Если я права, и Мандачува действительно имел в виду рост, тогда впервые у нас появился намек на детство свиноподобных. Если они действительно начинают ходить высотой в десять сантиметров, а также и говорить, тогда им требуется гораздо меньше времени утробного развития во время беременности, нежели людям, и гораздо больше времени на развитие после рождения.
   А теперь то, что кажется полнейшим безумием, даже по твоим меркам. Далее Мандачува подошел ко мне вплотную и сообщил - как будто сам сомневался - кто был отец Хьюмана: "Твой дедушка, Пайпо, знал отца Хьюмана. Его дерево растет недалеко от вашей ограды".
   Может, он обманывал? Рутер умер двадцать четыре года назад, правда? Возможно, именно в этом суть религиозного действа, что-нибудь типа "дерево-усыновитель". Но если судить по конспиративности и таинственности поведения Мандачувы, мне кажется, здесь есть доля правды. Возможно ли, что у них период беременности длится двадцать четыре года? Или Хьюману потребовалась пара десятилетий для развития из десятисантиметрового ребенка в славный образчик свиноподобного. Или, может быть, сперму Рутера где-нибудь хранили?
   Касательно этого вопроса. Впервые свинью, хорошо известную людям-наблюдателям, называют отцом. Рутер, тем не менее, был одним из тех, кто был убит. Другими словами, самец с низким уровнем престижа был назван отцом. Это означает, что наши самцы не являются холостяками, лишенными привилегий, хотя многие из них достаточно зрелы и помнят Пайпо. Они все потенциальные отцы.
   И еще, если Хьюман так поразительно сообразителен, то почему его бросили в группу жалких холостяков. Я думаю, мы с самого начала встали на неправильную позицию. Наша группа - не низко-престижная группа холостяков, а перспективная группа подростков.
   Так, когда ты говорил, что тебе жаль меня, потому что тебе посчастливилось участвовать, а я должна остаться дома и составить отчет для ансибла, тебя переполняли Неприятные Выделения.
   (Если ты вернешься домой, когда я буду уже спать, разбуди, пожалуйста, и поцелуй! Хорошо? Я заслужила поцелуй сегодня).
   Записка Аунды Фигейро Макамби к Майро Рибейра
   фон Хессе, восстановленная из файлов Луситании
   и представленная как очевидность.
   На Луситании не было индустрии строительства. Когда пара вступала в брак, их друзья и семьи строили им дом. Дом Рибейры отражал историю семьи. Фасад, наиболее старая часть дома, была отделана листами пластика, посаженными на бетонную основу. Комнаты пристраивались по мере прибавления семьи, каждая пристройка упиралась в предыдущую. Таким образом пять отдельных одноэтажных сооружений прилепились к склону холма. Поздние пристройки были выполнены из кирпича, плотно примыкающего друг к другу, крыши были покрыты тростником. В них не было даже намека на эстетическую привлекательность. Семья строила только самое необходимое и не больше.
   Это не было бедностью, Эндер знал - в сообществах с контролируемой экономикой бедности не существует. Отсутствие украшений, индивидуальности, отражали презрение семьи к собственному дому; для Эндера - это было еще и отражение собственного презрения друг к другу. Несомненно, Олхейдо и Квора не испытывали облегчения или расслабления, свойственного большинству входящих под крышу родного дома. Наоборот, они стали более угнетенными, обеспокоенными, их детская беспечность исчезла на глазах. Дом казался мощным источником гравитации, который все больше и больше наливал их тяжестью по мере приближения.
   Олхейдо и Квора прошли внутрь. Эндер остался у двери, надеясь, что кто-нибудь пригласит его. Олхейдо оставил дверь полуоткрытой, и вышел из комнаты, не говоря ни слова. Эндер мог видеть Квору, сидевшую на кровати в первой комнате. Она неподвижно сидела, прислонившись к голой стене. На стенах дома не висело никаких вещей или украшений. Они были абсолютно белыми. Лицо Кворы казалось черным пятном на фоне стены. Она равнодушно смотрела в пространство перед собой, упорно не замечая его присутствия и не делала ничего, чтобы позволить ему войти.
   Над домом витала какая-то болезнь. Эндер пытался понять, что он мог пропустить в характере Новинхи, заставившее ее жить здесь. Неужели смерть Пайпо так глубоко запала ей в сердце?
   - Твоя мать дома? - спросил Эндер.
   Квора не отвечала.
   - О, - сказал он, - прости, пожалуйста, я принял тебя за маленькую девочку, а ты - статуя.
   Казалось, она не слышит его. Ну, хватит напрасных попыток вытащить ее из ее уныния.
   Раздалось гулкое топанье. Маленький мальчик вбежал в комнату, остановился на середине и воровато огляделся по сторонам, его лицо замерло в дверном проеме, там где стоял Эндер. Он был примерно на год младше Кворы, лет шести-семи, не больше. В противоположность Кворе, его лицо излучало взаимопонимание. К нему примешивался дикий голод.
   - Твоя мать дома? - снова спросил Эндер.
   Мальчик наклонился и стал закручивать штанины кальсон. Длинный кухонный нож был привязан к его ноге. Он медленно отвязал его. Затем, ухватив его двумя руками, он нацелился и прыгнул на Эндера, метя ножом прямо в промежность. Его отношение к странникам нельзя было назвать деликатным.
   Мгновение, и Эндер стиснул его и крепко прижал к себе, нож выпрыгнул к потолку. Мальчишка брыкался и истошно вопил. Эндеру приходилось усмирять его обеими руками. Он отчаянно молотил руками и ногами, подобно теленку, связанному для клеймения.
   Эндер внимательно посмотрел на Квору.
   - Если ты сейчас же не найдешь и не приведешь кого-нибудь нормального в этом доме, я заберу этого звереныша с собой и съем на ужин.
   Квора задумалась, затем пулей выскочила из комнаты.
   Через секунду в комнату вошла усталая девушка, со спутанными волосами и заспанными глазами.
   - Извините, пожалуйста, - промямлила она. - Он больше...
   Внезапно она проснулась окончательно и широко открыла глаза.
   - Вы Говорящий от имени Мертвых!
   - Да.
   - О, очень жаль, вы говорите по-португальски? Конечно, говорите - вы ведь только ответили мне - о, пожалуйста, не здесь, не сейчас. Уходите.
   - Прекрасно, - сказал Эндер, - мне лучше подержать мальчика или нож?
   Он кивнул на потолок, ее взгляд проследил за ним.
   - О, извините, мы искали его вчера целый день, мы знали, что он у него, но не могли найти.
   - Он был привязан к ноге.
   - Это невозможно. Мы обыскали его полностью. Пожалуйста, отпустите его.
   - Вы уверены? Мне кажется, он точит зубы.
   - Грего, - обратилась она к мальчику, - нехорошо бросаться с ножом на людей.
   Грего заорал во все горло.
   - Его отец умер, понимаете...
   - Они были настолько близки?
   Легкое изумление пролетело по ее лицу.
   - Едва ли. Он всегда был вором. Грего с раннего детства привык ходить и хватать что-нибудь. Но стремление убить человека, это что-то новое. Пожалуйста, отпустите его.
   - Нет, - отрезал Эндрю.
   Прищурив глаза, она вызывающе посмотрела на него.
   - Вы хотите похитить его? Забрать? Вам нужен выкуп?
   - Возможно, ты не поняла, - ответил Эндер. - Он напал на меня. У меня нет никакой гарантии, что он не повторит это снова. Ты даже не можешь урезонить его.
   Как он и надеялся, ее глаза вспыхнули яростью.
   - Вы что себе позволяете? Это его дом, не ваш!
   - На самом деле, - сказал Эндер, - я проделал большой путь от прассы до вашего дома, Олхейдо шел очень быстро. Позволь мне сесть.
   Она кивнула на стул. Грего вертелся и извивался в объятиях Эндера. Эндер поднял его достаточно высоко, их лица были почти на одном уровне.
   - Грего, если ты вырвешься, ты ударишься головой об пол. Будь здесь ковер, у тебя был бы шанс остаться в сознании. Но его здесь нет. И, честно говоря, у меня есть огромное желание услышать треск твоей головы, когда ты шмякнешься на цементный пол.
   - Он еще плохо понимает старк, - съязвила девочка.
   Но Эндер видел, что Грего все прекрасно понял. Он увидел какое-то движение. Олхейдо вернулся и стоял в дверном проеме, ведущем в кухню. Из-за его спины выглядывала Квора. Приветливо улыбнувшись и подмигнув им, Эндер направился к стулу. Внезапно он подбросил Грего в воздухе. Почувствовав падение, Грего в панике задергал руками и ногами, перевернулся. Глаза его безумно вращались. Он скулил от боли и страха, видя приближающийся пол. Эндер мягко опустился на стул, поймал мальчишку и усадил его к себе на колено, тщательно скрутив руки за спиной. Грего удалось пнуть пятками в голень Эндера, но так как мальчик был без обуви, его маневр не возымел действия. Наконец, обессилев, Грего сдался.
   - Вот, а теперь посидим спокойно, - начал Эндер, - спасибо за гостеприимство. Мое имя Эндрю Виггин. Я думаю, Олхейдо и Квора, а в особенности Грего, и я станем друзьями.
   Старшая девочка неопределенно махнула рукой, защищаясь, как от удара.
   - Меня зовут Эла Рибейра. Эла - сокращенное от Элеоноры.
   - Рад познакомиться. Я вижу, ты занята приготовлением ужина.
   - Да, да, очень занята. Я думаю, вам лучше прийти завтра.
   - Продолжай, мне не хотелось тебя отвлекать.
   Другой мальчик, старше Олхейдо, но моложе Элы появился в комнате.
   - Вы слышали, что сказала моя сестра? Она хочет, чтобы вы ушли!
   - Вы проявляете слишком много любезности, - сказал Эндер. - Но я хочу встретиться с вашей матерью и буду ждать ее здесь, пока она не придет с работы.
   Напоминание о матери заставило их замолчать.
   - Я предполагаю, что она на работе. Будь она здесь, она бы сгорела со стыда!
   Олхейдо слегка улыбнулся, но старший мальчик помрачнел. Боль и уныние проскользнули по лицу Элы.
   - Зачем вы хотите встретиться с ней? - спросила она.
   - В действительности, я хотел увидеть всех вас. - Он с улыбкой посмотрел на старшего мальчика. - Ты должно быть Естевайо Рей Рибейра. Названный в честь святого Стефана Мартура, который видел Иисуса, сидевшего по правую руку от бога.
   - Что ты можешь знать об этом, атеист!
   - Если мне не изменяет память, святой Павел стоял и держал одежды людей, швыряющих в него камнями. По-видимому, он не был верующим в то время. В действительности, по моему мнению, он был признан злейшим врагом Церкви. Однако, он потом раскаялся, не так ли? Я тоже предлагаю вам считать меня не врагом Бога, но апостолом, который еще не прошел дорогой Дамаска. - Эндер улыбнулся.
   Мальчик уставился на него, открыв рот.
   - Вы не святой Павел.
   - Наоборот, - сказал Эндер, - я - апостол свиноподобных.
   - Вы никогда не увидите их. Майро не позволит вам.
   - Возможно, позволю, - раздался голос у дверей. Все оглянулись и посмотрели на него. Майро был молод, что-то около двадцати лет. Но его лицо и манеры держаться отражали тяжелый груз ответственности и страдания, не по годам свалившийся на него. Эндер увидел, как все попятились, освобождая ему место. Это не было страхом перед более сильным. Скорее, они сами знали свое место. Он был невидимым центром притяжения, сила которого заставляла их вращаться по незримым параболическим орбитам вокруг него.
   Майро прошел в комнату и остановился напротив Эндера. Однако, он смотрел на пленника.
   - Отпустите его, - сказал Майро. От его голоса веяло холодом.
   Эла мягко прикоснулась к его руке.
   - Грего пытался заколоть его, Майро, - сказала она. Но ее голос неслышно добавил: не волнуйся, все в порядке. Грего в безопасности. А он не враг нам. Уши Эндера услышали ее бессловесный отчет, казалось, и Майро услышал его тоже.
   Грего, минуту назад казавшийся союзником, в миг превратился во врага.
   - Убивают! Убивают! - заорал он.
   Майро холодно посмотрел на Эндера. Эла могла доверять Говорящему от имени Мертвых, но Майро пока не доверял.
   - Я бью его, - сказал Эндер. Он понял, что лучший способ добиться правды - это сказать правду. - Всякий раз, когда он старается вырваться. Возможно, слишком мало. Так как он до сих пор пытается бороться.
   Эндер пристально посмотрел на Майро, и Майро понял его просьбу. Он не стал настаивать на освобождении Грего.
   - Ничего не могу поделать, Григорио.
   - Ты позволишь ему издеваться над нами? - спросил Естевайо.
   Майро указал на Естевайо и заговорил, обращаясь только к Эндеру:
   - Все зовут его Квим. - Прозвище звучало как "король" на старке. Сначала его так прозвали из-за его вторичного имени - Рей, а сейчас, потому что он считает, что действует по указаниям свыше.
   - Ублюдок, - крикнул Квим и выскочил из комнаты.
   В это время остальные сгрудились, обсудить дальнейшие действия. Майро решил, что лучше оставить странника в покое и соглашаться с ним, по крайней мере, временно. Это даст им возможность присмотреться к нему. Олхейдо сел на пол. Квора заняла прежнюю позицию на кровати. Эла прислонилась к стене. Майро взял еще один стул и расположился напротив Эндера.
   - Зачем вы пришли в этот дом? - спросил Майро. По его тону Эндер понял, что он, как и Эла, никому не сообщил о своем обращении к Говорящему. Таким образом, никто из них не догадывался, что другой тоже ждал его. И оба они, определенно, не ждали, что он прибудет так скоро.
   - Я хочу увидеть твою мать, - ответил Эндер.
   Облегчение Майро было очевидным, хотя он старался скрыть его.
   - Она на работе, - сказал он. - Она работает допоздна, пытается вывести сорт картофеля, способный конкурировать со здешней травой.
   - Как амарант?
   Он ухмыльнулся.
   - Уже и об этом знаете? Нет, мы не хотим больше таких конкурентов. Пища здесь очень скудная, поэтому картофель стал бы хорошей добавкой. Кроме того, из амаранта нельзя получить хорошего напитка. Шахтеры и фермеры уже давно грезят мифами о водке, так что он может стать королем среди опьяняющих напитков и вин.
   Улыбка Майро осветила дом подобно лучику солнца, просочившемуся в мрачную пещеру. Эндер почувствовал, что общая напряженность медленно ослабевает. Квора начала взад и вперед болтать ногами, как нормальный ребенок. Лицо Олхейдо расплылось от счастья и приобрело придурковатый вид. Полузакрытые глаза утратили зловещий блеск. Эла от души рассмеялась. Даже Грего, наконец, расслабился и перестал бороться за свою свободу.
   Внезапная теплота, разлившаяся по коленям Эндера, доказала окончательную капитуляцию. Годами Эндер вырабатывал привычку подавлять в себе непроизвольные реакции на действия и выходки противника. Поэтому потоп Грего не достиг намеченной цели. Он знал, чего добивался Грего своим наводнением - выкрик, полный негодования, и Эндер с отвращением сбрасывает его с коленей. Тогда Грего будет свободен - и полный триумф. Эндер не уступил ему победы.
   Эла хорошо изучила гримасы Грего. Ее глаза расширились, она со злобой двинулась к мальчику:
   - Грего, ты несносный маленький...
   Эндер подмигнул ей и улыбнулся.
   - Грего преподнес мне маленький сюрприз. Это единственное, что у него было, и он решил самолично вручить мне сей подарок. Это много значит. Мне он так понравился, что теперь я не расстанусь с ним всю жизнь.
   Грего зарычал и отчаянно завертелся, стараясь вывернуться из крепких рук.
   - Зачем вам все это! - воскликнула Эла.
   - Он старается научить Грего вести себя по-человечески, - сказал Майро. - Пустая трата времени. Никто даже не пытался очеловечить его.
   - Я пыталась, - сказала Эла со вздохом.
   С пола раздался голос Олхейдо:
   - Эла - единственный человек, старающийся сохранить нас в рамках цивильности.
   - Не рассказывайте ничего этому ублюдку про нашу семью, - прокричал Квим из соседней комнаты.
   Эндер важно кивнул, будто Квим предложил блестящую интеллектуальную идею.
   Майро хихикнул. Эла опустила глаза и села на кровать рядом с Кворой.
   - Мы не слишком счастливы дома, - произнес Майро.
   - Я понимаю, - сказал Эндер, - ваш отец совсем недавно умер.
   Саркастическая гримаса искривила лицо Майро.
   - Отец совсем недавно был жив, вы ведь это имели в виду, - вновь возник Олхейдо.
   Эла и Майро были полностью согласны с последним. Но Квим вновь прокричал:
   - Ничего не говорите ему!
   - Он обижал вас? - спокойно спросил Эндер. Он не двигался, хотя сырость от мочи Грего отвратительно холодила ноги.
   Эла ответила:
   - Если вы имеете в виду побои, нет, он не бил нас.
   Но для Майро его вопрос имел более глубокий смысл.
   - Это никого не касается, это наше дело.
   - Нет, - сказала Эла, - это его дело.
   - Почему его дело? - насторожился Майро.
   - Потому что он здесь Говорить о Смерти отца.
   - Смерти отца! - воскликнул Олхейдо. - Боже правый! Отец умер только три недели назад!
   - Я принял вызов стать Говорящим от имени другого человека, и был уже в пути, - начал объяснять Эндер, - когда кто-то обратился с просьбой Говорить от вашего отца. Поэтому я буду Говорить за него.
   - Против него, - произнесла Эла.
   - За него, - повторил Эндер.
   - Я позвала вас сюда открыть правду, - сказала она с горечью, - а любая правда о моем отце оборачивается против него.
   Тишина воцарилась в каждом уголке комнаты, все невольно застыли. Из проема дверей медленно возник Квим. Он внимательно посмотрел на Элу.
   - Ты вызвала его, - тихо сказал он, - ты.
   - Рассказать правду! - ответила она. Его обвинение больно хлестнуло ее, заставило напрячься. Он не произнес на словах, что она предала всю семью, обманула Церковь, пригласив неверного разоблачить то, что тщательно скрывалось.
   - В Милагре все такие добрые и великодушные, - сказала она. - Наши учителя не обращают никакого внимания на такие безделицы, как молчание Кворы или воровство Грего. Им дела нет, что Квора не произнесла ни одного слова в школе! Каждый утверждает, что мы обычные дети - правнуки Ос Венерадос, такие же блистательные как они, как же, в нашей семье есть зенадор и два зенобиолога! Какой почет. С высоты своего благочестия они не видели, как пьяный в стельку отец избивал мать. Он бил ее до тех пор, пока она не падала в изнеможении.
   - Заткнись! - заорал Квим.
   - А ты, Майро, отец кричал на тебя, обзывал грязными именами и ругательствами, пока ты не убегал из дома. И ты убегал, потому что не мог вынести...
   - По какому праву ты говоришь ему все это? - сказал Квим.
   Олхейдо поднялся на ноги, встал посредине комнаты и обвел всех нечеловеческим взглядом.
   - Почему вы до сих пор хотите скрыть правду? - тихо спросил он.
   - А тебе-то какое дело, - набросился на него Квим, - тебе он ничего не сделал. Ты отворачивался, опускал глаза и отгораживался от всего наушниками, слушал кантаты Баха или еще что-нибудь...
   - Опускал глаза? - переспросил Олхейдо. - Я никогда не отвожу и не опускаю глаза.
   В смятении он подбежал к терминалу, расположенному в дальнем углу комнаты. Мгновенно включил его, вынул контакт интерфейса и присоединил его к клемме правого глаза. Это было простое компьютерное соединение, но оно напомнило Эндеру об отвратительной глазной памяти гиганта, вырванной изнутри и медленно сочащейся, по мере того, как Эндер всверливался в мозг, прощупывал его и, изъяв весь смысл, вновь отдавал его смерти. На мгновение он окоченел от ужаса, прежде чем понял, что его память не настоящая, это компьютерный образ, часть компьютерной игры, в которую они играли в Школе Баталий. Все было три тысячи лет назад, но для него это составляло менее двадцати пяти лет, не такой уж большой срок, чтобы память потеряла силу. Именно эти воспоминания и мечты о гибели гиганта изъяли баггеры из его мозга и воплотили их в сигнал, смысл которого понятен был только ему. Этот сигнал привел его к кокону королевы пчел.
   Голос Джейн вернул его к происходящему в настоящий момент. Она шепнула камушкам в ушах.
   - Если тебе нужно, то во время взаимосвязи с глазом я сниму дамп всего, что он увидел, вплоть до сегодняшней сцены.
   Затем появилось изображение в пространстве около терминала. Оно не было голографическим, это был барельеф, наблюдаемый с одной точки видения. Сцена изображала ту же комнату, наблюдаемую с того места, где несколько минут назад сидел Олхейдо - очевидно, оно было его постоянным местом. В середине комнаты стоял высокий мужчина, стройный и сильный. Он в ярости размахивал руками и бранил Майро, спокойно стоящего рядом. Майро стоял, опустив голову, в его позе не было злобы, он терпеливо ждал. Сцена не сопровождалась звуком, образ был лишь слепком зрительной памяти.
   - Разве вы забыли? - прошептал Олхейдо. - Вы забыли как это было?
   В изображаемой сцене Майро, наконец, не выдержал и вышел из комнаты. Макрам последовал за ним до двери, изрыгая проклятия. Затем он вернулся и замер, как зверь, утомленный погоней. Грего подбежал к отцу и вцепился ему в ногу, крича что-то в направлении двери, по выражению его лица можно было догадаться, что он повторяет брань отца и обзывает Майро. Макрам отшвырнул ребенка и направился в заднюю комнату. Его намерения были очевидны.
   - Звука нет, - продолжал Олхейдо. - Но вы можете слышать, правда?
   Эндер почувствовал, как вздрогнуло тело Грего, сидевшего у него на коленях.
   - Да, вот удар, стук - она упала на пол, разве вы не чувствуете? Вы помните, что было с ней после таких концертов?
   - Замолчи, Олхейдо, - сказал Майро.
   Воссозданная на компьютере сцена завершилась.
   - Я не предполагала, что ты сохранишь все это, - произнесла Эла.
   Квим плакал, не скрывая слез.
   - Я убил его, - сказал он. - Я убил его! Я убил его, я!
   - Что ты мелешь? - раздраженно крикнул Майро. - У него была болезнь, нравственное разложение, гниль. Это врожденное!
   - Я молился, чтобы он умер! - ревел Квим. Горе и гнев перемешались в его лице. Слезы и слюна липкой слизью облепили губы.
   - Я молился Богородице, Святой Деве, я молился Иисусу, я умолял дедушку и бабушку. Я говорил, что согласен пойти в ад, только бы он умер. И они услышали меня. Он умер. Теперь я сгорю в аду, но я не жалею об этом! Господи, прости меня, но я рад его смерти! - Всхлипывая и спотыкаясь, он побрел в дальнюю комнату. Дверь с шумом захлопнулась за ним.
   - Отлично, на счету Ос Венерадос появилось еще одно сверхъестественное чудо, - сказал Майро. - Святость подтверждается.
   - Замолчи, - крикнул Олхейдо.
   Грего всем телом дрожал на колене Эндера. Его конвульсии были так сильны, что Эндер невольно проникся состраданием. Грего что-то шептал. Эла, видя страдания Грего, подошла к нему.
   - Он плачет, я никогда не видела, чтобы он так плакал...
   - Папа, папа, папа, - шептал Грего. Его дрожь перешла в содрогание. Агония отчаяния охватила его.
   - Он боится отца? - спросил Олхейдо. Его лицо выражало глубокое участие. Для Эндера, все их лица были полны сострадания и озабоченности. В семье царила любовь, а не солидарность угнетенных тараном.
   - Папа ушел, - мягко сказал Майро. - Не волнуйся, пожалуйста.
   Эндер тряхнул головой.
   - Майро, - сказал он, - разве ты не видел дамп памяти Олхейдо? Маленькие мальчики не могут осуждать своих отцов, они любят их. Грего во всем старался подражать Махросу Рибейре, как мог. Вы все были рады его смерти, но для Грего она была концом света.
   Для них это не было очевидным. До сих пор это была лишь слабая догадка; Эндер видел, как пугала она их. Тем не менее, он знал, это была правда. А когда Эндер выразил ее в словах, она стала очевидна для всех.
   - Господи, прости нас, - промямлила Эла.
   - За все, что мы наговорили, - прошептал Майро.
   Эла осторожно дотронулась до Грего. Он отказался идти к ней. Вместо этого, он сделал то, чего давно ждал Эндер. Грего повернулся лицом к Говорящему от имени Мертвых, обнял его за шею и горько заплакал.
   Все застыли в растерянности. Эндер осторожно заговорил с ними:
   - Он не мог поделиться с вами своим горем, так как думал, что все ненавидят его?
   - Мы никогда не ненавидели Грего, - сказал Олхейдо.
   Я должен был знать, - сказал Майро, - я видел, что он страдал сильнее всех нас, но мне не приходило в голову...
   - Не обвиняйте себя, - сказал Эндер. - Такие вещи видны и доступны только странникам.
   Он услышал шепот Джейн: - Ты не перестаешь удивлять меня, Эндрю, особенно, когда превращаешь людей в воск.
   Эндер не мог ей ответить, да она все равно никогда не поверила бы ему. Он не планировал этих событий. Мог ли он предположить, что Олхейдо сохранит мнемокопии домашнего террора? Его проницательность нашла подход лишь к Грего, но и он был интуитивен. Он чувствовал подсознательное стремление Грего обрести человека, который вел бы себя как отец, мог бы влиять на него, подчинять и защищать. Это был безрассудный голод по власти и авторитету. Его отец был груб и жесток, поэтому Грего считал грубость единственным доказательством любви и мужества. Теперь слезы Грего горячим потоком обожгли шею Эндера, это было так же, как и мгновение назад. Но эта сырость не была неприятна.
   Он предполагал, как может поступить Грего, но Квора удивила его своей непредсказуемостью. Пока другие в немом молчании созерцали слезы Грего, она встала с кровати и подошла к Эндеру. Ее глаза сузились от злобы.
   - Ты вонючка! - сказала она, чеканя каждое слово. Затем она отправилась в дальнюю комнату дома.
   Майро с трудом давил смех. Эла улыбалась. Эндер вскинул брови и кивнул. Весь его вид говорил: что-то выигрываешь; что-то теряешь.
   Олхейдо услышал непроизнесенные им слова. Сидя на стуле возле терминала, мальчик с металлическими глазами тихо сказал:
   - С ней ты тоже выиграл. Это единственное слово, которое она сказала чужому человеку не из нашей семьи.
   Но я уже давно перестал быть чужим, - подумал Эндер. - Разве вы не заметили? Я уже из вашей семьи, хотите вы этого или нет. Из вашей семьи, хочу я это или нет.