Кард Орсон Скотт. Говорящий от имени мёртвых

   Пликт всегда была подозрительной. На сей раз - небезосновательно.
   - Говорящие имеют приоритетный доступ к поступающей информации, признался Эндрю.
   - Вас кто-нибудь попросил стать Говорящим от имени умершего зенолога?
   Он покачал головой.
   - Луситания находится под защитой католичества.
   - Я тоже имела это в виду, - сказала она. - Они не могут иметь Говорящего из числа своих. Но если потребуется, они имеют право его пригласить. Луситания не связана с Трондеймом.
   - Никто не скажет от имени Говорящего.
   Пликт пожала плечами.
   - Почему вы здесь?
   - Ты же знаешь, почему я приехал. Я говорил от имени Вьютена.
   - Я знаю, вы приехали с сестрой, Валентиной. Как педагог, она больше известна, чем вы. Она всегда отвечает на вопросы ответами, а вы на каждый вопрос задаете еще больше вопросов.
   - Это потому, что она знает ответы на некоторые вопросы.
   - Говорящий, ответьте мне, пожалуйста. Я пыталась выяснить кое-что о вас. Я очень любопытная. Например, я хотела узнать ваше имя, откуда вы прибыли. У нас все классифицировано. Но классификация настолько обширна, что я не могла отыскать ни одного доступного мне уровня. Наверное, сам Господь не нашел бы там своего жизнеописания.
   Эндрю обнял ее и посмотрел в глаза.
   - А разве твое дело - определять степень доступности информации?
   - А вы совсем не тот, за кого себя выдаете, Говорящий, - сказала она. - Даже сообщения ансибла поступают к вам раньше, чем к остальным, ведь правда? И никто не может получить сведения о вас.
   - Никто и не пытался. Зачем они тебе?
   - Я тоже хочу стать Говорящим.
   - Тогда учись дальше. Компьютер научит тебя. Это не религиозная догма - не надо зубрить катехизис. А сейчас я хочу остаться один.
   Он поклонился и пошел дальше. Она отшатнулась, как от удара.
   - Я хочу быть Говорящим от вашего имени, - крикнула она.
   - Я еще не умер! - прокричал он в ответ.
   - Я знаю, вы собираетесь в Луситанию. Я знаю, кто вы!
   - Тогда ты знаешь больше меня, - произнес про себя Эндер. Его вдруг охватила дрожь. Три свитера и ярко светящее солнце не спасли его от противного ощущения. Он не предполагал, что Пликт может так взволновать его. Они были чем-то похожи друг на друга. Он испугался той безрассудной настойчивости, с которой девочка чего-то добивалась от него. Он провел годы, не контактируя ни с кем, кроме сестры Валентины - с ней, и конечно, мертвым, от чьего имени он говорил. Все люди, которые что-то значили в его жизни, были мертвы. Он и Валентина проходили сквозь столетия, миры, говорили от имени многих.
   Идея отыскать ростки жизни в ледяном сердце Трондейма стала противна ему. Чего добивалась от него Пликт? Не имеет значения; он все равно ничего не даст. Как посмела она что-то требовать от него? Будто он ее вещь. Эндер Виггин никому не принадлежал. Если она действительно знает, кто он, она должна испытывать отвращение к нему, как к Ксеноциду.
   А может, она поклоняется ему как Спасителю Человечества. Эндер вспомнил, как в древности люди боготворили своих Спасителей. Он не выносил подобного раболепия. Сейчас его знают только по его ролям, по именам. Каждый город, народ, нарекал Говорящего от имени Мертвых своими именами.
   Он не хотел, чтобы они узнали, кто он. Он не принадлежал им, не был их частью, он вообще не принадлежал к человеческой расе. У него другое предназначение. Он принадлежит чему-то иному. Не человечеству. И не кровавым свиноподобным. По крайней мере, он сам так думал.
   3. ЛАЙБО
   Анализ диеты: обычно это месизы - глянцевые, яркие черви, живущие под корой деревьев. Иногда их видели жующими побеги капума. Иногда - может быть нечаянно? - они глотали листья мендоры вместе с месизами.
   Мы никогда не видели, чтобы они ели что-нибудь еще. Новинха проанализировала все три вида пищи: месизы, побеги капума, листья мендоры - результаты поразили нас. Либо порквинхи не нуждались в разнообразии белков, либо все время голодали. Их диете серьезно недоставало многих необходимых элементов. Особенно низко было содержание кальция. Скорее всего, кальций иначе перерабатывается в их организме.
   Свободные размышления: до сих пор нам не удалось взять образцов тканей, поэтому наши знания в области анатомии и физиологии основываются лишь на анализе фотографий расчлененного трупа свиньи, названной Рутером. Тем не менее, мы обнаружили явные аномалии. Языки свиноподобных фантастически подвижны, это дает им возможность копировать все наши звуки и производить массу недоступных нам звуков. Языки, должно быть, эволюционировали для некоторых целей. Например, для собирания насекомых с коры деревьев или личинок с земли. Безусловно, древние свиноподобные проделывали это, хотя ныне живущие не используют язык для этих целей. Следующая аномалия - ороговевшие лапки, расположенные на ногах и внутри коленей. Они позволяют им лазать по деревьям и цепко держаться за кору при помощи одних ног. Почему они не подверглись эволюционным изменениям? Для спасения от хищников? Но на Луситании не обнаружено крупных хищников, представляющих опасность для них. Для того, чтобы цепляться за кору и собирать насекомых? Они подходят к их языкам по функциям. Но где же насекомые? Единственные обнаруженные нами насекомые - это сакфлаи и пиладоры, но они не живут в коре деревьев, и свиноподобные никогда не едят их. Месизы - очень большие по размерам, живут на коре деревьев. Их можно легко собрать, нагнув лианообразные ветви мендоры. Свиноподобным не надо даже лазить по деревьям.
   Рассуждения Лайбо: эволюция языка и лазанья по деревьям связаны со сменой окружающих условий, включая насекомых и изменения в пище. Какой фактор - оледенение? миграции? заболевания? - вызвал изменения окружающей среды. Исчезли древние клопы и т.д. Возможно, тогда же вымерли крупные хищники. Этим можно объяснить скудность биологических видов, несмотря на благоприятные природные условия Луситании. Катаклизм мог произойти относительно недавно - полмиллиона лет назад? - поэтому эволюционный ход еще не вызвал значительных изменений.
   Это заманчивая гипотеза. С тех пор в настоящей окружающей среде нет значимого фактора эволюции, поэтому эволюционирование свиноподобных остановилось вообще. У них нет конкурирующих видов. Экологическая ниша, занимаемая ими, может быть расширена за счет сжатия уровней. Все ли сводится к адаптивным чертам? Теория катаклизма совершенно не объясняет, почему свиноподобные сидят на такой однообразной, малопитательной диете.
   Джон Фигейро Алварес, рабочие заметки 4/14/1948 ЗК,
   опубликовано посмертно в Философских Трудах
   Луситанского Отделения, 2010-33-4-1090:40
   Появившись на станции зенадоров, мэр Боскуинха сразу взяла все дела в свои руки. Она привыкла командовать людьми и не допускала возражений и рассуждений.
   - Жди здесь, - сказала она Лайбо, разобравшись в ситуации, - пока тебя не позовут. Я пошлю Арбайте сообщить твоей матери о случившемся.
   - Нужно принести тело, - сказал Лайбо.
   - Я соберу мужчин, живущих рядом, и мы все сделаем, - произнесла она и добавила: - Аббат Перегрино приготовит место на Соборном кладбище.
   - Я хочу пойти туда, - настаивал Лайбо.
   - Понимаешь, Лайбо, нам нужно все тщательно заснять на пленку, все до мельчайших подробностей.
   - Но только я могу показать, как правильно сделать это для отчета Конгрессу Звездных Путей.
   - Тебе не следует находиться там, Лайбо, - голос мэра стал более властным. - Кроме того, нам необходим и твой отчет. Мы должны поставить в известность Звездные Пути как можно быстрее. Ты в состоянии написать его, пока все еще свежо в памяти?
   Она была абсолютно права. Только Лайбо и Новинха могли объективно описать случившееся; и чем скорее они это сделают, тем лучше.
   - Я составлю отчет, - промолвил Лайбо.
   - И ты, Новинха, тоже опиши свои наблюдения. Пишите, пожалуйста, по отдельности, не советуйтесь друг с другом. Сто Миров ждут информацию.
   Компьютер начал преобразование и кодирование информации, и их отчеты сразу ушли по ансиблу космической сверхпередачи, несмотря на ошибки и исправления. В ту же секунду их услышали все зенологи Ста Миров. Другие получили лишь краткое сообщение о случившемся. На расстоянии двадцати двух световых лет Эндрю Виггин услышал об убийстве Пайпо, Джона Фигейро Алвареса, и сообщил об этом студентам. Это случилось раньше, чем его тело было внесено в калитку Милагра.
   Отчет был закончен, и Лайбо сразу окружило руководство города. Сердце Новинхи кипело от ненависти, видя, что их жалкие утешения еще сильнее ранят Лайбо. Ужаснее всех был аббат Перегрино. Он сказал, что, по всей вероятности, свиноподобные - настоящие животные, без разума и души, и что его отец не был убит, а был разорван на части дикими зверями. Новинха в отчаянии чуть-чуть не закричала: "Неужели вы думаете, что Пайпо всю свою жизнь посвятил изучению простых зверей? А его смерть - это не убийство, а воля Божья?" Но ради Лайбо она сдержала себя. Лайбо сел, склонил голову, и своим смирением избавился от аббата быстрее, чем удалось бы Новинхе своим криком.
   Самым полезным оказался дон Кристиан, настоятель монастыря. Ненавязчиво задавая вопросы о событиях дня, он заставил ребят собраться с мыслями, отбросить эмоции.
   Вскоре Новинхе удалось отвертеться от бесконечных вопросов. Большинство спрашивало, почему свиноподобные совершили это; дон Кристиан, наоборот, интересовался, что делал Пайпо накануне и что могло стать поводом убийства. Новинха точно знала, что сделал Пайпо - он рассказал свиноподобным о тайне, которую ему открыл воспроизводитель. Но она даже не заикнулась об этом. Лайбо, казалось, тоже забыл об их торопливом коротком разговоре перед поисками Пайпо. Он даже не взглянул на воспроизводитель. Новинха немного успокоилась, она очень боялась, что он вспомнит.
   Возвращение мэра прервало беседу дона Кристиана. Вместе с мэром пришли люди, ходившие за телом Пайпо. Несмотря на плащи, все промокли до нитки и вымазались в грязи. Дождь стер возможные капли крови.
   Один из них сказал:
   - Ты теперь зенадор, правда?
   Это были слова! Они означали: зенадор не имеет официальных полномочий в Милагре, но он имеет престиж - именно его работе обязано население Луситании своим существованием, правда? Лайбо перестал быть мальчиком, теперь он имел статус, престиж, мог сам решать, вместо пешки он становился центральной фигурой.
   Новинха почувствовала, что почва уходит из-под ног. Почему всегда происходит то, что не должно происходить? Я надеялась работать здесь долгие годы, учиться у Пайпо, хотела быть вместе с Лайбо, моим парнем и учеником. Получив статус зенобиолога колонии, она получила право испытывать всю гамму чувств взрослых. Она не завидовала Лайбо, но ей хотелось, чтобы она и Лайбо оставались детьми как можно дольше, навсегда, если бы это было возможно.
   Но Лайбо не мог быть ее мальчиком-студентом, не мог быть вообще ее мальчиком. С внезапной ясностью она ощутила, что все люди сосредоточились только на Лайбо: что он сказал, как он себя чувствует, что думает делать дальше.
   - Мы не причиним свиноподобным вреда, - сказал он, - даже если они снова решатся убить. Я не верю, что отец мог спровоцировать их. Я обязательно найду разгадку. Как это ни парадоксально, но суть в том, что для свиноподобных их поступок - правильный и оправданный. Мы для них чужие. Мы должны выработать законы, табу - отец всегда настаивал на этом. Скажите им, что он умер, как солдат на поле брани, пилот самолета, он умер, выполняя свою работу, свой долг.
   Ах, Лайбо, молчун и тихоня, ты обнаружил такое красноречие, что вряд ли теперь тебя назовут ребенком. Сердце Новинхи сжалось от боли и жалости. Она отвела глаза от Лайбо и посмотрела вокруг.
   Все смотрели на Лайбо, и только один человек, казалось, не обращал на него внимания. Он был очень высок, очень молод - моложе ее. Она вспомнила, что знает его. Он учился на класс младше. Его имя Махрос Рибейра, но все называли его Макрам из-за роста. Однажды, опередив дона Кристиана, она защитила его.
   - Немая каланча, - дразнили его ребята, обзывали собачьей кличкой Рам. Его глаза пылали гневом. В бешенстве он кинулся и ударил одного из мучителей. Его жертва почти год носила на плече память об ударе. Конечно, они сказали, что он начал драку первым, безо всяких на то причин. Все трусы стремятся переложить свою вину на плечи другого.
   Новинха не дружила с детьми. Она была так же замкнута, как и Макрам, только беспомощна. Ничто не сдерживало ее. Она могла открыто сказать правду. Тогда она подумала, что это послужит хорошей тренировкой начинающему Говорящему от свиноподобных. Сам Макрам ничего не значил для нее. Она не догадывалась, как важно это было для него. Для него она стала единственным человеком, принявшим его сторону в многолетней войне с другими детьми. Она же, став зенобиологом, даже не вспоминала о нем. Незначимый эпизод быстро вытеснили более интересные события.
   Теперь он был здесь, перепачканный грязью бесчеловечного убийства. Что-то животное было в его лице. Куда он смотрит? Его глаза видели только ее, пожирали ее.
   "Почему он так смотрит на меня?" - мысленно спросила она.
   "Потому что я голоден", - ответили его жадные глаза.
   Нет, нет, это просто страх, просто привиделось из-за кровожадных свиней. Мне безразличен Макрам, и что бы он ни думал, я для него - ничто.
   Внезапно что-то осенило ее. Заступничество за Макрама означало одно для нее и совсем другое для него. Разница была столь разительна, что с трудом верилось, что они подразумевали одно и то же событие. Она попыталась связать это с убийством Пайпо. Казалось, разгадка где-то близко. Лишь малости не хватает для объяснения странного поведения свиноподобных. Ее размышления прервал аббат, позвавший людей на кладбище. Все зашевелились и двинулись к выходу. Огонек догадки погас, не успев разгореться.
   Гробы не использовались для захоронения умерших. В целях безопасности свиноподобных было запрещено рубить деревья. Поэтому тело Пайпо было похоронено сразу, хотя траурная церемония должна была состояться только завтра или послезавтра. Жители всей Луситании должны собраться на траурную мессу памяти зенадора. Макрам вышел вместе со всеми. Новинха и Лайбо остались с людьми, в чьи обязанности входило улаживать последствия смерти Пайпо и заботиться о родственниках усопшего. Они важно расхаживали по станции, отдавали распоряжения, смысла которых Новинха не понимала. Лайбо же был безучастен ко всему.
   Наконец, к нему подошел Арбайте и положил руку на плечо.
   - Ты, конечно, останешься с нами, - сказал Арбайте. - На ночь, по крайней мере.
   - Почему с тобой, Арбайте? Почему он должен идти к тебе? Вы - никто для нас. До сих пор мы даже не догадывались о вашем существовании, кто дал вам право решать? Разве смерть Пайпо сделала нас детьми, не знающими, что делать?
   - Я останусь с матерью, - ответил Лайбо. Арбайте с удивлением посмотрел на него - сумасшедшая идея ребенка воспротивиться его воле не вписывалась в его понимание. Конечно, Новинха знала, что это не так. Его дочка, Клеопатра, младше Новинхи на несколько лет, долго разучивала свое прозвище - Брузинха - маленькая чародейка. Так как же он мог не знать, что у детей есть собственный разум, и они всегда сопротивляются давлению?
   Его удивление не соответствовало предположениям Новинхи.
   - Твоя мать тоже побудет с нашей семьей некоторое время, - сказал Арбайте. - Она расстроена и огорчена, сейчас на нее нельзя взваливать домашние заботы. Нужно, чтобы ничто не напоминало ей о Пайпо. Она сейчас у нас, и твои братья и сестры тоже. С ними твой старший брат Джон, но у него есть жена и ребенок, так что ты должен остаться.
   Лайбо мрачно кивнул. Арбайте не стал навязывать ему свою защиту. Он попросил Лайбо стать защитником.
   Арбайте повернулся к Новинхе.
   - Я думаю, тебе лучше пойти домой, - произнес он.
   Она только сейчас поняла, что он пригласил только Лайбо. Его приглашение не касалось ее. Почему? Пайпо не был ее отцом. Она была просто другом Лайбо. Какое горе должна она испытывать?
   Дом! Что такое дом! Здесь ее дом! Разве сегодня она может пойти на биологическую станцию, куда вот уже более года она забегает лишь по работе? Что должно быть ее домом? Гибель родителей опустошила его, и она бросила дом, не вынеся горького одиночества. Теперь опустела станция зенадора: Пайпо умер, а Лайбо поглощен заботами взрослых. Этот дом так же перестал быть ее домом, как тот другой.
   Арбайте вывел Лайбо. Его мать, Концейзамо, ждала его в доме Арбайте. Новинха знала эту женщину, только как лаборанта архива Луситании. Новинха никогда не бывала в семье Пайпо. Ей не было дела до его жены и остальных детей. Работа на станции заменила ей все, стала единственной реальностью. Идущий к двери Лайбо вдруг уменьшился, будто сотни миль враз разделили их, будто ветер подхватил его словно перышко, и поднял высоко над землей. Дверь захлопнулась за его спиной. Только теперь она поняла истинную цену потери Пайпо. Расчлененное тело на холме не было смертью. Оно было лишь осколком смерти. Сама по себе смерть - пустое место для нее. Пайпо был скалою, высокой и крепкой, под ее защитой Лайбо и Новинхе любые шторма были нипочем. Его не стало, шторм поглотил их и неизвестно, где выбросит.
   "Пайпо, - кричала ее душа. - Не уходи! Не оставляй нас!"
   Но он ушел, не желая слушать ее мольбы, также, как когда-то ушли ее родители.
   Работа кипела на станции зенадоров; мэр Боскуинха собственноручно копировала отчеты Пайпо для ансибла. Это должно было помочь экспертам разобраться в его гибели.
   Новинха знала, что в записях Пайпо нет разгадки убийства. Ее данные убили его. Голограмма все еще висела в воздухе около терминала. Это было голографическое воспроизведение генных процессов в ядре клетки свиноподобных. Ей не хотелось показывать их Лайбо, но теперь, когда он ушел, она внимательно вглядывалась в изображение, стараясь понять, что заставило его броситься к свиноподобным, что он хотел сказать им или сделать, что дало повод к убийству. В нем жила невидимая тайна, охраняя которую, свиноподобные убили человека.
   Чем больше она рассматривала голограмму, тем меньше понимала ее, и, наконец, она совсем пропала. Навернувшиеся слезы превратили ее в голубой туман. Она убила его. Без нее он не открыл бы секрета свиноподобных. Если бы я не пришла сюда, если бы не хотела стать Говорящим от имени свиноподобных, ты был бы жив, Пайпо. Лайбо имел бы отца и был бы счастлив, станция оставалась бы домом. Я несу семена смерти, и они прорастают в людях, любимых мною. Сейчас я живу, значит, другие должны умереть.
   Мэр услышала ее всхлипывания и поняла, что девочка тоже охвачена горем утраты. Боскуинха поручила другим продолжить шифровку отчетов и подошла к ней.
   - Сочувствую тебе, девочка, - сказала она. - Я знаю, ты часто бывала здесь. Пайпо стал тебе вторым отцом. Прости, что пришлось задать тебе много вопросов, но ты - единственный очевидец. Пойдем ко мне домой.
   - Нет, - произнесла Новинха. Ночной холод слегка отрезвил ее. Собрав остатки сил, она продолжала: - Я хочу побыть одна, пожалуйста.
   - Где?
   - Я пойду к себе на станцию.
   - Тебе не следует быть одной, - мягко настаивала Боскуинха.
   Но Новинха бежала от доброты, от людей, старающихся утешить ее. Разве вы не видите, что я убила его? Я не заслужила утешений. Я хочу больше боли. В ней мое прощение, мое наказание. Как иначе смыть кровь с моих рук?
   Но сила оставила ее, она не могла больше сопротивляться. Через десять минут машина мэра тронулась навстречу ночи.
   - Вот мой дом, - сказала мэр. - У меня нет детей твоего возраста, но я думаю, тебе у нас понравится. Не волнуйся, никто не потревожит тебя. Это лучше, чем горевать одной.
   - Да, лучше. - Новинхе казалось, что она справилась с голосом. На самом деле, это был слабый шепот убитого горем человека.
   - Пожалуйста, - забеспокоилась Боскуинха. - На тебе лица нет.
   Хорошо бы не было.
   У нее не было аппетита, хотя муж Боскуинхи приготовил ужин и кофе. Уже заполночь ей наконец-то разрешили лечь в кровать и остаться наедине с собой. Ночью, когда все уснули и дом затих, она встала, оделась и спустилась к домашнему компьютеру Боскуинхи. Она задала программу на подключение к терминалу станции зенадоров. Голограмма была на месте. Она не должна допустить еще одной смерти, никто не должен отгадать секрет свиноподобных.
   Она вышла из дома и направилась к центру, вдоль блестящей ленты реки, мимо виллы дас Агбюс, к станции биологов, к ее дому.
   В жилище было холодно и неуютно - она не могла уснуть, несмотря на теплое одеяло и теплые носки. В лаборатории царило тепло и порядок - ее собственная работа не страдала от совместных исследований с Пайпо. Все выполнялось добросовестно и в срок.
   Со всей педантичностью она приступила к работе. Она выбросила все образцы и слайды, исследование которых было связано со смертью Пайпо. Тщательно протерла везде, не оставив ни единой зацепки о проводимом эксперименте.
   Затем повернулась к терминалу. Она сотрет всю информацию о проведенной работе. Затем уничтожит отчеты родителей, подтолкнувшие ее к открытию. Она уничтожит все, хотя это было смыслом ее жизни, главной темой ее научной деятельности. Все ее достижения должны исчезнуть за одно мгновение.
   Компьютер остановил ее.
   - Рабочие заметки зенобиологических исследований не подлежат уничтожению из памяти машины, - появилось сообщение. Она ничего не могла сделать. Она училась у своих родителей, их работы она изучала как священное писание: ничто не должно быть уничтожено, ничто не должно быть забыто. Святость знаний запала в ее душу глубже любого катехизиса. Ловушка парадокса. Знания убили Пайпо, уничтожить знания - вторично убить родителей, стереть даже память о них. Какое убийство из двух предпочесть? Она не могла хранить знания, но не имела права их уничтожить.
   Новинха сделала все, что могла: замаскировала информацию и защитила только ей известным паролем. Теперь никто не увидит эти данные кроме нее, до самой смерти. Только после ее смерти, пришедший на смену ей последователь раскроет спрятанную тайну. Лишь одно исключение - когда она выйдет замуж, ее муж, если сочтет нужным, тоже будет иметь право доступа к данным. Но она не выйдет замуж. Так будет даже проще.
   Мрачное будущее поплыло перед глазами. Оно было неминуемым, бесцветным, безрадостным. Она хотела жить вечно, теперь ей тяжело выносить жизнь, жизнь без семьи, без любимого человека. Она ухватилась за смертельную догадку и тут же выпустила ее из рук. Вечное одиночество, вечная боль, вечная вина, постоянное ожидание смерти и страх перед ней. И лишь одно утешение: никто больше не умрет из-за нее.
   Страшное отчаяние охватило ее, и в тот же момент она вспомнила "Королеву пчел и Гегемона", вспомнила Говорящего от имени Мертвых. Хотя настоящий автор - подлинный Говорящий - вот уже тысячи лет вечным сном спал в своей могиле, в других мирах жили новые Говорящие, служившие жрецами людей, не верящих в богов и признающих только одну ценность человеческую жизнь. Говорящие, чьим делом было вскрывать подлинные мотивы человеческих поступков и объявлять правду о жизни людей после их смерти. В этой бразильской колонии были священники вместо Говорящих, но священники не устраивали ее, она должна призвать настоящего Говорящего.
   Она не сознавала раньше, что сама хотела делать это всю свою жизнь, с тех пор как впервые прочла и вдохновилась "Королевой Пчел и Гегемоном". Она хотела постичь их умение, поэтому хорошо знала закон. Луситания была католической колонией, но Закон Звездных Путей разрешал любому горожанину призвать жреца для любого умершего, и Говорящие от имени Мертвых становились такими жрецами. Она имела полное право позвать, и если Говорящий отзывался, никто не мог запретить ему войти в чужой мир.
   Возможно, ни один Говорящий не пожелает прийти, а, возможно, никто не сможет прибыть до ее смерти. Но у нее был шанс, что когда-нибудь - десять, двадцать, тридцать лет спустя - он появится и раскроет людям тайну жизни и смерти Пайпо. А, узнав правду, он четко и грамотно объяснит людям, что она любила, что было дорого ей в "Королевстве Пчел и Гегемоне", может быть это угасит ненависть, пылающую в ее сердце.
   Ее призыв вошел в компьютер, ансибл разнесет его Говорящим близлежащих миров. "Постарайтесь прибыть", - просило ее сердце неизвестных слушателей. - "Даже, если ты разоблачишь жестокую правду моей вины. Прибудь, несмотря ни на что".
   Она проснулась с мучительной, тупой болью, свинцом разлившейся в затылке. Она повернулась к терминалу, который тут же выбрал оптимальный угол видение и развернулся, чтобы защитить ее от излучения. Но не боль разбудила ее. Она почувствовала нежное прикосновение, кто-то положил руку на плечо. На секунду ей показалось, что это - Говорящий от имени Мертвых, явившийся на ее зов.
   - Новинха, - прошептал он. Нет, не Говорящий, другой. Тот, которого забрала у нее прошлая ночь.
   - Лайбо, - выдохнула она. Она хотела встать, но слишком стремительно - судорога свела мышцы, голова закружилась. Она вскрикнула, его руки подхватили и поддержали ее.
   - Все в порядке?
   Теплота его дыхания согрела ее, она почувствовала успокоение, почувствовала дом.
   - Ты искал меня.
   - Новинха, я пришел, как только вырвался от них. Мама, наконец, уснула. Сейчас там Филипо, мой старший брат. Арбайте заботится о нас. Я...
   - Ты хотел убедиться, что у меня все в порядке, - сказала она.
   На секунду воцарилось молчание, затем снова зазвучал его голос, злой на этот раз, злой и отчаявшийся, и усталый, усталый, как годы, как свет умерших звезд.