вернуться с первой электричкой после перерыва.
Еще на дальнем подходе к даче, мне показалось, я заслышал звуки
ударника - слегка приглушенные лесом и расстоянием.
Остановился, не веря своим ушам.
Медно звякали диски хай-хэта, барабанные палочки выстукивали петляющую
дробь, ухал большой барабан, шелестяще звенели тарелки...
Конечно, это живые ударные.
Я пошел торопливо, останавливаясь и замирая на секунду, чтобы
прислушаться. И чем ближе я подходил, тем сильнее начинало познабливать от
предчувствия, что комплект ударных инструментов пляшет и подпрыгивает в
районе нашего участка. Неужели, дядя Жора?..
Я не ошибся! Такого наша улица еще не видала!
Дядя Жора в кургузой маечке и канареечной кепке возвышался на своем
балконе за ударной установкой, а внизу у калитки одобрительно повизгивала
толпа пацанов с велосипедами.
Остановившись за спинами ребят, я залюбовался дядькой, и беззвучно
рассмеялся. Это же черт знает, что за человечище! Ураган! Глыба! Утес! Где
он отхватил это сокровище и как в свои шестьдесят пять лет втащил все на
второй этаж! И когда успел?
Прикрыв глаза, дядя Жора шелестел стальной метелочкой по тарелке,
отдыхая после бурного всплеска и давая понять слушателям, что мелодия жива,
она лишь сошла на обочину, эффектный коданс с лязгом хай-хэта был ложным,
придет время и мы вновь побежим с горки на горку, прыгая через овраги и
горные ручьи, взлетая к вершинам и ухая в пропасти.
Дядька открыл глаза, и я замахал ему рукой.
- Бери скорее банджо! - радостно закричал он и приветствовал мое
появление продолжительным звуковым взрывом. - Я и саксофон купил!
Мелькнула изогнутая труба, и, подойдя к периллам, дядя Жора, выдул мне
вихляющее приветствие. Толпа взвыла и расступилась.
Я кинул портфель на веранде и запрыгал по лестнице...
Дядька купил инструменты на целый джаз-банд - бас-гитару, ударные,
губную гармошку на кронштейне, банджо и саксофон!
Дядя Жора и сам не мог толком понять, как так получилось.
Он отстоял длинную очередь, забрал деньги из "Нефтьалмазинвестзолота",
но положить их в "Ломбард" не удалось, - там было закрыто, и у дверей
волновалась густая толпа, полная слухов и домыслов, и он двинул в
Зеленогорск, размышляя, правильно ли он поступает. С одной стороны, он на
сутки выводил деньги из оборота, с другой - и хрен с ними, не толкаться же
перед закрытой дверью, лучше приехать завтра. В Репино он подрулил к
бензоколонке и увидел в стоящем рядом микроавтобусе изогнутую горловину
саксофона и плоский барабанный животик банджо. Дядька с улыбкой кивнул на
саксофон и показал сидящим в автобусе парням одобрительно поднятый большой
палец. Парни выскочили из автобуса с саксофоном и предложили купить. Дядька
подул в мундштук, нашел клеймо изготовителя, и спросил, сколько стоит
вещица. Парни сказали, что инструменты принадлежат загнувшейся группе
"Небесные громобои" и продаются только оптом, но с хорошей скидкой.
Они назвали цену.
Дядька повертел инструмент в руках, тронул струны банджо, опробовал
барабан, поторговался для порядку и сказал, что берет. Парни поехали за
дядей Жорой и занесли все музыкальное хозяйство на балкон. Дядька
расплатился и вот уже целый час, как с наслаждением вспоминает молодость.
- Завтра приедет отец, сыграем втроем! - беззаботно сказал дядька. -
Эх, жизнь пошла! - он ухнул в большой барабан и ураганно прошелся палочками
по маленьким.
- А что скажет тетя Зина? - я любовался увесистым банджо и подтягивал
на нем струны. - И как же бизнес?
- Что скажет, то и скажет! - дядька взял в руки отблескивающий ртутью
саксофон. - Тридцать лет не играл... Не знаю, получится ли... - Он осторожно
зажал губами мундштук, прикрыл глаза, вдохнул и осторожно вплеснул в металл
шелестящего воздуха...
Инструмент приветственно крякнул и задрожал.
Дядя Жора подался плечами вперед, убирая инструмент под себя,
пробежался пальцами по кнопочкам, выпрямился, выпустил из сверкающего
раструба легкое быстрое лассо, - оно со свистом обхватило высокие золотистые
сосны, белое облачко за лесом, кусты сирени под окнами, сарайчик, стоящих у
калитки пацанов и двух взрослых соседей, втянулось обратно, и тут же из
трубы саксофона поплыл задумчивый морской бриз, прошелестели паруса, за
кормой яхты вспенилась белая дорожка, тяжело вздохнул океан, заскрипели
снасти, из-за туч выглянуло солнце...
Дядя Жора приоткрыл глаза и приглашающе указал на банджо в моих руках.
Я быстро вытащил из кармана монетку и ударил по звонким струнам, -
впереди по курсу виднелся остров, и на песке, размахивая копьями, плясали
папуасы.
Толпа у калитки взвыла...
3
- Пообещай, что ты отдашь это обратно! - поднявшись наверх, и тяжело
дыша, умоляла тетя Зина.
- Мне допуск к секретной документации не хотели открывать из-за джаза!
- отговаривался дядя Жора, не слезая с круглого стула ударника. - Имею я
право хотя бы на старости лет соединиться с предметом своей тайной страсти?
- Это точно, - поддакивал отец. Они с Дениской трогали медные тарелки и
проверяли, как работает педаль хай-хэта. - Тогда с этим делом было строго!
Нас и стилягами обзывали, и на комсомольском собрании разбирали...
- Нет, это невозможно! - держалась за виски тетя Зина. - Сколько же ты
заплатил за эту тайную страсть?
- Совсем недорого. Грех было отказываться. Зинуля, ты же знаешь, - я
тридцать лет мечтал о саксофоне!
- Ну, хорошо - саксофон! А зачем эти дурацкие барабаны? Зачем гитары?
- Продавалось только все вместе. По оптовой цене. Совсем недорого.
Смешно даже говорить... Музыка благотворно влияет на нервную систему! И
всегда можно продать с тройной выгодой!
- Вот и продай, пока не поздно! - Тетя Зина махнула рукой и пошла вниз
- пить валерьянку.
Вечером из города пришла тревожную весть: на дверях многих
инвестиционных фондов висят замки, деньги по вкладам не выплачивают, но
кое-где еще принимают. Телевизор бубнил нечто тревожное.
Дядя Жора присвистнул и сказал, что нужно в темпе звонить Катьке в
Москву. Но она позвонила первой:
- Папа, срочно снимай все деньги!
- Я уже снял! - отрапортовал дядя Жора.
- И куда вложил?
- В музыку!
- Что за фирма? Первый раз слышу!
Дядя Жора положил трубку на тумбочку и выдул на саксофоне несколько
протяжных аккордов.
- Слышала?
- Ты что, выпил? Позови, пожалуйста, маму!
- Она уже идет, - дядя Жора держал саксофон наперевес, как винтовку.
4
Семнадцатого августа случился дефолт, и всем стало ясно, что финансовые
пирамиды - надувательство в чистом виде.
Из Москвы приехали на своем джипе Катька с Никитой, и мы впервые
услышали сумму их семейной потери - десять тысяч долларов. Она могла быть и
больше, не сними в тот день дядя Жора деньги из "Нефтьалмазинвестзолото" и
не купи он саксофон и прочие музыкальные инструменты. Причем, своих денег
дядя Жора не вкладывал - их попросту не было, он лишь выполнял роль
финансового оператора и консультанта по Северо-Западу.
- Да, графа Монте-Кристо из меня не вышло, - кряхтел дядя Жора, - буду
переквалифицироваться в джазмены. Надену темные очки и встану у метро с
саксофоном. Нет, если вы хотите, я продам всю эту музыку...
- Играйте на здоровье... - Катька переглянулась с Никитой и тронула
кнопочки на саксофоне. - Мы сейчас открыли второй фитнес-центр в Бирулево,
как-нибудь выкрутимся...
Они уехали не особенно опечаленные, со смехом рассказав, какие суммы
потеряли известные московские люди.
- Не вини коня, вини дорогу, - философски выразился отец по поводу
коммерческой неудачи. И, дурачась, постучал по голове Дениса барабанной
палочкой: - И пораженье от победы ты сам не должен отличать!..
5
Мы быстро сыгрались.
Дядька солировал на саксофоне. Иногда он трогал ногой педаль хай-хэта и
разбавляя мелодию шелестящим вызваниванием тарелок. Я бегал пальцами по
тонкому грифу бас-гитары, пытаясь ритмовать его пассажи. Дениска поддуживал
в гармонику. Отец с сияющими глазами звенел струнами баджо и притоптывал
ногой по полу. Музыкальные занятия явно шли ему на пользу.
Но вот дядька откладывал сакс и две-три минуты бушевал на ударных. Дядя
Жора стучал и звенел так, что восторг охватывал душу, и мне хотелось разбить
свою гитару о перила балкона, грохнуть о землю малый барабан и задушить
дядьку в объятиях - так отчаянно он молотил палочками и нажимал на педаль
хай-хэта.
Разросшаяся толпа у забора свистела и аплодировала. Мама с тетей Зиной
предлагали нам продавать билеты, а Насте - петь солисткой в нашем маленьком
семейном оркестре.
Зрители выкрикивала заявки. Несколько раз рыжий вихлястый пацан взбегал
к нам с записочками и зачаровано заглядывал в раструб саксофона, осторожно
приближаясь к нему красным ухом. Чаше всего просили исполнить соло на
ударнике.
Тогда дядя Жора неспешно выкуривал у перилл балкона сигарету, победно
вскидывал вверх руки - толпа предвкушающе завывала - и садился за ударные:
вставлял ногу в стремя педали, проверял палочками и стальной метелкой,
хорошо ли натянуты вожжи музыкальной повозки, пускал ее шагом, меланхолично
покачивая в такт головой, затем рысью - его плечи вздымались и опускались,
словно он и впрямь нахлестывал лошадей, затем, набирая скорость, принимался
лупить налево и направо, доставать хлесткой палочкой коренного рысака - это
был галоп, скачка на пределе, но вот его фигура в маечке и кепке-бейсболке
начинала мелькать, словно он уклонялся от пуль и одновременно лупил по
спинам лошадей, екала селезенка хай-хэта, стучали копыта и звенела упряжь -
то был аллюр, самый настоящий аллюр!.. Но и это еще не все! Музыкальный
шарабан, взяв перевал, шумящей лавиной катился под гору, и дядя Жора со
вздувшейся шеей начинал осаживать его - из общего гула и грохота проступал
стук одного коня, другого, вот кони выставили ноги, сдерживая звенящую
повозку и не давая ей кувырнуться в пропасть, вот копыта звонко и раздельно
застучали по дороге, вновь стало слышно звяканье упряжи, и возчик натягивал
возжи, сам не зная, вновь пустит ли повозку вскачь или остановит ее...
Однажды мы с дядей Жорой разминались на балконе, готовясь играть
чикагский блюз. Я бросил взгляд на калитку, поджидая приезда отца, и увидел
новый ярко-красный кабриотлет с черным откинутым верхом и широкими
лоснящимися шинами.
Автомобиль стоял напротив нашего дома, и тот же парень с драконами на
плечах сидел за его рулем и удивленно смотрел на наш балкон, словно
постигая, кто мы такие и чем занимаемся. Теперь на нем была малиновая
маечке, под цвет матово блестящих сидений. Продолжая теребить струны, я
повернул голову в его сторону, разглядывая новую диковинную машину и как бы
спрашивая глазами, - не нужно ли чего? Парень отвернулся, словно не заметил
моего взгляда, шевельнул рукой, и сложенная сзади крыша плавно накрыла
кабину. Автомобиль тронулся, и я различил глухие удары забившейся в нем
музыки. Пацаны проводили машину восхищенными взглядами и остались у наших
ворот. Только наш рыжий знакомец, вызванивая звонком, покатился было за
кабриолетом, но вскоре вернулся.
6
В конце октября, когда солнце последний раз расщедрилось перед зимней
спячкой, и со стороны залива дул свежий прозрачный ветер, мы вытащили на
балкон дядькин музыкальный набор, чтобы последний раз перед зимой сыграть
чикагский блюз. Дачники давно разъехались, никто не стоял у забора, из труб
соседних домов вылетал сплющенный ветром дым.
Чикагский блюз бесконечен, как самая длинная река, как сама жизнь, его
можно играть, думая, о чем угодно, лишь бы партнеры понимали твои чувства и
делились своими. Мы играли довольно долго, вспоминая ушедшее лето, думая о
скорой зиме, зябко поеживались от ветра, и когда неподалеку от наших ворот
остановился сверкающий черный джип с прямоугольной кабиной, продолжили
играть, лишь дядя Жора быстрым движением снял с саксофона мундштук и
стряхнул его, чтобы тут же вплеснуть в ослабевшую мелодию задумчивого
серебра...
Дымчатое окно джипа плавно опустилось, - за рулем сидел тот же парень,
только в куртке с поднятым воротником. Наверное, он все-таки строил где-то
неподалеку дом.
Парень вышел из машины, сунул руки в карманы брюк и стал молча
разглядывал нас, словно видел впервые. Его непроницаемое лицо с крепкими
скулами смуглело южным загаром. Мне показалось, он хотел о чем-то спросить
нас, но не решается.
Дядя Жора сыграл под волынку, взметнул мелодию вверх, к небесам,
спустил ее в пожелтелую траву, прошумел еловым лесом, что, должно быть,
означало: "Мы рады приветствовать старого знакомого! Как дела?"
Парень постоял, мельком глянул на потемневшие от дождей бревна возле
забора, сплюнул в траву, сел в машину и уехал.
Над нашей улочкой плыл "Чикагский блюз". И мне казалось, прозрачный лес
аплодирует нам холодными ветками.
Этих людей уже нет на белом свете, как нет и меня: бойкого мальчика
Кирюши, застенчивого молодого человека Кирилла, задумчивого мужчины Кирилла
Сергеевича - под этим именем живет другой человек.
Нас, прежних, нет и никогда больше не будет - мы остались в своих
временах, словно вмерзшие в капельку янтаря букашки.
Наши тени застыли в прошлом и оживают лишь на мгновение - при встрече
старых друзей и родственников.
Мы смотрим обрывки лишь нам понятного фильма, узнаем известных лишь нам
героев, наш визит в прошлое кратковременен и щемит душу.
Мгновение - и картинки заплывают серым небытием, загорается яркий свет,
и мы уходим из зала, оставляя в нем свои тени, которые через несколько лет
вновь оживут для поредевшей уже компании.
Мы будем говорить из прошлого молодыми голосами, пить водку с забытыми
нынче этикетками, и родственник, который навсегда останется там, скажет
нечто смешное или даст тебе шуточного подзатыльника.
И все меньше рядом с тобой людей, понимающих смысл происходящего на
экране.
Все стремительнее бежит время, словно после сорока небесные часы пошли
быстрее.
И кто-то из нашей компании будет сидеть потом в одиночестве перед
тускнеющим экраном, и с болью вглядываться в знакомые лишь ему силуэты
ушедших людей.
И взгляд его будет точь-в-точь, как у тех грустных стариков, что
мелькнут иногда в веселой уличной толпе - они словно ищут кого-то, и знают,
что не найдут.
Еще на дальнем подходе к даче, мне показалось, я заслышал звуки
ударника - слегка приглушенные лесом и расстоянием.
Остановился, не веря своим ушам.
Медно звякали диски хай-хэта, барабанные палочки выстукивали петляющую
дробь, ухал большой барабан, шелестяще звенели тарелки...
Конечно, это живые ударные.
Я пошел торопливо, останавливаясь и замирая на секунду, чтобы
прислушаться. И чем ближе я подходил, тем сильнее начинало познабливать от
предчувствия, что комплект ударных инструментов пляшет и подпрыгивает в
районе нашего участка. Неужели, дядя Жора?..
Я не ошибся! Такого наша улица еще не видала!
Дядя Жора в кургузой маечке и канареечной кепке возвышался на своем
балконе за ударной установкой, а внизу у калитки одобрительно повизгивала
толпа пацанов с велосипедами.
Остановившись за спинами ребят, я залюбовался дядькой, и беззвучно
рассмеялся. Это же черт знает, что за человечище! Ураган! Глыба! Утес! Где
он отхватил это сокровище и как в свои шестьдесят пять лет втащил все на
второй этаж! И когда успел?
Прикрыв глаза, дядя Жора шелестел стальной метелочкой по тарелке,
отдыхая после бурного всплеска и давая понять слушателям, что мелодия жива,
она лишь сошла на обочину, эффектный коданс с лязгом хай-хэта был ложным,
придет время и мы вновь побежим с горки на горку, прыгая через овраги и
горные ручьи, взлетая к вершинам и ухая в пропасти.
Дядька открыл глаза, и я замахал ему рукой.
- Бери скорее банджо! - радостно закричал он и приветствовал мое
появление продолжительным звуковым взрывом. - Я и саксофон купил!
Мелькнула изогнутая труба, и, подойдя к периллам, дядя Жора, выдул мне
вихляющее приветствие. Толпа взвыла и расступилась.
Я кинул портфель на веранде и запрыгал по лестнице...
Дядька купил инструменты на целый джаз-банд - бас-гитару, ударные,
губную гармошку на кронштейне, банджо и саксофон!
Дядя Жора и сам не мог толком понять, как так получилось.
Он отстоял длинную очередь, забрал деньги из "Нефтьалмазинвестзолота",
но положить их в "Ломбард" не удалось, - там было закрыто, и у дверей
волновалась густая толпа, полная слухов и домыслов, и он двинул в
Зеленогорск, размышляя, правильно ли он поступает. С одной стороны, он на
сутки выводил деньги из оборота, с другой - и хрен с ними, не толкаться же
перед закрытой дверью, лучше приехать завтра. В Репино он подрулил к
бензоколонке и увидел в стоящем рядом микроавтобусе изогнутую горловину
саксофона и плоский барабанный животик банджо. Дядька с улыбкой кивнул на
саксофон и показал сидящим в автобусе парням одобрительно поднятый большой
палец. Парни выскочили из автобуса с саксофоном и предложили купить. Дядька
подул в мундштук, нашел клеймо изготовителя, и спросил, сколько стоит
вещица. Парни сказали, что инструменты принадлежат загнувшейся группе
"Небесные громобои" и продаются только оптом, но с хорошей скидкой.
Они назвали цену.
Дядька повертел инструмент в руках, тронул струны банджо, опробовал
барабан, поторговался для порядку и сказал, что берет. Парни поехали за
дядей Жорой и занесли все музыкальное хозяйство на балкон. Дядька
расплатился и вот уже целый час, как с наслаждением вспоминает молодость.
- Завтра приедет отец, сыграем втроем! - беззаботно сказал дядька. -
Эх, жизнь пошла! - он ухнул в большой барабан и ураганно прошелся палочками
по маленьким.
- А что скажет тетя Зина? - я любовался увесистым банджо и подтягивал
на нем струны. - И как же бизнес?
- Что скажет, то и скажет! - дядька взял в руки отблескивающий ртутью
саксофон. - Тридцать лет не играл... Не знаю, получится ли... - Он осторожно
зажал губами мундштук, прикрыл глаза, вдохнул и осторожно вплеснул в металл
шелестящего воздуха...
Инструмент приветственно крякнул и задрожал.
Дядя Жора подался плечами вперед, убирая инструмент под себя,
пробежался пальцами по кнопочкам, выпрямился, выпустил из сверкающего
раструба легкое быстрое лассо, - оно со свистом обхватило высокие золотистые
сосны, белое облачко за лесом, кусты сирени под окнами, сарайчик, стоящих у
калитки пацанов и двух взрослых соседей, втянулось обратно, и тут же из
трубы саксофона поплыл задумчивый морской бриз, прошелестели паруса, за
кормой яхты вспенилась белая дорожка, тяжело вздохнул океан, заскрипели
снасти, из-за туч выглянуло солнце...
Дядя Жора приоткрыл глаза и приглашающе указал на банджо в моих руках.
Я быстро вытащил из кармана монетку и ударил по звонким струнам, -
впереди по курсу виднелся остров, и на песке, размахивая копьями, плясали
папуасы.
Толпа у калитки взвыла...
3
- Пообещай, что ты отдашь это обратно! - поднявшись наверх, и тяжело
дыша, умоляла тетя Зина.
- Мне допуск к секретной документации не хотели открывать из-за джаза!
- отговаривался дядя Жора, не слезая с круглого стула ударника. - Имею я
право хотя бы на старости лет соединиться с предметом своей тайной страсти?
- Это точно, - поддакивал отец. Они с Дениской трогали медные тарелки и
проверяли, как работает педаль хай-хэта. - Тогда с этим делом было строго!
Нас и стилягами обзывали, и на комсомольском собрании разбирали...
- Нет, это невозможно! - держалась за виски тетя Зина. - Сколько же ты
заплатил за эту тайную страсть?
- Совсем недорого. Грех было отказываться. Зинуля, ты же знаешь, - я
тридцать лет мечтал о саксофоне!
- Ну, хорошо - саксофон! А зачем эти дурацкие барабаны? Зачем гитары?
- Продавалось только все вместе. По оптовой цене. Совсем недорого.
Смешно даже говорить... Музыка благотворно влияет на нервную систему! И
всегда можно продать с тройной выгодой!
- Вот и продай, пока не поздно! - Тетя Зина махнула рукой и пошла вниз
- пить валерьянку.
Вечером из города пришла тревожную весть: на дверях многих
инвестиционных фондов висят замки, деньги по вкладам не выплачивают, но
кое-где еще принимают. Телевизор бубнил нечто тревожное.
Дядя Жора присвистнул и сказал, что нужно в темпе звонить Катьке в
Москву. Но она позвонила первой:
- Папа, срочно снимай все деньги!
- Я уже снял! - отрапортовал дядя Жора.
- И куда вложил?
- В музыку!
- Что за фирма? Первый раз слышу!
Дядя Жора положил трубку на тумбочку и выдул на саксофоне несколько
протяжных аккордов.
- Слышала?
- Ты что, выпил? Позови, пожалуйста, маму!
- Она уже идет, - дядя Жора держал саксофон наперевес, как винтовку.
4
Семнадцатого августа случился дефолт, и всем стало ясно, что финансовые
пирамиды - надувательство в чистом виде.
Из Москвы приехали на своем джипе Катька с Никитой, и мы впервые
услышали сумму их семейной потери - десять тысяч долларов. Она могла быть и
больше, не сними в тот день дядя Жора деньги из "Нефтьалмазинвестзолото" и
не купи он саксофон и прочие музыкальные инструменты. Причем, своих денег
дядя Жора не вкладывал - их попросту не было, он лишь выполнял роль
финансового оператора и консультанта по Северо-Западу.
- Да, графа Монте-Кристо из меня не вышло, - кряхтел дядя Жора, - буду
переквалифицироваться в джазмены. Надену темные очки и встану у метро с
саксофоном. Нет, если вы хотите, я продам всю эту музыку...
- Играйте на здоровье... - Катька переглянулась с Никитой и тронула
кнопочки на саксофоне. - Мы сейчас открыли второй фитнес-центр в Бирулево,
как-нибудь выкрутимся...
Они уехали не особенно опечаленные, со смехом рассказав, какие суммы
потеряли известные московские люди.
- Не вини коня, вини дорогу, - философски выразился отец по поводу
коммерческой неудачи. И, дурачась, постучал по голове Дениса барабанной
палочкой: - И пораженье от победы ты сам не должен отличать!..
5
Мы быстро сыгрались.
Дядька солировал на саксофоне. Иногда он трогал ногой педаль хай-хэта и
разбавляя мелодию шелестящим вызваниванием тарелок. Я бегал пальцами по
тонкому грифу бас-гитары, пытаясь ритмовать его пассажи. Дениска поддуживал
в гармонику. Отец с сияющими глазами звенел струнами баджо и притоптывал
ногой по полу. Музыкальные занятия явно шли ему на пользу.
Но вот дядька откладывал сакс и две-три минуты бушевал на ударных. Дядя
Жора стучал и звенел так, что восторг охватывал душу, и мне хотелось разбить
свою гитару о перила балкона, грохнуть о землю малый барабан и задушить
дядьку в объятиях - так отчаянно он молотил палочками и нажимал на педаль
хай-хэта.
Разросшаяся толпа у забора свистела и аплодировала. Мама с тетей Зиной
предлагали нам продавать билеты, а Насте - петь солисткой в нашем маленьком
семейном оркестре.
Зрители выкрикивала заявки. Несколько раз рыжий вихлястый пацан взбегал
к нам с записочками и зачаровано заглядывал в раструб саксофона, осторожно
приближаясь к нему красным ухом. Чаше всего просили исполнить соло на
ударнике.
Тогда дядя Жора неспешно выкуривал у перилл балкона сигарету, победно
вскидывал вверх руки - толпа предвкушающе завывала - и садился за ударные:
вставлял ногу в стремя педали, проверял палочками и стальной метелкой,
хорошо ли натянуты вожжи музыкальной повозки, пускал ее шагом, меланхолично
покачивая в такт головой, затем рысью - его плечи вздымались и опускались,
словно он и впрямь нахлестывал лошадей, затем, набирая скорость, принимался
лупить налево и направо, доставать хлесткой палочкой коренного рысака - это
был галоп, скачка на пределе, но вот его фигура в маечке и кепке-бейсболке
начинала мелькать, словно он уклонялся от пуль и одновременно лупил по
спинам лошадей, екала селезенка хай-хэта, стучали копыта и звенела упряжь -
то был аллюр, самый настоящий аллюр!.. Но и это еще не все! Музыкальный
шарабан, взяв перевал, шумящей лавиной катился под гору, и дядя Жора со
вздувшейся шеей начинал осаживать его - из общего гула и грохота проступал
стук одного коня, другого, вот кони выставили ноги, сдерживая звенящую
повозку и не давая ей кувырнуться в пропасть, вот копыта звонко и раздельно
застучали по дороге, вновь стало слышно звяканье упряжи, и возчик натягивал
возжи, сам не зная, вновь пустит ли повозку вскачь или остановит ее...
Однажды мы с дядей Жорой разминались на балконе, готовясь играть
чикагский блюз. Я бросил взгляд на калитку, поджидая приезда отца, и увидел
новый ярко-красный кабриотлет с черным откинутым верхом и широкими
лоснящимися шинами.
Автомобиль стоял напротив нашего дома, и тот же парень с драконами на
плечах сидел за его рулем и удивленно смотрел на наш балкон, словно
постигая, кто мы такие и чем занимаемся. Теперь на нем была малиновая
маечке, под цвет матово блестящих сидений. Продолжая теребить струны, я
повернул голову в его сторону, разглядывая новую диковинную машину и как бы
спрашивая глазами, - не нужно ли чего? Парень отвернулся, словно не заметил
моего взгляда, шевельнул рукой, и сложенная сзади крыша плавно накрыла
кабину. Автомобиль тронулся, и я различил глухие удары забившейся в нем
музыки. Пацаны проводили машину восхищенными взглядами и остались у наших
ворот. Только наш рыжий знакомец, вызванивая звонком, покатился было за
кабриолетом, но вскоре вернулся.
6
В конце октября, когда солнце последний раз расщедрилось перед зимней
спячкой, и со стороны залива дул свежий прозрачный ветер, мы вытащили на
балкон дядькин музыкальный набор, чтобы последний раз перед зимой сыграть
чикагский блюз. Дачники давно разъехались, никто не стоял у забора, из труб
соседних домов вылетал сплющенный ветром дым.
Чикагский блюз бесконечен, как самая длинная река, как сама жизнь, его
можно играть, думая, о чем угодно, лишь бы партнеры понимали твои чувства и
делились своими. Мы играли довольно долго, вспоминая ушедшее лето, думая о
скорой зиме, зябко поеживались от ветра, и когда неподалеку от наших ворот
остановился сверкающий черный джип с прямоугольной кабиной, продолжили
играть, лишь дядя Жора быстрым движением снял с саксофона мундштук и
стряхнул его, чтобы тут же вплеснуть в ослабевшую мелодию задумчивого
серебра...
Дымчатое окно джипа плавно опустилось, - за рулем сидел тот же парень,
только в куртке с поднятым воротником. Наверное, он все-таки строил где-то
неподалеку дом.
Парень вышел из машины, сунул руки в карманы брюк и стал молча
разглядывал нас, словно видел впервые. Его непроницаемое лицо с крепкими
скулами смуглело южным загаром. Мне показалось, он хотел о чем-то спросить
нас, но не решается.
Дядя Жора сыграл под волынку, взметнул мелодию вверх, к небесам,
спустил ее в пожелтелую траву, прошумел еловым лесом, что, должно быть,
означало: "Мы рады приветствовать старого знакомого! Как дела?"
Парень постоял, мельком глянул на потемневшие от дождей бревна возле
забора, сплюнул в траву, сел в машину и уехал.
Над нашей улочкой плыл "Чикагский блюз". И мне казалось, прозрачный лес
аплодирует нам холодными ветками.
Этих людей уже нет на белом свете, как нет и меня: бойкого мальчика
Кирюши, застенчивого молодого человека Кирилла, задумчивого мужчины Кирилла
Сергеевича - под этим именем живет другой человек.
Нас, прежних, нет и никогда больше не будет - мы остались в своих
временах, словно вмерзшие в капельку янтаря букашки.
Наши тени застыли в прошлом и оживают лишь на мгновение - при встрече
старых друзей и родственников.
Мы смотрим обрывки лишь нам понятного фильма, узнаем известных лишь нам
героев, наш визит в прошлое кратковременен и щемит душу.
Мгновение - и картинки заплывают серым небытием, загорается яркий свет,
и мы уходим из зала, оставляя в нем свои тени, которые через несколько лет
вновь оживут для поредевшей уже компании.
Мы будем говорить из прошлого молодыми голосами, пить водку с забытыми
нынче этикетками, и родственник, который навсегда останется там, скажет
нечто смешное или даст тебе шуточного подзатыльника.
И все меньше рядом с тобой людей, понимающих смысл происходящего на
экране.
Все стремительнее бежит время, словно после сорока небесные часы пошли
быстрее.
И кто-то из нашей компании будет сидеть потом в одиночестве перед
тускнеющим экраном, и с болью вглядываться в знакомые лишь ему силуэты
ушедших людей.
И взгляд его будет точь-в-точь, как у тех грустных стариков, что
мелькнут иногда в веселой уличной толпе - они словно ищут кого-то, и знают,
что не найдут.