-- Какого лешего!.. -- пронзительно закричал он. -- Ученый! Исчез и
мгновенно появился снова:
-- Изобретатель!
Исчез и опять высунул голову:
-- Диверсант!
Вновь исчез и уже надолго. До самого вечера.
Во дворе появились оборванные, исцарапанные Пальчик и Гук.
-- Эй, подрывник, -- окликнул Людоед возмутителя спокойствия, -- я
давно хотел спросить: твой вечный двигатель для переливания воды, да?
-- И напитков, -- строго добавил Леший.
-- Ну-ну, пусть. А куда? Для переливания откуда и куда?
-- Было б откуда, найдется и куда. И наоборот.
-- Лучше не темни, -- пригрозил Людоед.
-- Из пустого в порожнее, -- важно произнес Леший. -- Странные вы все,
право. Для чего ж еще нужен вечный двигатель! Дом освещать? Лук жарить?
Землю копать? Ему же все равно, что делать, пойми ты, садовая голова, --
только останавливаться нельзя. На то он и вечный!
-- Действительно, -- опешил Людоед. -- Постой, дом-то освещать можно?!
-- А кто ночью при свете спать будет? -- Леший слез по водосточной
трубе, чуть не прихватив ее себе на память. -- Эх ты, недоучка!
-- Мрракобесие! Кррупоррушка! -- донесся откуда-то сверху резкий голос.
Все задрали головы.
На ветке дерева сидела знакомая сорока с газетой, вдетой в перья
хвоста. Она старательно счищала концами крыльев сажу с макушки.
-- Потррясающе! Фейеррверрк! -- бросила вниз газету и улетела.
Людоед поймал лист и недоуменно взглянул на крупный заголовок:
"ТАЙНА ОСТРОВА УТИНЫЙ".
-- Мы пропали! -- уткнулся он в газету. -- Теперь нам крышка. От
кипящего супа.
-- Что там? -- забеспокоился изобретатель. Людоед тяжело опустился на
ступеньки:
-- Ужас-с. И не тихий, а громкий! Здесь обо всем написано.
-- О чем -- обо всем?
-- Как были доставлены катапульты на остров, как "улетели"
забрасыватели, как... Смотри, что напечатано: "Возможен ответный удар!!"
-- Кто написал? Кто? -- Леший выхватил газету. -- Где подпись? Ага,
вот: "Неизвестный автор по вполне известным причинам решил остаться
неизвестным".
-- Ничего не понимаю, -- развел ручищами Людоед. -- И как только
напечатали? Им нет никакого интереса шуметь!
-- Правда. Никакого. Может, все еще обойдется ?
-- Ну-ка, -- Пальчик взял у него газету и с удовольствием посмотрел на
жирный четкий шрифт. -- Напечатали-таки, успели. Правда, я малость поднаврал
насчет возможного ответного удара, но...
-- Как?! -- вскинулся Людоед.
-- Запросто. Я ночью потихоньку смотался в город, дорога зна-кома -- не
страшно. У меня знакомые мальчишки в типографии, и они тайком...
-- Ты понимаешь, что ты натворил?.. Скорей в город! -- заторопился
Людоед. -- Может, чего разузнаем. Вдруг до нас докопаются? Опасность я люблю
встречать лицом к лицу.
-- Верно, -- поддакнул Леший. -- Уж там-то нас никто не найдет.
-- Да там сейчас такое будет, такое!.. -- воскликнул Пальчик. --
Неужели вы не понимаете!
-- Ты так полагаешь?.. -- нахмурился Людоед и вдруг широко улыб-нулся.
-- Тогда захвачу нашу большую сковородку.
-- Это все вы! -- метался по залу замка Держихвост. -- Из-за вас!
-- Не сваливайте со здоровой головы на больную, -- шипел генерал Паф,
потирая забинтованный лоб. -- Вы сами виноваты!
Все высокие стрельчатые окна зала были разбиты. Со двора доносился гул
толпы.
-- Раньше меня провожали хоть тухлыми яйцами, -- возмущался посол,
спотыкаясь о булыжники и поскальзываясь на осколках стекла. -- А теперь...
Вслед за Правителем он ринулся вверх по винтовой лестнице.
Они выскочили на площадку смотровой башни.
-- Где ваши стражники?
-- А ваши карабинеры?
И одновременно ответили друг другу:
-- Что они -- дураки?!
-- Они смылись!
Сбежали все стражники, караульные, карабинеры... Они уже давно мчались
без остановки кто куда, то и дело оглядываясь назад. Их потом видели в чужих
краях и легко узнавали по скособоченным шеям.
Держихвост осторожно просунул голову между зубцами башни и глянул вниз.
В огромном дворе замка негде было и сливе упасть. Собрался весь город.
Никому, до единого, не хотелось погибать из-за каких-то случайно "улетевших"
забрасывателей от катапульт, нацеленных на далеких и близких соседей. Своя
жизнь дороже, чем военные интересы чужедальней Двадцатьсемерки. Новости
подняли всех. Так крохотный камешек, со-рвавшийся с вершины, вдруг
становится сметающим все камнепадом.
-- Дорогие горожане! -- закричал Держихвост. -- Я лично телеграфи-ровал
в соседние страны. Там ничегошеньки не случилось. Клянусь, катапульты не
были ни чем заряжены! Даже если б соседи и захотели, никакой ответный удар
невозможен -- у них пока такого оружия нету!
-- Вот именно -- пока! -- донесся чей-то возглас.
-- Если не брешет, -- добавил кто-то.
-- Любимый город, можешь спать спокойно! -- вновь заголосил Правитель.
-- Не волнуйся, я с тобой!
В ответ раздался громовой смех толпы. Хохотали все, от мала до велика,
не в силах остановиться.
Держихвост хотел еще что-то крикнуть, но внезапно заметил внизу
высоченного Людоеда. Он размахивал здоровенной, хорошо знакомой сковородой.
И Правителя словно ветром сдуло.
С тех пор ни Держихвоста, ни Пафа никто не встречал. Говорят, они
заблудились в тайных подземных переходах и до сих пор не могут оттуда
выбраться. И по ночам в старом замке откуда-то слышатся глухие, сдавленные
камнем крики: "Ау! Ау-у!.."
-- Нет, я не могу, -- отказался Людоед, когда жители города,
наконец-то, узнав обо всем, предложили ему самому стать Правителем. -- Я
трусоват малость. И вообще паникер. Леший, подтверди.
-- Ага, -- охотно подхватил тот. -- Трус, паникер, пустозвон и...
-- И потому я прошу, -- поспешил прервать его Людоед, -- назначьте меня
и моих друзей лесничими. Как-никак, а за оленями, которых нам так любезно
привез высокочтимый посол Паф, следить-то надо.
Несмотря на осень, приятно припекает солнце...
Двор Людоеда теперь не узнать. Аккуратно расчищены дорожки, подстрижены
кусты и деревья.
На крылечке сидит, попыхивая трубкой, Домовой и читает газету. А на
плече у него вертит головой сорока, приносящая "захвостелые" новости.
За открытым окном виднеется Леший. Он помешивает половником в кастрюле
и хочет высыпать в суп целую пригоршню перца.
Гук деловито учит уроки в новой садовой беседке. Гука приняли в
городскую школу, куда его каждое утро доставляет Ведьма на своей быстрой
длинной метле. Пальчик же школу не посещает -- он и так почему-то все знает,
хотя о своем прошлом -- единственная беда! -- по-прежнему ничего не помнит.
Ведьма сидит на крыше и гадает на замуслен-ных картах. А Пальчик, удобно
пристроившись над ней на трубе, болтает ногами, чем приводит ее в крайнее
раздражение.
-- Людоед идет! -- вдруг объявил он.
-- Орет над ухом, -- пробурчала она. -- Какой он тебе людоед?..
-- А кто же?
-- Людоед Шестнадцатый -- это его глупый цирковой псевдоним.
-- Цирковой?! -- изумился Пальчик.
-- А то какой же... Он большие тяжести подымал. Не поверишь -- до
семисот кило! А потом его вытурили, когда он слабеньким щелчком -- силач
такой, нашел с кем сладить! -- слегка расквасил Магнуму нос, чтоб не совал
его куда не надо.
-- А Домовой?
-- Оригинальный жанр. Людоед его под купол цирка подбрасывал, а потом
мизинцем ловил. Да... Тоже неудачный псевдоним. Его бы следова-ло Кумполом
обозвать.
-- А Леший -- фокусник, -- вдруг сказал Пальчик.
-- Откуда знаешь?
-- Догадался.
-- Мы вместе работали, -- кивнула она.
-- А зачем же вы все нас обманывали? Людоед, Леший, Домовой...
-- Чтобы вас не разочаровывать. -- Ведьма принялась снова раскла-дывать
карты.
-- Не-е, меня не проведешь! -- Пальчик засмеялся. -- А как же вы на
метле летаете?
-- Чего ты ко мне привязался? -- вспылила она. -- Я ведь тоже с ними
работала. -- И напыжилась. -- На трапеции. Мой номер назывался: "Со
скоростью ведьмы под куполом цирка!" -- И привычно поджала губы. -- Ушла по
ветхому возрасту.
-- Ну а метла?!
-- Леший изобрел. -- Она восхищенно покрутила головой. -- Тонкий
механизм эта метла! Внутри -- сплошь пустотелая. На сжатом газе действует.
Он мне ее каждую ночь...
-- Подзаряжает, -- подсказал Пальчик.
-- Накачивает, -- возразила Ведьма. -- Все-таки, что ни болтай, а Леший
-- настоящий изобретатель! Позаботился о бабусе на старости лет. Понятно, с
вечным двигателем у него -- того... Ну, не того! Но я считаю, если уж при
второй попытке у него не получится, то другим вообще нечего браться.
-- Ага, -- согласился ошеломленный новостями Пальчик. -- Только я
боюсь, опять все взорвется.
-- А какой он нам дом отгрохал! -- Ведьма восхищенно похлопала по
гулкой крыше. -- В жисть к нему дорогу не найдешь. Правда, сейчас это уже ни
к чему -- вот вчера к нам почтальон шел и заблудился, еле его самого
разыскали. А раньше такое уединение очень нам помогало. -- И разъяснила: --
Спокойно жили. Никто чужой не совался! Я не о вас, -- подсластила она
пилюлю.
В воротах появился лесничий Людоед. Он вел за шиворот браконье-ра,
увешанного подстреленными кроликами. Нарушитель сроков охоты вытягивал шею и
всем тревожно улыбался.
-- Заловил? -- спросил из окна Леший, хотя факт был налицо.
-- Попался. Жаль, только один.
-- А другие?
-- Других просто нет. Всю ночь караулил. А как тут дела: мыши опять
скреблись?
-- Опять, постылые.
-- Я же тебе поручал -- всех извести! -- вскипел Людоед. -- Извел?
-- Что я -- кот? -- оскорбился Леший. -- Слышь, а если и вправду кота
извести... то есть завести! Домашнего -- из бездомных. Свалочного.
-- Како-о-го?
-- Свалочного, -- повторил тот. -- Ну, из тех, что по свалкам бродят.
Они самые хваткие!
-- Заводи. Разрешаю, -- лесничий втолкнул браконьера в дом и захлопнул
дверь.
На двери красовалась табличка:
ЛЕСНИЧЕСТВО "УГОДЬЯ"
А ниже -- еще пять с буквами помельче:
ЛЮДОЕД XVI Главный Лесничий (Можно не звонить!)
ЛЕШИЙ VI Обходчик Всемирно знаменитый изобретатель!
МАЛЬЧИК С ПАЛЬЧИК Старший помощник Лесничего
ГУК
Помощник Старшего помощника Лесничего
ДОМОВОЙ И ВЕДЬМУШКА Домохозяин и Домохозяйка
Однажды Пальчик полетел с Ведьмой в город за покупками. Кроме него и
Гука, больше никого она никогда с собой не брала, боялась за метлу после той
самой ночки на озере. Она тогда страсть как напугалась за свое средство
передвижения, которое чуть не сломал Людоед, спасаясь с острова. Она даже
Домового не прихватывала в город, хотя он был лишь на голову выше Гука, а
значит, и ненамного тяжелее. "Все равно лишний вес, -- твердила она. --
Лучше лишнюю пачку соли привезу".
В городе она встретила знакомых старушек и сразу отправилась вместе
попить чайку со сгущенкой, наказав Пальчику прогуливаться поблизости от кафе
и всякий раз заглядывать в окно, не освободилась ли уже она. А то она, мол,
его ждать не будет. Но с собою и не додумалась пригласить. Понятно, слишком
докучливый собеседник для ее умудрен-ных подруг. Да и сам Пальчик не
напрашивался. Из-за какого-то чая, пусть и со сгущенкой, терпеть целый час
нудное перемывание косточек всем и вся?!
Поэтому он ушел гулять, рассчитав, что если через пару часов заглянет в
кафе, то и тогда будет слишком рано.
И, нате вам, тут же за углом он наткнулся на клоунов Толстого и Тощего.
Они его еле узнали! А может, не хотели сразу узнавать только для того, чтобы
сделать ему приятное, -- ведь он так подрос за минувшее время! Зато сами они
почти не изменились, разве что Толстый стал еще толще, а Тощий -- еще худее.
Все очень обрадовались встрече и пошли бродить по городу втроем. Пожалуй,
только ночи не хватало -- как прежде.
Клоуны уже были наслышаны о похождениях Пальчика и даже соби-рались на
днях наведаться в лесничество, но о многом им еще было не-известно, и
поэтому, когда он взахлеб рассказывал обо всем, эти добряки ахали, охали,
эхали и ухали.
-- Ах-ах! -- восхищался Толстый.
-- Ох-ох! -- пугался Тощий.
-- Эх-эх! -- сокрушался один.
-- Ух-ух! -- изумлялся второй.
Что касается их жизни, то она протекала без всяких приключений.
Сплошной цирк.
-- А Магнум? -- неожиданно вспомнил Пальчик. -- Как он? Все бушует?
-- Отбушевался, -- вздохнул Тощий.
Оказалось, что на очередном "Сеансе черной магии" Магнум увлекся и
превратился не в шесть своих уменьшенных подобий, а в целый десяток! И
собраться снова в одного так и не смог. Теперь все десятеро работают на
арене униформистами.
-- Не выгонять же их на улицу, -- заметил Толстый. -- Не те времена.
-- Очень исполнительные, ведут себя тихо, прилично, -- сказал То-щий,
-- а вот после работы только и знают, что спорят до хрипоты, кто из них
раньше был хозяином цирка.
-- И не дерутся?
-- Нельзя, -- смеясь, покачал головой Толстый. -- Стоит кому-то
поставить другому синяк, как синяки появляются сразу у всех.
-- Ну, а ты так ничего про себя и не вспомнил? -- вдруг спохватился
Тощий.
-- Нет...
-- Может, снова попробуем нашу игру? -- предложил Толстый. -- Дом!
-- Крыша, -- улыбнулся Пальчик.
-- Дверь! -- подхватил клоун.
Пальчик остановился, задумчиво глядя на цифру "7" на двери какого-то
дома.
-- Семь, -- пробормотал он.
-- Что? -- Толстый тоже увидел цифру и, не прекращая игры, воскли-кнул:
-- Шесть! Продолжай по уменьшению.
-- Семь. Шесть... -- повторил Пальчик, беспомощно подняв на него глаза.
-- Пять!
-- Да нет, постойте... Семь! Шесть!
-- Уже было, -- пожал плечами клоун.
-- Было, -- волнуясь, закивал Пальчик. -- Сначала шесть. Потом семь.
-- Ну? -- нетерпеливо сказал Толстый. -- Давай тогда по возраста-нию.
-- Итак... Восемь!
-- Восьмого еще не было, -- машинально сказал Пальчик. И замер.
-- А почему ты сказал: "восьмой"? -- насторожился клоун. -- "Восьмой",
а не "восемь", как полагается по счету? Может, номер подъезда ...
-- Этажа! -- выпалил Пальчик. И вспомнил все!!!
-- У нас в городе нигде нет семи этажей, -- вконец растерялся Толстый.
-- А на башне в замке? -- неуверенно вставил Тощий.
-- Я... спешу, -- в отчаянии произнес Пальчик. -- Некогда... Меня ждут.
Я не могу!.. Передайте всем в лесничестве, -- уже на бегу обернулся он, -- я
когда-нибудь, может, еще и вернусь. Не волнуйтесь и не ищите меня! Всем
спасибо за все!
Тот переулок с дощатым "киоском" он нашел быстро, словно сами бегущие
ноги вывели его к нему.
Дверь с цифрой "7" была на месте! Пальчик юркнул внутрь лифта.
Через какую-то минуту он уже спускался на первый этаж, торопя кабину:
скорей, скорей, ну скорей же!
На этот раз его отсутствие не обошлось так же незаметно, как после
приключений на "шестом этаже". Пальчик не был дома... час. Ну, конеч-но, при
чем тут какой-то час? Мальчишки пропадают во дворе целыми сутками, и то
ничего. В другом дело: раз в месяц папа непременно измерял ему рост, а
сегодня был именно такой "замерный" день!
Когда сын влетел в квартиру, папа тут же суматошно схватил его, не дав
и рта раскрыть, потащил на кухню и приставил к дверному косяку:
-- Чуть не забыл! Хорошо, что ты быстро вернулся, -- и черкнул
карандашом на уровне макушки.
-- Недавно же мери... -- обернулась от плиты мама и осеклась.
-- Поразительно! -- Папа отступил на шаг. -- Каково! Мальчик вытянулся
на восемь сантиметров! Час назад я даже и не замечал. Такими темпами...
Он не нашел нужных слов, и никто бы так и не узнал, что стало бы с
Пальчиком, вздумай он так расти. Если б не мама:
-- Такими темпами он скоро отца догонит! -- Она была приятно удивлена.
-- Скажешь тоже, -- сиял сын. -- Он у нас великан!
Теперь-то Пальчик обязательно рассказал бы родителям о всех своих
похождениях. Но решил: еще успеется.
И не пожалел об этом, потому что на крыше кабины лифта -- он не
поленился проверить! -- ожидало новое письмо от верного Гава.
"Встретимся на восьмом?" -- спрашивал Пес Собаков. И все, больше ни
слова.
Нет, признаваться родителям и впрямь было рано. Ведь они ни за что не
отпустят или, хуже того, увяжутся вместе с ним, Пальчиком. Он своих
родителей знает.
В тот же день -- к чему отклады-вать? -- Пальчик встретился с Гавом на
восьмом этаже.
-- Заставляете ждать, ваше поднимательство, -- укорил его Пес Собаков,
как только открылась дверь лифта. -- Дай руку! Дай! -- скоман-довал он тоном
настойчивого хозяи-на собаки. -- Зазнались?
Пальчик весело пожал ему лапу.
-- Чего это ты со мной на "вы"? -- спросил он, с любопытст-вом
оглядываясь по сторонам.
Кабина лифта стояла в какой-то высокой каменной пещере с узкой
расщелиной-входом, из которой па-дали солнечные лучи.
-- С каких пор на "вы"? -- переспросил Гав и глубокомысленно почесал
затылок задней ногой. -- К слову пришлось. Так мне показалось сподлапистей
выразить свою мысль.
-- Как-как?
-- По-вашему, сподручней.
-- Слушай, а почему ты и здесь разговаривать можешь? Ведь это не твой
этаж!
-- "Усе здесь наше", как подчеркивала буфетчица Оля каждый раз после
работы, прихватывая домой две большие сумки с продуктами. Неужели тебе не
нравится, что я с тобой разговариваю? -- возмутился Гав. -- Тебе что,
хотелось бы, чтоб я лаял, гавкал, тявкал, брехал!
-- Да нет! Я, наоборот, рад. Но все-таки?
-- Откуда я знаю. Это ты у них спроси? -- махнул Гав лапой на выход из
пещеры.
-- А кто они?
-- И сам не знаю. Я тут недавно, еще не разнюхал как следует. Они
подошли к расщелине и выглянули наружу. До самого горизонта, накатывавшее
волной на прибрежную гальку, лежало море. Вернее, озеро, если судить по его
цвету. Серенькое озеро, а не сине-зеленое море.
-- Пресная вода, -- сообщил Гав. -- Я уже бегал пить. Какая-то странная
на вкус. Словно дисти...
-- Дистиллированная? -- подсказал Пальчик.
-- Она.
-- Мы-то эту воду в школе проходили. А вот ты откуда знаешь, что такая
бывает?
-- Ты эту воду проходил, а я ее пивал. И не в школе ты ее проходил, а в
том ручье по колена -- помнишь, на шестом этаже? Все время недове-рие,
намеки, подозрения!.. Дистиллированная... -- пробурчал Гав. -- Ты думаешь,
какую воду буфетчица Оля в аккумулятор машины "вольво" наливает?
-- У нее "вольво"! -- изумился Пальчик.
-- А ты думал -- "запорожец"? С ее-то бульдожьей хваткой! Она...
-- Погоди, -- перебил его Пальчик. -- Ты еще не сказал, зачем позвал
сюда, на восьмой этаж.
-- Привет! Из врожденной любознательности, моей и твоей. А на седьмом я
уже бывал.
-- И я.
-- Теперь-то знаю.
-- Почему -- теперь?
-- Когда поднимался на восьмой, учуял твой запах -- он шел с седьмого
вниз.
-- Мне бы твой нюх! -- позавидовал Пальчик.
-- А мне бы твою недогадливость.
-- Зачем?
-- Чтоб хоть немного сравняться с тобой, -- рассмеялся Гав. Пальчик --
тоже.
-- Да, ты знаешь, что со мной было на седьмом этаже! И он быстро
рассказал, что с ним приключилось.
-- Жаль, меня с тобой не было. Уж я бы показал всем твоим врагам, где
раки зимуют! А, кстати, где они зимуют? -- И тут же Гав раздумчиво произнес:
-- Но, может, и хорошо, что я ничего не знал. Иначе бы я за тебя волновался.
-- Гав, это хорошее чувство.
-- Хорошее-то оно хорошее, да шерсть от него почему-то седеет.
-- С тобой не соскучишься...
-- Правда? -- просиял Гав. -- Когда я бродяжничал на седьмом этаже, об
этом мне говорила каждая собака. Попутная, -- уточнил он. -- Весело было,
незабываемые деньки!
-- Я-то думал, ты по мне скучал, -- уныло протянул Пальчик.
-- А я что говорю? Им было весело, а не мне. И вот сейчас -- я же
вызвал побродяжничать не кого-то, а тебя!
Они пролезли в расщелину и, рискуя сломать шею, спустились по скользким
валунам к воде. Влево и вправо тянулись полосы мелкой гальки, точно россыпи
больших фасолин.
Пальчик зачерпнул горсткой воду и попробовал:
-- Правда, безвкусная...
-- Как у растаявшего снега, -- кивнул Гав. -- И куда нас занесло на
твою голову и на мою башку?!
Позади них, на скалах, суровым полукольцом охватывающих бухту, торчали
одиночные, похожие на арфы, розовоствольные сосны. За ними начинался лесной
массив. Снизу он виделся только частыми верхушками деревьев: вероятно,
дальше, за скалами, местность понижалась.
Высоко в небе бесконечно долгими кругами парила узкая чайка с красным
коротким носом и черным хвостовым оперением, напоминавшая туго натянутый лук
со стрелой.
Мимо них, не моргнув и глазом, низко пролетел лебедь -- весь, как
набитый ватой и застывший, и только лишь механически махал крылья-ми, словно
их дергал за неразличимые нитки невидимый кукловод.
Пустынно и тихо было вокруг...
-- Надо бы запомнить место, где вход в пещеру, -- озабоченно
пробормотал Пальчик.
-- Со мной это не надо, -- безмятежно сказал Гав. -- У меня чутье.
-- Но у меня-то его нет. Вдруг мы потеряемся...
-- Потеряться можешь только ты, -- самодовольно возразил Гав. -- Уж
тебя-то я найду. Жаль, конечно, что у тебя в кармане нет хотя бы завалящей
котлеты, тогда мое чутье было бы вдвое острее. Но на нет и суда нет.
Народного, -- уточнил он, -- как говаривала буфетчица Оля.
-- Заладил...
Пальчик все же постарался запомнить две низкие сосенки у той пещеры,
где был лифт. Отсюда ее вход был совсем незаметен.
Они пошли вдоль подножия скал по берегу в поисках хоть какой-нибудь
тропки, ведущей вверх.
Гав внезапно остановился:
-- Пахнет пляжем.
-- И полотенцем, -- усмехнулся Пальчик. Все-таки он был выше и поэтому
увидал поодаль чье-то забытое полосатое полотенце, прижатое камешками от
ветра. Это невольно напомнило ему тот самый случай, когда он посрамил "нюх"
Людоеда, первым увидев Пафа и Держихвоста.
-- У нас зрение послабее, -- ни капли не смутился Гав. -- У любой
собаки спроси!
-- Спрашиваю, -- улыбнулся Пальчик.
-- А-а, на меня намекаешь... Хоть я и не любая собака, а особенная, --
напыжился Гав, -- отвечаю: ветром тянет в другую сторону, потому-то я и не
учуял твое треклятое полотенце.
-- А как же ты учуял, что тут пляж?
-- Ох, -- вздохнул Гав. -- Что я, пляжей не знаю? Да здесь под галькой
повсюду целые залежи сливовых косточек, окурков, клочков газет, оборванных
пуговиц -- чего только нет! Ага, -- встрепенулся он, -- теперь ветер дует в
нашу сторону. Вон за тем валуном -- асфальтовая дорожка... Как лучше
сказать: начинается или кончается?
-- Начинается.
-- Думаешь?.. Хотя ты прав. Для нас она начинается, -- согласился он,
сворачивая за валун и вступая на асфальт. -- А вот чем закончится?
Они вдруг замерли, увидев электронное табло, укрепленное на стойках с
боку дорожки. Горевшие цифры: 1.15.46 -- наверняка показывали время. Цифры
секунд, крайние справа, методично пощелкивая, сменялись в своем квадратике.
Причем эти странные часы отмечали отнюдь не время дня -- судя по солнцу,
было никак не больше 11, -- а что-то совсем другое. Когда нащелкало 60
секунд, минутная цифра "15" превратилась в "14", а не в "16". Значит, отсчет
шел в обратную сторону.
-- Понял! -- догадался Пальчик. -- Столько времени осталось до...
-- До чего? -- тревожно спросил Гав.
-- Хотел бы я сам знать...
-- Ну, про время мне кое-что известно, -- сказал Гав. -- Людям его
всегда почему-то не хватает. Вот ты говоришь: осталось столько... Сколько?
Пальчик замялся, не зная, как объяснить.
-- Солнце видишь?.. -- наконец, нашелся он. -- Когда оно сдвинется в
небе вот на столько, -- развел он руки примерно на полметра, -- тогда и
должно что-то случиться.
-- Маловато. Но запасец еще есть. Мне этого хватит, чтоб, в случае
чего, вовремя смыться.
-- Без меня? -- в шутку спросил Пальчик.
-- С тобой, -- серьезно ответил пес.
И они двинулись дальше. Дорожка то полого, то круто извивалась среди
скал и деревьев. Через несколько поворотов появились другие электронные
часы, по-прежнему отсчитывавшие время до... неизвестно чего. Затем
встретились третьи часы, четвертые... Загадочные табло равномерно возникали
и слева, и справа на их пути, продолжая неумоли-мо сокращать цифры минут.
Неожиданно Пальчик заметил, что асфальт испещрен какими-то дыр-ками, но
не от женских каблучков -- более глубокими. Словно их оставили мощные когти
крупных неведомых зверей.
-- Это не от когтей, -- определил Гав. -- Они пахнут железом. Ржавым.
-- Утешил...
-- Мы можем вернуться. -- Он подвернул свой пышный хвост и удобно
уселся на нем.
-- Ну уж нет, -- заявил Пальчик. -- Что, трусишь? Слабо?
-- Я бы на тебя так грубо не лаял, если бы ты предостерег от возможной
опасности.
-- Прости, милый Гав. Но отступить, так ничего и не узнав, я не могу,
хотя ты, наверно, сто раз прав.
-- Сто! Я даже не знаю, сколько это. Умею считать до двух. Ну, до трех.
Во всяком случае, четыре кости от одной отличу. Но запомни: прав бываешь
только раз. Или прав, или не прав!
И довольный своей речью, Гав продолжил путь.
Пальчик обернулся. Озеро-море виднелось отсюда лишь полоской на
горизонте, над которым высились, будто на недалеком берегу, белые горы из
облаков.
А лес вокруг был -- не сказать чтобы простой. Скорее уж заповедный.
Разлапистые южные сосны, замшелые самшиты, обвитые тонкими лиана-ми,
бархатистые буки, мощные грабы, пятнистые эвкалипты... Пальчик более или
менее разбирался в породах деревьев. У них в приморском городе был
"Ботанический сад", и он не раз ходил туда с папой.
Лес становился все гуще. Какие-то птицы, быстро мелькая меж лист-вы,
перелетали с места на место, голосили, пели, верещали. Шелест и праздничная
птичья болтовня доносились отовсюду... Прошмыгнул дя-тел, вспыхнув красным
охвостьем. Дикие голуби взлетали на солнечных опушках так взрывчато, что
после них долго садились прошлогодние листки и травинки.
Дорогу перебежал барсук -- с такой прытью, что зад только чудом не
обогнал голову.
-- Хорошо, что я не охотничья собака, -- с тайной грустью похва-стался
Гав. -- Только б ты меня и видел!
-- Слушай, я давно хотел спросить: а какой ты породы?
-- Я? -- заважничал Гав. -- Я -- горпес!
-- Гордый? -- удивился Пальчик. -- Или горный?
-- Городской.
-- Тогда ты -- дворпес, а не горпес.
-- Сказанул! Дворы и в деревне бывают. А я городской, можно сказать,
приморский. Дворпес -- это когда дворовый, -- пустился в рассуждения Гав. --
мгновенно появился снова:
-- Изобретатель!
Исчез и опять высунул голову:
-- Диверсант!
Вновь исчез и уже надолго. До самого вечера.
Во дворе появились оборванные, исцарапанные Пальчик и Гук.
-- Эй, подрывник, -- окликнул Людоед возмутителя спокойствия, -- я
давно хотел спросить: твой вечный двигатель для переливания воды, да?
-- И напитков, -- строго добавил Леший.
-- Ну-ну, пусть. А куда? Для переливания откуда и куда?
-- Было б откуда, найдется и куда. И наоборот.
-- Лучше не темни, -- пригрозил Людоед.
-- Из пустого в порожнее, -- важно произнес Леший. -- Странные вы все,
право. Для чего ж еще нужен вечный двигатель! Дом освещать? Лук жарить?
Землю копать? Ему же все равно, что делать, пойми ты, садовая голова, --
только останавливаться нельзя. На то он и вечный!
-- Действительно, -- опешил Людоед. -- Постой, дом-то освещать можно?!
-- А кто ночью при свете спать будет? -- Леший слез по водосточной
трубе, чуть не прихватив ее себе на память. -- Эх ты, недоучка!
-- Мрракобесие! Кррупоррушка! -- донесся откуда-то сверху резкий голос.
Все задрали головы.
На ветке дерева сидела знакомая сорока с газетой, вдетой в перья
хвоста. Она старательно счищала концами крыльев сажу с макушки.
-- Потррясающе! Фейеррверрк! -- бросила вниз газету и улетела.
Людоед поймал лист и недоуменно взглянул на крупный заголовок:
"ТАЙНА ОСТРОВА УТИНЫЙ".
-- Мы пропали! -- уткнулся он в газету. -- Теперь нам крышка. От
кипящего супа.
-- Что там? -- забеспокоился изобретатель. Людоед тяжело опустился на
ступеньки:
-- Ужас-с. И не тихий, а громкий! Здесь обо всем написано.
-- О чем -- обо всем?
-- Как были доставлены катапульты на остров, как "улетели"
забрасыватели, как... Смотри, что напечатано: "Возможен ответный удар!!"
-- Кто написал? Кто? -- Леший выхватил газету. -- Где подпись? Ага,
вот: "Неизвестный автор по вполне известным причинам решил остаться
неизвестным".
-- Ничего не понимаю, -- развел ручищами Людоед. -- И как только
напечатали? Им нет никакого интереса шуметь!
-- Правда. Никакого. Может, все еще обойдется ?
-- Ну-ка, -- Пальчик взял у него газету и с удовольствием посмотрел на
жирный четкий шрифт. -- Напечатали-таки, успели. Правда, я малость поднаврал
насчет возможного ответного удара, но...
-- Как?! -- вскинулся Людоед.
-- Запросто. Я ночью потихоньку смотался в город, дорога зна-кома -- не
страшно. У меня знакомые мальчишки в типографии, и они тайком...
-- Ты понимаешь, что ты натворил?.. Скорей в город! -- заторопился
Людоед. -- Может, чего разузнаем. Вдруг до нас докопаются? Опасность я люблю
встречать лицом к лицу.
-- Верно, -- поддакнул Леший. -- Уж там-то нас никто не найдет.
-- Да там сейчас такое будет, такое!.. -- воскликнул Пальчик. --
Неужели вы не понимаете!
-- Ты так полагаешь?.. -- нахмурился Людоед и вдруг широко улыб-нулся.
-- Тогда захвачу нашу большую сковородку.
-- Это все вы! -- метался по залу замка Держихвост. -- Из-за вас!
-- Не сваливайте со здоровой головы на больную, -- шипел генерал Паф,
потирая забинтованный лоб. -- Вы сами виноваты!
Все высокие стрельчатые окна зала были разбиты. Со двора доносился гул
толпы.
-- Раньше меня провожали хоть тухлыми яйцами, -- возмущался посол,
спотыкаясь о булыжники и поскальзываясь на осколках стекла. -- А теперь...
Вслед за Правителем он ринулся вверх по винтовой лестнице.
Они выскочили на площадку смотровой башни.
-- Где ваши стражники?
-- А ваши карабинеры?
И одновременно ответили друг другу:
-- Что они -- дураки?!
-- Они смылись!
Сбежали все стражники, караульные, карабинеры... Они уже давно мчались
без остановки кто куда, то и дело оглядываясь назад. Их потом видели в чужих
краях и легко узнавали по скособоченным шеям.
Держихвост осторожно просунул голову между зубцами башни и глянул вниз.
В огромном дворе замка негде было и сливе упасть. Собрался весь город.
Никому, до единого, не хотелось погибать из-за каких-то случайно "улетевших"
забрасывателей от катапульт, нацеленных на далеких и близких соседей. Своя
жизнь дороже, чем военные интересы чужедальней Двадцатьсемерки. Новости
подняли всех. Так крохотный камешек, со-рвавшийся с вершины, вдруг
становится сметающим все камнепадом.
-- Дорогие горожане! -- закричал Держихвост. -- Я лично телеграфи-ровал
в соседние страны. Там ничегошеньки не случилось. Клянусь, катапульты не
были ни чем заряжены! Даже если б соседи и захотели, никакой ответный удар
невозможен -- у них пока такого оружия нету!
-- Вот именно -- пока! -- донесся чей-то возглас.
-- Если не брешет, -- добавил кто-то.
-- Любимый город, можешь спать спокойно! -- вновь заголосил Правитель.
-- Не волнуйся, я с тобой!
В ответ раздался громовой смех толпы. Хохотали все, от мала до велика,
не в силах остановиться.
Держихвост хотел еще что-то крикнуть, но внезапно заметил внизу
высоченного Людоеда. Он размахивал здоровенной, хорошо знакомой сковородой.
И Правителя словно ветром сдуло.
С тех пор ни Держихвоста, ни Пафа никто не встречал. Говорят, они
заблудились в тайных подземных переходах и до сих пор не могут оттуда
выбраться. И по ночам в старом замке откуда-то слышатся глухие, сдавленные
камнем крики: "Ау! Ау-у!.."
-- Нет, я не могу, -- отказался Людоед, когда жители города,
наконец-то, узнав обо всем, предложили ему самому стать Правителем. -- Я
трусоват малость. И вообще паникер. Леший, подтверди.
-- Ага, -- охотно подхватил тот. -- Трус, паникер, пустозвон и...
-- И потому я прошу, -- поспешил прервать его Людоед, -- назначьте меня
и моих друзей лесничими. Как-никак, а за оленями, которых нам так любезно
привез высокочтимый посол Паф, следить-то надо.
Несмотря на осень, приятно припекает солнце...
Двор Людоеда теперь не узнать. Аккуратно расчищены дорожки, подстрижены
кусты и деревья.
На крылечке сидит, попыхивая трубкой, Домовой и читает газету. А на
плече у него вертит головой сорока, приносящая "захвостелые" новости.
За открытым окном виднеется Леший. Он помешивает половником в кастрюле
и хочет высыпать в суп целую пригоршню перца.
Гук деловито учит уроки в новой садовой беседке. Гука приняли в
городскую школу, куда его каждое утро доставляет Ведьма на своей быстрой
длинной метле. Пальчик же школу не посещает -- он и так почему-то все знает,
хотя о своем прошлом -- единственная беда! -- по-прежнему ничего не помнит.
Ведьма сидит на крыше и гадает на замуслен-ных картах. А Пальчик, удобно
пристроившись над ней на трубе, болтает ногами, чем приводит ее в крайнее
раздражение.
-- Людоед идет! -- вдруг объявил он.
-- Орет над ухом, -- пробурчала она. -- Какой он тебе людоед?..
-- А кто же?
-- Людоед Шестнадцатый -- это его глупый цирковой псевдоним.
-- Цирковой?! -- изумился Пальчик.
-- А то какой же... Он большие тяжести подымал. Не поверишь -- до
семисот кило! А потом его вытурили, когда он слабеньким щелчком -- силач
такой, нашел с кем сладить! -- слегка расквасил Магнуму нос, чтоб не совал
его куда не надо.
-- А Домовой?
-- Оригинальный жанр. Людоед его под купол цирка подбрасывал, а потом
мизинцем ловил. Да... Тоже неудачный псевдоним. Его бы следова-ло Кумполом
обозвать.
-- А Леший -- фокусник, -- вдруг сказал Пальчик.
-- Откуда знаешь?
-- Догадался.
-- Мы вместе работали, -- кивнула она.
-- А зачем же вы все нас обманывали? Людоед, Леший, Домовой...
-- Чтобы вас не разочаровывать. -- Ведьма принялась снова раскла-дывать
карты.
-- Не-е, меня не проведешь! -- Пальчик засмеялся. -- А как же вы на
метле летаете?
-- Чего ты ко мне привязался? -- вспылила она. -- Я ведь тоже с ними
работала. -- И напыжилась. -- На трапеции. Мой номер назывался: "Со
скоростью ведьмы под куполом цирка!" -- И привычно поджала губы. -- Ушла по
ветхому возрасту.
-- Ну а метла?!
-- Леший изобрел. -- Она восхищенно покрутила головой. -- Тонкий
механизм эта метла! Внутри -- сплошь пустотелая. На сжатом газе действует.
Он мне ее каждую ночь...
-- Подзаряжает, -- подсказал Пальчик.
-- Накачивает, -- возразила Ведьма. -- Все-таки, что ни болтай, а Леший
-- настоящий изобретатель! Позаботился о бабусе на старости лет. Понятно, с
вечным двигателем у него -- того... Ну, не того! Но я считаю, если уж при
второй попытке у него не получится, то другим вообще нечего браться.
-- Ага, -- согласился ошеломленный новостями Пальчик. -- Только я
боюсь, опять все взорвется.
-- А какой он нам дом отгрохал! -- Ведьма восхищенно похлопала по
гулкой крыше. -- В жисть к нему дорогу не найдешь. Правда, сейчас это уже ни
к чему -- вот вчера к нам почтальон шел и заблудился, еле его самого
разыскали. А раньше такое уединение очень нам помогало. -- И разъяснила: --
Спокойно жили. Никто чужой не совался! Я не о вас, -- подсластила она
пилюлю.
В воротах появился лесничий Людоед. Он вел за шиворот браконье-ра,
увешанного подстреленными кроликами. Нарушитель сроков охоты вытягивал шею и
всем тревожно улыбался.
-- Заловил? -- спросил из окна Леший, хотя факт был налицо.
-- Попался. Жаль, только один.
-- А другие?
-- Других просто нет. Всю ночь караулил. А как тут дела: мыши опять
скреблись?
-- Опять, постылые.
-- Я же тебе поручал -- всех извести! -- вскипел Людоед. -- Извел?
-- Что я -- кот? -- оскорбился Леший. -- Слышь, а если и вправду кота
извести... то есть завести! Домашнего -- из бездомных. Свалочного.
-- Како-о-го?
-- Свалочного, -- повторил тот. -- Ну, из тех, что по свалкам бродят.
Они самые хваткие!
-- Заводи. Разрешаю, -- лесничий втолкнул браконьера в дом и захлопнул
дверь.
На двери красовалась табличка:
ЛЕСНИЧЕСТВО "УГОДЬЯ"
А ниже -- еще пять с буквами помельче:
ЛЮДОЕД XVI Главный Лесничий (Можно не звонить!)
ЛЕШИЙ VI Обходчик Всемирно знаменитый изобретатель!
МАЛЬЧИК С ПАЛЬЧИК Старший помощник Лесничего
ГУК
Помощник Старшего помощника Лесничего
ДОМОВОЙ И ВЕДЬМУШКА Домохозяин и Домохозяйка
Однажды Пальчик полетел с Ведьмой в город за покупками. Кроме него и
Гука, больше никого она никогда с собой не брала, боялась за метлу после той
самой ночки на озере. Она тогда страсть как напугалась за свое средство
передвижения, которое чуть не сломал Людоед, спасаясь с острова. Она даже
Домового не прихватывала в город, хотя он был лишь на голову выше Гука, а
значит, и ненамного тяжелее. "Все равно лишний вес, -- твердила она. --
Лучше лишнюю пачку соли привезу".
В городе она встретила знакомых старушек и сразу отправилась вместе
попить чайку со сгущенкой, наказав Пальчику прогуливаться поблизости от кафе
и всякий раз заглядывать в окно, не освободилась ли уже она. А то она, мол,
его ждать не будет. Но с собою и не додумалась пригласить. Понятно, слишком
докучливый собеседник для ее умудрен-ных подруг. Да и сам Пальчик не
напрашивался. Из-за какого-то чая, пусть и со сгущенкой, терпеть целый час
нудное перемывание косточек всем и вся?!
Поэтому он ушел гулять, рассчитав, что если через пару часов заглянет в
кафе, то и тогда будет слишком рано.
И, нате вам, тут же за углом он наткнулся на клоунов Толстого и Тощего.
Они его еле узнали! А может, не хотели сразу узнавать только для того, чтобы
сделать ему приятное, -- ведь он так подрос за минувшее время! Зато сами они
почти не изменились, разве что Толстый стал еще толще, а Тощий -- еще худее.
Все очень обрадовались встрече и пошли бродить по городу втроем. Пожалуй,
только ночи не хватало -- как прежде.
Клоуны уже были наслышаны о похождениях Пальчика и даже соби-рались на
днях наведаться в лесничество, но о многом им еще было не-известно, и
поэтому, когда он взахлеб рассказывал обо всем, эти добряки ахали, охали,
эхали и ухали.
-- Ах-ах! -- восхищался Толстый.
-- Ох-ох! -- пугался Тощий.
-- Эх-эх! -- сокрушался один.
-- Ух-ух! -- изумлялся второй.
Что касается их жизни, то она протекала без всяких приключений.
Сплошной цирк.
-- А Магнум? -- неожиданно вспомнил Пальчик. -- Как он? Все бушует?
-- Отбушевался, -- вздохнул Тощий.
Оказалось, что на очередном "Сеансе черной магии" Магнум увлекся и
превратился не в шесть своих уменьшенных подобий, а в целый десяток! И
собраться снова в одного так и не смог. Теперь все десятеро работают на
арене униформистами.
-- Не выгонять же их на улицу, -- заметил Толстый. -- Не те времена.
-- Очень исполнительные, ведут себя тихо, прилично, -- сказал То-щий,
-- а вот после работы только и знают, что спорят до хрипоты, кто из них
раньше был хозяином цирка.
-- И не дерутся?
-- Нельзя, -- смеясь, покачал головой Толстый. -- Стоит кому-то
поставить другому синяк, как синяки появляются сразу у всех.
-- Ну, а ты так ничего про себя и не вспомнил? -- вдруг спохватился
Тощий.
-- Нет...
-- Может, снова попробуем нашу игру? -- предложил Толстый. -- Дом!
-- Крыша, -- улыбнулся Пальчик.
-- Дверь! -- подхватил клоун.
Пальчик остановился, задумчиво глядя на цифру "7" на двери какого-то
дома.
-- Семь, -- пробормотал он.
-- Что? -- Толстый тоже увидел цифру и, не прекращая игры, воскли-кнул:
-- Шесть! Продолжай по уменьшению.
-- Семь. Шесть... -- повторил Пальчик, беспомощно подняв на него глаза.
-- Пять!
-- Да нет, постойте... Семь! Шесть!
-- Уже было, -- пожал плечами клоун.
-- Было, -- волнуясь, закивал Пальчик. -- Сначала шесть. Потом семь.
-- Ну? -- нетерпеливо сказал Толстый. -- Давай тогда по возраста-нию.
-- Итак... Восемь!
-- Восьмого еще не было, -- машинально сказал Пальчик. И замер.
-- А почему ты сказал: "восьмой"? -- насторожился клоун. -- "Восьмой",
а не "восемь", как полагается по счету? Может, номер подъезда ...
-- Этажа! -- выпалил Пальчик. И вспомнил все!!!
-- У нас в городе нигде нет семи этажей, -- вконец растерялся Толстый.
-- А на башне в замке? -- неуверенно вставил Тощий.
-- Я... спешу, -- в отчаянии произнес Пальчик. -- Некогда... Меня ждут.
Я не могу!.. Передайте всем в лесничестве, -- уже на бегу обернулся он, -- я
когда-нибудь, может, еще и вернусь. Не волнуйтесь и не ищите меня! Всем
спасибо за все!
Тот переулок с дощатым "киоском" он нашел быстро, словно сами бегущие
ноги вывели его к нему.
Дверь с цифрой "7" была на месте! Пальчик юркнул внутрь лифта.
Через какую-то минуту он уже спускался на первый этаж, торопя кабину:
скорей, скорей, ну скорей же!
На этот раз его отсутствие не обошлось так же незаметно, как после
приключений на "шестом этаже". Пальчик не был дома... час. Ну, конеч-но, при
чем тут какой-то час? Мальчишки пропадают во дворе целыми сутками, и то
ничего. В другом дело: раз в месяц папа непременно измерял ему рост, а
сегодня был именно такой "замерный" день!
Когда сын влетел в квартиру, папа тут же суматошно схватил его, не дав
и рта раскрыть, потащил на кухню и приставил к дверному косяку:
-- Чуть не забыл! Хорошо, что ты быстро вернулся, -- и черкнул
карандашом на уровне макушки.
-- Недавно же мери... -- обернулась от плиты мама и осеклась.
-- Поразительно! -- Папа отступил на шаг. -- Каково! Мальчик вытянулся
на восемь сантиметров! Час назад я даже и не замечал. Такими темпами...
Он не нашел нужных слов, и никто бы так и не узнал, что стало бы с
Пальчиком, вздумай он так расти. Если б не мама:
-- Такими темпами он скоро отца догонит! -- Она была приятно удивлена.
-- Скажешь тоже, -- сиял сын. -- Он у нас великан!
Теперь-то Пальчик обязательно рассказал бы родителям о всех своих
похождениях. Но решил: еще успеется.
И не пожалел об этом, потому что на крыше кабины лифта -- он не
поленился проверить! -- ожидало новое письмо от верного Гава.
"Встретимся на восьмом?" -- спрашивал Пес Собаков. И все, больше ни
слова.
Нет, признаваться родителям и впрямь было рано. Ведь они ни за что не
отпустят или, хуже того, увяжутся вместе с ним, Пальчиком. Он своих
родителей знает.
В тот же день -- к чему отклады-вать? -- Пальчик встретился с Гавом на
восьмом этаже.
-- Заставляете ждать, ваше поднимательство, -- укорил его Пес Собаков,
как только открылась дверь лифта. -- Дай руку! Дай! -- скоман-довал он тоном
настойчивого хозяи-на собаки. -- Зазнались?
Пальчик весело пожал ему лапу.
-- Чего это ты со мной на "вы"? -- спросил он, с любопытст-вом
оглядываясь по сторонам.
Кабина лифта стояла в какой-то высокой каменной пещере с узкой
расщелиной-входом, из которой па-дали солнечные лучи.
-- С каких пор на "вы"? -- переспросил Гав и глубокомысленно почесал
затылок задней ногой. -- К слову пришлось. Так мне показалось сподлапистей
выразить свою мысль.
-- Как-как?
-- По-вашему, сподручней.
-- Слушай, а почему ты и здесь разговаривать можешь? Ведь это не твой
этаж!
-- "Усе здесь наше", как подчеркивала буфетчица Оля каждый раз после
работы, прихватывая домой две большие сумки с продуктами. Неужели тебе не
нравится, что я с тобой разговариваю? -- возмутился Гав. -- Тебе что,
хотелось бы, чтоб я лаял, гавкал, тявкал, брехал!
-- Да нет! Я, наоборот, рад. Но все-таки?
-- Откуда я знаю. Это ты у них спроси? -- махнул Гав лапой на выход из
пещеры.
-- А кто они?
-- И сам не знаю. Я тут недавно, еще не разнюхал как следует. Они
подошли к расщелине и выглянули наружу. До самого горизонта, накатывавшее
волной на прибрежную гальку, лежало море. Вернее, озеро, если судить по его
цвету. Серенькое озеро, а не сине-зеленое море.
-- Пресная вода, -- сообщил Гав. -- Я уже бегал пить. Какая-то странная
на вкус. Словно дисти...
-- Дистиллированная? -- подсказал Пальчик.
-- Она.
-- Мы-то эту воду в школе проходили. А вот ты откуда знаешь, что такая
бывает?
-- Ты эту воду проходил, а я ее пивал. И не в школе ты ее проходил, а в
том ручье по колена -- помнишь, на шестом этаже? Все время недове-рие,
намеки, подозрения!.. Дистиллированная... -- пробурчал Гав. -- Ты думаешь,
какую воду буфетчица Оля в аккумулятор машины "вольво" наливает?
-- У нее "вольво"! -- изумился Пальчик.
-- А ты думал -- "запорожец"? С ее-то бульдожьей хваткой! Она...
-- Погоди, -- перебил его Пальчик. -- Ты еще не сказал, зачем позвал
сюда, на восьмой этаж.
-- Привет! Из врожденной любознательности, моей и твоей. А на седьмом я
уже бывал.
-- И я.
-- Теперь-то знаю.
-- Почему -- теперь?
-- Когда поднимался на восьмой, учуял твой запах -- он шел с седьмого
вниз.
-- Мне бы твой нюх! -- позавидовал Пальчик.
-- А мне бы твою недогадливость.
-- Зачем?
-- Чтоб хоть немного сравняться с тобой, -- рассмеялся Гав. Пальчик --
тоже.
-- Да, ты знаешь, что со мной было на седьмом этаже! И он быстро
рассказал, что с ним приключилось.
-- Жаль, меня с тобой не было. Уж я бы показал всем твоим врагам, где
раки зимуют! А, кстати, где они зимуют? -- И тут же Гав раздумчиво произнес:
-- Но, может, и хорошо, что я ничего не знал. Иначе бы я за тебя волновался.
-- Гав, это хорошее чувство.
-- Хорошее-то оно хорошее, да шерсть от него почему-то седеет.
-- С тобой не соскучишься...
-- Правда? -- просиял Гав. -- Когда я бродяжничал на седьмом этаже, об
этом мне говорила каждая собака. Попутная, -- уточнил он. -- Весело было,
незабываемые деньки!
-- Я-то думал, ты по мне скучал, -- уныло протянул Пальчик.
-- А я что говорю? Им было весело, а не мне. И вот сейчас -- я же
вызвал побродяжничать не кого-то, а тебя!
Они пролезли в расщелину и, рискуя сломать шею, спустились по скользким
валунам к воде. Влево и вправо тянулись полосы мелкой гальки, точно россыпи
больших фасолин.
Пальчик зачерпнул горсткой воду и попробовал:
-- Правда, безвкусная...
-- Как у растаявшего снега, -- кивнул Гав. -- И куда нас занесло на
твою голову и на мою башку?!
Позади них, на скалах, суровым полукольцом охватывающих бухту, торчали
одиночные, похожие на арфы, розовоствольные сосны. За ними начинался лесной
массив. Снизу он виделся только частыми верхушками деревьев: вероятно,
дальше, за скалами, местность понижалась.
Высоко в небе бесконечно долгими кругами парила узкая чайка с красным
коротким носом и черным хвостовым оперением, напоминавшая туго натянутый лук
со стрелой.
Мимо них, не моргнув и глазом, низко пролетел лебедь -- весь, как
набитый ватой и застывший, и только лишь механически махал крылья-ми, словно
их дергал за неразличимые нитки невидимый кукловод.
Пустынно и тихо было вокруг...
-- Надо бы запомнить место, где вход в пещеру, -- озабоченно
пробормотал Пальчик.
-- Со мной это не надо, -- безмятежно сказал Гав. -- У меня чутье.
-- Но у меня-то его нет. Вдруг мы потеряемся...
-- Потеряться можешь только ты, -- самодовольно возразил Гав. -- Уж
тебя-то я найду. Жаль, конечно, что у тебя в кармане нет хотя бы завалящей
котлеты, тогда мое чутье было бы вдвое острее. Но на нет и суда нет.
Народного, -- уточнил он, -- как говаривала буфетчица Оля.
-- Заладил...
Пальчик все же постарался запомнить две низкие сосенки у той пещеры,
где был лифт. Отсюда ее вход был совсем незаметен.
Они пошли вдоль подножия скал по берегу в поисках хоть какой-нибудь
тропки, ведущей вверх.
Гав внезапно остановился:
-- Пахнет пляжем.
-- И полотенцем, -- усмехнулся Пальчик. Все-таки он был выше и поэтому
увидал поодаль чье-то забытое полосатое полотенце, прижатое камешками от
ветра. Это невольно напомнило ему тот самый случай, когда он посрамил "нюх"
Людоеда, первым увидев Пафа и Держихвоста.
-- У нас зрение послабее, -- ни капли не смутился Гав. -- У любой
собаки спроси!
-- Спрашиваю, -- улыбнулся Пальчик.
-- А-а, на меня намекаешь... Хоть я и не любая собака, а особенная, --
напыжился Гав, -- отвечаю: ветром тянет в другую сторону, потому-то я и не
учуял твое треклятое полотенце.
-- А как же ты учуял, что тут пляж?
-- Ох, -- вздохнул Гав. -- Что я, пляжей не знаю? Да здесь под галькой
повсюду целые залежи сливовых косточек, окурков, клочков газет, оборванных
пуговиц -- чего только нет! Ага, -- встрепенулся он, -- теперь ветер дует в
нашу сторону. Вон за тем валуном -- асфальтовая дорожка... Как лучше
сказать: начинается или кончается?
-- Начинается.
-- Думаешь?.. Хотя ты прав. Для нас она начинается, -- согласился он,
сворачивая за валун и вступая на асфальт. -- А вот чем закончится?
Они вдруг замерли, увидев электронное табло, укрепленное на стойках с
боку дорожки. Горевшие цифры: 1.15.46 -- наверняка показывали время. Цифры
секунд, крайние справа, методично пощелкивая, сменялись в своем квадратике.
Причем эти странные часы отмечали отнюдь не время дня -- судя по солнцу,
было никак не больше 11, -- а что-то совсем другое. Когда нащелкало 60
секунд, минутная цифра "15" превратилась в "14", а не в "16". Значит, отсчет
шел в обратную сторону.
-- Понял! -- догадался Пальчик. -- Столько времени осталось до...
-- До чего? -- тревожно спросил Гав.
-- Хотел бы я сам знать...
-- Ну, про время мне кое-что известно, -- сказал Гав. -- Людям его
всегда почему-то не хватает. Вот ты говоришь: осталось столько... Сколько?
Пальчик замялся, не зная, как объяснить.
-- Солнце видишь?.. -- наконец, нашелся он. -- Когда оно сдвинется в
небе вот на столько, -- развел он руки примерно на полметра, -- тогда и
должно что-то случиться.
-- Маловато. Но запасец еще есть. Мне этого хватит, чтоб, в случае
чего, вовремя смыться.
-- Без меня? -- в шутку спросил Пальчик.
-- С тобой, -- серьезно ответил пес.
И они двинулись дальше. Дорожка то полого, то круто извивалась среди
скал и деревьев. Через несколько поворотов появились другие электронные
часы, по-прежнему отсчитывавшие время до... неизвестно чего. Затем
встретились третьи часы, четвертые... Загадочные табло равномерно возникали
и слева, и справа на их пути, продолжая неумоли-мо сокращать цифры минут.
Неожиданно Пальчик заметил, что асфальт испещрен какими-то дыр-ками, но
не от женских каблучков -- более глубокими. Словно их оставили мощные когти
крупных неведомых зверей.
-- Это не от когтей, -- определил Гав. -- Они пахнут железом. Ржавым.
-- Утешил...
-- Мы можем вернуться. -- Он подвернул свой пышный хвост и удобно
уселся на нем.
-- Ну уж нет, -- заявил Пальчик. -- Что, трусишь? Слабо?
-- Я бы на тебя так грубо не лаял, если бы ты предостерег от возможной
опасности.
-- Прости, милый Гав. Но отступить, так ничего и не узнав, я не могу,
хотя ты, наверно, сто раз прав.
-- Сто! Я даже не знаю, сколько это. Умею считать до двух. Ну, до трех.
Во всяком случае, четыре кости от одной отличу. Но запомни: прав бываешь
только раз. Или прав, или не прав!
И довольный своей речью, Гав продолжил путь.
Пальчик обернулся. Озеро-море виднелось отсюда лишь полоской на
горизонте, над которым высились, будто на недалеком берегу, белые горы из
облаков.
А лес вокруг был -- не сказать чтобы простой. Скорее уж заповедный.
Разлапистые южные сосны, замшелые самшиты, обвитые тонкими лиана-ми,
бархатистые буки, мощные грабы, пятнистые эвкалипты... Пальчик более или
менее разбирался в породах деревьев. У них в приморском городе был
"Ботанический сад", и он не раз ходил туда с папой.
Лес становился все гуще. Какие-то птицы, быстро мелькая меж лист-вы,
перелетали с места на место, голосили, пели, верещали. Шелест и праздничная
птичья болтовня доносились отовсюду... Прошмыгнул дя-тел, вспыхнув красным
охвостьем. Дикие голуби взлетали на солнечных опушках так взрывчато, что
после них долго садились прошлогодние листки и травинки.
Дорогу перебежал барсук -- с такой прытью, что зад только чудом не
обогнал голову.
-- Хорошо, что я не охотничья собака, -- с тайной грустью похва-стался
Гав. -- Только б ты меня и видел!
-- Слушай, я давно хотел спросить: а какой ты породы?
-- Я? -- заважничал Гав. -- Я -- горпес!
-- Гордый? -- удивился Пальчик. -- Или горный?
-- Городской.
-- Тогда ты -- дворпес, а не горпес.
-- Сказанул! Дворы и в деревне бывают. А я городской, можно сказать,
приморский. Дворпес -- это когда дворовый, -- пустился в рассуждения Гав. --