Страница:
Джон Эйзенхауэр, сопровождавший отца во время посещения концлагеря, вспоминал, что у того несколько дней было состояние глубокой подавленности. Главнокомандующий распорядился, чтобы бургомистр города, возле которого находился концлагерь, мобилизовал местных жителей на работы по очистке территории лагеря. После завершения этих работ бургомистр и его жена, вернувшись домой, покончили с собой[398].
Потом были Бухенвальд, Лимбург и многие другие концлагеря, где американцы нашли умирающих от голода, превратившихся в живые скелеты своих товарищей, захваченных в плен четыре месяца назад, во время немецкого прорыва в Арденнах. Перед самым приходом американцев в концлагерь Эрл эсэсовцы загнали в здание политзаключенных и подожгли его. Живые факелы, вырвавшиеся из этого огненного ада, были сражены очередями из автоматов. Американские солдаты насчитали 295 полуобгоревших трупов[399]. Таков был обыкновенный фашизм в действии.
Эйзенхауэр понимал большое политическое значение распространения правдивой информации об изуверствах фашистов. С этой целью он организовал посещение лидерами конгресса США и корреспондентами концлагеря Бухенвальд. Делегация, посетившая этот крупнейший лагерь смерти, застала в нем группу изможденных заключенных, которых не успели еще эвакуировать. Дуайт Эйзенхауэр писал, что этот визит буквально потряс конгрессменов и корреспондентов[400].
Амброуз писал: «Дуайт Эйзенхауэр ненавидел войну. Единственное, что он ненавидел еще больше – это фашизм». Эйзенхауэр был немцем по национальности, и в силу этого вопрос о его отношении к немцам в побежденной Германии имеет особое значение. Необходимо отметить, что родители Эйзенхауэра делали все возможное, чтобы их дети выросли и чувствовали себя американцами, а не немцами, в чем они и преуспели. Ассимиляционные процессы, весь образ жизни в США – стране иммигрантов способствовали тому, что родившиеся в Соединенных Штатах дети или т. е из них, кто прибыл в страну в раннем возрасте, быстро воспринимали нравы и традиции Америки и становились по своим взглядам, восприятию жизни типичными американцами. Надо учитывать и личное отношение Эйзенхауэра к немцам, в первую очередь к руководителям Германии, как противнику в войне.
Уже в день объявления Англией и Францией войны Германии, 3 сентября 1939 г., Эйзенхауэр в письме к брату Милтону дал очень резкую характеристику Гитлеру и политике «невмешательства», проводившейся западными странами по отношению к фашистскому агрессору в предвоенный период. Дуайт Эйзенхауэр писал: «Кажется невозможным, что народ, считающий себя культурным, смог… дать абсолютную власть над 85 млн людей опьяненному властью эгоцентристу … преступному безумцу»[401].
Как указывалось выше, на Эйзенхауэра произвело страшное впечатление посещение немецких концентрационных лагерей. В конце войны он высказывался за полное уничтожение нацистского руководства и членов нацистской партии.
В Тунисе, в мае 1943 г., когда огромная немецкая армия сдалась в плен, Эйзенхауэр в нарушение традиций профессионального военного отказался пожать руку немецкому генералу[402].
В январе 1944 г. во время встречи с президентом Рузвельтом Эйзенхауэр высказался за более жесткий контроль над побежденной Германией и, в частности, против решения союзников разделить ее территорию на три оккупационные зоны. Рузвельт посоветовал тогда Эйзенхауэру заниматься военными делами, а политику оставить политикам[403].
19 сентября 1944 г. Дуайт Эйзенхауэр в письме к жене писал: «Два дня назад мы предприняли большую атаку с воздуха. Я постоянно отдаю приказы осуществлять крупные наступательные операции и думаю, с каким наслаждением наши люди дома думают о том, когда же мы закончим здесь свое дело. Еще предстоит пройти через множество страданий. Боже, как я ненавижу немцев!»[404].
Трудно поверить, но эта эмоциональная оценка Эйзенхауэра послужила толчком к появлению в Канаде в 1989 г. книги Джеймса Баскве «Другие потери». Автор обвинил Эйзенхауэра в том, что он несет прямую ответственность за то, что после окончания войны уморил в Германии голодом один миллион пленных немцев.
Тяжелое положение военнопленных, в том числе и американских, находившихся в Германии, было широко известно. И Эйзенхауэр стремился сделать все возможное для облегчения их участи. 10 февраля 1945 г. в письме в посольство США в СССР временному поверенному в делах Джорджу Ф. Кеннану и заместителю наркома иностранных дел СССР В. Г. Деканозову он писал, что надо немедленно, «не дожидаясь заключения обсуждаемого сейчас соглашения о советских и американских военнопленных, начать составление списков американских военнопленных – местопребывание, состояние здоровья, их нужды». Эйзенхауэр подчеркивал, что это необходимо «для повышения их морального состояния тем, что они будут знать … они не забыты своей родиной». Генерал Эйзенхауэр назначил для этой работы группу из десяти офицеров и десяти унтер-офицеров и просил «разрешить им въезд в СССР в ближайшее по возможности время»[405].
Тяжелое положение военнопленных союзных армий в Германии и в других странах фашистского блока было одной из причин, почему Эйзенхауэр занимал резко негативную позицию по отношению к руководству вермахта. Гюнтер Бишоф и Стивен Амброуз выступили в качестве редакторов коллективной работы «Эйзенхауэр и немецкие военнопленные. Факты против фальсификации». В этой книге подробно рассказывается об американской политике в отношении немецких военнопленных, об эволюции отношения Эйзенхауэра к немцам, о полной беспочвенности обвинений в том, что Эйзенхауэр устроил пленным немцам что-то вроде Холокоста. Очевидно, правильнее говорить не об эволюции отношения Эйзенхауэра к немцам, а о настоящей метаморфозе его взглядов. В декабре 1945 г. Эйзенхауэр, в то время командующий американскими оккупационными войсками в Германии, отправился в США, чтобы приступить к исполнению обязанностей начальника штаба сухопутных войск. В Европу он возвратился только в январе 1951 г. главнокомандующим вооруженными силами НАТО. 20 января, выступая по прибытии в Европу на пресс-конференции, Эйзенхауэр заявил: «Когда я в последний раз находился в Германии, в моем сердце был резкий антагонизм по отношению к этой стране и даже ненависть к тому, за что выступали нацисты, и мои мысли были заняты тем, как все это уничтожить». Главком НАТО продолжал, что теперь он уверен в том, что «великий немецкий народ соединится с остальным свободным миром, я верю в бесспорные свободолюбивые качества немецкого народа»[406].
Бишоф и Амброуз приводили эти слова Эйзенхауэра как свидетельство того, что его взгляды на немецкий народ претерпели коренное изменение. И такой человек не мог проводить политику геноцида по отношению к пленным немцам.
В книге логично ставится вопрос и о том, что если Эйзенхауэр, лишив пленных немцев медицинской помощи и необходимого минимума пищевых продуктов, уничтожил один миллион военнопленных, то куда дели их тела?
Авторы не идеализируют отношение к пленным немецким военнослужащим в Западной Европе. Они пишут, что весна 1945 г. была очень суровой, нередко в мае шел холодный дождь, а для военнопленных зачастую не было даже палаток. Различные условия были для пленных в американской и в английской зонах оккупации, в Австрии и во Франции. Имели место эксцессы со стороны американских офицеров-евреев по отношению к пленным немцам. Это была реакция на те страшные зверства, которые творили нацисты по отношению к евреям.
Однако со стороны Эйзенхауэра, утверждают Бишоф и Амброуз, не было никакой мести к поверженному противнику. Авторы убедительно доказывают, что отдельные случаи жестокого отношения к военнопленным немцам Джеймс Баскве возводит в абсолют и клевещет на Эйзенхауэра.
Бишоф и Амброуз подчеркивают, что книга канадского автора целиком основана на устных свидетельствах бывших военнопленных, которые, вполне естественно, нередко имеют субъективное восприятие своего пребывания в плену. Баскве не использовал никаких документальных источников, работая над своей книгой.
Интересны фактические данные, приведенные в книге Бишофа и Амброуза. К концу войны союзные армии столкнулись с острейшей проблемой – в Германии оказалось 7 млн, а в Австрии – 1,6 млн перемещенных лиц. Это были жители различных европейских стран, угнанные на принудительные работы в Германию. Среди них – 100 тыс. евреев, находившихся в концентрационных лагерях. В Германии было настоящее вавилонское столпотворение – миллионы перемещенных лиц и военнопленных, военнослужащих союзных армий, миллионы голодающих женщин, детей, стариков. В Германии было разрушено 4 млн домов, в американской зоне оккупации было уничтожено 60% жилого фонда. У миллионов людей не было никакой крыши над головой[407].
И все эти заботы обрушились на Эйзенхауэра. Он в отчаянии писал Д. Маршаллу, что изнемогает под тяжестью этих проблем и не знает, что делать с Пленными немцами. «Убить их, что ли?» – вопрошал генерал Эйзенхауэр. С. Амброуз писал, что эту шутливую реплику Эйзенхауэра канадский автор воспринял, как руководство к действию[408].
Дав яркое описание хаоса, который творился в Европе после капитуляции Германии, Бишоф и Амброуз пишут: «Вряд ли что-либо подобное имело место в истории».
Следуя Ялтинским соглашениям, «союзники репатриировали 2 млн перемещенных «советских граждан». Только Соединенные Штаты репатриировали 1 млн – большинство против их воли. Около 5,25 млн перемешенных лиц из Западной Европы также были репатриированы до конца 1945 г.»[409].
Замечание авторов о насильственной репатриации американцами в СССР советских перемещенных лиц и военнопленных воскрешает в памяти одну из трагических страниц истории Великой Отечественной войны.
Ни в коей мере не было виной советских солдат и офицеров, а тем более гражданских лиц нашей страны, что уже в первые недели войны миллионы советских военнослужащих оказались в немецком плену, а миллионы людей с оккупированных территорий были угнаны на принудительные работы в Германию.
Все это явилось следствием грубейших просчетов советского руководства в предвоенный период, когда Сталин построил всю советскую внешнеполитическую стратегию из расчета на то, что фашистская Германия не рискнет напасть на Советский Союз, не завершив разгрома Англии.
Как почти всегда бывает в истории, за ошибки руководства расплачиваются, и очень дорогой ценой, простые люди. В данном конкретном случае расплата была не только в виде огромных людских потерь, миллионов пленных и угнанных в Германию, но и в чудовищных по своей несправедливости репрессиях против тех советских людей, которые выжили в страшных условиях немецкого плена, каторжных работ и вернулись после войны на родину.
Слов нет, были, к сожалению, и советские коллаборационисты, кто предал свой народ и страну, те, кто заслуживал самой суровой кары. Однако не секрет, что после войны были репрессированы и многие сотни тысяч тех советских людей, которые в немецких лагерях для военнопленных и на принудительных работах в Германии ничем себя не скомпрометировали.
Судьба таких людей поражает своим трагизмом. Мне пришлось встречаться и беседовать со многими из них. В январе – феврале 1956 г. по путевке общества «Знание» я читал лекции о международном положении в Республике Коми, где побывал в 30 с лишним лагерях для заключенных. В это время уже началось массовое расконвоирование политических заключенных, что позволило встретиться и беседовать со многими из этих интересных людей.
Прошло с тех пор более 40 лет, но я хорошо помню разговор с одним из бывших советских военнопленных, который после окончания войны провел в заключении одиннадцать лет. Его, выпускника МВТУ им. Н. Баумана, призвали в саперные войска, воевал он на Волховском фронте, где и попал в плен. Находился в Восточной Пруссии на земляных работах, позднее был «сдан в аренду» прусскому фермеру.
После освобождения проходил спецпроверку в г. Козельске, чем-то не понравился работнику спецслужб, ведшему его дело, и последний принял решение направить его в лагеря. Военный прокурор – фронтовик с нашивками за ранения – отказался санкционировать это решение, очевидно, проявив солидарность с судьбой товарища по оружию.
Но, к несчастью для бывшего офицера-сапера, прокурора перевели на новое место службы, а его преемник не замедлил подписать решение об осуждении бывшего советского военнопленного.
Я передаю эту историю со слов пострадавшего и, конечно, не ручаюсь за точность и объективность всего изложенного. Однако надо было видеть и слышать рассказ этого человека, который прошел и фашистские и советские лагеря, чтобы понять, насколько несправедливо, правильнее сказать кощунственно, было отношение власть имущих кругов страны к жертвам той страшной войны.
К концу войны 11 млн немцев сдались в плен. Из них 5 млн – американцам. По приведенным Бишофом и Амброузом данным, в Германии умерли 56 тыс. военнопленных. Авторы отмечают, что это очень небольшое число, с учетом того что в американской зоне оккупации было очень трудно с продовольствием, так как это в отличие от советской сельскохозяйственной части Германии – промышленный район. Германия была разбита бомбардировками союзной авиации и боевыми действиями, особенно пострадала инфраструктура страны. Доставлять продовольствие из США было практически невозможно, так как морские суда были заняты перевозкой войск из Германии на Тихоокеанский театр военных действий.
Исключительно тяжелым было положение советских военнопленных. В 1941 г. 2 млн из 3,3 млн пленных советских военнослужащих – 60% – умерли от голода и болезней, были убиты СС. К 1944 г. из 5 млн советских пленных в живых остался всего 1 млн. В тяжелом положении были 132 тыс. американских и английских военнослужащих, взятых в плен японцами. 27% из них погибли в лагерях для военнопленных. Жестоко обращались немцы с пленными американцами и англичанами, особенно с теми, кто попал в плен в Арденнах[410].
Авторы приводят данные о том, что половина приблизительно из 2-х млн немецких военнопленных, нахолившихся в СССР, т. е. 1 млн, погибли. Все немецкие военнопленные, находившиеся в западных странах, были освобождены к концу 1948 г. Последние немецкие военнопленные вернулись из Советского Союза в 1956 г.
После форсирования в начале марта 1945 г. Рейна война для союзных армий, возглавляемых Эйзенхауэром, фактически закончилась. Вернее, это было новое, своеобразное издание «странной войны» 1940 г. На этот раз «странный» характер войны заключался в том, что немецко-фашистские войска сотнями тысяч без боя сдавались англо-американским войскам, но с отчаянием обреченных сражались на Востоке. Показательно, что только с 1 по 18 апреля союзники взяли в плен 317 тыс. солдат и офицеров противника, в том числе 24 генералов[411].
В книге американского историка У. Спара и отечественного историка Н. Яковлева «Полководец Г. К. Жуков: взлет и падение», приводится послание Сталина Эйзенхауэру от 3 апреля 1945 г., в котором говорится, что «немцы на Западном фронте на деле прекратили войну против Англии и Америки», что немецкое командование согласилось «открыть фронт и пропустить на восток англоамериканские войска».
Рузвельт отреагировал на это заявление крайне болезненно, он отверг обвинения Сталина, выразив «крайнее негодование в связи с таким гнусным неправильным описанием моих действий или действий моих подчиненных».
У. Спар и Н. Яковлев подчеркивают, что в книге американского исследователя А. Брауна «Последний герой» (1982) об «отце ЦРУ», генерале Доноване, процитированы приведенные слова Сталина и сказано: Сталин «был очень близок к истине»[412].
Отгремела последняя великая битва Второй мировой войны – сражение за Берлин. Столица гитлеровской Германии лежала в дымившихся развалинах как символ крушения фашизма.
Для союзных войск война кончилась еще до завершения битвы за Берлин. С присущим ему лаконизмом Эйзенхауэр докладывал Объединенному комитету начальников штабов и британскому генеральному штабу: «Миссия союзных вооруженных сил завершена в 2 часа 41 минуту по местному времени 7 мая 1945 г.»[413].
Сообщение имело в виду, что 7 мая 1945 г. в 2 часа 41 минуту в Реймсе западные союзники подписали предварительный протокол о капитуляции германских войск. На Западе войну считали уже законченной. США и Англия предложили, чтобы 8 мая главы правительств трех держав официально объявили о победе над Германией. Советское правительство не могло согласиться с этим предложением, так как немецко-фашистские войска, капитулируя перед западными союзниками, продолжали оказывать Красной Армии ожесточенное сопротивление. По согласованию между СССР, США и Англией, которое было достигнуто 7 мая, процедуру в Реймсе было решено считать предварительной капитуляцией. Союзники приняли решение подписать Акт о капитуляции 8 мая в Берлине. Совместно подписанный в Берлине официальный Акт о капитуляции является единственным документом, зафиксировавшим полную и безоговорочную капитуляцию всех вооруженных сил фашистской Германии[414].
А потом были теплые встречи союзников, которые шли навстречу друг другу в течение четырех лет самой жестокой в истории человечества войны.
Вскоре после капитуляции Германии состоялась встреча Эйзенхауэра с Жуковым. В конце июля 1972 г. в Абилине Джон Эйзенхауэр рассказывал мне, что Дуайт многого ждал от встречи с советским маршалом и что его ожидания полностью оправдались. Отец, говорил Джон, высоко ценил полководческий талант Маршала Жукова, его личные качества. Для него Жуков был воплощением всех положительных качеств русского солдата.
По словам Джона, Маршал Жуков также с большим интересом отнесся к встрече с Эйзенхауэром. У этих двух людей было о чем поговорить и что вспомнить. Позади остались четыре года тяжелейшей войны. Поражения и победы, разочарования и надежды, и самое главное – триумфальная победа союзного оружия.
О первой встрече Эйзенхауэра с Жуковым мне подробно рассказывал Милтон Эйзенхауэр. «Встреча с Жуковым, – говорил он, – была исключительно дружественная и сердечная».
Полководцы говорили не только о военных и политических делах. Обращаясь к Эйзенхауэру, Жуков спросил: «Генерал, объясните мне, в чем смысл американского мировоззрения». Главнокомандующий стал рассказывать о создании США, о Декларации независимости и других событиях ранней американской истории. Жуков перебил собеседника: «Я понимаю то, о чем вы говорите. Но мне не ясно, почему вы верите во все это. В Америке каждый борется сам за себя, каждый стремится улучшить свое материальное положение. Какое же значение при подобных условиях имеют все эти абстрактные истины о добре?»[415].
Во время встречи, состоявшейся 10 июня 1945 г. во Франкфурте, в штабе Эйзенхауэра, Жуков вручил командующему западными союзными вооруженными силами высшую военную награду Советского Союза – орден Победы. В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 5 июня 1945 г. говорилось: «За выдающиеся успехи в проведении боевых операций большого масштаба, в результате которых достигнута победа Объединенных Наций над гитлеровской Германией»[416]. Ранее, в феврале 1944 г., Эйзенхауэр был награжден орденом Суворова первой степени[417].
После окончания войны Эйзенхауэр был назначен командующим американскими оккупационными войсками в Германии. Жуков командовал советскими оккупационными войсками. Эйзенхауэр писал, что для установления взаимопонимания между США и СССР необходимо было «рассеять у русских подозрение и недоверие»[418].
В суждениях Эйзенхауэра было много здравого смысла, четкого понимания исключительной важности советско-американских отношений для дела мира во всем мире. Эйзенхауэр проявлял и изрядную долю оптимизма, говоря о будущих отношениях между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Обращаясь к Г. К. Жукову, генерал Эйзенхауэр обоснованно делал вывод, что США и СССР «должны учиться понимать друг друга, если они хотят быть друзьями»[419].
Антигитлеровская коалиция была первым в мировой истории опытом военно-политического сотрудничества стран, принадлежавших к различным общественно-экономическим формациям.
Этот опыт имел огромное позитивное значение в послевоенные годы, когда на Западе нередко ставился вопрос о невозможности, по мнению некоторых западных идеологов, сотрудничества с СССР на принципах мирного сосуществования.
Объединение в рядах антигитлеровской коалиции государств, принадлежавших к противоположным общественным системам, разумеется, создавало благоприятные для антисоветски настроенных кругов Запада факторы, способствовавшие их стремлению взорвать эту коалицию изнутри; резко активизировать после окончания войны действия всех сил, выступавших против СССР.
Однако трудно найти в мировой истории аналогичный пример, когда сразу после окончания тяжелейшей войны союзники объединились бы столь открыто против своего главного партнера по коалиции, сыгравшего решающую роль в разгроме врага и принесшего самые тяжелые жертвы во имя общей победы.
После окончания войны все более чувствовалось принципиальное различие между СССР и его партнерами по антигитлеровской коалиции, в первую очередь США,в понимании глобальных проблем мировой политики, в определении главных направлений развития послевоенного мира.
У многих в США кружилась голова от военных успехов, для достижения которых американцы принесли жертвы в основном материального порядка, причем и они были весьма относительными. Известно, что в результате Второй мировой войны значительно укрепились экономические, финансовые, военно-политические позиции США как главной державы западного мира. Многие американские лидеры считали, что наконец-то наступил настоящий «американский век», который откроет перед монополистическими кругами США невиданные ранее перспективы.
Первые авангардные бои «холодной войны» начинались на тех рубежах, где Восток и Запад непосредственно соприкасались друг с другом, – в Германии, в частности в Берлине.
Окончание войны – важнейший рубеж в жизни Эйзенхауэра. Фашистская Германия капитулировала. Предстояло расставание с товарищами по оружию, многие из которых навсегда покидали вооруженные силы и возвращались к гражданской жизни.
Эйзенхауэр держался ровно и спокойно с подчиненными, никогда не подчеркивал своего высокого положения. Мэргерит Чейз, работавшая в армейской службе Красного Креста, вела в годы войны дневник, на основании которого она опубликовала в 1983 г. книгу, в которой имеется ряд интересных зарисовок Эйзенхауэра. В записи от 5 ноября 1944 г. она рассказывала о своих впечатлениях о совместном ланче с главнокомандующим. Эйзенхауэр говорил, что он намерен после окончания войны уйти в отставку и написать историю Второй мировой войны и посвятить свою деятельность достижению справедливых, доброжелательных отношений между людьми. Скромный работник службы Красного Креста была не лишена дара предвидения. Она писала в дневнике: «Я не думаю, что было бы преувеличением сказать, что он может стать президентом, это не удивило бы меня. Но я сомневаюсь, что он хочет этого. Айк абсолютно не имеет претенциозных идей и, похоже, лишен личных амбиций»[420].
Эйзенхауэр всегда с исключительным вниманием и заботой относился к товарищам по оружию. Среди них особое место занимала Кэй Саммерсбай. Перед главнокомандующим вооруженными силами западных союзников в Европе после окончания войны возникла непростая проблема: каковы будут его дальнейшие с ней отношения.
М. Миллер – автор фундаментальной работы о военных годах Дуайта Эйзенхауэра – писал, что президент Трумэн рассказывал ему, что «сразу же после окончания войны» Айк написал Маршаллу, который был в Вашингтоне начальником штаба армии, о своем желании уйти в отставку, с тем чтобы он мог вернуться в Соединенные Штаты и жениться на Кэй. По информации Трумэна, Маршалл направил Эйзенхауэру письмо, «подобного которому вы никогда не видели. Он писал, что если Эйзенхауэр… решится сделать это, то его не только вышвырнут из армии, но и на протяжении всей оставшейся жизни он не сможет даже легко вздохнуть. И это произойдет вне зависимости от того, будет ли он в составе армии или нет. И вне зависимости от того, в какой стране он будет жить». Трумэн добавил, что как только он узнал об этой переписке, он изъял письма из Пентагона и уничтожил их»[421].
Потом были Бухенвальд, Лимбург и многие другие концлагеря, где американцы нашли умирающих от голода, превратившихся в живые скелеты своих товарищей, захваченных в плен четыре месяца назад, во время немецкого прорыва в Арденнах. Перед самым приходом американцев в концлагерь Эрл эсэсовцы загнали в здание политзаключенных и подожгли его. Живые факелы, вырвавшиеся из этого огненного ада, были сражены очередями из автоматов. Американские солдаты насчитали 295 полуобгоревших трупов[399]. Таков был обыкновенный фашизм в действии.
Эйзенхауэр понимал большое политическое значение распространения правдивой информации об изуверствах фашистов. С этой целью он организовал посещение лидерами конгресса США и корреспондентами концлагеря Бухенвальд. Делегация, посетившая этот крупнейший лагерь смерти, застала в нем группу изможденных заключенных, которых не успели еще эвакуировать. Дуайт Эйзенхауэр писал, что этот визит буквально потряс конгрессменов и корреспондентов[400].
Амброуз писал: «Дуайт Эйзенхауэр ненавидел войну. Единственное, что он ненавидел еще больше – это фашизм». Эйзенхауэр был немцем по национальности, и в силу этого вопрос о его отношении к немцам в побежденной Германии имеет особое значение. Необходимо отметить, что родители Эйзенхауэра делали все возможное, чтобы их дети выросли и чувствовали себя американцами, а не немцами, в чем они и преуспели. Ассимиляционные процессы, весь образ жизни в США – стране иммигрантов способствовали тому, что родившиеся в Соединенных Штатах дети или т. е из них, кто прибыл в страну в раннем возрасте, быстро воспринимали нравы и традиции Америки и становились по своим взглядам, восприятию жизни типичными американцами. Надо учитывать и личное отношение Эйзенхауэра к немцам, в первую очередь к руководителям Германии, как противнику в войне.
Уже в день объявления Англией и Францией войны Германии, 3 сентября 1939 г., Эйзенхауэр в письме к брату Милтону дал очень резкую характеристику Гитлеру и политике «невмешательства», проводившейся западными странами по отношению к фашистскому агрессору в предвоенный период. Дуайт Эйзенхауэр писал: «Кажется невозможным, что народ, считающий себя культурным, смог… дать абсолютную власть над 85 млн людей опьяненному властью эгоцентристу … преступному безумцу»[401].
Как указывалось выше, на Эйзенхауэра произвело страшное впечатление посещение немецких концентрационных лагерей. В конце войны он высказывался за полное уничтожение нацистского руководства и членов нацистской партии.
В Тунисе, в мае 1943 г., когда огромная немецкая армия сдалась в плен, Эйзенхауэр в нарушение традиций профессионального военного отказался пожать руку немецкому генералу[402].
В январе 1944 г. во время встречи с президентом Рузвельтом Эйзенхауэр высказался за более жесткий контроль над побежденной Германией и, в частности, против решения союзников разделить ее территорию на три оккупационные зоны. Рузвельт посоветовал тогда Эйзенхауэру заниматься военными делами, а политику оставить политикам[403].
19 сентября 1944 г. Дуайт Эйзенхауэр в письме к жене писал: «Два дня назад мы предприняли большую атаку с воздуха. Я постоянно отдаю приказы осуществлять крупные наступательные операции и думаю, с каким наслаждением наши люди дома думают о том, когда же мы закончим здесь свое дело. Еще предстоит пройти через множество страданий. Боже, как я ненавижу немцев!»[404].
Трудно поверить, но эта эмоциональная оценка Эйзенхауэра послужила толчком к появлению в Канаде в 1989 г. книги Джеймса Баскве «Другие потери». Автор обвинил Эйзенхауэра в том, что он несет прямую ответственность за то, что после окончания войны уморил в Германии голодом один миллион пленных немцев.
Тяжелое положение военнопленных, в том числе и американских, находившихся в Германии, было широко известно. И Эйзенхауэр стремился сделать все возможное для облегчения их участи. 10 февраля 1945 г. в письме в посольство США в СССР временному поверенному в делах Джорджу Ф. Кеннану и заместителю наркома иностранных дел СССР В. Г. Деканозову он писал, что надо немедленно, «не дожидаясь заключения обсуждаемого сейчас соглашения о советских и американских военнопленных, начать составление списков американских военнопленных – местопребывание, состояние здоровья, их нужды». Эйзенхауэр подчеркивал, что это необходимо «для повышения их морального состояния тем, что они будут знать … они не забыты своей родиной». Генерал Эйзенхауэр назначил для этой работы группу из десяти офицеров и десяти унтер-офицеров и просил «разрешить им въезд в СССР в ближайшее по возможности время»[405].
Тяжелое положение военнопленных союзных армий в Германии и в других странах фашистского блока было одной из причин, почему Эйзенхауэр занимал резко негативную позицию по отношению к руководству вермахта. Гюнтер Бишоф и Стивен Амброуз выступили в качестве редакторов коллективной работы «Эйзенхауэр и немецкие военнопленные. Факты против фальсификации». В этой книге подробно рассказывается об американской политике в отношении немецких военнопленных, об эволюции отношения Эйзенхауэра к немцам, о полной беспочвенности обвинений в том, что Эйзенхауэр устроил пленным немцам что-то вроде Холокоста. Очевидно, правильнее говорить не об эволюции отношения Эйзенхауэра к немцам, а о настоящей метаморфозе его взглядов. В декабре 1945 г. Эйзенхауэр, в то время командующий американскими оккупационными войсками в Германии, отправился в США, чтобы приступить к исполнению обязанностей начальника штаба сухопутных войск. В Европу он возвратился только в январе 1951 г. главнокомандующим вооруженными силами НАТО. 20 января, выступая по прибытии в Европу на пресс-конференции, Эйзенхауэр заявил: «Когда я в последний раз находился в Германии, в моем сердце был резкий антагонизм по отношению к этой стране и даже ненависть к тому, за что выступали нацисты, и мои мысли были заняты тем, как все это уничтожить». Главком НАТО продолжал, что теперь он уверен в том, что «великий немецкий народ соединится с остальным свободным миром, я верю в бесспорные свободолюбивые качества немецкого народа»[406].
Бишоф и Амброуз приводили эти слова Эйзенхауэра как свидетельство того, что его взгляды на немецкий народ претерпели коренное изменение. И такой человек не мог проводить политику геноцида по отношению к пленным немцам.
В книге логично ставится вопрос и о том, что если Эйзенхауэр, лишив пленных немцев медицинской помощи и необходимого минимума пищевых продуктов, уничтожил один миллион военнопленных, то куда дели их тела?
Авторы не идеализируют отношение к пленным немецким военнослужащим в Западной Европе. Они пишут, что весна 1945 г. была очень суровой, нередко в мае шел холодный дождь, а для военнопленных зачастую не было даже палаток. Различные условия были для пленных в американской и в английской зонах оккупации, в Австрии и во Франции. Имели место эксцессы со стороны американских офицеров-евреев по отношению к пленным немцам. Это была реакция на те страшные зверства, которые творили нацисты по отношению к евреям.
Однако со стороны Эйзенхауэра, утверждают Бишоф и Амброуз, не было никакой мести к поверженному противнику. Авторы убедительно доказывают, что отдельные случаи жестокого отношения к военнопленным немцам Джеймс Баскве возводит в абсолют и клевещет на Эйзенхауэра.
Бишоф и Амброуз подчеркивают, что книга канадского автора целиком основана на устных свидетельствах бывших военнопленных, которые, вполне естественно, нередко имеют субъективное восприятие своего пребывания в плену. Баскве не использовал никаких документальных источников, работая над своей книгой.
Интересны фактические данные, приведенные в книге Бишофа и Амброуза. К концу войны союзные армии столкнулись с острейшей проблемой – в Германии оказалось 7 млн, а в Австрии – 1,6 млн перемещенных лиц. Это были жители различных европейских стран, угнанные на принудительные работы в Германию. Среди них – 100 тыс. евреев, находившихся в концентрационных лагерях. В Германии было настоящее вавилонское столпотворение – миллионы перемещенных лиц и военнопленных, военнослужащих союзных армий, миллионы голодающих женщин, детей, стариков. В Германии было разрушено 4 млн домов, в американской зоне оккупации было уничтожено 60% жилого фонда. У миллионов людей не было никакой крыши над головой[407].
И все эти заботы обрушились на Эйзенхауэра. Он в отчаянии писал Д. Маршаллу, что изнемогает под тяжестью этих проблем и не знает, что делать с Пленными немцами. «Убить их, что ли?» – вопрошал генерал Эйзенхауэр. С. Амброуз писал, что эту шутливую реплику Эйзенхауэра канадский автор воспринял, как руководство к действию[408].
Дав яркое описание хаоса, который творился в Европе после капитуляции Германии, Бишоф и Амброуз пишут: «Вряд ли что-либо подобное имело место в истории».
Следуя Ялтинским соглашениям, «союзники репатриировали 2 млн перемещенных «советских граждан». Только Соединенные Штаты репатриировали 1 млн – большинство против их воли. Около 5,25 млн перемешенных лиц из Западной Европы также были репатриированы до конца 1945 г.»[409].
Замечание авторов о насильственной репатриации американцами в СССР советских перемещенных лиц и военнопленных воскрешает в памяти одну из трагических страниц истории Великой Отечественной войны.
Ни в коей мере не было виной советских солдат и офицеров, а тем более гражданских лиц нашей страны, что уже в первые недели войны миллионы советских военнослужащих оказались в немецком плену, а миллионы людей с оккупированных территорий были угнаны на принудительные работы в Германию.
Все это явилось следствием грубейших просчетов советского руководства в предвоенный период, когда Сталин построил всю советскую внешнеполитическую стратегию из расчета на то, что фашистская Германия не рискнет напасть на Советский Союз, не завершив разгрома Англии.
Как почти всегда бывает в истории, за ошибки руководства расплачиваются, и очень дорогой ценой, простые люди. В данном конкретном случае расплата была не только в виде огромных людских потерь, миллионов пленных и угнанных в Германию, но и в чудовищных по своей несправедливости репрессиях против тех советских людей, которые выжили в страшных условиях немецкого плена, каторжных работ и вернулись после войны на родину.
Слов нет, были, к сожалению, и советские коллаборационисты, кто предал свой народ и страну, те, кто заслуживал самой суровой кары. Однако не секрет, что после войны были репрессированы и многие сотни тысяч тех советских людей, которые в немецких лагерях для военнопленных и на принудительных работах в Германии ничем себя не скомпрометировали.
Судьба таких людей поражает своим трагизмом. Мне пришлось встречаться и беседовать со многими из них. В январе – феврале 1956 г. по путевке общества «Знание» я читал лекции о международном положении в Республике Коми, где побывал в 30 с лишним лагерях для заключенных. В это время уже началось массовое расконвоирование политических заключенных, что позволило встретиться и беседовать со многими из этих интересных людей.
Прошло с тех пор более 40 лет, но я хорошо помню разговор с одним из бывших советских военнопленных, который после окончания войны провел в заключении одиннадцать лет. Его, выпускника МВТУ им. Н. Баумана, призвали в саперные войска, воевал он на Волховском фронте, где и попал в плен. Находился в Восточной Пруссии на земляных работах, позднее был «сдан в аренду» прусскому фермеру.
После освобождения проходил спецпроверку в г. Козельске, чем-то не понравился работнику спецслужб, ведшему его дело, и последний принял решение направить его в лагеря. Военный прокурор – фронтовик с нашивками за ранения – отказался санкционировать это решение, очевидно, проявив солидарность с судьбой товарища по оружию.
Но, к несчастью для бывшего офицера-сапера, прокурора перевели на новое место службы, а его преемник не замедлил подписать решение об осуждении бывшего советского военнопленного.
Я передаю эту историю со слов пострадавшего и, конечно, не ручаюсь за точность и объективность всего изложенного. Однако надо было видеть и слышать рассказ этого человека, который прошел и фашистские и советские лагеря, чтобы понять, насколько несправедливо, правильнее сказать кощунственно, было отношение власть имущих кругов страны к жертвам той страшной войны.
К концу войны 11 млн немцев сдались в плен. Из них 5 млн – американцам. По приведенным Бишофом и Амброузом данным, в Германии умерли 56 тыс. военнопленных. Авторы отмечают, что это очень небольшое число, с учетом того что в американской зоне оккупации было очень трудно с продовольствием, так как это в отличие от советской сельскохозяйственной части Германии – промышленный район. Германия была разбита бомбардировками союзной авиации и боевыми действиями, особенно пострадала инфраструктура страны. Доставлять продовольствие из США было практически невозможно, так как морские суда были заняты перевозкой войск из Германии на Тихоокеанский театр военных действий.
Исключительно тяжелым было положение советских военнопленных. В 1941 г. 2 млн из 3,3 млн пленных советских военнослужащих – 60% – умерли от голода и болезней, были убиты СС. К 1944 г. из 5 млн советских пленных в живых остался всего 1 млн. В тяжелом положении были 132 тыс. американских и английских военнослужащих, взятых в плен японцами. 27% из них погибли в лагерях для военнопленных. Жестоко обращались немцы с пленными американцами и англичанами, особенно с теми, кто попал в плен в Арденнах[410].
Авторы приводят данные о том, что половина приблизительно из 2-х млн немецких военнопленных, нахолившихся в СССР, т. е. 1 млн, погибли. Все немецкие военнопленные, находившиеся в западных странах, были освобождены к концу 1948 г. Последние немецкие военнопленные вернулись из Советского Союза в 1956 г.
После форсирования в начале марта 1945 г. Рейна война для союзных армий, возглавляемых Эйзенхауэром, фактически закончилась. Вернее, это было новое, своеобразное издание «странной войны» 1940 г. На этот раз «странный» характер войны заключался в том, что немецко-фашистские войска сотнями тысяч без боя сдавались англо-американским войскам, но с отчаянием обреченных сражались на Востоке. Показательно, что только с 1 по 18 апреля союзники взяли в плен 317 тыс. солдат и офицеров противника, в том числе 24 генералов[411].
В книге американского историка У. Спара и отечественного историка Н. Яковлева «Полководец Г. К. Жуков: взлет и падение», приводится послание Сталина Эйзенхауэру от 3 апреля 1945 г., в котором говорится, что «немцы на Западном фронте на деле прекратили войну против Англии и Америки», что немецкое командование согласилось «открыть фронт и пропустить на восток англоамериканские войска».
Рузвельт отреагировал на это заявление крайне болезненно, он отверг обвинения Сталина, выразив «крайнее негодование в связи с таким гнусным неправильным описанием моих действий или действий моих подчиненных».
У. Спар и Н. Яковлев подчеркивают, что в книге американского исследователя А. Брауна «Последний герой» (1982) об «отце ЦРУ», генерале Доноване, процитированы приведенные слова Сталина и сказано: Сталин «был очень близок к истине»[412].
Отгремела последняя великая битва Второй мировой войны – сражение за Берлин. Столица гитлеровской Германии лежала в дымившихся развалинах как символ крушения фашизма.
Для союзных войск война кончилась еще до завершения битвы за Берлин. С присущим ему лаконизмом Эйзенхауэр докладывал Объединенному комитету начальников штабов и британскому генеральному штабу: «Миссия союзных вооруженных сил завершена в 2 часа 41 минуту по местному времени 7 мая 1945 г.»[413].
Сообщение имело в виду, что 7 мая 1945 г. в 2 часа 41 минуту в Реймсе западные союзники подписали предварительный протокол о капитуляции германских войск. На Западе войну считали уже законченной. США и Англия предложили, чтобы 8 мая главы правительств трех держав официально объявили о победе над Германией. Советское правительство не могло согласиться с этим предложением, так как немецко-фашистские войска, капитулируя перед западными союзниками, продолжали оказывать Красной Армии ожесточенное сопротивление. По согласованию между СССР, США и Англией, которое было достигнуто 7 мая, процедуру в Реймсе было решено считать предварительной капитуляцией. Союзники приняли решение подписать Акт о капитуляции 8 мая в Берлине. Совместно подписанный в Берлине официальный Акт о капитуляции является единственным документом, зафиксировавшим полную и безоговорочную капитуляцию всех вооруженных сил фашистской Германии[414].
А потом были теплые встречи союзников, которые шли навстречу друг другу в течение четырех лет самой жестокой в истории человечества войны.
Вскоре после капитуляции Германии состоялась встреча Эйзенхауэра с Жуковым. В конце июля 1972 г. в Абилине Джон Эйзенхауэр рассказывал мне, что Дуайт многого ждал от встречи с советским маршалом и что его ожидания полностью оправдались. Отец, говорил Джон, высоко ценил полководческий талант Маршала Жукова, его личные качества. Для него Жуков был воплощением всех положительных качеств русского солдата.
По словам Джона, Маршал Жуков также с большим интересом отнесся к встрече с Эйзенхауэром. У этих двух людей было о чем поговорить и что вспомнить. Позади остались четыре года тяжелейшей войны. Поражения и победы, разочарования и надежды, и самое главное – триумфальная победа союзного оружия.
О первой встрече Эйзенхауэра с Жуковым мне подробно рассказывал Милтон Эйзенхауэр. «Встреча с Жуковым, – говорил он, – была исключительно дружественная и сердечная».
Полководцы говорили не только о военных и политических делах. Обращаясь к Эйзенхауэру, Жуков спросил: «Генерал, объясните мне, в чем смысл американского мировоззрения». Главнокомандующий стал рассказывать о создании США, о Декларации независимости и других событиях ранней американской истории. Жуков перебил собеседника: «Я понимаю то, о чем вы говорите. Но мне не ясно, почему вы верите во все это. В Америке каждый борется сам за себя, каждый стремится улучшить свое материальное положение. Какое же значение при подобных условиях имеют все эти абстрактные истины о добре?»[415].
Во время встречи, состоявшейся 10 июня 1945 г. во Франкфурте, в штабе Эйзенхауэра, Жуков вручил командующему западными союзными вооруженными силами высшую военную награду Советского Союза – орден Победы. В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 5 июня 1945 г. говорилось: «За выдающиеся успехи в проведении боевых операций большого масштаба, в результате которых достигнута победа Объединенных Наций над гитлеровской Германией»[416]. Ранее, в феврале 1944 г., Эйзенхауэр был награжден орденом Суворова первой степени[417].
После окончания войны Эйзенхауэр был назначен командующим американскими оккупационными войсками в Германии. Жуков командовал советскими оккупационными войсками. Эйзенхауэр писал, что для установления взаимопонимания между США и СССР необходимо было «рассеять у русских подозрение и недоверие»[418].
В суждениях Эйзенхауэра было много здравого смысла, четкого понимания исключительной важности советско-американских отношений для дела мира во всем мире. Эйзенхауэр проявлял и изрядную долю оптимизма, говоря о будущих отношениях между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Обращаясь к Г. К. Жукову, генерал Эйзенхауэр обоснованно делал вывод, что США и СССР «должны учиться понимать друг друга, если они хотят быть друзьями»[419].
Антигитлеровская коалиция была первым в мировой истории опытом военно-политического сотрудничества стран, принадлежавших к различным общественно-экономическим формациям.
Этот опыт имел огромное позитивное значение в послевоенные годы, когда на Западе нередко ставился вопрос о невозможности, по мнению некоторых западных идеологов, сотрудничества с СССР на принципах мирного сосуществования.
Объединение в рядах антигитлеровской коалиции государств, принадлежавших к противоположным общественным системам, разумеется, создавало благоприятные для антисоветски настроенных кругов Запада факторы, способствовавшие их стремлению взорвать эту коалицию изнутри; резко активизировать после окончания войны действия всех сил, выступавших против СССР.
Однако трудно найти в мировой истории аналогичный пример, когда сразу после окончания тяжелейшей войны союзники объединились бы столь открыто против своего главного партнера по коалиции, сыгравшего решающую роль в разгроме врага и принесшего самые тяжелые жертвы во имя общей победы.
После окончания войны все более чувствовалось принципиальное различие между СССР и его партнерами по антигитлеровской коалиции, в первую очередь США,в понимании глобальных проблем мировой политики, в определении главных направлений развития послевоенного мира.
У многих в США кружилась голова от военных успехов, для достижения которых американцы принесли жертвы в основном материального порядка, причем и они были весьма относительными. Известно, что в результате Второй мировой войны значительно укрепились экономические, финансовые, военно-политические позиции США как главной державы западного мира. Многие американские лидеры считали, что наконец-то наступил настоящий «американский век», который откроет перед монополистическими кругами США невиданные ранее перспективы.
Первые авангардные бои «холодной войны» начинались на тех рубежах, где Восток и Запад непосредственно соприкасались друг с другом, – в Германии, в частности в Берлине.
Окончание войны – важнейший рубеж в жизни Эйзенхауэра. Фашистская Германия капитулировала. Предстояло расставание с товарищами по оружию, многие из которых навсегда покидали вооруженные силы и возвращались к гражданской жизни.
Эйзенхауэр держался ровно и спокойно с подчиненными, никогда не подчеркивал своего высокого положения. Мэргерит Чейз, работавшая в армейской службе Красного Креста, вела в годы войны дневник, на основании которого она опубликовала в 1983 г. книгу, в которой имеется ряд интересных зарисовок Эйзенхауэра. В записи от 5 ноября 1944 г. она рассказывала о своих впечатлениях о совместном ланче с главнокомандующим. Эйзенхауэр говорил, что он намерен после окончания войны уйти в отставку и написать историю Второй мировой войны и посвятить свою деятельность достижению справедливых, доброжелательных отношений между людьми. Скромный работник службы Красного Креста была не лишена дара предвидения. Она писала в дневнике: «Я не думаю, что было бы преувеличением сказать, что он может стать президентом, это не удивило бы меня. Но я сомневаюсь, что он хочет этого. Айк абсолютно не имеет претенциозных идей и, похоже, лишен личных амбиций»[420].
Эйзенхауэр всегда с исключительным вниманием и заботой относился к товарищам по оружию. Среди них особое место занимала Кэй Саммерсбай. Перед главнокомандующим вооруженными силами западных союзников в Европе после окончания войны возникла непростая проблема: каковы будут его дальнейшие с ней отношения.
М. Миллер – автор фундаментальной работы о военных годах Дуайта Эйзенхауэра – писал, что президент Трумэн рассказывал ему, что «сразу же после окончания войны» Айк написал Маршаллу, который был в Вашингтоне начальником штаба армии, о своем желании уйти в отставку, с тем чтобы он мог вернуться в Соединенные Штаты и жениться на Кэй. По информации Трумэна, Маршалл направил Эйзенхауэру письмо, «подобного которому вы никогда не видели. Он писал, что если Эйзенхауэр… решится сделать это, то его не только вышвырнут из армии, но и на протяжении всей оставшейся жизни он не сможет даже легко вздохнуть. И это произойдет вне зависимости от того, будет ли он в составе армии или нет. И вне зависимости от того, в какой стране он будет жить». Трумэн добавил, что как только он узнал об этой переписке, он изъял письма из Пентагона и уничтожил их»[421].