Он ничуть не рисковал, вспомнив паркового сторожа-моряка. Да и вообще
паруса и весла знают даже отсталые туземцы. Тем более, парусни-ки не вымерли
и в эпоху атомных двигателей.
-- Но ваш остров такой большой, что не верить, что там и там это лишь
остров! -- попытался исправить он свой невольный промах.
-- Да уж, -- самодовольно потянулся на носках страж, заложив руки за
спину. -- Великий остров! Шесть километров в длину, три -- в ширину! И
называется он... Ну-ка?
-- Великий остров называется есть, так и быть. Всего полным-полный! --
Пальчик так широко размахнул руки, что задел пса по носу. Гав опять
заскулил.
-- Верно, -- заулыбался страж. -- Остров Изобилия!... Ладно, вы пока
свободны. Можете идти, -- милостиво разрешил он.
-- У меня небольшая вопрос, -- остановил его Пальчик. -- Почему у вас
одни люди жирный, тучный, пузатый, а другие, -- словно подыскивая точные
слова, вновь перечислил он, -- худой, тонкий, бледный? И почему вы есть
средний комплекция?
Страж с явным сожалением взглянул на свое небольшое брюшко и постарался
выпятить его вперед.
-- Я еще не заслужил стать пузатым, как ты благороднейшим обра-зом
соизволил определить избранных. Но я на пути к тому, чтобы попасть в их
число и жить в свое удовольствие. Примерная служба -- путь к успеху! --
гаркнул он, дернув подбородком. Фуражка подлетела на голове и снова
опустилась на место. -- Они, -- он указал на садовника вдали, -- низший
разряд. А я, ты правильно заметил, среднее звено.
-- И сколько таких низших, средних и высших имеет быть ваш остров?
-- Это военная тайна.
-- Ну, высших я видеть. Человек двести есть.
-- Есть или ели? -- наморщил лоб стражник.
-- И то и другое. Есть. Ели. Они ели есть.
-- Еле есть? Или ели есть? -- вконец запутался страж.
-- Двести человек имели есть.
-- Ты что, уже умеешь считать?.. Ах да, ты иностранец, -- пробормо-тал
он. -- Все равно непорядок.
-- И последний вопрос. Я видеть два человек, -- Пальчик втянул щеки,
изображая их, -- из машин. А они кто есть?
-- Они были, есть и будут, -- вытянулся в струнку охранник. -- Они
главные начальники острова!
-- Но они не жирный.
-- Они худой имей быть... Тьфу! -- попытался было втолковать ему страж
тоже на ломаном языке. -- Они такие худые, потому что не спят, не едят,
думая только о благоденствии всего острова.
Он с достоинством удалился.
-- Дошло, -- запоздало вырвалось у Пальчика, вспомнившего вдруг про
злостное курение одного и про язву другого: лучшие средства от ожирения.
-- Если дошло, то сними свою удавку с моей шеи, -- сердито заметил Гав.
Поужинать они решили тем же способом, как и раньше, забрав что-нибудь у
жирняков. Гав опять в одиночку отправился за провизией на площадку под
платаном, когда все часы в парке отзвенели сигнал "на ужин". Пальчик же
остался ждать его на знакомой, первой от ворот, аллее, притаившись под
большущим развесистым фикусом-баньяном. Вдруг тот стражник вздумает
проверить: "имей ли быть" у мальчика с собакой отец-иностранец. Лучше не
попадаться лишний раз на глаза. Ну а Гав -- тот всегда сумеет улизнуть.
Здесь было надежное укрытие, если, конечно, не прыгать и не орать, как
оглашенному, а вести себя тихо. Баньян раскинулся шатром почти на восьмистах
тонких стволах -- от нечего делать Пальчик принимался их считать, но каждый
раз сбивался. Собственно, это были ставшие стволами воздушные корни. Другие
сотни корней-жгутов еще только тянулись сквозь листву к земле.
"Если засну, -- подумал он, борясь с дремотой, -- то, пожалуй, потом и
не выйду. Окажусь как в клетке!"
Но корневые жгуты висели неподвижной завесой, никак заметно не
прибавляя в своем росте вниз -- на это, верно, потребовались бы недели, а то
и месяцы, -- и он, успокоившись, нечаянно заснул.
Гав его, конечно, бесцеремонно разбудил, когда вернулся.
-- Кончай спать, дрыхнуть, кемарить! На земле даже собакам спать
вредно.
Пальчик зябко поежился от сырости, поднимающейся со стороны моря. А,
возможно, сторож-моряк проветрил парк слишком уж усердно.
На этот раз пес мог его угостить только куском сыра. Сыр тоже отдавал
рыбой.
-- Что они тут, китов доят? -- сказал Пальчик.
-- А разве сыр делают из молока? -- поинтересовался Гав, пропустив
неизвестных ему "китов" мимо ушей.
-- Не из воды же.
-- А я думал...
Но Пальчик так и не узнал, что думал пес. Тот сразу же перешел на
рассказ об ужине жирняков. Оказалось, туда пожаловали те двое началь-ников и
стражи понабежало -- хоть отбавляй! Поэтому и не удалось унести что-нибудь
посущественней. И сам-то еле ноги унес!
-- Тебя заметили? За тобой гнались? -- встревожился Пальчик.
-- Заметить не заметили, но один кот погнался.
-- Ну?
-- Три шага пробежал, -- со смехом рассказывал Гав, -- и растянулся
плашмя, как коврик.
-- Коврики -- плоские, -- хмыкнул Пальчик, -- а коты -- круглые.
-- Я на него наступил, -- потупился пес. -- Случайно. Мне пришлось
вернуться за сыром, который я обронил.
-- Ну? -- повторил Пальчик.
-- На обратном пути я опять наступил на кота.
-- И опять случайно?!
-- Нарочно. Он как раз поднимался, чтобы вновь броситься вдогонку.
-- Бросился?
-- Раздумал. Наверно, до сих пор лежит -- думает.
-- И отчего вы так котов не любите?
-- А за что их любить, если они все время путаются под ногами. Поел? --
сказал Гав. -- Скажи спасибо.
-- Спасибо.
-- На здоровье!.. Или -- пожалуйста? -- вслух поразмыслил пес, и
просиял. -- Пожалуйста, на здоровье! Умен -- собака, -- похвалил он сам себя
по привычке. -- Вот замечательное выражение. Возможно, единст-венное! Я его
на твоем этаже слышал, когда один тип, который собирался понарошку щенят
топить, так меня аттестовал!
-- Что-что? -- чуть не подавился Пальчик.
-- Не знаешь? Псов всегда на собачьих выставках ат-тес-туют, -- по
складам с удовольствием произнес Гав.
-- Послушай, а собаки тут водятся? Что-то я не видал.
-- А я видал. Тоже сытые, как коты. С бантиками на хвосте, -- Гав
плюнул. -- Это не по адресу твоей мамы, а вообще! -- посчитал он, что удачно
вывернулся из неловкого положения, и продолжил: -- А бродячих у них нету.
Всех лишних -- как могут быть лишние, если родились? -- жирняки топят в
море. А уж гордые какие эти собаки! Ну, те самые, неутопленные. Они, мол,
лучшие представители своей породы, отобран-ные еще в детстве! Наверно,
жирняки выбирали самых толстых. А еще собаки говорят, что...
-- Так они говорят?
-- А откуда же я бы про все узнал?! Странный вы, право. Как удивлялась
буфетчица Оля одному адвокату, который по утрам пил молоко, а не пиво.
Говорят собаки, говорят, но только между собой. По-человечески болтать,
трепаться, спикать, вякать -- они не могут.
-- Но ты же можешь.
-- Сравнил! Я междуэтажный путешественник. Свой этаж имею.
-- А у нас на "первом" ты разговаривать не умел. Как это понять?
-- И понимать нечего. Там исключительно ваш мир, -- заявил Гав. -- У
вас ни одна собака по-человечески не говорит.
-- Постой, ты же побывал на "седьмом этаже"?
-- Ну, побывал, -- почему-то смущенно ответил Гав.
-- А там ты говорил?
-- С кем?!
-- Но ты же...
-- Там только мой нос побывал, -- признался Гав. -- Я и из лифта не
выходил. Только глянул, и назад.
-- Испугался? А я -- нет! -- похвастался Пальчик.
-- Храбрец... Если б ты увидел "человечий ящик", как я -- - "собачий",
ты бы враз дал тягу.
-- Лично я на "седьмом" никаких собачников не замечал.
-- Вот именно. Ты их видел, но не замечал. Потому что тебя не касалось.
А меня -- только я высунул нос -- чуть не коснулось колесо проезжавших мимо
собачников! Ясно?
-- Ясно.
И Пальчик подумал: "Наверно, Гав может разговаривать только на
"запретных этажах". Наверняка он и на "седьмом" заговорил бы".
-- А нас, между прочим, ищут, -- вдруг сказал пес.
-- Так давай быстрей в лифт! -- вскочил Пальчик.
-- Давай на вокзале стоит. Как говорила буфетчица Оля.
-- Какой еще "давай"?
-- Жизни не знаешь. Тот, что на вокзале вещи носит. Он все время
кричит: "Давай! Давай!" Очевидно, себя называет.
-- Да ну тебя! Надо бежать. Чего мы здесь околачиваемся?
-- Я тебе сразу же хотел об этом сказать. Сам меня отвлек своими душу
питательными беседами.
-- Душещипательными, -- машинально поправил его Пальчик.
-- Душе -- это в душе. У вас в ванне. Душ, он тоже щиплет. А я говорю
про душу. Бессмертную! Теперь-то сообразил? Вот как бы ты сказал об особой
породе псов, которых почему-то всегда присобачивают к какому-то еноту?
Забыл...
-- Это ты про енотовидную собаку, что ли?
-- Вот-вот, -- обрадовался Гав. -- Опять у тебя та же ошибочка. Как
надо говорить? Еноту видная собака -- вот так!
-- Но...
-- Опять отвлекаешь?!
-- Молчу.
Гав посерьезнел:
-- К лифту нам не выйти. Ворота закрыты. Граница на замке, понял? Между
пиками ограды не пролезть даже тебе, так тесно стоят. А по ночам побережье
охраняют стражники с пограничными акулами. Они их водят вместо собак на
цепочках по мелководью вдоль берега. Закрой рот, -- потребовал он, -- ты
хочешь спросить, почему я сказал, что нас ищут? Тот обалдуй с дубинкой и
двое таких же, в фуражках, рыщут по всему парку. Неспроста! Снова закрой
рот, -- приказал он Пальчику. -- Я знаю, что делать. За мной!
Они выбрались из-под баньяна, и Пальчик побежал вслед за Гавом.
Смеркалось... Ветер шевелил верхушки пальм, и казалось, что больши-ми
метелками подметают небо.
Гав и Пальчик стремительно пересекали одну аллею за другой.
-- Вон они! Ви-и-жу! -- послышался где-то позади хриплый голос.
-- Не ви-и-жу! -- вдруг так же хрипло прокричал Гав.
-- А что же я ви-и-дел? -- снова заорал тот же голос.
-- Меня-я!
-- А ты их ви-и-дишь?
-- Не-е-ет! -- чуть не надорвал себе глотку пес, путая
преследовате-лей.
-- Бери праве-е-ей!
-- Ла-а-дно!.. За мной, -- вновь скомандовал Пальчику Гав.
Электронные часы на аллеях снова показывали какое-то время, веро-ятно,
оставшееся до отхода ко сну: 1.14.17 -- 1.14.16 -- 1.14.15... Строжай-ший
распорядок дня, как в санатории.
Круглая жирная местная луна, перечеркнутая темным облачком,
вни-мательно смотрела вниз, как из-под ладони. Казалось, она тоже следит за
беглецами.
Гав и Пальчик миновали длинный двухэтажный белый дом с круглы-ми, как
иллюминаторы, окнами и солярием на плоской крыше. Он был похож на корабль,
неведомым путем застрявший на суше среди пирами-дальных кипарисов. Окна
мягко светились, приглушенно доносилась при-ятная, как холодный компот в
жару, тихая музыка.
-- Здесь живут только жирняки, -- не останавливаясь, показал Гав.
-- А прислуга?.. -- еле поспевал за ним Пальчик.
-- В конце парка. Там стоят большие крупнопанельные дома -- с
отдельными каморками. И своя столовая у них.
-- Кормят хорошо? -- сострил Пальчик. Гав обернулся и скорчил зверскую
рожу.
-- Понятно. А кто живет в том особняке с колоннами -- помнишь?
-- Начальство. Все старые да тощие, как обгоревшие спички. Боятся
растолстеть. Хотят пожить подольше. На вечность нацелились! Как гово-рит
буфетчица Оля о тех, кто трусцой бегает.
-- Откуда ты все знаешь? -- Пальчик запыхался и перешел на бы-стрый
шаг.
-- Я по всему парку мотался, -- тоже замедлил ход Гав. -- Со следу
сбивал. Боялся, собак-ищеек пустят. Уже забыл про мой "шестой этаж"?
-- Такое не забывается. Вот и среди собак бывают подлые твари! Гав на
ходу пожал плечами:
-- Все, как у вас. Не хуже людей живем.
Пришлось молча проглотить его ответ. Правду не скроешь.
-- Цирк шапито! -- воскликнул Пальчик, увидев впереди на обширной
поляне между высоченных краснокорых секвой огромный брезентовый купол.
Поляну щедро заливал лунный свет, как будто любопытная луна нарочно
переместилась именно сюда в ожидании дальнейших событий.
-- Тсс, -- прошипел Гав.
Они осторожно обогнули цирк, то перешагивая через натянутые верев-ки,
то пробираясь под ними. За цирком оказался другой брезентовый купол --
поменьше. Из него доносились визг, хрюканье, рычание и хихиканье каких-то
животных... Внезапно все это перекрыл трубный вскрик слона.
-- Цирк зверей, -- сказал Гав. -- Не бойся, все свои. Да, запомни, --
предупредил он, -- я за переводчика. По-человечески они только команды
знают.
-- Что ж, выходит, все звери друг друга понимают?
-- Здесь -- да.
-- И ты можешь перевести даже кошачье мяуканье? -- подкузьмил его
Пальчик.
-- Могу, -- поморщился Гав. -- Но с густопсовыми ошибками.
Он приподнял край брезента и проскользнул в зверинец, Пальчик
последовал за ним.
Под кровлей неярко светились лампочки. Помещение было разделено на
множество тесных дощатых отсеков. Кое-где виднелись и железные клетки. В
каждом отсеке и в каждой клетке стояли, сидели, метались разные животные:
обезьяны, кабаны, тигры, львы, собачки... Была и пара слонов, они находились
в самых, если тут применимо это определение, больших вольерах.
Гав что-то пролаял. Звери добродушно отозвались единым шумным
возгласом.
-- А теперь ты поздоровайся, -- предложил пес Пальчику.
-- Здравствуйте, все! -- звонко крикнул он. Гав опять что-то пролаял,
но гораздо дольше. Звери снова отозвались одобрительным хором.
-- Ты что сказал? -- шепотом спросил Пальчик.
-- Я пожелал им от твоего имени здоровья и долгих лет жизни. Ведь ты
сказал: "Здравствуйте!" А это значит: будьте всегда и везде здоровы. Верно?
-- Еще как верно! Ты замечательный переводчик. Самый лучший. Гав
надулся от гордости. Давненько Пальчик его так не хвалил. Чтобы избежать
буквоедства и нудности, мы будем передавать разго-вор зверей с Пальчиком
напрямую, как говорится, без посредника. Не забывая, конечно, при этом, что
переводчиком был все-таки Гав.
В ответ на "Здравствуйте!" Пальчика, столь блистательно переданное
Гавом, одна из обезьян крикливо пожаловалась:
-- Разве тут будешь здоровой? Нас морят голодом.
-- Бьют, -- зарычал тигр.
-- Не кормят! -- протрубил слон,
-- Не кормят, не кормят, -- захрюкал кабан.
-- Но почему? -- удивился Пальчик. -- У нас в городе тоже есть цирк, но
там зверей любят.
-- Жирняки нас за зверей не считают! -- заявила остроносая такса. --
Они нас и раньше плохо кормили, но, когда мы...
-- ...когда мы, выйдя на арену, отказались работать в таких
услови-ях... -- перекрыл ее голос своим ревом тигр.
-- ...нас в наказание начали поливать холодной водой из шлангов, --
гулко продолжил слон. -- Мощной чистой струей! Какое было блаженст-во! До
этого нас месяц не мыли.
-- Мы не стали выполнять никаких команд. И нас злобно забросали гнилыми
помидорами и картошкой, -- вновь зачастил кабан. -- Вкуснятина! Мне даже
попали в пасть прокисшим, -- он восторженно закатил глаза и причмокнул. --
кочаном капусты -- вот таким! -- развел он копытца-ми. -- Впервые в жизни
наелся, да еще одними лакомствами. Единствен-ный день, когда я был сыт.
-- А теперь нас вообще держат на голодном пайке, -- зарокотал лев. --
Неделю мы крепились. Поневоле пришлось вновь работать, чтоб вовсе не
сдохнуть с голоду.
-- Мы шатаемся от усталости, -- проревел медведь. -- Нас заставля-ют
стоять на задних лапах круглый день. Больных тоже гоняют на арену. Вон
морскому котику -- из ванны в углу высунулась усатая гладкая голова --
пришлось жонглировать с перевязанным ластом!
Когда звери отвели душу и выслушали сочувствие гостей, Гав попро-сил
приютить его с другом здесь на ночь. А там, мол, посмотрим.
-- Нас ищет стража, -- сообщил он. -- Уж тут-то никто искать не станет.
Все наперебой стали звать Гава и Пальчика в свой отсек и в свою клетку.
-- У меня вы в полной безопасности, -- убеждал тигр. -- Ко мне не
сунутся!
Гав и Пальчик вежливо поблагодарили всех и удобно устроились на опилках
в отсеке у собак.
-- Может, пить хочется? -- сказал Пальчик ушастому спаниелю с коротким
хвостом. -- Я там видел кран и ведро.
-- Не беспокойся. Воду-то нам дают. А если не хватает, слон
дотяги-вается своим хоботом, отворачивает кран, а затем передает полное
ведро по кругу.
-- Я обязательно что-нибудь придумаю, чтобы вызволить вас всех отсюда!
-- горячо заверил Пальчик.
-- Хорошо бы... -- ответил спаниель. -- А знаешь, у нас тут недавно
смешная история вышла. -- Он оживился. -- Начальником над нами назначили
одну -- извини! -- человекообразную обезьяну: нахального мордастого
орангутанга, пустозвона и доносчика. Он сразу заважничал, где-то раздобыл
очки -- наверно, в цирке украл -- и стал носить. Все звери насмехались:
"Вышел в люди!" А очки попались с такими толстыми стеклами, что он мало кого
различал, все плыло перед глазами. Но упорно их не снимал из гордости.
Однажды я обозвал его доносчиком. "Ты кто?" -- сразу спросил он. "Я
новенький, -- отвечаю. -- Жираф". Их-то у нас нет, пусть потом поищет. "Но
жираф должен быть с длинной шеей, -- говорит он. -- А твой голос раздается
снизу". -- "Я маленький жираф. Вот моя шея", -- и протягиваю ему свой
обрубок хвоста. Орангутанг ощупал его: "Да-да, шея... А голова где?" -- "Все
остальное -- голова", -- говорю. "Такая большая и странная?" -- удивился он,
сослепу потрогав меня всего. "Потому что болит, -- не выдержал я и
расхохотал-ся. -- Распухла. От жизни такой!"
Пальчик, Гав и все собаки в вольере, хотя и знавшие наверняка эту
историю, покатились от смеха.
-- И где он сейчас? -- сказал Гав.
-- Жирняки забрали его к себе. Он теперь их каждый вечер потешает
своими дурацкими выходками. Лампочки погасли.
-- Я их обязательно спасу... -- уже сквозь сон пробормотал Пальчик.
Ему снилось, что звери, сами став зрителями, смотрят в цирке
высту-пление дрессированных жирняков. Полосатый тигр грозно щелкал кну-том,
и те послушно бегали по арене на четвереньках, жонглировали тарелками с
супом и, закрыв глаза, с визгом прыгали сквозь горящие обручи.
Жаль, что сны редко сбываются.
Но досмотреть сон до конца так и не удалось. Рано утром -- сквозь
марлевые оконца уже просачивался слабый свет -- вдруг вновь зажглись
лампочки под брезентовым сводом.
-- Приготовить документы! -- послышался чей-то бас.
-- И поживей! -- вторил ему другой.
-- Обормоты. Ну, какие тут могут быть документы? У них на морде
написано, кто есть кто, -- заявил третий человек. И провозгласил: --
Посторонние, выходи!
Это был голос того самого стражника, который уже останавливал Пальчика
и Гава в парке.
В ответ звери зарычали, завизжали, захрюкали, замычали, затрубили...
Стража начала обход. Привстав на цыпочки, Пальчик и Гав увидели, как
над загородками поплыли три фуражки с надписью "Граница на замке". Впереди
них, высоко подпрыгивая и вертя головой, скакал орангутанг -- звериный
начальник. Беглецы сразу узнали его по вчерашнему описанию спаниеля, хотя на
сей раз он был без очков, -- пустозвон и доносчик.
-- Они где-то здесь! -- верещал он. -- Затаились, спрятались,
схоро-нились! Высмотрим, отыщем, найдем! Поймаем, задержим, схватим!
Посадим, упрячем, закроем!
Напомним -- ни стража, ни Пальчик не могли понимать, что выкрики-вал
орангутанг. Но для стражи было достаточно угрожающей интонации в самом визге
доносчика, и Пальчику все шепотком переводил Гав.
Законно спросить, как же в таком случае можно быть доносчиком, если его
язык никак нельзя понять. Ответим: доносчиком можно быть и молча. А если
подходить к этой противной проблеме серьезно, то орангутанг просто-напросто
приводил кого-нибудь из жирняков и указывал на любо-го зверя, а потом того
без лишних расспросов хлестали бичом.
Обход приближался к беглецам. Надо было вновь удирать!
Но спаниель удержал их, почему-то загадочно улыбаясь:
-- Не спешите, дружочки. Сейчас они у нас попляшут.
-- Потанцуют, попрыгают? -- думая, что ослышался, уточнил Гав.
-- Вот именно.
И Гав, и Пальчик не заметили, что оба слона поочередно набрали хоботами
воды из крана, раздувшись, как цистерны.
-- Вот они! -- разом вскричали преследователи, поравнявшись с собачьим
вольером. И кинулись к загородке.
Нападение захлебнулось. Две мощные струи, подбрасывая стражников и
орангутанга, понесли их по проходу и вышвырнули вон за дверь!
Откуда-то из-под потолка упали сорванные фуражки и... очки доносчи-ка.
Интересно, где он их на себе прятал?!
-- А теперь -- пора, -- кивнул спаниель. -- Пока они очухаются и снова
пойдут на приступ...
"...вы уже будете далеко", -- очевидно, хотел сказать он. Но беглецы
действительно были уже далеко. Мигом выскочив из вольера и поднырнув под
брезентовый полог, они вихрем помчались прочь по пустынному в этот час
парку. Впрочем, как мы знаем, парк был настолько велик, что и днем не
казался многолюдным. А в такую рань даже подметальщицы спят.
Увы, знакомые ворота все еще были заперты на висячий замок. Буквально,
безвыходное положение. Между частыми пиками ограды не протиснуться, Гав
вчера верно сказал. Перелезть -- очень уж высоко. Под воротами тоже слишком
узкая щель.
-- Говорят, если пройдет голова, -- пытался просунуть ее Гав под
ворота, -- то пролезет и все другое.
-- Боюсь, голова-то, может, и пройдет, -- посочувствовал Паль-чик, -- а
вот все другое -- останется.
-- И хвост? -- забеспокоился пес.
-- Само собой.
-- А если подкопаться?.. Невозможно, -- сам себе ответил Гав. --
Асфальт.
Он оглянулся на бревенчатую сторожку, видневшуюся за кустами
неподалеку.
-- Пошли разведаем?
Домик также оказался запертым. Они заглянули в закрытое окошко.
Сторож-усач мирно почивал на топчане .
-- Гляди! -- тихо воскликнул Пальчик. На табуретке лежали два ключа:
большой и маленький. Вероятно, от ворот и от самой сторожки.
-- Что будем делать? -- напористо сказал пес. -- Во-первых, разобьем
окно. Во-вторых, схватим ключи...
-- А в-третьих, сторож схватит нас и разобьет нам вывески. Гениаль-ный
план!
-- Какие еще ... вывески? -- Тут уж Гав оторопел.
-- У буфетчицы Оли спроси. -- Первый раз перещеголял его Паль-чик: --
Фотокарточки, рожи, морды, лица, физиономии, профили!
-- Думаешь? -- озаботился пес. -- А если не успеет?..
-- Схватить или заорать на весь парк?
-- Про "заорать" я не подумал, -- смутился Гав. Взгляд его упал на
отдушину в завалинке.
-- Сюда-то мы пролезем, -- забормотал он, протискиваясь сквозь нее под
пол дома. -- Надо переждать, -- глухо донеслось изнутри. -- Давай ко мне.
-- Давай на вокзале стоит.
-- Какой ... -- начал было пес и умолк. Вспомнил.
Пальчик пролез к нему. Над ними светились тонкие щели между досками
пола. Доносилось сладкое похрапывание сторожа. Он еще и посвистывал носом во
сне.
-- Тоже мне соловей, -- пробурчал Гав, устраиваясь поудобнее. --
Кстати, ты заметил, что собаки, да и все звери, не храпят? Большое
преимущество!
-- В чем?
-- Заснешь где-нибудь в лесу, и враг тебя не услышит.
-- Зато учует.
-- Тоже верно, -- задумался Гав.
-- А вообще-то куда мы с тобой собрались? -- вдруг спросил Пальчик.
-- Как -- куда? Домой. Я сыт по горло, -- заявил пес, -- хотя и опять
есть охота.
-- Мне не дает покоя... Интересно, куда это провалились столы с пустой
посудой под платаном? И откуда берется тут вся еда? И почему она отдает
рыбой?..
-- Может, они всю ее из рыбы делают, -- брякнул Гав.
-- Не исключено, -- по-взрослому заметил Пальчик. -- Но тогда, кто ее
ловит? Кого мы здесь только не встречали! А вот рыбаков на море-озере и не
видели.
-- Мы слишком мало здесь пробыли.
-- Вот именно -- мало! -- выпрямился было Пальчик, но больно стукнулся
о потолок. То есть об пол.
-- А-а, понял. Ты не хочешь домой.
-- Это я-то не хочу!
-- Ты не любишь родителей.
-- Это я-то не люблю!
-- Они волнуются там за тебя...
-- Да, может, там всего полчаса прошло!
-- Вот-вот, они и волнуются, полчаса уже прошло, а тебя все нет.
-- Ну, знаешь!.. Признайся, тебе самому хочется домой, -- потребо-вал
Пальчик. -- На свой собачий этаж, да?
-- Мой этаж не хуже других! -- вышел из себя Гав.
-- А ну вылезайте, -- внезапно раздался сверху голос старикана сторожа.
-- Разорались тут с утра пораньше. Кому говорю!
-- А если не вылезем? -- сказал Пальчик.
-- Сигнализацию включу, -- пригрозил тот.
-- Да ладно пугать-то, -- проворчал Гав. -- Пока ты выйдешь, нас
ищи-свищи.
-- Я с тобой морских коров не пас, -- рассердился наверху сторож. --
Каждая собака будет мне тыкать!.. Ты лучше оглянись, пустобрех. Вы в
ловушке. Я отдушину бочкой прикрыл, пока вы тут лаялись.
И правда светлый квадрат лаза исчез. Только сейчас беглецы замети-ли,
что в подполье стало гораздо темней.
-- Дайте слово, что не удерете, -- выпущу.
-- Разве тут верят слову? -- процедил пес.
-- Твоему -- нет, -- сказал сторож. -- Собака лает, ветер носит.
-- А вы сами... даете слово? -- спросил Пальчик. -- Вам-то можно
верить?
-- Я бывший моряк, -- оскорбился старикан. -- Мое слово крепче
грот-мачты, клянусь бизань-мачтой!
-- А фок-мачтой клянетесь?
-- Что?! Что я слышу, малыш! Морская душа, надо же. Я клянусь всей
парусной оснасткой и...
-- ...форштевнем впридачу, -- потребовал Пальчик.
-- Что?! -- снова взревел бывший моряк и заторопился к выходу. --
Немедленно выпускаю.
Через полминуты они уже сидели у него в сторожке. Он предусмотри-тельно
задернул шторки на оконце.
-- Мы... -- начал было Пальчик.
-- Ваши тайны меня не интересуют, -- отмахнулся он, -- пусть они
останутся при вас. Лишь бы люди были хорошие, добрые, -- он покосился на
пса, -- а не рычали, как собаки.
-- Я... -- начал было и Гав.
-- Прощаю, -- прогудел бывший моряк. -- Ради твоего друга. Где плавал?
-- спросил он Пальчика.
-- Я только лишь собирал модели фрегатов, каравелл и джонок...
-- И джонок! -- вновь взревел бывший моряк, снял с гвоздя соломен-ную
шляпу и в восторге подбросил под потолок. Шляпу он не поймал. Поймал ее Гав
и подал ему.
-- Не морской, но приморский пес -- точно! -- погрозил ему пальцем
старикан.
-- Угадали, -- заулыбался Гав.
-- Моряк моряка...
-- ... видит... -- подхватил Пальчик.
-- ... слышит, -- расхохотался старикан, указывая на пол, -- издалека.
Моряк моряка и видит, и слышит издалека. Если ты утверждаешь, что только
паруса и весла знают даже отсталые туземцы. Тем более, парусни-ки не вымерли
и в эпоху атомных двигателей.
-- Но ваш остров такой большой, что не верить, что там и там это лишь
остров! -- попытался исправить он свой невольный промах.
-- Да уж, -- самодовольно потянулся на носках страж, заложив руки за
спину. -- Великий остров! Шесть километров в длину, три -- в ширину! И
называется он... Ну-ка?
-- Великий остров называется есть, так и быть. Всего полным-полный! --
Пальчик так широко размахнул руки, что задел пса по носу. Гав опять
заскулил.
-- Верно, -- заулыбался страж. -- Остров Изобилия!... Ладно, вы пока
свободны. Можете идти, -- милостиво разрешил он.
-- У меня небольшая вопрос, -- остановил его Пальчик. -- Почему у вас
одни люди жирный, тучный, пузатый, а другие, -- словно подыскивая точные
слова, вновь перечислил он, -- худой, тонкий, бледный? И почему вы есть
средний комплекция?
Страж с явным сожалением взглянул на свое небольшое брюшко и постарался
выпятить его вперед.
-- Я еще не заслужил стать пузатым, как ты благороднейшим обра-зом
соизволил определить избранных. Но я на пути к тому, чтобы попасть в их
число и жить в свое удовольствие. Примерная служба -- путь к успеху! --
гаркнул он, дернув подбородком. Фуражка подлетела на голове и снова
опустилась на место. -- Они, -- он указал на садовника вдали, -- низший
разряд. А я, ты правильно заметил, среднее звено.
-- И сколько таких низших, средних и высших имеет быть ваш остров?
-- Это военная тайна.
-- Ну, высших я видеть. Человек двести есть.
-- Есть или ели? -- наморщил лоб стражник.
-- И то и другое. Есть. Ели. Они ели есть.
-- Еле есть? Или ели есть? -- вконец запутался страж.
-- Двести человек имели есть.
-- Ты что, уже умеешь считать?.. Ах да, ты иностранец, -- пробормо-тал
он. -- Все равно непорядок.
-- И последний вопрос. Я видеть два человек, -- Пальчик втянул щеки,
изображая их, -- из машин. А они кто есть?
-- Они были, есть и будут, -- вытянулся в струнку охранник. -- Они
главные начальники острова!
-- Но они не жирный.
-- Они худой имей быть... Тьфу! -- попытался было втолковать ему страж
тоже на ломаном языке. -- Они такие худые, потому что не спят, не едят,
думая только о благоденствии всего острова.
Он с достоинством удалился.
-- Дошло, -- запоздало вырвалось у Пальчика, вспомнившего вдруг про
злостное курение одного и про язву другого: лучшие средства от ожирения.
-- Если дошло, то сними свою удавку с моей шеи, -- сердито заметил Гав.
Поужинать они решили тем же способом, как и раньше, забрав что-нибудь у
жирняков. Гав опять в одиночку отправился за провизией на площадку под
платаном, когда все часы в парке отзвенели сигнал "на ужин". Пальчик же
остался ждать его на знакомой, первой от ворот, аллее, притаившись под
большущим развесистым фикусом-баньяном. Вдруг тот стражник вздумает
проверить: "имей ли быть" у мальчика с собакой отец-иностранец. Лучше не
попадаться лишний раз на глаза. Ну а Гав -- тот всегда сумеет улизнуть.
Здесь было надежное укрытие, если, конечно, не прыгать и не орать, как
оглашенному, а вести себя тихо. Баньян раскинулся шатром почти на восьмистах
тонких стволах -- от нечего делать Пальчик принимался их считать, но каждый
раз сбивался. Собственно, это были ставшие стволами воздушные корни. Другие
сотни корней-жгутов еще только тянулись сквозь листву к земле.
"Если засну, -- подумал он, борясь с дремотой, -- то, пожалуй, потом и
не выйду. Окажусь как в клетке!"
Но корневые жгуты висели неподвижной завесой, никак заметно не
прибавляя в своем росте вниз -- на это, верно, потребовались бы недели, а то
и месяцы, -- и он, успокоившись, нечаянно заснул.
Гав его, конечно, бесцеремонно разбудил, когда вернулся.
-- Кончай спать, дрыхнуть, кемарить! На земле даже собакам спать
вредно.
Пальчик зябко поежился от сырости, поднимающейся со стороны моря. А,
возможно, сторож-моряк проветрил парк слишком уж усердно.
На этот раз пес мог его угостить только куском сыра. Сыр тоже отдавал
рыбой.
-- Что они тут, китов доят? -- сказал Пальчик.
-- А разве сыр делают из молока? -- поинтересовался Гав, пропустив
неизвестных ему "китов" мимо ушей.
-- Не из воды же.
-- А я думал...
Но Пальчик так и не узнал, что думал пес. Тот сразу же перешел на
рассказ об ужине жирняков. Оказалось, туда пожаловали те двое началь-ников и
стражи понабежало -- хоть отбавляй! Поэтому и не удалось унести что-нибудь
посущественней. И сам-то еле ноги унес!
-- Тебя заметили? За тобой гнались? -- встревожился Пальчик.
-- Заметить не заметили, но один кот погнался.
-- Ну?
-- Три шага пробежал, -- со смехом рассказывал Гав, -- и растянулся
плашмя, как коврик.
-- Коврики -- плоские, -- хмыкнул Пальчик, -- а коты -- круглые.
-- Я на него наступил, -- потупился пес. -- Случайно. Мне пришлось
вернуться за сыром, который я обронил.
-- Ну? -- повторил Пальчик.
-- На обратном пути я опять наступил на кота.
-- И опять случайно?!
-- Нарочно. Он как раз поднимался, чтобы вновь броситься вдогонку.
-- Бросился?
-- Раздумал. Наверно, до сих пор лежит -- думает.
-- И отчего вы так котов не любите?
-- А за что их любить, если они все время путаются под ногами. Поел? --
сказал Гав. -- Скажи спасибо.
-- Спасибо.
-- На здоровье!.. Или -- пожалуйста? -- вслух поразмыслил пес, и
просиял. -- Пожалуйста, на здоровье! Умен -- собака, -- похвалил он сам себя
по привычке. -- Вот замечательное выражение. Возможно, единст-венное! Я его
на твоем этаже слышал, когда один тип, который собирался понарошку щенят
топить, так меня аттестовал!
-- Что-что? -- чуть не подавился Пальчик.
-- Не знаешь? Псов всегда на собачьих выставках ат-тес-туют, -- по
складам с удовольствием произнес Гав.
-- Послушай, а собаки тут водятся? Что-то я не видал.
-- А я видал. Тоже сытые, как коты. С бантиками на хвосте, -- Гав
плюнул. -- Это не по адресу твоей мамы, а вообще! -- посчитал он, что удачно
вывернулся из неловкого положения, и продолжил: -- А бродячих у них нету.
Всех лишних -- как могут быть лишние, если родились? -- жирняки топят в
море. А уж гордые какие эти собаки! Ну, те самые, неутопленные. Они, мол,
лучшие представители своей породы, отобран-ные еще в детстве! Наверно,
жирняки выбирали самых толстых. А еще собаки говорят, что...
-- Так они говорят?
-- А откуда же я бы про все узнал?! Странный вы, право. Как удивлялась
буфетчица Оля одному адвокату, который по утрам пил молоко, а не пиво.
Говорят собаки, говорят, но только между собой. По-человечески болтать,
трепаться, спикать, вякать -- они не могут.
-- Но ты же можешь.
-- Сравнил! Я междуэтажный путешественник. Свой этаж имею.
-- А у нас на "первом" ты разговаривать не умел. Как это понять?
-- И понимать нечего. Там исключительно ваш мир, -- заявил Гав. -- У
вас ни одна собака по-человечески не говорит.
-- Постой, ты же побывал на "седьмом этаже"?
-- Ну, побывал, -- почему-то смущенно ответил Гав.
-- А там ты говорил?
-- С кем?!
-- Но ты же...
-- Там только мой нос побывал, -- признался Гав. -- Я и из лифта не
выходил. Только глянул, и назад.
-- Испугался? А я -- нет! -- похвастался Пальчик.
-- Храбрец... Если б ты увидел "человечий ящик", как я -- - "собачий",
ты бы враз дал тягу.
-- Лично я на "седьмом" никаких собачников не замечал.
-- Вот именно. Ты их видел, но не замечал. Потому что тебя не касалось.
А меня -- только я высунул нос -- чуть не коснулось колесо проезжавших мимо
собачников! Ясно?
-- Ясно.
И Пальчик подумал: "Наверно, Гав может разговаривать только на
"запретных этажах". Наверняка он и на "седьмом" заговорил бы".
-- А нас, между прочим, ищут, -- вдруг сказал пес.
-- Так давай быстрей в лифт! -- вскочил Пальчик.
-- Давай на вокзале стоит. Как говорила буфетчица Оля.
-- Какой еще "давай"?
-- Жизни не знаешь. Тот, что на вокзале вещи носит. Он все время
кричит: "Давай! Давай!" Очевидно, себя называет.
-- Да ну тебя! Надо бежать. Чего мы здесь околачиваемся?
-- Я тебе сразу же хотел об этом сказать. Сам меня отвлек своими душу
питательными беседами.
-- Душещипательными, -- машинально поправил его Пальчик.
-- Душе -- это в душе. У вас в ванне. Душ, он тоже щиплет. А я говорю
про душу. Бессмертную! Теперь-то сообразил? Вот как бы ты сказал об особой
породе псов, которых почему-то всегда присобачивают к какому-то еноту?
Забыл...
-- Это ты про енотовидную собаку, что ли?
-- Вот-вот, -- обрадовался Гав. -- Опять у тебя та же ошибочка. Как
надо говорить? Еноту видная собака -- вот так!
-- Но...
-- Опять отвлекаешь?!
-- Молчу.
Гав посерьезнел:
-- К лифту нам не выйти. Ворота закрыты. Граница на замке, понял? Между
пиками ограды не пролезть даже тебе, так тесно стоят. А по ночам побережье
охраняют стражники с пограничными акулами. Они их водят вместо собак на
цепочках по мелководью вдоль берега. Закрой рот, -- потребовал он, -- ты
хочешь спросить, почему я сказал, что нас ищут? Тот обалдуй с дубинкой и
двое таких же, в фуражках, рыщут по всему парку. Неспроста! Снова закрой
рот, -- приказал он Пальчику. -- Я знаю, что делать. За мной!
Они выбрались из-под баньяна, и Пальчик побежал вслед за Гавом.
Смеркалось... Ветер шевелил верхушки пальм, и казалось, что больши-ми
метелками подметают небо.
Гав и Пальчик стремительно пересекали одну аллею за другой.
-- Вон они! Ви-и-жу! -- послышался где-то позади хриплый голос.
-- Не ви-и-жу! -- вдруг так же хрипло прокричал Гав.
-- А что же я ви-и-дел? -- снова заорал тот же голос.
-- Меня-я!
-- А ты их ви-и-дишь?
-- Не-е-ет! -- чуть не надорвал себе глотку пес, путая
преследовате-лей.
-- Бери праве-е-ей!
-- Ла-а-дно!.. За мной, -- вновь скомандовал Пальчику Гав.
Электронные часы на аллеях снова показывали какое-то время, веро-ятно,
оставшееся до отхода ко сну: 1.14.17 -- 1.14.16 -- 1.14.15... Строжай-ший
распорядок дня, как в санатории.
Круглая жирная местная луна, перечеркнутая темным облачком,
вни-мательно смотрела вниз, как из-под ладони. Казалось, она тоже следит за
беглецами.
Гав и Пальчик миновали длинный двухэтажный белый дом с круглы-ми, как
иллюминаторы, окнами и солярием на плоской крыше. Он был похож на корабль,
неведомым путем застрявший на суше среди пирами-дальных кипарисов. Окна
мягко светились, приглушенно доносилась при-ятная, как холодный компот в
жару, тихая музыка.
-- Здесь живут только жирняки, -- не останавливаясь, показал Гав.
-- А прислуга?.. -- еле поспевал за ним Пальчик.
-- В конце парка. Там стоят большие крупнопанельные дома -- с
отдельными каморками. И своя столовая у них.
-- Кормят хорошо? -- сострил Пальчик. Гав обернулся и скорчил зверскую
рожу.
-- Понятно. А кто живет в том особняке с колоннами -- помнишь?
-- Начальство. Все старые да тощие, как обгоревшие спички. Боятся
растолстеть. Хотят пожить подольше. На вечность нацелились! Как гово-рит
буфетчица Оля о тех, кто трусцой бегает.
-- Откуда ты все знаешь? -- Пальчик запыхался и перешел на бы-стрый
шаг.
-- Я по всему парку мотался, -- тоже замедлил ход Гав. -- Со следу
сбивал. Боялся, собак-ищеек пустят. Уже забыл про мой "шестой этаж"?
-- Такое не забывается. Вот и среди собак бывают подлые твари! Гав на
ходу пожал плечами:
-- Все, как у вас. Не хуже людей живем.
Пришлось молча проглотить его ответ. Правду не скроешь.
-- Цирк шапито! -- воскликнул Пальчик, увидев впереди на обширной
поляне между высоченных краснокорых секвой огромный брезентовый купол.
Поляну щедро заливал лунный свет, как будто любопытная луна нарочно
переместилась именно сюда в ожидании дальнейших событий.
-- Тсс, -- прошипел Гав.
Они осторожно обогнули цирк, то перешагивая через натянутые верев-ки,
то пробираясь под ними. За цирком оказался другой брезентовый купол --
поменьше. Из него доносились визг, хрюканье, рычание и хихиканье каких-то
животных... Внезапно все это перекрыл трубный вскрик слона.
-- Цирк зверей, -- сказал Гав. -- Не бойся, все свои. Да, запомни, --
предупредил он, -- я за переводчика. По-человечески они только команды
знают.
-- Что ж, выходит, все звери друг друга понимают?
-- Здесь -- да.
-- И ты можешь перевести даже кошачье мяуканье? -- подкузьмил его
Пальчик.
-- Могу, -- поморщился Гав. -- Но с густопсовыми ошибками.
Он приподнял край брезента и проскользнул в зверинец, Пальчик
последовал за ним.
Под кровлей неярко светились лампочки. Помещение было разделено на
множество тесных дощатых отсеков. Кое-где виднелись и железные клетки. В
каждом отсеке и в каждой клетке стояли, сидели, метались разные животные:
обезьяны, кабаны, тигры, львы, собачки... Была и пара слонов, они находились
в самых, если тут применимо это определение, больших вольерах.
Гав что-то пролаял. Звери добродушно отозвались единым шумным
возгласом.
-- А теперь ты поздоровайся, -- предложил пес Пальчику.
-- Здравствуйте, все! -- звонко крикнул он. Гав опять что-то пролаял,
но гораздо дольше. Звери снова отозвались одобрительным хором.
-- Ты что сказал? -- шепотом спросил Пальчик.
-- Я пожелал им от твоего имени здоровья и долгих лет жизни. Ведь ты
сказал: "Здравствуйте!" А это значит: будьте всегда и везде здоровы. Верно?
-- Еще как верно! Ты замечательный переводчик. Самый лучший. Гав
надулся от гордости. Давненько Пальчик его так не хвалил. Чтобы избежать
буквоедства и нудности, мы будем передавать разго-вор зверей с Пальчиком
напрямую, как говорится, без посредника. Не забывая, конечно, при этом, что
переводчиком был все-таки Гав.
В ответ на "Здравствуйте!" Пальчика, столь блистательно переданное
Гавом, одна из обезьян крикливо пожаловалась:
-- Разве тут будешь здоровой? Нас морят голодом.
-- Бьют, -- зарычал тигр.
-- Не кормят! -- протрубил слон,
-- Не кормят, не кормят, -- захрюкал кабан.
-- Но почему? -- удивился Пальчик. -- У нас в городе тоже есть цирк, но
там зверей любят.
-- Жирняки нас за зверей не считают! -- заявила остроносая такса. --
Они нас и раньше плохо кормили, но, когда мы...
-- ...когда мы, выйдя на арену, отказались работать в таких
услови-ях... -- перекрыл ее голос своим ревом тигр.
-- ...нас в наказание начали поливать холодной водой из шлангов, --
гулко продолжил слон. -- Мощной чистой струей! Какое было блаженст-во! До
этого нас месяц не мыли.
-- Мы не стали выполнять никаких команд. И нас злобно забросали гнилыми
помидорами и картошкой, -- вновь зачастил кабан. -- Вкуснятина! Мне даже
попали в пасть прокисшим, -- он восторженно закатил глаза и причмокнул. --
кочаном капусты -- вот таким! -- развел он копытца-ми. -- Впервые в жизни
наелся, да еще одними лакомствами. Единствен-ный день, когда я был сыт.
-- А теперь нас вообще держат на голодном пайке, -- зарокотал лев. --
Неделю мы крепились. Поневоле пришлось вновь работать, чтоб вовсе не
сдохнуть с голоду.
-- Мы шатаемся от усталости, -- проревел медведь. -- Нас заставля-ют
стоять на задних лапах круглый день. Больных тоже гоняют на арену. Вон
морскому котику -- из ванны в углу высунулась усатая гладкая голова --
пришлось жонглировать с перевязанным ластом!
Когда звери отвели душу и выслушали сочувствие гостей, Гав попро-сил
приютить его с другом здесь на ночь. А там, мол, посмотрим.
-- Нас ищет стража, -- сообщил он. -- Уж тут-то никто искать не станет.
Все наперебой стали звать Гава и Пальчика в свой отсек и в свою клетку.
-- У меня вы в полной безопасности, -- убеждал тигр. -- Ко мне не
сунутся!
Гав и Пальчик вежливо поблагодарили всех и удобно устроились на опилках
в отсеке у собак.
-- Может, пить хочется? -- сказал Пальчик ушастому спаниелю с коротким
хвостом. -- Я там видел кран и ведро.
-- Не беспокойся. Воду-то нам дают. А если не хватает, слон
дотяги-вается своим хоботом, отворачивает кран, а затем передает полное
ведро по кругу.
-- Я обязательно что-нибудь придумаю, чтобы вызволить вас всех отсюда!
-- горячо заверил Пальчик.
-- Хорошо бы... -- ответил спаниель. -- А знаешь, у нас тут недавно
смешная история вышла. -- Он оживился. -- Начальником над нами назначили
одну -- извини! -- человекообразную обезьяну: нахального мордастого
орангутанга, пустозвона и доносчика. Он сразу заважничал, где-то раздобыл
очки -- наверно, в цирке украл -- и стал носить. Все звери насмехались:
"Вышел в люди!" А очки попались с такими толстыми стеклами, что он мало кого
различал, все плыло перед глазами. Но упорно их не снимал из гордости.
Однажды я обозвал его доносчиком. "Ты кто?" -- сразу спросил он. "Я
новенький, -- отвечаю. -- Жираф". Их-то у нас нет, пусть потом поищет. "Но
жираф должен быть с длинной шеей, -- говорит он. -- А твой голос раздается
снизу". -- "Я маленький жираф. Вот моя шея", -- и протягиваю ему свой
обрубок хвоста. Орангутанг ощупал его: "Да-да, шея... А голова где?" -- "Все
остальное -- голова", -- говорю. "Такая большая и странная?" -- удивился он,
сослепу потрогав меня всего. "Потому что болит, -- не выдержал я и
расхохотал-ся. -- Распухла. От жизни такой!"
Пальчик, Гав и все собаки в вольере, хотя и знавшие наверняка эту
историю, покатились от смеха.
-- И где он сейчас? -- сказал Гав.
-- Жирняки забрали его к себе. Он теперь их каждый вечер потешает
своими дурацкими выходками. Лампочки погасли.
-- Я их обязательно спасу... -- уже сквозь сон пробормотал Пальчик.
Ему снилось, что звери, сами став зрителями, смотрят в цирке
высту-пление дрессированных жирняков. Полосатый тигр грозно щелкал кну-том,
и те послушно бегали по арене на четвереньках, жонглировали тарелками с
супом и, закрыв глаза, с визгом прыгали сквозь горящие обручи.
Жаль, что сны редко сбываются.
Но досмотреть сон до конца так и не удалось. Рано утром -- сквозь
марлевые оконца уже просачивался слабый свет -- вдруг вновь зажглись
лампочки под брезентовым сводом.
-- Приготовить документы! -- послышался чей-то бас.
-- И поживей! -- вторил ему другой.
-- Обормоты. Ну, какие тут могут быть документы? У них на морде
написано, кто есть кто, -- заявил третий человек. И провозгласил: --
Посторонние, выходи!
Это был голос того самого стражника, который уже останавливал Пальчика
и Гава в парке.
В ответ звери зарычали, завизжали, захрюкали, замычали, затрубили...
Стража начала обход. Привстав на цыпочки, Пальчик и Гав увидели, как
над загородками поплыли три фуражки с надписью "Граница на замке". Впереди
них, высоко подпрыгивая и вертя головой, скакал орангутанг -- звериный
начальник. Беглецы сразу узнали его по вчерашнему описанию спаниеля, хотя на
сей раз он был без очков, -- пустозвон и доносчик.
-- Они где-то здесь! -- верещал он. -- Затаились, спрятались,
схоро-нились! Высмотрим, отыщем, найдем! Поймаем, задержим, схватим!
Посадим, упрячем, закроем!
Напомним -- ни стража, ни Пальчик не могли понимать, что выкрики-вал
орангутанг. Но для стражи было достаточно угрожающей интонации в самом визге
доносчика, и Пальчику все шепотком переводил Гав.
Законно спросить, как же в таком случае можно быть доносчиком, если его
язык никак нельзя понять. Ответим: доносчиком можно быть и молча. А если
подходить к этой противной проблеме серьезно, то орангутанг просто-напросто
приводил кого-нибудь из жирняков и указывал на любо-го зверя, а потом того
без лишних расспросов хлестали бичом.
Обход приближался к беглецам. Надо было вновь удирать!
Но спаниель удержал их, почему-то загадочно улыбаясь:
-- Не спешите, дружочки. Сейчас они у нас попляшут.
-- Потанцуют, попрыгают? -- думая, что ослышался, уточнил Гав.
-- Вот именно.
И Гав, и Пальчик не заметили, что оба слона поочередно набрали хоботами
воды из крана, раздувшись, как цистерны.
-- Вот они! -- разом вскричали преследователи, поравнявшись с собачьим
вольером. И кинулись к загородке.
Нападение захлебнулось. Две мощные струи, подбрасывая стражников и
орангутанга, понесли их по проходу и вышвырнули вон за дверь!
Откуда-то из-под потолка упали сорванные фуражки и... очки доносчи-ка.
Интересно, где он их на себе прятал?!
-- А теперь -- пора, -- кивнул спаниель. -- Пока они очухаются и снова
пойдут на приступ...
"...вы уже будете далеко", -- очевидно, хотел сказать он. Но беглецы
действительно были уже далеко. Мигом выскочив из вольера и поднырнув под
брезентовый полог, они вихрем помчались прочь по пустынному в этот час
парку. Впрочем, как мы знаем, парк был настолько велик, что и днем не
казался многолюдным. А в такую рань даже подметальщицы спят.
Увы, знакомые ворота все еще были заперты на висячий замок. Буквально,
безвыходное положение. Между частыми пиками ограды не протиснуться, Гав
вчера верно сказал. Перелезть -- очень уж высоко. Под воротами тоже слишком
узкая щель.
-- Говорят, если пройдет голова, -- пытался просунуть ее Гав под
ворота, -- то пролезет и все другое.
-- Боюсь, голова-то, может, и пройдет, -- посочувствовал Паль-чик, -- а
вот все другое -- останется.
-- И хвост? -- забеспокоился пес.
-- Само собой.
-- А если подкопаться?.. Невозможно, -- сам себе ответил Гав. --
Асфальт.
Он оглянулся на бревенчатую сторожку, видневшуюся за кустами
неподалеку.
-- Пошли разведаем?
Домик также оказался запертым. Они заглянули в закрытое окошко.
Сторож-усач мирно почивал на топчане .
-- Гляди! -- тихо воскликнул Пальчик. На табуретке лежали два ключа:
большой и маленький. Вероятно, от ворот и от самой сторожки.
-- Что будем делать? -- напористо сказал пес. -- Во-первых, разобьем
окно. Во-вторых, схватим ключи...
-- А в-третьих, сторож схватит нас и разобьет нам вывески. Гениаль-ный
план!
-- Какие еще ... вывески? -- Тут уж Гав оторопел.
-- У буфетчицы Оли спроси. -- Первый раз перещеголял его Паль-чик: --
Фотокарточки, рожи, морды, лица, физиономии, профили!
-- Думаешь? -- озаботился пес. -- А если не успеет?..
-- Схватить или заорать на весь парк?
-- Про "заорать" я не подумал, -- смутился Гав. Взгляд его упал на
отдушину в завалинке.
-- Сюда-то мы пролезем, -- забормотал он, протискиваясь сквозь нее под
пол дома. -- Надо переждать, -- глухо донеслось изнутри. -- Давай ко мне.
-- Давай на вокзале стоит.
-- Какой ... -- начал было пес и умолк. Вспомнил.
Пальчик пролез к нему. Над ними светились тонкие щели между досками
пола. Доносилось сладкое похрапывание сторожа. Он еще и посвистывал носом во
сне.
-- Тоже мне соловей, -- пробурчал Гав, устраиваясь поудобнее. --
Кстати, ты заметил, что собаки, да и все звери, не храпят? Большое
преимущество!
-- В чем?
-- Заснешь где-нибудь в лесу, и враг тебя не услышит.
-- Зато учует.
-- Тоже верно, -- задумался Гав.
-- А вообще-то куда мы с тобой собрались? -- вдруг спросил Пальчик.
-- Как -- куда? Домой. Я сыт по горло, -- заявил пес, -- хотя и опять
есть охота.
-- Мне не дает покоя... Интересно, куда это провалились столы с пустой
посудой под платаном? И откуда берется тут вся еда? И почему она отдает
рыбой?..
-- Может, они всю ее из рыбы делают, -- брякнул Гав.
-- Не исключено, -- по-взрослому заметил Пальчик. -- Но тогда, кто ее
ловит? Кого мы здесь только не встречали! А вот рыбаков на море-озере и не
видели.
-- Мы слишком мало здесь пробыли.
-- Вот именно -- мало! -- выпрямился было Пальчик, но больно стукнулся
о потолок. То есть об пол.
-- А-а, понял. Ты не хочешь домой.
-- Это я-то не хочу!
-- Ты не любишь родителей.
-- Это я-то не люблю!
-- Они волнуются там за тебя...
-- Да, может, там всего полчаса прошло!
-- Вот-вот, они и волнуются, полчаса уже прошло, а тебя все нет.
-- Ну, знаешь!.. Признайся, тебе самому хочется домой, -- потребо-вал
Пальчик. -- На свой собачий этаж, да?
-- Мой этаж не хуже других! -- вышел из себя Гав.
-- А ну вылезайте, -- внезапно раздался сверху голос старикана сторожа.
-- Разорались тут с утра пораньше. Кому говорю!
-- А если не вылезем? -- сказал Пальчик.
-- Сигнализацию включу, -- пригрозил тот.
-- Да ладно пугать-то, -- проворчал Гав. -- Пока ты выйдешь, нас
ищи-свищи.
-- Я с тобой морских коров не пас, -- рассердился наверху сторож. --
Каждая собака будет мне тыкать!.. Ты лучше оглянись, пустобрех. Вы в
ловушке. Я отдушину бочкой прикрыл, пока вы тут лаялись.
И правда светлый квадрат лаза исчез. Только сейчас беглецы замети-ли,
что в подполье стало гораздо темней.
-- Дайте слово, что не удерете, -- выпущу.
-- Разве тут верят слову? -- процедил пес.
-- Твоему -- нет, -- сказал сторож. -- Собака лает, ветер носит.
-- А вы сами... даете слово? -- спросил Пальчик. -- Вам-то можно
верить?
-- Я бывший моряк, -- оскорбился старикан. -- Мое слово крепче
грот-мачты, клянусь бизань-мачтой!
-- А фок-мачтой клянетесь?
-- Что?! Что я слышу, малыш! Морская душа, надо же. Я клянусь всей
парусной оснасткой и...
-- ...форштевнем впридачу, -- потребовал Пальчик.
-- Что?! -- снова взревел бывший моряк и заторопился к выходу. --
Немедленно выпускаю.
Через полминуты они уже сидели у него в сторожке. Он предусмотри-тельно
задернул шторки на оконце.
-- Мы... -- начал было Пальчик.
-- Ваши тайны меня не интересуют, -- отмахнулся он, -- пусть они
останутся при вас. Лишь бы люди были хорошие, добрые, -- он покосился на
пса, -- а не рычали, как собаки.
-- Я... -- начал было и Гав.
-- Прощаю, -- прогудел бывший моряк. -- Ради твоего друга. Где плавал?
-- спросил он Пальчика.
-- Я только лишь собирал модели фрегатов, каравелл и джонок...
-- И джонок! -- вновь взревел бывший моряк, снял с гвоздя соломен-ную
шляпу и в восторге подбросил под потолок. Шляпу он не поймал. Поймал ее Гав
и подал ему.
-- Не морской, но приморский пес -- точно! -- погрозил ему пальцем
старикан.
-- Угадали, -- заулыбался Гав.
-- Моряк моряка...
-- ... видит... -- подхватил Пальчик.
-- ... слышит, -- расхохотался старикан, указывая на пол, -- издалека.
Моряк моряка и видит, и слышит издалека. Если ты утверждаешь, что только