Страница:
Крутин даже не тронулся с места.
— Нет. Никаких центров.
Секунду Профессор стоял, в упор глядя на Сергея. Ветер трепал его львиную гриву, и сам он был воплощением негодующего достоинства. Затем он спрятал дискету обратно, повернулся к нему спиной и бросил через плечо:
— Пойдёмте.
Крутин отшвырнул газету в сторону, тряхнул головой, пытаясь избавиться от бульдозера, работавшего в ней, и направился следом за Войцехом Казимировичем.
Казалось, что с каждым часом в городе становится все больше милиции и военных. Сергей с Профессором шли, соблюдая осторожность, опять, главным образом, через дворы и проезды, переходя людные улицы и снова исчезая в маленьких закоулках.
Профессор шагал пружинисто, широким ровным шагом, помахивая палкой, Сергей — рядом с ним, с головой, наполненной болью и шумом.
Добравшись до кустарника, покрывавшего холмы вокруг жилища Шурика, Войцех Казимирович повернулся к Сергею, выразительно прижав палец к губам. Крутин кивнул, хотя и так не собирался шуметь понапрасну.
Вокруг все было тихо. Никаких признаков чьего-либо присутствия. Друзья потихоньку спустились и стали пробираться к «дому» Шурика. Примерно на полдороге Профессор остановился. Он повёл головой, глубоко втягивая носом воздух. Затем вопросительно посмотрел на Сергея.
Крутин тоже принюхался. В воздухе чувствовался лёгкий, чуть островатый запах чего-то горелого.
— Термитный заряд, — одними губами произнёс Войцех Казимирович.
Пистолеты они достали одновременно. Профессор раздвинул кусты. Вход в подземное жилище смотрел мёртвым выбитым глазом. Запах здесь был настолько сильным, что едва можно было дышать. Видимо, рвануло недавно, изнутри все ещё явственно тянуло теплом.
— Посмотрите по сторонам, Серёжа, — негромко сказал Войцех Казимирович.
Он задержал дыхание и нырнул в проем, словно в жаркую пасть людоеда.
Крутин замер, оглядываясь. Вокруг не было ни души, лишь ветер шуршал в кустах, распушивал молоденькую травку на берегу да гнал рябь по Серебрянке. Где-то там, у моста, зычно замычала корова, радуясь первому пастбищу после долгой зимы.
Профессор появился секунд через сорок, часто моргая и с пятном сажи на рукаве.
— Никого, — сообщил он Сергею, достав платок и прикрывая глаза. — Тел нет.
А выгорело все подчистую. До корки.
Крутин помог ему очистить сажу с пальто. Поворачиваясь, чтобы тому было удобно, Войцех Казимирович встряхнул шевелюрой, продолжая насторожённо посматривать по сторонам.
— Заряд сработал недавно, — произнёс он. — Они не могли уйти далеко. Вот только куда они направились?
Вопрос резонный. Люди, которые это сделали, и, возможно, захваченный ими Шурик могли сейчас двигаться в любом из пяти направлений: к Парагваю, к лесополосе, к дачным участкам, к городу в сторону Красногвардейского района, где утром они садились на автобус, и наконец, в сторону вокзала. Был ещё шестой путь, по которому только что пришли Сергей с Войцехом Казимировичем, но, поскольку им никто не повстречался, он отпадал.
Не годились также дачи и лесополоса. Слишком пустынны и отдалённы.
Оставались Парагвай, Красногвардейский и вокзал.
Похоже, ход мыслей у Профессора совпал с умозаключениями Сергея. Ни слова не говоря, Войцех Казимирович поспешил в сторону насыпи. Крутин шагал рядом, не отставая.
— Попробуем город, — сказал Профессор, не замедляя шаг. — Скорее всего, они достали его через кого-то из «вокзальных». Кто-то не выдержал и сдал Шурика. Будем надеяться, что они движутся прямо туда.
Профессор и Сергей остановились как вкопанные. Прямо перед их ногами лежала Ника. Лапы её были подогнуты, как будто она собиралась сделать свой последний прыжок. Остекленевшие, подёрнутые туманной дымкой глаза безжизненно смотрели на Сергея и Войцеха Казимировича. Шерсть была забрызгана кровью, кто-то размозжил ей голову тяжёлой палкой, валявшейся тут же, рядом.
— С-суки! — с ненавистью процедил Войцех Казимирович.
Дальше они уже бежали. Крутин мчался изо всех сил, но все равно никак не мог поспеть за Профессором. Тот, казалось, летел по воздуху, полы его пальто трепетали, волосы развевались на ветру, и сам он походил на демона мести, сошедшего на землю, такого, каким его изображали на средневековых гравюрах. И трость в его руке была точь-в-точь как меч, который сейчас начнёт собирать свою кровавую жатву.
Сергей с Профессором заметили их, когда пересекли маленький подлесок и выбрались на новую насыпь, что шла вдоль железнодорожного полотна. Три фигурки впереди становились все больше и больше, пока не превратились в двух мужчин в тёмных кожаных куртках, крепко державших Шурика под руки. Они были ещё очень далеко, но Крутину показалось, что Шурик еле идёт, словно он пьян или тяжело ранен.
И все-таки они опаздывали. Ещё чуть-чуть, и пойдут домики обходчиков и ремонтников, а немного дальше — строения мастерских. И где-то здесь ждут людей, захвативших Шурика, и тогда им уж точно не удастся освободить мальчишку.
Поэтому Сергей не удивился, когда увидел, как Профессор на бегу достал свой пистолет.
— Эй! — крикнул он и выстрелил в воздух.
Крик раскатился эхом и замер, поглощённый стуком колёс поезда, приближавшегося со стороны города.
Фигуры замерли. Мужчины обернулись к ним. Они были ещё далеко, но Крутину показалось, что их руки дёрнулись под куртки к оружию. И тут Шурик рванулся и, освободившись от захватов, побежал, но не к Сергею с Профессором, а в противоположную сторону. Один из мужчин кинулся за ним и попытался схватить за полу курточки. Шурик, убегая, увернулся, но не удержался на крутом склоне и, нелепо взмахнув руками, рухнул вниз. Не было слышно ни вскрика, ничего. Все накрыл грохот несущегося поезда.
Профессор охнул, как будто ему прострелили грудь. Он упал на одно колено, бросив палку, и, обхватив пистолет двумя руками, открыл огонь по фигурам в чёрном.
Сергей же продолжал бежать вперёд, выхватив свой «Макаров», и чувствовал, как в нем бушует и стучит горячая волна красной лавы, грозящая вырваться наружу и смести, уничтожить все вокруг. Он старался не думать о том страшном, что могло произойти сейчас внизу, с той стороны насыпи. Крутин видел только две ненавистные фигуры перед собой и, вытянув правую руку с пистолетом, стрелял по ним на бегу, чувствуя, как с каждой пулей вылетает частичка того, клокочущего у него внутри.
Он так и не понял, чьи пули в конце концов достали их — его или Профессора. Один из мужчин, тот, кто пытался задержать Шурика, внезапно выронил пистолет, схватился руками за грудь и повалился на бок. Второй, который в это время пятился задом, безостановочно стреляя, увидел, что случилось с его напарником, повернулся спиной и бросился бежать. Его хватило всего на несколько шагов. Прямо на бегу он споткнулся, яростно забросил руку за спину, как будто хотел почесать то место, куда его ужалила пуля, затем ноги его подломились, и он рухнул лицом вниз.
Сергей подбежал, все ещё сжимая пистолет и еле сдерживаясь, чтобы не расстрелять до конца обойму в их уже неподвижные тела. Бросив лишь один взгляд на трупы, он кинулся к краю насыпи. Крутина колотило, как в лихорадке, но внутри тлела маленькая, крохотная надежда на чудо. На самом краю Сергей остановился и, слыша биение сердца, которое отдавалось громовыми ударами в ушах, глянул вниз.
Чуда не произошло. Открывшаяся ему картина была ужасной. Поезд уже прошёл и сейчас удалялся отсюда, тускло отсвечивая зеленью последнего вагона. Он перерезал Шурика пополам, отхватив ему голову и часть спины с правым плечом.
Они бесформенным кровавым комком лежали на шпалах метрах в десяти отсюда. Самым страшным было то, что нижняя половина ещё жила. Тело Шурика вздрагивало, а ноги бессильно скребли по щебёнке, будто он пытался уползти прочь от этого кошмарного места. Шнурки на его ботинках развязались и были похожи на длинных червей, присосавшихся к телу.
Все вокруг было залито кровью. Курточка Шурика, пропитываясь ею, темнела прямо на глазах, и улыбающаяся рожица на его спине уже была не жёлтой, а бурой.
Крутин зажмурился, но это не помогло. Вся увиденная только что ужасная картина встала, как наяву, перед его глазами. И у Сергея возникло чувство, что это зрелище навсегда останется с ним. До самого конца его жизни.
За спиной Сергей услышал судорожный вздох и обернулся. Мертвенно-бледный Профессор смотрел широко раскрытыми глазами вниз на рельсы. Его лицо окаменело, пряди волос прилипли к щекам. Он, казалось, перестал дышать, и только нижнее левое веко у него мелко-мелко подёргивалось.
— Пойдёмте, Войцех Казимирович. Пойдёмте отсюда. — Крутин обнял его одной рукой, пытаясь повернуть, увести прочь от этого места. Но Профессор не шелохнулся.
С тем же успехом Сергей мог пытаться сдвинуть с места десятиэтажный дом.
Старик все так же стоял и смотрел вниз, на то, что ещё совсем недавно было Шуриком, который открыто и доверчиво смотрел на них своими небесными глазами и улыбался так, что на душе от этого становилось светлее и легче.
Рука Сергея, будто каменная, упала вниз. В голове не было ни одной мысли, один голый рефлекс, который подсказывал, что нужно уходить, и уходить быстрее, здесь оставаться нельзя. Крутин, как робот с введённой программой, подошёл к телам конторских и все так же бездумно обшарил их карманы. Дискеты не было.
Бумажники, пистолеты и запасные обоймы он запихнул себе в куртку. Когда Крутин возился со вторым трупом, странный звук за его спиной заставил Сергея оглянуться.
Войцех Казимирович, стоя на коленях, раскачивался и рычал. И вдруг рычание перешло в крик. Скорее даже не в крик, а в рёв — рёв смертельно раненного зверя. Профессор запрокинул голову вверх и закричал что-то по-польски, посылая проклятия в равнодушно застывшую серость неба. И если там, наверху, был кто-то, он должен был смутиться от этого нечеловеческого крика. У Крутина самого побежали мурашки по спине, ему захотелось зажать уши и спрятаться. Казалось, ещё чуть-чуть — и остатки его разума разлетятся в разные стороны и Сергея накроет чёрная волна безумия.
Крутин, как в бреду, склонился над Профессором и попробовал поднять его.
— Оставьте, Войцех Казимирович, — прошептал, а может, прокричал Сергей ему на ухо. — Здесь уже все… Мы больше ничего не сможем сделать. Нам нужно уходить, Войцех Казимирович…
Но старик не слышал его. Он был не здесь. Это его вместе с Шуриком сейчас перерезали пополам колёса поезда.
И тогда Сергей схватил Профессора под руки и потащил прочь оттуда. Старик был тяжёлым ужасно, просто неподъёмным. Сергею казалось, что он не пройдёт с ним и трех шагов. Его жилы вздулись и гудели от напряжения, красные круги летали перед глазами, что-то трещало и рвалось внутри. Но он все тащил и тащил его прочь от этого места, а Профессор все кричал и кричал, а Сергей шептал ему в ухо:
— Тише… Тише. Не надо, пожалуйста, Войцех Казимирович. Я прошу вас.
Уйдём отсюда…
И чувствовал, как горячие, обжигающие струйки бегут по его лицу. Но руки у него были заняты, и Сергей не знал, что это — пот или слезы.
БОМЖ. ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ
Четверг
ПОГРАНИЧНИК. КОНТОРА
— Нет. Никаких центров.
Секунду Профессор стоял, в упор глядя на Сергея. Ветер трепал его львиную гриву, и сам он был воплощением негодующего достоинства. Затем он спрятал дискету обратно, повернулся к нему спиной и бросил через плечо:
— Пойдёмте.
Крутин отшвырнул газету в сторону, тряхнул головой, пытаясь избавиться от бульдозера, работавшего в ней, и направился следом за Войцехом Казимировичем.
Казалось, что с каждым часом в городе становится все больше милиции и военных. Сергей с Профессором шли, соблюдая осторожность, опять, главным образом, через дворы и проезды, переходя людные улицы и снова исчезая в маленьких закоулках.
Профессор шагал пружинисто, широким ровным шагом, помахивая палкой, Сергей — рядом с ним, с головой, наполненной болью и шумом.
Добравшись до кустарника, покрывавшего холмы вокруг жилища Шурика, Войцех Казимирович повернулся к Сергею, выразительно прижав палец к губам. Крутин кивнул, хотя и так не собирался шуметь понапрасну.
Вокруг все было тихо. Никаких признаков чьего-либо присутствия. Друзья потихоньку спустились и стали пробираться к «дому» Шурика. Примерно на полдороге Профессор остановился. Он повёл головой, глубоко втягивая носом воздух. Затем вопросительно посмотрел на Сергея.
Крутин тоже принюхался. В воздухе чувствовался лёгкий, чуть островатый запах чего-то горелого.
— Термитный заряд, — одними губами произнёс Войцех Казимирович.
Пистолеты они достали одновременно. Профессор раздвинул кусты. Вход в подземное жилище смотрел мёртвым выбитым глазом. Запах здесь был настолько сильным, что едва можно было дышать. Видимо, рвануло недавно, изнутри все ещё явственно тянуло теплом.
— Посмотрите по сторонам, Серёжа, — негромко сказал Войцех Казимирович.
Он задержал дыхание и нырнул в проем, словно в жаркую пасть людоеда.
Крутин замер, оглядываясь. Вокруг не было ни души, лишь ветер шуршал в кустах, распушивал молоденькую травку на берегу да гнал рябь по Серебрянке. Где-то там, у моста, зычно замычала корова, радуясь первому пастбищу после долгой зимы.
Профессор появился секунд через сорок, часто моргая и с пятном сажи на рукаве.
— Никого, — сообщил он Сергею, достав платок и прикрывая глаза. — Тел нет.
А выгорело все подчистую. До корки.
Крутин помог ему очистить сажу с пальто. Поворачиваясь, чтобы тому было удобно, Войцех Казимирович встряхнул шевелюрой, продолжая насторожённо посматривать по сторонам.
— Заряд сработал недавно, — произнёс он. — Они не могли уйти далеко. Вот только куда они направились?
Вопрос резонный. Люди, которые это сделали, и, возможно, захваченный ими Шурик могли сейчас двигаться в любом из пяти направлений: к Парагваю, к лесополосе, к дачным участкам, к городу в сторону Красногвардейского района, где утром они садились на автобус, и наконец, в сторону вокзала. Был ещё шестой путь, по которому только что пришли Сергей с Войцехом Казимировичем, но, поскольку им никто не повстречался, он отпадал.
Не годились также дачи и лесополоса. Слишком пустынны и отдалённы.
Оставались Парагвай, Красногвардейский и вокзал.
Похоже, ход мыслей у Профессора совпал с умозаключениями Сергея. Ни слова не говоря, Войцех Казимирович поспешил в сторону насыпи. Крутин шагал рядом, не отставая.
— Попробуем город, — сказал Профессор, не замедляя шаг. — Скорее всего, они достали его через кого-то из «вокзальных». Кто-то не выдержал и сдал Шурика. Будем надеяться, что они движутся прямо туда.
Профессор и Сергей остановились как вкопанные. Прямо перед их ногами лежала Ника. Лапы её были подогнуты, как будто она собиралась сделать свой последний прыжок. Остекленевшие, подёрнутые туманной дымкой глаза безжизненно смотрели на Сергея и Войцеха Казимировича. Шерсть была забрызгана кровью, кто-то размозжил ей голову тяжёлой палкой, валявшейся тут же, рядом.
— С-суки! — с ненавистью процедил Войцех Казимирович.
Дальше они уже бежали. Крутин мчался изо всех сил, но все равно никак не мог поспеть за Профессором. Тот, казалось, летел по воздуху, полы его пальто трепетали, волосы развевались на ветру, и сам он походил на демона мести, сошедшего на землю, такого, каким его изображали на средневековых гравюрах. И трость в его руке была точь-в-точь как меч, который сейчас начнёт собирать свою кровавую жатву.
Сергей с Профессором заметили их, когда пересекли маленький подлесок и выбрались на новую насыпь, что шла вдоль железнодорожного полотна. Три фигурки впереди становились все больше и больше, пока не превратились в двух мужчин в тёмных кожаных куртках, крепко державших Шурика под руки. Они были ещё очень далеко, но Крутину показалось, что Шурик еле идёт, словно он пьян или тяжело ранен.
И все-таки они опаздывали. Ещё чуть-чуть, и пойдут домики обходчиков и ремонтников, а немного дальше — строения мастерских. И где-то здесь ждут людей, захвативших Шурика, и тогда им уж точно не удастся освободить мальчишку.
Поэтому Сергей не удивился, когда увидел, как Профессор на бегу достал свой пистолет.
— Эй! — крикнул он и выстрелил в воздух.
Крик раскатился эхом и замер, поглощённый стуком колёс поезда, приближавшегося со стороны города.
Фигуры замерли. Мужчины обернулись к ним. Они были ещё далеко, но Крутину показалось, что их руки дёрнулись под куртки к оружию. И тут Шурик рванулся и, освободившись от захватов, побежал, но не к Сергею с Профессором, а в противоположную сторону. Один из мужчин кинулся за ним и попытался схватить за полу курточки. Шурик, убегая, увернулся, но не удержался на крутом склоне и, нелепо взмахнув руками, рухнул вниз. Не было слышно ни вскрика, ничего. Все накрыл грохот несущегося поезда.
Профессор охнул, как будто ему прострелили грудь. Он упал на одно колено, бросив палку, и, обхватив пистолет двумя руками, открыл огонь по фигурам в чёрном.
Сергей же продолжал бежать вперёд, выхватив свой «Макаров», и чувствовал, как в нем бушует и стучит горячая волна красной лавы, грозящая вырваться наружу и смести, уничтожить все вокруг. Он старался не думать о том страшном, что могло произойти сейчас внизу, с той стороны насыпи. Крутин видел только две ненавистные фигуры перед собой и, вытянув правую руку с пистолетом, стрелял по ним на бегу, чувствуя, как с каждой пулей вылетает частичка того, клокочущего у него внутри.
Он так и не понял, чьи пули в конце концов достали их — его или Профессора. Один из мужчин, тот, кто пытался задержать Шурика, внезапно выронил пистолет, схватился руками за грудь и повалился на бок. Второй, который в это время пятился задом, безостановочно стреляя, увидел, что случилось с его напарником, повернулся спиной и бросился бежать. Его хватило всего на несколько шагов. Прямо на бегу он споткнулся, яростно забросил руку за спину, как будто хотел почесать то место, куда его ужалила пуля, затем ноги его подломились, и он рухнул лицом вниз.
Сергей подбежал, все ещё сжимая пистолет и еле сдерживаясь, чтобы не расстрелять до конца обойму в их уже неподвижные тела. Бросив лишь один взгляд на трупы, он кинулся к краю насыпи. Крутина колотило, как в лихорадке, но внутри тлела маленькая, крохотная надежда на чудо. На самом краю Сергей остановился и, слыша биение сердца, которое отдавалось громовыми ударами в ушах, глянул вниз.
Чуда не произошло. Открывшаяся ему картина была ужасной. Поезд уже прошёл и сейчас удалялся отсюда, тускло отсвечивая зеленью последнего вагона. Он перерезал Шурика пополам, отхватив ему голову и часть спины с правым плечом.
Они бесформенным кровавым комком лежали на шпалах метрах в десяти отсюда. Самым страшным было то, что нижняя половина ещё жила. Тело Шурика вздрагивало, а ноги бессильно скребли по щебёнке, будто он пытался уползти прочь от этого кошмарного места. Шнурки на его ботинках развязались и были похожи на длинных червей, присосавшихся к телу.
Все вокруг было залито кровью. Курточка Шурика, пропитываясь ею, темнела прямо на глазах, и улыбающаяся рожица на его спине уже была не жёлтой, а бурой.
Крутин зажмурился, но это не помогло. Вся увиденная только что ужасная картина встала, как наяву, перед его глазами. И у Сергея возникло чувство, что это зрелище навсегда останется с ним. До самого конца его жизни.
За спиной Сергей услышал судорожный вздох и обернулся. Мертвенно-бледный Профессор смотрел широко раскрытыми глазами вниз на рельсы. Его лицо окаменело, пряди волос прилипли к щекам. Он, казалось, перестал дышать, и только нижнее левое веко у него мелко-мелко подёргивалось.
— Пойдёмте, Войцех Казимирович. Пойдёмте отсюда. — Крутин обнял его одной рукой, пытаясь повернуть, увести прочь от этого места. Но Профессор не шелохнулся.
С тем же успехом Сергей мог пытаться сдвинуть с места десятиэтажный дом.
Старик все так же стоял и смотрел вниз, на то, что ещё совсем недавно было Шуриком, который открыто и доверчиво смотрел на них своими небесными глазами и улыбался так, что на душе от этого становилось светлее и легче.
Рука Сергея, будто каменная, упала вниз. В голове не было ни одной мысли, один голый рефлекс, который подсказывал, что нужно уходить, и уходить быстрее, здесь оставаться нельзя. Крутин, как робот с введённой программой, подошёл к телам конторских и все так же бездумно обшарил их карманы. Дискеты не было.
Бумажники, пистолеты и запасные обоймы он запихнул себе в куртку. Когда Крутин возился со вторым трупом, странный звук за его спиной заставил Сергея оглянуться.
Войцех Казимирович, стоя на коленях, раскачивался и рычал. И вдруг рычание перешло в крик. Скорее даже не в крик, а в рёв — рёв смертельно раненного зверя. Профессор запрокинул голову вверх и закричал что-то по-польски, посылая проклятия в равнодушно застывшую серость неба. И если там, наверху, был кто-то, он должен был смутиться от этого нечеловеческого крика. У Крутина самого побежали мурашки по спине, ему захотелось зажать уши и спрятаться. Казалось, ещё чуть-чуть — и остатки его разума разлетятся в разные стороны и Сергея накроет чёрная волна безумия.
Крутин, как в бреду, склонился над Профессором и попробовал поднять его.
— Оставьте, Войцех Казимирович, — прошептал, а может, прокричал Сергей ему на ухо. — Здесь уже все… Мы больше ничего не сможем сделать. Нам нужно уходить, Войцех Казимирович…
Но старик не слышал его. Он был не здесь. Это его вместе с Шуриком сейчас перерезали пополам колёса поезда.
И тогда Сергей схватил Профессора под руки и потащил прочь оттуда. Старик был тяжёлым ужасно, просто неподъёмным. Сергею казалось, что он не пройдёт с ним и трех шагов. Его жилы вздулись и гудели от напряжения, красные круги летали перед глазами, что-то трещало и рвалось внутри. Но он все тащил и тащил его прочь от этого места, а Профессор все кричал и кричал, а Сергей шептал ему в ухо:
— Тише… Тише. Не надо, пожалуйста, Войцех Казимирович. Я прошу вас.
Уйдём отсюда…
И чувствовал, как горячие, обжигающие струйки бегут по его лицу. Но руки у него были заняты, и Сергей не знал, что это — пот или слезы.
БОМЖ. ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РЕШЕНИЕ
Все было кончено. Остались только свинцовая тяжесть внутри и пустота вокруг. Как будто опустилась стотонная плита и намертво погребла их в склепе, где нет никого, кроме бесплотных теней и молчания.
Они проиграли. Точнее, он проиграл. Он собирался распутать этот узел, чтобы спасти своих людей, а не смог защитить даже Шурика. Он поддался успокоенности, расслабившись от того, что им так долго удавалось ускользать от преследования. Он отпустил мальчика одного, это он послал его на смерть. Он, старый дурак, беспокоился о своей безопасности и оставил Сергея, чтобы тот подстраховывал его, когда надо было отправить Крутина вместе с Шуриком. Тогда все повернулось бы по-другому и мальчик остался бы жив. Он купил свою жизнь ценой его, и теперь ему никогда от этого не избавиться.
Профессор откинулся назад и прислонился к стволу клёна, под которым сидел.
Перед ним снова появилось железнодорожное полотно, бесформенный рыжеволосый комок вдали и тело, шевелящееся на рельсах. Войцех Казимирович помотал головой, но кошмар не желал прекращаться. Жёлтая рожица на курточке все так же темнела, а ноги двигались в танце смерти, волоча за собой развязавшиеся шнурки. Это была не правильная картина, картина с ошибкой. И Профессор вслух сказал:
— Не правильно.
— Что?
Войцех Казимирович и Сергей сидели на палой листве в небольшой посадке у края городской черты. Где-то там, дальше, проходил санитарный кордон, и, рано или поздно, их должны были здесь обнаружить. Но они не двигались с места и даже не пытались спрятаться. Их бегство закончилось.
Профессор смутно помнил, как они сюда добрались, похоже, большую часть дороги Сергей протащил его на себе. Вид у Сергея сейчас был нехорош. Щеки запали, зрачки потемнели, и потухший взгляд был обращён не наружу, а внутрь.
Профессор подумал, что парню совсем мало осталось до того, чтобы окончательно слететь с катушек.
Крутин, морщась, потёр висок и опять спросил:
— Что не правильно?
Войцех Казимирович покачал головой. Все было не правильно. С чего это он с самого начала решил, что сможет тягаться с такой громадной и всесильной машиной, в подчинении у которой находится чуть ли не весь государственный аппарат и за которой стоят такие деньги, которых ему не то что никогда не увидеть, но даже и не представить. Он-то надеялся, что несколько крохотных камешков смогут безболезненно проскочить между шестернями такого огромного механизма, но не получилось. Один камешек раздавлен, а двое других намертво застряли в металлическом чреве. Теперь остаётся только ждать механика, который придёт, сделает чистку, найдёт этих двоих, мешающих бесперебойной работе остальных деталей, и выкинет их прочь.
Сергей полез в карман, выудил оттуда «бондину» и, чиркнув зажигалкой, прикурил. Но, сделав всего пару затяжек, закашлялся, с ненавистью посмотрел на сигарету и отшвырнул её прочь.
Профессор молча наблюдал, как он снова полез в куртку, вынул оттуда чёрный кожаный бумажник и два пистолета. Пистолеты Сергей положил на землю и принялся осматривать содержимое бумажника. Тогда Войцех Казимирович поднялся, тяжело опираясь на трость, подошёл к нему и сел рядом. Это был бумажник одного из тех, кто убил Шурика.
Сергей достал из него пластиковую карточку с фотографией и рассматривал её, держа перед глазами.
— Дорохов Александр Николаевич, — медленно прочитал он. — Министерство финансов Российской Федерации. Москва. Координационный отдел.
Крутин медленно повернулся к Профессору, протягивая карточку.
— Видите, Войцех Казимирович, — грустно сказал он, — как высоко мы вознеслись.
Профессор мельком взглянул на белый прямоугольник и покачал головой:
— Вряд ли. Скорее всего, фальшивая. Как и имя, которое здесь написано.
— Мне тоже так кажется, — согласился Сергей. — Они из той же команды, что и все остальные.
— Контора?
— Контора, — подтвердил он, свято веря в существование этой, навеянной воспалённым воображением организации. Хотя Профессору, например, показалось, что люди, которые противостояли Захарову, и сам Захаров проходили по разным ведомствам. Их объединяло нечто другое — то, что крепче служебных и административных связей, — деньги.
— Да, — сказал Войцех Казимирович. — Чего бы мне сейчас хотелось, так это встретиться с управляющим этой Конторой.
— Сарановым?
— Сомневаюсь. Кстати, а с чего вы взяли, что за всей этой историей, как и за вашим «кавказским инцидентом», стоит именно Саранов? Это вам тот сопровождающий, Неверный, кажется, назвал его? Кстати, он тоже погиб?
— Да. Погибли все, кроме Ильи и Саши. Ну, и меня, разумеется. Только меня нашли через сутки ребята из совсем другой части. Забрали к себе, определили в госпиталь, и я ещё два дня провалялся у них в коме. А когда пришёл в себя, наших уже отправили домой. И тела, и Гуровенко с Ильёй. Меня тоже оформили как погибшего. Наверное, это меня и спасло. Сашу и Илью достали уже там, после приезда.
— Каким образом?
— Сашу сбила машина, буквально сразу же после возвращения. Вечером, когда он добирался домой с вокзала. Машину, естественно, не нашли. А Илья пропал.
Через три месяца после этого. Уже перед самым моим возвращением.
— Вы обращались в милицию?
— А как же. Но там даже заявление не приняли. Илье дали отпуск… ну… после этого. На двадцать четыре дня. Он сказал, что поедет к.сестре в Калугу. И все.
— Ни дома, ни в Калуге?
— Вот именно. А в милиции сказали, что нужно заявление от родственников. И то после недельного отсутствия. А…
Сергей махнул рукой.
— И, вообще, было понятно, что они его искать не собираются.
— Ну, а откуда же взялся Саранов? Неужели все-таки Неверный?
— Нет, Неверный никаких имён тогда не называл. Да мы несильно и допытывались. Кто знал, что все так получится? Леопольд решил прижать его по возвращении.
— Но тогда как?
— Через фонд. Помните, кто был отправителем груза? «Содействие». Так вот, такого фонда нет.
— Почему-то меня это не удивляет.
— Да. Но, между прочим, такой фонд действительно когда-то существовал. А в тот день, когда груз был отправлен по назначению, фонд объявил о своей самоликвидации. Председателем его был некто Войтенко Аркадий Андреевич.
— Где это вы накопали?
— Как ни странно, у себя в телецентре. У нас довольно неплохая информация по благотворительным обществам, так как нам часто приходится иметь с ними дело.
Кстати, сведений именно про «Содействие» у нас почти.не было. Они просуществовали всего несколько месяцев. Но интересно другое. Центр фонда находился в Москве, а филиалы охватили практически всю страну. Как паутина, понимаете? А потом — раз, и ничего нет.
— Интересно, продолжайте.
Сергей порылся в кармане, достал ещё одну «бондину», прикурил, теперь уже спокойно выпустил дым и продолжил:
— Тогда я попробовал найти следы этого «Содействия». Здесь мне уже пришлось повозиться. Между прочим, мало кто знает, какой объём информации накапливается нашими массмедиа. При тщательном анализе здесь можно обнаружить такие связи, проследить создание таких альянсов, что термин «бомба» показался бы слабым и ничего не выражающим.
— А кто мешает вам запустить эти сенсации?
— Мешает то, что журналисты тоже люди и хотят жить. По возможности подольше. Вы знаете, Войцех Казимирович, что наша профессия лидирует в группе риска, обгоняя милицию и пожарных. Мы уступаем пальму первенства только предпринимателям. А прославиться ценой собственной жизни не хочется никому.
Поэтому не все сенсации одинаково полезны. Но я отвлёкся. Так вот, следы остаются всегда. Нужно только знать, где искать. Я знал где, хотя на это и ушло довольно много времени. И, представьте себе, наибольшее количество связей, причём на самых разных уровнях, фонд «Содействие» имел с Партией народного единства, организатором и идейным вдохновителем которой является…
Сергей развёл руками. Профессор кивнул, подтверждая, что ему известно, кем является Юрий Константинович Саранов для Партии народного единства.
— И ещё одна деталь, — Сергей затянулся, следя за пожирающим сигарету огоньком. — В недавнем отчёте о деятельности ПНЕ мне попалась на глаза фамилия одного из членов комитета партии. Войтенко А.А.
— Довольно складно у вас получается, — вынужден был признать Войцех Казимирович. Сергей невесело усмехнулся:
— Ещё бы. Особенно если учесть, что как только я вышел на связь «Содействия» и Народного единства, меня тут же взяли под наблюдение. Причём со всех сторон и плотно.
— Ну, хорошо, а как же наш покойник, дискета, вирус и зона? Каким боком мы к этому кавказскому грузу?
— Так ведь это одни и те же люди, — удивляясь непонятливости Войцеха Казимировича, попытался втолковать ему Крутин. — Я же вам говорил, это одна и та же Контора.
Это попахивало маниакальным бредом. Но Профессор не стал ничего говорить Сергею, чтобы не расстраивать его. Да и в любом случае не с Юрием Константиновичем хотелось бы ему встретиться, а с другим, пока неизвестным Профессору лицом. Человеком сродни Захарову, который непосредственно руководил операцией. Этот человек убил Шурика. Он убил Ботю и Веру и множество других, ни в чем не повинных людей. Человек, для которого другие — ничто, лишь насекомые под ногами на дороге, которой он идёт к поставленной цели. Все остальные для него — существа другого, низшего вида, ради которых не стоит даже смотреть под ноги. И ему нет дела, сколько букашек погибнет, раздавленных подошвами его «Гуччи», лишь бы не мешали идти. Профессору очень хотелось бы встретиться с этим человеком глаз в глаз. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Что там ещё? — спросил Войцех Казимирович, глядя, как Сергей продолжает изучать содержимое бумажника.
Крутин извлёк оттуда довольно увесистую пачку денег. В боковом отделении нашлась ещё одна карточка. И наконец на откидном клапане Сергей обнаружил серебристый жетон с гербом.
— Вот, — показал он Профессору этот жетон. — Знак их Конторы.
— Угу, — рассеянно кивнул Войцех Казимирович, подбирая выпавшую карточку.
— А что это?
Карточка была бледно-зелёная с тёмной полосой по краю. Точно такую же ему показывала Вера у постели с раненым агентом Захарова. И логотип «Роскон», и надпись «Уровень 1», все, как на той.
— Эта карта — ключ. — Сергей взял её, повертел в руках, затем отдал Профессору и снова принялся рассматривать жетон.
Войцех Казимирович держал на ладони кусочек салатового пластика и прислушивался к мысли, которая начала неуклюже ворочаться у него в голове.
Мысль была вздорная и попахивала самоубийством. Но не менее губительным было сидеть здесь и ждать, пока их найдут.
Между тем Сергей раскрыл второй бумажник. Содержимое его было аналогично первому: удостоверение, деньги, жетон. Отсутствовала карта-ключ, но вместо неё имелась карточка с номерами телефонов. Все телефоны были местные, но некоторые с добавочными кодами.
— Как вы думаете, что это за номера? — спросил Сергей и передал Профессору список.
— Сейчас проверим.
Войцех Казимирович достал из кармана трубку «Эриксона» и набрал наугад один из номеров этого списка.
— Слушаю, — на том конце отозвались сразу, как только пошёл сигнал вызова.
— Дорохов у вас? — Профессор спрашивал уверенно и напористо.
Мужской голос слегка подрастерялся.
— …Н-н-нет.
— А где он? Кто у телефона?
— Котляров.
— Какой Котляров? Меня с кем соединили?
— Пятый блок. Отдел охраны… А кто это?
Вместо ответа Профессор смачно выругался в трубку и отключился.
— Вот так, — повернулся он к Сергею. — Пятый блок, отдел охраны.
— Химкомплекс? — спросил Сергей.
Войцех Казимирович кивнул, глядя на поблёскивавшие под их ногами пистолеты. Мысль, в общем-то, уже оформилась в его голове. Единственная дорога к убийце Шурика, неизвестному и безликому Управляющему Конторой, проходила внизу, в тёмных внутренностях городской канализации, из которой они едва выбрались этой ночью.
Профессор наклонился и взял один из пистолетов. Взвесил на ладони, прицелился. Подходит. Он положил его в пальто. Ключ-карту Войцех Казимирович так же аккуратно отправил в специальное отделение во внутреннем кармане. Подняв голову, старик встретил внимательный взгляд Сергея. Тот молча подал Профессору запасную обойму.
Войцех Казимирович протянул руку ко второму пистолету, но Сергей успел первым.
— Нет, — сказал Профессор.
Сергей все так же молча осмотрел пистолет и спрятал его в карман.
— Нет, — как можно твёрже повторил Войцех Казимирович.
Сергей поднял голову и посмотрел ему в глаза. И тогда Профессор понял, что все слова бесполезны. Что бы он ни говорил, что бы ни делал — вниз они пойдут вместе.
Они проиграли. Точнее, он проиграл. Он собирался распутать этот узел, чтобы спасти своих людей, а не смог защитить даже Шурика. Он поддался успокоенности, расслабившись от того, что им так долго удавалось ускользать от преследования. Он отпустил мальчика одного, это он послал его на смерть. Он, старый дурак, беспокоился о своей безопасности и оставил Сергея, чтобы тот подстраховывал его, когда надо было отправить Крутина вместе с Шуриком. Тогда все повернулось бы по-другому и мальчик остался бы жив. Он купил свою жизнь ценой его, и теперь ему никогда от этого не избавиться.
Профессор откинулся назад и прислонился к стволу клёна, под которым сидел.
Перед ним снова появилось железнодорожное полотно, бесформенный рыжеволосый комок вдали и тело, шевелящееся на рельсах. Войцех Казимирович помотал головой, но кошмар не желал прекращаться. Жёлтая рожица на курточке все так же темнела, а ноги двигались в танце смерти, волоча за собой развязавшиеся шнурки. Это была не правильная картина, картина с ошибкой. И Профессор вслух сказал:
— Не правильно.
— Что?
Войцех Казимирович и Сергей сидели на палой листве в небольшой посадке у края городской черты. Где-то там, дальше, проходил санитарный кордон, и, рано или поздно, их должны были здесь обнаружить. Но они не двигались с места и даже не пытались спрятаться. Их бегство закончилось.
Профессор смутно помнил, как они сюда добрались, похоже, большую часть дороги Сергей протащил его на себе. Вид у Сергея сейчас был нехорош. Щеки запали, зрачки потемнели, и потухший взгляд был обращён не наружу, а внутрь.
Профессор подумал, что парню совсем мало осталось до того, чтобы окончательно слететь с катушек.
Крутин, морщась, потёр висок и опять спросил:
— Что не правильно?
Войцех Казимирович покачал головой. Все было не правильно. С чего это он с самого начала решил, что сможет тягаться с такой громадной и всесильной машиной, в подчинении у которой находится чуть ли не весь государственный аппарат и за которой стоят такие деньги, которых ему не то что никогда не увидеть, но даже и не представить. Он-то надеялся, что несколько крохотных камешков смогут безболезненно проскочить между шестернями такого огромного механизма, но не получилось. Один камешек раздавлен, а двое других намертво застряли в металлическом чреве. Теперь остаётся только ждать механика, который придёт, сделает чистку, найдёт этих двоих, мешающих бесперебойной работе остальных деталей, и выкинет их прочь.
Сергей полез в карман, выудил оттуда «бондину» и, чиркнув зажигалкой, прикурил. Но, сделав всего пару затяжек, закашлялся, с ненавистью посмотрел на сигарету и отшвырнул её прочь.
Профессор молча наблюдал, как он снова полез в куртку, вынул оттуда чёрный кожаный бумажник и два пистолета. Пистолеты Сергей положил на землю и принялся осматривать содержимое бумажника. Тогда Войцех Казимирович поднялся, тяжело опираясь на трость, подошёл к нему и сел рядом. Это был бумажник одного из тех, кто убил Шурика.
Сергей достал из него пластиковую карточку с фотографией и рассматривал её, держа перед глазами.
— Дорохов Александр Николаевич, — медленно прочитал он. — Министерство финансов Российской Федерации. Москва. Координационный отдел.
Крутин медленно повернулся к Профессору, протягивая карточку.
— Видите, Войцех Казимирович, — грустно сказал он, — как высоко мы вознеслись.
Профессор мельком взглянул на белый прямоугольник и покачал головой:
— Вряд ли. Скорее всего, фальшивая. Как и имя, которое здесь написано.
— Мне тоже так кажется, — согласился Сергей. — Они из той же команды, что и все остальные.
— Контора?
— Контора, — подтвердил он, свято веря в существование этой, навеянной воспалённым воображением организации. Хотя Профессору, например, показалось, что люди, которые противостояли Захарову, и сам Захаров проходили по разным ведомствам. Их объединяло нечто другое — то, что крепче служебных и административных связей, — деньги.
— Да, — сказал Войцех Казимирович. — Чего бы мне сейчас хотелось, так это встретиться с управляющим этой Конторой.
— Сарановым?
— Сомневаюсь. Кстати, а с чего вы взяли, что за всей этой историей, как и за вашим «кавказским инцидентом», стоит именно Саранов? Это вам тот сопровождающий, Неверный, кажется, назвал его? Кстати, он тоже погиб?
— Да. Погибли все, кроме Ильи и Саши. Ну, и меня, разумеется. Только меня нашли через сутки ребята из совсем другой части. Забрали к себе, определили в госпиталь, и я ещё два дня провалялся у них в коме. А когда пришёл в себя, наших уже отправили домой. И тела, и Гуровенко с Ильёй. Меня тоже оформили как погибшего. Наверное, это меня и спасло. Сашу и Илью достали уже там, после приезда.
— Каким образом?
— Сашу сбила машина, буквально сразу же после возвращения. Вечером, когда он добирался домой с вокзала. Машину, естественно, не нашли. А Илья пропал.
Через три месяца после этого. Уже перед самым моим возвращением.
— Вы обращались в милицию?
— А как же. Но там даже заявление не приняли. Илье дали отпуск… ну… после этого. На двадцать четыре дня. Он сказал, что поедет к.сестре в Калугу. И все.
— Ни дома, ни в Калуге?
— Вот именно. А в милиции сказали, что нужно заявление от родственников. И то после недельного отсутствия. А…
Сергей махнул рукой.
— И, вообще, было понятно, что они его искать не собираются.
— Ну, а откуда же взялся Саранов? Неужели все-таки Неверный?
— Нет, Неверный никаких имён тогда не называл. Да мы несильно и допытывались. Кто знал, что все так получится? Леопольд решил прижать его по возвращении.
— Но тогда как?
— Через фонд. Помните, кто был отправителем груза? «Содействие». Так вот, такого фонда нет.
— Почему-то меня это не удивляет.
— Да. Но, между прочим, такой фонд действительно когда-то существовал. А в тот день, когда груз был отправлен по назначению, фонд объявил о своей самоликвидации. Председателем его был некто Войтенко Аркадий Андреевич.
— Где это вы накопали?
— Как ни странно, у себя в телецентре. У нас довольно неплохая информация по благотворительным обществам, так как нам часто приходится иметь с ними дело.
Кстати, сведений именно про «Содействие» у нас почти.не было. Они просуществовали всего несколько месяцев. Но интересно другое. Центр фонда находился в Москве, а филиалы охватили практически всю страну. Как паутина, понимаете? А потом — раз, и ничего нет.
— Интересно, продолжайте.
Сергей порылся в кармане, достал ещё одну «бондину», прикурил, теперь уже спокойно выпустил дым и продолжил:
— Тогда я попробовал найти следы этого «Содействия». Здесь мне уже пришлось повозиться. Между прочим, мало кто знает, какой объём информации накапливается нашими массмедиа. При тщательном анализе здесь можно обнаружить такие связи, проследить создание таких альянсов, что термин «бомба» показался бы слабым и ничего не выражающим.
— А кто мешает вам запустить эти сенсации?
— Мешает то, что журналисты тоже люди и хотят жить. По возможности подольше. Вы знаете, Войцех Казимирович, что наша профессия лидирует в группе риска, обгоняя милицию и пожарных. Мы уступаем пальму первенства только предпринимателям. А прославиться ценой собственной жизни не хочется никому.
Поэтому не все сенсации одинаково полезны. Но я отвлёкся. Так вот, следы остаются всегда. Нужно только знать, где искать. Я знал где, хотя на это и ушло довольно много времени. И, представьте себе, наибольшее количество связей, причём на самых разных уровнях, фонд «Содействие» имел с Партией народного единства, организатором и идейным вдохновителем которой является…
Сергей развёл руками. Профессор кивнул, подтверждая, что ему известно, кем является Юрий Константинович Саранов для Партии народного единства.
— И ещё одна деталь, — Сергей затянулся, следя за пожирающим сигарету огоньком. — В недавнем отчёте о деятельности ПНЕ мне попалась на глаза фамилия одного из членов комитета партии. Войтенко А.А.
— Довольно складно у вас получается, — вынужден был признать Войцех Казимирович. Сергей невесело усмехнулся:
— Ещё бы. Особенно если учесть, что как только я вышел на связь «Содействия» и Народного единства, меня тут же взяли под наблюдение. Причём со всех сторон и плотно.
— Ну, хорошо, а как же наш покойник, дискета, вирус и зона? Каким боком мы к этому кавказскому грузу?
— Так ведь это одни и те же люди, — удивляясь непонятливости Войцеха Казимировича, попытался втолковать ему Крутин. — Я же вам говорил, это одна и та же Контора.
Это попахивало маниакальным бредом. Но Профессор не стал ничего говорить Сергею, чтобы не расстраивать его. Да и в любом случае не с Юрием Константиновичем хотелось бы ему встретиться, а с другим, пока неизвестным Профессору лицом. Человеком сродни Захарову, который непосредственно руководил операцией. Этот человек убил Шурика. Он убил Ботю и Веру и множество других, ни в чем не повинных людей. Человек, для которого другие — ничто, лишь насекомые под ногами на дороге, которой он идёт к поставленной цели. Все остальные для него — существа другого, низшего вида, ради которых не стоит даже смотреть под ноги. И ему нет дела, сколько букашек погибнет, раздавленных подошвами его «Гуччи», лишь бы не мешали идти. Профессору очень хотелось бы встретиться с этим человеком глаз в глаз. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
— Что там ещё? — спросил Войцех Казимирович, глядя, как Сергей продолжает изучать содержимое бумажника.
Крутин извлёк оттуда довольно увесистую пачку денег. В боковом отделении нашлась ещё одна карточка. И наконец на откидном клапане Сергей обнаружил серебристый жетон с гербом.
— Вот, — показал он Профессору этот жетон. — Знак их Конторы.
— Угу, — рассеянно кивнул Войцех Казимирович, подбирая выпавшую карточку.
— А что это?
Карточка была бледно-зелёная с тёмной полосой по краю. Точно такую же ему показывала Вера у постели с раненым агентом Захарова. И логотип «Роскон», и надпись «Уровень 1», все, как на той.
— Эта карта — ключ. — Сергей взял её, повертел в руках, затем отдал Профессору и снова принялся рассматривать жетон.
Войцех Казимирович держал на ладони кусочек салатового пластика и прислушивался к мысли, которая начала неуклюже ворочаться у него в голове.
Мысль была вздорная и попахивала самоубийством. Но не менее губительным было сидеть здесь и ждать, пока их найдут.
Между тем Сергей раскрыл второй бумажник. Содержимое его было аналогично первому: удостоверение, деньги, жетон. Отсутствовала карта-ключ, но вместо неё имелась карточка с номерами телефонов. Все телефоны были местные, но некоторые с добавочными кодами.
— Как вы думаете, что это за номера? — спросил Сергей и передал Профессору список.
— Сейчас проверим.
Войцех Казимирович достал из кармана трубку «Эриксона» и набрал наугад один из номеров этого списка.
— Слушаю, — на том конце отозвались сразу, как только пошёл сигнал вызова.
— Дорохов у вас? — Профессор спрашивал уверенно и напористо.
Мужской голос слегка подрастерялся.
— …Н-н-нет.
— А где он? Кто у телефона?
— Котляров.
— Какой Котляров? Меня с кем соединили?
— Пятый блок. Отдел охраны… А кто это?
Вместо ответа Профессор смачно выругался в трубку и отключился.
— Вот так, — повернулся он к Сергею. — Пятый блок, отдел охраны.
— Химкомплекс? — спросил Сергей.
Войцех Казимирович кивнул, глядя на поблёскивавшие под их ногами пистолеты. Мысль, в общем-то, уже оформилась в его голове. Единственная дорога к убийце Шурика, неизвестному и безликому Управляющему Конторой, проходила внизу, в тёмных внутренностях городской канализации, из которой они едва выбрались этой ночью.
Профессор наклонился и взял один из пистолетов. Взвесил на ладони, прицелился. Подходит. Он положил его в пальто. Ключ-карту Войцех Казимирович так же аккуратно отправил в специальное отделение во внутреннем кармане. Подняв голову, старик встретил внимательный взгляд Сергея. Тот молча подал Профессору запасную обойму.
Войцех Казимирович протянул руку ко второму пистолету, но Сергей успел первым.
— Нет, — сказал Профессор.
Сергей все так же молча осмотрел пистолет и спрятал его в карман.
— Нет, — как можно твёрже повторил Войцех Казимирович.
Сергей поднял голову и посмотрел ему в глаза. И тогда Профессор понял, что все слова бесполезны. Что бы он ни говорил, что бы ни делал — вниз они пойдут вместе.
Четверг
ПОГРАНИЧНИК. КОНТОРА
Сергей вставил карточку в прорезь замка. Раздалось негромкое гудение, затем щелчок. Дверь не шелохнулась.
— Ну-с, — сказал Профессор. — Попробуем? Он нажал на ручку, и дверь мягко отъехала в сторону. Перед ними тянулся коридор, такой же узкий, как и тот, по которому они сюда пришли. Правда, здесь уже было освещение в виде плафонов из пластика, вмонтированных в потолочное перекрытие.
Крутин вынул карточку из замка, спрятал её и шагнул следом за Войцехом Казимировичем. Они шли этим изогнутым коридором, прислушиваясь ко всему, но не могли уловить ни звука. Странно, даже их шаги замирали в неподвижном воздухе, хотя вокруг был голый железобетон.
Впереди показалось разветвление. Коридор разделился на два рукава, правый из которых полого уходил вниз. Профессор остановился, секунду помедлил, раздумывая, и свернул налево.
За всю дорогу, несмотря на опасения Войцеха Казимировича, им не встретился ни один человек. Профессор боялся, что после их ночных похождений и шума, устроенного здесь, им не дадут не только подобраться к заветной двери, но даже спуститься вниз. Поэтому они сперва долго и методично осматривали близлежащие улицы, затем, не обнаружив ничего подозрительного, проникли в люк и уже там, подстраховывая друг друга, медленно, шаг за шагом стали продвигаться знакомым маршрутом. Но все их предосторожности оказались излишними. Ни наверху, ни внизу — никого, все словно вымерло. И Сергей, ожидавший, что меры безопасности будут усилены и им придётся прорываться с боем, ощутил даже нечто вроде разочарования. Крутину хотелось драться, потому что тяжесть, сидевшая у него внутри с того момента, как они стали свидетелями смерти Шурика, все больше отдавала мёртвой стылостью безнадёги. Судя по виду Войцеха Казимировича, что-то похожее сейчас испытывал и он.
— Ну-с, — сказал Профессор. — Попробуем? Он нажал на ручку, и дверь мягко отъехала в сторону. Перед ними тянулся коридор, такой же узкий, как и тот, по которому они сюда пришли. Правда, здесь уже было освещение в виде плафонов из пластика, вмонтированных в потолочное перекрытие.
Крутин вынул карточку из замка, спрятал её и шагнул следом за Войцехом Казимировичем. Они шли этим изогнутым коридором, прислушиваясь ко всему, но не могли уловить ни звука. Странно, даже их шаги замирали в неподвижном воздухе, хотя вокруг был голый железобетон.
Впереди показалось разветвление. Коридор разделился на два рукава, правый из которых полого уходил вниз. Профессор остановился, секунду помедлил, раздумывая, и свернул налево.
За всю дорогу, несмотря на опасения Войцеха Казимировича, им не встретился ни один человек. Профессор боялся, что после их ночных похождений и шума, устроенного здесь, им не дадут не только подобраться к заветной двери, но даже спуститься вниз. Поэтому они сперва долго и методично осматривали близлежащие улицы, затем, не обнаружив ничего подозрительного, проникли в люк и уже там, подстраховывая друг друга, медленно, шаг за шагом стали продвигаться знакомым маршрутом. Но все их предосторожности оказались излишними. Ни наверху, ни внизу — никого, все словно вымерло. И Сергей, ожидавший, что меры безопасности будут усилены и им придётся прорываться с боем, ощутил даже нечто вроде разочарования. Крутину хотелось драться, потому что тяжесть, сидевшая у него внутри с того момента, как они стали свидетелями смерти Шурика, все больше отдавала мёртвой стылостью безнадёги. Судя по виду Войцеха Казимировича, что-то похожее сейчас испытывал и он.