случайных свидетеля моего тарана. Я помнил только, как обдало жарким
воздухом ногу от летящего в канаву мопеда, и как в ключице вспыхнула боль.
Момент столкновения я не мог видеть, потому что со страху закрыл глаза...
До конца лета Гриня так и не появился на нашей площадке, а осенью он
уехал в Ленинград к бабушке, да там и остался. Говорили, что его отчислили
из техникума, а потом забрали в армию. Больше мы с ним не виделись.
Следующей весной, когда я снял самолетик на покраску, мне вспомнился
мой безумный таран, и я собрался нарисовать на свободной стороне фезюляжа
свою звездочку, но что-то остановило меня...
2003 г.
1
Дядя Жора уехал в Комарово к своему другу-академику и пропал. Не то,
чтобы совсем пропал, но к вечеру не вернулся и не вышел на связь. Телефон на
даче Сергея Сергеевича молчал, что было совсем удивительно и подозрительно,
учитывая болезнь Эс Эс, - он ездил в кресле с велосипедными колесами и
надолго не отлучался из дома.
- С ними что-то случилось! - запаниковала тетя Зина. Они с мамой сидели
на нашей веранде и пытались есть специальный творог с одуванчиками, который
омолаживает организм и снимает усталость. - Одиннадцать часов, а от них
никакой весточки. Фу, какая гадость! - Тетя Зина вышла на крыльцо и
выплюнула целебный творог в миску спаниэля Чарли. - Может быть, Сережа с
Кириллом съездят, пока электрички ходят?
- Ну что ты волнуешься, - мама ковыряла ложечкой в тарелке, словно
раздумывая, есть ли ей теперь этот фито-творог или отказаться из женской
солидарности. - Может быть, на комаровских дачах телефоны отключили? Если он
не приедет до двенадцати, Сережа с Кириллом на машине съездят. Кирилл,
позови, пожалуйста, папу, надо посоветоваться...
Я перестал наблюдать за Чарли, который острожно выедал творог меж
одуванчиков, и пошел к отцу - он смотрел телевизор.
- Ну что там? - спросил отец и взглянул на часы. - Нет его еще?
Странно... И что женсовет предлагает?
- Может быть, съездим? - сказал я. - Вдруг, действительно, что-нибудь
случилось?
- Что там может случиться, - сказал отец, приглушая телевизор, - Ничего
не может случиться. Пошли прогуляться к заливу, или на территории шашлыки
жарят. Он брал шампуры, не видел?
Я помотал головой и пожал плечами. Мне тоже казалось, что паниковать
рано, но было тревожно. В поздних электричках шлялись всякие пьяные парни,
да и странно, что телефон в Комарово молчал.
Обычно день дяди Жоры начинался с телефонных разговоров: из Комарово
звонил Сергей Сергеевич.
Академик был плодовит на идеи и ссыпал их по утрам в телефонную трубку,
как крупу в воронку. Провода доносили их до нашей дачи на окраине леса, и
дядя Жора добросовестно записывал светлые мысли своего гениального друга.
"Грандиозно! Сейчас же поеду и надаю пинков Королеву! Что еще? Неудобно
говорить? Зашифруй! Понял! Литр водки и две бараньи ножки? Хорошо. Если
только мясник Вася не в запое. А кто еще будет на совещании?.. Все, к
пятнадцати буду, как штык! Заодно захвачу последние расчеты по "Сигме". И
надо утвердить план дежурства в добровольной народной дружине". Сев в свою
"Волгу" с оленем на капоте (у дяди Жоры было спецразрешение от главного
гаишника Ленинграда на запрещенного травмоопасного оленя), он ехал в КБ и
давал живительных пинков сотрудникам, которые в летнее время селились с
семьями по окрестным дачам и чувствовали себя расслабленно.
Несколько раз мы с отцом тоже ездили в Комарово, где взрослые выпивали
под грибную солянку, играли в шахматы с часами и, вырывая друг у друга
карандаш, ссорились из-за расчетов какой-то лямбды. Заходили в гости другие
академики и разные профессора, приводили детей и внуков, чтобы показать им
братьев-близнецов, меня звали играть в биллиард или слушать попсовые записи,
и с одной девчонкой я ходил гулять к заливу, и она даже брала меня под руку.
Правда, всего один раз, - чтобы вытряхнуть песок из туфельки.
- Нет, я с ума сойду! - нервно сказала тетя Зина и поставила перед
Чарли свою тарелку. - Кушай, Чарлик, кушай. А нельзя куда-нибудь позвонить и
узнать, работают ли там телефоны?
- Куда сейчас позвонишь? - пожал плечами папа. - Впрочем... - Он поднял
вверх палец и пошел к телефону на кухне.
- А он точно поехал в Комарово? - с нажимом на слово "точно" спросила
тетя Зина. - Ты ничего не путаешь?
- Вроде точно, - кивнул я. - Я собирался обедать, а он зашел и сказал,
что едет в Комарово. Еще огурец у меня взял, посолил и съел...
- Господи, - вздохнула тетя Зина, - он хоть поел перед отъездом, не
знаешь?
- Кажется, нет. Точно не знаю.
- Огурец взял у мальчика! Надо же! - горестно сказала тетя Зина, словно
дядя Жора взял у меня не огурец, а циантистый калий. Или этот огурец, что
дядька подхватил из миски с огурцами, был последним куском хлеба в доме. Еще
меня задевало, что она продолжает называть меня мальчиком, будто я и не
получил в этом году паспорт. - Как будто своих огурцов нету! Вчера, как
дура, целую сетку притащила...
- Ну что, Сережа? - крикнула мама, деликатно отодвинув тарелку с
творогом. - Есть результаты?
- Ни черта нет, - появился на веранде папа и почесал лоб. - Бюро
ремонта уже не работает, а на АТС таких справок не дают.
- Ужас, ужас, просто ужас! - сказала тетя Зина, глядя сквозь тюлевые
занавески на темную улицу. - Я не нахожу себе места! - сказала она, не
покидая своего стула и собираясь расплакаться. - Надо что-то срочно
придумывать! А где Катерина? На верху? Кирилл, позови ее, пожалуйста...
И то, как тетя Зина сказала "ужас, ужас, просто ужас!", и как она
поджала губы и заморгала крашеными ресницами, и ее вопрос о Катьке, словно
она спрашивала, где их с дядей Жорой дочь, чтобы сообщить ее нечто ужасное
об отце, произвели на меня гнетущее впечатление, и я тоже стал представлять
себе самое худшее. Может, их там убило током, например. Или дядя Жора повез
Сергея Сергеевича в колясочке на залив, и какой-нибудь "маз" или "татра"
сбили их на Приморском шоссе. Или колясочка с Сергеем Сергеевичем
выскользнула у дяди Жоры из рук и покатилась, набирая скорость, под горку, к
заливу, к шоссе...
Сверху спустилась Катька, и женщины разом заговорили, что надо
немедленно заводить машину и ехать всем вместе в Комарово, спасать, пока не
поздно, дядю Жору и Сергея Сергеевича, потому что нет никаких сомнений, что
обязательный дядя Жора, будь все в порядке, позвонил бы и сказал, что
задерживается.
- Да успокойтесь вы! - громовым голосом сказал папа.
Женщины разом замолчали.
Катька стала набирать комаровский номер, тетя Зина вышла на улицу и
стала смотреть в конец Кривоносовской, мама под шумок отдала лечебный творог
Чарли, а папа, почесав затылок, взял ключи и пошел к гаражу выводить наш
"жигуленок".
Папа сказал, что поедем только мы с ним вдвоем, и точка. Поедем после
двенадцати, дождавшись последней электрички. Сказано было так, что у меня
мороз пробежал по коже, - я представил себе, что дела действительно плохи,
если папа не берет слабонервных женщин, а тетя Зина ни к селу, ни к городу
вдруг вспомнила, что дядя Жора уже месяц, как отпустил дурацкую бороду и
ходит с ней, воображая из себя академика Курчатова.
- Да ну тебя, - осуждающе сказала мама. - При чем здесь борода!
- При том! - упрямо повторила тетя Зина и опять заморгала глазами.
До меня не сразу дошло, что она терзается мыслью, будто борода отпущена
специально, чтобы понравиться какой-нибудь другой женщине. Это в сорок-то
один год!.. При взрослой шестнадцатилетней дочке! Ха-ха!.. Дает тетя Зина.
Мне, например, было понятно, зачем дядька отпускает бороду: чтобы соседи не
путали его с братом-близнецом. Хорошая такая борода полешком, два
шпаненка-внука могут ухватиться и висеть, говорил дядя Жора...
2
Едва мы с отцом вышли из машины и хлопнули дверцами, как за глухими
воротами дачного кооператива поднялся собачий лай, и в будке с крылечком
погас свет. Отец поднялся по ступенькам и решительно постучал в дверь.
...Сторож оказался поддатый и не сразу понял, чего мы хотим.
- Если телефон не отвечает, значит, дома нет, - разводил он руками в
кисло пахнущей будке; настоящий пенек в тюбитейке; вернее, в кепке. - А чего
я могу? Ничего я не могу. Мне пост даден, я стою. - Он курил "беломор", и
мне казалось, что еще чуть-чуть, и меня вытошнит. - Вот, как в семь вечера
заступил, так и несу... А что телефоны? Телефоны у нас работают...
Порывшись в карманах, отец протянул сторожу железный рубль и сказал,
что мы сами дойдем до дачи академика В-ва. Сторож пропустил нас, и мы спешно
пошли по гравийной дорожке от фонаря к фонарю. Собаки потявкали нам вслед и
отстали.
Первое, что я увидел, когда мы подошли к темной даче Сергея Сергеевича,
был серый кот Ерофей, сфинксом застывший на крыльце. Подпустив нас поближе,
он сел и в ответ на мое приветствие протяжно мяукнул, словно жаловался, что
его не пускают в дом.
- Не фига себе, котяра, - шепотом сказал отец. - Это Ерофей, да? Чего
это он на улице?
Ерофей стал бодать головой запертую дверь и мяукать, словно просил,
чтобы мы поскорее впустили бедное домашнее животное внутрь, где ему и
полагается находиться в темное время суток. Отец, шурша кустами, обошел дом
и, вернувшись на крыльцо, нажал кнопочку звонка. Подождал, прислушиваясь, и
снова позвонил, на этот раз трелью. Я отошел от крыльца и стал смотреть, не
зажжется ли окно на втором этаже. Или на первом... Я видел, как отец присел
к замку и попробовал подергать дверь, определяя, с какой стороны она
закрыта. Но не определил. Вот он снова позвонил и тут же припал ухом к
двери. Мне показалось, что за окнами второго этажа послышалось глухое
мычание. Я напряг зрение и слух, но больше ничего не заметил и не услышал.
Вновь завел свою песню Ерофей, и папа, топнув ногой, прогнал его с крыльца.
- Н-да, - тихо сказал папа и задумчиво посмотрел на светящееся окно
соседней дачи; он размышлял насчет визита к соседям. - Черт его знает,
как-то неловко... Выковыряв из-под манжета рубашки часы, отец принялся
разглядывать циферблат. - Без двадцати час уже...
- Ты слышал? - я тронул его за плечо. Мне показалось, что в доме
раздался стук.
- Тихо! - отец вскинул палец.
Теперь мне стало казаться, что в доме скрипнули ступени; я знал, что из
тамбура за дверью идет лестница на второй этаж. Там обычно ночевали гости.
-Фантомас какой-то, - сказал отец и вновь принялся звонить и
прикладывать ухо к дверной щелке. Я отступил от крыльца и задрал голову. За
стеклом неподвижно бледнела занавеска. - Пошли к соседям! - сошел с крыльца
папа.
Соседи сказали, что приехали на дачу вечером, и никого не видели и не
слышали. Приятный дедушка в майке и тренировочных штанах предлагал зайти и
напиться перед обратной дорогой чаю с вареньем и свежими калачами из
филипповской булочной на Старо-Невском.
3
... Тетя Зина с мамой дежурили на подъезде к даче, и мы, открыв для них
задние дверцы, впустил женщин в машину.
- Свет не горит, никого нет, - отрапортовал папа. - Соседи приехали
поздно, ничего не знают. Сторож на воротах заступил в семь вечера. Пьян.
Тоже ничего не знает...
Мы въехали на участок, тетя Зина вышла из машины, закрыла лицо руками и
заплакала. Я поднял к себе наверх, сел на кровать и на всякий случай заткнул
пальцами уши.
Я так и не понял, - шебуршался кто-то в доме, или нам казалось? И
почему папа на обратной дороге сказал, что об этом не следует рассказывать
женщинам? Только ли затем, чтобы они не строили себе иллюзий?..
- Ты же знаешь тетю Зину, - раздумчиво сказал отец. - Плюхнется в
машину и потребует снова ехать в Комарово. А что это даст? Сам понимаешь...
Я не понимал, но промолчал. А не понимал я самого главного, - куда
делись дядя Жора с дядей Сережей, и почему отец не поехал прямиком в
милицию, и не согласился шариться при свете фар в дюнах, в которые упиралась
сбегающая от академических дач дорога. А? Если предположить, что они пошли
на залив?..
Когда я спустился вниз, мама отпаивала заплаканную тетю Зину пахучими
каплями, а Катька накручивала телефон и пыталась дозвониться до городской
милиции, чтобы вызнать номер, по которому сообщают об увезенных скорой
помощью и доставленных в морг. Веселенькая тема, ничего не скажешь.
Отец мрачно рылся в лохматой записной книжке, выискивая чей-то телефон.
Часы показывали три ночи. Чарли, положив мордочку на лапу, сочувственно
смотрел на хозяйку из-под газовой плиты.
- Кирилл! - всхлипнула тетя Зина. - А в чем он поехал? В голубой
рубашке с галстуком или в олимпийке?
-Мама, прекрати сейчас же! - сказала Катька, шмякая трубку. - Пойди и
загляни в платяной шкаф! Мне уже надоели твои... - Она махнула рукой и,
хлопнув дверью, выскочила на веранду. - Я услышал, как кузина сбегает по
крыльцу, и тоже собрался на улицу.
- Нет, тетя Зина, он был в этой страшной гэдээровской кофточке и
дурацких вельветовых тапочках... Ну, которые вы привезли из Венгрии ...
Отец то ли поперхнулся, то ли хотел чихнуть, но сдержался, а тетя Зина
сказала жалобно:
- Все меня обманывают! Все! - и опять зарыдала.
- Ну не дурацкие, - исправился я, - нормальные тапочки. - И пошел на
улицу.
Тетя Зина рыдала, как по покойнику.
Катьку я нашел в беседке.
- Ты что, куришь? - удивился я.
- Как видишь! - огрызнулась сестрица.
- А какие у тебя?
Она молча сунула руку под скамейку и вытянула шуршащую пачку.
- Ого! - В свете далекого уличного фонаря я разглядел марку сигарет. -
"Опал"! А зажевать есть чем? - я вытащил сигарету, и Катька протянула мне
спички:
- Вот леденцы лежат, - холодно сказала сестра и затянулась. - Если
только он себе какую-нибудь вешалку завел, я ему... всю рожу расцарапую! -
Она щелчком выстрелила горящий окурок и пошла к дому.
Я нашел его по малиновому огоньку в кустах черничника, загасил и
выбросил за калитку, ведущую в лес. Что они себе придумывают!.. Бедный дядя
Жора...
4
Едва проснувшись, я понял, что уже середина дня и дядя Жора нашелся. Я
понял это по расположению солнца и радостному лаю Чарли, который носился по
участку и лаял так, как он лает только с хозяином. Его лай то удалялся к
лесному забору, то приближался к дому, и я подумал, что дядя Жора рад
встрече и теперь гоняет любимого Чарлика, чтобы тот знал, как его любят.
Я соскочил с кровати и сдвинул занавеску. Конечно! Дядя Жора целый и
невредимый стоял возле беседки и, топая на Чарлика ногами, размахивал руками
и делал вид, что сейчас бросится за ним и догонит. Чарли, высунув язык и
скашивая глаза, нарезал круги по участку и радостно повизгивал, и подлаивал.
Протерев сонные глаза, я залюбовался картиной. Прислушался и сквозь
собачий лай различил, как жужит пропеллером флюгер-самолетик. Хорошо! Но что
у дяди Жоры с лицом? Мне показалось, оно сильно исцарапано... Катька?.. Не
может быть, чтобы она подняла на отца руку со своими коготками...
Я спустился вниз, но никого не обнаружил и вышел на крыльцо. Чарлик
подбежал ко мне и, приветственно тявкнув, помчался дальше. Он хотел не
только поздороваться, но и показать, как ему хорошо бегать кругами, играться
с нашедшимся хозяином и тявкать на всю округу. Я с улыбкой помахал дяде
Жоре, и он тоже махнул мне, но ничего не сказал. Да, лицо у него было
расцарапано, и уши, уши - были какими-то вздувшимися и синими. Нет, это не
Катькиных рук дело...
- А где все? - сложив руки рупором, крикнул я.
Дядя Жора услышал меня и пожал плечами. Вид у него был какой-то
чересчур самостоятельный, гордый, словно он со всеми, кроме Чарлика и меня,
поругался и теперь не хочет даже знать, где проводят время домочадцы.
Бежать к дяде Жоре, разглядывать его лицо и спрашивать, откуда такие
царапины и уши, мне показалось несолидным. Другое дело, если бы он
приглашающе махнул мне рукой, своему единственному и любимому племяннику, но
он не махнул. Хотя вчера мы с отцом и предпринимали его розыски, и стояли
под дверью, затаив дыхание и даже прогнав прочь кота Ерофея, чтобы не мешал
своим мявом и боданием. И больше кота мне мешало слушать мое колотящееся в
горле сердце. Н-да...
Я поставил на газ чайник и нашел на кухонном столе записку от мамы. Она
сообщала, что дядя Жора нашелся, а они с папой пошли на рынок и скоро будут.
Я подошел к заколоченной двери, за которой начиналась половина дядижориного
дома, и приложился ухом к ковру. Мне показалось, там бубнил телевизор или
тетя Зина негромко разговаривала по телефону.
5
История, приключившаяся с дядей Жорой, выглядела сколь фантастически,
столь же и убедительно. "Чужая мать наплачется", - как говорил потом дядя
Жора.
Оказывается, когда мы с отцом приехали в Комарово, дядя Жора куковал в
одиночестве на втором этаже чужой дачи и безуспешно подавал нам знаки, что
нуждается в помощи...
Но куда вдруг делся Сергей Сергеевич, который ездил в колясочке и
безвылазно жил в Комарове?
- Куда, куда.., - морщился дядя Жора, когда тетя Зина взялась
допытывать его по второму, а может быть, и по третьему кругу, - я же
говорил, - за ним дочка приехала на микроавтобусе "Латвия" и увезла их с
женой в Ленинград. Его на понедельник в клинику вызвали. А меня попросили
дождаться прихода кота Ерофея, накормить этого поросенка, запереть дверь и
положить ключ под крыльцо.
- И каким ветром тебя занесло на второй этаж?
- Повторяю: я поднялся, чтоб проверить, закрыты ли форточки.
- А почему они должны быть закрыты? - невинно интересовалась тетя Зина.
Ну, Жора у нас любит порядок, - вслух догадывался отец. - А тут
все-таки чужое имущество...
- Правильно, - кивал дядя Жора, - именно поэтому. Чтобы птицы,
например, не залетели... Или чужие кошки не забрались...
- Чужие кошки! - сверкала глазами тетя Зина. - Не они ли тебя
расцарапали?
По лицу дяди Жоры я видел, что ему очень хочется прокомментировать
соображения супруги насчет чужих кошек, но он сдерживается.
Так вот. Зайдя на второй этаж, дядя Жора зацепился ногой о коврик,
повалился, как спиленый столб, и, пробив головой ветхую дверцу шкафа, влетел
в пахнущую нафталином темноту. Голова застряла в фанере, и острые щепки
впились в шею.
"Ни фига себе, уха!", - подумал дядя Жора, но тут же решил, что это
пустяк, и сейчас он переждет боль, обломает фанеру и вытащит голову.
Но не тут-то было!
Фанерка оказалась хлипкой только в одном месте. К тому же, конец бороды
зацепился за края дырки, остался снаружи и тянул голову вниз, как лошадиная
уздечка. Дядя Жора собрал волю в кулак и втянул бороду в шкаф, но,
отдышавшись, понял, что совершил ошибку. В том смысле, что теперь борода и
уши мешали дать задний ход и вытянуть голову из колючего капкана.
Руки у него остались снаружи, но дядя Жора лишь кончиками пальцев
дотягивался до головки ключа и не мог повернуть его, чтобы открыть дверцу.
В шкафу висели старые драповые пальто, и их ткань неприятно щекотала
лицо. От нафталина начали слезиться глаза. Дядя Жора попробовал взвыть, как
корабельная сирена, но хорошего звука не получилось. К тому же он вспомнил,
что запер входную дверь, которая все время распахивалась и скрипела. Он стал
припоминать всякие нравоучительные примеры из книжек и кинофильмов. Как,
например, волк, попавший в капкан, перегрызает себе лапу, или аквалангист
под водой, отпиливает застрявшую в железках руку, но голова, как известно
одна, и дядя Жора, покрутившись и обиссилев, отдал ей приказ - придумать
способ, как вытащить саму себя без ампутации.
Когда мы звонили в дверь, он догадался, что это мы. И пытался хрипло
подвывать нам из завешенного тряпьем короба. А также стучал ногой по полу,
давая знать, что он жив. Но пол, застеленный половиками, и вельветовые
венгерские тапочки, которые он надел, не давали хорошего звука. К тому же,
много не покрутишься, когда вокруг шеи тысяча иголок, и одна из них может
проколоть сонную артерию.
- И как же ты выбрался? - тетя Зина, похоже, не до конца поверила в
злоключение мужа и думала поймать его на враках.
- Под утро и выбрался. Благодаря природной смекалки и ловкости. Мы,
кронштадтцы, нигде не пропадем, тебе это должно быть хорошо известно.
Расшатал фанеру плечами и вырвал ее из рамки дверцы.
- И что?
- Ничего! Вышел, как дурак, с этим фанерным жабо на улицу. Поплелся к
сторожу. Собаки завыли и разбежались... Разбудил этого черта. Потом он пошел
пилу искать. Притащил - двуручку... Чуть голову мне не отпилил, болван. Вот,
смотри, какие кровоподтеки на шее. Стал снимать с меня этот фанерный
стульчак, так борода зацепилась...
- Борода! - восклицала тетя Зина. - Некоторым мужчинам зачем-то борода
вдруг понадобилась! А? Чарли, ты не знаешь, зачем им эта чертова борода с
сединой?... - Она чесала носком туфля брюхо собаке, и Чарлик переворачивался
на спину и всем своим видом давал понять, что не знает, зачем некоторым
мужчинам понадобилась борода... Да и разве в этом дело, когда нашелся
хозяин...
Когда у дяди Жоры зажили царапины, и уши приняли нормальные размеры, он
сбрил бороду, и вновь стал с моим отцом на одно лицо.
Наверное, правильно он поступил, хотя борода и шла ему. Но без нее в
нашем доме сразу стало спокойнее...
Однажды я потихоньку зашел на веранду, чтобы взять с комода спички, и
услышал, как мама на кухне спросила отца: "Надеюсь, тебе не захочется
отпустить бороду по примеру брата?" Я замер. В кухне установилась тишина, и
когда я заглянул туда через тюлевую занавеску, то увидел, что папа с мамой
стоят обнявшись, и целуются, как молодые.
Я на цыпочках вышел с веранды и бросился бежать к беседке. И сердце
почему-то радостно перекувыркнулось в груди.
Фераль 2003г.
(Из рассказов Кирилла Банникова)
1
Мы с родителями обедали, когда позвонил дядя Жора и сказал, что у них в
квартире третий день живет впавший в запой кронштадтец, с которым он
познакомился в книжном магазине "Бригантина", пока стоял в очереди за книгой
Конецкого "Среди мифов и рифов".
И что ты думаешь! - радостно сказал дядя Жора. - Он родился на три дня
позже нас с тобой! Видел бы ты его пупок! Это не пупок, а произведение
искусства! Приезжай, посмотришь!
И сколько же ты взял книг? - сухо осведомился отец.
Две, естественно. Тебе и мне. Пришлось два раза в очередь вставать.
Молодец, - смягчился отец. - Скоро приеду...
Господи! - сказала мама, - вы с этими пупками, как дети малые. Никак не
наиграетесь. Вот сейчас сядете в кружочек и будете, как три дурака,
любоваться своими пупками...
Выбирай, пожалуйста, выражения, - сказал папа. - Там редкий экземпляр.
К тому же нашего года рождения.
Ну и ехал бы этот редкий экземпляр домой, вместо того, чтобы по чужим
домам со своим пупком светиться! Бедная Зина!...
Нас не так много осталось, - печально сказал отец, - можете и
потерпеть. - Сказано было так, словно родившиеся в Кронштадте были малым
исчезающим народом.
Отец закончил обедать и стал собираться. - К тому же Жора мне книжку
Конецкого купил. Надо забрать.
Может и мне с тобой прокатиться? - Я отнес грязные тарелки в раковину и
посмотрел на отца.
Правильно, - сказала мама. - Если уроки сделал, прокатись. Я хоть от
вас отдохну.
Отец с дядей Жорой родились в Кронштадте с интервалом в несколько
минут, и пупки им завязали специальным, как они уверяли, морским узлом.
Если у большинства людей пупок живет в углублении живота, то эти,
кронштадтские, напоминали выпуклую пуговицу, пришитую к брюху так, что не
подковырнешь.
В детстве - на пляже или в бане - я любил рассматривать отцовский
пупок, играл с ним, вооображая его то прожектором паровоза, то китайским
фонариком, и вообще, считал семейной собственностью, которой можно гордиться
и следует охранять. Я натирал его намыленной губкой, а в раздевалке насухо
вытирал махровым полотенцем. То же самое я проделывал с пупком дяди Жоры, но
с меньшим усердием, чтобы моей кузине Катьке было с чем повозиться дома.
Желающим знать историю пупков, отец или дядя Жора объясняли, что до
войны в кронштадтском госпитале пупки мальчикам завязывали специальным
образом, что исключало попадание в углубление живота грязи и пота и помогало
избежать воспалительных процессов. Традиция, дескать, тянулась
штрих-пунктирной линией со времен Петра, который своим указом повелел:
- Младенцам мужеского пола, явившимся на свет Божий в Питерсбурхе и
Кроншлоте пуповину вязать на особый флотский манер! - тут дядя Жора
вскидывал указательный палец и похлопывал себя по животу, давая понять, что
его-то пупок есть продукт неукоснительного соблюдения Петровского указа, а
вот с остальными надо еще разобраться. Ибо в Ленинграде традиция порушена,
пупки нынче вяжут, как попало, и только если повезет, можно встретить
человека, чей узелок в центре живота соответствует петровскому наказу. И
чаще всего этот доблестный человек родился в Кронштадте. После такой лекции
любому становилось ясно, что эталонным петровским пупком следует считать
именно дядижорин пупок, а затем уже моего бати, появившегося на свет через
несколько мгновений после брата-близнеца..
Иногда на пляже или на берегу лесного озера отец разрешал мне рисовать
древесным угольком или шариковой ручкой на его животе. И тогда пупок
становился дулом пушки, палящей в кривоногих фашистских солдат или
прожектором военного корабля, спешащего на помощь морякам-товарищам.
Если мы шли на пляж с дядей Жорой и Катькой, то кузина сотворяла из
пупка своего родителя удивленный глаз с ресницами, который принадлежал
уродцу-пришельцу, чьи ножки уходили в плавки папаши, а десяток тощих рук
разбегался по просторному отцовскому животу.
воздухом ногу от летящего в канаву мопеда, и как в ключице вспыхнула боль.
Момент столкновения я не мог видеть, потому что со страху закрыл глаза...
До конца лета Гриня так и не появился на нашей площадке, а осенью он
уехал в Ленинград к бабушке, да там и остался. Говорили, что его отчислили
из техникума, а потом забрали в армию. Больше мы с ним не виделись.
Следующей весной, когда я снял самолетик на покраску, мне вспомнился
мой безумный таран, и я собрался нарисовать на свободной стороне фезюляжа
свою звездочку, но что-то остановило меня...
2003 г.
1
Дядя Жора уехал в Комарово к своему другу-академику и пропал. Не то,
чтобы совсем пропал, но к вечеру не вернулся и не вышел на связь. Телефон на
даче Сергея Сергеевича молчал, что было совсем удивительно и подозрительно,
учитывая болезнь Эс Эс, - он ездил в кресле с велосипедными колесами и
надолго не отлучался из дома.
- С ними что-то случилось! - запаниковала тетя Зина. Они с мамой сидели
на нашей веранде и пытались есть специальный творог с одуванчиками, который
омолаживает организм и снимает усталость. - Одиннадцать часов, а от них
никакой весточки. Фу, какая гадость! - Тетя Зина вышла на крыльцо и
выплюнула целебный творог в миску спаниэля Чарли. - Может быть, Сережа с
Кириллом съездят, пока электрички ходят?
- Ну что ты волнуешься, - мама ковыряла ложечкой в тарелке, словно
раздумывая, есть ли ей теперь этот фито-творог или отказаться из женской
солидарности. - Может быть, на комаровских дачах телефоны отключили? Если он
не приедет до двенадцати, Сережа с Кириллом на машине съездят. Кирилл,
позови, пожалуйста, папу, надо посоветоваться...
Я перестал наблюдать за Чарли, который острожно выедал творог меж
одуванчиков, и пошел к отцу - он смотрел телевизор.
- Ну что там? - спросил отец и взглянул на часы. - Нет его еще?
Странно... И что женсовет предлагает?
- Может быть, съездим? - сказал я. - Вдруг, действительно, что-нибудь
случилось?
- Что там может случиться, - сказал отец, приглушая телевизор, - Ничего
не может случиться. Пошли прогуляться к заливу, или на территории шашлыки
жарят. Он брал шампуры, не видел?
Я помотал головой и пожал плечами. Мне тоже казалось, что паниковать
рано, но было тревожно. В поздних электричках шлялись всякие пьяные парни,
да и странно, что телефон в Комарово молчал.
Обычно день дяди Жоры начинался с телефонных разговоров: из Комарово
звонил Сергей Сергеевич.
Академик был плодовит на идеи и ссыпал их по утрам в телефонную трубку,
как крупу в воронку. Провода доносили их до нашей дачи на окраине леса, и
дядя Жора добросовестно записывал светлые мысли своего гениального друга.
"Грандиозно! Сейчас же поеду и надаю пинков Королеву! Что еще? Неудобно
говорить? Зашифруй! Понял! Литр водки и две бараньи ножки? Хорошо. Если
только мясник Вася не в запое. А кто еще будет на совещании?.. Все, к
пятнадцати буду, как штык! Заодно захвачу последние расчеты по "Сигме". И
надо утвердить план дежурства в добровольной народной дружине". Сев в свою
"Волгу" с оленем на капоте (у дяди Жоры было спецразрешение от главного
гаишника Ленинграда на запрещенного травмоопасного оленя), он ехал в КБ и
давал живительных пинков сотрудникам, которые в летнее время селились с
семьями по окрестным дачам и чувствовали себя расслабленно.
Несколько раз мы с отцом тоже ездили в Комарово, где взрослые выпивали
под грибную солянку, играли в шахматы с часами и, вырывая друг у друга
карандаш, ссорились из-за расчетов какой-то лямбды. Заходили в гости другие
академики и разные профессора, приводили детей и внуков, чтобы показать им
братьев-близнецов, меня звали играть в биллиард или слушать попсовые записи,
и с одной девчонкой я ходил гулять к заливу, и она даже брала меня под руку.
Правда, всего один раз, - чтобы вытряхнуть песок из туфельки.
- Нет, я с ума сойду! - нервно сказала тетя Зина и поставила перед
Чарли свою тарелку. - Кушай, Чарлик, кушай. А нельзя куда-нибудь позвонить и
узнать, работают ли там телефоны?
- Куда сейчас позвонишь? - пожал плечами папа. - Впрочем... - Он поднял
вверх палец и пошел к телефону на кухне.
- А он точно поехал в Комарово? - с нажимом на слово "точно" спросила
тетя Зина. - Ты ничего не путаешь?
- Вроде точно, - кивнул я. - Я собирался обедать, а он зашел и сказал,
что едет в Комарово. Еще огурец у меня взял, посолил и съел...
- Господи, - вздохнула тетя Зина, - он хоть поел перед отъездом, не
знаешь?
- Кажется, нет. Точно не знаю.
- Огурец взял у мальчика! Надо же! - горестно сказала тетя Зина, словно
дядя Жора взял у меня не огурец, а циантистый калий. Или этот огурец, что
дядька подхватил из миски с огурцами, был последним куском хлеба в доме. Еще
меня задевало, что она продолжает называть меня мальчиком, будто я и не
получил в этом году паспорт. - Как будто своих огурцов нету! Вчера, как
дура, целую сетку притащила...
- Ну что, Сережа? - крикнула мама, деликатно отодвинув тарелку с
творогом. - Есть результаты?
- Ни черта нет, - появился на веранде папа и почесал лоб. - Бюро
ремонта уже не работает, а на АТС таких справок не дают.
- Ужас, ужас, просто ужас! - сказала тетя Зина, глядя сквозь тюлевые
занавески на темную улицу. - Я не нахожу себе места! - сказала она, не
покидая своего стула и собираясь расплакаться. - Надо что-то срочно
придумывать! А где Катерина? На верху? Кирилл, позови ее, пожалуйста...
И то, как тетя Зина сказала "ужас, ужас, просто ужас!", и как она
поджала губы и заморгала крашеными ресницами, и ее вопрос о Катьке, словно
она спрашивала, где их с дядей Жорой дочь, чтобы сообщить ее нечто ужасное
об отце, произвели на меня гнетущее впечатление, и я тоже стал представлять
себе самое худшее. Может, их там убило током, например. Или дядя Жора повез
Сергея Сергеевича в колясочке на залив, и какой-нибудь "маз" или "татра"
сбили их на Приморском шоссе. Или колясочка с Сергеем Сергеевичем
выскользнула у дяди Жоры из рук и покатилась, набирая скорость, под горку, к
заливу, к шоссе...
Сверху спустилась Катька, и женщины разом заговорили, что надо
немедленно заводить машину и ехать всем вместе в Комарово, спасать, пока не
поздно, дядю Жору и Сергея Сергеевича, потому что нет никаких сомнений, что
обязательный дядя Жора, будь все в порядке, позвонил бы и сказал, что
задерживается.
- Да успокойтесь вы! - громовым голосом сказал папа.
Женщины разом замолчали.
Катька стала набирать комаровский номер, тетя Зина вышла на улицу и
стала смотреть в конец Кривоносовской, мама под шумок отдала лечебный творог
Чарли, а папа, почесав затылок, взял ключи и пошел к гаражу выводить наш
"жигуленок".
Папа сказал, что поедем только мы с ним вдвоем, и точка. Поедем после
двенадцати, дождавшись последней электрички. Сказано было так, что у меня
мороз пробежал по коже, - я представил себе, что дела действительно плохи,
если папа не берет слабонервных женщин, а тетя Зина ни к селу, ни к городу
вдруг вспомнила, что дядя Жора уже месяц, как отпустил дурацкую бороду и
ходит с ней, воображая из себя академика Курчатова.
- Да ну тебя, - осуждающе сказала мама. - При чем здесь борода!
- При том! - упрямо повторила тетя Зина и опять заморгала глазами.
До меня не сразу дошло, что она терзается мыслью, будто борода отпущена
специально, чтобы понравиться какой-нибудь другой женщине. Это в сорок-то
один год!.. При взрослой шестнадцатилетней дочке! Ха-ха!.. Дает тетя Зина.
Мне, например, было понятно, зачем дядька отпускает бороду: чтобы соседи не
путали его с братом-близнецом. Хорошая такая борода полешком, два
шпаненка-внука могут ухватиться и висеть, говорил дядя Жора...
2
Едва мы с отцом вышли из машины и хлопнули дверцами, как за глухими
воротами дачного кооператива поднялся собачий лай, и в будке с крылечком
погас свет. Отец поднялся по ступенькам и решительно постучал в дверь.
...Сторож оказался поддатый и не сразу понял, чего мы хотим.
- Если телефон не отвечает, значит, дома нет, - разводил он руками в
кисло пахнущей будке; настоящий пенек в тюбитейке; вернее, в кепке. - А чего
я могу? Ничего я не могу. Мне пост даден, я стою. - Он курил "беломор", и
мне казалось, что еще чуть-чуть, и меня вытошнит. - Вот, как в семь вечера
заступил, так и несу... А что телефоны? Телефоны у нас работают...
Порывшись в карманах, отец протянул сторожу железный рубль и сказал,
что мы сами дойдем до дачи академика В-ва. Сторож пропустил нас, и мы спешно
пошли по гравийной дорожке от фонаря к фонарю. Собаки потявкали нам вслед и
отстали.
Первое, что я увидел, когда мы подошли к темной даче Сергея Сергеевича,
был серый кот Ерофей, сфинксом застывший на крыльце. Подпустив нас поближе,
он сел и в ответ на мое приветствие протяжно мяукнул, словно жаловался, что
его не пускают в дом.
- Не фига себе, котяра, - шепотом сказал отец. - Это Ерофей, да? Чего
это он на улице?
Ерофей стал бодать головой запертую дверь и мяукать, словно просил,
чтобы мы поскорее впустили бедное домашнее животное внутрь, где ему и
полагается находиться в темное время суток. Отец, шурша кустами, обошел дом
и, вернувшись на крыльцо, нажал кнопочку звонка. Подождал, прислушиваясь, и
снова позвонил, на этот раз трелью. Я отошел от крыльца и стал смотреть, не
зажжется ли окно на втором этаже. Или на первом... Я видел, как отец присел
к замку и попробовал подергать дверь, определяя, с какой стороны она
закрыта. Но не определил. Вот он снова позвонил и тут же припал ухом к
двери. Мне показалось, что за окнами второго этажа послышалось глухое
мычание. Я напряг зрение и слух, но больше ничего не заметил и не услышал.
Вновь завел свою песню Ерофей, и папа, топнув ногой, прогнал его с крыльца.
- Н-да, - тихо сказал папа и задумчиво посмотрел на светящееся окно
соседней дачи; он размышлял насчет визита к соседям. - Черт его знает,
как-то неловко... Выковыряв из-под манжета рубашки часы, отец принялся
разглядывать циферблат. - Без двадцати час уже...
- Ты слышал? - я тронул его за плечо. Мне показалось, что в доме
раздался стук.
- Тихо! - отец вскинул палец.
Теперь мне стало казаться, что в доме скрипнули ступени; я знал, что из
тамбура за дверью идет лестница на второй этаж. Там обычно ночевали гости.
-Фантомас какой-то, - сказал отец и вновь принялся звонить и
прикладывать ухо к дверной щелке. Я отступил от крыльца и задрал голову. За
стеклом неподвижно бледнела занавеска. - Пошли к соседям! - сошел с крыльца
папа.
Соседи сказали, что приехали на дачу вечером, и никого не видели и не
слышали. Приятный дедушка в майке и тренировочных штанах предлагал зайти и
напиться перед обратной дорогой чаю с вареньем и свежими калачами из
филипповской булочной на Старо-Невском.
3
... Тетя Зина с мамой дежурили на подъезде к даче, и мы, открыв для них
задние дверцы, впустил женщин в машину.
- Свет не горит, никого нет, - отрапортовал папа. - Соседи приехали
поздно, ничего не знают. Сторож на воротах заступил в семь вечера. Пьян.
Тоже ничего не знает...
Мы въехали на участок, тетя Зина вышла из машины, закрыла лицо руками и
заплакала. Я поднял к себе наверх, сел на кровать и на всякий случай заткнул
пальцами уши.
Я так и не понял, - шебуршался кто-то в доме, или нам казалось? И
почему папа на обратной дороге сказал, что об этом не следует рассказывать
женщинам? Только ли затем, чтобы они не строили себе иллюзий?..
- Ты же знаешь тетю Зину, - раздумчиво сказал отец. - Плюхнется в
машину и потребует снова ехать в Комарово. А что это даст? Сам понимаешь...
Я не понимал, но промолчал. А не понимал я самого главного, - куда
делись дядя Жора с дядей Сережей, и почему отец не поехал прямиком в
милицию, и не согласился шариться при свете фар в дюнах, в которые упиралась
сбегающая от академических дач дорога. А? Если предположить, что они пошли
на залив?..
Когда я спустился вниз, мама отпаивала заплаканную тетю Зину пахучими
каплями, а Катька накручивала телефон и пыталась дозвониться до городской
милиции, чтобы вызнать номер, по которому сообщают об увезенных скорой
помощью и доставленных в морг. Веселенькая тема, ничего не скажешь.
Отец мрачно рылся в лохматой записной книжке, выискивая чей-то телефон.
Часы показывали три ночи. Чарли, положив мордочку на лапу, сочувственно
смотрел на хозяйку из-под газовой плиты.
- Кирилл! - всхлипнула тетя Зина. - А в чем он поехал? В голубой
рубашке с галстуком или в олимпийке?
-Мама, прекрати сейчас же! - сказала Катька, шмякая трубку. - Пойди и
загляни в платяной шкаф! Мне уже надоели твои... - Она махнула рукой и,
хлопнув дверью, выскочила на веранду. - Я услышал, как кузина сбегает по
крыльцу, и тоже собрался на улицу.
- Нет, тетя Зина, он был в этой страшной гэдээровской кофточке и
дурацких вельветовых тапочках... Ну, которые вы привезли из Венгрии ...
Отец то ли поперхнулся, то ли хотел чихнуть, но сдержался, а тетя Зина
сказала жалобно:
- Все меня обманывают! Все! - и опять зарыдала.
- Ну не дурацкие, - исправился я, - нормальные тапочки. - И пошел на
улицу.
Тетя Зина рыдала, как по покойнику.
Катьку я нашел в беседке.
- Ты что, куришь? - удивился я.
- Как видишь! - огрызнулась сестрица.
- А какие у тебя?
Она молча сунула руку под скамейку и вытянула шуршащую пачку.
- Ого! - В свете далекого уличного фонаря я разглядел марку сигарет. -
"Опал"! А зажевать есть чем? - я вытащил сигарету, и Катька протянула мне
спички:
- Вот леденцы лежат, - холодно сказала сестра и затянулась. - Если
только он себе какую-нибудь вешалку завел, я ему... всю рожу расцарапую! -
Она щелчком выстрелила горящий окурок и пошла к дому.
Я нашел его по малиновому огоньку в кустах черничника, загасил и
выбросил за калитку, ведущую в лес. Что они себе придумывают!.. Бедный дядя
Жора...
4
Едва проснувшись, я понял, что уже середина дня и дядя Жора нашелся. Я
понял это по расположению солнца и радостному лаю Чарли, который носился по
участку и лаял так, как он лает только с хозяином. Его лай то удалялся к
лесному забору, то приближался к дому, и я подумал, что дядя Жора рад
встрече и теперь гоняет любимого Чарлика, чтобы тот знал, как его любят.
Я соскочил с кровати и сдвинул занавеску. Конечно! Дядя Жора целый и
невредимый стоял возле беседки и, топая на Чарлика ногами, размахивал руками
и делал вид, что сейчас бросится за ним и догонит. Чарли, высунув язык и
скашивая глаза, нарезал круги по участку и радостно повизгивал, и подлаивал.
Протерев сонные глаза, я залюбовался картиной. Прислушался и сквозь
собачий лай различил, как жужит пропеллером флюгер-самолетик. Хорошо! Но что
у дяди Жоры с лицом? Мне показалось, оно сильно исцарапано... Катька?.. Не
может быть, чтобы она подняла на отца руку со своими коготками...
Я спустился вниз, но никого не обнаружил и вышел на крыльцо. Чарлик
подбежал ко мне и, приветственно тявкнув, помчался дальше. Он хотел не
только поздороваться, но и показать, как ему хорошо бегать кругами, играться
с нашедшимся хозяином и тявкать на всю округу. Я с улыбкой помахал дяде
Жоре, и он тоже махнул мне, но ничего не сказал. Да, лицо у него было
расцарапано, и уши, уши - были какими-то вздувшимися и синими. Нет, это не
Катькиных рук дело...
- А где все? - сложив руки рупором, крикнул я.
Дядя Жора услышал меня и пожал плечами. Вид у него был какой-то
чересчур самостоятельный, гордый, словно он со всеми, кроме Чарлика и меня,
поругался и теперь не хочет даже знать, где проводят время домочадцы.
Бежать к дяде Жоре, разглядывать его лицо и спрашивать, откуда такие
царапины и уши, мне показалось несолидным. Другое дело, если бы он
приглашающе махнул мне рукой, своему единственному и любимому племяннику, но
он не махнул. Хотя вчера мы с отцом и предпринимали его розыски, и стояли
под дверью, затаив дыхание и даже прогнав прочь кота Ерофея, чтобы не мешал
своим мявом и боданием. И больше кота мне мешало слушать мое колотящееся в
горле сердце. Н-да...
Я поставил на газ чайник и нашел на кухонном столе записку от мамы. Она
сообщала, что дядя Жора нашелся, а они с папой пошли на рынок и скоро будут.
Я подошел к заколоченной двери, за которой начиналась половина дядижориного
дома, и приложился ухом к ковру. Мне показалось, там бубнил телевизор или
тетя Зина негромко разговаривала по телефону.
5
История, приключившаяся с дядей Жорой, выглядела сколь фантастически,
столь же и убедительно. "Чужая мать наплачется", - как говорил потом дядя
Жора.
Оказывается, когда мы с отцом приехали в Комарово, дядя Жора куковал в
одиночестве на втором этаже чужой дачи и безуспешно подавал нам знаки, что
нуждается в помощи...
Но куда вдруг делся Сергей Сергеевич, который ездил в колясочке и
безвылазно жил в Комарове?
- Куда, куда.., - морщился дядя Жора, когда тетя Зина взялась
допытывать его по второму, а может быть, и по третьему кругу, - я же
говорил, - за ним дочка приехала на микроавтобусе "Латвия" и увезла их с
женой в Ленинград. Его на понедельник в клинику вызвали. А меня попросили
дождаться прихода кота Ерофея, накормить этого поросенка, запереть дверь и
положить ключ под крыльцо.
- И каким ветром тебя занесло на второй этаж?
- Повторяю: я поднялся, чтоб проверить, закрыты ли форточки.
- А почему они должны быть закрыты? - невинно интересовалась тетя Зина.
Ну, Жора у нас любит порядок, - вслух догадывался отец. - А тут
все-таки чужое имущество...
- Правильно, - кивал дядя Жора, - именно поэтому. Чтобы птицы,
например, не залетели... Или чужие кошки не забрались...
- Чужие кошки! - сверкала глазами тетя Зина. - Не они ли тебя
расцарапали?
По лицу дяди Жоры я видел, что ему очень хочется прокомментировать
соображения супруги насчет чужих кошек, но он сдерживается.
Так вот. Зайдя на второй этаж, дядя Жора зацепился ногой о коврик,
повалился, как спиленый столб, и, пробив головой ветхую дверцу шкафа, влетел
в пахнущую нафталином темноту. Голова застряла в фанере, и острые щепки
впились в шею.
"Ни фига себе, уха!", - подумал дядя Жора, но тут же решил, что это
пустяк, и сейчас он переждет боль, обломает фанеру и вытащит голову.
Но не тут-то было!
Фанерка оказалась хлипкой только в одном месте. К тому же, конец бороды
зацепился за края дырки, остался снаружи и тянул голову вниз, как лошадиная
уздечка. Дядя Жора собрал волю в кулак и втянул бороду в шкаф, но,
отдышавшись, понял, что совершил ошибку. В том смысле, что теперь борода и
уши мешали дать задний ход и вытянуть голову из колючего капкана.
Руки у него остались снаружи, но дядя Жора лишь кончиками пальцев
дотягивался до головки ключа и не мог повернуть его, чтобы открыть дверцу.
В шкафу висели старые драповые пальто, и их ткань неприятно щекотала
лицо. От нафталина начали слезиться глаза. Дядя Жора попробовал взвыть, как
корабельная сирена, но хорошего звука не получилось. К тому же он вспомнил,
что запер входную дверь, которая все время распахивалась и скрипела. Он стал
припоминать всякие нравоучительные примеры из книжек и кинофильмов. Как,
например, волк, попавший в капкан, перегрызает себе лапу, или аквалангист
под водой, отпиливает застрявшую в железках руку, но голова, как известно
одна, и дядя Жора, покрутившись и обиссилев, отдал ей приказ - придумать
способ, как вытащить саму себя без ампутации.
Когда мы звонили в дверь, он догадался, что это мы. И пытался хрипло
подвывать нам из завешенного тряпьем короба. А также стучал ногой по полу,
давая знать, что он жив. Но пол, застеленный половиками, и вельветовые
венгерские тапочки, которые он надел, не давали хорошего звука. К тому же,
много не покрутишься, когда вокруг шеи тысяча иголок, и одна из них может
проколоть сонную артерию.
- И как же ты выбрался? - тетя Зина, похоже, не до конца поверила в
злоключение мужа и думала поймать его на враках.
- Под утро и выбрался. Благодаря природной смекалки и ловкости. Мы,
кронштадтцы, нигде не пропадем, тебе это должно быть хорошо известно.
Расшатал фанеру плечами и вырвал ее из рамки дверцы.
- И что?
- Ничего! Вышел, как дурак, с этим фанерным жабо на улицу. Поплелся к
сторожу. Собаки завыли и разбежались... Разбудил этого черта. Потом он пошел
пилу искать. Притащил - двуручку... Чуть голову мне не отпилил, болван. Вот,
смотри, какие кровоподтеки на шее. Стал снимать с меня этот фанерный
стульчак, так борода зацепилась...
- Борода! - восклицала тетя Зина. - Некоторым мужчинам зачем-то борода
вдруг понадобилась! А? Чарли, ты не знаешь, зачем им эта чертова борода с
сединой?... - Она чесала носком туфля брюхо собаке, и Чарлик переворачивался
на спину и всем своим видом давал понять, что не знает, зачем некоторым
мужчинам понадобилась борода... Да и разве в этом дело, когда нашелся
хозяин...
Когда у дяди Жоры зажили царапины, и уши приняли нормальные размеры, он
сбрил бороду, и вновь стал с моим отцом на одно лицо.
Наверное, правильно он поступил, хотя борода и шла ему. Но без нее в
нашем доме сразу стало спокойнее...
Однажды я потихоньку зашел на веранду, чтобы взять с комода спички, и
услышал, как мама на кухне спросила отца: "Надеюсь, тебе не захочется
отпустить бороду по примеру брата?" Я замер. В кухне установилась тишина, и
когда я заглянул туда через тюлевую занавеску, то увидел, что папа с мамой
стоят обнявшись, и целуются, как молодые.
Я на цыпочках вышел с веранды и бросился бежать к беседке. И сердце
почему-то радостно перекувыркнулось в груди.
Фераль 2003г.
(Из рассказов Кирилла Банникова)
1
Мы с родителями обедали, когда позвонил дядя Жора и сказал, что у них в
квартире третий день живет впавший в запой кронштадтец, с которым он
познакомился в книжном магазине "Бригантина", пока стоял в очереди за книгой
Конецкого "Среди мифов и рифов".
И что ты думаешь! - радостно сказал дядя Жора. - Он родился на три дня
позже нас с тобой! Видел бы ты его пупок! Это не пупок, а произведение
искусства! Приезжай, посмотришь!
И сколько же ты взял книг? - сухо осведомился отец.
Две, естественно. Тебе и мне. Пришлось два раза в очередь вставать.
Молодец, - смягчился отец. - Скоро приеду...
Господи! - сказала мама, - вы с этими пупками, как дети малые. Никак не
наиграетесь. Вот сейчас сядете в кружочек и будете, как три дурака,
любоваться своими пупками...
Выбирай, пожалуйста, выражения, - сказал папа. - Там редкий экземпляр.
К тому же нашего года рождения.
Ну и ехал бы этот редкий экземпляр домой, вместо того, чтобы по чужим
домам со своим пупком светиться! Бедная Зина!...
Нас не так много осталось, - печально сказал отец, - можете и
потерпеть. - Сказано было так, словно родившиеся в Кронштадте были малым
исчезающим народом.
Отец закончил обедать и стал собираться. - К тому же Жора мне книжку
Конецкого купил. Надо забрать.
Может и мне с тобой прокатиться? - Я отнес грязные тарелки в раковину и
посмотрел на отца.
Правильно, - сказала мама. - Если уроки сделал, прокатись. Я хоть от
вас отдохну.
Отец с дядей Жорой родились в Кронштадте с интервалом в несколько
минут, и пупки им завязали специальным, как они уверяли, морским узлом.
Если у большинства людей пупок живет в углублении живота, то эти,
кронштадтские, напоминали выпуклую пуговицу, пришитую к брюху так, что не
подковырнешь.
В детстве - на пляже или в бане - я любил рассматривать отцовский
пупок, играл с ним, вооображая его то прожектором паровоза, то китайским
фонариком, и вообще, считал семейной собственностью, которой можно гордиться
и следует охранять. Я натирал его намыленной губкой, а в раздевалке насухо
вытирал махровым полотенцем. То же самое я проделывал с пупком дяди Жоры, но
с меньшим усердием, чтобы моей кузине Катьке было с чем повозиться дома.
Желающим знать историю пупков, отец или дядя Жора объясняли, что до
войны в кронштадтском госпитале пупки мальчикам завязывали специальным
образом, что исключало попадание в углубление живота грязи и пота и помогало
избежать воспалительных процессов. Традиция, дескать, тянулась
штрих-пунктирной линией со времен Петра, который своим указом повелел:
- Младенцам мужеского пола, явившимся на свет Божий в Питерсбурхе и
Кроншлоте пуповину вязать на особый флотский манер! - тут дядя Жора
вскидывал указательный палец и похлопывал себя по животу, давая понять, что
его-то пупок есть продукт неукоснительного соблюдения Петровского указа, а
вот с остальными надо еще разобраться. Ибо в Ленинграде традиция порушена,
пупки нынче вяжут, как попало, и только если повезет, можно встретить
человека, чей узелок в центре живота соответствует петровскому наказу. И
чаще всего этот доблестный человек родился в Кронштадте. После такой лекции
любому становилось ясно, что эталонным петровским пупком следует считать
именно дядижорин пупок, а затем уже моего бати, появившегося на свет через
несколько мгновений после брата-близнеца..
Иногда на пляже или на берегу лесного озера отец разрешал мне рисовать
древесным угольком или шариковой ручкой на его животе. И тогда пупок
становился дулом пушки, палящей в кривоногих фашистских солдат или
прожектором военного корабля, спешащего на помощь морякам-товарищам.
Если мы шли на пляж с дядей Жорой и Катькой, то кузина сотворяла из
пупка своего родителя удивленный глаз с ресницами, который принадлежал
уродцу-пришельцу, чьи ножки уходили в плавки папаши, а десяток тощих рук
разбегался по просторному отцовскому животу.