Страница:
Они на большой высоте подлетели к месту посадки, потом опустились сквозь облака по головокружительно крутой спирали, чтобы избежать случайного оружейного огня из джунглей. Наземного контроля не было. Джерри иного и не ожидал. Стюардесса не знала, далеко ли от города красные кхмеры, но, по сообщениям японцев, на всех фронтах до них пятнадцать километров, а там, где нет дорог, даже меньше. Японцы говорили, что аэропорт обстреливается, но только спорадически и реактивными снарядами. «Сто пятых» нет – пока нет, во всяком случае, но всегда может начаться, подумал Джерри. Облака никак не кончались. Потом навстречу выскочила земля оливкового цвета, и Джерри заметил, что повсюду, как брызги разбитого яйца, разбросаны воронки от бомб. Тянулись желтые линии – следы колонн грузовиков. Самолет легко, как перышко, приземлился на неровную взлетно-посадочную полосу, и первым, что увидел Уэстерби, были стайки смуглых голых ребятишек, самозабвенно плескавшихся в заполненной грязью воронке.
Пробилось солнце, и, несмотря на рев самолетного двигателя, Джерри показалось, что на дворе стоит тихий летний день. Ему доводилось бывать во многих местах, но почему-то в Пномпене, как нигде, война происходила в обстановке мира и покоя. Он вспомнил, как приезжал сюда в последний раз, до того, как бомбардировки прекратились. Группа пассажиров «Эр Франс», направлявшихся в Токио, с любопытством прохаживалась по бетонированной площадке перед ангаром, не сознавая, что оказались на поле боя. Никто их не сопровождал, никто не велел прятаться в укрытие. Над летным полем с воем проносились истребители-бомбардировщики «F-4» и «F-IH», с периметра аэродрома раздавалась стрельба, вертолеты компании «Эйр Америка» опускали на землю трупы в больших сетках, словно выловленные тралом из некоего кровавого моря. «Боинг-707», получивший команду на взлет, вынужден был ползти через все летное поле, будто провинившийся солдат, которого тащат сквозь строй. Джерри зачарованно следил, как он медленно выбирается из-под обстрела и пределов досягаемости наземного огня, и ждал, что вот-вот раздастся тяжелый грохот, означающий, что самолету попали в хвост. Но он все полз и полз, словно подтверждая своим примером, что воистину от невинного отвратится гнев Божий, и тихо исчез за безмятежным горизонтом.
Теперь, хотя война близилась к концу, Уэстерби заметил, что по иронии судьбы все внимание уделяется грузам, необходимым для того, чтобы выжить. На дальнем конце летного поля, чуть не сталкиваясь, в лихорадочной спешке приземлялись и взлетали огромные транспортные чартерные «Боинги-707» компании «Силвер Америкэн» и четырехмоторные турбовинтовые «С-130», приписанные к «Трансуорлд», «Берд Эйруэйз» или вообще ни к кому. Они ввозили из Таиланда и Сайгона боеприпасы и рис, из Таиланда – нефть и опять-таки боеприпасы. Торопливо шагая к аэровокзалу, Джерри заметил, как приземлились два самолета. Он задержал дыхание, ожидая, когда же наконец переключат тубины на реверс – самолеты начинали тормозить с большим опозданием и, дрожа, останавливались около наполненных землей ящиков из-под боеприпасов на конце взлетно-посадочной полосы. Не успевали они остановиться, как к ним сбегались обслуживающие этот рейс грузчики, похожие на безоружных солдат, в бронежилетах и шлемах и, расталкивая друг друга, принимались вытаскивать из багажных отсеков свои драгоценные тюки.
Однако даже эти дурные предзнаменования не могли испортить радостного настроения: он вернулся!
– Vous restez combien de temps, monsieur? (Сколько времени вы у нас пробудете, месье? ( ф р.)) – спросил служащий иммиграционной службы.
– Toujours (Навсегда ( ф р.)), парень, – ответил Джерри. – Столько, сколько вы меня вытерпите. И даже дольше. – Он хотел тут же начать расспрашивать о Чарли Маршалле, но аэропорт был битком набит полицейскими и разными подозрительными личностями – не стоило раньше времени афишировать свои интересы, для начала нужно выяснить, с чем ему предстоит столкнуться. Вокруг красовались разномастные старые самолеты со свеженарисованными опознавательными знаками, но не было ни одного, приписанного к «Индочартер». Официальные цвета этой компании, сообщил ему Кро в напутственном инструктаже перед отъездом из Гонконга, повторяли цвета Ко на скачках: серый и небесно-голубой.
Джерри сел в такси, по дороге вежливо отклоняя любезные приглашения шофера, предлагавшего ему то девочек, то зрелища, то клубы, то мальчиков. На фоне иссиня-серого муссонного неба красными цветами пламенели высокие делониксы, их кроны смыкались, образуя над шоссе пылающую галерею. Он остановился возле галантерейной лавки, чтобы обменять деньги по гибкому курсу – это выражение ему очень нравилось. Насколько помнил Джерри, обычно меняльным делом занимались китайцы. Но этот оказался индийцем. Все китайцы разбежались в самом начале войны, но индийцы остались, чтобы обглодать труп. Справа и слева от дороги тянулись трущобы. Повсюду молчаливыми кучками сидели, готовили пищу или дремали беженцы. Группа детишек по очереди затягивалась сигаретой.
– Nous sommes un village avec une population des millions (Наша страна – это деревня с населением в несколько миллионов), – сказал таксист на французском, явно выученном в школе.
Навстречу им, прямо по середине дороги, двигалась армейская автоколонна с включенными фарами. Таксист покорно съехал на грязную обочину. Замыкающей шла машина «скорой помощи» с распахнутыми дверцами. Внутри, пятками наружу, грудой лежали тела, их ноги, покрытые синяками, как мрамор – прожилками, походили на свиные копытца. Вряд ли кого-то интересовало, живы они или мертвы.
Такси миновало небольшой поселок из домов на сваях, разрушенных снарядами, и въехало на площадь – такую же можно встретить во французской глубинке: ресторан, бакалейная лавка, колбасная лавка, реклама пива и кока-колы. На обочине, поджидая покупателей, на корточках над литровыми бутылями с ворованным бензином сидели дети. Джерри помнил и это. Как-то во время артиллерийского обстрела снаряды попали в бензин, кончилось все морем крови. То же самое может произойти и на этот раз. Ничего не изменилось, никто ничему не научился, к утру трупы уберут, и все пойдет сначала.
бумажку с адресом Чарли Маршалла, которую ему дали в бангкокском книжном магазине. Ему представлялось, что он должен прокрадываться в это место под покровом ночи, но при свете дня он решил, что в этом нет никакого смысла.
– Y aller? (Ехать туда? ( ф р.)) – спросил таксист, удивленно оглядываясь на него.
– Именно так, дружище.
– Vous connaissez cette maison? (Вы знаете этот дом? (ф р.))
– Это дом моего приятеля.
– A vous? Un ami a vous? (Ваш? Ваш друг? ( ф р.))
– Пресса, – сказал Джерри, словно это объясняло любое сумасбродство.
Таксист пожал плечами и повел машину по длинному бульвару мимо французского собора. Они выехали на грунтовую дорогу. Вдоль нее выстроились виллы с внутренними двориками; ближе к окраине города они становились куда менее пышными. Джерри дважды спрашивал таксиста, что же такого необычного в этом адресе, но тот утратил всю свою любезность и в ответ только пожимал плечами. Когда они остановились, водитель потребовал расплатиться и помчался прочь, отчаянно выжимая ручку переключения передач.
Это была вилла, ничем не отличавшаяся от остальных. Нижняя половина дома скрывалась за стеной с воротами из листовой стали. Джерри дернул за колокольчик. Ответа не было. Он попытался нажать на ворота, но они не шелохнулись. Наверху хлопнуло окно. Он быстро поднял глаза, и ему показалось, что за противомоскитной сеткой мелькнуло смуглое лицо. Ворота со скрежетом открылись, и через несколько шагов он очутился на лестнице, ведущей к выложенной кафелем веранде. Вход преграждала тяжелая дверь, на сей раз не железная, а из цельного тика, с крохотным зарешеченным окошком, в которое можно посмотреть наружу, но нельзя заглянуть внутрь. Он подождал, потом громко постучал дверным молотком и услышал, как по дому прокатилось эхо. Дверь была двустворчатая, створки сходились посередине. Он прижался лицом к щели и увидел полоску кафельного пола и две ступеньки, вероятно, верхние ступени лестницы. На нижней стояли две смуглые босые ноги с голыми лодыжками, но выше коленей ничего не было видно.
– Привет! – крикнул он в щель. – Bonjour! Привет!
– Привет! – крикнул он в щель. – Bonjour! Привет! Однако ноги не пошевелились. Он снова закричал:
– Je suis un ami de Charlie Marshall! Madame, Monsieur, je suis un ami anglais de Charlie Marshall! Jeveux lui parler! (Я друг Чарли Маршалла! Мадам, месье, я английский друг Чарли Маршалла! Я хочу с ним поговорить! ( ф р.))
Он засунул в щель пятидолларовую банкноту, но с другой стороны ее никто не взял, и он вытащил ее обратно. Вместо купюры пришлось использовать листок бумаги. Он адресовал послание «капитану Ч.Маршаллу», представился как «британский журналист, который хочет сделать Вам взаимовыгодное предложение», и оставил адрес отеля, в котором остановился. Затем просунул записку в щель и снова поискал глазами смуглые ноги, но они исчезли. Обратно Джерри шел пешком, пока не поймал в е л о р и к ш у, потом ехал на велорикше, пока не поймал такси – и, спасибо, нет, спасибо, он не хочет девушку; на самом деле он, как всегда, хотел.
Когда-то отель назывался " Р о й а л ". Теперь его переименовали в " П н о м ", На верху развевался флаг, но в пышном убранстве гостиницы ощущался надлом. Расписываясь в книге регистрации, Уэстерби заметил, что вокруг бассейна на солнышке греются изящные фигурки. Он снова вспомнил Лиззи. Для девочек это была суровая школа, и, если она и возила для Рикардо небольшие посылки, десять к одному, то ей это порядком надоело. Самые красивые принадлежали самым богатым, а самыми богатыми были повесы из пномпеньского Ротари-клуба: контрабандисты, вывозившие золото и каучук, полицейские чины, корсиканцы с тяжелыми кулаками, в разгар боев заключавшие с красными кхмерами выгодные сделки.
В гостинице Джерри ждало письмо в незаклеенном конверте. Портье, который сам давно прочитал записку, вежливо ждал, пока то же самое проделает ее адресат. Внутри лежала визитная карточка с золотым обрезом и гербом посольства: его приглашали на ужин. Имени приглашавшего он никогда не слышал. Ничего не понимая, он перевернул карточку. На обороте было нацарапано: Я знал вашего друга Джорджа из «Гардиан». «Гардиан» – «Опекун» – было ключевым словом. Приглашение на ужин и ящик для невостребованных писем, подумал он. В Саррате это язвительно называли великой разобщенностью Министерства иностранных дел.
– Telephone? (Телефон? ( ф р.)) – потребовал Джерри.
– Il est foutu, monsieur (Выключен, месье ( ф р.)).
– Electricite? (Электричество? ( ф р.)).
– Aussi foutue, monsieur, mais nous avons beaucoupde l'eau (Тоже отключено, месье, зато у нас очень много воды ( ф р.)).
– Келлер? – с усмешкой спросил Джерри.
– Dans la cour, monsieur (Во дворе, месье ( ф р.)).
Он вышел в сад. Рядом с красотками сидела банда вояк тяжелой артиллерии Флит-стрит. Они потягивали шотландское виски и рассказывали друг другу сногсшибательные истории. Они походили на мальчишек-пилотов, ведущих «битву за Англию» на какой-то чужой войне На Джерри они взирали свысока, презирая его за высокое происхождение. На одном из них красовался белый головной платок, длинные волосы храбро реяли за спиной.
– Боже мой, это же Герцог, – произнес он. – Как ты сюда попал? Пришел пешком по Меконгу?
Но он не интересовал Джерри. Ему был нужен Келлер. Келлер был неизменной величиной. Этот американец работал в телеграфном информационном агентстве, Джерри знал его и раньше – они встречались на других войнах. Собственно говоря, ни один иностранный журналист не мог приехать в город и не предстать пред очами Келлера, и, если Джерри хотел, чтобы его визит выглядел правдоподобно, то обеспечить это можно было только после разговора с Келлером. А для Джерри было очень важно, чтобы в его легенду поверили все.
Он нашел Келлера, седого широкоплечего мужчину, на автостоянке. Один рукав рубашки закатан. Он стоял, засунув в карман другую руку, и смотрел, как водитель промывает из шланга салон «мерседеса».
– Молодец, Макс. Здорово.
– П р е в о с х о д н о, – откликнулся Келлер, посмотрел на Джерри и снова принялся смотреть на водителя.
Рядом стояла пара тощих кхмерских парней в расклешенных брюках и ботинках на высоких каблуках. На груди у них, поверх расстегнутых блестящих рубашек, болтались фотоаппараты. Они походили на фотографов модного журнала. На глазах у Джерри водитель отложил шланг и принялся скрести обивку сидений пачкой армейской корпии; та на глазах становилась коричневой. Подошел еще один американец, Джерри догадался, что это новый внештатный корреспондент Келлера. Тот на редкость часто менял внештатников.
– Что случилось? – спросил Джерри, глядя, как водитель снова принялся поливать машину из шланга.
– Двухдолларовый герой получил весьма дорогостоящую пулю, – пояснил внештатный корреспондент. – Вот что случилось. – У этого бледного южанина был такой вид, словно ему все время отчего-то очень весело, и Джерри почувствовал, что начинает его ненавидеть.
– Так, Келлер? – спросил Джерри.
– Фоторепортер, – ответил он.
Телеграфное агентство Келлера держало целый штат таких фоторепортеров. Камбоджийские мальчишки, наподобие тех, что стояли поблизости, работали во всех организациях. Им платили по два американских доллара за поездку на фронт и по двадцать – за каждую опубликованную фотографию. Джерри слышал, что Келлер теряет их по одному в неделю.
– Пуля попала в плечо, когда он бежал пригнувшись, – продолжил внештатный корреспондент. – Вышла ниже спины. Прошила парня насквозь, как травинка – гуся. – Казалось, ему это очень нравится.
– Где он? – спросил Джерри, просто чтобы что-нибудь сказать, пока водитель продолжал оттирать, промывать и скрести машину.
– Умер на обратном пути. Ты знаешь, что творится? Пару недель назад эти сволочи из нью-йоркского бюро вбили себе в голову какую-то чушь насчет лечения. Ничего слышать нехотят. Раньше мы переправляли их в Бангкок. Теперь нельзя. Запретили, друг. Ты слышал? Там, в больнице, дальше по дороге, они лежат на полу и вынуждены платить медсестрам зато, чтобы они принесли воды. Так, ребята?
Оба камбоджийца вежливо улыбнулись.
– Уэстерби, тебе что-нибудь нужно? – спросил Келлер. Его сероватое лицо было изрыто оспинами. Джерри хорошо знал его еще с шестидесятых годов. Тогда в Конго Келлер обжег руки, вытаскивая парня из горящего грузовика. Пальцы навсегда срослись между собой, и рука стала похожа на перепончатую когтистую лапу летучей мыши, но в остальном он не изменился. Джерри хорошо помнил тот случай, потому что тащил горящего парня за ноги.
– В газете хотят, чтобы я осмотрелся, – ответил он.
– И тебе это удается?
Джерри засмеялся, засмеялся и Келлер. Они выпили в баре шотландского виски, ожидая, когда машину приведут в порядок, и поболтали о былых временах. У главного входа они подцепили девушку, которая целый день ждала там, как выяснилось, именно Келлера. Увешанная фотоаппаратами, калифорнийка беспокойно переступала длинными ногами. Так как телефоны не работали, Джерри настойчиво попросил, чтобы по дороге они остановились у британского посольства – ему нужно было ответить на приглашение. Келлер откликнулся не слишком вежливо.
– Что-то ты, Уэстерби, стал похож на шпиона. Все кругом вынюхиваешь, лижешь задницы, чтобы докопаться до самой сути, а потом искажаешь факты, чтобы заплатили побольше, так, что ли? – Кое-кто утверждал, что примерно такой же была позиция самого Келлера, но злые языки всегда найдутся.
– Точно, – дружелюбно произнес Джерри. – Именно этим я и занимаюсь много лет.
У входа лежали свежие мешки с песком, в лучах палящего солнца сверкало новенькое противогранатное проволочное заграждение. В вестибюле огромный, разделенный на несколько частей плакат поражал своей неуместностью, достичь которой под силу только дипломатам. Он предлагал городу, где давно не было ни грамма горючего, «Британские автомобили самого высокого качества»; сверкали глянцем фотографии нескольких никому не доступных моделей.
– Я передам советнику, что вы приняли приглашение, – торжественно заявил секретарь.
В «мерседесе» до сих пор ощущался тепловатый запах крови, шофер включил кондиционер на повышенную мощность.
– Что они тут делают, Уэстерби? – спросил Келлер. – Налаживают отношения или как?
– Или как… – улыбнулся Джерри, не столько Келлеру, сколько калифорнийской девушке.
Джерри сел на переднее сиденье, Келлер с девушкой – на заднее.
– Ладно. Теперь слушай, – сказал Келлер.
– Давай, – откликнулся Джерри.
Он раскрыл блокнот и стал записывать рассказ Келлера. На девушке была короткая юбка, и Джерри с шофером в зеркале хорошо видели ее бедра Здоровая рука Келлера лежала на ее колене. Девушка носила невообразимое имя Лоррейн; она, как и Джерри, формально совершала поездку по району боевых действий, собирая новости для группы ежедневных газет на Среднем Западе, Вскоре на дороге не осталось других машин. Через некоторое время исчезли даже велорикши. Они ехали дальше в компании крестьян, велосипедистов и буйволов; вдоль дороги, возвещая близость нехоженых мест, тянулись цветущие кусты.
– Тяжелые бои идут на всех основных шоссейных дорогах, – нараспев произносил Келлер, медленно, чтобы Джерри успел записать. – По ночам происходят обстрелы реактивными снарядами, днем – п л а с т и к о в ы м и б о м б а м и. Лон Нол все еще воображает себя божеством, а у американского посольства за то, что они сначала поддерживали Лон Нола, а потом пытались его вышвырнуть, щеки пылают от стыда. – Келлер сообщил и о статистике: об артиллерийско-техническом снабжении, потерях ранеными и убитыми, о размерах американской помощи. Назвал имена генералов, продававших оружие красным кхмерам, генералов, командовавших армиями-призраками и получающих причитающееся солдатам жалованье; генералов, прославившихся и тем и другим. – Словом, обычная неразбериха. Плохие парни слишком слабы, чтобы взять город, хорошие парни слишком глубоко увязли в дерьме, чтобы взять деревню, и никто не хочет драться, кроме коммунистов. Студенты готовы все спалить, как только их лишат отсрочки от отправки на фронт, каждый день происходят голодные бунты. Коррупция такая, словно завтрашний день никогда не наступит. Никто не может жить на зарплату, сколачиваются состояния, а вся страна истекает кровью до смерти. Королевская власть существует только в воображении, в посольстве – сумасшедший дом, шпионов больше, чем честных людей, и все делают вид, что хранят какой-то секрет. Хочешь еще?
– И сколько, по-твоему, это продлится?
– Может, неделю. А может, десять лет.
– А что с авиакомпаниями?
– Авиакомпании – это все, что у нас осталось. Меконга все равно что нет, да и дорог тоже. Вся опора на авиацию. Мы об этом писали. Видел статью? Они искромсали ее в клочки. Господи, – повернулся он к девушке, – почему я должен все повторять для какого-то англичанина?
– Дальше, – велел Джерри, продолжая писать.
– Шесть месяцев назад в этом городе было пять зарегистрированных авиакомпаний. За последние три месяца выдано тридцать четыре новые лицензии, на подходе еще двенадцать. Обычная ставка – три миллиона риелей лично министру, и два миллиона делят его люди. Меньше, если платить золотом, еще меньше, если переводить платеж за границу. – Мы едем по шоссе номер тринадцать, – обратился он к девушке. – Я подумал, тебе было бы интересно взглянуть.
– Отлично, – ответила девушка и стиснула колени, зажав между ними здоровую руку Келлера.
Они проехали мимо статуи с отбитыми снарядом руками. Дорога пошла вдоль излучины.
– Если только Уэстерби сможет это переварить, – добавил Келлер, словно это только что пришло ему в голову.
– Ну, мне кажется, я в хорошей форме, – сказал Джерри. Девушка засмеялась и на минуту приняла его сторону.
– Красные кхмеры заняли новые позиции на противоположном берегу реки, – пояснил Келлер, обращаясь преимущественно к девушке.
За бурным коричневым потоком Джерри увидел два «Д-28», рыщущих, что бы разбомбить. Раздался громкий взрыв, и в небо взвился темный столб, похожий на дым жертвенного костра.
– А чем занимаются здешние китайцы? – спросил Джерри. – В Гонконге об этом месте никто не слышал.
– Китайцы контролируют восемьдесят процентов нашей торговли, включая авиакомпании. И старые, и новоиспеченные. Камбоджийцы ленивы, слышишь, дуреха? Они снимают сливки с американской помощи и рады этому. Китайцы не такие. О нет, сэр. Китайцы любят работать, любят, чтобы деньги были в обороте. Они регулируют наш денежный рынок, транспортную монополию, скорость инфляции, всю экономику нашей отрезанной от мира страны. Война превращается в принадлежащее Гонконгу дочернее предприятие. Слушай, Уэстерби, ты еще живешь с той женой, о которой мне рассказывал, ну с той хорошенькой, с вот такими глазами?
– Наши пути разошлись, – откликнулся Джерри.
– Плохо, брат, она, по твоим рассказам, была штучка что надо. У него была чудесная жена, – сказал Келлер.
– А ты? – спросил Джерри.
Келлер покачал головой и улыбнулся девушке.
– Не возражаешь, дуреха, если я закурю? – доверительно спросил он.
В сросшейся лапе Келлера была щелка, проделанная словно специально для того, чтобы держать сигарету. Ее края потемнели от никотина. Здоровую руку Келлер положил обратно на девичье колено.
Дорога превратилась в проселок, там, где проехала автоколонна, остались глубокие борозды. Впереди кроны деревьев сходились, образуя короткий туннель. Они въехали в него, и в тот же миг справа раздался грохот орудийных залпов; деревья согнулись дугой, словно под напором тайфуна.
– З д о р о в о, – завопила девушка. – Можно немного притормозить? – Она дернула ремень, на котором висел фотоаппарат.
– Будьте моим гостем. Артиллерия средних калибров, – рекомендовал Келлер. – Наша, – добавил он, словно отпуская удачную шутку.
Девушка опустила окно и сняла несколько кадров. Огонь не умолкал, деревья клонились к земле, но крестьяне на рисовом поле даже не повернули головы. Когда все стихло, грохот сменился тихим, словно эхо, звоном колокольчиков на шеях буйволов. Они поехали дальше. На ближнем берегу реки двое мальчишек по очереди катались на велосипеде. В воде стайка ребятишек, блестя смуглой кожей, барахталась и ныряла с автомобильной камеры. Девушка сфотографировала и их.
– Уэстерби, ты еще не забыл французский? Мы с Уэстерби когда-то вместе работали в Конго, – пояснил он.
– Я слышала, – понимающе ответила девушка.
– Англичане, дуреха, получают хорошее образование, – объяснил Келлер. Джерри не помнил, чтобы он был так словоохотлив. – Их не просто обучают, их в с к а р м л и в а ю т. Правильно, Уэстерби? Особенно лордов, да? Уэстерби у нас в некотором роде лорд.
– Да уж таковы мы, приятель. Ходим в школярах, пока не станем мужчинами. Не то что вы, голь перекатная.
– Тогда ты будешь разговаривать с шофером, ладно? Нам нужно дать ему кое-какие указания, а ты переведешь. Он еще не успел выучить английский. Ехать налево.
– A gauche, – сказал Уэстерби.
Шофер – еще юноша – уже успел приобрести скучающий вид, свойственный всем гидам.
В зеркале Джерри заметил, что обгоревшая рука Келлера, державшая сигарету, подрагивает. Интересно, давно ли это у него, подумал он. Они проехали пару деревень. Было очень тихо. Он вспомнил Лиззи и отметины от когтей у нее на подбородке. Ему до смерти хотелось сделать с ней что-нибудь самое обыденное, например, прогуляться по английским полям. Кро говорил, что она – дурно воспитанная девчонка из предместья. Джерри тронуло, что она столько напридумывала о лошадях.
– Уэстерби.
– Что, дружище?
– Что там у тебя с пальцами? Барабанишь все время. Сам не замечаешь, что ли? Прекрати, это меня бесит. Действует на нервы. – Он повернулся к девушке. – Они подвергают эту страну бомбардировкам уже много лет, дуреха, – с жаром произнес он. – Много лет. – И выпустил клуб сигаретного дыма.
– Так насчет авиакомпаний, – напомнил Джерри, нацеливаясь карандашом в блокнот. – Какие цифры?
– Большинство компаний нанимает воздушные суда во Вьентьяне на правах так называемой «сухой аренды». В договор входит техническое обслуживание, пилотирование, амортизация – все, кроме топлива. Может быть, ты это знаешь. Лучше всего – владеть собственным самолетом. Тогда ты убиваешь сразу двух зайцев. Набиваешь карманы на осаде, а под конец успеваешь вовремя унести ноги. Следи за детьми, дуреха, – сказал он девушке и снова затянулся сигаретой. – Когда кругом бегают дети, беды не будет. Плохой признак, когда дети исчезают. Значит, они их спрятали. Всегда смотри, где дети.
Девушка по имени Лоррейн опять принялась возиться с фотоаппаратом. Их машина поравнялась с крошечным контрольно-пропускным пунктом. Они проехали мимо, часовые уставились вслед, но шофер даже не сбавил скорости. Доехав до развилки, шофер остановил машину.
– К реке, – приказал Келлер. – Скажи ему, чтобы остановил на берегу.
Джерри перевел. Парень сделал удивленное лицо; казалось, он собирается возразить, но передумал.
– Дети есть в деревнях, – продолжал Келлер, – дети есть и на фронте. Разницы никакой. И там и там дети – как флюгер на ветру. Кхмерские солдаты забирают семьи с собой на войну, и никто не видит в этом ничего особенного. Если отец погибает, семья остается без средств к существованию, – они тоже уходят с военными, потому что там есть еда. И дело, дурни, не только в этом. Вдовы всегда должны держаться поближе к командованию, чтобы при необходимости предъявить доказательства смерти отца, ясно? Это по-человечески интересно, да, Уэстерби? Если они не представят доказательств, командиры будут отрицать их гибель и заберут жалованье убитого себе. Всегда пожалуйста! – сказал он, глядя, как Лоррейн записывает. – Но не думайте, что кто-нибудь это напечатает. Для всего мира эта война окончена. Правда, Уэстерби?
Пробилось солнце, и, несмотря на рев самолетного двигателя, Джерри показалось, что на дворе стоит тихий летний день. Ему доводилось бывать во многих местах, но почему-то в Пномпене, как нигде, война происходила в обстановке мира и покоя. Он вспомнил, как приезжал сюда в последний раз, до того, как бомбардировки прекратились. Группа пассажиров «Эр Франс», направлявшихся в Токио, с любопытством прохаживалась по бетонированной площадке перед ангаром, не сознавая, что оказались на поле боя. Никто их не сопровождал, никто не велел прятаться в укрытие. Над летным полем с воем проносились истребители-бомбардировщики «F-4» и «F-IH», с периметра аэродрома раздавалась стрельба, вертолеты компании «Эйр Америка» опускали на землю трупы в больших сетках, словно выловленные тралом из некоего кровавого моря. «Боинг-707», получивший команду на взлет, вынужден был ползти через все летное поле, будто провинившийся солдат, которого тащат сквозь строй. Джерри зачарованно следил, как он медленно выбирается из-под обстрела и пределов досягаемости наземного огня, и ждал, что вот-вот раздастся тяжелый грохот, означающий, что самолету попали в хвост. Но он все полз и полз, словно подтверждая своим примером, что воистину от невинного отвратится гнев Божий, и тихо исчез за безмятежным горизонтом.
Теперь, хотя война близилась к концу, Уэстерби заметил, что по иронии судьбы все внимание уделяется грузам, необходимым для того, чтобы выжить. На дальнем конце летного поля, чуть не сталкиваясь, в лихорадочной спешке приземлялись и взлетали огромные транспортные чартерные «Боинги-707» компании «Силвер Америкэн» и четырехмоторные турбовинтовые «С-130», приписанные к «Трансуорлд», «Берд Эйруэйз» или вообще ни к кому. Они ввозили из Таиланда и Сайгона боеприпасы и рис, из Таиланда – нефть и опять-таки боеприпасы. Торопливо шагая к аэровокзалу, Джерри заметил, как приземлились два самолета. Он задержал дыхание, ожидая, когда же наконец переключат тубины на реверс – самолеты начинали тормозить с большим опозданием и, дрожа, останавливались около наполненных землей ящиков из-под боеприпасов на конце взлетно-посадочной полосы. Не успевали они остановиться, как к ним сбегались обслуживающие этот рейс грузчики, похожие на безоружных солдат, в бронежилетах и шлемах и, расталкивая друг друга, принимались вытаскивать из багажных отсеков свои драгоценные тюки.
Однако даже эти дурные предзнаменования не могли испортить радостного настроения: он вернулся!
– Vous restez combien de temps, monsieur? (Сколько времени вы у нас пробудете, месье? ( ф р.)) – спросил служащий иммиграционной службы.
– Toujours (Навсегда ( ф р.)), парень, – ответил Джерри. – Столько, сколько вы меня вытерпите. И даже дольше. – Он хотел тут же начать расспрашивать о Чарли Маршалле, но аэропорт был битком набит полицейскими и разными подозрительными личностями – не стоило раньше времени афишировать свои интересы, для начала нужно выяснить, с чем ему предстоит столкнуться. Вокруг красовались разномастные старые самолеты со свеженарисованными опознавательными знаками, но не было ни одного, приписанного к «Индочартер». Официальные цвета этой компании, сообщил ему Кро в напутственном инструктаже перед отъездом из Гонконга, повторяли цвета Ко на скачках: серый и небесно-голубой.
Джерри сел в такси, по дороге вежливо отклоняя любезные приглашения шофера, предлагавшего ему то девочек, то зрелища, то клубы, то мальчиков. На фоне иссиня-серого муссонного неба красными цветами пламенели высокие делониксы, их кроны смыкались, образуя над шоссе пылающую галерею. Он остановился возле галантерейной лавки, чтобы обменять деньги по гибкому курсу – это выражение ему очень нравилось. Насколько помнил Джерри, обычно меняльным делом занимались китайцы. Но этот оказался индийцем. Все китайцы разбежались в самом начале войны, но индийцы остались, чтобы обглодать труп. Справа и слева от дороги тянулись трущобы. Повсюду молчаливыми кучками сидели, готовили пищу или дремали беженцы. Группа детишек по очереди затягивалась сигаретой.
– Nous sommes un village avec une population des millions (Наша страна – это деревня с населением в несколько миллионов), – сказал таксист на французском, явно выученном в школе.
Навстречу им, прямо по середине дороги, двигалась армейская автоколонна с включенными фарами. Таксист покорно съехал на грязную обочину. Замыкающей шла машина «скорой помощи» с распахнутыми дверцами. Внутри, пятками наружу, грудой лежали тела, их ноги, покрытые синяками, как мрамор – прожилками, походили на свиные копытца. Вряд ли кого-то интересовало, живы они или мертвы.
Такси миновало небольшой поселок из домов на сваях, разрушенных снарядами, и въехало на площадь – такую же можно встретить во французской глубинке: ресторан, бакалейная лавка, колбасная лавка, реклама пива и кока-колы. На обочине, поджидая покупателей, на корточках над литровыми бутылями с ворованным бензином сидели дети. Джерри помнил и это. Как-то во время артиллерийского обстрела снаряды попали в бензин, кончилось все морем крови. То же самое может произойти и на этот раз. Ничего не изменилось, никто ничему не научился, к утру трупы уберут, и все пойдет сначала.
бумажку с адресом Чарли Маршалла, которую ему дали в бангкокском книжном магазине. Ему представлялось, что он должен прокрадываться в это место под покровом ночи, но при свете дня он решил, что в этом нет никакого смысла.
– Y aller? (Ехать туда? ( ф р.)) – спросил таксист, удивленно оглядываясь на него.
– Именно так, дружище.
– Vous connaissez cette maison? (Вы знаете этот дом? (ф р.))
– Это дом моего приятеля.
– A vous? Un ami a vous? (Ваш? Ваш друг? ( ф р.))
– Пресса, – сказал Джерри, словно это объясняло любое сумасбродство.
Таксист пожал плечами и повел машину по длинному бульвару мимо французского собора. Они выехали на грунтовую дорогу. Вдоль нее выстроились виллы с внутренними двориками; ближе к окраине города они становились куда менее пышными. Джерри дважды спрашивал таксиста, что же такого необычного в этом адресе, но тот утратил всю свою любезность и в ответ только пожимал плечами. Когда они остановились, водитель потребовал расплатиться и помчался прочь, отчаянно выжимая ручку переключения передач.
Это была вилла, ничем не отличавшаяся от остальных. Нижняя половина дома скрывалась за стеной с воротами из листовой стали. Джерри дернул за колокольчик. Ответа не было. Он попытался нажать на ворота, но они не шелохнулись. Наверху хлопнуло окно. Он быстро поднял глаза, и ему показалось, что за противомоскитной сеткой мелькнуло смуглое лицо. Ворота со скрежетом открылись, и через несколько шагов он очутился на лестнице, ведущей к выложенной кафелем веранде. Вход преграждала тяжелая дверь, на сей раз не железная, а из цельного тика, с крохотным зарешеченным окошком, в которое можно посмотреть наружу, но нельзя заглянуть внутрь. Он подождал, потом громко постучал дверным молотком и услышал, как по дому прокатилось эхо. Дверь была двустворчатая, створки сходились посередине. Он прижался лицом к щели и увидел полоску кафельного пола и две ступеньки, вероятно, верхние ступени лестницы. На нижней стояли две смуглые босые ноги с голыми лодыжками, но выше коленей ничего не было видно.
– Привет! – крикнул он в щель. – Bonjour! Привет!
– Привет! – крикнул он в щель. – Bonjour! Привет! Однако ноги не пошевелились. Он снова закричал:
– Je suis un ami de Charlie Marshall! Madame, Monsieur, je suis un ami anglais de Charlie Marshall! Jeveux lui parler! (Я друг Чарли Маршалла! Мадам, месье, я английский друг Чарли Маршалла! Я хочу с ним поговорить! ( ф р.))
Он засунул в щель пятидолларовую банкноту, но с другой стороны ее никто не взял, и он вытащил ее обратно. Вместо купюры пришлось использовать листок бумаги. Он адресовал послание «капитану Ч.Маршаллу», представился как «британский журналист, который хочет сделать Вам взаимовыгодное предложение», и оставил адрес отеля, в котором остановился. Затем просунул записку в щель и снова поискал глазами смуглые ноги, но они исчезли. Обратно Джерри шел пешком, пока не поймал в е л о р и к ш у, потом ехал на велорикше, пока не поймал такси – и, спасибо, нет, спасибо, он не хочет девушку; на самом деле он, как всегда, хотел.
Когда-то отель назывался " Р о й а л ". Теперь его переименовали в " П н о м ", На верху развевался флаг, но в пышном убранстве гостиницы ощущался надлом. Расписываясь в книге регистрации, Уэстерби заметил, что вокруг бассейна на солнышке греются изящные фигурки. Он снова вспомнил Лиззи. Для девочек это была суровая школа, и, если она и возила для Рикардо небольшие посылки, десять к одному, то ей это порядком надоело. Самые красивые принадлежали самым богатым, а самыми богатыми были повесы из пномпеньского Ротари-клуба: контрабандисты, вывозившие золото и каучук, полицейские чины, корсиканцы с тяжелыми кулаками, в разгар боев заключавшие с красными кхмерами выгодные сделки.
В гостинице Джерри ждало письмо в незаклеенном конверте. Портье, который сам давно прочитал записку, вежливо ждал, пока то же самое проделает ее адресат. Внутри лежала визитная карточка с золотым обрезом и гербом посольства: его приглашали на ужин. Имени приглашавшего он никогда не слышал. Ничего не понимая, он перевернул карточку. На обороте было нацарапано: Я знал вашего друга Джорджа из «Гардиан». «Гардиан» – «Опекун» – было ключевым словом. Приглашение на ужин и ящик для невостребованных писем, подумал он. В Саррате это язвительно называли великой разобщенностью Министерства иностранных дел.
– Telephone? (Телефон? ( ф р.)) – потребовал Джерри.
– Il est foutu, monsieur (Выключен, месье ( ф р.)).
– Electricite? (Электричество? ( ф р.)).
– Aussi foutue, monsieur, mais nous avons beaucoupde l'eau (Тоже отключено, месье, зато у нас очень много воды ( ф р.)).
– Келлер? – с усмешкой спросил Джерри.
– Dans la cour, monsieur (Во дворе, месье ( ф р.)).
Он вышел в сад. Рядом с красотками сидела банда вояк тяжелой артиллерии Флит-стрит. Они потягивали шотландское виски и рассказывали друг другу сногсшибательные истории. Они походили на мальчишек-пилотов, ведущих «битву за Англию» на какой-то чужой войне На Джерри они взирали свысока, презирая его за высокое происхождение. На одном из них красовался белый головной платок, длинные волосы храбро реяли за спиной.
– Боже мой, это же Герцог, – произнес он. – Как ты сюда попал? Пришел пешком по Меконгу?
Но он не интересовал Джерри. Ему был нужен Келлер. Келлер был неизменной величиной. Этот американец работал в телеграфном информационном агентстве, Джерри знал его и раньше – они встречались на других войнах. Собственно говоря, ни один иностранный журналист не мог приехать в город и не предстать пред очами Келлера, и, если Джерри хотел, чтобы его визит выглядел правдоподобно, то обеспечить это можно было только после разговора с Келлером. А для Джерри было очень важно, чтобы в его легенду поверили все.
Он нашел Келлера, седого широкоплечего мужчину, на автостоянке. Один рукав рубашки закатан. Он стоял, засунув в карман другую руку, и смотрел, как водитель промывает из шланга салон «мерседеса».
– Молодец, Макс. Здорово.
– П р е в о с х о д н о, – откликнулся Келлер, посмотрел на Джерри и снова принялся смотреть на водителя.
Рядом стояла пара тощих кхмерских парней в расклешенных брюках и ботинках на высоких каблуках. На груди у них, поверх расстегнутых блестящих рубашек, болтались фотоаппараты. Они походили на фотографов модного журнала. На глазах у Джерри водитель отложил шланг и принялся скрести обивку сидений пачкой армейской корпии; та на глазах становилась коричневой. Подошел еще один американец, Джерри догадался, что это новый внештатный корреспондент Келлера. Тот на редкость часто менял внештатников.
– Что случилось? – спросил Джерри, глядя, как водитель снова принялся поливать машину из шланга.
– Двухдолларовый герой получил весьма дорогостоящую пулю, – пояснил внештатный корреспондент. – Вот что случилось. – У этого бледного южанина был такой вид, словно ему все время отчего-то очень весело, и Джерри почувствовал, что начинает его ненавидеть.
– Так, Келлер? – спросил Джерри.
– Фоторепортер, – ответил он.
Телеграфное агентство Келлера держало целый штат таких фоторепортеров. Камбоджийские мальчишки, наподобие тех, что стояли поблизости, работали во всех организациях. Им платили по два американских доллара за поездку на фронт и по двадцать – за каждую опубликованную фотографию. Джерри слышал, что Келлер теряет их по одному в неделю.
– Пуля попала в плечо, когда он бежал пригнувшись, – продолжил внештатный корреспондент. – Вышла ниже спины. Прошила парня насквозь, как травинка – гуся. – Казалось, ему это очень нравится.
– Где он? – спросил Джерри, просто чтобы что-нибудь сказать, пока водитель продолжал оттирать, промывать и скрести машину.
– Умер на обратном пути. Ты знаешь, что творится? Пару недель назад эти сволочи из нью-йоркского бюро вбили себе в голову какую-то чушь насчет лечения. Ничего слышать нехотят. Раньше мы переправляли их в Бангкок. Теперь нельзя. Запретили, друг. Ты слышал? Там, в больнице, дальше по дороге, они лежат на полу и вынуждены платить медсестрам зато, чтобы они принесли воды. Так, ребята?
Оба камбоджийца вежливо улыбнулись.
– Уэстерби, тебе что-нибудь нужно? – спросил Келлер. Его сероватое лицо было изрыто оспинами. Джерри хорошо знал его еще с шестидесятых годов. Тогда в Конго Келлер обжег руки, вытаскивая парня из горящего грузовика. Пальцы навсегда срослись между собой, и рука стала похожа на перепончатую когтистую лапу летучей мыши, но в остальном он не изменился. Джерри хорошо помнил тот случай, потому что тащил горящего парня за ноги.
– В газете хотят, чтобы я осмотрелся, – ответил он.
– И тебе это удается?
Джерри засмеялся, засмеялся и Келлер. Они выпили в баре шотландского виски, ожидая, когда машину приведут в порядок, и поболтали о былых временах. У главного входа они подцепили девушку, которая целый день ждала там, как выяснилось, именно Келлера. Увешанная фотоаппаратами, калифорнийка беспокойно переступала длинными ногами. Так как телефоны не работали, Джерри настойчиво попросил, чтобы по дороге они остановились у британского посольства – ему нужно было ответить на приглашение. Келлер откликнулся не слишком вежливо.
– Что-то ты, Уэстерби, стал похож на шпиона. Все кругом вынюхиваешь, лижешь задницы, чтобы докопаться до самой сути, а потом искажаешь факты, чтобы заплатили побольше, так, что ли? – Кое-кто утверждал, что примерно такой же была позиция самого Келлера, но злые языки всегда найдутся.
– Точно, – дружелюбно произнес Джерри. – Именно этим я и занимаюсь много лет.
У входа лежали свежие мешки с песком, в лучах палящего солнца сверкало новенькое противогранатное проволочное заграждение. В вестибюле огромный, разделенный на несколько частей плакат поражал своей неуместностью, достичь которой под силу только дипломатам. Он предлагал городу, где давно не было ни грамма горючего, «Британские автомобили самого высокого качества»; сверкали глянцем фотографии нескольких никому не доступных моделей.
– Я передам советнику, что вы приняли приглашение, – торжественно заявил секретарь.
В «мерседесе» до сих пор ощущался тепловатый запах крови, шофер включил кондиционер на повышенную мощность.
– Что они тут делают, Уэстерби? – спросил Келлер. – Налаживают отношения или как?
– Или как… – улыбнулся Джерри, не столько Келлеру, сколько калифорнийской девушке.
Джерри сел на переднее сиденье, Келлер с девушкой – на заднее.
– Ладно. Теперь слушай, – сказал Келлер.
– Давай, – откликнулся Джерри.
Он раскрыл блокнот и стал записывать рассказ Келлера. На девушке была короткая юбка, и Джерри с шофером в зеркале хорошо видели ее бедра Здоровая рука Келлера лежала на ее колене. Девушка носила невообразимое имя Лоррейн; она, как и Джерри, формально совершала поездку по району боевых действий, собирая новости для группы ежедневных газет на Среднем Западе, Вскоре на дороге не осталось других машин. Через некоторое время исчезли даже велорикши. Они ехали дальше в компании крестьян, велосипедистов и буйволов; вдоль дороги, возвещая близость нехоженых мест, тянулись цветущие кусты.
– Тяжелые бои идут на всех основных шоссейных дорогах, – нараспев произносил Келлер, медленно, чтобы Джерри успел записать. – По ночам происходят обстрелы реактивными снарядами, днем – п л а с т и к о в ы м и б о м б а м и. Лон Нол все еще воображает себя божеством, а у американского посольства за то, что они сначала поддерживали Лон Нола, а потом пытались его вышвырнуть, щеки пылают от стыда. – Келлер сообщил и о статистике: об артиллерийско-техническом снабжении, потерях ранеными и убитыми, о размерах американской помощи. Назвал имена генералов, продававших оружие красным кхмерам, генералов, командовавших армиями-призраками и получающих причитающееся солдатам жалованье; генералов, прославившихся и тем и другим. – Словом, обычная неразбериха. Плохие парни слишком слабы, чтобы взять город, хорошие парни слишком глубоко увязли в дерьме, чтобы взять деревню, и никто не хочет драться, кроме коммунистов. Студенты готовы все спалить, как только их лишат отсрочки от отправки на фронт, каждый день происходят голодные бунты. Коррупция такая, словно завтрашний день никогда не наступит. Никто не может жить на зарплату, сколачиваются состояния, а вся страна истекает кровью до смерти. Королевская власть существует только в воображении, в посольстве – сумасшедший дом, шпионов больше, чем честных людей, и все делают вид, что хранят какой-то секрет. Хочешь еще?
– И сколько, по-твоему, это продлится?
– Может, неделю. А может, десять лет.
– А что с авиакомпаниями?
– Авиакомпании – это все, что у нас осталось. Меконга все равно что нет, да и дорог тоже. Вся опора на авиацию. Мы об этом писали. Видел статью? Они искромсали ее в клочки. Господи, – повернулся он к девушке, – почему я должен все повторять для какого-то англичанина?
– Дальше, – велел Джерри, продолжая писать.
– Шесть месяцев назад в этом городе было пять зарегистрированных авиакомпаний. За последние три месяца выдано тридцать четыре новые лицензии, на подходе еще двенадцать. Обычная ставка – три миллиона риелей лично министру, и два миллиона делят его люди. Меньше, если платить золотом, еще меньше, если переводить платеж за границу. – Мы едем по шоссе номер тринадцать, – обратился он к девушке. – Я подумал, тебе было бы интересно взглянуть.
– Отлично, – ответила девушка и стиснула колени, зажав между ними здоровую руку Келлера.
Они проехали мимо статуи с отбитыми снарядом руками. Дорога пошла вдоль излучины.
– Если только Уэстерби сможет это переварить, – добавил Келлер, словно это только что пришло ему в голову.
– Ну, мне кажется, я в хорошей форме, – сказал Джерри. Девушка засмеялась и на минуту приняла его сторону.
– Красные кхмеры заняли новые позиции на противоположном берегу реки, – пояснил Келлер, обращаясь преимущественно к девушке.
За бурным коричневым потоком Джерри увидел два «Д-28», рыщущих, что бы разбомбить. Раздался громкий взрыв, и в небо взвился темный столб, похожий на дым жертвенного костра.
– А чем занимаются здешние китайцы? – спросил Джерри. – В Гонконге об этом месте никто не слышал.
– Китайцы контролируют восемьдесят процентов нашей торговли, включая авиакомпании. И старые, и новоиспеченные. Камбоджийцы ленивы, слышишь, дуреха? Они снимают сливки с американской помощи и рады этому. Китайцы не такие. О нет, сэр. Китайцы любят работать, любят, чтобы деньги были в обороте. Они регулируют наш денежный рынок, транспортную монополию, скорость инфляции, всю экономику нашей отрезанной от мира страны. Война превращается в принадлежащее Гонконгу дочернее предприятие. Слушай, Уэстерби, ты еще живешь с той женой, о которой мне рассказывал, ну с той хорошенькой, с вот такими глазами?
– Наши пути разошлись, – откликнулся Джерри.
– Плохо, брат, она, по твоим рассказам, была штучка что надо. У него была чудесная жена, – сказал Келлер.
– А ты? – спросил Джерри.
Келлер покачал головой и улыбнулся девушке.
– Не возражаешь, дуреха, если я закурю? – доверительно спросил он.
В сросшейся лапе Келлера была щелка, проделанная словно специально для того, чтобы держать сигарету. Ее края потемнели от никотина. Здоровую руку Келлер положил обратно на девичье колено.
Дорога превратилась в проселок, там, где проехала автоколонна, остались глубокие борозды. Впереди кроны деревьев сходились, образуя короткий туннель. Они въехали в него, и в тот же миг справа раздался грохот орудийных залпов; деревья согнулись дугой, словно под напором тайфуна.
– З д о р о в о, – завопила девушка. – Можно немного притормозить? – Она дернула ремень, на котором висел фотоаппарат.
– Будьте моим гостем. Артиллерия средних калибров, – рекомендовал Келлер. – Наша, – добавил он, словно отпуская удачную шутку.
Девушка опустила окно и сняла несколько кадров. Огонь не умолкал, деревья клонились к земле, но крестьяне на рисовом поле даже не повернули головы. Когда все стихло, грохот сменился тихим, словно эхо, звоном колокольчиков на шеях буйволов. Они поехали дальше. На ближнем берегу реки двое мальчишек по очереди катались на велосипеде. В воде стайка ребятишек, блестя смуглой кожей, барахталась и ныряла с автомобильной камеры. Девушка сфотографировала и их.
– Уэстерби, ты еще не забыл французский? Мы с Уэстерби когда-то вместе работали в Конго, – пояснил он.
– Я слышала, – понимающе ответила девушка.
– Англичане, дуреха, получают хорошее образование, – объяснил Келлер. Джерри не помнил, чтобы он был так словоохотлив. – Их не просто обучают, их в с к а р м л и в а ю т. Правильно, Уэстерби? Особенно лордов, да? Уэстерби у нас в некотором роде лорд.
– Да уж таковы мы, приятель. Ходим в школярах, пока не станем мужчинами. Не то что вы, голь перекатная.
– Тогда ты будешь разговаривать с шофером, ладно? Нам нужно дать ему кое-какие указания, а ты переведешь. Он еще не успел выучить английский. Ехать налево.
– A gauche, – сказал Уэстерби.
Шофер – еще юноша – уже успел приобрести скучающий вид, свойственный всем гидам.
В зеркале Джерри заметил, что обгоревшая рука Келлера, державшая сигарету, подрагивает. Интересно, давно ли это у него, подумал он. Они проехали пару деревень. Было очень тихо. Он вспомнил Лиззи и отметины от когтей у нее на подбородке. Ему до смерти хотелось сделать с ней что-нибудь самое обыденное, например, прогуляться по английским полям. Кро говорил, что она – дурно воспитанная девчонка из предместья. Джерри тронуло, что она столько напридумывала о лошадях.
– Уэстерби.
– Что, дружище?
– Что там у тебя с пальцами? Барабанишь все время. Сам не замечаешь, что ли? Прекрати, это меня бесит. Действует на нервы. – Он повернулся к девушке. – Они подвергают эту страну бомбардировкам уже много лет, дуреха, – с жаром произнес он. – Много лет. – И выпустил клуб сигаретного дыма.
– Так насчет авиакомпаний, – напомнил Джерри, нацеливаясь карандашом в блокнот. – Какие цифры?
– Большинство компаний нанимает воздушные суда во Вьентьяне на правах так называемой «сухой аренды». В договор входит техническое обслуживание, пилотирование, амортизация – все, кроме топлива. Может быть, ты это знаешь. Лучше всего – владеть собственным самолетом. Тогда ты убиваешь сразу двух зайцев. Набиваешь карманы на осаде, а под конец успеваешь вовремя унести ноги. Следи за детьми, дуреха, – сказал он девушке и снова затянулся сигаретой. – Когда кругом бегают дети, беды не будет. Плохой признак, когда дети исчезают. Значит, они их спрятали. Всегда смотри, где дети.
Девушка по имени Лоррейн опять принялась возиться с фотоаппаратом. Их машина поравнялась с крошечным контрольно-пропускным пунктом. Они проехали мимо, часовые уставились вслед, но шофер даже не сбавил скорости. Доехав до развилки, шофер остановил машину.
– К реке, – приказал Келлер. – Скажи ему, чтобы остановил на берегу.
Джерри перевел. Парень сделал удивленное лицо; казалось, он собирается возразить, но передумал.
– Дети есть в деревнях, – продолжал Келлер, – дети есть и на фронте. Разницы никакой. И там и там дети – как флюгер на ветру. Кхмерские солдаты забирают семьи с собой на войну, и никто не видит в этом ничего особенного. Если отец погибает, семья остается без средств к существованию, – они тоже уходят с военными, потому что там есть еда. И дело, дурни, не только в этом. Вдовы всегда должны держаться поближе к командованию, чтобы при необходимости предъявить доказательства смерти отца, ясно? Это по-человечески интересно, да, Уэстерби? Если они не представят доказательств, командиры будут отрицать их гибель и заберут жалованье убитого себе. Всегда пожалуйста! – сказал он, глядя, как Лоррейн записывает. – Но не думайте, что кто-нибудь это напечатает. Для всего мира эта война окончена. Правда, Уэстерби?