Страница:
Важно отметить, что президент Рузвельт не был сторонником длительного, многолетнего присутствия американских вооруженных сил в Европе после окончания войны.
В Ялте Рузвельт говорил Черчиллю и Сталину, что он «не думает, что американские войска останутся в Европе более двух лет»[486].
Приглашение Эйзенхауэра на пост Главнокомандующего вооруженными силами НАТО – важный этап его политической карьеры. Эта деятельность способствовала укреплению позиций генерала во влиятельных кругах США. Главнокомандующий вооруженными силами НАТО! Это был высший эталон политической благонадежности. Американские политиканы были убеждены, что подобный пост легко откроет путь в Белый дом их политическому протеже.
Почти синхронно был опубликован «план Маршалла» и создано НАТО, в чем нашло свое проявление единство политики, экономики и военного фактора. В этом единстве проявился реализм американской внешней политики, которая подводила военную, экономическую, политическую, дипломатическую основу под американское руководство миром, заложенное в тяжелые годы войны. И, пожалуй, ни одна страна в мире, кроме Советского Союза, не сделала так много для реализации этого американского руководства миром. Я имею в виду, что именно СССР, его Вооруженные Силы, внесли решающий вклад в военный разгром Германии и Японии, без чего не могло быть и речи о реализации американских претензий на руководство миром.
Голый эгоизм в мировой политике редко когда дает быстрый и, главное, долговременный и устойчивый положительный результат. Американская политика в Европе, да и в мировом масштабе, оказалась эффективной потому, что она отвечала не только интересам Соединенных Штатов, но в принципе и всей мировой капиталистической системы. Если бы США не пошли на реализацию «плана Маршалла», на создание НАТО, то трудно сказать, каковы бы были социально-экономические и общественно-политические последствия хаоса, который возник в Западной Европе, по которой прошелся страшный каток Второй мировой войны.
Перспектива была для мировой капиталистической системы, в первую очередь для Западной Европы, тем более мрачная, что, несмотря на огромные людские и материальные потери, Советский Союз вышел из второй мировой войны настоящим триумфатором, страной, сыгравшей решающую роль в разгроме фашизма, в освобождении Европы от фашистского ига.
Советский Союз имел огромную армию, обладавшую бесценным опытом участия в победоносных военных операциях, оснащенную современной боевой техникой, страна успешно работала над созданием стратегического оружия.
Нельзя было сбрасывать со счетов и то, что к концу Второй мировой войны СССР вышел на исключительно важные в стратегическом отношении рубежи и на Западе, и на Востоке. С этих рубежей Советский Союз вполне мог побороться с Соединенными Штатами за влияние в мировом масштабе.
Вторая мировая война послужила мощным стимулом для развития национально-освободительного движения. В «третьем мире» влияние Советского Союза было очень велико, что вызывало немалое беспокойство в странах-метрополиях и в США.
Пока в Париже Эйзенхауэр занимался делами НАТО, в США кипели предвыборные страсти. Избирательная кампания 1952 г. обещала быть на редкость жаркой. Президент Трумэн не очень котировался на политической бирже в Вашингтоне. К началу избирательной кампании 1952 г. Трумэн был фактически политическим банкротом. Реконверсия, перевод экономики на мирные рельсы, но без разоружения, прошла довольно болезненно и оставила после себя глубокие шрамы экономического кризиса 1948—1949 гг. В Корее США вынуждены были взять на себя всю главную тяжесть войны, которая хотя и велась под голубым флагом ООН, но не становилась от этого более популярной в глазах простых американцев. Союзники США приняли только номинальное участие в этой военной акции.
Республиканцы вели развернутое наступление на демократов, объясняя все внутренние и внешнеполитические трудности США бездарным руководством Трумэна и общим курсом демократической партии.
Многие в США считали, что уже пробил час Эйзенхауэра. Для нового политического курса необходим был и новый лидер. И демократы, и республиканцы в равной мере имели все основания претендовать на Эйзенхауэра. Ведь разобраться в его партийной принадлежности было практически невозможно. Никогда в жизни он не голосовал и не высказывал публично ни симпатий, ни антипатий к какой-либо из двух партий, хотя его отец неизменно голосовал за кандидатов республиканской партии[487].
Существовала еще одна сложная проблема, связанная с выдвижением кандидатуры генерала в президенты. Руководители стран – участниц НАТО опасались, что в случае его ухода с поста Главнокомандующего вооруженными силами этого блока возникнут серьезные проблемы для самого существования такого альянса. Монтгомери, например, забыв свои распри с Эйзенхауэром периода войны, заявил ему: «Если ты поедешь домой, чтобы баллотироваться в президенты, я отправляюсь туда же, чтобы вести против тебя кампанию»[488].
Эйзенхауэр на посту Главнокомандующего вооруженными силами НАТО очень устраивал всех руководителей стран – участниц этого блока. Но и ситуация, складывавшаяся в США, свидетельствовала о том, что стремительно возрастали его акции как кандидата в президенты. Он не спешил с ответом на многочисленные предложения попытать счастья на новом поприще, проявив уже в начале своей политической карьеры важное качество – умение выжидать.
Айк помнил слова Милтона о том, что партийным боссам нужна его популярность, а не он сам.
Эйзенхауэр прекрасно отдавал себе отчет в том, что политическим боссам нужен его политический авторитет и послушный кандидат в президенты. Еще 27 сентября 1949 г. он записал в дневнике: «Боссы хотят, чтобы (кандидат в президенты. – Р. И.) был известным человеком и чтобы они могли контролировать его»[489].
Одна за другой в дневнике появлялись записи о том, что перед Эйзенхауэром все более настойчиво ставили вопрос о необходимости его баллотировки в президенты. Дуайт писал об этом 3 и 25 ноября 1949 г., 5 октября и 11 декабря 1951 г. Это была уже настоящая планомерная осада генерала-ветерана, которая велась по всем правилам политического искусства.
Определенный результат этот мощный натиск давал, но сомнения все еще оставались. Эйзенхауэр не раз вспоминал предупреждение Томаса Уотсона представителя компании «Интернэшнл бизнесе мэшинз», который говорил ему: «Не отдавайте себя в руки политиканов»[490].
Эйзенхауэр неоднократно имел возможность убедиться в правоте этого суждения. Один из политиканов, например, с откровенностью, граничившей с цинизмом, сказал Айку, что ему надо обязательно баллотироваться в президенты, так как это поможет избранию в конгресс и его как кандидата. «Слава Богу, нашелся хоть один честный человек»[491], – прокомментировал Дуайт это заявление.
Влиятельные круги республиканцев приходили к выводу, что только с помощью Эйзенхауэра партия сможет завоевать Белый дом на предстоящих выборах. Еще в октябре 1950 г. Томас Дьюи, губернатор штата Нью-Йорк и один из самых авторитетных лидеров республиканцев, сам ранее баллотировавшийся в президенты, предложил ему выставить свою кандидатуру в президенты США. Айк ответил, что его вполне устраивает пост президента Колумбийского университета. «Я считаю, что слишком стар, чтобы баллотироваться в президенты»[492], – добавил он тогда.
По правде говоря, давая такой ответ, он не был до конца откровенен. Было еще одно соображение, которое заставляло его колебаться. Дуайт в глубине души не считал себя достаточно подготовленным к исполнению сложных обязанностей президента страны. Заявить об этом публично было равносильно тому, чтобы перечеркнуть свою политическую карьеру. Во всяком случае, поверяя свои тайные мысли дневнику, Эйзенхауэр не раз возвращался к этому вопросу – и в канун баллотировки в президенты, и после прихода в Белый дом.
Так 14 мая 1953 г. он оставил в дневнике следующую запись: «Что касается моего брата Милтона, то я, конечно, в данном вопросе человек с предубеждением. Но я не колеблясь скажу, что он самый знающий и широко информированный из всех, с кем я имею дело. Это человек сильного характера, крупная личность, гуманист и действительно блестящий организатор и руководитель. По моему убеждению, в настоящее время он более других подготовлен к тому, чтобы занять пост президента Соединенных Штатов»[493].
Казалось, что после переезда в Париж все помыслы Эйзенхауэра сосредоточились на решении сложнейших проблем, связанных с деятельностью НАТО. 3 июля 1951 г. генерал выступил в Лондоне перед членами Союза лиц, говорящих на английском языке. Необходимость всемерного объединения усилий стран – участниц Североатлантического блока – такова была красная нить выступления Эйзенхауэра. «Выполнение этого условия, – подчеркивалось в его мемуарах, – превратит страны, объединенные в НАТО, в комплекс столь же могущественный в военном, экономическом и политическом плане, как любой другой в мире»[494]. Это был четкий курс на наращивание военно-политического потенциала НАТО.
По обе стороны Атлантики его речь была воспринята с большим удовлетворением теми кругами, которые ратовали за тотальную мобилизацию усилий Запада против «советской угрозы». Восторженно приветствовал выступление Эйзенхауэра Черчилль. Он заявил: «Это величайшая речь, произнесенная американцем, на протяжении всей моей жизни»[495].
Был ли Черчилль искренен в своей оценке речи Эйзенхауэра или то была составная часть его усилий возродить на новой основе англо-американский альянс военных лет, добиться для Великобритании особого положения в рамках НАТО? Мнение Эйзенхауэра на этот счет было недвусмысленно. 6 января 1953 г. он записал в дневнике: «Уинстон пытается возродить дни Второй мировой войны. В то время у него было радостное чувство, что он и наш президент восседают на своеобразном Олимпе, а весь мир с почтением взирает, как они, используя свои преимущества, руководят международными делами». Эйзенхауэр отмечал, и не без оснований, что объективные условия, сложившиеся в годы Второй мировой войны, «не могут быть применены к реалиям современности».
Будущий президент делал вывод, который лег в основу его отношений с Великобританией на протяжении всех восьми лет пребывания в Белом доме: «С учетом современных международных сложностей любые надежды создать такие отношения – чистейшая глупость. Национализм на марше, и международный коммунизм использует благоприятные для него проявления этого национализма, чтобы породить разногласия в свободном мире. Москва уверяет многие дезориентированные народы в том, что с коммунистической помощью они смогут добиться удовлетворения и упрочения их национальных амбиций»[496].
Показательное признание. В присущей лидерам Запада форме Эйзенхауэр признавал быстрый рост влияния Советского Союза в странах «третьего мира» и не без оснований проявлял по этому поводу серьезное беспокойство. Он уже тогда предвидел, что помощь Советского Союза национально-освободительному движению резко меняла соотношение сил на фронте антиколониальной, антиимпериалистической борьбы, создавала новую важную альтернативу для колониальных и зависимых народов в поисках путей выхода из многовековых тупиков колониализма.
Эйзенхауэр еще в самом начале своего президентского пути понимал, что Соединенным Штатам при реализации их внешнеполитического курса на бывшей колониальной периферии империализма придется столкнуться с мощным противодействием Советского Союза неоколониалистской политике империалистических держав. И действительно, прошло совсем немного времени и на примере тройственной агрессии против Египта и Эйзенхауэру, и другим лидерам Запада пришлось убедиться в том, что наступил качественно новый этап в борьбе народов за свое национальное и социальное освобождение.
Эти новые условия были созданы не только подъемом национально-освободительного движения, но и возможностью для него опереться на всемерную помощь и поддержку Советского Союза и других социалистических стран.
Новым в политике США в странах Азии, Африки, Ближнего Востока (это особенно отчетливо проявилось в годы президентства Эйзенхауэра) являлось и то, что американские правящие круги считали: наступил их звездный час, и история предоставляет им возможность заполнить вакуум, который образуется в бывших колониях после ухода оттуда Англии и других стран-метрополий.
Все это не могли не принимать в расчет союзники США по военно-политическим блокам. И вряд ли были искренними восторженные оценки Эйзенхауэра и прочих американских руководителей, которые нередко повторял Черчилль и другие лидеры стран – членов НАТО.
Их дифирамбы в адрес Эйзенхауэра не означали готовности послушно выполнять военно-политические директивы Вашингтона.
В период пребывания на посту Главнокомандующего вооруженными силами НАТО генерал убедительно продемонстрировал понимание основных стратегических задач американской внешней политики. Даже в разгар войны в Корее он неустанно подчеркивал, что главный ее центр – страны НАТО. «Я уверен, – заявлял он 2 августа 1951 г., – что среди ряда важных внешнеполитических проблем успешное решение вопроса о создании коллективной безопасности путем сотрудничества Северной Америки и западноевропейских стран настолько важно для нас, что мы не должны делать ничего, что ведет к риску создать трудности для успешного разрешения этой проблемы»[497].
Как уже отмечалось, Эйзенхауэр, возглавляя вооруженные силы НАТО, раньше многих других лидеров западного мира сделал ставку в европейской политике США, в первую очередь, на использование военно-экономического потенциала Западной Германии. Однако он проявил необходимый дипломатический такт и не осуществил слишком крутого прогерманского поворота, что могло если не опрокинуть, то серьезно перекосить неустойчивое здание Североатлантического блока.
Позднее в своих мемуарах Айк не считал нужным маскировать прогерманский курс своей деятельности в НАТО. «Одной из моих самых неотложных задач, – писал он, – было достижение соглашения среди стран – участниц НАТО по вопросу об использовании сил Западной Германии в нашей организации…»[498].
Реализация американской политики ремилитаризации ФРГ наталкивалась на серьезные трудности и была исключительно непопулярна, особенно в европейских странах. У народов Европы еще свежи были воспоминания о страшных годах фашизма.
Никакие ухищрения западных политиков и дипломатов не могли вычеркнуть из памяти народов воспоминания о миллионах убитых и искалеченных, массовом терроре оккупантов, расстрелах заложников, лагерях смерти и крематориях.
Все это Эйзенхауэр видел в годы войны собственными глазами. Его возмущение и чувство протеста были не менее искренни, чем у всякого другого ее участника. Но, как он сам говорил, «войны ведутся для достижения определенных политических целей». Шла «холодная война», а в Корее она переросла уже в вооруженный конфликт, и Главнокомандующий вооруженными силами НАТО при определении своей политики в германском вопросе руководствовался только «политическими целями».
Открытый переход к ремилитаризации Германии именно в начале 50-х гг. не являлся случайным. Это был период, когда на арену международной политики вышла мировая социалистическая система, что стало главным проявлением бурного развития мирового революционного процесса. США терпели поражение за поражением в Корее. Тяжелый удар по их внешнеполитическим устремлениям нанесло создание в СССР атомного, а затем и водородного оружия. Возникла необходимость изыскивать новые резервы не только для укрепления внешнеполитических позиций Соединенных Штатов, но и всей капиталистической системы. В начале 50-х гг. США пошли на столь непопулярные среди народов мира решения, как перевооружение Западной Германии и возрождение японского милитаризма. ФРГ в Европе и Япония в Азии стали крайними флангами единого антисоциалистического, антисоветского фронта, спешно сколачиваемого творцами американской внешней политики.
Эйзенхауэр предвидел, что его прогерманский курс вызовет серьезные осложнения внутри НАТО. И это позднее действительно произошло, когда Франция выступила против перевооружения Германии. Он неоднократно указывал на непопулярность даже среди руководителей западноевропейских стран политики перевооружения ФРГ и ее включения в НАТО. Например, в октябре 1951 г. генерал заявлял: «Даже к западу от Эльбы объединенная Германия более популярна, чем ремилитаризованная»[499].
В публичных выступлениях и официальных заявлениях Айк старался обходить столь острый вопрос, как планы ремилитаризации Германии. Но его личная переписка не оставляет никаких сомнений в том, что Главнокомандующий вооруженными силами НАТО видел резко негативную реакцию общественности и Европы, и Америки на политику Североатлантического блока в германском вопросе. 16 апреля 1951 г. Эйзенхауэр писал генералу Л. Клею: «Европейские страны, как тебе хорошо известно, глубоко разобщены крайними различиями во мнениях, укоренившихся страхом, предрассудками и подозрительностью»[500].
3 декабря 1951 г. он высказывал серьезную озабоченность по поводу негативной реакции и общественности Соединенных Штатов на политику НАТО. «Иногда я задаю себе вопрос, – писал генерал, – многие ли в нашей стране понимают, насколько деликатна и исключительно важна миссия США по созданию путей сотрудничества коллективной безопасности свободных народов (НАТО. – Р. И.)»[501].
Эйзенхауэр недолго возглавлял вооруженные силы НАТО. Но и за этот период он проявил себя как активный исполнитель воли лидеров американской внешней политики. Он видел трудности, которые ожидали Вашингтон на пути реализации его внешнеполитического курса. И может быть, самое главное с точки зрения будущей политической карьеры – Эйзенхауэр не на словах, а на деле показал готовность использовать весь свой авторитет и все свои способности для реализации тех внешнеполитических целей, которые ставили перед собой американские правящие круги.
Кампания за выдвижение кандидатуры Эйзенхауэра в президенты между тем все более активизировалась. Издатель газеты в Канзас-Сити Рой Ровертс категорически утверждал, что еще три года назад он знал, что Айк – «хороший республиканец из Канзаса». Сенатор Джон Спаркмен из Алабамы заявлял, что он будет добиваться выдвижения Дуайта в президенты от демократической партии. Генерал же, как разборчивая невеста, получающая многочисленные предложения от своих поклонников, не спешил с окончательным ответом.
Президент Трумэн дважды посылал в Париж к Айку бывшего посла США в СССР Джозефа Дэвиса. У дипломата была трудная миссия: убедить Дуайта баллотироваться в президенты от демократической партии. Хотя Трумэн заверил генерала в своей полной поддержке его кандидатуры на предстоящих выборах, Эйзенхауэр ответил: «Я не могу принять предложение баллотироваться от демократов, потому что я, пожалуй, больше республиканец, чем демократ»[502]. Лед тронулся, Айк впервые достаточно определенно намекнул, что он намерен баллотироваться в президенты.
4 сентября 1951 г. в Париж прилетел один из наиболее авторитетных лидеров республиканской партии, сенатор Генри Кэбот Лодж. Старый друг Эйзенхауэра еще с военных лет сообщил ему, что многие организации в США развертывают кампанию «Эйзенхауэра в президенты». «Вы известный человек в политике, – заметил Айк, – почему вы сами не хотите баллотироваться?» Лодж ответил без промедления: «Потому, что меня не изберут». В ходе беседы Лодж подчеркнул: «Вы единственный человек, кто может быть избран республиканцами в президенты. Вы должны разрешить использовать Ваше имя на предстоящих предварительных выборах». Генерал обещал «обдумать этот вопрос еще раз»[503].
7 января 1952 г. Эйзенхауэр наконец объявил, что он считает себя республиканцем. Вопрос о том, какая партия получит кандидата в президенты, имеющего все шансы быть избранным, был фактически решен. Но Айк все еще не торопился давать официальное согласие баллотироваться в президенты. Он хотел убедиться, что пользуется поддержкой большинства избирателей[504]. Постепенно становилось все более очевидным, что Эйзенхауэр такую поддержку имел. Гэллап, специалист по опросам общественного мнения, безапелляционно заявлял, что «Эйзенхауэр будет самой популярной фигурой, которую могли бы выдвинуть в президенты республиканцы»[505].
Сам Дуайт поверил в свою популярность только после того, как в Нью-Йорке был отснят на кинопленку митинг 15 тыс. избирателей, выступивших в поддержку его кандидатуры. Копия этого фильма была привезена во Францию и показана Эйзенхауэру. В феврале 1952 г. он принял решение выехать в США и в случае, если руководство республиканской партии поддержит его кандидатуру в президенты, начать свою избирательную кампанию[506].
Айка активно поддерживали в его родных краях – западных штатах. На съезде республиканской партии в Техасе, например, все шло как по хорошо отрепетированному сценарию. Были, правда, отдельные инциденты. В частности, когда в зал, где проходило заседание съезда, вошли «представители народа», призванные «продемонстрировать» волю избирателей, один из делегатов обнаружил пропажу часов. При объяснении с полицией выяснилось, что «манифестанты» вербовались на улицах по 5 долл. за человека и что пострадавший еще хорошо отделался[507]. Но это были несущественные «мелочи». Главное, что явилось определяющим для генерала, – съезд в Техасе единодушно высказался в поддержку его кандидатуры.
11 марта 1952 г. он одержал убедительную победу на праймериз – предварительных выборах в штате Нью-Гемпшир[508].
Пора было принимать окончательное решение. 11 апреля 1952 г. генерал получил согласие Белого дома на его освобождение от обязанностей Главнокомандующего вооруженными силами НАТО с 1 июня 1952 г. и на увольнение из армии[509].
Нанеся прощальный визит в столицы основных стран – участниц НАТО, Эйзенхауэр 1 июня 1952 г. прибыл в США, чтобы баллотироваться в президенты от республиканской партии. Для такого шага важное значение, очевидно, имели соображения чисто практического порядка. Большинство избирателей США, как правило, считают себя демократами, но популярному генералу и так была обеспечена широкая поддержка. Баллотировка от республиканской партии гарантировала ему помощь влиятельных кругов монополистического капитала, которые в большей степени ориентируются на республиканцев, чем на демократов. Такова была в общих чертах его избирательная стратегия. В США вовсю кипела работа по подготовке к его избирательной кампании. Это трудное и хлопотливое дело возглавил сенатор Генри Кэбот Лодж.
На национальном съезде республиканской партии, состоявшемся 7-12 июля 1952 г. в Чикаго, развернулась довольно упорная борьба, так как Эйзенхауэр был наиболее вероятным, но не единственным кандидатом в президенты. Помимо него на съезде достаточно высоко котировалась кандидатура еще одного генерала – Дугласа Макартура, в прошлом начальника Айка. В партийных кругах серьезно поговаривали о соперничестве между «героем Атлантики» и «героем Тихого океана». Кое-кто из республиканских лидеров подумывал о том, чтобы создать тандем: Макартур – кандидат в президенты, Тафт – в вице-президенты[510].
В сложной политической игре, которая шла на съезде в Чикаго, Эйзенхауэр имел все козыри: авторитет героя войны «номер один» и активную поддержку делового мира.
Обычно капитаны большого бизнеса лично не участвуют в работе национальных съездов партий, удовлетворяясь ролью их закулисных руководителей. Для Эйзенхауэра было сделано исключение. В работе съезда республиканцев принял участие «автомобильный король» Генри Форд II и президент «Дженерал моторс» Чарлз Вильсон. Участники съезда не без оснований заявляли, что именно такие люди предрешают ход работы этого съезда. Эйзенхауэра активно поддерживали и другие лидеры монополистического капитала, которым импонировало его известное заявление, что меры президента Франклина Рузвельта, направленные на «спасение капитализма» во время экономического кризиса 1929—1933 гг., были проявлением «ползучего социализма»[511].
В Ялте Рузвельт говорил Черчиллю и Сталину, что он «не думает, что американские войска останутся в Европе более двух лет»[486].
Приглашение Эйзенхауэра на пост Главнокомандующего вооруженными силами НАТО – важный этап его политической карьеры. Эта деятельность способствовала укреплению позиций генерала во влиятельных кругах США. Главнокомандующий вооруженными силами НАТО! Это был высший эталон политической благонадежности. Американские политиканы были убеждены, что подобный пост легко откроет путь в Белый дом их политическому протеже.
Почти синхронно был опубликован «план Маршалла» и создано НАТО, в чем нашло свое проявление единство политики, экономики и военного фактора. В этом единстве проявился реализм американской внешней политики, которая подводила военную, экономическую, политическую, дипломатическую основу под американское руководство миром, заложенное в тяжелые годы войны. И, пожалуй, ни одна страна в мире, кроме Советского Союза, не сделала так много для реализации этого американского руководства миром. Я имею в виду, что именно СССР, его Вооруженные Силы, внесли решающий вклад в военный разгром Германии и Японии, без чего не могло быть и речи о реализации американских претензий на руководство миром.
Голый эгоизм в мировой политике редко когда дает быстрый и, главное, долговременный и устойчивый положительный результат. Американская политика в Европе, да и в мировом масштабе, оказалась эффективной потому, что она отвечала не только интересам Соединенных Штатов, но в принципе и всей мировой капиталистической системы. Если бы США не пошли на реализацию «плана Маршалла», на создание НАТО, то трудно сказать, каковы бы были социально-экономические и общественно-политические последствия хаоса, который возник в Западной Европе, по которой прошелся страшный каток Второй мировой войны.
Перспектива была для мировой капиталистической системы, в первую очередь для Западной Европы, тем более мрачная, что, несмотря на огромные людские и материальные потери, Советский Союз вышел из второй мировой войны настоящим триумфатором, страной, сыгравшей решающую роль в разгроме фашизма, в освобождении Европы от фашистского ига.
Советский Союз имел огромную армию, обладавшую бесценным опытом участия в победоносных военных операциях, оснащенную современной боевой техникой, страна успешно работала над созданием стратегического оружия.
Нельзя было сбрасывать со счетов и то, что к концу Второй мировой войны СССР вышел на исключительно важные в стратегическом отношении рубежи и на Западе, и на Востоке. С этих рубежей Советский Союз вполне мог побороться с Соединенными Штатами за влияние в мировом масштабе.
Вторая мировая война послужила мощным стимулом для развития национально-освободительного движения. В «третьем мире» влияние Советского Союза было очень велико, что вызывало немалое беспокойство в странах-метрополиях и в США.
Пока в Париже Эйзенхауэр занимался делами НАТО, в США кипели предвыборные страсти. Избирательная кампания 1952 г. обещала быть на редкость жаркой. Президент Трумэн не очень котировался на политической бирже в Вашингтоне. К началу избирательной кампании 1952 г. Трумэн был фактически политическим банкротом. Реконверсия, перевод экономики на мирные рельсы, но без разоружения, прошла довольно болезненно и оставила после себя глубокие шрамы экономического кризиса 1948—1949 гг. В Корее США вынуждены были взять на себя всю главную тяжесть войны, которая хотя и велась под голубым флагом ООН, но не становилась от этого более популярной в глазах простых американцев. Союзники США приняли только номинальное участие в этой военной акции.
Республиканцы вели развернутое наступление на демократов, объясняя все внутренние и внешнеполитические трудности США бездарным руководством Трумэна и общим курсом демократической партии.
Многие в США считали, что уже пробил час Эйзенхауэра. Для нового политического курса необходим был и новый лидер. И демократы, и республиканцы в равной мере имели все основания претендовать на Эйзенхауэра. Ведь разобраться в его партийной принадлежности было практически невозможно. Никогда в жизни он не голосовал и не высказывал публично ни симпатий, ни антипатий к какой-либо из двух партий, хотя его отец неизменно голосовал за кандидатов республиканской партии[487].
Существовала еще одна сложная проблема, связанная с выдвижением кандидатуры генерала в президенты. Руководители стран – участниц НАТО опасались, что в случае его ухода с поста Главнокомандующего вооруженными силами этого блока возникнут серьезные проблемы для самого существования такого альянса. Монтгомери, например, забыв свои распри с Эйзенхауэром периода войны, заявил ему: «Если ты поедешь домой, чтобы баллотироваться в президенты, я отправляюсь туда же, чтобы вести против тебя кампанию»[488].
Эйзенхауэр на посту Главнокомандующего вооруженными силами НАТО очень устраивал всех руководителей стран – участниц этого блока. Но и ситуация, складывавшаяся в США, свидетельствовала о том, что стремительно возрастали его акции как кандидата в президенты. Он не спешил с ответом на многочисленные предложения попытать счастья на новом поприще, проявив уже в начале своей политической карьеры важное качество – умение выжидать.
Айк помнил слова Милтона о том, что партийным боссам нужна его популярность, а не он сам.
Эйзенхауэр прекрасно отдавал себе отчет в том, что политическим боссам нужен его политический авторитет и послушный кандидат в президенты. Еще 27 сентября 1949 г. он записал в дневнике: «Боссы хотят, чтобы (кандидат в президенты. – Р. И.) был известным человеком и чтобы они могли контролировать его»[489].
Одна за другой в дневнике появлялись записи о том, что перед Эйзенхауэром все более настойчиво ставили вопрос о необходимости его баллотировки в президенты. Дуайт писал об этом 3 и 25 ноября 1949 г., 5 октября и 11 декабря 1951 г. Это была уже настоящая планомерная осада генерала-ветерана, которая велась по всем правилам политического искусства.
Определенный результат этот мощный натиск давал, но сомнения все еще оставались. Эйзенхауэр не раз вспоминал предупреждение Томаса Уотсона представителя компании «Интернэшнл бизнесе мэшинз», который говорил ему: «Не отдавайте себя в руки политиканов»[490].
Эйзенхауэр неоднократно имел возможность убедиться в правоте этого суждения. Один из политиканов, например, с откровенностью, граничившей с цинизмом, сказал Айку, что ему надо обязательно баллотироваться в президенты, так как это поможет избранию в конгресс и его как кандидата. «Слава Богу, нашелся хоть один честный человек»[491], – прокомментировал Дуайт это заявление.
Влиятельные круги республиканцев приходили к выводу, что только с помощью Эйзенхауэра партия сможет завоевать Белый дом на предстоящих выборах. Еще в октябре 1950 г. Томас Дьюи, губернатор штата Нью-Йорк и один из самых авторитетных лидеров республиканцев, сам ранее баллотировавшийся в президенты, предложил ему выставить свою кандидатуру в президенты США. Айк ответил, что его вполне устраивает пост президента Колумбийского университета. «Я считаю, что слишком стар, чтобы баллотироваться в президенты»[492], – добавил он тогда.
По правде говоря, давая такой ответ, он не был до конца откровенен. Было еще одно соображение, которое заставляло его колебаться. Дуайт в глубине души не считал себя достаточно подготовленным к исполнению сложных обязанностей президента страны. Заявить об этом публично было равносильно тому, чтобы перечеркнуть свою политическую карьеру. Во всяком случае, поверяя свои тайные мысли дневнику, Эйзенхауэр не раз возвращался к этому вопросу – и в канун баллотировки в президенты, и после прихода в Белый дом.
Так 14 мая 1953 г. он оставил в дневнике следующую запись: «Что касается моего брата Милтона, то я, конечно, в данном вопросе человек с предубеждением. Но я не колеблясь скажу, что он самый знающий и широко информированный из всех, с кем я имею дело. Это человек сильного характера, крупная личность, гуманист и действительно блестящий организатор и руководитель. По моему убеждению, в настоящее время он более других подготовлен к тому, чтобы занять пост президента Соединенных Штатов»[493].
Казалось, что после переезда в Париж все помыслы Эйзенхауэра сосредоточились на решении сложнейших проблем, связанных с деятельностью НАТО. 3 июля 1951 г. генерал выступил в Лондоне перед членами Союза лиц, говорящих на английском языке. Необходимость всемерного объединения усилий стран – участниц Североатлантического блока – такова была красная нить выступления Эйзенхауэра. «Выполнение этого условия, – подчеркивалось в его мемуарах, – превратит страны, объединенные в НАТО, в комплекс столь же могущественный в военном, экономическом и политическом плане, как любой другой в мире»[494]. Это был четкий курс на наращивание военно-политического потенциала НАТО.
По обе стороны Атлантики его речь была воспринята с большим удовлетворением теми кругами, которые ратовали за тотальную мобилизацию усилий Запада против «советской угрозы». Восторженно приветствовал выступление Эйзенхауэра Черчилль. Он заявил: «Это величайшая речь, произнесенная американцем, на протяжении всей моей жизни»[495].
Был ли Черчилль искренен в своей оценке речи Эйзенхауэра или то была составная часть его усилий возродить на новой основе англо-американский альянс военных лет, добиться для Великобритании особого положения в рамках НАТО? Мнение Эйзенхауэра на этот счет было недвусмысленно. 6 января 1953 г. он записал в дневнике: «Уинстон пытается возродить дни Второй мировой войны. В то время у него было радостное чувство, что он и наш президент восседают на своеобразном Олимпе, а весь мир с почтением взирает, как они, используя свои преимущества, руководят международными делами». Эйзенхауэр отмечал, и не без оснований, что объективные условия, сложившиеся в годы Второй мировой войны, «не могут быть применены к реалиям современности».
Будущий президент делал вывод, который лег в основу его отношений с Великобританией на протяжении всех восьми лет пребывания в Белом доме: «С учетом современных международных сложностей любые надежды создать такие отношения – чистейшая глупость. Национализм на марше, и международный коммунизм использует благоприятные для него проявления этого национализма, чтобы породить разногласия в свободном мире. Москва уверяет многие дезориентированные народы в том, что с коммунистической помощью они смогут добиться удовлетворения и упрочения их национальных амбиций»[496].
Показательное признание. В присущей лидерам Запада форме Эйзенхауэр признавал быстрый рост влияния Советского Союза в странах «третьего мира» и не без оснований проявлял по этому поводу серьезное беспокойство. Он уже тогда предвидел, что помощь Советского Союза национально-освободительному движению резко меняла соотношение сил на фронте антиколониальной, антиимпериалистической борьбы, создавала новую важную альтернативу для колониальных и зависимых народов в поисках путей выхода из многовековых тупиков колониализма.
Эйзенхауэр еще в самом начале своего президентского пути понимал, что Соединенным Штатам при реализации их внешнеполитического курса на бывшей колониальной периферии империализма придется столкнуться с мощным противодействием Советского Союза неоколониалистской политике империалистических держав. И действительно, прошло совсем немного времени и на примере тройственной агрессии против Египта и Эйзенхауэру, и другим лидерам Запада пришлось убедиться в том, что наступил качественно новый этап в борьбе народов за свое национальное и социальное освобождение.
Эти новые условия были созданы не только подъемом национально-освободительного движения, но и возможностью для него опереться на всемерную помощь и поддержку Советского Союза и других социалистических стран.
Новым в политике США в странах Азии, Африки, Ближнего Востока (это особенно отчетливо проявилось в годы президентства Эйзенхауэра) являлось и то, что американские правящие круги считали: наступил их звездный час, и история предоставляет им возможность заполнить вакуум, который образуется в бывших колониях после ухода оттуда Англии и других стран-метрополий.
Все это не могли не принимать в расчет союзники США по военно-политическим блокам. И вряд ли были искренними восторженные оценки Эйзенхауэра и прочих американских руководителей, которые нередко повторял Черчилль и другие лидеры стран – членов НАТО.
Их дифирамбы в адрес Эйзенхауэра не означали готовности послушно выполнять военно-политические директивы Вашингтона.
В период пребывания на посту Главнокомандующего вооруженными силами НАТО генерал убедительно продемонстрировал понимание основных стратегических задач американской внешней политики. Даже в разгар войны в Корее он неустанно подчеркивал, что главный ее центр – страны НАТО. «Я уверен, – заявлял он 2 августа 1951 г., – что среди ряда важных внешнеполитических проблем успешное решение вопроса о создании коллективной безопасности путем сотрудничества Северной Америки и западноевропейских стран настолько важно для нас, что мы не должны делать ничего, что ведет к риску создать трудности для успешного разрешения этой проблемы»[497].
Как уже отмечалось, Эйзенхауэр, возглавляя вооруженные силы НАТО, раньше многих других лидеров западного мира сделал ставку в европейской политике США, в первую очередь, на использование военно-экономического потенциала Западной Германии. Однако он проявил необходимый дипломатический такт и не осуществил слишком крутого прогерманского поворота, что могло если не опрокинуть, то серьезно перекосить неустойчивое здание Североатлантического блока.
Позднее в своих мемуарах Айк не считал нужным маскировать прогерманский курс своей деятельности в НАТО. «Одной из моих самых неотложных задач, – писал он, – было достижение соглашения среди стран – участниц НАТО по вопросу об использовании сил Западной Германии в нашей организации…»[498].
Реализация американской политики ремилитаризации ФРГ наталкивалась на серьезные трудности и была исключительно непопулярна, особенно в европейских странах. У народов Европы еще свежи были воспоминания о страшных годах фашизма.
Никакие ухищрения западных политиков и дипломатов не могли вычеркнуть из памяти народов воспоминания о миллионах убитых и искалеченных, массовом терроре оккупантов, расстрелах заложников, лагерях смерти и крематориях.
Все это Эйзенхауэр видел в годы войны собственными глазами. Его возмущение и чувство протеста были не менее искренни, чем у всякого другого ее участника. Но, как он сам говорил, «войны ведутся для достижения определенных политических целей». Шла «холодная война», а в Корее она переросла уже в вооруженный конфликт, и Главнокомандующий вооруженными силами НАТО при определении своей политики в германском вопросе руководствовался только «политическими целями».
Открытый переход к ремилитаризации Германии именно в начале 50-х гг. не являлся случайным. Это был период, когда на арену международной политики вышла мировая социалистическая система, что стало главным проявлением бурного развития мирового революционного процесса. США терпели поражение за поражением в Корее. Тяжелый удар по их внешнеполитическим устремлениям нанесло создание в СССР атомного, а затем и водородного оружия. Возникла необходимость изыскивать новые резервы не только для укрепления внешнеполитических позиций Соединенных Штатов, но и всей капиталистической системы. В начале 50-х гг. США пошли на столь непопулярные среди народов мира решения, как перевооружение Западной Германии и возрождение японского милитаризма. ФРГ в Европе и Япония в Азии стали крайними флангами единого антисоциалистического, антисоветского фронта, спешно сколачиваемого творцами американской внешней политики.
Эйзенхауэр предвидел, что его прогерманский курс вызовет серьезные осложнения внутри НАТО. И это позднее действительно произошло, когда Франция выступила против перевооружения Германии. Он неоднократно указывал на непопулярность даже среди руководителей западноевропейских стран политики перевооружения ФРГ и ее включения в НАТО. Например, в октябре 1951 г. генерал заявлял: «Даже к западу от Эльбы объединенная Германия более популярна, чем ремилитаризованная»[499].
В публичных выступлениях и официальных заявлениях Айк старался обходить столь острый вопрос, как планы ремилитаризации Германии. Но его личная переписка не оставляет никаких сомнений в том, что Главнокомандующий вооруженными силами НАТО видел резко негативную реакцию общественности и Европы, и Америки на политику Североатлантического блока в германском вопросе. 16 апреля 1951 г. Эйзенхауэр писал генералу Л. Клею: «Европейские страны, как тебе хорошо известно, глубоко разобщены крайними различиями во мнениях, укоренившихся страхом, предрассудками и подозрительностью»[500].
3 декабря 1951 г. он высказывал серьезную озабоченность по поводу негативной реакции и общественности Соединенных Штатов на политику НАТО. «Иногда я задаю себе вопрос, – писал генерал, – многие ли в нашей стране понимают, насколько деликатна и исключительно важна миссия США по созданию путей сотрудничества коллективной безопасности свободных народов (НАТО. – Р. И.)»[501].
Эйзенхауэр недолго возглавлял вооруженные силы НАТО. Но и за этот период он проявил себя как активный исполнитель воли лидеров американской внешней политики. Он видел трудности, которые ожидали Вашингтон на пути реализации его внешнеполитического курса. И может быть, самое главное с точки зрения будущей политической карьеры – Эйзенхауэр не на словах, а на деле показал готовность использовать весь свой авторитет и все свои способности для реализации тех внешнеполитических целей, которые ставили перед собой американские правящие круги.
Кампания за выдвижение кандидатуры Эйзенхауэра в президенты между тем все более активизировалась. Издатель газеты в Канзас-Сити Рой Ровертс категорически утверждал, что еще три года назад он знал, что Айк – «хороший республиканец из Канзаса». Сенатор Джон Спаркмен из Алабамы заявлял, что он будет добиваться выдвижения Дуайта в президенты от демократической партии. Генерал же, как разборчивая невеста, получающая многочисленные предложения от своих поклонников, не спешил с окончательным ответом.
Президент Трумэн дважды посылал в Париж к Айку бывшего посла США в СССР Джозефа Дэвиса. У дипломата была трудная миссия: убедить Дуайта баллотироваться в президенты от демократической партии. Хотя Трумэн заверил генерала в своей полной поддержке его кандидатуры на предстоящих выборах, Эйзенхауэр ответил: «Я не могу принять предложение баллотироваться от демократов, потому что я, пожалуй, больше республиканец, чем демократ»[502]. Лед тронулся, Айк впервые достаточно определенно намекнул, что он намерен баллотироваться в президенты.
4 сентября 1951 г. в Париж прилетел один из наиболее авторитетных лидеров республиканской партии, сенатор Генри Кэбот Лодж. Старый друг Эйзенхауэра еще с военных лет сообщил ему, что многие организации в США развертывают кампанию «Эйзенхауэра в президенты». «Вы известный человек в политике, – заметил Айк, – почему вы сами не хотите баллотироваться?» Лодж ответил без промедления: «Потому, что меня не изберут». В ходе беседы Лодж подчеркнул: «Вы единственный человек, кто может быть избран республиканцами в президенты. Вы должны разрешить использовать Ваше имя на предстоящих предварительных выборах». Генерал обещал «обдумать этот вопрос еще раз»[503].
7 января 1952 г. Эйзенхауэр наконец объявил, что он считает себя республиканцем. Вопрос о том, какая партия получит кандидата в президенты, имеющего все шансы быть избранным, был фактически решен. Но Айк все еще не торопился давать официальное согласие баллотироваться в президенты. Он хотел убедиться, что пользуется поддержкой большинства избирателей[504]. Постепенно становилось все более очевидным, что Эйзенхауэр такую поддержку имел. Гэллап, специалист по опросам общественного мнения, безапелляционно заявлял, что «Эйзенхауэр будет самой популярной фигурой, которую могли бы выдвинуть в президенты республиканцы»[505].
Сам Дуайт поверил в свою популярность только после того, как в Нью-Йорке был отснят на кинопленку митинг 15 тыс. избирателей, выступивших в поддержку его кандидатуры. Копия этого фильма была привезена во Францию и показана Эйзенхауэру. В феврале 1952 г. он принял решение выехать в США и в случае, если руководство республиканской партии поддержит его кандидатуру в президенты, начать свою избирательную кампанию[506].
Айка активно поддерживали в его родных краях – западных штатах. На съезде республиканской партии в Техасе, например, все шло как по хорошо отрепетированному сценарию. Были, правда, отдельные инциденты. В частности, когда в зал, где проходило заседание съезда, вошли «представители народа», призванные «продемонстрировать» волю избирателей, один из делегатов обнаружил пропажу часов. При объяснении с полицией выяснилось, что «манифестанты» вербовались на улицах по 5 долл. за человека и что пострадавший еще хорошо отделался[507]. Но это были несущественные «мелочи». Главное, что явилось определяющим для генерала, – съезд в Техасе единодушно высказался в поддержку его кандидатуры.
11 марта 1952 г. он одержал убедительную победу на праймериз – предварительных выборах в штате Нью-Гемпшир[508].
Пора было принимать окончательное решение. 11 апреля 1952 г. генерал получил согласие Белого дома на его освобождение от обязанностей Главнокомандующего вооруженными силами НАТО с 1 июня 1952 г. и на увольнение из армии[509].
Нанеся прощальный визит в столицы основных стран – участниц НАТО, Эйзенхауэр 1 июня 1952 г. прибыл в США, чтобы баллотироваться в президенты от республиканской партии. Для такого шага важное значение, очевидно, имели соображения чисто практического порядка. Большинство избирателей США, как правило, считают себя демократами, но популярному генералу и так была обеспечена широкая поддержка. Баллотировка от республиканской партии гарантировала ему помощь влиятельных кругов монополистического капитала, которые в большей степени ориентируются на республиканцев, чем на демократов. Такова была в общих чертах его избирательная стратегия. В США вовсю кипела работа по подготовке к его избирательной кампании. Это трудное и хлопотливое дело возглавил сенатор Генри Кэбот Лодж.
На национальном съезде республиканской партии, состоявшемся 7-12 июля 1952 г. в Чикаго, развернулась довольно упорная борьба, так как Эйзенхауэр был наиболее вероятным, но не единственным кандидатом в президенты. Помимо него на съезде достаточно высоко котировалась кандидатура еще одного генерала – Дугласа Макартура, в прошлом начальника Айка. В партийных кругах серьезно поговаривали о соперничестве между «героем Атлантики» и «героем Тихого океана». Кое-кто из республиканских лидеров подумывал о том, чтобы создать тандем: Макартур – кандидат в президенты, Тафт – в вице-президенты[510].
В сложной политической игре, которая шла на съезде в Чикаго, Эйзенхауэр имел все козыри: авторитет героя войны «номер один» и активную поддержку делового мира.
Обычно капитаны большого бизнеса лично не участвуют в работе национальных съездов партий, удовлетворяясь ролью их закулисных руководителей. Для Эйзенхауэра было сделано исключение. В работе съезда республиканцев принял участие «автомобильный король» Генри Форд II и президент «Дженерал моторс» Чарлз Вильсон. Участники съезда не без оснований заявляли, что именно такие люди предрешают ход работы этого съезда. Эйзенхауэра активно поддерживали и другие лидеры монополистического капитала, которым импонировало его известное заявление, что меры президента Франклина Рузвельта, направленные на «спасение капитализма» во время экономического кризиса 1929—1933 гг., были проявлением «ползучего социализма»[511].