Страница:
– И она одна, – бесстрастно произнес Смайли. На самом деле это был вопрос
– Она там одна, Мак? – Он громко рассмеялся. – Еще бы тебе не хотелось, грязный ты мерзавец. Да, сэр, леди совсем одна и принимает ванну, и Мак говорит: неплохо бы нам наконец пустить в ход видеоаппаратуру. Мак, а леди п о е т в ванне? – Он повесил трубку. – Нет, она не поет.
– Мэрфи, продолжайте, – рявкнул Мартелло. Смайли попросил его еще раз пересказать план перехвата.
– С удовольствием, Джордж! Сколько угодно! Не забывайте, это ваш бенефис!
– Может быть… Посмотрим еще раз на крупномасштабную карту острова По-Той. А потом Мэрфи проанализирует для нас эти планы, вы не возражаете?
– Н е в о з р а ж а ю, Джордж, конечно н е в о з р а ж а ю ! – вскричал Мартелло, и Мэрфи начал снова, на сей раз помогая себе указкой. – Наблюдательные пункты военно-морской разведки расположены здесь, сэр… постоянная двусторонняя связь с базой, сэр… никто не должен находиться на расстоянии менее двух морских миль (1 морская миля – 1,852 км.) от места высадки… Когда яхта Ко отправится обратно в Гонконг, сэр, военно-морская разведка сообщит базе время отправления… перехват будет проведен, как только яхта Ко войдет в гавань… Его произведет судно регулярной британской полиции… Соединенные Штаты предоставят только средства наблюдения и будут держаться поодаль, на случал непредвиденной ситуации, если понадобится помощь…
Смайли внимательно слушал его и сопровождал каждую фразу холодным кивком.
– В конце концов, Мэрфи, – перебил он его один-единственный раз, – когда Нельсон окажется на борту у Ко, ему ведь больше некуда направляться, кроме как в Гонконг, так ведь? По-Той находится у самой границы китайских территориальных вод. Или мы, или никто.
Когда-нибудь, подумал во время рассказа Гиллем, с Джорджем произойдет одно из двух. Или он потеряет осторожность, или его погубят собственные парадоксальные мысли. Если он потеряет осторожность, от агента-профессионала, каким он сейчас является, не останется и следа. В противном случае он будет, раздувая узенькую грудь, без конца искать оправдания тому, что мы делаем. Ведь однажды Смайли сам в беседе с начальниками отделов назвал стоящий перед ними выбор своим именем; если бы тот разговор дошел до вышестоящих ушей, дело для него кончилось бы плохо. Гиллем, немного смущаясь, напомнил им слова Смайли. М о ж н о л и б ы т ь б е с ч е л о в е ч н ы м и, ч т о б ы з а щ и т и т ь ч е л о в е ч н о с т ь, спрашивал он. Ж е с т о к и м и – ч т о б ы з а щ и т и т ь с о ч у в с т в и е. Е д и н о м ы ш л е н н и к а м и – в з а щ и т е п р а в а н а с о б с т в е н н о е м н е н и е. В тот раз все набросились на него, кипя от возмущения. Почему бы Джорджу не заткнуться и не заняться делом, зачем он козыряет своей честностью и прилюдно отмывает ее до блеска, чтобы все увидели, что с ней не все в порядке? Конни даже прошептала Гиллему на ухо русскую поговорку, которую она упорно приписывала Карле «Питер, душечка, войны не будет, ты ведь знаешь, – успокаивающе проговорила она, пожимая ему руку, когда он вел ее по коридору. – Но в борьбе за мир мы камня на камне не оставим, – так говорил этот старый лис, помяни его слова. Держу пари, они его на коллегии за это по головке не погладили».
Вдруг что-то громыхнуло, Гиллем быстро обернулся. Фон пересел с одного кресла в другое. Заметив взгляд Гиллема, он презрительно фыркнул, раздувая ноздри.
«Он выжил из ума», – с содроганием подумал Гиллем.
Фон, как и Смайли, в последнее время серьезно тревожил Питера, но по другим причинам. Два дня назад он в присутствии Гиллема выкинул отвратительную штуку. Смайли, как обычно, ушел куда-то в одиночку. Чтобы убить время, Гиллем нанял машину и повез Фона к китайской границе. Там маленький сотрудник опергруппы пыхтел и хихикал, глядя на далекие таинственные холмы. На обратном пути в какой-то деревне они остановились у светофора, и вдруг сбоку на «хонде» подъехал мальчишка-китаец. Гиллем сидел за рулем. Фон – на сиденье для пассажиров. Стекло рядом с ним было опущено, он снял пиджак и положил левый локоть на дверцу, любуясь новыми позолоченными часами, которые купил в сувенирном киоске в «Хилтоне». Когда они тронулись, незадачливый китаец сунул руку, собираясь сорвать часы, но Фон оказался проворнее. Он схватил мальчишку за запястье мертвой хваткой и потащил за машиной. Тот безуспешно вырывался. Гиллем проехал метров пятьдесят и только потом заметил, что происходит. Он сразу остановил машину, но Фон только этого и ждал. Не успел Гиллем удержать его, как он выскочил наружу, выдернул мальчишку из «хонды», оттащил к обочине и сломал ему обе руки, после чего, улыбаясь, вернулся в машину. Опасаясь скандала, Гиллем поспешно укатил с места происшествия, оставив пострадавшего: тот визжал, глядя на безжизненно повисшие руки. Возвращаясь в Гонконг, Гиллем намеревался немедленно доложить Джорджу о Фоне, но, к счастью для последнего, Смайли объявился лишь через восемь часов, и Гиллему с одного взгляда стало ясно, что на сегодня с него хватит плохих новостей.
Зазвонил другой телефон, красный. Мартелло сам снял трубку. Он немного послушал и вдруг разразился громким хохотом.
– Они его нашли, – сказал он Смайли, протягиваятрубку.
– Кого?
Трубка висела между ними.
– Вашего парня, Джордж. Этого Уэзерби…
– Уэстерби, – поправил его Мэрфи, и Мартелло метнулв него убийственный взгляд.
– Они его нашли, – повторил Мартелло.
– Где он?
– Где он был, вы хотите сказать! Джордж, он просто изрядно повеселился в парочке борделей на берегу Меконга. Если наши люди не преувеличивают, такого вертопраха не видывали с тех пор, как цирк Барнума со слоненком уехал из города в сорок девятом!
– Будьте добры, уточните, где он сейчас? Мартелло протянул ему трубку.
– Пусть они просто прочитают сообщение вам, идет? У них есть сведения, что он переправился через реку. – Он обернулся и подмигнул Гиллему. – Мне говорили, во Вьентьяне тоже найдутся места, где ему есть чем заняться, – бросил он и от души расхохотался.
Смайли неподвижно сидел, прижимая к уху телефонную трубку.
Джерри выбрал такси с зеркалами на крыльях и сел впереди. В Коулуне он взял напрокат машину, увешанную множеством всяких аксессуаров. Он воспользовался подложным паспортом и водительскими правами, припасенными на случай поспешного бегства, так как подсознательно считал, что вымышленное имя безопаснее, даже если нужно взять машину всего на час. Он направился в Мидлевелз; смеркалось, шел дождь, неоновые фонари на склонах холма серебрились туманными ореолами. Он оставил позади американское консульство, дважды проехал мимо Стар-Хайтс, в глубине души надеясь увидеть там Сэма Коллинза, и на второй попытке не сомневался, что ему удалось обнаружить окна ее квартиры. У нее горел свет – сквозь венецианское окно можно было различить претенциозный итальянский светильник ценой долларов в триста. Матовое стекло ванной комнаты тоже светилось. Проехав мимо в третий раз, он заметил, как она накидывает на плечи шаль; то ли инстинкт, то ли какая-то официальность ее жеста подсказали ему, что сегодня вечером она опять собирается куда-то идти – на сей раз она наряжалась всерьез.
Стоило ему подпустить к себе мысль о Люке, как глаза затягивала тьма; Джерри представлял, что совершает благородные и бесполезные поступки, например, звонит семье Люка в Калифорнию, или Карлику в бюро, или даже – неизвестно зачем – Рокеру. Оставим это на потом, решил он. Позже я воздам Люку почести, каких он заслуживает, пообещал себе Джерри.
Дорога шла под уклон. Выключив мотор, он спустился на шоссе, ведущее к зданию, и по подъездной дорожке въехал на автостоянку. Машины на стоянке располагались в три ряда. Он с беспечным видом бродил по ней, пока в тихом уголке не обнаружил красный «ягуар»; тот был огорожен цепью, чтобы соседние машины не испортили его безупречную покраску. На руль был надет чехол из искусственной шкуры леопарда Лиззи, казалось, не знала, как бы еще поухаживать за несравненной машиной. Да роди же ты ребенка, с внезапной злостью подумал он. Купи собаку. Разводи мышей. У него руки чесались разбить лобовое стекло вдребезги, но, как часто случалось, некий неуловимый порыв удержал его. Если она не собирается ехать в этой машине, значит, он пришлет за ней лимузин, подумал Джерри. Возможно, даже с Тиу в роли охранника. А может быть, приедет сам. А может, она просто одевается для вечерней молитвы и не собирается никуда идти. Жаль, что сегодня не воскресенье, подумал он. По воскресеньям, говорил Кро, Дрейк Ко проводит все время с семьей, а Лиззи в этот день предоставлена самой себе. Но сегодня было не воскресенье, и рядом с ним не было Кро, который мог бы сказать, узнав это неизвестно откуда, что Ко уехал по делам то ли в Бангкок, то ли в Тимбукту.
Возблагодарив небеса за то, что дождь сменился туманом, он поднялся по подъездной дорожке обратно на шоссе и возле развилки нашел у обочины крошечный свободный клочок, где, если встать поближе к ограждению, другие машины хоть и с трудом, но проехать смогут. Джерри задел ограждение, но ему было все равно. Теперь со своего места он мог следить за пешеходами, которые входили и выходили в здание через украшенный лентами подъезд, и за подъезжающими и уезжающими машинами, двигавшимися к отелю по главной дороге. Ему не приходило в голову, что следует быть осторожнее. Он зажег сигарету. Мимо него в обе стороны проносились лимузины, но машина Ко так и не появилась. То и дело автомобили проезжали впритирку к нему, шоферы притормаживали, чтобы наорать, но Джерри не обращал на них внимания. Каждые несколько секунд он поглядывал в зеркало заднего вида; как-то раз позади, крадучись, словно виноватый, показался пухлый человечек, похожий на Тиу, палец в кармане пиджака секретного агента сам собой снял пистолет с предохранителя, и только потом Джерри признал, что фигура у этого человека далеко не такая мускулистая, как у Тиу. Он прошел мимо. Должно быть, игрок, бредущий собирать карточные долга у водителей «пак-пай», подумал Джерри.
Он вспомнил, как они с Люком ездили в Хзппи Вэлли. Вспомнил, как это было.
Он все еще смотрел в зеркало, как вдруг мимо него вверх по подъездной дорожке пронесся «ягуар». Крыша его была поднята, на водительском сиденье сидела женщина, рядом – ни одного пассажира; единственное, что он упустил из виду, так это то, что она могла спуститься на стоянку на лифте и вывести машину сама, а не просить портье подогнать ее ко входу, как в прошлый раз. Выезжая следом за ней, он взглянул вверх и увидел, что свет в ее окнах до сих пор горит. Остался ли кто-нибудь у нее в квартире? Или она собирается вскоре вернуться? Не надо чересчур мудрствовать, сказал он себе, просто ей в голову не пришло его выключить.
«Когда я в последний раз разговаривал с Люком, – подумал он, – я сказал ему, чтобы он от меня отвязался, а он сказал, что прикроет меня перед Стаббси».
Она свернула и поехала вниз, по склону холма, к центру города. Он держался позади; какое-то время за ним никто не ехал, и это выглядело неестественно, но он уже много часов провел совершенно неестественно: сарратский школяр умирал в нем, и он ничего не мог с этим поделать.
Лиззи приближалась к самой освещенной части города. Он решил, что, наверно, до сих пор любит ее, хотя сейчас был готов подозревать всех и вся. Он держался близко, так как помнил, что она редко смотрит в зеркало заднего вида Все равно в туманных сумерках она разглядит лишь огни его фар. Туман висел клочьями, он стлался над гаванью, как дым от огня, стрелы портовых кранов покачивались, будто пожарные шланги среди клубов дыма. У отеля «Сентрал» она нырнула в подземный гараж, он въехал следом и оставил машину в шести пролетах от нее, она не заметила. Не выходя из машины, девушка поправила макияж; ему бросилось в глаза, как старательно она трудится над подбородком, запудривая шрамы. Потом она вышла и долго и тщательно запирала дверцу, хотя любой мальчишка мог запросто разрезать мягкую крышу лезвием бритвы. На ней было длинное шелковое платье и шелковая пелерина; поднимаясь по каменной винтовой лестнице, она подняла руки и тщательно поправил прическу. Ее длинные волосы были собраны у шеи; она зачесала их наверх и опустила «конский» хвост поверх пелерины. Джерри сопровождал ее до гостиничного вестибюля. Там он едва успел свернуть в боковой коридор, чтобы не столкнуться с шумной толпой репортеров из журналов мод. Весельчаки обоего пола, разряженные в атлас и банты, фотографировали всех, кто попадался на пути. Оставшись в коридоре в относительной безопасности, Джерри попытался осмыслить увиденное. Здесь намечалась большая частная вечеринка, и Лиззи проникла на нее с черного хода. Все остальные гости прибывали с парадного, где на площадке кишмя кишели «роллс-ройсы»; их было так много, что выделить среди гостей самых важных персон было невозможно. Распоряжалась приемом гостей женщина с голубовато-седыми волосами; она покачивалась, ее французский сильно отдавал джином. Чопорная китаянка из отдела общественных связей с парой помощниц составляла цепочку встречающих; по мере того как один за другим подходили гости, девушка и ее подручные с пугающей сердечностью приветствовали их, спрашивали имена и иногда требовали пригласительные билеты, потом сверялись со списком приглашенных и говорили: "О д а, к о н е ч н о ". Дама с голубовато-седыми волосами улыбалась и что-то бубнила Подручные вручали мужчинам нагрудные значки, дамам – орхидеи, потом расцветали улыбками, предназначенными для следующего гостя.
Лиззи Уэрдингтон не дрогнув прошла процедуру проверки. Джерри подождал минуту, проследил, как она скрылась за двойными дверями с надписью «Званый вечер», украшении ми стрелой Купидона, затем пристроился в хвост очереди. Девушке из отдела общественных связей не понравились его ботинки из оленьей кожи. Да и костюм его сам по себе был довольно непригляден, но насторожили ее именно ботинки. Наверное, во время учебы в подготовительном центре ей внушали обращать особое внимание на обувь, подумал Джерри, пока она разглядывала его ноги. От носков и выше миллионеры могут одеваться, как оборванцы, но пара ботинок от Гуччи за двести долларов – это визитная карточка, которую нельзя недооценивать. Девушка хмуро взглянула на его журналистское удостоверение, сверилась со списком приглашенных, еще раз всмотрелась в удостоверение, потом опять посмотрела на ботинки и наконец бросила последний взгляд на даму с голубыми волосами, которая все так же улыбалась и бубнила. Джерри догадался, что она под завязку накачана наркотиками. Наконец девушка одарила подозрительного гостя особо сияющей улыбкой и протянула кружок размером с кофейное блюдце, раскрашенный флюоресцирующей розовой краской, посреди которого двухсантиметровыми белыми буквами было выведено «ПРЕССА».
– Сегодня мы в с е х одариваем красотой, мистер Уэстерби, – сказала она.
– Так поработайте и со мной, милочка.
– Вам нравятся м о и д у х и, мистер Уэстерби?
– Сногсшибательно, – ответил Джерри.
– Они называются " С о к в и н о г р а д н о й л о з ы ", мистер Уэстерби, и стоят сто гонконгских долларов за маленький флакон, но сегодня Дом моды «Флобер» выдает нашим гостям бесплатные образцы. – Девушка перешла к следующей гостье. – Мадам Монтифьори… о да, к о н е ч н о, добро пожаловать в Дом моды «Флобер». Вам нравятся м о и д у х и, мадам Монтифьори?
Девушка-евразийка в ч ы о н г с а м е протянула ему поднос и прошептала:
– "Флобер" желает вам провести экзотическую ночь.
– Дай-то Бог, – согласился Джерри.
За двойными дверями выстроилась еще одна цепочка встречающих; ее составляли трое очаровательных юношей, выписанных из Парижа за свою красоту, и отряд телохранителей, какого не постыдился бы и президент. На мгновение Джерри пришло в голову, что его могут обыскать; что ж, в таком случае он расшвыряет всю эту лавочку. Они холодно смотрели на Джерри, почитая прессу наравне с прислугой, но он был светловолос, и поэтому его пропустили.
– Пресса сидит в третьем ряду от подиума, – произнес блондин-гермафродит в ковбойском кожаном костюме, вручая ему подборку материалов, предназначенную для раздачи журналистам. – Месье, у вас нет фотоаппарата?
– Я видел объявление, – ответил Джерри, указывая пальцем через плечо. – «Фотографировать запрещено». – Он прошел в приемную, источая улыбки и махая рукой всем, с кем встречался взглядом.
Посреди зала возвышалась пирамида из бокалов с шампанским высотой метра в два; сбоку к ней была пристроена лестница, обтянутая черным атласом, – чтобы официант смог добраться до самой вершины. В ящиках со льдом лежали большие двухлитровые бутыли вина Рядом стояла тележка с омарами и огромный паштет из свинины, оформленный в виде свадебного пирога; на верхушке его майонезом была выведена надпись: «Дом моды». Музыка в космическом стиле была призвана оттенять тихую беседу, если можно назвать таковой монотонное жужжание умирающих от скуки денежных мешков. Подиум протянулся от высокого окна до середины зала Окно выходило на гавань, но из-за тумана вид на море получался каким-то пятнистым.
Кондиционер отрегулировали так, чтобы дамы в роскошных соболях не потели от жары. Большинство мужчин было одето в смокинги, лишь юные китайские повесы вырядились в свободные брюки в нью-йоркском стиле, черные рубашки и золотые цепи. Британские тайпэны со своими дамами рыхлой кучкой стояли поодаль, как скучающие офицеры на гарнизонной вечеринке.
Джерри почувствовал на плече чью-то руку и резко обернулся, но увидел перед собой всего лишь маленького китайца-гомосексуалиста по имени Грэхем, работающего в местной газетке светских сплетен. Когда-то Джерри помог ему со статьей, которую тот пытался продать журналу комиксов. Подковой в несколько рядов вокруг подиума стояли кресла, на переднем ряду между мистером Арпего и его то ли женой, то ли любовницей сидела Лиззи. Джерри узнал их – он видел этих людей в Хэппи Вэлли. Вся компания была похожа на пожилое семейство, выводящее дочку на первый бал. Оба Арпего разговаривали с Уэрд, но она, казалось, едва их слышала. Лиззи сидела очень прямо и сияла красотой. Она сняла пелерину, так что с того места, где находился Джерри, можно было подумать, что она совсем обнажена (если не считать жемчужного ожерелья и сережек). По крайней мере, с ней ничего не случилось, подумал он. Она не зачахла, не подхватила холеру, ей даже не прострелили голову. Он вспомнил тонкую полоску золотистых волос, сбегавшую вниз по ее позвоночнику: такой он увидел ее в тот первый вечер в лифте.
Рядом с Джерри уселся гомик Грэхем, возле него – Фиби Уэйфарер. Он едва ее знал, но все равно радостно поздоровался.
– Привет. Вот здорово, что ты здесь. Ты великолепна. Тебе, малышка, надо было бы не здесь сидеть, а гулять по подиуму и показывать ножки.
На первый взгляд, она была немного пьяна; возможно, Фиби подумала про него то же самое, хотя с той минуты, как Джерри вышел из самолета, он не выпил ни капли. Уэстерби вытащил блокнот и начал писать, изображая профессионала, хотя на самом деле просто пытался скрыть обуревавшие его чувства. Держись непринужденнее. Не спугни птичку. Потом он прочитал то, что сам написал в блокноте – там были слова «Лиззи Уэрдингтон» и больше ничего. Китаец Грэхем тоже прочитал это и засмеялся.
– Мое новое увлечение, – сказал Джерри, и они засмеялись вместе, неестественно громко, так что сидящие впереди стали оборачиваться. Свет начал меркнуть. Но Лиззи так и не обернулась, хотя он тешил себя надеждой, что, может быть, она узнает его голос.
Позади них закрыли двери, свет погас, и у Джерри возник соблазн устроиться поудобнее в мягком кресле и вздремнуть. Космическая музыка сменилась тропическими ритмами; над черным помостом поблескивала единственная люстра, ей вторило заоконное мерцание огней над гаванью. Гул барабанов, доносившийся из развешанных повсюду усилителей, медленно нарастал. Они все рокотали и рокотали, долго, слаженно, настойчиво, и вот на помосте, на фоне окна, выходящего на гавань, стали различимы человеческие фигуры. Барабаны замолкли. В невыносимой тишине по подиуму бок о бок прошагали две черные, совершенно обнаженные (если не считать драгоценностей) девушки с обритыми головами. В ушах у них были круглые сережки из слоновой кости, на шее – бриллиантовые ожерелья, похожие на железные кольца, какие надевали когда-то на невольниц. На блестящих руках и ногах тут и там горстками посверкивали алмазы, рубины и жемчуг. Нежданные гибкие и высокие красавицы заворожили публику блеском безграничной чувственности. Ожили и воспарили барабаны, в лучах прожекторов засверкали тела и бриллианты. Экзотические дивы в причудливом танце выплыли из окутанной туманом гавани и обрушили на публику весь гнев сексуальной неволи. Потом они развернулись и пошли обратно, покачивая бедрами и приводя публику в неистовство и отчаяние. Вспыхнул свет, зал взорвался аплодисментами. Заговорили все разом, и Джерри громче всех; он обращался к мисс Лиззи Уэрдингтон, знаменитой аристократке, великосветской красавице, чья мать не умеет даже сварить яйцо, и к семейству Арпего, владеющему всей Манилой и одним или двумя островами в Гонконгском архипелаге, как когда-то уверял его капитан Грант из Жокей-клуба. Джерри держал блокнот на изготовку, как официант.
– Боже мой, да это Лиззи Уэрдингтон! Осмелюсь сказать, мадам, весь Гонконг у ваших ног. Моя газета дает поэтому поводу эксклюзивный материал, мисс Уэрд или Уэрдингтон, и мы надеемся подробно описать в нем вас, ваши платья, весь ваш впечатляющий образ жизни и еще более впечатляющих друзей. Мои фотографы замыкают шествие – Он раскланялся с семейством Арпего. – Добрый вечер, мадам. Сэр. Очень рад, что вы с нами. В первый раз в Гонконге?
Он изображал глуповатого мальчишку-сорванца, душу общества. Официант принес шампанского, и он не позволил им взять бокалы самим, а галантным жестом вручил их всей компании. Этот спектакль очаровал семейство Арпего, Кро говорил, они все плуты. Лиззи смотрела на него, в ее глазах светилось какое-то чувство, суть которого он не мог определить. Похоже, она наконец вернулась из мира иллюзий в реальную жизнь. Во взгляде сквозил испуг, будто это она, а не Джерри, распахнула дверь и увидела Люка.
– Насколько я помню, мистер Уэстерби уже однажды писал обо мне, – сказала она. – Наверное, статью не напечатали, да, мистер Уэстерби?
– Для кого вы пишите? – внезапно спросил Арпего. Улыбка исчезла с его лица. Он стал уродливым и опасным на вид: видимо, ее слова что-то напомнили ему, и это «что-то» ему не нравилось. Например, предупреждение, полученное от Тиу.
Джерри назвал свою газету.
– Тогда идите отсюда и пишите, что хотите. Но эту даму оставьте в покое. Она не дает интервью. Если у вас есть дела, занимайтесь ими в другом месте. Вы сюда приехали не в игрушки играть. Отрабатывайте свое жалованье.
– Тогда пара вопросов вам, мистер Арпего. Перед уходом. Что мне написать о вас, сэр? Что вы – неотесанный миллионер с Филиппин? Или что вы миллионер только наполовину?
– Ради Бога, – выдохнула Лиззи, и, к всеобщему облегчению, свет снова начал меркнуть, зарокотали барабаны, все расселись по местам, и в громкоговорителях зазвучал нежный женский голос с французским акцентом. На дальнем конце подиума, как вкрадчивые тени, исполняли долгий танец две черные девушки. Появилась первая модель. Джерри заметил, что впереди в темноте Лиззи встала, набросила на плечи пелерину и, склонив голову, быстро и тихо прошла по проходу к дверям. Джерри поспешил за ней. В вестибюле она полуобернулась, и ему пришло в голову, что она ждет его. На ее лице застыло то же самое выражение, какое он видел в зале; оно вполне отвечало его собственному настроению. Она казалась растерянной и усталой, как затравленный зверек.
– Лиззи! – окликнул он, словно только что заметил старую знакомую, и догнал ее прежде, чем она успела дойти до дамской комнаты. – Лиззи! Господи! Сколько лет, сколько зим! Вот здорово, что ты здесь!
Двое охранников из службы безопасности без всякого интереса смотрели, как он обнял ее и поцеловал на правах старого друга. Его левая рука скользнула ей под пелерину, он, смеясь, склонился к ней и под накидкой приставил к ее голой спине, чуть ниже затылка, маленький револьвер. Так, прильнув к ней, всем своим видом изображая давнего приятеля и весело болтая, он вывел ее на улицу и поймал такси. Ему не хотелось пускать в ход револьвер, но он не мог идти на риск и выволакивать ее на улицу голыми руками. Вот так всегда и выходит, подумал он. Возвращаешься к женщине, чтобы сказать, что любишь ее, а вместо этого ведешь куда-то под дулом револьвера Ее трясло от ярости, но у него не создалось впечатления, что она боится, он бы даже не сказал, что ей жаль покидать это тошнотворное сборище.
– Вот что мне было нужно, – сказала она, когда их машина карабкалась сквозь туман вверх по холму. – Классно. Чертовски здорово.
От нее исходил какой-то странный аромат, но, по мнению Джерри, это было лучше, чем запах «Сока виноградной лозы».
На самом деле Гиллему отнюдь не было скучно, просто его способность сосредоточенно воспринимать услышанное не была такой безграничной, как у Джорджа. Он то спрашивал себя, что же задумал этот пройдоха Джерри Уэстерби, то погружался в эротические мечтания о Молли, то перед ним вставал мальчишка-китаец с поломанными руками, всхлипывающий вслед машине, как подстреленный заяц. Безжалостный Мэрфи пространно рассказывал об острове По-Той.
– Она там одна, Мак? – Он громко рассмеялся. – Еще бы тебе не хотелось, грязный ты мерзавец. Да, сэр, леди совсем одна и принимает ванну, и Мак говорит: неплохо бы нам наконец пустить в ход видеоаппаратуру. Мак, а леди п о е т в ванне? – Он повесил трубку. – Нет, она не поет.
– Мэрфи, продолжайте, – рявкнул Мартелло. Смайли попросил его еще раз пересказать план перехвата.
– С удовольствием, Джордж! Сколько угодно! Не забывайте, это ваш бенефис!
– Может быть… Посмотрим еще раз на крупномасштабную карту острова По-Той. А потом Мэрфи проанализирует для нас эти планы, вы не возражаете?
– Н е в о з р а ж а ю, Джордж, конечно н е в о з р а ж а ю ! – вскричал Мартелло, и Мэрфи начал снова, на сей раз помогая себе указкой. – Наблюдательные пункты военно-морской разведки расположены здесь, сэр… постоянная двусторонняя связь с базой, сэр… никто не должен находиться на расстоянии менее двух морских миль (1 морская миля – 1,852 км.) от места высадки… Когда яхта Ко отправится обратно в Гонконг, сэр, военно-морская разведка сообщит базе время отправления… перехват будет проведен, как только яхта Ко войдет в гавань… Его произведет судно регулярной британской полиции… Соединенные Штаты предоставят только средства наблюдения и будут держаться поодаль, на случал непредвиденной ситуации, если понадобится помощь…
Смайли внимательно слушал его и сопровождал каждую фразу холодным кивком.
– В конце концов, Мэрфи, – перебил он его один-единственный раз, – когда Нельсон окажется на борту у Ко, ему ведь больше некуда направляться, кроме как в Гонконг, так ведь? По-Той находится у самой границы китайских территориальных вод. Или мы, или никто.
Когда-нибудь, подумал во время рассказа Гиллем, с Джорджем произойдет одно из двух. Или он потеряет осторожность, или его погубят собственные парадоксальные мысли. Если он потеряет осторожность, от агента-профессионала, каким он сейчас является, не останется и следа. В противном случае он будет, раздувая узенькую грудь, без конца искать оправдания тому, что мы делаем. Ведь однажды Смайли сам в беседе с начальниками отделов назвал стоящий перед ними выбор своим именем; если бы тот разговор дошел до вышестоящих ушей, дело для него кончилось бы плохо. Гиллем, немного смущаясь, напомнил им слова Смайли. М о ж н о л и б ы т ь б е с ч е л о в е ч н ы м и, ч т о б ы з а щ и т и т ь ч е л о в е ч н о с т ь, спрашивал он. Ж е с т о к и м и – ч т о б ы з а щ и т и т ь с о ч у в с т в и е. Е д и н о м ы ш л е н н и к а м и – в з а щ и т е п р а в а н а с о б с т в е н н о е м н е н и е. В тот раз все набросились на него, кипя от возмущения. Почему бы Джорджу не заткнуться и не заняться делом, зачем он козыряет своей честностью и прилюдно отмывает ее до блеска, чтобы все увидели, что с ней не все в порядке? Конни даже прошептала Гиллему на ухо русскую поговорку, которую она упорно приписывала Карле «Питер, душечка, войны не будет, ты ведь знаешь, – успокаивающе проговорила она, пожимая ему руку, когда он вел ее по коридору. – Но в борьбе за мир мы камня на камне не оставим, – так говорил этот старый лис, помяни его слова. Держу пари, они его на коллегии за это по головке не погладили».
Вдруг что-то громыхнуло, Гиллем быстро обернулся. Фон пересел с одного кресла в другое. Заметив взгляд Гиллема, он презрительно фыркнул, раздувая ноздри.
«Он выжил из ума», – с содроганием подумал Гиллем.
Фон, как и Смайли, в последнее время серьезно тревожил Питера, но по другим причинам. Два дня назад он в присутствии Гиллема выкинул отвратительную штуку. Смайли, как обычно, ушел куда-то в одиночку. Чтобы убить время, Гиллем нанял машину и повез Фона к китайской границе. Там маленький сотрудник опергруппы пыхтел и хихикал, глядя на далекие таинственные холмы. На обратном пути в какой-то деревне они остановились у светофора, и вдруг сбоку на «хонде» подъехал мальчишка-китаец. Гиллем сидел за рулем. Фон – на сиденье для пассажиров. Стекло рядом с ним было опущено, он снял пиджак и положил левый локоть на дверцу, любуясь новыми позолоченными часами, которые купил в сувенирном киоске в «Хилтоне». Когда они тронулись, незадачливый китаец сунул руку, собираясь сорвать часы, но Фон оказался проворнее. Он схватил мальчишку за запястье мертвой хваткой и потащил за машиной. Тот безуспешно вырывался. Гиллем проехал метров пятьдесят и только потом заметил, что происходит. Он сразу остановил машину, но Фон только этого и ждал. Не успел Гиллем удержать его, как он выскочил наружу, выдернул мальчишку из «хонды», оттащил к обочине и сломал ему обе руки, после чего, улыбаясь, вернулся в машину. Опасаясь скандала, Гиллем поспешно укатил с места происшествия, оставив пострадавшего: тот визжал, глядя на безжизненно повисшие руки. Возвращаясь в Гонконг, Гиллем намеревался немедленно доложить Джорджу о Фоне, но, к счастью для последнего, Смайли объявился лишь через восемь часов, и Гиллему с одного взгляда стало ясно, что на сегодня с него хватит плохих новостей.
Зазвонил другой телефон, красный. Мартелло сам снял трубку. Он немного послушал и вдруг разразился громким хохотом.
– Они его нашли, – сказал он Смайли, протягиваятрубку.
– Кого?
Трубка висела между ними.
– Вашего парня, Джордж. Этого Уэзерби…
– Уэстерби, – поправил его Мэрфи, и Мартелло метнулв него убийственный взгляд.
– Они его нашли, – повторил Мартелло.
– Где он?
– Где он был, вы хотите сказать! Джордж, он просто изрядно повеселился в парочке борделей на берегу Меконга. Если наши люди не преувеличивают, такого вертопраха не видывали с тех пор, как цирк Барнума со слоненком уехал из города в сорок девятом!
– Будьте добры, уточните, где он сейчас? Мартелло протянул ему трубку.
– Пусть они просто прочитают сообщение вам, идет? У них есть сведения, что он переправился через реку. – Он обернулся и подмигнул Гиллему. – Мне говорили, во Вьентьяне тоже найдутся места, где ему есть чем заняться, – бросил он и от души расхохотался.
Смайли неподвижно сидел, прижимая к уху телефонную трубку.
Джерри выбрал такси с зеркалами на крыльях и сел впереди. В Коулуне он взял напрокат машину, увешанную множеством всяких аксессуаров. Он воспользовался подложным паспортом и водительскими правами, припасенными на случай поспешного бегства, так как подсознательно считал, что вымышленное имя безопаснее, даже если нужно взять машину всего на час. Он направился в Мидлевелз; смеркалось, шел дождь, неоновые фонари на склонах холма серебрились туманными ореолами. Он оставил позади американское консульство, дважды проехал мимо Стар-Хайтс, в глубине души надеясь увидеть там Сэма Коллинза, и на второй попытке не сомневался, что ему удалось обнаружить окна ее квартиры. У нее горел свет – сквозь венецианское окно можно было различить претенциозный итальянский светильник ценой долларов в триста. Матовое стекло ванной комнаты тоже светилось. Проехав мимо в третий раз, он заметил, как она накидывает на плечи шаль; то ли инстинкт, то ли какая-то официальность ее жеста подсказали ему, что сегодня вечером она опять собирается куда-то идти – на сей раз она наряжалась всерьез.
Стоило ему подпустить к себе мысль о Люке, как глаза затягивала тьма; Джерри представлял, что совершает благородные и бесполезные поступки, например, звонит семье Люка в Калифорнию, или Карлику в бюро, или даже – неизвестно зачем – Рокеру. Оставим это на потом, решил он. Позже я воздам Люку почести, каких он заслуживает, пообещал себе Джерри.
Дорога шла под уклон. Выключив мотор, он спустился на шоссе, ведущее к зданию, и по подъездной дорожке въехал на автостоянку. Машины на стоянке располагались в три ряда. Он с беспечным видом бродил по ней, пока в тихом уголке не обнаружил красный «ягуар»; тот был огорожен цепью, чтобы соседние машины не испортили его безупречную покраску. На руль был надет чехол из искусственной шкуры леопарда Лиззи, казалось, не знала, как бы еще поухаживать за несравненной машиной. Да роди же ты ребенка, с внезапной злостью подумал он. Купи собаку. Разводи мышей. У него руки чесались разбить лобовое стекло вдребезги, но, как часто случалось, некий неуловимый порыв удержал его. Если она не собирается ехать в этой машине, значит, он пришлет за ней лимузин, подумал Джерри. Возможно, даже с Тиу в роли охранника. А может быть, приедет сам. А может, она просто одевается для вечерней молитвы и не собирается никуда идти. Жаль, что сегодня не воскресенье, подумал он. По воскресеньям, говорил Кро, Дрейк Ко проводит все время с семьей, а Лиззи в этот день предоставлена самой себе. Но сегодня было не воскресенье, и рядом с ним не было Кро, который мог бы сказать, узнав это неизвестно откуда, что Ко уехал по делам то ли в Бангкок, то ли в Тимбукту.
Возблагодарив небеса за то, что дождь сменился туманом, он поднялся по подъездной дорожке обратно на шоссе и возле развилки нашел у обочины крошечный свободный клочок, где, если встать поближе к ограждению, другие машины хоть и с трудом, но проехать смогут. Джерри задел ограждение, но ему было все равно. Теперь со своего места он мог следить за пешеходами, которые входили и выходили в здание через украшенный лентами подъезд, и за подъезжающими и уезжающими машинами, двигавшимися к отелю по главной дороге. Ему не приходило в голову, что следует быть осторожнее. Он зажег сигарету. Мимо него в обе стороны проносились лимузины, но машина Ко так и не появилась. То и дело автомобили проезжали впритирку к нему, шоферы притормаживали, чтобы наорать, но Джерри не обращал на них внимания. Каждые несколько секунд он поглядывал в зеркало заднего вида; как-то раз позади, крадучись, словно виноватый, показался пухлый человечек, похожий на Тиу, палец в кармане пиджака секретного агента сам собой снял пистолет с предохранителя, и только потом Джерри признал, что фигура у этого человека далеко не такая мускулистая, как у Тиу. Он прошел мимо. Должно быть, игрок, бредущий собирать карточные долга у водителей «пак-пай», подумал Джерри.
Он вспомнил, как они с Люком ездили в Хзппи Вэлли. Вспомнил, как это было.
Он все еще смотрел в зеркало, как вдруг мимо него вверх по подъездной дорожке пронесся «ягуар». Крыша его была поднята, на водительском сиденье сидела женщина, рядом – ни одного пассажира; единственное, что он упустил из виду, так это то, что она могла спуститься на стоянку на лифте и вывести машину сама, а не просить портье подогнать ее ко входу, как в прошлый раз. Выезжая следом за ней, он взглянул вверх и увидел, что свет в ее окнах до сих пор горит. Остался ли кто-нибудь у нее в квартире? Или она собирается вскоре вернуться? Не надо чересчур мудрствовать, сказал он себе, просто ей в голову не пришло его выключить.
«Когда я в последний раз разговаривал с Люком, – подумал он, – я сказал ему, чтобы он от меня отвязался, а он сказал, что прикроет меня перед Стаббси».
Она свернула и поехала вниз, по склону холма, к центру города. Он держался позади; какое-то время за ним никто не ехал, и это выглядело неестественно, но он уже много часов провел совершенно неестественно: сарратский школяр умирал в нем, и он ничего не мог с этим поделать.
Лиззи приближалась к самой освещенной части города. Он решил, что, наверно, до сих пор любит ее, хотя сейчас был готов подозревать всех и вся. Он держался близко, так как помнил, что она редко смотрит в зеркало заднего вида Все равно в туманных сумерках она разглядит лишь огни его фар. Туман висел клочьями, он стлался над гаванью, как дым от огня, стрелы портовых кранов покачивались, будто пожарные шланги среди клубов дыма. У отеля «Сентрал» она нырнула в подземный гараж, он въехал следом и оставил машину в шести пролетах от нее, она не заметила. Не выходя из машины, девушка поправила макияж; ему бросилось в глаза, как старательно она трудится над подбородком, запудривая шрамы. Потом она вышла и долго и тщательно запирала дверцу, хотя любой мальчишка мог запросто разрезать мягкую крышу лезвием бритвы. На ней было длинное шелковое платье и шелковая пелерина; поднимаясь по каменной винтовой лестнице, она подняла руки и тщательно поправил прическу. Ее длинные волосы были собраны у шеи; она зачесала их наверх и опустила «конский» хвост поверх пелерины. Джерри сопровождал ее до гостиничного вестибюля. Там он едва успел свернуть в боковой коридор, чтобы не столкнуться с шумной толпой репортеров из журналов мод. Весельчаки обоего пола, разряженные в атлас и банты, фотографировали всех, кто попадался на пути. Оставшись в коридоре в относительной безопасности, Джерри попытался осмыслить увиденное. Здесь намечалась большая частная вечеринка, и Лиззи проникла на нее с черного хода. Все остальные гости прибывали с парадного, где на площадке кишмя кишели «роллс-ройсы»; их было так много, что выделить среди гостей самых важных персон было невозможно. Распоряжалась приемом гостей женщина с голубовато-седыми волосами; она покачивалась, ее французский сильно отдавал джином. Чопорная китаянка из отдела общественных связей с парой помощниц составляла цепочку встречающих; по мере того как один за другим подходили гости, девушка и ее подручные с пугающей сердечностью приветствовали их, спрашивали имена и иногда требовали пригласительные билеты, потом сверялись со списком приглашенных и говорили: "О д а, к о н е ч н о ". Дама с голубовато-седыми волосами улыбалась и что-то бубнила Подручные вручали мужчинам нагрудные значки, дамам – орхидеи, потом расцветали улыбками, предназначенными для следующего гостя.
Лиззи Уэрдингтон не дрогнув прошла процедуру проверки. Джерри подождал минуту, проследил, как она скрылась за двойными дверями с надписью «Званый вечер», украшении ми стрелой Купидона, затем пристроился в хвост очереди. Девушке из отдела общественных связей не понравились его ботинки из оленьей кожи. Да и костюм его сам по себе был довольно непригляден, но насторожили ее именно ботинки. Наверное, во время учебы в подготовительном центре ей внушали обращать особое внимание на обувь, подумал Джерри, пока она разглядывала его ноги. От носков и выше миллионеры могут одеваться, как оборванцы, но пара ботинок от Гуччи за двести долларов – это визитная карточка, которую нельзя недооценивать. Девушка хмуро взглянула на его журналистское удостоверение, сверилась со списком приглашенных, еще раз всмотрелась в удостоверение, потом опять посмотрела на ботинки и наконец бросила последний взгляд на даму с голубыми волосами, которая все так же улыбалась и бубнила. Джерри догадался, что она под завязку накачана наркотиками. Наконец девушка одарила подозрительного гостя особо сияющей улыбкой и протянула кружок размером с кофейное блюдце, раскрашенный флюоресцирующей розовой краской, посреди которого двухсантиметровыми белыми буквами было выведено «ПРЕССА».
– Сегодня мы в с е х одариваем красотой, мистер Уэстерби, – сказала она.
– Так поработайте и со мной, милочка.
– Вам нравятся м о и д у х и, мистер Уэстерби?
– Сногсшибательно, – ответил Джерри.
– Они называются " С о к в и н о г р а д н о й л о з ы ", мистер Уэстерби, и стоят сто гонконгских долларов за маленький флакон, но сегодня Дом моды «Флобер» выдает нашим гостям бесплатные образцы. – Девушка перешла к следующей гостье. – Мадам Монтифьори… о да, к о н е ч н о, добро пожаловать в Дом моды «Флобер». Вам нравятся м о и д у х и, мадам Монтифьори?
Девушка-евразийка в ч ы о н г с а м е протянула ему поднос и прошептала:
– "Флобер" желает вам провести экзотическую ночь.
– Дай-то Бог, – согласился Джерри.
За двойными дверями выстроилась еще одна цепочка встречающих; ее составляли трое очаровательных юношей, выписанных из Парижа за свою красоту, и отряд телохранителей, какого не постыдился бы и президент. На мгновение Джерри пришло в голову, что его могут обыскать; что ж, в таком случае он расшвыряет всю эту лавочку. Они холодно смотрели на Джерри, почитая прессу наравне с прислугой, но он был светловолос, и поэтому его пропустили.
– Пресса сидит в третьем ряду от подиума, – произнес блондин-гермафродит в ковбойском кожаном костюме, вручая ему подборку материалов, предназначенную для раздачи журналистам. – Месье, у вас нет фотоаппарата?
– Я видел объявление, – ответил Джерри, указывая пальцем через плечо. – «Фотографировать запрещено». – Он прошел в приемную, источая улыбки и махая рукой всем, с кем встречался взглядом.
Посреди зала возвышалась пирамида из бокалов с шампанским высотой метра в два; сбоку к ней была пристроена лестница, обтянутая черным атласом, – чтобы официант смог добраться до самой вершины. В ящиках со льдом лежали большие двухлитровые бутыли вина Рядом стояла тележка с омарами и огромный паштет из свинины, оформленный в виде свадебного пирога; на верхушке его майонезом была выведена надпись: «Дом моды». Музыка в космическом стиле была призвана оттенять тихую беседу, если можно назвать таковой монотонное жужжание умирающих от скуки денежных мешков. Подиум протянулся от высокого окна до середины зала Окно выходило на гавань, но из-за тумана вид на море получался каким-то пятнистым.
Кондиционер отрегулировали так, чтобы дамы в роскошных соболях не потели от жары. Большинство мужчин было одето в смокинги, лишь юные китайские повесы вырядились в свободные брюки в нью-йоркском стиле, черные рубашки и золотые цепи. Британские тайпэны со своими дамами рыхлой кучкой стояли поодаль, как скучающие офицеры на гарнизонной вечеринке.
Джерри почувствовал на плече чью-то руку и резко обернулся, но увидел перед собой всего лишь маленького китайца-гомосексуалиста по имени Грэхем, работающего в местной газетке светских сплетен. Когда-то Джерри помог ему со статьей, которую тот пытался продать журналу комиксов. Подковой в несколько рядов вокруг подиума стояли кресла, на переднем ряду между мистером Арпего и его то ли женой, то ли любовницей сидела Лиззи. Джерри узнал их – он видел этих людей в Хэппи Вэлли. Вся компания была похожа на пожилое семейство, выводящее дочку на первый бал. Оба Арпего разговаривали с Уэрд, но она, казалось, едва их слышала. Лиззи сидела очень прямо и сияла красотой. Она сняла пелерину, так что с того места, где находился Джерри, можно было подумать, что она совсем обнажена (если не считать жемчужного ожерелья и сережек). По крайней мере, с ней ничего не случилось, подумал он. Она не зачахла, не подхватила холеру, ей даже не прострелили голову. Он вспомнил тонкую полоску золотистых волос, сбегавшую вниз по ее позвоночнику: такой он увидел ее в тот первый вечер в лифте.
Рядом с Джерри уселся гомик Грэхем, возле него – Фиби Уэйфарер. Он едва ее знал, но все равно радостно поздоровался.
– Привет. Вот здорово, что ты здесь. Ты великолепна. Тебе, малышка, надо было бы не здесь сидеть, а гулять по подиуму и показывать ножки.
На первый взгляд, она была немного пьяна; возможно, Фиби подумала про него то же самое, хотя с той минуты, как Джерри вышел из самолета, он не выпил ни капли. Уэстерби вытащил блокнот и начал писать, изображая профессионала, хотя на самом деле просто пытался скрыть обуревавшие его чувства. Держись непринужденнее. Не спугни птичку. Потом он прочитал то, что сам написал в блокноте – там были слова «Лиззи Уэрдингтон» и больше ничего. Китаец Грэхем тоже прочитал это и засмеялся.
– Мое новое увлечение, – сказал Джерри, и они засмеялись вместе, неестественно громко, так что сидящие впереди стали оборачиваться. Свет начал меркнуть. Но Лиззи так и не обернулась, хотя он тешил себя надеждой, что, может быть, она узнает его голос.
Позади них закрыли двери, свет погас, и у Джерри возник соблазн устроиться поудобнее в мягком кресле и вздремнуть. Космическая музыка сменилась тропическими ритмами; над черным помостом поблескивала единственная люстра, ей вторило заоконное мерцание огней над гаванью. Гул барабанов, доносившийся из развешанных повсюду усилителей, медленно нарастал. Они все рокотали и рокотали, долго, слаженно, настойчиво, и вот на помосте, на фоне окна, выходящего на гавань, стали различимы человеческие фигуры. Барабаны замолкли. В невыносимой тишине по подиуму бок о бок прошагали две черные, совершенно обнаженные (если не считать драгоценностей) девушки с обритыми головами. В ушах у них были круглые сережки из слоновой кости, на шее – бриллиантовые ожерелья, похожие на железные кольца, какие надевали когда-то на невольниц. На блестящих руках и ногах тут и там горстками посверкивали алмазы, рубины и жемчуг. Нежданные гибкие и высокие красавицы заворожили публику блеском безграничной чувственности. Ожили и воспарили барабаны, в лучах прожекторов засверкали тела и бриллианты. Экзотические дивы в причудливом танце выплыли из окутанной туманом гавани и обрушили на публику весь гнев сексуальной неволи. Потом они развернулись и пошли обратно, покачивая бедрами и приводя публику в неистовство и отчаяние. Вспыхнул свет, зал взорвался аплодисментами. Заговорили все разом, и Джерри громче всех; он обращался к мисс Лиззи Уэрдингтон, знаменитой аристократке, великосветской красавице, чья мать не умеет даже сварить яйцо, и к семейству Арпего, владеющему всей Манилой и одним или двумя островами в Гонконгском архипелаге, как когда-то уверял его капитан Грант из Жокей-клуба. Джерри держал блокнот на изготовку, как официант.
– Боже мой, да это Лиззи Уэрдингтон! Осмелюсь сказать, мадам, весь Гонконг у ваших ног. Моя газета дает поэтому поводу эксклюзивный материал, мисс Уэрд или Уэрдингтон, и мы надеемся подробно описать в нем вас, ваши платья, весь ваш впечатляющий образ жизни и еще более впечатляющих друзей. Мои фотографы замыкают шествие – Он раскланялся с семейством Арпего. – Добрый вечер, мадам. Сэр. Очень рад, что вы с нами. В первый раз в Гонконге?
Он изображал глуповатого мальчишку-сорванца, душу общества. Официант принес шампанского, и он не позволил им взять бокалы самим, а галантным жестом вручил их всей компании. Этот спектакль очаровал семейство Арпего, Кро говорил, они все плуты. Лиззи смотрела на него, в ее глазах светилось какое-то чувство, суть которого он не мог определить. Похоже, она наконец вернулась из мира иллюзий в реальную жизнь. Во взгляде сквозил испуг, будто это она, а не Джерри, распахнула дверь и увидела Люка.
– Насколько я помню, мистер Уэстерби уже однажды писал обо мне, – сказала она. – Наверное, статью не напечатали, да, мистер Уэстерби?
– Для кого вы пишите? – внезапно спросил Арпего. Улыбка исчезла с его лица. Он стал уродливым и опасным на вид: видимо, ее слова что-то напомнили ему, и это «что-то» ему не нравилось. Например, предупреждение, полученное от Тиу.
Джерри назвал свою газету.
– Тогда идите отсюда и пишите, что хотите. Но эту даму оставьте в покое. Она не дает интервью. Если у вас есть дела, занимайтесь ими в другом месте. Вы сюда приехали не в игрушки играть. Отрабатывайте свое жалованье.
– Тогда пара вопросов вам, мистер Арпего. Перед уходом. Что мне написать о вас, сэр? Что вы – неотесанный миллионер с Филиппин? Или что вы миллионер только наполовину?
– Ради Бога, – выдохнула Лиззи, и, к всеобщему облегчению, свет снова начал меркнуть, зарокотали барабаны, все расселись по местам, и в громкоговорителях зазвучал нежный женский голос с французским акцентом. На дальнем конце подиума, как вкрадчивые тени, исполняли долгий танец две черные девушки. Появилась первая модель. Джерри заметил, что впереди в темноте Лиззи встала, набросила на плечи пелерину и, склонив голову, быстро и тихо прошла по проходу к дверям. Джерри поспешил за ней. В вестибюле она полуобернулась, и ему пришло в голову, что она ждет его. На ее лице застыло то же самое выражение, какое он видел в зале; оно вполне отвечало его собственному настроению. Она казалась растерянной и усталой, как затравленный зверек.
– Лиззи! – окликнул он, словно только что заметил старую знакомую, и догнал ее прежде, чем она успела дойти до дамской комнаты. – Лиззи! Господи! Сколько лет, сколько зим! Вот здорово, что ты здесь!
Двое охранников из службы безопасности без всякого интереса смотрели, как он обнял ее и поцеловал на правах старого друга. Его левая рука скользнула ей под пелерину, он, смеясь, склонился к ней и под накидкой приставил к ее голой спине, чуть ниже затылка, маленький револьвер. Так, прильнув к ней, всем своим видом изображая давнего приятеля и весело болтая, он вывел ее на улицу и поймал такси. Ему не хотелось пускать в ход револьвер, но он не мог идти на риск и выволакивать ее на улицу голыми руками. Вот так всегда и выходит, подумал он. Возвращаешься к женщине, чтобы сказать, что любишь ее, а вместо этого ведешь куда-то под дулом револьвера Ее трясло от ярости, но у него не создалось впечатления, что она боится, он бы даже не сказал, что ей жаль покидать это тошнотворное сборище.
– Вот что мне было нужно, – сказала она, когда их машина карабкалась сквозь туман вверх по холму. – Классно. Чертовски здорово.
От нее исходил какой-то странный аромат, но, по мнению Джерри, это было лучше, чем запах «Сока виноградной лозы».
На самом деле Гиллему отнюдь не было скучно, просто его способность сосредоточенно воспринимать услышанное не была такой безграничной, как у Джорджа. Он то спрашивал себя, что же задумал этот пройдоха Джерри Уэстерби, то погружался в эротические мечтания о Молли, то перед ним вставал мальчишка-китаец с поломанными руками, всхлипывающий вслед машине, как подстреленный заяц. Безжалостный Мэрфи пространно рассказывал об острове По-Той.