Иванов Анатолий Степанович. Вечный зов (Том 1)

   Кружилин не помнил, как он отпустил людей, сидел, сжимая ладонями дергающиеся виски. В кабинете никого, кроме Полипова, не было. Председатель райисполкома стоял у окна и смотрел, как за стеклами качаются ветки кленов.
   - Что же размышлять тут, Поликарп Матвеевич? График составлен, надо его отослать, - сказал он.
   - Как? - поднял тяжелую голову Кружилин. - Он же, этот график, потолочный.
   - А они что там, не знают, что он потолочный?
   - А потом - как отвечать? После первого ноября?
   - Ну, потом... - усмехнулся Полипов. - Мало ли что потом может случиться... Во всяком случае, позже объясниться будет легче, чем сейчас...
   - Легче? - нахмурился Кружилин.
   - Конечно, - пожал тот широкими плечами. - Прошедшие трудности всегда легче объяснить, обрисовать во всем объеме... с полной объективностью. Сейчас никто тебя не поймет, что завод к ноябрю нельзя пустить. Потом увидят, поймут, что нельзя было успеть. Да и...
   - Что? - отрывисто бросил Поликарп Матвеевич.
   - Да и особенно-то некогда будет вникать в прошлое... Новые задачи к тому времени стоять будут, еще более сложные. Тут - психология, как говорится.
   - Так... - усмехнулся Кружилин. - Психология? Умен ты, вижу. - Встал, тяжко ступая, пошел из кабинета. - Только, Петр Петрович, завод-то мы к ноябрю пустить должны.
   - Ты же сам сегодня утром, разговаривая с обкомом, кричал в трубку, доказывал, что не успеть к этому сроку.
   - Мало ли чего я кричал и доказывал.
   - Но ведь его действительно нельзя... невозможно...
   - Невозможно, а обязаны.
   - Да как?
   - Не знаю.
   Не знал этого Кружилин и еще несколько дней. Чтобы не отвечать на телефонные звонки из области, дни и ночи пропадал на стройке. Полипова за это время видел раза два или три. Тот ничего не говорил, не спрашивал, только сосредоточенно хмурился... "А ведь радуется..." - каждый раз думал Кружилин. И чувствовал, как рождается в нем неприязнь к этому человеку.
   Измотанный, опустошенный, вконец обессиленный, он как-то ночью позвонил в Новосибирск, на квартиру Субботина.
   - Здравствуй, Иван Михайлович, - сказал он и замолчал, не зная, что говорить. Секретарь обкома терпеливо ждал. - Ты извини, что я так поздно... Я и не по делу даже... Так вот просто.
   - Ну, это ты, Поликарп, врешь.
   - Вру, - покорно согласился Кружилин. - Но звоню не официально, не как секретарю обкома. Можно? Понимаешь, больше не с кем так поговорить... По-простому, по-человечески...
   - Значит, выдыхаешься?
   - То ли слово? Выдохнуться можно, когда что-то сделаешь, сколько-то пути одолеешь. А я... как белка в колесе - кручу изо всех сил, а оно на месте. Что делать-то, а?
   - Да... - промолвил, помолчав, Субботин. - Не телефонный это разговор-то, Поликарп... Если я скажу тебе, что мы тут все тоже... как белки в колесах? Поверишь? Тоже крутим, а оно все почти ни с места. Около трех десятков в область прибыло уже различных предприятий. И такие, как ваше, и помельче, и покрупнее. На подходе еще около дюжины... А сколько будет после этой дюжины? Радио-то слушаешь?
   - Так что же это получается?
   Кружилин проговорил и понял, что его вопрос звучит неуместно и наивно. Что получается? Как будто сам не понимает. Немцы наступают стремительно и неудержимо. Красная Армия сдает город за городом. Все что можно правительство эвакуирует. И все на восток, на восток, на восток. Куда ж еще?!
   - То есть что происходит - понятно. Но когда же это кончится?
   - Кончится, Поликарп Матвеевич, - негромко сказал Субботин. - Остановим немца. Остановим - и погоним назад.
   Они оба помолчали.
   - Так что же мне все-таки с заводом-то делать, а?
   - Если б мне кто-нибудь ответил на такой же вопрос, - устало проговорил Субботин.
   - Понятно... Значит, Полипов правильно мне советует?
   - А что он тебе советует?
   - Выслать в обком наш липовый график восстановления и пуска завода.
   - Что ж... - чуть помедлил Субботин. - Он не так глуп, этот Полипов.
   - Да, видимо... поумнее меня.
   - Ты себе цену не набавляй, - донесся рассерженный голос. - Я не сказал "поумнее". Я сказал "не так глуп".
   - Значит, высылать?
   - А что тебе остается делать? - И опять, чуть-чуть помедлив, прибавил, как бы объясняя, почему Кружилин должен представить хотя бы липовый график: - А то у нас тут и так уже... ходят разговорчики, что ты там растерялся, ничего не можешь обеспечить.
   - Что ж, так оно и есть. - Трубка давно нагрелась, жгла ему ухо. - Не могу.
   - А кто сейчас, в такой обстановке, может? - Вопрос прозвучал так резко, что Кружилин вздрогнул.
   - Ты что говоришь-то?! Ты подумай, что ты мне говоришь!
   - Да, я говорю не то, может быть... - смягчился Субботин. - Завтра я тебе этого не скажу. Но сегодня ты же хотел по-человечески... Так вот, по-человечески я тебе скажу: трудности на нас свалились небывалые. Перед тобой, передомной, перед всеми каждый день встают задачи, многие из которых, если смотреть правде в глаза, почти или вовсе невыполнимы в данных условиях и в данные сроки. - И вдруг заговорил еще мягче, с какой-то до предела обнаженной простотой и сердечностью: - Но, дорогой мой Поликарп Матвеевич! Если мы сами себя убедим в своей беспомощности, в растерянности, в неспособности взять верх, что же тогда-то получится? Ты подумай.
   - Да... Да, да, - трижды вымолвил Кружилин.
   - Держись, Поликарп Матвеевич, - все тем же тоном сказал Субботин. Остановим фашистские банды - всем нам будет полегче... А с твоим заводом, я думаю, скоро все прояснится...
   - Что прояснится? Как прояснится? - Кружилин поплотнее припал к трубке.
   - Звонил из Москвы Савельев, директор вашего завода... Кажется, завод передают какому-то военному ведомству. Тогда и стройматериалы и люди - все в первую очередь для вас...
   - Погоди, погоди... Ведь завод сельхозмашины делал.
   - Все, Поликарп, - сухо прервал Субботин. - Об этом - не по телефону. И так говорим о чем не положено... Кстати, а ты знаешь, что директор завода Савельев - ваш, шантарский?
   - Как наш? - не понял Кружилин.
   - Ну, так. Где-то там, в ваших краях, родился.
   - Постой, постой... Это какой же Савельев? У нас тут один Савельев проживает - Федор, комбайнером работает. У него есть два брата. Младший Иван... он тоже сейчас здесь. А старший из братьев... как же его звать? Не то Андрей, не то... Слушай, не Антоном его звать? Не Антон Силантьевич?
   - Да, Антон Силантьевич. Очень хороший человек, мы с ним в новониколаевском подполье еще работали.
   - Вот так та-ак... - И вдруг неожиданно для себя Кружилин сказал: - С Полиповым ты, кажется, тоже в подполье работал...
   - Да, и с ним. Много всем нам пришлось тогда выхлебать... А что у тебя с ним?
   - Не он, случайно, информирует обком, что я тут растерялся... ничего не могу? - прямо спросил Кружилин.
   - Это... - Субботин кашлянул, - это на каком же основании такие выводы... или предположения делаешь?
   - Обижен он, что с секретарства его сняли.
   - Ну, ты, брат... слишком поспешные, может быть... и несерьезные умозаключения строишь, - проговорил Субботин и тут же начал прощаться, заканчивая разговор. Однако некоторые паузы в голосе секретаря обкома, поспешный вопрос: "А что у тебя с ним?", эти слова в конце - "может быть" позволили Кружилину понять, что Субботин, кажется, не опровергает его умозаключений.
   В ту ночь Кружилин почти не спал, все ворочался, думая о заводе, о Полипове, до мельчайших подробностей припоминая, анализируя весь разговор с Субботиным. А перед утром раздался вдруг резкий телефонный звонок.
   - Говорит Савельев... Алло, вы слышите меня? Вы секретарь райкома?
   - Наконец-то! Да, я секретарь... Где же вы там запропастились? Я тут ума не приложу, что делать с вашим заводом. Вы откуда звоните?
   - Из Москвы.
   - Из Москвы... - повторил Кружилин, прислушиваясь, как звучит это слово. Из Москвы... Как она там, Москва?
   - Нормально. Темновато только. Вся Москва затемнена, нигде ни огонька.
   - Бомбят?
   - Читаете, конечно, в газетах, как жарко в небе над Москвой? Но бывает, что и прорываются фашистские самолеты. Извините, Поликарп Матвеевич, что поднял вас... Мы-то еще не спим, в Москве всего полночь. Сейчас только состоялось правительственное решение по нашему заводу.
   - Да, я знаю, что должно было состояться... Я говорил сегодня ночью с обкомом.
   - Ну тем более. Как все-таки там завод?
   - Плохо... Оборудование вывезли со станции, отвели площадку, чистим ее, роем котлованы под здания. Мобилизовали все трудоспособное население, женщин в основном, подростков даже. Из всех предприятий и организаций, кого можно было, перекинули на стройку. Но людей не хватает. У нас была, как и везде, мобилизация.
   - Да, это понятно.
   - А строить цехи не из чего. Люди живут в палатках еще, селить некуда.
   - Понятно, - опять сказал Савельев. - Люди еще будут прибывать.
   - Да вы что? Вы что?!
   Савельев, будто не расслышал этого возгласа, продолжал:
   - Нам передали часть оборудования и рабочих еще с одного завода. Оборонного. Все это где-то в пути. Начальникам эшелонов даны телеграммы, куда следовать. Одновременно решился вопрос со стройматериалами. Через три-четыре дня к вам начнут поступать кирпич, цемент и прочее. Задача главная в том, чтобы не задерживать вагоны, немедленно разгружать. Хохлов там где?.. Савчук?.. Передайте им - пусть часть людей снимают со стройплощадки, снимают сколько надо и разгружают. И конечно, все вывозить. Несколько десятков автомашин тоже прибудут. Но вы там мобилизуйте весь свой транспорт, какой можно. До последней подводы.
   - Понятно, - невесело сказал Кружилин.
   - А я еще задержусь несколько дней здесь, потом в Новосибирске буду пробивать эти стройматериалы.
   - А людей... сколько еще людей прибудет?
   - Тысячи полторы еще... Поживут пока в палатках, до ноября. Там придумаем что-нибудь... - И почти без перехода продолжал: - Ну а как там мой брат Федор поживает? Я ведь, знаете, из Шантары родом.
   - Знаю. Федор что же... Живет. Сейчас в михайловском колхозе хлеб убирает.
   - Да, он комбайнер, кажется... А про другого моего брата что слышно? Про Ивана. Не знаете его?
   - Почему же... И Иван здесь, в Михайловке.
   - Там?! - быстро переспросил Антон. - Он... он вернулся, значит?
   - Да. Как раз двадцать второго июня, в день начала войны.
   - Так, так... - протяжно сказал Савельев. - Ну что ж, встретимся, значит. Давненько я их не видел, три десятка лет. Интересно поглядеть, какие у меня братья... Ну, все, Поликарп Матвеевич. До встречи.
   Кружилин поглядел на часы - маленькая стрелка только-только переползала цифру "четыре". За окнами стояла темень, небо черное, лишь в одном месте, за селом, где при свете прожекторов всю ночь работали люди, небо было серо-белесым, там стояло жиденькое зарево. Оно стояло там каждую ночь, с вечера до утра, и гасло на рассвете. Скорее не гасло, а, наоборот, разгоралось каждое утро все сильнее и сильнее, разгоняло ночную темноту, все ярче и ярче расцвечивая все небо. Потом вставало солнце.
   В ту ночь Кружилин больше не ложился. Транспорт? Что ж, транспорт будет, думал он, расхаживая по комнате. Временно придется снять с уборки какое-то количество автомашин, даже тракторов. А все, что можно, вывозить на лошадях. Лошадей в районе много. Телеги, повозки... Прямо с утра надо собрать всех руководителей районных организаций, всех председателей колхозов, всем вместе, сообща с работниками завода, представить себе во всех деталях задачу и подумать, как ее выполнить.
   Цель была далека и по-прежнему труднодостижима. Но теперь появились какие-то возможности для ее достижения. Все остальное будет зависеть от людей, от того, как их организовать. А это уж другое дело, за это могут и должны спрашивать с районного комитета партии, с него лично.
   Кружилин прошел на кухню, поплескал в лицо холодной водой, вернулся в кабинет, подвинул лист чистой бумаги и стал составлять телефонограмму всем председателям колхозов, руководителям всех районных организаций...
   * * * *
   Припомнив все это, Кружилин вздохнул.
   Солнце грело не жарко, но еще грело, под кирпичной стенкой было тепло, даже чуть припекало, и у спящего Хохлова на лбу выступили, как роса, капельки пота.
   Кругом гремело, урчало, раздавались крики и ругань. Проходившие и пробегавшие мимо люди бросали на Кружилина и Хохлова сердитые взгляды: чего, дескать, два таких лба блаженствуют тут, в затишке?
   Голова Хохлова чуть свалилась набок, обнажив похудевшую, заросшую грязной щетиной шею. Эта шея вызывала у Поликарпа Матвеевича жалость и сострадание.
   Кружилину давно надо было ехать, но он не решался будить Хохлова, достал новую папиросу, чиркнул спичкой. Хохлова не могли пробудить рев тракторов и экскаваторов, крики людей - ко всему он давно привык, - но от шипения загорающейся спички вздрогнул, открыл испуганные глаза, протянул облегченно:
   - А-а...
   - Поспал маленько?
   - Да вот... - виновато улыбнулся Хохлов. - Мне все чудится бомбы-зажигалки шипят. Они так же шипят, как спички, только громче. - Он дрожащей рукой вытер пот со лба. - И еще - детский крик.
   - Крик?
   - Ага. У меня ведь... еще там, дома, дочь сгорела, погибла. Семь лет ей было. Я не рассказывал...
   Хохлов действительно не рассказывал, есть ли у него семья, где она, что с ней. Кружилин почему-то думал, что он одинок.
   - Нынче в школу бы пошла, - продолжал Хохлов, глядя на носки грязных своих сапог. - А погибла - страшно вспомнить... Воздушный налет был, ночью... Мы выбежали из дома во двор. Девочка споткнулась и упала. И тут посыпались эти зажигалки. Одна из них прямо возле нее закрутилась на асфальте... платьишко сразу вспыхнуло. Она еще вскочила, закричала... И тут же рухнула, покатилась... И прямо к той же бомбе, в расплавленный асфальт... Все это - в одну секунду, на глазах жены. Жена тоже чуть не бросилась на эту зажигалку, еле сумел оттащить.
   Хохлов проговорил это и замолчал, по-прежнему разглядывая носки сапог. Но он ничего не видел, вероятно. Глаза его были тусклые, холодные, застывшие, в них ничего не отражалось.
   - Да, я понимаю, - негромко сказал Кружилин.
   - Не-ет, - мотнул головой Хохлов, - этого, не пережив, понять нельзя. Невозможно.
   - А жена твоя... семья здесь сейчас?
   - Где же еще... Там, - кивнул он в сторону палаток. - Жена и дочь. Старшая. Последняя. Жена, думал, не выживет. Ничего, отходит. Молчалива только стала. Как немая. Но, я думаю, разговорится. Горе горем, а жить ведь надо. На работу стала выходить, это хорошо. Она плановик-экономист, а сейчас раствор делает для подстанции.
   Кружилин вспомнил, как впервые увидел этого человека. В кабинет он вошел бодро, бесцеремонно кинул на стол портфель, заговорил о делах каким-то легким, неунывающим тоном. А в это время где-то в эшелоне, под присмотром, видимо, дочери, ехала обезумевшая от горя жена. Каким же запасом жизнелюбия и душевной стойкости обладает этот человек?
   Они еще посидели минуты две-три в молчании.
   - Так вот, Иван Иванович, я, собственно, насчет палаток этих... В ноябре начнутся холода. Сегодня ночью мы на бюро решили...
   - Да, да, я знаю - землянки... Савчук мне говорил. Чего ж вы меня на бюро не пригласили?
   - Мы-то приглашали...
   - Да, верно, кажется, приглашали, - потер Хохлов заросший подбородок. Черт, все крутится, мешается в голове. С вечера я даже помнил. А ночью трансформаторы устанавливали, я должен был сам проследить... Землянки, землянки...
   - Иного выхода у нас нет. И Савельев тоже так считает. Зимой жилье будем помаленьку строить.
   - Он в Новосибирске все еще? Мне бы тоже с ним обговорить кой-чего надо. Я все-таки инженер по сельхозмашинам. А теперь даже и неизвестно, что мы выпускать будем.
   - Артиллерийские снаряды. Чего тут неизвестного?
   - Снаряды! Но я не знаю, как снаряды делать! Я этого не умею. Сейчас надо уже думать над монтажом цехов, над установкой оборудования. А я не знаю, что, куда, как! И никто не знает. Никаких специалистов с оборонного завода не прибыло.
   - Кажется, сегодня приезжают вместе с Савельевым.
   - Да? Наконец-то! А землянки... - Хохлов вытащил истрепанную тетрадку. Вы на бюро вон об этой огромной котловине, кажется, говорили. Я ее обследовал утром. И кое-что набросал тут. А что это за котловина?
   - Не знаю. Когда я был маленький, старики говорили, что здесь был огромный пруд, который по деревянным трубам наполнялся из Громотушки - из ручья, что по деревне бежит. Потом трубы сгнили, пруд высох.
   - Ну и отлично, что высох. Края котловины довольно круты, но это и хорошо. Экскаватором мы выберем по краям котловины грунт... Вот, смотрите...
   В тетради Хохлова была нарисована эта продолговатая котловина с квадратными ячейками по краям. Рисунок походил на ожерелье и был по-своему красив.
   - Дюжина ковшей - и землянка, собственно, готова. Остается накрыть ее сверху чем-то. Лесу для этого, я думаю, найдем. Входы в землянки отсюда, снизу. Неудобно, но что поделаешь. А талые воды не затопляют котловину?
   - Нет. На дне чуть водичка держится, пока почва не оттает.
   - Отлично. Даже красиво будет: вокруг озера - роскошные особняки... Хохлов перевернул страничку. - А вот подсчеты кое-какие. За полмесяца пятью экскаваторами землянок нароем достаточно. Ну а людей, конечно, на устройство этих землянок понадобится... Ну, тут проще - человек по пятьсот будем каждый день сюда направлять. Главное - накрыть их и входные двери теплые сделать. Внутренность каждый уж по своему вкусу оборудует. Но общий принцип их устройства, мне кажется, должен быть такой...
   Хохлов снова перевернул страницу, и Кружилин увидел нарисованный карандашом план землянки.
   - Вход, как видите, снизу, со дна котловины, - пояснял Хохлов. - Дверь, по бокам - небольшие окна. Здесь сразу кухня, столовая - все. А дальше перегородка, за ней - спальня. Спальня темная, освещается только электричеством. Но зато теплая, в тепле люди спать будут. Печь вот здесь, на обе половины. А?
   "Кухня, столовая, спальня" - все это в устах Хохлова звучало убедительно и серьезно, будто он показывал планировку не примитивной землянки, а настоящего жилого дома.
   - А может, на две, на три семьи одну землянку делать, а? - продолжал меж тем Хохлов. - Тут надо подумать, что скорее, что в данной обстановке экономнее даже не в смысле материала, а времени. Вот я планы и таких землянок набросал...
   - Когда ты это успел все, Иван Иванович? - с тихой грустью спросил Кружилин.
   - Ну, это не сложно, это между делом. - Хохлов захлопнул тетрадь. Сложнее другое. Автолавку вот ночью украли.
   - Да, мне звонил начальник милиции. Ищут.
   С автолавок в палаточном городке рабочим завода продавали продукты, одежду, обувь. Вообще, все товары, какие оказывались в Шантаре, в первую очередь направлялись сюда. На днях в райпотребсоюз поступила большая партия ситца, шерстяных тканей и рабочих сапог. Председатель райпотребсоюза распорядился нагрузить две автолавки и отправить в городок.
   Машины с товарами и прибыли под вечер, часа полтора торговали. С наступлением темноты лавки опломбировали и, как всегда, сдали сторожу. В городке была с самого начала учреждена своя охрана, за небольшую дополнительную плату сторож согласился присматривать и за автолавками: чтобы не делать частых бесполезных перегонов, их на ночь оставляли в городке.
   Сегодня утром и сторож, и одна из автолавок с тканями и сапогами исчезли. Это обнаружил милиционер Елизаров, который на рассвете решил проверить, все ли спокойно в палаточном городке.
   Сторожа, едва живого, оглушенного чем-то по голове, нашли за одной из палаток. Когда старика растолкали, он пощупал разбитую в кровь голову и заголосил:
   - Провались она, эта охрана, и ваши деньги! Освобождайте немедля с должности... Ох, головушка расколотая!
   - Кто автолавку угнал, какие люди? Не заметил? - допытывался Елизаров.
   - Ничего не знаю. Мальчонку ищите лет десяти-двенадцати...
   - Какой мальчишка? Какой он из себя?
   - Откудова я знаю какой?! - закричал старик. - Темно было, откудова разглядеть? Шебаршит, говорит, чтой-то в машине. Я и приладился ухом к ейной... к машинной стене. Меня сзаду и дербалызнули...
   - ...Найдут, я думаю, эту автолавку. Куда они ее денут, не иголка, помолчав, сказал Кружилин, достал часы на ремешке. - Значит, насчет землянок решено... Ого! Ну, я на станцию. Ты не поедешь встречать Савельева?
   - Надо бы, да вот трансформаторы меня волнуют... Там, на станции, Савчук, он встретит...
   * * * *
   Станция была расположена от Шантары километрах в трех. Железнодорожная линия прошла в таком отдалении потому, что возле Шантары каждую весну широко разливалась Громотуха, затопляя левобережье в иные весны километра на полтора, на два. Строители побоялись, видимо, что, если проложить дорогу ближе к селу, полыми водами может размыть железнодорожную насыпь.
   Кружилин придерживал рвавшегося жеребца. Шоссе было за эти два-три месяца разбито, раздавлено грузовиками, разворочено колесами и гусеницами тракторов. Колдобины и рытвины Полипов приказал Малыгину засыпать гравием и дресвой, и расторопный Малыгин со своими "жохами" держал шоссе в порядке. Недавно Малыгин был мобилизован на фронт. Кружилину и Полипову было не до дороги, и она снова оказалась в плачевном состоянии. "Надо, крайне надо до дождей ее как-то подремонтировать. Иначе в слякоть раскиснет вовсе... Ну, да теперь и у Савельева тоже об этом пусть голова поболит..."
   Навстречу беспрерывно шли грузовики, ползли тракторы, волоча за собой тяжелые прицепы с заводским имуществом.
   Один из тракторов, поравнявшись, вдруг остановился, из кабины выпрыгнул молодой парень и замахал руками, подбегая. Поликарп Матвеевич натянул вожжи.
   - Что тебе?
   - Познакомиться хотел, - сказал парень. - Вы ведь секретарь райкома Кружилин...
   Серые глаза парня глядели спокойно, только холодно и недоверчиво, из-под кепки свисали перепутанные космы волос.
   - Кружилин, верно. А ты-то кто?
   - Я Савельев Семен.
   - А-а, сын Федора Савельева, значит? Вон ты какой вырос, Семен. - Кружилин снова оглядел парня с любопытством.
   - Вырос. Жениться даже хочу.
   - На свадьбу, значит, приглашаешь?
   - Нет, я насчет брони, которую мне выдали.
   Под бровями у Кружилина шевельнулись темные зрачки.
   - Понятно. А ты на фронт хочешь?
   - А что я, хуже других? У меня была отсрочка от призыва и на действительную, поскольку в МТС трактористов не хватало. Ну, я даже рад был. А сейчас...
   Семен сдернул кепку, ладонью сгреб назад волосы, снова притиснул их кепкой.
   - Я, Семен, тоже на фронт хотел бы. Да вот тоже не берут.
   - Вы - другое дело. Вам и тут дел хватит.
   - Тебе, что ли, не хватает?
   - Да какое это дело? - Семен кивнул на свой трактор. - Ну конечно, я понимаю... И хлеб надо убирать, и завод строить. Я уже третью неделю заводские грузы вожу. Но ведь девчонку любую поучить два месяца - и она так же рычагами будет двигать.
   - Так ведь учить еще надо. А завод ждать будет?
   - Ясно... - мрачно уронил Семен. - Значит, не поможете?
   - Будет нужда - и без моей помощи призовут.
   - Значит, сейчас - нету нужды?
   - Пока, выходит, здесь ты нужнее.
   Семен постоял молча, глядя куда-то мимо Кружилина, в пустую, еще не тоскливую, но уже начинающую грустнеть степь, сплюнул под колеса и пошел к трактору. Запрыгнув в кабину, дал такой газ, что машина, взревев, затряслась, И Кружилин, ощутив, как задрожала земля, улыбнулся чему-то.
   Станционные пути были плотно забиты пыльными железнодорожными составами. Возле путей в беспорядке грудились тракторы, грузовики, пароконные брички, бычьи упряжки. Груженные заводским имуществом машины и подводы тяжело выползали на шоссе, навстречу им почти вереницей шли порожние. Грохот тракторных и автомобильных моторов, рев паровозных гудков, лязг железа, ржанье лошадей, людская ругань и крики - все смешалось в один надсадный, нескончаемый гул.
   Но как ни плотно стояли составы, сквозь них протиснулся еще один. Закопченный паровоз подтащил к самому перрону десятка три платформ, груженных станками, тесом, кирпичом, какими-то ящиками. Из единственного в этом составе крытого товарного вагона соскочил мужчина в дождевике, с кожаной фуражкой в руке.
   Кружилин сразу узнал его: такой же, как у Федора Савельева, открытый большой лоб и такие же сросшиеся брови. Только усов не было да волосы не черные, а пепельно-серые.
   - Здравствуй, Антон Силантьевич.
   - Поликарп Матвеевич Кружилин?
   - Я.
   Антон Савельев не сразу протянул ему руку, секунду-другую помедлил, в упор разглядывая. А потом не сразу отпустил его ладонь.
   - Вот мы и прибыли, значит. Это - инженеры нашего завода. Знакомьтесь, товарищи...
   Из вагона вышли еще человек пятнадцать, люди все пожилые, солидные. Поликарп Матвеевич пожимал всем по очереди руки, вслушивался в голоса, а сам думал-прикидывал: где же раздобыть жилье для этих специалистов, с семьями они приехали или без семей?
   - Ну, посмотрим, что здесь и как, - проговорил Савельев, оглядывая станцию. - С разгрузкой как?
   - Делаем все, что можем.
   Из-под состава вынырнул Савчук. Парторг уже недели полторы безвылазно торчал на станции, руководя разгрузкой. Он был в замасленной телогрейке и походил сейчас на шофера или тракториста.
   - Наконец-то! - воскликнул он, пожал руку Савельеву и всем остальным. Ну, с чего начинать докладывать?
   - Зачем тратить время? Пройдемтесь, товарищи, по станции - сами псе увидим. На это - десять минут... - И повернулся к Кружилину: - А вечерком хотел бы поговорить с тобой. Сейчас, вижу, в дальний путь собрался, - кивнул он на кнут, который Кружилин держал в руке.