умны.
-- Ленивы, -- возразил Гав. -- Я гляжу, здесь никто даром и зубом не
шевельнет.
-- Наверно, какие-то начальники проехали.
-- Большие начальники, -- уточнил пес. -- Чем больше и чем темнее
машина, тем больше и тем грознее начальник. Уж я-то не под одну попадал!
Правда, исключительно между передними и задними колесами.
-- И...
-- Живой. Я же сказал: исключительно.
-- Везло.
-- Им везло. Тоже все живы оставались. Видал бы ты, как они пытались
меня "объезжать" перед моим коронным броском!.. Айда вслед за машинами. Надо
все разнюхать. Я ничего здесь толком понять не могу. А ты?
-- И я, -- кивнул Пальчик.
-- Не люблю зазнаек, -- похвалил его Гав. -- Честность украшает
человека.
-- А собаку?
-- Вдвойне.
-- Почему?
-- Заладил -- почему да почему, -- Гав привычно почесал затылок задней
ногой, посмотрел на нее. -- Потому что у нас ног больше!
-- Ну ты нахал.
-- Что, съел? Как говорила буфетчица Оля, пряча сыр в холо-дильник.
Они шли за живой лавровой изгородью, даже не нагибаясь -- не тот рост,
-- и поглядывали в ее просветы: где же там машины?..
Ага, вот они. Автомобили стояли возле внушительного трехэтажного здания
с белой колоннадой. Сбоку виднелась облезлая узорчатая церк-вушка, на ее
железной двери было крупно написано мелом: "склад". За машинами о чем-то
разговаривали два пожилых худющих человека в строгих костюмах. Один курил
трубку.
По-прежнему скрываясь за кустами лавра, Пальчик и Гав подобрались
поближе.
-- Курить -- здоровью вредить, -- укорил собеседника некурящий,
поблескивая очками.
-- Ничего не могу поделать. Злостный курильщик. Как бросаю, так сразу
набираю вес.
-- Займитесь спортом, -- посоветовал очкастый. -- Спорт -- залог
здоровья. Вот я каждую неделю пробегаю шесть километров.
-- То есть примерно по 857, 14 метра в день? -- мгновенно высчитал
человек с трубкой. -- С этого не похудеешь. Уж признайтесь по-дружески, что
у вас язва желудка.
Очкастый обиженно засопел.
-- Не сердитесь. Болезнь -- наше нормальное состояние, -- сказал
курильщик. -- Ну так что будем делать с этой церковью? -- очевидно, вернулся
он к прерванному разговору. -- Сносить?
-- Боже мой, ну не все ли равно! -- пожал плечами очкастый, глядя на
церквушку.
-- Нет, не все. Вот это ваше невольное "Боже мой" -- лишний довод в
пользу сноса. Поскольку даже такая развалюха вызывает подобные слова -- и у
кого! -- ее просто необходимо... -- Он рубанул рукой.
-- Но в ней известные мозаики. Что скажут ученые?
-- Что захотим, то и скажут. Когда в стране изобилие, на многое
закрывают глаза. Лишь бы брюхо было набито. Впрочем, она и правда красива --
он ткнул в сторону церкви своей чадящей трубкой, -- даже в таком виде.
Значит, она тем более опасна, раз наводит на ненужные мысли. Самыми главными
всегда и во всем должны быть только наши с вами заповеди, коллега, а не
Божьи.
-- Выходит, мы своего рода слуги дьявола? -- пошутил очкастый.
-- Боже мой, ну не все ли равно! -- отпарировал человек с трубкой его
же словами. -- Мы же с вами научно знаем, что ничего сверхъестественно-го не
было, нет и не будет. Как не бывает, к примеру, говорящих собак.
-- Как это не бывает!!! -- вскипел Гав, высовывая к ним лохматую голову
из кустов.
Те остолбенели. Один уронил трубку, у другого упали очки. Пальчик тут
же втащил пса за хвост обратно, и они помчались прочь. Жаль, Гав никогда не
узнал, что произошло дальше, иначе бы он вконец зазнался. Когда к
начальникам вернулся дар речи, очкастый, заикаясь, сказал:
-- С-сносить не б-будем.
Не глядя друг на друга, они молча сели в машины и разъехались в разные
стороны.
Заметим, что Пальчика не волновало то, когда он вернется домой. После
своих приключений на "шестом" и на "седьмом" этажах, он убедился, что время
у нас и "у них" течет по-разному. И если здесь, на "восьмом этаже", прошло
уже полдня, то дома, возможно, всего лишь секунды минули.
Хотя в огромном парке было и нетрудно затеряться, они теперь натыкались
то на садовников, то на подметальщиц, то на водопроводчи-ков. Очевидно, у
них раньше был обеденный перерыв, а "мертвый час" им не полагался. Между
прочим, жирными они тоже не были, как и те начальники. Каждый раз
путешественники слышали за спиной тихое:
"Иностранец!" Наверняка это относилось только к Пальчику, а Гав, так
сказать, находился при нем.
-- А отчего тот первый, помнишь, с лыжными палками, сказал: иностранцы,
а не иностранец? Значит, и про меня? -- раздосадованно спросил пес.
-- По-моему, он сказал вообще. Мол, иностранцы мешают, -- попы-тался
разъяснить Пальчик.
-- А, по-моему, он просто умнее других.
-- Знаешь, ты бы побольше помалкивал. Вдруг тебя ищут!
-- А тебя?
-- Я же не говорящая собака. Гав промолчал.
-- Высунулся -- тоже мне! Гав опять не ответил.
-- Ты чего в рот воды набрал? -- удивился Пальчик.
-- Сам же сказал -- молчать, -- возмутился Гав. -- Нету у меня воды,
нету! На, загляни! -- широко раскрыл он пасть. -- Что, убедился?
-- Это выражение... -- начал было Пальчик и осекся. Но поздно.
-- Прошу не выражаться, -- строго сказал пес.
-- Да пойми же ты наконец! Так только говорится. Тут-то им впервые и
встретился парковый стражник. Вероятно, он наблюдал за ними еще издали.
-- Иностранец? -- вырос он из-за многократно скрученного, как белье при
выжимании, дерева. И поправил форменную фуражку с надписью "Граница на
замке".
Пальчик кивнул и почему-то ответил на ломаном языке:
-- Я есть один иностранец.
-- Твой? -- указал страж телескопической резиновой дубинкой на пса.
-- Мой. -- И Пальчик добавил для пущей убедительности: -- Мой он есть.
-- Ты, кажется, что-то ему говорил?
-- Я ему говорить: не ходить по газон.
-- Гм. И он это понимает?
Гав раскрыл было пасть, но Пальчик с лязгом захлопнул ее так, что тот
прикусил язык, заскулив от боли.
-- Понимает.
-- В таком случае, почему так долго ты ему это объяснял?
-- Слабо понимает. Долго объяснить, быстро понимать.
-- Глуп? -- ухмыльнулся страж.
-- Исключительно, -- ввернул Пальчик словечко Гава. Пес укоризненно
покосился на него.
-- Где поводок? -- сказал страж.
-- Вот, -- Пальчик быстро выдернул ремень из брюк и застегнул его на
шее пса. Повторилось почти то же самое, что и на "шестом этаже".
-- Порядок, -- поднял палец страж. -- Документы?
-- Я есть маленький, -- отчеканил Пальчик. -- Документы имеет быть
папа. Мы остановились в дом, где много колонн стоит вверх. Там, -- показал
он рукой.
-- Направление правильное, -- определил блюститель порядка. -- Давно
здесь?
-- Перво-напервый день.
-- Гляди-ка, а так хорошо знаешь наш язык! Ну как тебе наш остров?
-- Остров?! -- некстати удивился Пальчик.
-- Разве вы не приплыли?.. Или, может, приехали или даже прилете-ли? --
подозрительно прищурился страж.
Но Пальчик избежал расставленной ловушки, вовремя догадавшись, что на
любой остров можно только приплыть или, в крайнем случае, прилететь. Но
летают ли здесь -- хотя б на воздушном шаре? А если все-таки летают, то
вдруг стражнику известно, кто и когда приземлился. Есть, конечно, и такое
выражение: приехать. Допустим, на пароходе. Или даже на лодке. А может,
здесь пароходов нет? И, кроме того, тут все понимают буквально, судя по
вопросам настырного охранника. Эти мысли промель-кнули у Пальчика мгновенно.
-- Конечно, приплыли! -- воскликнул он. -- Пригребли, припарусили,
прибыли!
определение можно посчитать и верным. С натяж-кой. Во всю силу.
-- Чего?.. -- как обычно, стал в тупик Пальчик.
-- С натяжкой во всю силу. Мою и твою силу! Понял?
-- Понять-то я понял. С тобой...
-- ... не соскучишься, -- ухмыльнулся пес. -- Ты уже это говорил. А вот
я бы с тобой соскучился, если бы тут не было меня!
-- Нет, я другое хотел сказать. С тобой хорошо наперегонки за бешеным
львом бегать. Ты бы первым отстал.
Гав озадаченно примолк. Но ненадолго. Пальчик услышал, как тот
забормотал себе под нос:
-- Ясно, я бы первым был... А зачем?.. Лев меня бы... Хитрец! --
вскричал он. -- Ведь лев меня растерзал бы!
-- Я и говорю: ты бы первым отстал.
-- Ах вон что. На это у меня ума хватит, -- вновь заважничал Гав. -- Не
чета тебе, дурню. Пальчик обиделся.
-- У тебя много блох? -- как бы невзначай вдруг сказал он. -- А то
можно выловить. Знаю верное средство.
-- Какое? -- сразу клюнул пес, как рыба на желанную приманку. --
Бродяжья жизнь, она, сам знаешь, какая. Ну?
-- Надо посадить собаку в ванну, наполнить водой...
-- Ерунда. Знакомо.
-- Ты слушай, слушай... Погрузить -- ну, хотя бы тебя, к примеру, -- в
воду по самую макушку. Все они враз переберутся туда. И...
-- И... -- затаил дыхание Гав.
-- ... ахнуть тебя по макушке широкой доской -- ни одной не останется!
-- Издеваешься?! -- теперь Гав обиделся.
-- Да ты меня тоже все время разыгрываешь, -- расхохотался Пальчик.
Пес скривил улыбку, не выдержал и разразился веселым отрывистым лаем,
означающим у собак самый что ни на есть настоящий смех.
Лес кончился. По бокам дорожки внезапно вздыбились невообразимые
нагромождения скалистых глыб, словно здесь, нашвыряв их как попало,
порезвились великаны. Из кривых зазоров между многотонными облом-ками
выныривали редкие уродливые деревья. Внизу, у комля, они были намного
тоньше, чем снаружи, иначе бы им не пролезть сквозь тесные щели. Встречались
и совсем плоские, будто сплющенные стволы. А иные, вытолкнутые прямо на
камни своими длинными корнями, стали, наобо-рот, неимоверно пузатыми и
короткими, точно бочки.
Некоторые страшилища, вылезая из щелей какими-то причудливыми,
неправдоподобными узлами, вдруг вспоминали, что они обычные де-ревья, и
пытались расти нормально. Но потом снова свивались в узлы, опять
выпрямлялись, и вновь все повторялось сначала.
Сверху каменные глыбы покрылись желтыми лишайниками, а снизу сине-бело
окрасились от проступившей извести. И стволы, и корни под ними приобрели тот
же цвет. Вокруг зияли угрюмые пещерки и впадины, и сами деревья тоже были
изрыты дуплами.
Пальчик и Гав, притихнув, миновали это жутковатое место, где жизнь
боролась за жизнь.
Затем дорожка стала совсем змеистой -- сплошные петли. По краям ее
появились таблички: "Налево!", "Направо!" Они были написаны на каком-то
незнакомом языке, но Пальчику почему-то было все понятно. Такое бывает разве
что во сне, когда вдруг оказываешься в далекой, никогда не виданной, чужой
стороне.
Таблички с надписью "Налево!" стояли после каждого правого пово-рота, а
с надписью "Направо!" -- после каждого левого. И он, наконец, догадался, что
они предназначались только тем, кто спускался, а не поднимался.
Гав вопросительно взглянул на него.
-- Предупреждают, куда поворачивать, -- объяснил Пальчик. -- А зачем? И
так видно.
-- Крутой спуск. Чтоб не заносило на поворотах, -- хмыкнул Гав. Как мы
узнаем в дальнейшем, горпес не ошибся, хотя и был городским, а не горным.
-- Значит, нас могут сбить?
-- Непременно. Пальчик остановился.
-- Если не будем смотреть в оба, -- добавил Гав.
Сказано было вовремя. Впереди послышалось шумное сопение, и только они
успели отпрянуть в сторону, как мимо них, опираясь на лыжные палки, тяжело
просеменил тучный человек с розовыми жирными щеками. Увидев незнакомцев, он
что-то недовольно пробурчал и, не в силах остановиться, продолжил свой
спуск.
-- Что сказал этот жирняк? -- спросил Гав. -- Я не совсем расслы-шал.
Про иностранцев, да?
-- По-моему, "чертовы иностранцы!"
-- Мы?
-- А то кто же.
-- Ну иностранцы. Так и есть. Но "чертовы" -- слишком! -- заворчал пес.
-- А может, эта дорога только для спуска вниз? Ведь и таблички стоят
по-особому.
-- Все равно мог быть и повежливей. Там более с иностранцами.
-- Теперь я понимаю, чем весь асфальт истыкан, -- подмигнул ему
Пальчик. -- Лыжными палками.
-- Псих безлыжный, -- продолжал ворчать пес. -- А еще с палками!
-- Без палок он запросто загремел бы вниз. С таким-то брюхом!
-- Похоже на правду, как говорила буфетчица Оля, не досчитавшись за
один лишь день трех килограммов колбасы.
-- А кто съел? -- со значением посмотрев на него, впервые
заинтересо-вался Пальчик надоевшей буфетчицей.
-- А пес ее знает, -- ответил тот. -- Наверняка сама! Они прошли еще
пару поворотов и очутились перед большими желе-зными ворогами, по их
сторонам тянулся плотный частокол из высоких кованых пик. На воротах висело
строгое объявление: "Предъяви пропуск!"
-- Язык-то я их вроде понимаю, а читать не могу. Все-таки чужой этаж.
Что там написано? -- спросил Гав.
-- Без разрешения не пускают. Пропуск нужен.
-- Знакомо. Такое объявление у вас в городе на мясокомбинате висит.
Справа, у конца дорожки, стояли пока что последние на их пути часы,
сообщавшие: 39 минут 8 секунд. Осталось до -- ?!
-- Они мне действуют на нервы, -- прорычал Гав. -- Сейчас-то ничего,
ничего, а потом ка-а-ак...
-- Рванет?
-- Что-то будет, -- туманно ответил пес, изогнув хвост вопроситель-ным
знаком.
-- А что тебе подсказывает твое чутье? -- засмеялся Пальчик.
-- Чутье мне подсказывает, -- заявил Гав, принюхиваясь к щели меж
створками ворот, -- что сторож отошел попить. Давай за мной!
Он приоткрыл лапой -- благо не запертые -- ворота, и наши междуэ-тажные
путешественники проскользнули за них.
Перед ними простирался огромный цветущий парк с красными от толченого
кирпича аллеями. Действительно, бравого вида старикан сто-рож, покинувший
пост под навесом-грибком, пил воду из садового крана.
Пальчик и Гав юркнули за живую изгородь газона -- сторож, вытирая седые
усы, направился к воротам. На поясе у него позванивали ключи.
Внезапно он остановился и, послюнив палец, поднял его вверх. Так в
старину на парусных судах определяли: есть ветер или нет. Мокрый палец
чувствует даже малейшее дуновение.
-- Клянусь грот-мачтой -- ветерок! -- воскликнул сторож. Вероятно, он
когда-то был моряком. -- Значит, можно проветривать парк.
Он рысцой подбежал к воротам и распахнул их настежь.
Пальчик и Гав недоуменно переглянулись в своем укрытии. Проветри-вать
парк -- такого они никогда не слыхали!
Мимо них над лавровыми кустами проплыла голова другого старика. Он нес
на плече здоровенные деревянные счеты, отличающиеся от обыч-ных только
своими размерами.
-- Пойду пересчитаю гальку на пляже, -- послышался его голос. -- Вчера
семи камешков не хватило.
-- О-хо-хо... -- посочувствовал сторож. -- Скоро инвентаризация. И как
же ты выкрутился?
-- Принес свои. Из дому.
Пальчик и Гав опять изумленно переглянулись.
-- Не наносишься. Опять небось камни в диких гагар кидали? А тебе,
хранителю, отвечай! -- негодовал сторож.
-- С жиру бесятся, -- почему-то не без зависти заметил хранитель пляжа.
-- А слова не скажи. -- Он дробно тряхнул счетами. -- Я с ними еще
посчитаюсь!
Пальчик и Гав поползли за кустами лавра в глубь парка.
-- Что это? -- принюхался пес, наткнувшись на заросли светло-зеленых
плоских растений.
-- "Лампасная трава", -- прочитал Пальчик на табличке, воткнутой рядом.
-- Ка-акая?
-- Ну, вроде лампасов. Видел на брюках у генералов?
-- То-то пахнет чем-то военным.
Они отползли еще немного. Потом встали, закрытые зеленью со стороны
ворот, и вышли на пустынную аллею. Здесь тоже стояли часы. Они показывали:
00.30. 45.
-- Всего с полчаса осталось... -- сообщил Пальчик.
-- Тьфу ты! -- в сердцах сказал Гав. -- Пес с ними!.. Слышь, а
остановить их нельзя?
-- Только эти? Или все? А, может, заодно и солнце?! Гав задрал голову.
-- Солнце не достать, -- доверчиво ответил он. -- Высоко. Да и оно,
наверно, жуть какое горячее! Схватишь, а потом -- целый день на когти дуть.
Верно?
Тут уж Пальчик не нашелся, что сказать, -- лишь безнадежно кивнул.
Вдоль аллеи -- все со своими табличками -- тянулись самые
разно-образные деревья и кустарники: самшит, пильчатая фотиния,
вечно-зеленая калина, золотое дерево, восточный грабинник, розмарин,
колонновидный тис, бескорый мелкоплодный земляничник, адамово дерево,
высокий можжевельник, каменный дуб, падуб обыкновенный, пирами-дальный
кипарис, крупноцветная магнолия, пирея, драконово дерево, туя, фикус-баньян,
секвойя, анчар, мирт и... И что здесь только не росло!
Да уж, парк был "балдежный", как, вероятно, заявила бы буфетчица Оля,
окажись на их месте.
Больше всего друзей поразили два дерева: Гава -- резиновое, а Паль-чика
-- цепное.
Желто-зеленоватое резиновое дерево наводило на мысль, что сначала все
его, от бугристого пузыря основания и вплоть до пухленьких веточек кроны,
туго надули изнутри, а затем слегка спустили воздух. Гав даже попробовал
"резину" на зуб: захотелось поглядеть, что потом будет. Но, увы, резиной тут
и не пахло -- лишний раз убедился он.
Цепное же дерево было еще более удивительным -- двуствольным, да каким:
гладкие черные стволы переплелись и срослись друг с другом таким образом,
что ушли ввысь чередой сквозных восьмерок, напоминая мощную якорную цепь,
сброшенную с неведомого небесного корабля, а сам якорь, казалось, глубоко
ушел под землю. Размашистые густые ветви соседних крон скрывали верхний
конец этой необыкновенной цепи -- может, и вправду там, за ними, скрывался
могучий летающий бриг?..
Юркий белобрюхий стриж, легким скоком взбиравшийся по спирали на
дерево, вдруг испуганно брызнул в сторону -- буквально повсюду неожиданно
раздались громкие звонки!
Это настойчиво заверещали все электронные часы разом. На ближ-них --
зажглись цифры: "00.07.00".
-- Осталось семь минут! -- вскричал Пальчик. Увлекшись необычным
парком, они забыли о времени.
Кругом послышались голоса, топот ног. Пальчик и Гав бросились в кусты
розмарина. По аллеям -- с лыжными палками, а то и без них, -- спешили
куда-то жирняки: порознь и целыми пыхтящими группами -- и все только в одном
направлении. А звонки надрывались, прибавляя им неуклюжей, какой-то свиной
прыти.
Раздвинув ветки, Пальчик и Гав смотрели на них. Появились послед-ние,
отставшие жирняки. Они обливались потом, они хватали толстыми пятернями
воздух перед собой, словно подтягиваясь вперед, они задыха-лись и стонали:
-- Опаздываем... Опаздываем...
Гав и Пальчик, перебегая от дерева к дереву, от куста к кусту,
незаметно последовали за жирняками. Теперь-то наши путешественники понимали,
что многочисленные электронные часы ничего опасного не предвещают. Вероятно,
они показывали время, оставшееся для сбора местного населения в каком-то
условленном месте.
А звонки въедливо продолжали трезвонить. На табло в "оконце" минут уже
мелькнуло -- "04", затем пошло: 00.03.59, 00.03.58, 00.03.57...
Отставшие жирняки поднажали, да как! Несмотря на тучность, они развили
прямо-таки рекордную скорость. За ними теперь было трудно угнаться, тем
более скрытно.
Пальчик и Гав услышали где-то впереди пробивавшийся сквозь звонки часов
неясный шум: разноголосицу, стук, звяканье... Миновали украдкой поворот и
увидели величественный платан, весь увешанный разнообра-зными скворечниками,
как новогодняя елка игрушками. А уж затем узрели сотни две -- не меньше! --
обеденных столов, расставленных на каменных плитах под его гигантской
кроной. За каждым столом, загромо-жденным дымящимися тарелками, блюдцами,
соусниками, бутылками и бокалами, сидело по одному человеку. Жирняки,
возбужденно переклика-ясь, быстро придвигали кресла, подвязывали салфетки,
звякали бокалами, заранее наливая искристые напитки... Отставшие с налету
занимали сво-бодные места. Все посматривали на часы, стоящие через каждые
несколь-ко метров вокруг платана. Звонки умолкли -- вспыхнуло: "00.00.00"!
Все сразу дружно накинулись на еду. Наворачивали так, что за ушами
трещало, -- у каждого. Словно вовсю заработала мощная камне-дробилка!
Пальчик и Гав осторожно выглядывали из-за толстой сосны.
Сверху упала шишка. Пальчик запрокинул голову. Весь высокий ствол был
испещрен корявыми пятнами -- там, где когда-то поочередно отмер-ли сучья, --
и казалось, что это какой-то сильный зверь, карабкаясь к зеленой макушке,
оставил свои неизгладимые следы.
-- Куда ты смотришь?.. Глянь, как они едят, лопают, трескают, метают,
штевкают, хавают! -- облизнулся пес.
-- И где ты таких слов нахватался? -- никак не мог привыкнуть Пальчик к
жаргону четвероногого дружка.
-- На улице! Про еду я все знаю. Наголодался впрок в свое время.
-- Можно только наесться впрок.
-- На сколько? -- спросил Гав.
-- Ну, на день-два...
-- А я на год-два наголодался. Значит, впрок, -- упрямо сказал пес.
Попробуй ему докажи!.. Гав всегда был прав -- по-своему. Во всяком
случае, он никогда не темнил и говорил то, что думал. Правда, задумы-вался
он редко. Иногда даже сначала скажет или сделает, затем подумает. Но зато уж
не передумывает и твердо стоит на своем.
Так и сейчас. Он вдруг по-пластунски пополз к пирующим, затем оглянулся
и прошептал:
-- Куда, думаю, ползу? А теперь сообразил: чего-нибудь вкусненького
принесу, а не то копыта отбросим.
Пальчик машинально хотел спросить, откуда тот знает про "копыта", но
только рукой махнул, вспомнив о буфетчице Оле. Приняв его жест за согласие,
Гав пополз еще быстрее, и вскоре, никем не замеченный, исчез под ближайшим
столом.
А пиршество продолжалось. Когда жирняки утолили первый, самый азартный
голод -- на это ушло минут пятнадцать, -- заверещал новый звонок. На
площадку с разных сторон вяло, вразвалку потянулись тол-стые коты. Им начали
бросать объедки. Коты были настолько ленивы, что даже не пытались отнять
подачки друг у друга. Верно, все они были сыты и явились только по привычке.
Они брали лакомство лишь тогда, когда оно падало чуть ли не в пасть.
"Не дай Бог, Гав ввяжется с ними в драку!" -- беспокоился Пальчик. И
зря.
У Гава ума хватало. Пальчик не видел отсюда, как из-под свисающей
вокруг стола скатерти порой появлялась собачья лапа и выхватывала куски
прямо перед носом котов. Пожалуй, и они не замечали этого своими заплывшими
глазками.
Снова прозвенел звонок. Коты, еще больше переваливаясь с боку на бок,
удалились -- их место заняли тяжело посыпавшиеся из скворечников пузатые
воробьи. Никто из них ничего не хватал на лету. Куда там! Они насыщались,
как и коты, лежа. Слышался дробный перестук клювов.
Объевшиеся птицы не могли затем даже взлететь и пытались вскараб-каться
к своим домикам по стволу. Срывались, падали на спину и, не в силах
перевернуться, дрыгали короткими ножками.
Заглядевшись на все это, Пальчик не заметил, что рядом вновь появил-ся
Гав. Он вернулся другим путем, дав для безопасности кругаля.
-- На!
Пальчик словно очнулся. Пес протягивал ему ломоть хлеба и гирлянду
сосисок. Только сейчас мальчуган почувствовал, как проголодался, и сглотнул
слюну.
-- А ты?
В ответ пес красноречиво похлопал себя по тугому брюху.
Сосиски оказались вкусные, но почему-то пахли рыбой.
-- А у них все рыбой отдает. Секреты кухни. Возможно, у них сегодня
рыбный день, -- пояснил Гав. -- Ты ешь, ешь. Что потопаешь, то и полопаешь.
-- Подумал. -- И наоборот. Я туда протопал, ты здесь полопал. А теперь ты,
налопавшись, можешь топать куда угодно. Дошло? Умен -- собака! -- похвалил
он сам себя. -- Может, еще чего-нибудь принести на закусон?
-- Тресну, -- промычал Пальчик с набитым ртом.
-- Ну-у, -- протянул пес. -- Они же не треснули, -- показал он лапой на
жирняков.
Лапа застыла в воздухе. Прозвенел третий звонок -- и все столы --
только столы! -- провалились под землю. Затем плиты снова сдвинулись.
Жирняки откинулись в креслах, положив пухлые ручки на необъятные животы и
задремали. Кое-кто переливисто захрапел.
-- Мертвый час, -- сказал Пальчик. Гав недоверчиво взглянул на него.
-- Не, живой... Замечаешь, дышат? Животы-то подымаются и опускаются!
-- Это выражение такое: "мертвый час". Отдых после обеда.
-- Оно и видно, что выражение. Даже буфетчица Оля не раз лаяла на
посетителей: "Прошу не выражаться!" А ты... Не ожидал от тебя такого, --
покачал пес головой.
-- Да что тебе объяснять... Не поймешь.
-- Угу, -- кивнул Гав. -- Как еду добыть -- так я все понимаю. А как
объяснить -- так я глуп. Да?
-- Ты умный, -- погладил его по голове Пальчик. Пес даже зажмурился от
удовольствия.
-- Повтори еще раз, пожалуйста, -- попросил он.
-- Умный, умный.
-- Да не словами, а рукой. Гладь, гладь.
-- Умный! -- строго сказал Пальчик.
-- Достаточно, -- встрепенулся Гав. -- Пошли дальше. Мы еще не все
осмотрели.
-- Интересно, а что там, под землей?
-- Где?
-- Куда столы провалились.
-- Ничего интересного. Если б я не успел вовремя вернуться, прова-лился
бы вместе с ними!
-- Ничего себе этаж нам попался, -- говорил Пальчик. -- Еще похле-ще
седьмого и шестого.
-- Ну, мой этаж, конечно, имеет свои недостатки, -- уклончиво заме-тил
Гав. -- Но там можно жить по-человечески любой собаке.
-- А человеку -- по-собачьи?
-- Должна же быть где-то справедливость и для нас, псов. Гав-гав!
Извини, ты сам мне напомнил о моем происхождении. И давай не будем! -- как
говорит буфетчица Оля.
-- Что -- не будем?
-- Ничего. Хватит об этом. Не хватало нам еще ссориться.
-- Мы с тобой никогда не поссоримся, Гав.
Они безбоязненно шли по аллее, считая, что все спят и скрываться пока
незачем.
И напрасно!
Где-то позади, за поворотом, послышалось урчание автомашин. Едва они
успели нырнуть в кусты, как сверху на дорожку градом посыпались шишки. Их
зачем-то суетливо сбрасывали с высоких сосен полосатые бурундуки. Две
длинные черные машины, одна за другой, с хрустом проехали прямо по шишкам.
Бурундуки тут же спустились вниз и приня-лись собирать зерна, "вылущенные"
колесами.
-- Во дают! -- поразился Пальчик. -- Умны.
-- Ленивы, -- возразил Гав. -- Я гляжу, здесь никто даром и зубом не
шевельнет.
-- Наверно, какие-то начальники проехали.
-- Большие начальники, -- уточнил пес. -- Чем больше и чем темнее
машина, тем больше и тем грознее начальник. Уж я-то не под одну попадал!
Правда, исключительно между передними и задними колесами.
-- И...
-- Живой. Я же сказал: исключительно.
-- Везло.
-- Им везло. Тоже все живы оставались. Видал бы ты, как они пытались
меня "объезжать" перед моим коронным броском!.. Айда вслед за машинами. Надо
все разнюхать. Я ничего здесь толком понять не могу. А ты?
-- И я, -- кивнул Пальчик.
-- Не люблю зазнаек, -- похвалил его Гав. -- Честность украшает
человека.
-- А собаку?
-- Вдвойне.
-- Почему?
-- Заладил -- почему да почему, -- Гав привычно почесал затылок задней
ногой, посмотрел на нее. -- Потому что у нас ног больше!
-- Ну ты нахал.
-- Что, съел? Как говорила буфетчица Оля, пряча сыр в холо-дильник.
Они шли за живой лавровой изгородью, даже не нагибаясь -- не тот рост,
-- и поглядывали в ее просветы: где же там машины?..
Ага, вот они. Автомобили стояли возле внушительного трехэтажного здания
с белой колоннадой. Сбоку виднелась облезлая узорчатая церк-вушка, на ее
железной двери было крупно написано мелом: "склад". За машинами о чем-то
разговаривали два пожилых худющих человека в строгих костюмах. Один курил
трубку.
По-прежнему скрываясь за кустами лавра, Пальчик и Гав подобрались
поближе.
-- Курить -- здоровью вредить, -- укорил собеседника некурящий,
поблескивая очками.
-- Ничего не могу поделать. Злостный курильщик. Как бросаю, так сразу
набираю вес.
-- Займитесь спортом, -- посоветовал очкастый. -- Спорт -- залог
здоровья. Вот я каждую неделю пробегаю шесть километров.
-- То есть примерно по 857, 14 метра в день? -- мгновенно высчитал
человек с трубкой. -- С этого не похудеешь. Уж признайтесь по-дружески, что
у вас язва желудка.
Очкастый обиженно засопел.
-- Не сердитесь. Болезнь -- наше нормальное состояние, -- сказал
курильщик. -- Ну так что будем делать с этой церковью? -- очевидно, вернулся
он к прерванному разговору. -- Сносить?
-- Боже мой, ну не все ли равно! -- пожал плечами очкастый, глядя на
церквушку.
-- Нет, не все. Вот это ваше невольное "Боже мой" -- лишний довод в
пользу сноса. Поскольку даже такая развалюха вызывает подобные слова -- и у
кого! -- ее просто необходимо... -- Он рубанул рукой.
-- Но в ней известные мозаики. Что скажут ученые?
-- Что захотим, то и скажут. Когда в стране изобилие, на многое
закрывают глаза. Лишь бы брюхо было набито. Впрочем, она и правда красива --
он ткнул в сторону церкви своей чадящей трубкой, -- даже в таком виде.
Значит, она тем более опасна, раз наводит на ненужные мысли. Самыми главными
всегда и во всем должны быть только наши с вами заповеди, коллега, а не
Божьи.
-- Выходит, мы своего рода слуги дьявола? -- пошутил очкастый.
-- Боже мой, ну не все ли равно! -- отпарировал человек с трубкой его
же словами. -- Мы же с вами научно знаем, что ничего сверхъестественно-го не
было, нет и не будет. Как не бывает, к примеру, говорящих собак.
-- Как это не бывает!!! -- вскипел Гав, высовывая к ним лохматую голову
из кустов.
Те остолбенели. Один уронил трубку, у другого упали очки. Пальчик тут
же втащил пса за хвост обратно, и они помчались прочь. Жаль, Гав никогда не
узнал, что произошло дальше, иначе бы он вконец зазнался. Когда к
начальникам вернулся дар речи, очкастый, заикаясь, сказал:
-- С-сносить не б-будем.
Не глядя друг на друга, они молча сели в машины и разъехались в разные
стороны.
Заметим, что Пальчика не волновало то, когда он вернется домой. После
своих приключений на "шестом" и на "седьмом" этажах, он убедился, что время
у нас и "у них" течет по-разному. И если здесь, на "восьмом этаже", прошло
уже полдня, то дома, возможно, всего лишь секунды минули.
Хотя в огромном парке было и нетрудно затеряться, они теперь натыкались
то на садовников, то на подметальщиц, то на водопроводчи-ков. Очевидно, у
них раньше был обеденный перерыв, а "мертвый час" им не полагался. Между
прочим, жирными они тоже не были, как и те начальники. Каждый раз
путешественники слышали за спиной тихое:
"Иностранец!" Наверняка это относилось только к Пальчику, а Гав, так
сказать, находился при нем.
-- А отчего тот первый, помнишь, с лыжными палками, сказал: иностранцы,
а не иностранец? Значит, и про меня? -- раздосадованно спросил пес.
-- По-моему, он сказал вообще. Мол, иностранцы мешают, -- попы-тался
разъяснить Пальчик.
-- А, по-моему, он просто умнее других.
-- Знаешь, ты бы побольше помалкивал. Вдруг тебя ищут!
-- А тебя?
-- Я же не говорящая собака. Гав промолчал.
-- Высунулся -- тоже мне! Гав опять не ответил.
-- Ты чего в рот воды набрал? -- удивился Пальчик.
-- Сам же сказал -- молчать, -- возмутился Гав. -- Нету у меня воды,
нету! На, загляни! -- широко раскрыл он пасть. -- Что, убедился?
-- Это выражение... -- начал было Пальчик и осекся. Но поздно.
-- Прошу не выражаться, -- строго сказал пес.
-- Да пойми же ты наконец! Так только говорится. Тут-то им впервые и
встретился парковый стражник. Вероятно, он наблюдал за ними еще издали.
-- Иностранец? -- вырос он из-за многократно скрученного, как белье при
выжимании, дерева. И поправил форменную фуражку с надписью "Граница на
замке".
Пальчик кивнул и почему-то ответил на ломаном языке:
-- Я есть один иностранец.
-- Твой? -- указал страж телескопической резиновой дубинкой на пса.
-- Мой. -- И Пальчик добавил для пущей убедительности: -- Мой он есть.
-- Ты, кажется, что-то ему говорил?
-- Я ему говорить: не ходить по газон.
-- Гм. И он это понимает?
Гав раскрыл было пасть, но Пальчик с лязгом захлопнул ее так, что тот
прикусил язык, заскулив от боли.
-- Понимает.
-- В таком случае, почему так долго ты ему это объяснял?
-- Слабо понимает. Долго объяснить, быстро понимать.
-- Глуп? -- ухмыльнулся страж.
-- Исключительно, -- ввернул Пальчик словечко Гава. Пес укоризненно
покосился на него.
-- Где поводок? -- сказал страж.
-- Вот, -- Пальчик быстро выдернул ремень из брюк и застегнул его на
шее пса. Повторилось почти то же самое, что и на "шестом этаже".
-- Порядок, -- поднял палец страж. -- Документы?
-- Я есть маленький, -- отчеканил Пальчик. -- Документы имеет быть
папа. Мы остановились в дом, где много колонн стоит вверх. Там, -- показал
он рукой.
-- Направление правильное, -- определил блюститель порядка. -- Давно
здесь?
-- Перво-напервый день.
-- Гляди-ка, а так хорошо знаешь наш язык! Ну как тебе наш остров?
-- Остров?! -- некстати удивился Пальчик.
-- Разве вы не приплыли?.. Или, может, приехали или даже прилете-ли? --
подозрительно прищурился страж.
Но Пальчик избежал расставленной ловушки, вовремя догадавшись, что на
любой остров можно только приплыть или, в крайнем случае, прилететь. Но
летают ли здесь -- хотя б на воздушном шаре? А если все-таки летают, то
вдруг стражнику известно, кто и когда приземлился. Есть, конечно, и такое
выражение: приехать. Допустим, на пароходе. Или даже на лодке. А может,
здесь пароходов нет? И, кроме того, тут все понимают буквально, судя по
вопросам настырного охранника. Эти мысли промель-кнули у Пальчика мгновенно.
-- Конечно, приплыли! -- воскликнул он. -- Пригребли, припарусили,
прибыли!