Разбудить упрямого поляка Сергею не удалось. Хотя… было в нем что-то такое… Отличное от других. Как он действовал там, в вагоне! Черт! Жаль. Он ведь Крутина, можно сказать, спас. Увёл его пулю в сторону.
   «Ну и что, — сказал сам себе Сергей, — я тоже пытался его спасти. Кто же виноват, что он не послушал? Имеющий уши… Должен иметь и то, откуда они растут».
   Двое конторских плотно взяли старика под руки и повели прочь от вагона. Но двигались они не в сторону вокзала, а к тупикам, где стояли товарные составы. В проёме двери появился мужик в незастёгнутой рубашке, который перед этим выносил кастрюлю с какой-то бурдой, задумчиво посмотрел им вслед, что-то крикнул за спину, спрыгнул с подножки и, обогнув вагон, скрылся в темноте.
   Вот и все. Жаль старика. Вряд ли начальство интерната ещё когда-нибудь увидит своего завхоза. А тем временем Сергею нужно выбираться отсюда. Прочь, прочь, пока он ещё жив. Чем дальше, тем лучше.
   Крутин вздохнул, провёл рукой по карману куртки, где лежал «браунинг», и отправился вслед за конторскими и Войцехом Казимировичем.
   Их фигуры уже почти растворились в ночной темноте. Сергей быстрым шагом обогнул склад по той же дороге, по которой пришёл сюда с Войцехом Казимировичем, и, оказавшись на неосвещённом пространстве, рванул наискось, через рельсы к ближайшему товарняку. Теперь он двигался почти параллельно с оперативниками и стариком, скрытый от них длинной тушей состава. «Интересно, — подумал Крутин, — а не ходит ли здесь какой-нибудь бдительный вохровец с трехлинейкой?» Объяснения с охраной были ему сейчас не в жилу, тем более одними объяснениями здесь не отделаешься.
   Но то ли эти вагоны стояли порожняком, то ли охрана находилась в другом месте, в общем, «Стой! Стреляю!» никто не кричал. Уже хорошо. А вот его диспозиция Сергею не понравилась. Куда те ведут старика, он понял довольно быстро. Сейчас с правой стороны будет подъездная дорожка, которая сворачивает к соседней улице. Скорее всего, где-то там у них машина. Значит, что? Значит, надо успеть туда раньше. А как, если они изначально ближе к ней, а Крутин, соответственно, дальше? В обход? Получается так. Но как это сделать, чтобы его не увидели?
   Состав закончился. Сергей притормозил. Троица, за которой он следовал, подошла к переезду. Так и есть, конторские поворачивают направо. Но к переезду ведут две дороги, расходящиеся. Та, по которой они пошли, и та, что идёт к привокзальному рынку. Как только они свернули налево, Сергей что было сил побежал направо к базару.
   Ноги его отозвались протестующей болью. Сергей бежал, внутренне подгоняя себя, а они стонали и вопили о том, что уже достаточно набегались за сегодняшний день и им нужен отдых. Левая даже пригрозила ему судорогой, но Крутин бежал и бежал, не обращая на неё внимания. Ему нужно было успеть.
   Он успел. Сергей миновал кафе, примостившееся в углу базарчика, пробежал по короткому переулку и остановился за хлебным киоском, слыша приближавшиеся слева шаги трех человек. Дышал он резко и со всхлипами, как будто все это время не бежал, а сидел под водой. Пот заливал глаза, руки и ноги дрожали. Сергей согнулся пополам, упёршись ладонями в колени. Три секунды на передышку. Все. Он выпрямился, отбросил со лба мокрые волосы и достал из кармана «браунинг». Все?
   Нет. Предохранитель. Вот теперь все.
   Крутин выскочил из-за угла, когда они поравнялись с киоском, и наставил на них пистолет.
   — Стоять!
   Голос из-за сорвавшегося дыхания был писклявый и, как показалось Сергею, совсем неубедительный. Дрожь не унялась, и мушка пистолета ходила ходуном, когда он переводил её с одной фигуры на другую.
   Все замерли. Войцех Казимирович смотрел на Сергея так, будто видел впервые и знать его не знает. Те двое, нужно отдать им должное, среагировали хорошо. Ни капли растерянности, никаких суетливых движений, чуть напряглись, и только.
   Разве что глаза забегали, оценивая обстановку: сколько нападающих, что в руках, оружие или пугач, позиция, где укрыться, пути отхода.
   — Шаг в сторону и руки вверх! — скомандовал Сергей. Его противники стояли вплотную друг к другу, в любой момент один из них мог использовать старика как щит.
   — Послушай, парень… — начал тот, что находился слева.
   — Шаг в сторону и руки вверх!!! — Крутин подпустил в голос ноту истерики.
   Это у него сейчас хорошо получилось.
   Те двое медленно отступили и ещё медленнее подняли руки. Но невысоко, так… скорее выставили их перед собой.
   — Выше! — приказал Сергей. Дыхание стало приходить в норму, соответственно и голос зазвучал увереннее. Они нехотя подняли руки.
   — Слышь, парень, — заговорил опять тот, что был слева, — тебе что, бабки нужны? Так мы тебе отдадим и пойдём спокойно своей дорогой. В самом деле, чего нам из-за этого нервничать? У нас сегодня такой праздник… У товарища день рождения. Веришь, сейчас бы только домой добраться, и все.
   Он добавил в голос лёгкой невнятности и слегка покачнулся, демонстрируя опьянение.
   — Давай по-хорошему? Бери, че тебе надо, и мы пошли, а?
   — Ключ, — сказал Сергей.
   — Что? — переспросил мужчина.
   — Ключ от наручников.
   — Ах это… Сейчас-сейчас, — он не выказал ни капли удивления, как будто то, что один из них возвращается со дня рождения в наручниках, это в порядке вещей.
   Сергей кивнул Войцеху Казимировичу, делая знак подойти. Тот двинулся вперёд, гордо подняв голову, так что грива волос рассыпалась по чёрному драпу воротника.
   Конторские начали действовать так, будто сотни раз обыгрывали эту сцену.
   Как только старик шагнул к Сергею, левый рванул его на себя, одновременно выхватывая из-за пазухи оружие. В ту же секунду другой нырнул вниз и в сторону — туда, куда не доставал свет уличного фонаря. В его руках тоже оказался пистолет. Крутин с ним выстрелили почти одновременно. И оба промазали. Одна пуля ушла куда-то в темноту, а другая гулко ударила о железо киоска. Сергей, пригнувшись, бросился под его защиту, откуда и огляделся, стараясь не слишком высовываться.
   На левом фланге все было в порядке. Войцеха Казимировича нигде не было видно, а конторский стоял, согнувшись и держась руками за живот. Наверное, поляк опять использовал свою палку. Как, интересно, ему это удалось со скованными руками? Конторский, пытаясь разогнуться, медленно отступал назад. В правой руке у него тускло отсвечивала сталь пистолета.
   Долго наслаждаться этим зрелищем Сергею не пришлось. Его выставленная голова привлекла внимание противной стороны, и они засадили по киоску из двух стволов. Крутин поспешно убрался и выпустил наугад по пуле в каждую сторону.
   Сзади него тяжело завозился Войцех Казимирович и с абсолютной серьёзностью в голосе сказал:
   — Бросьте их, Сергей, честное слово. Давайте уйдём отсюда.
   У Крутина тоже не было желания оставаться здесь. Место хотя и глухое, но не в лесу же. Вот-вот на их пальбу подоспеют силы охраны порядка. И если в горячке не положат его со стариком прямо на месте, потом за них с удовольствием это сделают другие.
   Сергей с Войцехом Казимировичем начали отходить под прикрытием ларька, которому сегодня так неожиданно досталось. Но те, видно, предугадали их намерения и атаковали сразу же, без промедления. Две фигуры выросли слева и справа, стреляя вслепую, но довольно точно. Одна из пуль свистнула у Сергея возле самого уха, вторая обожгла кожу на голове.
   Он открыл ответную пальбу, смутно пытаясь различить в темноте движущиеся фигуры. Их огонь моментально смолк, они затаились. Сергей и Войцех Казимирович припустили вверх по переулку, которым Крутин добирался сюда. Конторские, видя их отступление, перестали прятаться и выскочили следом. Опять загремели выстрелы. Сергей на бегу, не глядя, отвёл руку назад и принялся давить на спусковой крючок. Спрячьтесь, гады! Дайте удрать.
   Но «браунинг», падло, сделал всего два выстрела, после чего сухо клацнул, показывая, что закончились патроны.
   Однако пуля как была дурой, так ею и осталась. Стреляя прицельно, обычно мажешь, а стреляя наугад… Мажешь тоже. Но только не в этот раз. После последнего выстрела сзади раздался полувскрик-полувздох и послышался шум падающего тела. Которому из них не повезло, Сергей интересоваться не стал.
   Вместо этого они с поляком наддали ходу. Стрелять по ним перестали, по крайней мере на какое-то время. На всех парах беглецы завернули за угол и выскочили на территорию рынка. Сергей автоматически двинулся вправо, туда, откуда прибежал, рассчитывая, что им легче будет затеряться, когда они доберутся до железной дороги.
   — Не туда! — бросил ему Войцех Казимирович, поворачивая налево. Свою трость он держал перед собой, по горизонтали, скованными руками, отчего был похож на всадника, скачущего на лошади, вернее, на то, каким его изображают дети. Если бы он ещё двигался вприпрыжку — сходство было бы идеальным.
   Сергей не стал спорить с завхозом и доверился ему. В конце концов, он здесь был коренным жителем. Главное — побыстрее убраться. В любую секунду из переулка выскочит уцелевший преследователь. А им даже отстреливаться нечем.
   Разве что бросить в него «браунингом».
   — Быстрее! — поторопил Крутина старик, устремляясь меж крытых рядов к белеющему зданию общественного туалета. Сергей наддал ходу. Ощущение опасности служило прекрасным стимулятором. Тело забыло об усталости, ноги не болели, мышцы работали как надо, лёгкие тоже. Адреналин, знаете ли…
   Решётчатая ограда рынка заканчивалась у туалета небольшим просветом, через который свободно проходила человеческая фигура. Войцех Казимирович нырнул туда, перехватив трость наподобие копья. Сергей последовал за ним. Они оказались на одной из привокзальных улиц, почти полностью погруженной в темноту. Придорожные фонари горели через один, скупо освещая пространство перед собой. Никаких признаков милиции. Ни шума машин ничего. То ли им ещё ничего не было известно, то ли они просто не спешили. Мало ли! Стреляют? Ну, стреляют. Пусть стреляют друг в друга. Мы потом подъедем, стрельнем в оставшихся.
   Убедившись, что все в порядке, Войцех Казимирович перебежал через дорогу, Крутин следовал рядом, не отставая, и они свернули в довольно широкий переулок, который вёл, если Сергей правильно ориентировался, к хлебозаводу. В конце переулка, где царила полная тьма, они опять остановились проверить, что творится позади. Все .было тихо. За ними никто не гнался. Ни милицейских сирен, ни шума голосов. Ничего. Тишь. Как будто они в городе мёртвых. Впрочем, подозрения, что это действительно так и есть, зрели у Сергея давно.
   Организм отозвался на отсутствие опасности своими обычными жалобами. Ноги вдруг сразу загудели, колени принялись мелко дрожать. Воздух рывками заходил туда-сюда. Лёгкие хрипели, как продырявленные кузнечные мехи. Странно, старик, несмотря на возраст, захекался гораздо меньше Крутина. «Хотя ему ведь не пришлось выдерживать такие нагрузки, как мне сегодня», — подумал Сергей.
   Войцех Казимирович подождал, пока Крутин отдышится, и взмахом трости указал направление.
   — Пойдём, Серёжа. Мне кажется, нам не следует здесь задерживаться.
   Надо же! Старик умнел прямо на глазах! Сергей обнаружил, что до сих пор держит «браунинг» в правой руке. Выбросить! Крутин секунду поколебался, затем сунул его в карман. Выбросить он всегда успеет. А наказание за незаконное ношение оружия его, признаться, не очень страшило. В случае, если их поймают, последствия будут куда более печальными.
   — Ну что, Войцех Казимирович, — спросил Сергей, — теперь вы убедились?
   — Не знаю, — ответил он, повернулся и зашагал вверх по улице. Крутин двинулся следом. — Не знаю, — повторил старик. — Абсурд какой-то.
   — Наоборот, — сказал Сергей, — это норма. Они быстро действуют, когда хотят чего-то добиться. А вот прятаться от этого, как страус, закрывать глаза — раз я никого не вижу, значит, и меня никто не видит, — это абсурд.
   — Но как они могли за такое время…
   — Да запросто. Вы посчитайте, сколько мы ехали обратно. А если кто-то из них там, в электричке, очухался быстрее, чем следовало, и связался с городом? Я думаю, по крайней мере у одного из них должен был быть мобильник. А там уже дело техники. Пассажиров опрашивают в связи с разбойным нападением. Нас наверняка выдадут за бандитов, промышляющих в пригородных поездах. Пассажиры быстро вспомнят все, что вы говорили. На то, чтобы установить ваш адрес, много времени не надо, и…
   Сергей запнулся.
   — Кстати, а почему вы живёте там, на вокзале? Я понимаю, квартирный вопрос и все такое. Но неужели ваше начальство не могло подыскать вам что-нибудь в самом интернате?
   Старик сокрушённо вздохнул, покачивая головой:
   — Ох, Серёжа, Серёжа, просто ужас, до чего у вас все перемешалось в голове.
   — Не понял.
   — Я вам объясню. Чуть позже. Когда придём на место.
   — На место? Один раз вы нас уже привели. Что теперь? Кто-нибудь из ваших знакомых?
   — Да, — коротко ответил старик.
   — Войцех Казимирович, вы неисправимы…
   — Успокойтесь, Серёжа. Дело в том, что у меня очень много знакомых. Чтобы проверить их всех, и ночи не хватит. И, кроме того, все они обладают бесценным качеством — отсутствием прописки, что, согласитесь, сейчас нам на руку.
   — Они что, бомжи?
   Старик величественно вскинул голову:
   — Это люди, отвергнутые обществом либо сами отвергающие его.
   — Ну, так я же и говорю — бомжи. Откуда только у вас, Войцех Ка…
   Сергей замолчал на полуслове. До него начало потихоньку доходить. Боже!
   Идиот. Кретин, пальцем деланный. Это же надо так купиться. Завхоз…
   Интернат… Мама, какой он дурак! Крутина подвёл стереотип мышления. Вы только не смейтесь, сами, наверное, лопухнулись бы. Вот вы попробуйте, представьте себе. Ну, что, готовы? Собрались? Раз, два, три… Бомж! Что получается?
   Грязное, зачу-ханное существо, неопределённого возраста, в ватнике, роющееся в мусорном баке, всегда полу-или совершенно пьяное и источающее вокруг себя запах, от которого шарахаются даже бродячие собаки. Верно? Вот и у Сергея так же. А зав… тьфу ты, Войцех Казимирович под этот типаж совсем не подходил. Так что купиться на его рассказики, как два пальца… Это же надо придумать, а?
   Заведующий посылает завхоза собирать по поездам милостыню на нужды интерната!
   — Гм, гм, — Крутин прочистил горло. — Войцех Казимирович, вы не подумайте, что…
   — Я и не думаю, Серёжа. Просто я живу по выработанным для себя законам, поскольку законы нашего общества меня не устраивают.
   Что ж, в этом был свой резон. Не можешь изменить общество, либо изменись сам, либо плюнь на него. Поляк выбрал второе. Кто может его осудить за это?
   Улица, по которой они шли, была абсолютно пустынной. Лишь кое-где светились окна в невысоких трехэтаж-ках да изредка попадались скупо освещённые витрины маленьких магазинчиков.
   По мере того как Сергей с Войцехом Казимировичем продвигались вперёд, дома становились все ниже и ниже, пока сплошняком не пошли приземистые частные халупы, прилепленные почти вплотную друг к другу. Здесь начинался железнодорожный посёлок Липовка, прозванный в народе Парагваем. Многие из жителей Парагвая в последние годы остались без работы, и посёлок ветшал, хирея прямо на глазах.
   Сергей заметил, что, ведя его к намеченной цели, Войцех Казимирович постоянно забирал влево так, что они описывали широкую дугу с центром где-то возле железнодорожной станции.
   — Что, возвращаемся назад на вокзал? — спросил Крутин.
   — Наоборот, — ответил поляк, — у нас получается так, что мы практически выйдем из города.
   — И там тоже живут люди?
   — Люди, Серёжа, живут везде. За свою жизнь я убедился, что найти место, свободное от людей, практически невозможно. Поэтому-то, наверное, и пропали отшельники. Раньше им с этим было полегче.
   Улица окончилась крутым спуском. Здесь же заканчивались и границы Парагвая. Дальше начинались дикие места. Они спустились вниз и вышли к железнодорожной насыпи.
   Луна была полной и светила во всю мощь своим загробным светом. Нельзя сказать, что можно было читать, но на месте ориентироваться — вполне.
   В конце концов они оказались перед небольшой речушкой, одним из притоков местной Серебрянки, через которую был переброшен мост. Им пришлось вскарабкаться по насыпи наверх, перейти его и там уже опять спуститься вниз, к реке.
   Войцех Казимирович двигался первым. Гравий осыпался под подошвами его башмаков, но старик благополучно одолел спуск и остановился, поджидая Сергея.
   Когда тот оказался рядом, поляк шагнул вперёд, туда, где находились опоры моста.
   — Собственно, я не совсем уверен, что это именно здесь, — пробормотал он.
   Между опорами рос густой кустарник. Старик начал протискиваться туда левым плечом вперёд, помогая себе скованными руками. Под мостом было темно и почти ничего не видно, поэтому Сергей судил о происходящем скорее на слух.
   Сначала слышалось кряхтение и шелест раздвигаемых веток. Затем из глубины кустов раздалось утробное звериное рычание.
   — Ага, — удовлетворённо сказал Войцех Казимирович, — значит, все-таки здесь. И громко позвал:
   — Шурик! Шурик, к вам гости!
   Возле старика появилась невысокая щуплая фигура.
   — Дело в том, что нам негде переночевать. Не будет ли у вас места ещё для двух человек?
   — Конечно. Конечно, Профессор. Заходите. У меня можно переночевать.
   Заходите…
   — А зверь?
   Рычание не стихало.
   — Нет, Ника хорошая. Она все понимает. Ника, это друзья, слышишь? Они пришли в гости. Они хорошие. И ты хорошая. Гавкать нельзя. Это друзья.
   Рычание смолкло.
   Войцех Казимирович обернулся к Сергею:
   — Идите за мной, Серёжа. Вот здесь и будет наш сегодняшний ночлег.
   Крутин вздохнул и полез через кусты. Вот в бомжатни-ке ночевать ему ещё не приходилось. Там, наверное, грязь и вонища, но это все же лучше, чем лежать мёртвым в канализационном проходе.
   За кустами в песчаном грунте находилось углубление. Трудно было сказать, появилось оно в результате естественных причин или его отрыл кто-нибудь из бездомных. Темнота внутри была абсолютной, хоть глаз выколи. Сергей сразу стал натыкаться на какие-то предметы и, чтобы не упасть, схватился за Войцеха Казимировича.
   — Осторожнее, Серёжа, — сказал старик. — Стойте на месте. Сейчас мы зажжём свет. У вас есть свет, Шурик?
   — Зажигаю, — донёсся из темноты голос невидимого Шурика.
   Что-то прикоснулось к ногам Сергея. Крутин еле удержался от того, чтобы не подпрыгнуть. Его начали тщательно обнюхивать, изредка пофыркивая.
   — Ни-ика, Ника, — заискивающе сказал Сергей, чувствуя, как зашевелились волосы на затылке. — Хорошая…
   Снизу фыркнули ещё раз и проворчали что-то невнятное. Крутин засомневался, достаточно ли была выдрессирована эта зверюга, чтобы слушаться своего хозяина.
   Не посчитает ли она его захватчиком и не вцепится ли, куда ей будет поудобнее?
   Инстинктивно Сергей сложил руки по-гитлеровски, крест-накрест, чуть ниже живота, прикрыв самое уязвимое место.
   Шурик чиркнул спичкой и зажёг какое-то подобие светильника — фитиль из скатанной материи, опущенной в чашку с маслянистой жидкостью. Горела эта фиговина еле-еле, однако достаточно, чтобы осмотреться.
   Они находились внутри то ли большой норы, то ли крохотной пещеры. Места в ней было маловато для танцев, но их троих она вмещала. В целом Сергей должен был отметить, что это жилище произвело на него впечатление.
   Честно говоря, берлогу бомжа он представлял себе несколько по-иному. Это же скорее походило на жилище Робинзона Крузо начала двадцать первого века. Пол был устлан высушенной травой. Стены обложены картоном от упаковочных ящиков.
   Одна из них была обклеена вырезками из журналов. Фотографии подобрались самые разнообразные: портреты топ-моделей, рекламные проспекты, компьютерная анимация и многое другое. На противоположной стене висела гирлянда из компакт-дисков, отбрасывавших блики в мерцающем свете ночника. На третьей стене, у которой находилась, судя по всему, постель обитателя этого жилища, возвышалось громадное бра с отколотым краем, но сохранившее следы былого величия.
   По правую руку от Сергея стоял старый комод из тёмного дерева с множеством ящиков. Как он попал сюда, представлялось, по меньшей мере, загадочным. По прикидкам Крутина, он был крупнее входного проёма. На поверхности комода хозяин выставил всякие безделушки, поражавшие многообразием, как и картинки на стенах.
   Здесь соседствовали: картонная упаковка от «Киндерсюр-приза» со всякой мелочью, гипсовая статуэтка девушки без правой руки, школьный микроскоп, не совсем в полном комплекте, плюшевый заяц и много других вещей, «.крайне необходимых» в хозяйстве.
   В общем, все было довольно чисто, аккуратно и без запахов, к которым Сергей готовился. Сам хозяин оказался невысоким рыжим веснушчатым парнем, очень молодым, лет семнадцати, с удивительно симпатичным, располагающим лицом. Сейчас по этому лицу расползалась такая широкая и довольная улыбка, как будто ему только что преподнесли какой-то очень приятный сюрприз.
   Под ногами раздался ещё один чих. Грозный страж оказался всего-навсего маленькой востроносой собачкой неопределённо-бурого цвета. Сергей облегчённо выдохнул.
   — Садитесь сюда, — сказал за его плечом Шурик и пододвинул какие-то ящики, накрытые темно-зеленой материей.
   — Спасибо, — поблагодарил старик, величаво усаживаясь, словно ему предложили занять королевский трон. — Шурик, разрешите вам представить моего нового знакомого, Сергея, оказавшего мне неоценимую услугу. Сергей, это — Шурик, в высшей степени достойный и порядочный молодой человек.
   При этих словах улыбка на лице Шурика стала ещё шире, хотя, казалось, дальше уже некуда. Он нервно задвигал руками, не зная, куда их деть, и, не найдя ничего лучшего, поклонился.
   — Очень приятно, — сказал Сергей и протянул ему руку. Шурик схватил её в обе ладони и бешено затряс.
   — Очень… очень приятно, — запинаясь, произнёс он.
   — А теперь, когда мы покончили с церемониями, — сказал Войцех Казимирович, — поговорим о деле.
   — Да-да-да-да, — зачастил Шурик. Улыбка не сошла с его лица, но теперь оно выражало сосредоточенное внимание.
   Крутин сел на предложенный ящик. Шурик повернулся лицом к ним и, поскольку сесть ему было не на что, опустился на корточки, обхватив колени руками.
   — О, Профессор, а что это у вас… — только теперь он заметил наручники на запястьях у старика.
   — Это — часть нашей проблемы, Шурик. Не найдётся ли у вас куска проволоки, какой-нибудь спицы или, на худой конец, гвоздя.
   Шурик вскочил и при тусклом свете коптилки осмотрел убранство своего жилища.
   — Сейчас-сейчас, — пробормотал он, озираясь по сторонам. — Сейчас-сейчас, Профессор.
   Он стал по очереди открывать ящики комода, роясь в их содержимом.
   Предметы, извлечённые оттуда, поражали своим разнообразием и необычностью. Все вместе они навевали мысли о читанных в детстве книгах, лавках старьёвщиков, Плюшкине и прочем. Но самое большое впечатление на Сергея произвела шашка с термическим зарядом, небрежно брошенная Шуриком на груду остальных предметов.
   Крутин осторожно взял её в руки. Шашка была не учебной и заряженной.
   — Ничего себе, — произнёс Войцех Казимирович, приподымаясь со своего места. — Это он, наверное, в войсковой части стянул.
   — Валялась, — обиженно сказал Шурик. — Никому не нужна была, я и взял.
   — Шурик, — спросил Сергей, — а что это такое?
   — Штука, — коротко ответил он, продолжая рыться в ящике.
   Крутин хмыкнул:
   — Это бомба! Причём настоящая.
   Шурик резко развернулся к нему.
   — Да? — загорелся он. — А как взрывать?
   — Вот так, — показал Сергей, не дотрагиваясь до шашки. — С ума можно сойти, держать у себя такое. Я пойду её выброшу.
   — Нет! Не-ет, — взмолился Шурик. — Не надо. Лучше мы её взорвём.
   Крутин с сомнением посмотрел на поляка.
   — Ладно, — сказал старик. — Завтра вместе взорвём. Пусть лежит, все равно за ночь с ней ничего не случится.
   — А такое? — наконец спросил Шурик, поворачиваясь к нам со старой деревянной моделью какого-то корабля.
   Сам макет был сделан из дерева, но мачтами служили воткнутые в корпус стальные спицы.
   Сергей с Шуриком принялись за дело. Вытянуть спицы у них не получилось, поэтому пришлось просто отломать их у основания.
   — Так, теперь, Серёжа, возьмите одну, а другую дайте мне. Вставьте свою в отверстие.
   Крутин осторожно просунул тонкую спицу в замок на левом браслете.
   — Наклоните немного. Вот так. Теперь подайте чуть вперёд, она должна упереться.
   Сергей постарался в точности выполнить указания Войцеха Казимировича.
   — Достаточно, — сказал старик.
   Правой рукой он ввёл свою спицу в отверстие замка и начал медленно её поворачивать. Замок щёлкнул, браслет распался.
   Шурик заворожённо следил за их действиями.
   — Ух ты! — прокомментировал он.
   — Все, — сказал поляк. — Теперь следующий. Такую же процедуру они повторили со вторым браслетом.
   — Ф-фу, — вырвалось у Войцеха Казимировича, когда он наконец освободился от своих сомнительных украшений. — Можно выбрасывать.