увидел, оглянувшись, Пальчик, а затем их грузовичок, проскочив проходным
двором, вылетел на другую улицу.
-- Из-за тебя я стал предателем, -- проворчал Гав.
-- Как -- предателем?
-- Как! Молча.
-- Наоборот! Ты же меня спас!
-- Гав-гав! Я своих предал. Это как если б ты предал все человечество.
-- А-а... -- растерянно протянул Пальчик. -- Но ты не беспокойся. Я
видел: они живы остались.
-- Это меня и утешает, -- буркнул Гав. -- Я тебе честно скажу: был со
мной там, у нас, случай. Поймали как-то меня и моих приятелей собачни-ки и
посадили, понимаешь, в "собачий ящик". Ну, а потом пошли живодеры кваску
попить. А мальчишки подкрались к фургону, открыли засов и нас выпустили. Я
одному от радости прямо на голову из машины прыгнул!.. Нет, своего спасения
я никогда не забуду! Понял? Добро рождает добро, -- философски заметил он,
гоня машину. -- Гав-гав!
-- А "гав-гав" рождает "гав-гав", -- кивнул Пальчик.
-- Это ты о чем? -- подозрительно спросил пес.
-- О том же. Зло вызывает зло .
-- А ты, гляжу, поумнел тут, в собачьем мире, -- одобрительно произнес
Гав.
-- Нам надо срочно в парк, к лифту! -- спохватился Пальчик. -- А куда
мы едем?
-- Пока что, не куда -- а от кого?! Думаешь, я теперь знаю, где тот
парк?
Город кончился. По бокам густо потянулись деревья.
-- Давай назад! -- приказал Пальчик.
-- Ты что? Там нас вмиг сцапают!
-- А пес с ними! -- храбрился Пальчик.
-- Пес с тобой, -- строго заметил Гав. Взглянул на него, и они оба
засмеялись.
-- Что же делать?..
-- Машину придется бросить. Переждать где-нибудь до утра... А утречком,
-- "мечтательно" произнес, словно предвкушая, Гав, -- по-веду я тебя на
поводке в парк прогуляться.
Он свернул по узкой дорожке в лес, грузовичок запрыгал на ухабах.
-- Машину спрячем, пусть нас поищут... -- бормотал Гав. -- И сами
где-нибудь схоронимся, переждем.
-- А что мои родители скажут? -- внезапно ужаснулся Пальчик. -- Ох, и
влетит нам!
-- Хуже будет, если не влетит, -- глубокомысленно ответил Гав.
-- Как?..
-- Если мы вообще не вернемся. Действительно... Пальчик об этом не
подумал. На какой-то поляне Гав с налету въехал в кустарник и выключил
мотор:
-- Надежное местечко... Сразу и не найдешь.
Беглецы выбрались из грузовичка.
-- И все-таки надо уходить отсюда подальше... Мало ли что! --
беспокоился Гав.
-- А если они вдруг пустят по следу собак-ищеек? -- забеспокоился
Пальчик.
-- Тогда все, -- обреченно сказал пес. -- Гав-гав, и готово! Даже я, не
профессионал, и то тебя разыскал. А им, обученным, -- плевое дело. Услышав
неподалеку журчание ручья, Пальчик приободрился:
-- Ты никогда не видел фильмов о разведчиках?
-- Нет...
-- Даже по телевизору?
-- Я всего неделю назад, у тебя дома, впервые увидал телевизор. Да и то
мы, собаки, только сам телевизор видим, а что по нему показывают -- нет. У
нас свое, особое зрение.
-- Поэтому вы и не знаете, что от погони надо уходить по воде, -- важно
сказал Пальчик. -- Вода не оставляет следов.
-- М-да, -- покачал головой Гав. -- Тогда жаль.
-- Чего жаль?
-- Что мы телевизор не можем смотреть.
-- Конечно. Знаешь, какие передачи бывают интересные, да еще по
цветному!..
-- По цветному -- тем более не можем, -- перебил его Гав. -- Мы вообще
цвета не различаем.
-- Значит, у вас все-все в черно-белом изображении?
-- А у тебя сейчас в каком? -- огрызнулся Гав, направляясь к ручью.
-- Ну, сейчас ночь...
-- Зато у нас всегда изображение четкое, -- заявил Гав, уже шлепая по
мелкой воде. -- И в жизни нам это цветное зрение -- как пришей кобыле хвост,
-- обернулся он на идущего следом за ним по ручью Пальчика.
-- И где ты таких слов понабрался?
-- Где! У буфетчицы Оли, -- гордо сообщил Гав.
-- Но ты же там по-человечески не понимал.
-- А здесь понимаю. Там запомнил, а здесь вспомнил. Осторожно --
коряга, -- предупредил он.
-- Спасибо, -- Пальчик перешагнул. -- Ну и почему ж вам цветное зрение
не нужно?
-- А толку от него. Главное у нас -- нюх!
-- Подумаешь...
-- А вот ты видишь, что скоро лес кончится, а за ним стоит одинокий дом
и под крыльцом дрыхнет -- тоже от буфетчицы Оли словечко -- какой-то
бездомный человек? Это ты видишь? -- повторил Гав.
-- Не-ет...
-- Я своим нюхом вижу. А ты уж теперь раскрашивай эту картинку в любой
цвет, не возражаю.
Пальчик не нашелся, что ответить.
Гав не ошибся. Проплутав по извилистому ручью, чтобы сбить возмо-жную
погоню с толку, они выбрались на пригорок, где за заборчиком стоял
одноэтажный дом-конура с темным круглым окном-входом, побле-скивающим под
луной.
Пошел дождь...
Как только они тронули калитку, из-под крыльца выбрался какой-то
невысокий голодранец. Он мигом надел на себя ошейник и, бренча цепью, стал
что-то орать на непрошеных гостей.
Но Гав зарычал, и тот притих. Наверняка в доме никого не было, и
сторожевой человек чувствовал себя неуверенно в одиночку. Тем более любая
собака была для него каким никаким, а высшим существом. Поэтому он,
вероятно, и захотел отыграться на своем малорослом сопле-меннике Пальчике,
не представляющем никакой угрозы, когда вдруг замахнулся на него дубинкой.
Но Гав заслонил собой мальчонку и вновь рыкнул. Человек заскулил, униженно
оправдываясь, и посторонился, про-пуская их под крыльцо.
Здесь было сухо и мягко. Земля застелена травой, в уголке -- миска с
большой костью. Голодранец, мгновенно юркнув за ними, спрятал кость в охапке
сена.
Дождь, усиливаясь, забарабанил по настилу над головой.
-- Хорошо, что дождь, -- поежился Пальчик. -- Есть такой фильм "И дождь
смывает все следы".
-- Пусть смывает, -- кивнул Гав.
-- Жалко его, да? -- поглядел на человека Пальчик. -- Собачья жизнь...
-- Понятно, жалко. Да только не поэтому. Собачья жизнь тоже разная
бывает. Вот у тебя -- я жил неплохо. А бывает, приманят летом хозяева
бездомного пса, он приживется на даче, полюбит их, станет нести верную
сторожевую службу... Придет осень, они его бросят и уедут себе в город. А он
их ждет, тоскует и надеется, что вернутся: сегодня, завтра, послезав-тра...
Ты что, разве не слышал про такие случаи?
-- Слышал. Так ты думаешь, он -- тоже?... -- голос у Пальчика упал.
-- Не я так думаю, а так оно и есть, -- Гав почесал голодранца за ухом.
Человек добродушно и благодарно заулыбался.
-- А что если их всех-всех к нам? -- вдруг загорелся Пальчик. -- Найдем
лифт и... и постепенно всех перевезем! Гениально, да?
-- Угу, -- с иронией кивнул Гав. -- А там их в дур дом, да?.. Бывал я
там -- во дворе, конечно, -- уточнил он. -- Нет, Пальчик, у вас своя жизнь,
у них своя. Они только с виду на вас похожи, а так они вроде ваших собачек.
Тут, Пальчик, другой мир, как на другой планете.
-- А, говоришь, телевизор не смотрел? Не из книг же ты о планетах
знаешь? -- раздосадованно сказал Пальчик.
-- Не из книг, -- согласился Гав. -- От буфетчицы Оли. Она однажды
вывела настырного клиента на улицу, показала на далекие звезды и заявила:
"Только вон там, гав-гав, на дальних планетах, куда тебе, оглоеду, лететь
миллионы лет и не долететь, только там, запомни, сливки не разбавляют, если
они там есть!"
-- А тот? -- невольно улыбнулся Пальчик.
-- Согласился.
-- С чем?
-- Пить ее сливки. Потому что туда, куда она показывала, очень уж
далеко, -- важно разъяснил пес.
-- Значит, им никак помочь нельзя? -- жалобно оглянулся на голод-ранца
Пальчик.
-- Не знаю...
-- Я подумаю, -- серьезно сказал мальчуган. -- Посоветуюсь с
родителями.
-- Во-во, -- кивнул Гав. -- Пусть у них голова болит. У них она больше.
Брошенный дачный человек забился в сено и заснул.
-- А знаешь, -- задумчиво произнес Гав, -- ты мне подал интересную
мысль.
-- Какую? -- сонно пробормотал Пальчик. Его тоже тянуло в сон под
неумолчный, говорливый перестук дождя.
Уже сквозь сон он слышал что-то о переселении бездомных собак из их
города сюда, на "шестой этаж", -- грандиозный план, задуманный Гавом. А что,
собаки здесь как-нибудь приспособятся, судя по нему, Гаву! Они могут, как
видишь, разговаривать с местными псами, и, когда они переселятся, то Гав
сделает... Но что именно тот сделает, Пальчик уже точно не услышал -- он
окончательно заснул.
Ему снилось, что он выступает вместе с Гавом у себя в цирке... А потом
-- наоборот: Гав показывает дрессированного человека -- Паль-чика! -- в
местном цирке! Под восторженный лай всего зала он склады-вает на арене
большие кубики с чужими буквами в какие-то собачьи слова, делит и умножает
цифры и даже кружится на четвереньках, подвывая под популярную мелодию
"Собачьего вальса".
"Ужас! Приснится же такое!" -- подумал он, просыпаясь утром. И,
оказавшись на подстилке под дачным крыльцом, ясно ощутил, что сон не так уж
далек от теперешней жизни.
Мягкий солнечный свет падал от входа, Пальчик посмотрел на все еще
спавшего подкрылечного "хозяина" -- теперь его можно было разгля-деть, как
говорится, воочию. Из-под сена торчала голова с всклокоченными волосами: лоб
без единой морщинки, пухлый рот, пробивающиеся над верхней губой усики...
Ему было никак не больше шестнадцати лет, а по собачьим меркам, наверно, не
свыше трех. Он жалобно заскулил во сне -- очевидно, снилось что-то местное,
жестокое.
Пальчик вдруг вспомнил о Гаве -- пса не было -- и поспешно высунулся
из-под крыльца.
Слава Богу, вот и он! Гав бежал от ручья, останавливался, встряхива-ясь
всем телом, и вокруг него вспыхивали радужные водяные брызги. Уже искупался?
Приятно, не по-осеннему, припекало солнце, и мир вокруг был такой
безмятежный, как наевшийся рыбы большой и пушистый рыжий кот.
-- Я все разведал, -- доложил пес. -- Нашей машины нет. Вот видишь, ее
все-таки нашли. Погони тоже нет, иначе бы нас давно сцапали. Да, а ты был
прав, я увидел по следам: ищейки потоптались у ручья, гав-гав, и ушли.
-- Ура! -- прошептал Пальчик, оглянувшись на спящего хозяина.
-- А ты не радуйся, -- заметил рассудительный Гав. -- Возможно, наши
приметы раздали всем постовым.
-- Ну мои-то ладно. А тебя толком никто и не видел.
-- Оболтус, дурень, болван, глот с оглоедом впридачу! Это не я, а
буфетчица Оля, -- как бы извинился Гав. -- А носовые приметы? Приме-ты
запаха? Неужели не знаешь, что каждая тварь имеет свой запах?!
-- Ну знаю... А как же они эти "носовые приметы" собрали и раздали? В
скляночках? -- съязвил Пальчик.
-- В бутылочках, -- ответил Гав. -- В письменном виде, дурачина. Вот,
скажем, ты -- пахнешь страхом, кожей коричневых ботинок, домом родителей,
тюрьмой -- это я приблизительно называю твой особый запах. Для него нет
названия, кроме двух слов.
-- Каких?
-- Запах Пальчика.
-- А твой -- Гава?
-- Именно. Весь твой запах они, конечно, передать по постам не могли,
но его приметы запросто сообщили. Достаточно запахов страха и тюрьмы.
-- Я и так приметный. Ну, а с тобой как?
-- А у меня приметы -- подозрительной личности, напавшей на тюрьму,
угонщика грузовика и напарника того самого бродяги, который пахнет тюрьмой и
страхом. То есть тебя! Понял? Гав-гав! -- распалился пес.
Услышав громкий лай, голодранец тут же раскрыл глаза и полез было из
сена, но, увидев вчерашних незнакомцев, тяжко вздохнул и снова лег. Верно,
он спросонья подумал, что наконец-то вернулись его хозяева.
-- А чего ты мокрый? -- спросил Пальчик пса и вылез из-под крыльца
наружу.
-- Я ручей переходил.
-- Но он же мелкий, а ты весь-весь мокрый!
-- Что мне, умыться нельзя?
-- Полностью?
-- По-другому я не умею. Я не кот, -- обиделся Гав.
-- А разве вы умываетесь?
-- Мы умываемся. Если меня сегодня утром вдруг потянуло умыться, значит
здесь, -- подчеркнул Гав, -- принято умываться. Кстати, твои родители тоже
принимают ванну. Всю! -- уточнил он. -- А не споласкива-ют одну только рожу,
как ты, лентяй.
-- Опять буфетчица Оля?
-- Нет, на этот раз -- я.
-- А "рожу" откуда ты взял? -- хмыкнул Пальчик.
-- Да ты сам на второй день, как привел, похвалил меня маме: "Нет, ты
посмотри, какая у него приятная рожа!"
-- Это я образно...
-- И я образно, -- отрезал пес. -- Что, съел?
-- А вот съесть я бы что-нибудь съел, -- мечтательно произнес Пальчик.
-- Ну. с тобой-то проще, -- серьезно заявил Гав, -- там у нашего
хозяина я где-то кость видел.
Ничего не попишешь -- везде свои порядки. И Пальчик его торопливо
остановил.
-- Неудобно. Последнее отнимать? Мы же в гостях, -- схитрил он. Гав
почесал задней лапой затылок:
-- М-да. Действительно...
-- А что здесь сами собаки едя г? -- поинтересовался Пальчик.
-- Да все, что и вы там, у себя.
-- Я бы с удовольствием съел то, что вы едите здесь.
-- Ха-ха... А я бы с удовольствием съел то, что вы едите там. Они
засмеялись.
-- Ты не волнуйся, -- добавил Гав. -- Я не жадный, как и ты. Уж
поделился бы с тобою объедками.
Пальчик молча проглотил обиду, пес был по-своему прав.
-- Как же мы теперь в город вернемся? До темноты переждать?
-- Тоже опасно, -- задумался Гав. -- Вдруг ищейки вернутся и начнут
здесь рыскать повсюду!.. Ну, а с одеждой твоей... -- не договорив, посмотрел
он на Пальчика.
И заставил его переодеться, вывернув все наизнанку. Правда, с
башма-ками -- даже самому Гаву! -- это никак не удалось совершить. И он
великодушно разрешил оставить их в прежнем виде.
-- Хорошо бы постричь тебя наголо, -- вслух размышлял он, проха-живаясь
вокруг преображенного мальчугана. Пальчик наотрез отказался.
-- Все равно нечем, -- отмахнулся Гав. И вдруг с интересом посмо-трел
на окно дачи. -- Можно разбить окно и постричь тебя кусочком острого стекла
-- волосинку за волосинкой.
-- Не буду: волосинку за волосинкой! -- отказался Пальчик. -- Знаешь, у
нормального человека их сколько?
-- Сколько?
-- Не сосчитать! -- выпалил он, безуспешно пытаясь вспомнить.
-- Так то у нормального, -- ухмыльнулся Гав. -- А мы -- пучком,
пучком...
-- И пучком не буду. Тебя бы так -- пучком!..
-- Меня ни к чему. Моих внешних примет у них, по-моему, нет, -- сказал
пес. -- Ладно, оставайся таким, как есть. Вот мама обрадуется, увидев тебя!
-- Да уж обрадуется, держи карман шире, -- уныло оглядывал себя
Пальчик.
-- Обрадуется, обрадуется, -- твердил Гав. -- А теперь надо отбить твой
собственный запах.
-- Отбить? Мой?! -- вздрогнул Пальчик.
-- И мой, -- кивнул пес. -- Мой надо еще сильнее отбить. На моей
совести преступлений больше. Только две разбитые машины чего сто-ят!.. Чем
бы отбить? Чем? -- сокрушался он, вертя головой по сторонам.
-- Вон, дубинкой, -- насмешливо посоветовал ему Пальчик, кивнув на
сторожевую палку гостеприимного "хозяина".
-- Можно! -- обрадовался Гав. -- Сначала я побью тебя, потом ты --
меня. И что мы получим? Мы получим, -- довольно потер он передние лапы, --
запахи боли, побоев, огорчения, стыда, синяков, ссадин... -- перечисляя,
загорелся он. -- Эта дубинка отлично отобьет любой личный запах. А ты умен!
Не ожидал, -- похвалил он мальчугана.
-- Нет, я глуп, -- поспешно запротестовал Пальчик. -- Лучше не надо.
Учти, будет больно, -- предупредил он.
-- Ради нашего спасения можно и потерпеть. Итак, за дело! -- Он схватил
дубинку. -- Другого выхода нет.
Пальчик втянул голову в плечи.
Гав привстал на цыпочки, размахнулся и вдруг застыл, ловя носом
ветерок.
-- Так. -- Он отбросил палку в сторону, мальчуган облегченно вздох-нул.
-- Верхнее чутье никогда меня не обманывало.
Он унесся куда-то в чащу травы, и Пальчик поспешно спрятал дубинку в
лопухах, наивно надеясь, что пес ее не найдет или по крайней мере забудет,
если она не будет торчать на глазах.
Гав вернулся с большим пуком каких-то растений. Даже Пальчик, у
которого не было ни верхнего, ни нижнего чутья, почувствовал их особый
запах.
-- Мята! -- догадался он. Мама иногда клала ее в разные приправы.
-- Нет, я не мял. Я срывал осторожно, -- возразил пес.
-- Называется так -- мята!
-- Глупое название. Это, -- он показал на пук, -- еще не мята. А вот
теперь, -- он азартно помял растения, -- мята! Уж она-то отобьет запах
получше любой дубинки!
Из-под крыльца, потягиваясь, выбрался "хозяин" и удивленно уста-вился
на своих гостей. Впрочем, тут любой бы изумился, увидев, что они натирают
друг другу одежду и шерсть пучками какой-то травы, запихивая ее даже в
карманы и надевая на головы что-то вроде травяных венков.
Взглянув на "хозяина", Пальчик с грустью отметил, что на шее у него
висит размочаленный обрывок веревки.
-- Может, снять с него веревку? -- спросил Пальчик, напоследок поправив
венок на голове пса.
-- Ты что? Это вроде документа, пусть неважнецкого, а все же. Сразу
видно, что хоть какого-то хозяина когда-то имел и, может быть, потерял-ся.
Тебя вон даже с ошейником заловили. А то и пристреливают бродячих прямо на
улице! Смотря на кого нарвешься.
-- Это уж точно, -- вспомнил Пальчик второго черного терьера, который
посочувствовал ему в парке. -- Эх, бедняга, -- подошел он к голодранцу и
хотел было погладить его по руке.
Но тот отскочил и заворчал на него, а затем, умильно улыбаясь, подбежал
к Гаву и низко склонил кудлатую голову. Пес стал с доброй улыбкой ерошить
ему волосы. Если бы у человека был хвост, он сейчас бы завилял им вовсю.
И Пальчик неожиданно вспомнил, что мы сами подчас больше жале-ем собак,
чем людей. Тому же псу часто находим и доброе слово, и ласку.
Даже с родителями мы не так мягки и открыты всей душой. И нередко
огрызаемся, когда нас хотят по-доброму пожалеть, считая это излишним
сюсюканьем. А вот собаки чутко отзываются на ласку. Так что и подкрылечного
"хозяина", и Гава можно было понять.
-- А он здесь не пропадет? -- сказал Пальчик.
-- Проголодается, убежит в город. Он еще молодой. Может, его кто-то и
пожалеет. Возьмет к себе, вымоет, как меня твоя мама, и живи! -- беззаботно
откликнулся Гав.
-- А давай сами его вымоем, -- предложил Пальчик. -- Тогда он кому-то
больше понравится!
-- Ну, я не знаю... -- Гав добродушно оттолкнул приставалу, и тот ушел
под свое крыльцо. -- А вдруг он кусается?! Тебя-то он точно цапнет, не
сомневайся. Если б тогда меня вздумала мыть не твоя мама, а какая-нибудь
дворняга, я бы ей задал жару!
-- Ну и помой его сам.
-- Хитрый какой! Не слажу я с ним, он больше меня, -- отказался Гав. --
Еще вырвется, удерет, и ищи-свищи. А так у него тут все же ка-кой-то дом.
-- Ты же сам говорил: может, он кому-то понравится, его возьмут,
выкупают...
-- Э-э... -- протянул пес. -- Тогда-то он сопротивляться не будет, как
и я у вас. Когда тебя к себе берут, это сразу чувствуется. Можно и
потерпеть, раз у вас такие дикие причуды -- мучить живую тварь горячей водой
да еще с мылом!
-- Убедил, -- согласился Пальчик.
-- Пошли? -- сказал Гав.
-- Пошли. Только...
-- Там видно будет, -- решительно оборвал его пес. -- Слышал пословицу:
смелость города берет?
И на всякий случай привязал к ошейнику, который Пальчик так и позабыл
снять за это время, новый гибкий прут лозины.
Они пошли, благоухая мятой на всю окрестность.
Голодранец, высунув голову из-под крыльца, грустно смотрел, как Гав
ведет Пальчика на поводке в сторону города.
Они оглянулись и помахали ему на прощание: рукой и лапой.
Выехать вчера из города было легче, нежели сегодня войти. Поперек
дороги был установлен полосатый, как палка регулировщика, шлагбаум. И двое
бородатых черных терьеров с повязками, прежде чем кого-нибудь впустить или
выпустить, свирепо обнюхивали каждого. Один из них, явно туповатый малый, то
и дело сверялся с какой-то бумажкой, а уж затем нюхал.
"Нас ищут, -- екнуло сердце у Пальчика. -- С приметами сравнивают". Он
замедлил шаг, но Гав смело потащил его за собой. Туповатый терьер сунулся к
ним, но второй облаял его и поднял шлагбаум, пропу-ская путников.
-- Что он сказал? -- спросил Пальчик, когда опасность миновала. Теперь
он уже не отставал, а, напротив, тянул пса вперед.
-- Он сказал: "Пропусти деревенщин! Не чуешь, что ли? Сельские жители!
Этот запах ни с чем не спутаешь, прямо с ног валит!" -- уже привычно
процедил Гав сквозь зубы, не выпуская прут-поводок,
-- Вот видишь, а ты хотел из нас отбивную сделать, -- заулыбался
Пальчик.
-- От большой отбивной я бы не отказался, -- причмокнул пес. -- И от
маленькой -- тоже.
-- С лучком, с перчиком, с чесночком!
-- Фу! Какие жуткие вкусы! Запомни/дружок: лучок, перчик и твой
чесночок добавляют только в несвежую пищу, чтоб никто ничего не
почувствовал.
-- Но моя мама именно...
-- Не знаю, как твоя мама, а буфетчица Оля именно так говорила. А она в
своем кафе много лет работает, уж она-то знает, -- заявил пес. -- Я сам
однажды попробовал, потом чихал и долго свой нос в холодной луже держал,
чтобы не свербило. На неделю нюх потерял!
-- Ничего ты не понимаешь. Это произошло исключительно потому, что у
вас тонкий нюх, а у нас нет. А перец с чесночком...
-- Так бы сразу и говорил, -- перебил его Гав, -- что нюха нет. А еще
спорит.
Пальчик только ладошкой махнул: пса не переубедишь. Хорошо, что дома у
них он такой молчаливый. Не то б до белого каления маму довел, если б
вмешивался в ее кухонные дела. На кухню даже папа со своими советами
побаивается заходить, когда она готовит. Однажды она застави-ла его целый
час лук резать, пока он, раскаявшись, все слезы не выплакал.
Не подумайте, что Пальчик и Гав теперь полностью забыли про опасность.
Они не торопились и настороженно поглядывали по сторонам, нет ли поблизости
черных терьеров. Спешить, а тем более мчаться стремглав, было нельзя -- это
могло привлечь внимание.
Они шли по улице с широкими газонами, -- очевидно, центральной. Кое-где
в землю были воткнуты круглые щиты с изображением человече-ского силуэта,
перечеркнутого крест-накрест.
-- Сэр, -- видимо, снова заговорила в Гаве его "родословная", -- хоть
здесь вроде бы и мой мир, но я никак не соображу, что это за знаки такие.
-- Обычные знаки, -- вздохнул Пальчик. -- У нас такие же есть, только
против вас. А эти запрещают выгуливать по траве нас. Теперь сообразил?
-- Кого -- нас? -- уточнил Гав.
-- Нас, людей. Надень очки!
-- Ах вас?! -- довольно хмыкнул Гав. И сразу пошел по траве, ведя его
по тротуару. -- Приятно чувствовать себя господином. Хоть раз выгуляю себя
по-человечески.
Пальчик предупредил, что, возможно, даже и собакам здесь это
запре-щено. Но Гав ответил, что нижнее чутье говорит ему совсем о другом. А
с нижним чутьем не поспоришь.
Город уже не удивлял Пальчика, за эти два дня он всякого навидался.
Однако многое для него было странно. За столиками кафе, выставленны-ми
прямо на тротуар, сидели гурманы -- королевские пудели, курцхаары, шпицы,
эрдельтерьеры и другие породистые особы. Беспородные, заметил он, держались
отдельно. В основном они были обслугой: официантами, шоферами продуктовых
машин, дворниками... Породистые холеные соба-ки, развалившись в ажурных
креслах, ели длинными мелкими ложками поросячий фарш, смешанный с яичным
желтком, из глубоких прозрачных мисок, а на десерт смаковали изысканное
блюдо: "мороженое мясо". Об этом, глотая слюнки, сообщил Пальчику Гав,
которому про все, в свою очередь, поведал ею чуткий нос. Л пили
"аристократы" исключительно безалкогольные напитки. Гав рассказал, как он
еще в детстве вылакал у киоска лужицу пролитого пива: у него отнялись задние
лапы, он полз, оглядываясь и глупо лая на них, потому что они его не
слушались.
-- Поучительная история, -- строго взглянул он на Пальчика, словно
подозревая, что в будущем тот непременно начнет попивать.
Первых блюд никто из породистых собак не ел, и ничего горячего -- тоже.
Трескали -- по выражению Гава, позаимствованному известно у кого, -- только
холодные закуски, чему, наверно, позавидовали бы многие человеческие дети.
Иные оригиналы еще и смачно хрустели сочными морковками, яблоками,
капустными кочерыжками и малосольными огур-цами. Впрочем, как и у нас.
Расплачиваясь, клиенты небрежно швыряли на стол монеты:
-- Сдачи не надо! Оставь на кости, -- это напоминало наше выраже-ние:
"на чай".
Пальчик заметил, что никто не курит.
-- Отбивает нюх, -- пояснил Гав. -- Как нижнее, так и верхнее чутье!
-- А среднее бывает? -- поддел его Пальчик.
-- Средними бывают только люди, -- парировал Гав. -- Индусы, например.
-- Кто?..
-- Не помнишь, что ли, твой папа зачитывал маме из газеты: "Сред-ний
индус съедает в год четыре яйца"!
Пальчик опять не стал с ним спорить, все равно ничего не докажешь.
Поддергиваемый "поводком", он свернул за Гавом в боковую улицу. Здесь вместо
чистеньких нарядных кафе потянулись обычные грязноватые харчевни для
беспородных собак. В отличие от породистых, те были не столь разборчивы в
еде. Официанты подавали им всякие жилистые обрез-ки, хрящи и кости. Зато
вопреки собачьим правилам они налегали на какую-то явно хмельную бражку --
задние конечности у них и впрямь отказывали подчас полностью. И если кто-то
умудрялся упасть под стол, то быстро подъезжал фургон, ловкие шавки хватали
бедолагу за хвост и швыряли в кузов.
-- В тюрьму? -- посочувствовал Пальчик.
-- Судя по запаху от фургона, -- шевельнул носом Гав, -- их повезут в
баню.
-- Повезло, -- удивился Пальчик.
-- Ага, -- кивнул пес. -- Их там моют брандспойтами. -- Он снова
понюхал и дополнил: -- Под большим давлением.
Пальчик вспомнил, как пес-хозяин поливал из пожарного шланга трех
цепных людей, и задумчиво сказал:
-- Интересно, кто у кого тут пить научился, люди у собак или собаки у
людей?
-- Ничего интересного, -- отрезал Гав. -- И запомни: там, у нас, собаки
не пьют, хотя про иных клиентов буфетчица Оля и говорит: "Пьет, как собака!"
Поэтому сделай выводы сам.
-- А мы правильно идем? -- забеспокоился Пальчик, которому не хотелось
делать обидные для людей выводы.
-- Скоро доберемся. Верхнее чутье говорит... -- важно начал Гав.
Внезапно у идущей впереди пекинесы развязался шнурок на талии, и на землю,
тихонько звякнув, упал кошелечек. Она, не заметив, переступила через него
задней ногой, продолжая оживленно тараторить с подружкой-бульдожкой. Пальчик
двором, вылетел на другую улицу.
-- Из-за тебя я стал предателем, -- проворчал Гав.
-- Как -- предателем?
-- Как! Молча.
-- Наоборот! Ты же меня спас!
-- Гав-гав! Я своих предал. Это как если б ты предал все человечество.
-- А-а... -- растерянно протянул Пальчик. -- Но ты не беспокойся. Я
видел: они живы остались.
-- Это меня и утешает, -- буркнул Гав. -- Я тебе честно скажу: был со
мной там, у нас, случай. Поймали как-то меня и моих приятелей собачни-ки и
посадили, понимаешь, в "собачий ящик". Ну, а потом пошли живодеры кваску
попить. А мальчишки подкрались к фургону, открыли засов и нас выпустили. Я
одному от радости прямо на голову из машины прыгнул!.. Нет, своего спасения
я никогда не забуду! Понял? Добро рождает добро, -- философски заметил он,
гоня машину. -- Гав-гав!
-- А "гав-гав" рождает "гав-гав", -- кивнул Пальчик.
-- Это ты о чем? -- подозрительно спросил пес.
-- О том же. Зло вызывает зло .
-- А ты, гляжу, поумнел тут, в собачьем мире, -- одобрительно произнес
Гав.
-- Нам надо срочно в парк, к лифту! -- спохватился Пальчик. -- А куда
мы едем?
-- Пока что, не куда -- а от кого?! Думаешь, я теперь знаю, где тот
парк?
Город кончился. По бокам густо потянулись деревья.
-- Давай назад! -- приказал Пальчик.
-- Ты что? Там нас вмиг сцапают!
-- А пес с ними! -- храбрился Пальчик.
-- Пес с тобой, -- строго заметил Гав. Взглянул на него, и они оба
засмеялись.
-- Что же делать?..
-- Машину придется бросить. Переждать где-нибудь до утра... А утречком,
-- "мечтательно" произнес, словно предвкушая, Гав, -- по-веду я тебя на
поводке в парк прогуляться.
Он свернул по узкой дорожке в лес, грузовичок запрыгал на ухабах.
-- Машину спрячем, пусть нас поищут... -- бормотал Гав. -- И сами
где-нибудь схоронимся, переждем.
-- А что мои родители скажут? -- внезапно ужаснулся Пальчик. -- Ох, и
влетит нам!
-- Хуже будет, если не влетит, -- глубокомысленно ответил Гав.
-- Как?..
-- Если мы вообще не вернемся. Действительно... Пальчик об этом не
подумал. На какой-то поляне Гав с налету въехал в кустарник и выключил
мотор:
-- Надежное местечко... Сразу и не найдешь.
Беглецы выбрались из грузовичка.
-- И все-таки надо уходить отсюда подальше... Мало ли что! --
беспокоился Гав.
-- А если они вдруг пустят по следу собак-ищеек? -- забеспокоился
Пальчик.
-- Тогда все, -- обреченно сказал пес. -- Гав-гав, и готово! Даже я, не
профессионал, и то тебя разыскал. А им, обученным, -- плевое дело. Услышав
неподалеку журчание ручья, Пальчик приободрился:
-- Ты никогда не видел фильмов о разведчиках?
-- Нет...
-- Даже по телевизору?
-- Я всего неделю назад, у тебя дома, впервые увидал телевизор. Да и то
мы, собаки, только сам телевизор видим, а что по нему показывают -- нет. У
нас свое, особое зрение.
-- Поэтому вы и не знаете, что от погони надо уходить по воде, -- важно
сказал Пальчик. -- Вода не оставляет следов.
-- М-да, -- покачал головой Гав. -- Тогда жаль.
-- Чего жаль?
-- Что мы телевизор не можем смотреть.
-- Конечно. Знаешь, какие передачи бывают интересные, да еще по
цветному!..
-- По цветному -- тем более не можем, -- перебил его Гав. -- Мы вообще
цвета не различаем.
-- Значит, у вас все-все в черно-белом изображении?
-- А у тебя сейчас в каком? -- огрызнулся Гав, направляясь к ручью.
-- Ну, сейчас ночь...
-- Зато у нас всегда изображение четкое, -- заявил Гав, уже шлепая по
мелкой воде. -- И в жизни нам это цветное зрение -- как пришей кобыле хвост,
-- обернулся он на идущего следом за ним по ручью Пальчика.
-- И где ты таких слов понабрался?
-- Где! У буфетчицы Оли, -- гордо сообщил Гав.
-- Но ты же там по-человечески не понимал.
-- А здесь понимаю. Там запомнил, а здесь вспомнил. Осторожно --
коряга, -- предупредил он.
-- Спасибо, -- Пальчик перешагнул. -- Ну и почему ж вам цветное зрение
не нужно?
-- А толку от него. Главное у нас -- нюх!
-- Подумаешь...
-- А вот ты видишь, что скоро лес кончится, а за ним стоит одинокий дом
и под крыльцом дрыхнет -- тоже от буфетчицы Оли словечко -- какой-то
бездомный человек? Это ты видишь? -- повторил Гав.
-- Не-ет...
-- Я своим нюхом вижу. А ты уж теперь раскрашивай эту картинку в любой
цвет, не возражаю.
Пальчик не нашелся, что ответить.
Гав не ошибся. Проплутав по извилистому ручью, чтобы сбить возмо-жную
погоню с толку, они выбрались на пригорок, где за заборчиком стоял
одноэтажный дом-конура с темным круглым окном-входом, побле-скивающим под
луной.
Пошел дождь...
Как только они тронули калитку, из-под крыльца выбрался какой-то
невысокий голодранец. Он мигом надел на себя ошейник и, бренча цепью, стал
что-то орать на непрошеных гостей.
Но Гав зарычал, и тот притих. Наверняка в доме никого не было, и
сторожевой человек чувствовал себя неуверенно в одиночку. Тем более любая
собака была для него каким никаким, а высшим существом. Поэтому он,
вероятно, и захотел отыграться на своем малорослом сопле-меннике Пальчике,
не представляющем никакой угрозы, когда вдруг замахнулся на него дубинкой.
Но Гав заслонил собой мальчонку и вновь рыкнул. Человек заскулил, униженно
оправдываясь, и посторонился, про-пуская их под крыльцо.
Здесь было сухо и мягко. Земля застелена травой, в уголке -- миска с
большой костью. Голодранец, мгновенно юркнув за ними, спрятал кость в охапке
сена.
Дождь, усиливаясь, забарабанил по настилу над головой.
-- Хорошо, что дождь, -- поежился Пальчик. -- Есть такой фильм "И дождь
смывает все следы".
-- Пусть смывает, -- кивнул Гав.
-- Жалко его, да? -- поглядел на человека Пальчик. -- Собачья жизнь...
-- Понятно, жалко. Да только не поэтому. Собачья жизнь тоже разная
бывает. Вот у тебя -- я жил неплохо. А бывает, приманят летом хозяева
бездомного пса, он приживется на даче, полюбит их, станет нести верную
сторожевую службу... Придет осень, они его бросят и уедут себе в город. А он
их ждет, тоскует и надеется, что вернутся: сегодня, завтра, послезав-тра...
Ты что, разве не слышал про такие случаи?
-- Слышал. Так ты думаешь, он -- тоже?... -- голос у Пальчика упал.
-- Не я так думаю, а так оно и есть, -- Гав почесал голодранца за ухом.
Человек добродушно и благодарно заулыбался.
-- А что если их всех-всех к нам? -- вдруг загорелся Пальчик. -- Найдем
лифт и... и постепенно всех перевезем! Гениально, да?
-- Угу, -- с иронией кивнул Гав. -- А там их в дур дом, да?.. Бывал я
там -- во дворе, конечно, -- уточнил он. -- Нет, Пальчик, у вас своя жизнь,
у них своя. Они только с виду на вас похожи, а так они вроде ваших собачек.
Тут, Пальчик, другой мир, как на другой планете.
-- А, говоришь, телевизор не смотрел? Не из книг же ты о планетах
знаешь? -- раздосадованно сказал Пальчик.
-- Не из книг, -- согласился Гав. -- От буфетчицы Оли. Она однажды
вывела настырного клиента на улицу, показала на далекие звезды и заявила:
"Только вон там, гав-гав, на дальних планетах, куда тебе, оглоеду, лететь
миллионы лет и не долететь, только там, запомни, сливки не разбавляют, если
они там есть!"
-- А тот? -- невольно улыбнулся Пальчик.
-- Согласился.
-- С чем?
-- Пить ее сливки. Потому что туда, куда она показывала, очень уж
далеко, -- важно разъяснил пес.
-- Значит, им никак помочь нельзя? -- жалобно оглянулся на голод-ранца
Пальчик.
-- Не знаю...
-- Я подумаю, -- серьезно сказал мальчуган. -- Посоветуюсь с
родителями.
-- Во-во, -- кивнул Гав. -- Пусть у них голова болит. У них она больше.
Брошенный дачный человек забился в сено и заснул.
-- А знаешь, -- задумчиво произнес Гав, -- ты мне подал интересную
мысль.
-- Какую? -- сонно пробормотал Пальчик. Его тоже тянуло в сон под
неумолчный, говорливый перестук дождя.
Уже сквозь сон он слышал что-то о переселении бездомных собак из их
города сюда, на "шестой этаж", -- грандиозный план, задуманный Гавом. А что,
собаки здесь как-нибудь приспособятся, судя по нему, Гаву! Они могут, как
видишь, разговаривать с местными псами, и, когда они переселятся, то Гав
сделает... Но что именно тот сделает, Пальчик уже точно не услышал -- он
окончательно заснул.
Ему снилось, что он выступает вместе с Гавом у себя в цирке... А потом
-- наоборот: Гав показывает дрессированного человека -- Паль-чика! -- в
местном цирке! Под восторженный лай всего зала он склады-вает на арене
большие кубики с чужими буквами в какие-то собачьи слова, делит и умножает
цифры и даже кружится на четвереньках, подвывая под популярную мелодию
"Собачьего вальса".
"Ужас! Приснится же такое!" -- подумал он, просыпаясь утром. И,
оказавшись на подстилке под дачным крыльцом, ясно ощутил, что сон не так уж
далек от теперешней жизни.
Мягкий солнечный свет падал от входа, Пальчик посмотрел на все еще
спавшего подкрылечного "хозяина" -- теперь его можно было разгля-деть, как
говорится, воочию. Из-под сена торчала голова с всклокоченными волосами: лоб
без единой морщинки, пухлый рот, пробивающиеся над верхней губой усики...
Ему было никак не больше шестнадцати лет, а по собачьим меркам, наверно, не
свыше трех. Он жалобно заскулил во сне -- очевидно, снилось что-то местное,
жестокое.
Пальчик вдруг вспомнил о Гаве -- пса не было -- и поспешно высунулся
из-под крыльца.
Слава Богу, вот и он! Гав бежал от ручья, останавливался, встряхива-ясь
всем телом, и вокруг него вспыхивали радужные водяные брызги. Уже искупался?
Приятно, не по-осеннему, припекало солнце, и мир вокруг был такой
безмятежный, как наевшийся рыбы большой и пушистый рыжий кот.
-- Я все разведал, -- доложил пес. -- Нашей машины нет. Вот видишь, ее
все-таки нашли. Погони тоже нет, иначе бы нас давно сцапали. Да, а ты был
прав, я увидел по следам: ищейки потоптались у ручья, гав-гав, и ушли.
-- Ура! -- прошептал Пальчик, оглянувшись на спящего хозяина.
-- А ты не радуйся, -- заметил рассудительный Гав. -- Возможно, наши
приметы раздали всем постовым.
-- Ну мои-то ладно. А тебя толком никто и не видел.
-- Оболтус, дурень, болван, глот с оглоедом впридачу! Это не я, а
буфетчица Оля, -- как бы извинился Гав. -- А носовые приметы? Приме-ты
запаха? Неужели не знаешь, что каждая тварь имеет свой запах?!
-- Ну знаю... А как же они эти "носовые приметы" собрали и раздали? В
скляночках? -- съязвил Пальчик.
-- В бутылочках, -- ответил Гав. -- В письменном виде, дурачина. Вот,
скажем, ты -- пахнешь страхом, кожей коричневых ботинок, домом родителей,
тюрьмой -- это я приблизительно называю твой особый запах. Для него нет
названия, кроме двух слов.
-- Каких?
-- Запах Пальчика.
-- А твой -- Гава?
-- Именно. Весь твой запах они, конечно, передать по постам не могли,
но его приметы запросто сообщили. Достаточно запахов страха и тюрьмы.
-- Я и так приметный. Ну, а с тобой как?
-- А у меня приметы -- подозрительной личности, напавшей на тюрьму,
угонщика грузовика и напарника того самого бродяги, который пахнет тюрьмой и
страхом. То есть тебя! Понял? Гав-гав! -- распалился пес.
Услышав громкий лай, голодранец тут же раскрыл глаза и полез было из
сена, но, увидев вчерашних незнакомцев, тяжко вздохнул и снова лег. Верно,
он спросонья подумал, что наконец-то вернулись его хозяева.
-- А чего ты мокрый? -- спросил Пальчик пса и вылез из-под крыльца
наружу.
-- Я ручей переходил.
-- Но он же мелкий, а ты весь-весь мокрый!
-- Что мне, умыться нельзя?
-- Полностью?
-- По-другому я не умею. Я не кот, -- обиделся Гав.
-- А разве вы умываетесь?
-- Мы умываемся. Если меня сегодня утром вдруг потянуло умыться, значит
здесь, -- подчеркнул Гав, -- принято умываться. Кстати, твои родители тоже
принимают ванну. Всю! -- уточнил он. -- А не споласкива-ют одну только рожу,
как ты, лентяй.
-- Опять буфетчица Оля?
-- Нет, на этот раз -- я.
-- А "рожу" откуда ты взял? -- хмыкнул Пальчик.
-- Да ты сам на второй день, как привел, похвалил меня маме: "Нет, ты
посмотри, какая у него приятная рожа!"
-- Это я образно...
-- И я образно, -- отрезал пес. -- Что, съел?
-- А вот съесть я бы что-нибудь съел, -- мечтательно произнес Пальчик.
-- Ну. с тобой-то проще, -- серьезно заявил Гав, -- там у нашего
хозяина я где-то кость видел.
Ничего не попишешь -- везде свои порядки. И Пальчик его торопливо
остановил.
-- Неудобно. Последнее отнимать? Мы же в гостях, -- схитрил он. Гав
почесал задней лапой затылок:
-- М-да. Действительно...
-- А что здесь сами собаки едя г? -- поинтересовался Пальчик.
-- Да все, что и вы там, у себя.
-- Я бы с удовольствием съел то, что вы едите здесь.
-- Ха-ха... А я бы с удовольствием съел то, что вы едите там. Они
засмеялись.
-- Ты не волнуйся, -- добавил Гав. -- Я не жадный, как и ты. Уж
поделился бы с тобою объедками.
Пальчик молча проглотил обиду, пес был по-своему прав.
-- Как же мы теперь в город вернемся? До темноты переждать?
-- Тоже опасно, -- задумался Гав. -- Вдруг ищейки вернутся и начнут
здесь рыскать повсюду!.. Ну, а с одеждой твоей... -- не договорив, посмотрел
он на Пальчика.
И заставил его переодеться, вывернув все наизнанку. Правда, с
башма-ками -- даже самому Гаву! -- это никак не удалось совершить. И он
великодушно разрешил оставить их в прежнем виде.
-- Хорошо бы постричь тебя наголо, -- вслух размышлял он, проха-живаясь
вокруг преображенного мальчугана. Пальчик наотрез отказался.
-- Все равно нечем, -- отмахнулся Гав. И вдруг с интересом посмо-трел
на окно дачи. -- Можно разбить окно и постричь тебя кусочком острого стекла
-- волосинку за волосинкой.
-- Не буду: волосинку за волосинкой! -- отказался Пальчик. -- Знаешь, у
нормального человека их сколько?
-- Сколько?
-- Не сосчитать! -- выпалил он, безуспешно пытаясь вспомнить.
-- Так то у нормального, -- ухмыльнулся Гав. -- А мы -- пучком,
пучком...
-- И пучком не буду. Тебя бы так -- пучком!..
-- Меня ни к чему. Моих внешних примет у них, по-моему, нет, -- сказал
пес. -- Ладно, оставайся таким, как есть. Вот мама обрадуется, увидев тебя!
-- Да уж обрадуется, держи карман шире, -- уныло оглядывал себя
Пальчик.
-- Обрадуется, обрадуется, -- твердил Гав. -- А теперь надо отбить твой
собственный запах.
-- Отбить? Мой?! -- вздрогнул Пальчик.
-- И мой, -- кивнул пес. -- Мой надо еще сильнее отбить. На моей
совести преступлений больше. Только две разбитые машины чего сто-ят!.. Чем
бы отбить? Чем? -- сокрушался он, вертя головой по сторонам.
-- Вон, дубинкой, -- насмешливо посоветовал ему Пальчик, кивнув на
сторожевую палку гостеприимного "хозяина".
-- Можно! -- обрадовался Гав. -- Сначала я побью тебя, потом ты --
меня. И что мы получим? Мы получим, -- довольно потер он передние лапы, --
запахи боли, побоев, огорчения, стыда, синяков, ссадин... -- перечисляя,
загорелся он. -- Эта дубинка отлично отобьет любой личный запах. А ты умен!
Не ожидал, -- похвалил он мальчугана.
-- Нет, я глуп, -- поспешно запротестовал Пальчик. -- Лучше не надо.
Учти, будет больно, -- предупредил он.
-- Ради нашего спасения можно и потерпеть. Итак, за дело! -- Он схватил
дубинку. -- Другого выхода нет.
Пальчик втянул голову в плечи.
Гав привстал на цыпочки, размахнулся и вдруг застыл, ловя носом
ветерок.
-- Так. -- Он отбросил палку в сторону, мальчуган облегченно вздох-нул.
-- Верхнее чутье никогда меня не обманывало.
Он унесся куда-то в чащу травы, и Пальчик поспешно спрятал дубинку в
лопухах, наивно надеясь, что пес ее не найдет или по крайней мере забудет,
если она не будет торчать на глазах.
Гав вернулся с большим пуком каких-то растений. Даже Пальчик, у
которого не было ни верхнего, ни нижнего чутья, почувствовал их особый
запах.
-- Мята! -- догадался он. Мама иногда клала ее в разные приправы.
-- Нет, я не мял. Я срывал осторожно, -- возразил пес.
-- Называется так -- мята!
-- Глупое название. Это, -- он показал на пук, -- еще не мята. А вот
теперь, -- он азартно помял растения, -- мята! Уж она-то отобьет запах
получше любой дубинки!
Из-под крыльца, потягиваясь, выбрался "хозяин" и удивленно уста-вился
на своих гостей. Впрочем, тут любой бы изумился, увидев, что они натирают
друг другу одежду и шерсть пучками какой-то травы, запихивая ее даже в
карманы и надевая на головы что-то вроде травяных венков.
Взглянув на "хозяина", Пальчик с грустью отметил, что на шее у него
висит размочаленный обрывок веревки.
-- Может, снять с него веревку? -- спросил Пальчик, напоследок поправив
венок на голове пса.
-- Ты что? Это вроде документа, пусть неважнецкого, а все же. Сразу
видно, что хоть какого-то хозяина когда-то имел и, может быть, потерял-ся.
Тебя вон даже с ошейником заловили. А то и пристреливают бродячих прямо на
улице! Смотря на кого нарвешься.
-- Это уж точно, -- вспомнил Пальчик второго черного терьера, который
посочувствовал ему в парке. -- Эх, бедняга, -- подошел он к голодранцу и
хотел было погладить его по руке.
Но тот отскочил и заворчал на него, а затем, умильно улыбаясь, подбежал
к Гаву и низко склонил кудлатую голову. Пес стал с доброй улыбкой ерошить
ему волосы. Если бы у человека был хвост, он сейчас бы завилял им вовсю.
И Пальчик неожиданно вспомнил, что мы сами подчас больше жале-ем собак,
чем людей. Тому же псу часто находим и доброе слово, и ласку.
Даже с родителями мы не так мягки и открыты всей душой. И нередко
огрызаемся, когда нас хотят по-доброму пожалеть, считая это излишним
сюсюканьем. А вот собаки чутко отзываются на ласку. Так что и подкрылечного
"хозяина", и Гава можно было понять.
-- А он здесь не пропадет? -- сказал Пальчик.
-- Проголодается, убежит в город. Он еще молодой. Может, его кто-то и
пожалеет. Возьмет к себе, вымоет, как меня твоя мама, и живи! -- беззаботно
откликнулся Гав.
-- А давай сами его вымоем, -- предложил Пальчик. -- Тогда он кому-то
больше понравится!
-- Ну, я не знаю... -- Гав добродушно оттолкнул приставалу, и тот ушел
под свое крыльцо. -- А вдруг он кусается?! Тебя-то он точно цапнет, не
сомневайся. Если б тогда меня вздумала мыть не твоя мама, а какая-нибудь
дворняга, я бы ей задал жару!
-- Ну и помой его сам.
-- Хитрый какой! Не слажу я с ним, он больше меня, -- отказался Гав. --
Еще вырвется, удерет, и ищи-свищи. А так у него тут все же ка-кой-то дом.
-- Ты же сам говорил: может, он кому-то понравится, его возьмут,
выкупают...
-- Э-э... -- протянул пес. -- Тогда-то он сопротивляться не будет, как
и я у вас. Когда тебя к себе берут, это сразу чувствуется. Можно и
потерпеть, раз у вас такие дикие причуды -- мучить живую тварь горячей водой
да еще с мылом!
-- Убедил, -- согласился Пальчик.
-- Пошли? -- сказал Гав.
-- Пошли. Только...
-- Там видно будет, -- решительно оборвал его пес. -- Слышал пословицу:
смелость города берет?
И на всякий случай привязал к ошейнику, который Пальчик так и позабыл
снять за это время, новый гибкий прут лозины.
Они пошли, благоухая мятой на всю окрестность.
Голодранец, высунув голову из-под крыльца, грустно смотрел, как Гав
ведет Пальчика на поводке в сторону города.
Они оглянулись и помахали ему на прощание: рукой и лапой.
Выехать вчера из города было легче, нежели сегодня войти. Поперек
дороги был установлен полосатый, как палка регулировщика, шлагбаум. И двое
бородатых черных терьеров с повязками, прежде чем кого-нибудь впустить или
выпустить, свирепо обнюхивали каждого. Один из них, явно туповатый малый, то
и дело сверялся с какой-то бумажкой, а уж затем нюхал.
"Нас ищут, -- екнуло сердце у Пальчика. -- С приметами сравнивают". Он
замедлил шаг, но Гав смело потащил его за собой. Туповатый терьер сунулся к
ним, но второй облаял его и поднял шлагбаум, пропу-ская путников.
-- Что он сказал? -- спросил Пальчик, когда опасность миновала. Теперь
он уже не отставал, а, напротив, тянул пса вперед.
-- Он сказал: "Пропусти деревенщин! Не чуешь, что ли? Сельские жители!
Этот запах ни с чем не спутаешь, прямо с ног валит!" -- уже привычно
процедил Гав сквозь зубы, не выпуская прут-поводок,
-- Вот видишь, а ты хотел из нас отбивную сделать, -- заулыбался
Пальчик.
-- От большой отбивной я бы не отказался, -- причмокнул пес. -- И от
маленькой -- тоже.
-- С лучком, с перчиком, с чесночком!
-- Фу! Какие жуткие вкусы! Запомни/дружок: лучок, перчик и твой
чесночок добавляют только в несвежую пищу, чтоб никто ничего не
почувствовал.
-- Но моя мама именно...
-- Не знаю, как твоя мама, а буфетчица Оля именно так говорила. А она в
своем кафе много лет работает, уж она-то знает, -- заявил пес. -- Я сам
однажды попробовал, потом чихал и долго свой нос в холодной луже держал,
чтобы не свербило. На неделю нюх потерял!
-- Ничего ты не понимаешь. Это произошло исключительно потому, что у
вас тонкий нюх, а у нас нет. А перец с чесночком...
-- Так бы сразу и говорил, -- перебил его Гав, -- что нюха нет. А еще
спорит.
Пальчик только ладошкой махнул: пса не переубедишь. Хорошо, что дома у
них он такой молчаливый. Не то б до белого каления маму довел, если б
вмешивался в ее кухонные дела. На кухню даже папа со своими советами
побаивается заходить, когда она готовит. Однажды она застави-ла его целый
час лук резать, пока он, раскаявшись, все слезы не выплакал.
Не подумайте, что Пальчик и Гав теперь полностью забыли про опасность.
Они не торопились и настороженно поглядывали по сторонам, нет ли поблизости
черных терьеров. Спешить, а тем более мчаться стремглав, было нельзя -- это
могло привлечь внимание.
Они шли по улице с широкими газонами, -- очевидно, центральной. Кое-где
в землю были воткнуты круглые щиты с изображением человече-ского силуэта,
перечеркнутого крест-накрест.
-- Сэр, -- видимо, снова заговорила в Гаве его "родословная", -- хоть
здесь вроде бы и мой мир, но я никак не соображу, что это за знаки такие.
-- Обычные знаки, -- вздохнул Пальчик. -- У нас такие же есть, только
против вас. А эти запрещают выгуливать по траве нас. Теперь сообразил?
-- Кого -- нас? -- уточнил Гав.
-- Нас, людей. Надень очки!
-- Ах вас?! -- довольно хмыкнул Гав. И сразу пошел по траве, ведя его
по тротуару. -- Приятно чувствовать себя господином. Хоть раз выгуляю себя
по-человечески.
Пальчик предупредил, что, возможно, даже и собакам здесь это
запре-щено. Но Гав ответил, что нижнее чутье говорит ему совсем о другом. А
с нижним чутьем не поспоришь.
Город уже не удивлял Пальчика, за эти два дня он всякого навидался.
Однако многое для него было странно. За столиками кафе, выставленны-ми
прямо на тротуар, сидели гурманы -- королевские пудели, курцхаары, шпицы,
эрдельтерьеры и другие породистые особы. Беспородные, заметил он, держались
отдельно. В основном они были обслугой: официантами, шоферами продуктовых
машин, дворниками... Породистые холеные соба-ки, развалившись в ажурных
креслах, ели длинными мелкими ложками поросячий фарш, смешанный с яичным
желтком, из глубоких прозрачных мисок, а на десерт смаковали изысканное
блюдо: "мороженое мясо". Об этом, глотая слюнки, сообщил Пальчику Гав,
которому про все, в свою очередь, поведал ею чуткий нос. Л пили
"аристократы" исключительно безалкогольные напитки. Гав рассказал, как он
еще в детстве вылакал у киоска лужицу пролитого пива: у него отнялись задние
лапы, он полз, оглядываясь и глупо лая на них, потому что они его не
слушались.
-- Поучительная история, -- строго взглянул он на Пальчика, словно
подозревая, что в будущем тот непременно начнет попивать.
Первых блюд никто из породистых собак не ел, и ничего горячего -- тоже.
Трескали -- по выражению Гава, позаимствованному известно у кого, -- только
холодные закуски, чему, наверно, позавидовали бы многие человеческие дети.
Иные оригиналы еще и смачно хрустели сочными морковками, яблоками,
капустными кочерыжками и малосольными огур-цами. Впрочем, как и у нас.
Расплачиваясь, клиенты небрежно швыряли на стол монеты:
-- Сдачи не надо! Оставь на кости, -- это напоминало наше выраже-ние:
"на чай".
Пальчик заметил, что никто не курит.
-- Отбивает нюх, -- пояснил Гав. -- Как нижнее, так и верхнее чутье!
-- А среднее бывает? -- поддел его Пальчик.
-- Средними бывают только люди, -- парировал Гав. -- Индусы, например.
-- Кто?..
-- Не помнишь, что ли, твой папа зачитывал маме из газеты: "Сред-ний
индус съедает в год четыре яйца"!
Пальчик опять не стал с ним спорить, все равно ничего не докажешь.
Поддергиваемый "поводком", он свернул за Гавом в боковую улицу. Здесь вместо
чистеньких нарядных кафе потянулись обычные грязноватые харчевни для
беспородных собак. В отличие от породистых, те были не столь разборчивы в
еде. Официанты подавали им всякие жилистые обрез-ки, хрящи и кости. Зато
вопреки собачьим правилам они налегали на какую-то явно хмельную бражку --
задние конечности у них и впрямь отказывали подчас полностью. И если кто-то
умудрялся упасть под стол, то быстро подъезжал фургон, ловкие шавки хватали
бедолагу за хвост и швыряли в кузов.
-- В тюрьму? -- посочувствовал Пальчик.
-- Судя по запаху от фургона, -- шевельнул носом Гав, -- их повезут в
баню.
-- Повезло, -- удивился Пальчик.
-- Ага, -- кивнул пес. -- Их там моют брандспойтами. -- Он снова
понюхал и дополнил: -- Под большим давлением.
Пальчик вспомнил, как пес-хозяин поливал из пожарного шланга трех
цепных людей, и задумчиво сказал:
-- Интересно, кто у кого тут пить научился, люди у собак или собаки у
людей?
-- Ничего интересного, -- отрезал Гав. -- И запомни: там, у нас, собаки
не пьют, хотя про иных клиентов буфетчица Оля и говорит: "Пьет, как собака!"
Поэтому сделай выводы сам.
-- А мы правильно идем? -- забеспокоился Пальчик, которому не хотелось
делать обидные для людей выводы.
-- Скоро доберемся. Верхнее чутье говорит... -- важно начал Гав.
Внезапно у идущей впереди пекинесы развязался шнурок на талии, и на землю,
тихонько звякнув, упал кошелечек. Она, не заметив, переступила через него
задней ногой, продолжая оживленно тараторить с подружкой-бульдожкой. Пальчик