Страница:
– F i n i t o – согласился Джерри.
Лиззи бы развеселилась, подумал он. Будь Лиззи здесь, она бы непременно нашла в этом что-нибудь смешное и развеселилась. Он полагал, что где-то среди ее взятых напрокат личностей пылится забытый оригинал, и решительно намеревался его отыскать. Шофер подъехал к старой женщине и что-то спросил по-кхмерски, но она закрыла лицо руками и отвернулась.
– Почему она так себя ведет, скажите, ради Христа! – сердито вскричала девушка. – Мы не хотели ничего плохого. О Господи!
– Стыдится, – застывшим голосом ответил Келлер.
У них за спиной громыхнул еще один артиллерийский залп. Им показалось, что захлопнулась дверь, отрезавшая путь назад. Они миновали б у д д и й с к и й х р а м и въехали на рыночную площадь, огороженную деревянными домами. Девушки за прилавками не обращали на них никакого внимания, дети продолжали играть с бантамскими петухами. На них смотрели лишь монахи в шафрановых одеяниях.
– А для чего был нужен контрольно-пропускной пункт? – спросила девушка, делая снимки. – Разве мы попали в опасную зону?
– Приближаемся, ребята, приближаемся. А теперь лучше помолчите.
Впереди трещали автоматные очереди M-16 вперемежку с АК-47. Из-за деревьев, прямо на них, выскочил джип, но в последнюю секунду, громыхнув на ухабе, свернул в сторону. В тот же миг солнце скрылось за облаками. До сих пор они считали, что этот свет, прозрачный и живой, отмытый дождями, принадлежит им по праву. Стоял март – сухой сезон, – а в Камбодже в войну, как в крикет, играют только в хорошую погоду. Но когда со всех сторон набежали черные тучи, деревья сгрудились вокруг них, как зимой, деревянные домики погрузились во тьму.
– Как одеваются красные кхмеры? – спросила девушка, понизив голос. – У них есть какая-нибудь ф о р м а ?
– Наряд из перьев и набедренная повязка, – прогрохотал Келлер. – Кое-кто даже без штанов. – Он смеялся, но в его хохоте слышалась напряженная нотка; Джерри заметил, что изуродованная лапа с сигаретой дрожит. – Черт их побери, они одеваются, как простые крестьяне. В эти обычные черные пижамы.
– Здесь всегда так пусто?
– По-всякому, – ответил Келлер.
И хошиминовские сандалии, – рассеянно вставил Джерри.
На другой стороне дороги взлетела пара зеленых речных птиц. Треск автоматных очередей не усиливался.
– У тебя, кажется, была дочь или как? Что с ней теперь? – спросил Келлер.
– С ней все в порядке. Просто отлично.
– Как ее зовут?
– Кэтрин, – ответил Джерри.
– Похоже, мы от них удаляемся, – разочарованно сказала Лоррейн. Они проехали мимо старого трупа с оторванными руками. Мухи сплошной черной массой облепили раны на лице.
– А они всегда так делают? – с любопытством спросила девушка.
– Что делают?
– Снимают сапоги?
– Иногда снимают, иногда они оказываются не того размера, – ответил Келлер, снова ни с того ни с сего вспыхивая от гнева. – У одних коров есть рога, у других – нет, а третьи – не коровы, а лошади. А теперь заткнетесь вы наконец? Откуда ты родом?
– Из Санта-Барбары, – ответила девушка.
Внезапно деревья кончились. Они миновали поворот и снова оказались на открытом месте, неподалеку от реки. Водитель остановился, хотя его никто об этом не просил, и медленно попятился обратно.
– Куда он едет? – спросила девушка. – Кто его просил?
– По-моему, друзья, он боится за шины, – сказал Джерри, обращая все в шутку.
– За тридцать-то долларов в день? – спросил Келлер, тоже в шутку.
Наконец они нашли небольшое поле битвы. Впереди, над речной излучиной, на безжизненном холме стояла разрушенная деревня. Вокруг не было ни одного живого дерева. Белели обвалившиеся стены с желтыми свежими изломами. Это место с вытоптанной растительностью выглядело так, словно здесь когда-то стоял форт Иностранного легиона; впрочем, возможно, так оно и было. За стенами, будто на стройке, сбились в кучу коричневые грузовики. Они услышали несколько выстрелов и треск короткой очереди. Может быть, это были охотники. Мигая, пролетела трассирующая пуля, рванули три минометных снаряда. Земля вздрогнула, машина сотряслась, и шофер беззвучно поднял стекло. Джерри сделал то же самое. Но девушка открыла дверцу и вышла, показав классически стройные ноги. Покопавшись в сумке, она достала телеобъектив, привинтила его к фотоаппарату и всмотрелась в увеличенное изображение.
– И это все? – с сомнением спросила она. – Неужели мы так и не увидим врага? Я не вижу ничего, кроме наших, и все заволокло темным дымом.
– Они там, на другой стороне, дурочка, – начал Келлер.
– И мы их не увидим?
Ненадолго наступила тишина, мужчины советовались без слов.
– Послушай, – сказал Келлер. – Это была всего лишь увеселительная прогулка, ясно, дуреха? Подробности этого дела могут меняться очень сильно. Поняла?
– Я просто подумала, что здорово было бы увидеть врага. Мне хочется встретиться с ними лицом к лицу, Макс. Правда, хочется. Очень.
Они пошли пешком.
Иногда это делается, чтобы спасти лицо, подумал Джерри. Иногда – потому, что ты считаешь, что не довел дело до конца, если не напугался до смерти. Иногда ты идешь, чтобы напомнить себе, что жизнь – это подарок судьбы. Но чаще всего ты идешь просто потому, что другие идут, идешь, чтобы доказать, что ты мужчина, чтобы не отрываться от остальных. Раньше, возможно, Джерри шел по более утонченным причинам. Например, чтобы, по Хемингуэю, познать самого себя. Чтобы поднять свой порог страха. Потому что в битве, как и в любви, желание нарастает. Когда ты побывал под автоматным огнем, одиночные выстрелы кажутся несущественными. Если прошел бомбежку – автоматные очереди для тебя детская игра, хотя бы потому, что при выстреле в упор твои мозги остаются на месте, а при попадании снаряда – вылетают через уши. Существует мир, об этом Джерри не забывал. В самые тяжелые времена, когда уходило все – деньги, дети, женщины, – у него оставалось ощущение мира. Он понимал, что его единственная обязанность – оставаться живым. Но на этот раз, подумал он, причина – глупее не придумаешь: найти обкуренного наркотиками летчика, который знал человека, любовницей которого была Лиззи. Они шли медленно, потому что девушка в короткой юбке с трудом пробиралась по скользкой колее.
– Великолепная девочка, – пробормотал Келлер.
– Что надо, – покорно согласился Джерри.
Он со смущением припомнил, как в Конго они стали задушевными приятелями, рассказывали друг другу все о своих привязанностях и слабостях. Девушка взмахнула руками, чтобы удержаться на неровной земле.
Н е н а ц е л и в а й с я, подумал Джерри, Б о г а р а д и, н е н а ц е ли в а й с я. В о т т а к, ф о т о г р а ф ы и п о п а д а ю т с я.
– Шагай дальше, дуреха, – резко бросил Келлер. – Не думай ни о чем. Шагай. Уэстерби, хочешь вернуться?
Они обошли маленького мальчика, который, как ни в чем не бывало, играл в пыли с камешками. Джерри пришло в голову, что малыш, должно быть, оглох от стрельбы. Он обернулся. «Мерседес» стоял под деревьями. Впереди, среди валунов, он увидел людей, приготовившихся к стрельбе; их было больше, чем он ожидал. Внезапно грохот стал громче. На противоположном берегу взорвались две бомбы. Два «Д-28» пытались расширить зону пожара. У них под ногами, взметнув клубы мокрой глины и пыли, в берег врезался отскочивший рикошетом осколок. Мимо на велосипеде безмятежно проехал крестьянин. Он приблизился к деревне, медленно пробрался среди развалин и направился к деревьям. Никто в него не выстрелил, никто не окликнул. Может, он на их стороне, а может, на нашей, подумал Джерри. Например, прибыл в город вчера вечером, швырнул в кинотеатр пластиковую бомбу, а теперь едет восвояси.
– Господи! – со смехом воскликула девушка – Как же мы не подумали о велосипедах?
Застучали осколки кирпича – автоматная очередь прошила развалины вокруг них. Господь смилостивился над ними – под ногами, на речном берегу, темнели какие-то пятна, похожие на шкуру леопарда, – покинутые огневые позиции, вырытые в глине. Джерри давно их заметил. Он схватил девушку и бросил ее на землю. Келлер тоже растянулся. Лежа рядом с ней, Джерри ощутил полное отсутствие интереса к происходящему. Лучше получить пулю-другую здесь, чем вытерпеть то, что выпало на долю Фрости. Пули со свистом пролетали над дорогой и вздымали фонтанчики грязи. Они лежали неподвижно, ожидая, пока огонь стихнет. Девушка восторженно смотрела на другой берег реки и улыбалась. Глаза у нее были арийские, светло-голубые, как цветки льна. У самой воды позади них упала мина, и Джерри во второй раз прижал Лоррейн к земле. Над ними прокатилась взрывная волна; после нее сверху, умиротворяюще медленно, начали опускаться султаны мелкой земли. Но девушка, не переставая улыбаться, поднялась на ноги. Когда в Пентагоне говорят о цивилизации, подумал Джерри, они подразумевают тебя. Бой внезапно разгорелся с новой силой. Грузовики исчезли, все заволокло густым дымом. Сверкая вспышками, непрестанно ухали минометы, все быстрее и яростнее строчили автоматы. Над краем окопа появилось белое как смерть, изрытое оспинами лицо Келлера.
– Красные кхмеры взяли их за жабры, – прокричал он. – Переправились через реку, двинули вперед и теперь заходят с другого фланга. Нам надо было выбрать местечко потише!
Воспоминания одно за другим возвращались к Джерри. Господи, подумал он, когда-то мы с Келлером дрались из-за девчонки. Он попытался вспомнить, как ее звали и кто победил.
Они продолжали ждать. Выстрелы утихли. Они вернулись в машину и добрались до развилки как раз вовремя, чтобы столкнуться с отступающей автоколонной. Вдоль обочины были грудами свалены убитые и раненые, возле них, обмахивая лица пальмовыми листьями, скорчились на земле отупевшие от горя женщины. Они снова вышли из машины. Беженцы гнали перед собой буйволов, подгоняли друг друга, катили ручные тележки, вопили на свиней и детей. Какая-то старуха завизжала, увидев в руках девушки фотоаппарат: она приняла его за ствол ружья. Одни звуки, например, треск велосипедных звонков и жалобные вопли, раздавались со всех сторон, и Джерри не мог понять, откуда они доносятся; другие слышались с вполне определенного направления – влажные всхлипы умирающих и приближающийся грохот минометного огня. Келлер бежал рядом с грузовиком и пытался найти хоть одного офицера, говорящего по-английски; Джерри ковылял рядом с ним и выкрикивал те же вопросы по-французски.
– А, к черту, – заявил Келлер; ему внезапно все опротивело. – Поехали домой. Ну и н а р о д, ну и ш у м, – пожаловался он тоном английского лорда.
Они вернулись в «мерседес».
Какое-то время им не удавалось выбраться из колонны. Грузовики оттесняли их на обочину, беженцы вежливо стучали в окно и просили подвезти. Один раз Джерри померещилось, что на заднем сиденье армейского мотоцикла он увидел Ганса Призывающего Смерть. На следующей развилке Келлер велел шоферу повернуть налево.
– Там спокойнее, – пояснил он и опять положил здоровую руку на колено девушке.
Но у Джерри из головы не выходило тело Фроста в морге, его белые щеки, распахнутый в крике рот.
– Моя матушка в с е г д а мне говорила, – заявил Келлер с простонародным протяжным выговором. – «Сынок, – говорила она, – никогда не возвращайся в джунглях той же дорогой, которой приехал». Дурочка, а дурочка!
– А?
– Дуреха, ты просто потеряла невинность. Прими смиренные поздравления. – Его рука скользнула чуть выше.
Внезапно хлынул проливной дождь. Со всех сторон доносился шум льющейся воды, словно прорвались тысячи водопроводных труб. Они проехали поселок, по улицам которого в панике куда-то неслись ошалевшие куры. Под дождем мокло пустое кресло цирюльника. Джерри повернулся к Келлеру.
– Так что там говорят об экономике страны в осадном положении, – снова начал разговор Джерри, когда оба уселись поудобнее. – О движущих силах рыночной экономики и тому подобном. Ты считаешь, эта штука сработает?
– Может сработать, – весело откликнулся Келлер. – И не раз уже срабатывала. Но разговоры не стихают.
– Кто действует активнее всех? Келлер назвал несколько компаний.
– А «Индочартер»?
– И «Индочартер» в том числе, – ответил Келлер. Джерри решил рискнуть:
– У них летает один парень по имени Чарли Маршалл, наполовину китаец. Говорят, ему есть о чем рассказать. Ты его не знаешь?
– Нет.
Джерри решил, что дальше идти не стоит.
– И на чем они летают?
– Кто что достанет. «DC-4», ты сам их называл. Нужно по крайней мере два: один летает, другой разбирается на запчасти. Дешевле держать самолет на земле и постепенно общипывать его, чем подкупать таможенников, чтобы пропускали самолетный инвентарь.
– И какая прибыль?
– Не выговоришь.
– А с опиумом часто работают?
– Господи помилуй, в Бассаке есть целая перерабатывающая фабрика. Заведение словно из времен «сухого закона». Если это то, что тебе надо, могу устроить поездку.
Лоррейн сидела у окна и смотрела на дождь.
– Макс, нигде не видно детей, – объявила она. – Ты говорил, нужно смотреть, не исчезли ли дети. Я все время ищу их и не вижу ни одного. – Шофер остановил машину. – Идет дождь, а я где-то читала, что азиатские дети любят гулять и играть под дождем. Ты не знаешь, куда делись дети? – спросила она.
Но Джерри не расслышал, что она там читала. Он выглянул через ветровое стекло и увидел то же, что и шофер, и от этого у него мгновенно пересохло в горле.
– Дружище, ты здесь хозяин, – тихо сказал он Келлеру. – Твоя машина, твоя война и твоя девочка.
В зеркале Джерри с болью увидел похожее на пемзу рябое лицо Келлера. На нем отразились противоречивые чувства: он понимал, что им грозит, но не мог ничего сделать.
– Езжай на них как можно медленнее, – сказал Джерри, когда ждать стало уже нечего. – L e n t e m e n t (Медленно ( ф р.)).
– Правильно, – поддержал Келлер. – Делай, как он говорит.
Примерно в пятидесяти метрах впереди них за сплошной завесой дождя поперек колеи застрял серый грузовик. Дорога оказалась перекрыта, В зеркале они увидели, что сзади, отрезая путь к отступлению, подползает второй грузовик.
– Нужно показать им руки, – хрипло прошептал Келлер. Здоровой рукой он опустил стекло.
Девушка и Джерри последовали его примеру. Джерри протер запотевшее ветровое стекло и положил обе руки на панель управления. Водитель держал руль за самый верх.
– Не улыбайтесь им, не разговаривайте, – приказал Джерри.
– Господи Боже, – проговорил Келлер. – Боже пресвятой.
Во всей Азии, подумал Джерри, журналисты рассказывают свои излюбленные истории о том, что делают с человеком красные кхмеры, и в большинстве своем эти рассказы – правда. В эту минуту даже Фрост поблагодарил бы судьбу за свой относительно мирный конец. Джерри знал, что кое-кто из репортеров держит при себе яд или даже прячет пистолет на случай именно таких непредвиденных встреч. Если вас поймали, выбраться можно только в первую ночь, вспомнил он, потом у вас отнимают ботинки, здоровье и Бог знает какие еще части вашего тела. Первая ночь – ваш последний шанс, говорится в народе. Он не знал, стоит ли рассказывать это девушке, но не хотел ранить чувства Келлера. Они тащились вперед на первой передаче, мотор надсадно ревел. Дождь потоками заливал машину, грохотал по крыше, стекал на капот и стрелами влетал в раскрытые окна. Если увязнем, нам конец, подумал он. До переднего грузовика оставалось всего метров пятнадцать. Железное чудовище сверкало в потоках ливня. Из темной кабины грузовика на них взирали худые лица. В последнюю минуту грузовик чуть отполз назад, в заросли, освобождая им для проезда узенькую полоску дороги. «Мерседес» накренился. Чтобы не упасть на водителя, Джерри вцепился в дверную стойку. Два правых колеса с воем забуксовали, капот покачнулся, и машина едва не опрокинулась на предохранительную решетку грузовика.
– Машина без номерных знаков, – выдохнул Келлер. – Боже милосердный.
– Не спеши, – предупредил Джерри водителя. – Toujours lentement (Все время медленно ( ф р.)). Не включай фары. – Он посмотрел взеркало.
– Эти были в черных пижамах? – взволнованно спросила девушка. – И вы даже не дали мне сфотографировать?
Никто не произнес ни слова.
– Чего они хотели? На кого устроили засаду? – не отставала она.
– На кого-то еще, – ответил Джерри. – Не на нас.
– На какого-нибудь придурка, который едет за нами, – сказал Келлер. – Кто знает?
– Разве нам не нужно кого-нибудь предупредить?
– Телефона нет, – ответил Келлер.
Позади они услышали выстрелы, но не остановились.
– Проклятый дождь, – пробормотал Келлер скорее про себя. – Угораздило же нас под него попасть.
Дождь и не думал прекращаться.
– Господи, Макс, – возразила девушка – Если они вот так запросто прижали нас к земле, почему они нас просто не прикончили?
Прежде чем Келлер успел раскрыть рот, водитель ответил за него по-французски, тихо и вежливо, хотя понял его только Джерри:
– Когда они хотят прийти, они приходят, – сказал он, улыбаясь ей в зеркале. – Всегда в плохую погоду. Американцы кладут еще пять метров бетона на крышу своего посольства, солдаты в накидках с капюшонами ползают под деревьями, журналисты хлещут виски, генералы идут в курильню, а красные кхмеры тем временем выходят из джунглей и перерезают нам глотки.
– Что он говорит? – спросил Келлер. – Переведи, Уэстерби.
– Да, о чем он? – поддержала девушка. – Звучало здорово. Как деловое предложение или что-то в этом роде.
– Я до конца не понял, ребята. Вроде как чем-то хвастался.
Все, включая водителя, рассмеялись, но как-то слишком громко.
И все это время, понял Джерри, он не думал ни о ком, кроме Лиззи. Не исключая тех минут, когда они были в опасности, даже наоборот. Она, как сияющие лучи солнца, озарившие их, была наградой за то, что он выжил.
В Пномпене сияло солнце, площадка возле бассейна весело сверкала в его лучах. В городе не было дождя. Шальная ракета упала возле школы для девочек и убила восемь или девять детей. Внешкор-южанин как раз возвращался, пересчитав трупы.
– Ну, и как Макси показал себя под выстрелами? – спросил он Джерри, столкнувшись с ним в вестибюле, – Сдается мне, его нервишки в эти дни слегка пошаливают.
– Убери с моих глаз свою ухмыляющуюся морду, – посоветовал Джерри. – А не то я с удовольствием по ней врежу. – Южанин удалился, продолжая ухмыляться.
– Мы могли бы встретиться завтра, – предложила девушка Джерри. – Завтра я целый день свободна.
Сгорбившийся Келлер, в рубашке с закатанным рукавом, медленно, держась за перила, поднимался по ступенькам следом за ней.
– Если хочешь, можем встретиться даже сегодня вечером, – добавил она.
Еще несколько минут Джерри сидел один у себя в комнате и писал открытки для Кэт. Потом он направился в контору Макса. Он хотел подробнее расспросить его о Чарли Маршалле. Кроме того, ему казалось, что старому Максу нравится бывать в его обществе. Закончив дела, он взял велорикшу и снова поехал к дому Чарли Маршалла, но, сколько ни кричал, сколько ни колотил в дверь, он не увидел ничего, кроме тех же неподвижных босых ног на нижней ступеньке лестницы. На сей раз их озаряла свеча. Но листок из его блокнота исчез. Джерри вернулся в город. У него оставался час свободного времени, и он зашел в придорожное кафе, уселся в одно из сотни пустых кресел и выпил бокал «перно», вспоминая, как когда-то городские девчонки катили мимо в крошечных плетеных колясках и на певучем французском шептали ему слова любви. Сегодня вечером, однако, ночная тьма не сулила ничего более нежного, чем треск ружейных выстрелов, а город словно съежился, ожидая удара.
Однако сильнее всего наводили страх не взрывы, а тишина. Именно тишина, а не грохот выстрелов, была, словно сами джунгли, родной стихией приближающегося врага.
Когда дипломату хочется поговорить, в первую очередь он думает о еде. Из-за комендантского часа в дипломатических кругах ужинают рано. Дело не в том, что к работникам посольств применяются те же суровые меры, что и к простым смертным, просто дипломаты всего мира высокомерно полагают, что они обязаны подавать пример – правда, сам дьявол не знает, кому и в чем.
Резиденция советника располагалась в тенистом зеленом уголке по соседству с дворцом Лон Нола. Подъезжая, Джерри увидел, как из правительственного лимузина высаживаются гости. За ними из битком набитого джипа внимательно наблюдали милиционеры. То ли члены королевской семьи, то ли высокопоставленные религиозные деятели, подумал Джерри, выходя из машины; хотя это всего-навсего прибыли на ужин американский дипломат с супругой.
– О, вы, должно быть, мистер Уэстерби, – сказала хозяйка.
Эта рослая дама одевалась в «Харродз»; мысль о том, чтобы принимать у себя ж у р н а л и с т а, равно как и всякого, кто не является дипломатом и не достиг в этой области консульского ранга, казалась ей необычайно забавной.
– Джону до смерти хочется встретиться с вами, – радостно объявила она, и Джерри решил, что она старается его успокоить – ей кажется, что он очень стесняется.
Он поднялся по лестнице. Хозяин, сутулый жилистый человечек с большими усами, ждал его наверху. В нем ощущалось какое-то мальчишество, которое Джерри больше привык встречать у священников.
– Вот это здорово! Наповал. Вы настоящий джентльмен. Очень рад. Будем друзьями. Боюсь, нам сегодня не разрешат посидеть на балконе. – Он бросил озорной взгляд в сторону американцев. – Хорошие люди слишком редко встречаются. Предпочитают прятаться. Видели, куда вас сажают? – Он поднял указующий перст к обрамленному кожей плану, где указывалось, кто рядом с кем должен сидеть за столом. – Вам надо кое с кем встретиться. Это ненадолго. – Он потянул его в сторону, но только чуть-чуть. – Все исходит от меня, ясно? Я всем это дал понять. Не позволяйте им загонять вас в угол. Просто, понимаете, налетит небольшой ш к в а л. Сугубо местного значения. Не вам в этих делах разбираться.
Главный из американцев, смуглый аккуратный человек, вначале показался невысоким, но, когда он остановился и пожал Джерри руку, оказалось, что он почти одного с ним роста. Он был одет в клетчатый пиджак из шелка-сырца, в руках держал переносное радиопереговорное устройство «уоки-токи» в черном пластиковом футляре, В карих глазах светился ум, но глядели они слишком уважительно, и Джерри, пожимая ему руку, сказал себе: «Он из Кузенов».
– Рад познакомиться, мистер Уэстерби. Насколько мне известно, вы из Гонконга. Тамошний губернатор – мой хороший друг. Бекки, это мистер Уэстерби, друг гонконгского губернатора и добрый знакомый Джона, нашего хозяина.
Он жестом подозвал женщину, увешанную кустарными украшениями из тусклого серебра, явно купленными на базаре. Ее яркая одежда выделялась даже в азиатской многоцветной толпе
– О, м и с т е р У э с т е р б и, – произнесла она. – Так вы из Гонконга? З д р а в с т в у й т е.
Остальные гости представляли собой пеструю компанию местных торговцев. Их подругами были евразийки, француженки и корсиканки. Мальчик-слуга ударил в серебряный гонг.
Потолок обеденного зала был упрочнен цементом, но на входе Джерри заметил, что кое-кто все-таки поднимает глаза, чтобы убедиться, что они в безопасности.
Визитная карточка на серебряной подставке провозглашала, что он является «достопочтенным Дж.Уэстерби»; меню в серебряном держателе обещало ему le roast beef a l'anglaise (Ростбиф по-английски ( ф р.)); в серебряных подсвечниках красовались длинные, похожие на церковные, свечи. Слуги-камбоджийцы порхали на полусогнутых ногах, разнося подносы с едой, приготовленной сегодня утром, когда включали электричество. Справа от Джерри сидела немало повидавшая французская красотка; между ее грудями, у выемки, выглядывал кружевной платочек. Другой такой же платочек она держала в руке и после каждого съеденного кусочка или глотка вытирала маленький ротик. Визитка гласила, что зовут ее графиня Сильвия.
– Je suis tres, tres diplomee, – прошептала она Джерри, отщипывая еду крохотными кусочками. – J'ai fait lascience politique, mecanique et l'electricite generale (Я очень, очень образованная. Я изучала политику, механику и общую теорию электричества ( ф р.)). В январе у меня было плохо с сердцем. Сейчас я поправилась.
– Отлично, теперь обо мне. Я не имею опыта н и в ч е м, – заявил Джерри, обратив все в шутку, но явно переусердствовал. – Мастер на все руки, ничего за душой, вот я каков. – Перевести это на французский оказалось не так-то легко. Пока он трудился над этим, где-то поблизости раздалась автоматная очередь, такая длинная, что, казалось, оружие не выдержит. Ответных выстрелов не последовало. Беседа застопорилась.
– Надо полагать, какой-то идиот стреляет в гекконов, – сказал советник.
Жена весело рассмеялась ему в ответ, словно война была небольшой интермедией, которую они разыграли для гостей. Снова наступила тишина, куда более глубокая, чем раньше. Красотка-графиня положила вилку на тарелку, та звякнула, как ночной трамвай.
Лиззи бы развеселилась, подумал он. Будь Лиззи здесь, она бы непременно нашла в этом что-нибудь смешное и развеселилась. Он полагал, что где-то среди ее взятых напрокат личностей пылится забытый оригинал, и решительно намеревался его отыскать. Шофер подъехал к старой женщине и что-то спросил по-кхмерски, но она закрыла лицо руками и отвернулась.
– Почему она так себя ведет, скажите, ради Христа! – сердито вскричала девушка. – Мы не хотели ничего плохого. О Господи!
– Стыдится, – застывшим голосом ответил Келлер.
У них за спиной громыхнул еще один артиллерийский залп. Им показалось, что захлопнулась дверь, отрезавшая путь назад. Они миновали б у д д и й с к и й х р а м и въехали на рыночную площадь, огороженную деревянными домами. Девушки за прилавками не обращали на них никакого внимания, дети продолжали играть с бантамскими петухами. На них смотрели лишь монахи в шафрановых одеяниях.
– А для чего был нужен контрольно-пропускной пункт? – спросила девушка, делая снимки. – Разве мы попали в опасную зону?
– Приближаемся, ребята, приближаемся. А теперь лучше помолчите.
Впереди трещали автоматные очереди M-16 вперемежку с АК-47. Из-за деревьев, прямо на них, выскочил джип, но в последнюю секунду, громыхнув на ухабе, свернул в сторону. В тот же миг солнце скрылось за облаками. До сих пор они считали, что этот свет, прозрачный и живой, отмытый дождями, принадлежит им по праву. Стоял март – сухой сезон, – а в Камбодже в войну, как в крикет, играют только в хорошую погоду. Но когда со всех сторон набежали черные тучи, деревья сгрудились вокруг них, как зимой, деревянные домики погрузились во тьму.
– Как одеваются красные кхмеры? – спросила девушка, понизив голос. – У них есть какая-нибудь ф о р м а ?
– Наряд из перьев и набедренная повязка, – прогрохотал Келлер. – Кое-кто даже без штанов. – Он смеялся, но в его хохоте слышалась напряженная нотка; Джерри заметил, что изуродованная лапа с сигаретой дрожит. – Черт их побери, они одеваются, как простые крестьяне. В эти обычные черные пижамы.
– Здесь всегда так пусто?
– По-всякому, – ответил Келлер.
И хошиминовские сандалии, – рассеянно вставил Джерри.
На другой стороне дороги взлетела пара зеленых речных птиц. Треск автоматных очередей не усиливался.
– У тебя, кажется, была дочь или как? Что с ней теперь? – спросил Келлер.
– С ней все в порядке. Просто отлично.
– Как ее зовут?
– Кэтрин, – ответил Джерри.
– Похоже, мы от них удаляемся, – разочарованно сказала Лоррейн. Они проехали мимо старого трупа с оторванными руками. Мухи сплошной черной массой облепили раны на лице.
– А они всегда так делают? – с любопытством спросила девушка.
– Что делают?
– Снимают сапоги?
– Иногда снимают, иногда они оказываются не того размера, – ответил Келлер, снова ни с того ни с сего вспыхивая от гнева. – У одних коров есть рога, у других – нет, а третьи – не коровы, а лошади. А теперь заткнетесь вы наконец? Откуда ты родом?
– Из Санта-Барбары, – ответила девушка.
Внезапно деревья кончились. Они миновали поворот и снова оказались на открытом месте, неподалеку от реки. Водитель остановился, хотя его никто об этом не просил, и медленно попятился обратно.
– Куда он едет? – спросила девушка. – Кто его просил?
– По-моему, друзья, он боится за шины, – сказал Джерри, обращая все в шутку.
– За тридцать-то долларов в день? – спросил Келлер, тоже в шутку.
Наконец они нашли небольшое поле битвы. Впереди, над речной излучиной, на безжизненном холме стояла разрушенная деревня. Вокруг не было ни одного живого дерева. Белели обвалившиеся стены с желтыми свежими изломами. Это место с вытоптанной растительностью выглядело так, словно здесь когда-то стоял форт Иностранного легиона; впрочем, возможно, так оно и было. За стенами, будто на стройке, сбились в кучу коричневые грузовики. Они услышали несколько выстрелов и треск короткой очереди. Может быть, это были охотники. Мигая, пролетела трассирующая пуля, рванули три минометных снаряда. Земля вздрогнула, машина сотряслась, и шофер беззвучно поднял стекло. Джерри сделал то же самое. Но девушка открыла дверцу и вышла, показав классически стройные ноги. Покопавшись в сумке, она достала телеобъектив, привинтила его к фотоаппарату и всмотрелась в увеличенное изображение.
– И это все? – с сомнением спросила она. – Неужели мы так и не увидим врага? Я не вижу ничего, кроме наших, и все заволокло темным дымом.
– Они там, на другой стороне, дурочка, – начал Келлер.
– И мы их не увидим?
Ненадолго наступила тишина, мужчины советовались без слов.
– Послушай, – сказал Келлер. – Это была всего лишь увеселительная прогулка, ясно, дуреха? Подробности этого дела могут меняться очень сильно. Поняла?
– Я просто подумала, что здорово было бы увидеть врага. Мне хочется встретиться с ними лицом к лицу, Макс. Правда, хочется. Очень.
Они пошли пешком.
Иногда это делается, чтобы спасти лицо, подумал Джерри. Иногда – потому, что ты считаешь, что не довел дело до конца, если не напугался до смерти. Иногда ты идешь, чтобы напомнить себе, что жизнь – это подарок судьбы. Но чаще всего ты идешь просто потому, что другие идут, идешь, чтобы доказать, что ты мужчина, чтобы не отрываться от остальных. Раньше, возможно, Джерри шел по более утонченным причинам. Например, чтобы, по Хемингуэю, познать самого себя. Чтобы поднять свой порог страха. Потому что в битве, как и в любви, желание нарастает. Когда ты побывал под автоматным огнем, одиночные выстрелы кажутся несущественными. Если прошел бомбежку – автоматные очереди для тебя детская игра, хотя бы потому, что при выстреле в упор твои мозги остаются на месте, а при попадании снаряда – вылетают через уши. Существует мир, об этом Джерри не забывал. В самые тяжелые времена, когда уходило все – деньги, дети, женщины, – у него оставалось ощущение мира. Он понимал, что его единственная обязанность – оставаться живым. Но на этот раз, подумал он, причина – глупее не придумаешь: найти обкуренного наркотиками летчика, который знал человека, любовницей которого была Лиззи. Они шли медленно, потому что девушка в короткой юбке с трудом пробиралась по скользкой колее.
– Великолепная девочка, – пробормотал Келлер.
– Что надо, – покорно согласился Джерри.
Он со смущением припомнил, как в Конго они стали задушевными приятелями, рассказывали друг другу все о своих привязанностях и слабостях. Девушка взмахнула руками, чтобы удержаться на неровной земле.
Н е н а ц е л и в а й с я, подумал Джерри, Б о г а р а д и, н е н а ц е ли в а й с я. В о т т а к, ф о т о г р а ф ы и п о п а д а ю т с я.
– Шагай дальше, дуреха, – резко бросил Келлер. – Не думай ни о чем. Шагай. Уэстерби, хочешь вернуться?
Они обошли маленького мальчика, который, как ни в чем не бывало, играл в пыли с камешками. Джерри пришло в голову, что малыш, должно быть, оглох от стрельбы. Он обернулся. «Мерседес» стоял под деревьями. Впереди, среди валунов, он увидел людей, приготовившихся к стрельбе; их было больше, чем он ожидал. Внезапно грохот стал громче. На противоположном берегу взорвались две бомбы. Два «Д-28» пытались расширить зону пожара. У них под ногами, взметнув клубы мокрой глины и пыли, в берег врезался отскочивший рикошетом осколок. Мимо на велосипеде безмятежно проехал крестьянин. Он приблизился к деревне, медленно пробрался среди развалин и направился к деревьям. Никто в него не выстрелил, никто не окликнул. Может, он на их стороне, а может, на нашей, подумал Джерри. Например, прибыл в город вчера вечером, швырнул в кинотеатр пластиковую бомбу, а теперь едет восвояси.
– Господи! – со смехом воскликула девушка – Как же мы не подумали о велосипедах?
Застучали осколки кирпича – автоматная очередь прошила развалины вокруг них. Господь смилостивился над ними – под ногами, на речном берегу, темнели какие-то пятна, похожие на шкуру леопарда, – покинутые огневые позиции, вырытые в глине. Джерри давно их заметил. Он схватил девушку и бросил ее на землю. Келлер тоже растянулся. Лежа рядом с ней, Джерри ощутил полное отсутствие интереса к происходящему. Лучше получить пулю-другую здесь, чем вытерпеть то, что выпало на долю Фрости. Пули со свистом пролетали над дорогой и вздымали фонтанчики грязи. Они лежали неподвижно, ожидая, пока огонь стихнет. Девушка восторженно смотрела на другой берег реки и улыбалась. Глаза у нее были арийские, светло-голубые, как цветки льна. У самой воды позади них упала мина, и Джерри во второй раз прижал Лоррейн к земле. Над ними прокатилась взрывная волна; после нее сверху, умиротворяюще медленно, начали опускаться султаны мелкой земли. Но девушка, не переставая улыбаться, поднялась на ноги. Когда в Пентагоне говорят о цивилизации, подумал Джерри, они подразумевают тебя. Бой внезапно разгорелся с новой силой. Грузовики исчезли, все заволокло густым дымом. Сверкая вспышками, непрестанно ухали минометы, все быстрее и яростнее строчили автоматы. Над краем окопа появилось белое как смерть, изрытое оспинами лицо Келлера.
– Красные кхмеры взяли их за жабры, – прокричал он. – Переправились через реку, двинули вперед и теперь заходят с другого фланга. Нам надо было выбрать местечко потише!
Воспоминания одно за другим возвращались к Джерри. Господи, подумал он, когда-то мы с Келлером дрались из-за девчонки. Он попытался вспомнить, как ее звали и кто победил.
Они продолжали ждать. Выстрелы утихли. Они вернулись в машину и добрались до развилки как раз вовремя, чтобы столкнуться с отступающей автоколонной. Вдоль обочины были грудами свалены убитые и раненые, возле них, обмахивая лица пальмовыми листьями, скорчились на земле отупевшие от горя женщины. Они снова вышли из машины. Беженцы гнали перед собой буйволов, подгоняли друг друга, катили ручные тележки, вопили на свиней и детей. Какая-то старуха завизжала, увидев в руках девушки фотоаппарат: она приняла его за ствол ружья. Одни звуки, например, треск велосипедных звонков и жалобные вопли, раздавались со всех сторон, и Джерри не мог понять, откуда они доносятся; другие слышались с вполне определенного направления – влажные всхлипы умирающих и приближающийся грохот минометного огня. Келлер бежал рядом с грузовиком и пытался найти хоть одного офицера, говорящего по-английски; Джерри ковылял рядом с ним и выкрикивал те же вопросы по-французски.
– А, к черту, – заявил Келлер; ему внезапно все опротивело. – Поехали домой. Ну и н а р о д, ну и ш у м, – пожаловался он тоном английского лорда.
Они вернулись в «мерседес».
Какое-то время им не удавалось выбраться из колонны. Грузовики оттесняли их на обочину, беженцы вежливо стучали в окно и просили подвезти. Один раз Джерри померещилось, что на заднем сиденье армейского мотоцикла он увидел Ганса Призывающего Смерть. На следующей развилке Келлер велел шоферу повернуть налево.
– Там спокойнее, – пояснил он и опять положил здоровую руку на колено девушке.
Но у Джерри из головы не выходило тело Фроста в морге, его белые щеки, распахнутый в крике рот.
– Моя матушка в с е г д а мне говорила, – заявил Келлер с простонародным протяжным выговором. – «Сынок, – говорила она, – никогда не возвращайся в джунглях той же дорогой, которой приехал». Дурочка, а дурочка!
– А?
– Дуреха, ты просто потеряла невинность. Прими смиренные поздравления. – Его рука скользнула чуть выше.
Внезапно хлынул проливной дождь. Со всех сторон доносился шум льющейся воды, словно прорвались тысячи водопроводных труб. Они проехали поселок, по улицам которого в панике куда-то неслись ошалевшие куры. Под дождем мокло пустое кресло цирюльника. Джерри повернулся к Келлеру.
– Так что там говорят об экономике страны в осадном положении, – снова начал разговор Джерри, когда оба уселись поудобнее. – О движущих силах рыночной экономики и тому подобном. Ты считаешь, эта штука сработает?
– Может сработать, – весело откликнулся Келлер. – И не раз уже срабатывала. Но разговоры не стихают.
– Кто действует активнее всех? Келлер назвал несколько компаний.
– А «Индочартер»?
– И «Индочартер» в том числе, – ответил Келлер. Джерри решил рискнуть:
– У них летает один парень по имени Чарли Маршалл, наполовину китаец. Говорят, ему есть о чем рассказать. Ты его не знаешь?
– Нет.
Джерри решил, что дальше идти не стоит.
– И на чем они летают?
– Кто что достанет. «DC-4», ты сам их называл. Нужно по крайней мере два: один летает, другой разбирается на запчасти. Дешевле держать самолет на земле и постепенно общипывать его, чем подкупать таможенников, чтобы пропускали самолетный инвентарь.
– И какая прибыль?
– Не выговоришь.
– А с опиумом часто работают?
– Господи помилуй, в Бассаке есть целая перерабатывающая фабрика. Заведение словно из времен «сухого закона». Если это то, что тебе надо, могу устроить поездку.
Лоррейн сидела у окна и смотрела на дождь.
– Макс, нигде не видно детей, – объявила она. – Ты говорил, нужно смотреть, не исчезли ли дети. Я все время ищу их и не вижу ни одного. – Шофер остановил машину. – Идет дождь, а я где-то читала, что азиатские дети любят гулять и играть под дождем. Ты не знаешь, куда делись дети? – спросила она.
Но Джерри не расслышал, что она там читала. Он выглянул через ветровое стекло и увидел то же, что и шофер, и от этого у него мгновенно пересохло в горле.
– Дружище, ты здесь хозяин, – тихо сказал он Келлеру. – Твоя машина, твоя война и твоя девочка.
В зеркале Джерри с болью увидел похожее на пемзу рябое лицо Келлера. На нем отразились противоречивые чувства: он понимал, что им грозит, но не мог ничего сделать.
– Езжай на них как можно медленнее, – сказал Джерри, когда ждать стало уже нечего. – L e n t e m e n t (Медленно ( ф р.)).
– Правильно, – поддержал Келлер. – Делай, как он говорит.
Примерно в пятидесяти метрах впереди них за сплошной завесой дождя поперек колеи застрял серый грузовик. Дорога оказалась перекрыта, В зеркале они увидели, что сзади, отрезая путь к отступлению, подползает второй грузовик.
– Нужно показать им руки, – хрипло прошептал Келлер. Здоровой рукой он опустил стекло.
Девушка и Джерри последовали его примеру. Джерри протер запотевшее ветровое стекло и положил обе руки на панель управления. Водитель держал руль за самый верх.
– Не улыбайтесь им, не разговаривайте, – приказал Джерри.
– Господи Боже, – проговорил Келлер. – Боже пресвятой.
Во всей Азии, подумал Джерри, журналисты рассказывают свои излюбленные истории о том, что делают с человеком красные кхмеры, и в большинстве своем эти рассказы – правда. В эту минуту даже Фрост поблагодарил бы судьбу за свой относительно мирный конец. Джерри знал, что кое-кто из репортеров держит при себе яд или даже прячет пистолет на случай именно таких непредвиденных встреч. Если вас поймали, выбраться можно только в первую ночь, вспомнил он, потом у вас отнимают ботинки, здоровье и Бог знает какие еще части вашего тела. Первая ночь – ваш последний шанс, говорится в народе. Он не знал, стоит ли рассказывать это девушке, но не хотел ранить чувства Келлера. Они тащились вперед на первой передаче, мотор надсадно ревел. Дождь потоками заливал машину, грохотал по крыше, стекал на капот и стрелами влетал в раскрытые окна. Если увязнем, нам конец, подумал он. До переднего грузовика оставалось всего метров пятнадцать. Железное чудовище сверкало в потоках ливня. Из темной кабины грузовика на них взирали худые лица. В последнюю минуту грузовик чуть отполз назад, в заросли, освобождая им для проезда узенькую полоску дороги. «Мерседес» накренился. Чтобы не упасть на водителя, Джерри вцепился в дверную стойку. Два правых колеса с воем забуксовали, капот покачнулся, и машина едва не опрокинулась на предохранительную решетку грузовика.
– Машина без номерных знаков, – выдохнул Келлер. – Боже милосердный.
– Не спеши, – предупредил Джерри водителя. – Toujours lentement (Все время медленно ( ф р.)). Не включай фары. – Он посмотрел взеркало.
– Эти были в черных пижамах? – взволнованно спросила девушка. – И вы даже не дали мне сфотографировать?
Никто не произнес ни слова.
– Чего они хотели? На кого устроили засаду? – не отставала она.
– На кого-то еще, – ответил Джерри. – Не на нас.
– На какого-нибудь придурка, который едет за нами, – сказал Келлер. – Кто знает?
– Разве нам не нужно кого-нибудь предупредить?
– Телефона нет, – ответил Келлер.
Позади они услышали выстрелы, но не остановились.
– Проклятый дождь, – пробормотал Келлер скорее про себя. – Угораздило же нас под него попасть.
Дождь и не думал прекращаться.
– Господи, Макс, – возразила девушка – Если они вот так запросто прижали нас к земле, почему они нас просто не прикончили?
Прежде чем Келлер успел раскрыть рот, водитель ответил за него по-французски, тихо и вежливо, хотя понял его только Джерри:
– Когда они хотят прийти, они приходят, – сказал он, улыбаясь ей в зеркале. – Всегда в плохую погоду. Американцы кладут еще пять метров бетона на крышу своего посольства, солдаты в накидках с капюшонами ползают под деревьями, журналисты хлещут виски, генералы идут в курильню, а красные кхмеры тем временем выходят из джунглей и перерезают нам глотки.
– Что он говорит? – спросил Келлер. – Переведи, Уэстерби.
– Да, о чем он? – поддержала девушка. – Звучало здорово. Как деловое предложение или что-то в этом роде.
– Я до конца не понял, ребята. Вроде как чем-то хвастался.
Все, включая водителя, рассмеялись, но как-то слишком громко.
И все это время, понял Джерри, он не думал ни о ком, кроме Лиззи. Не исключая тех минут, когда они были в опасности, даже наоборот. Она, как сияющие лучи солнца, озарившие их, была наградой за то, что он выжил.
В Пномпене сияло солнце, площадка возле бассейна весело сверкала в его лучах. В городе не было дождя. Шальная ракета упала возле школы для девочек и убила восемь или девять детей. Внешкор-южанин как раз возвращался, пересчитав трупы.
– Ну, и как Макси показал себя под выстрелами? – спросил он Джерри, столкнувшись с ним в вестибюле, – Сдается мне, его нервишки в эти дни слегка пошаливают.
– Убери с моих глаз свою ухмыляющуюся морду, – посоветовал Джерри. – А не то я с удовольствием по ней врежу. – Южанин удалился, продолжая ухмыляться.
– Мы могли бы встретиться завтра, – предложила девушка Джерри. – Завтра я целый день свободна.
Сгорбившийся Келлер, в рубашке с закатанным рукавом, медленно, держась за перила, поднимался по ступенькам следом за ней.
– Если хочешь, можем встретиться даже сегодня вечером, – добавил она.
Еще несколько минут Джерри сидел один у себя в комнате и писал открытки для Кэт. Потом он направился в контору Макса. Он хотел подробнее расспросить его о Чарли Маршалле. Кроме того, ему казалось, что старому Максу нравится бывать в его обществе. Закончив дела, он взял велорикшу и снова поехал к дому Чарли Маршалла, но, сколько ни кричал, сколько ни колотил в дверь, он не увидел ничего, кроме тех же неподвижных босых ног на нижней ступеньке лестницы. На сей раз их озаряла свеча. Но листок из его блокнота исчез. Джерри вернулся в город. У него оставался час свободного времени, и он зашел в придорожное кафе, уселся в одно из сотни пустых кресел и выпил бокал «перно», вспоминая, как когда-то городские девчонки катили мимо в крошечных плетеных колясках и на певучем французском шептали ему слова любви. Сегодня вечером, однако, ночная тьма не сулила ничего более нежного, чем треск ружейных выстрелов, а город словно съежился, ожидая удара.
Однако сильнее всего наводили страх не взрывы, а тишина. Именно тишина, а не грохот выстрелов, была, словно сами джунгли, родной стихией приближающегося врага.
Когда дипломату хочется поговорить, в первую очередь он думает о еде. Из-за комендантского часа в дипломатических кругах ужинают рано. Дело не в том, что к работникам посольств применяются те же суровые меры, что и к простым смертным, просто дипломаты всего мира высокомерно полагают, что они обязаны подавать пример – правда, сам дьявол не знает, кому и в чем.
Резиденция советника располагалась в тенистом зеленом уголке по соседству с дворцом Лон Нола. Подъезжая, Джерри увидел, как из правительственного лимузина высаживаются гости. За ними из битком набитого джипа внимательно наблюдали милиционеры. То ли члены королевской семьи, то ли высокопоставленные религиозные деятели, подумал Джерри, выходя из машины; хотя это всего-навсего прибыли на ужин американский дипломат с супругой.
– О, вы, должно быть, мистер Уэстерби, – сказала хозяйка.
Эта рослая дама одевалась в «Харродз»; мысль о том, чтобы принимать у себя ж у р н а л и с т а, равно как и всякого, кто не является дипломатом и не достиг в этой области консульского ранга, казалась ей необычайно забавной.
– Джону до смерти хочется встретиться с вами, – радостно объявила она, и Джерри решил, что она старается его успокоить – ей кажется, что он очень стесняется.
Он поднялся по лестнице. Хозяин, сутулый жилистый человечек с большими усами, ждал его наверху. В нем ощущалось какое-то мальчишество, которое Джерри больше привык встречать у священников.
– Вот это здорово! Наповал. Вы настоящий джентльмен. Очень рад. Будем друзьями. Боюсь, нам сегодня не разрешат посидеть на балконе. – Он бросил озорной взгляд в сторону американцев. – Хорошие люди слишком редко встречаются. Предпочитают прятаться. Видели, куда вас сажают? – Он поднял указующий перст к обрамленному кожей плану, где указывалось, кто рядом с кем должен сидеть за столом. – Вам надо кое с кем встретиться. Это ненадолго. – Он потянул его в сторону, но только чуть-чуть. – Все исходит от меня, ясно? Я всем это дал понять. Не позволяйте им загонять вас в угол. Просто, понимаете, налетит небольшой ш к в а л. Сугубо местного значения. Не вам в этих делах разбираться.
Главный из американцев, смуглый аккуратный человек, вначале показался невысоким, но, когда он остановился и пожал Джерри руку, оказалось, что он почти одного с ним роста. Он был одет в клетчатый пиджак из шелка-сырца, в руках держал переносное радиопереговорное устройство «уоки-токи» в черном пластиковом футляре, В карих глазах светился ум, но глядели они слишком уважительно, и Джерри, пожимая ему руку, сказал себе: «Он из Кузенов».
– Рад познакомиться, мистер Уэстерби. Насколько мне известно, вы из Гонконга. Тамошний губернатор – мой хороший друг. Бекки, это мистер Уэстерби, друг гонконгского губернатора и добрый знакомый Джона, нашего хозяина.
Он жестом подозвал женщину, увешанную кустарными украшениями из тусклого серебра, явно купленными на базаре. Ее яркая одежда выделялась даже в азиатской многоцветной толпе
– О, м и с т е р У э с т е р б и, – произнесла она. – Так вы из Гонконга? З д р а в с т в у й т е.
Остальные гости представляли собой пеструю компанию местных торговцев. Их подругами были евразийки, француженки и корсиканки. Мальчик-слуга ударил в серебряный гонг.
Потолок обеденного зала был упрочнен цементом, но на входе Джерри заметил, что кое-кто все-таки поднимает глаза, чтобы убедиться, что они в безопасности.
Визитная карточка на серебряной подставке провозглашала, что он является «достопочтенным Дж.Уэстерби»; меню в серебряном держателе обещало ему le roast beef a l'anglaise (Ростбиф по-английски ( ф р.)); в серебряных подсвечниках красовались длинные, похожие на церковные, свечи. Слуги-камбоджийцы порхали на полусогнутых ногах, разнося подносы с едой, приготовленной сегодня утром, когда включали электричество. Справа от Джерри сидела немало повидавшая французская красотка; между ее грудями, у выемки, выглядывал кружевной платочек. Другой такой же платочек она держала в руке и после каждого съеденного кусочка или глотка вытирала маленький ротик. Визитка гласила, что зовут ее графиня Сильвия.
– Je suis tres, tres diplomee, – прошептала она Джерри, отщипывая еду крохотными кусочками. – J'ai fait lascience politique, mecanique et l'electricite generale (Я очень, очень образованная. Я изучала политику, механику и общую теорию электричества ( ф р.)). В январе у меня было плохо с сердцем. Сейчас я поправилась.
– Отлично, теперь обо мне. Я не имею опыта н и в ч е м, – заявил Джерри, обратив все в шутку, но явно переусердствовал. – Мастер на все руки, ничего за душой, вот я каков. – Перевести это на французский оказалось не так-то легко. Пока он трудился над этим, где-то поблизости раздалась автоматная очередь, такая длинная, что, казалось, оружие не выдержит. Ответных выстрелов не последовало. Беседа застопорилась.
– Надо полагать, какой-то идиот стреляет в гекконов, – сказал советник.
Жена весело рассмеялась ему в ответ, словно война была небольшой интермедией, которую они разыграли для гостей. Снова наступила тишина, куда более глубокая, чем раньше. Красотка-графиня положила вилку на тарелку, та звякнула, как ночной трамвай.