Карпентер Леонард. Путь воина

Госпожа, простите за прямоту, но если мы не можем положиться на человека,
обученного капитаном Хаджаром, то нам нельзя положиться ни на кого под
солнцем.
- Я полагаюсь на Конана, и, вероятно, я должна положиться на твое
суждение о Хаджаре. - Ливия казалась вздорной и раздражительной, как
девочка. - Но могу ли я положиться на тебя, Реза?
- Что вы хотите этим сказать, госпожа? - Тон дворецкого граничил с
неуважительным.
Конан задержал дыхание и положил руку на рукоять меча. Ливия была
готова открыто обвинить Резу в ревности к киммерийцу, и это скорее ухудшит,
чем улучшит дело, так как Реза будет еще больше опасаться за свое положение,
чем раньше. Если ревность возьмет в нем верх, то дворец Лохри может
оказаться безопаснее дворца Дамаос!
- Госпожа, - вмешался Конан. - Я думаю, мне лучше пойти. Даже если б не
было никаких других соображений, то госпожа Дорис будет оскорблена, если я
не приду. А у нас и без того уже хватает врагов.
Ливия, закусив губу, кивнула:
- Тогда да будут с тобой боги, капитан Конан.
- Насчет богов не знаю, - усмехнулся Конан. - Но при помощи Резы
хорошие бойцы и острая сталь со мной будут! С вашего позволения, на них я
полагаюсь больше, чем на богов.
Киммериец все еще чувствовал на себе взгляд Ливии, пока за ним не
закрылась дверь.


Конан поднял руку, и десять шедших за ним воинов остановились. Водяные
часы на фонтане посреди площади Клеткоделов говорили, что шестой час еще и
наполовину не минул.
- У нас достаточно времени, чтобы чуточку затруднить работу любому, кто
следит за нами, - решил он и показал на одну из улиц, ведущих к порту: -
Идите туда, до самой улицы Лестницы. Мехас, ты знаешь этот квартал лучше
всех. Веди их.
Боец из Дома Дамаос кивнул и вышел вперед. Когда он отошел за пределы
слышимости, Конан сделают знак Джарензу:
- Иди впереди, рядом с ним. Держи меч в ножнах, но наготове. Если
покажется, что парень нервничает, спроси его почему. Если тебе придется-таки
поднять на него меч, постарайся, если можно, бить плашмя.
- Да, капитан. - Джаренз поспешил вперед. Он все еще берег ногу,
раненную в лагере лесорубов, но передвигался достаточно быстро.
Конан поотстал, чтобы подтянуть тылы, когда инстинкты подсказали ему,
что за ними следят. Он ничего не видел и не слышал, но он слишком давно и
слишком успешно полагался на свои инстинкты, чтобы не обращать на них
внимания.
Несколько сот шагов улица была настолько же хорошо освещенной и
пустынной, как и большинство других в более богатых кварталах Мессантии. В
тех районах города мало у кого бывали законные дела после наступления ночи.
А те немногие, у кого были дела незаконные, не желали рисковать встречей с
патрулем Воителей. Жизнь вора в Мессантии, по крайней мере в тех районах
города, где стоило что-то красть, должна быть волнующей и, вероятно,
недолгой.
Когда улица начала петлять, спускаясь к порту, патрули Воителей
перестали попадаться на глаза. Огни стали немногочисленными и редкими, и
вскоре дорогу освещали только луна, звезды да тусклые блики из окон винной
лавки или борделя. На булыжной мостовой все чаще темнели выбоины и ямы, тут
и там громоздились кучи мусора, жирно блестели лужи вонючей грязи.
Конан пожал широкими плечами под кольчугой. При всем свете и воздухе,
хорошей еде и чистых постелях, в богатых кварталах Мессантии он не
чувствовал себя как дома. Впервые увидевший города в качестве раба, а затем
вора, северянин больше привык к обстановке бедных кварталов.
Когда в ста шагах впереди показался порт, Конан снова приказал
остановиться. А затем сделал знак свернуть на запад. Это увлекло отряд
направо. Тем временем Конан сумел не поворачивая головы осмотреть сразу три
улицы.
Все они были тускло освещены, но по одной из них кралась вперед темная
фигура. Конан увидел, как незнакомец прижался к стене. Потом, наверное,
решил, что его никто не видит, и вновь двинулся вперед.
Конан жестом дал знать бойцам: <Приготовиться к засаде>. Воины в
арьергарде и авангарде будут теперь внимательно наблюдать за обеими
сторонами улицы, а бойцы в центре - следить, не намечаются ли атаки сверху.
Улица петляла, как пьяная змея, а затем сузилась до такой степени, что
Конан мог коснуться стен с обеих сторон. Вскоре мостовая пошла круто вверх.
Отряд снова заспешил вверх по склону, ко дворцу Лохри.
За ними по-прежнему следили. Никакое менее острое ночное зрение, чем у
киммерийца, не могло помочь наблюдать за отрядом, но следивший в этом
отношении явно не уступал Конану.
Улица поднялась на четыре ступеньки, а затем расширилась. Впереди Конан
увидел фонарь. А также увидел три поставленные пирамидой массивные винные
бочки - и тонкую руку, протянувшуюся из тени выдернуть из этой пирамиды
клин.
- Бочки! - проревел Конан. Он бросился вперед, добравшись до головы
колонны, когда бочки с грохотом выпали из пирамиды. По крутому склону они
стремительно покатились к воинам.
Конан увидел прислоненное к двери грубо обтесанное бревно. Он схватил
его, уравновесил в обеих руках, а затем бросился преградить путь бочкам.
Бросаясь, он ткнул бревном вперед, как копьем. Его затесанный конец вонзился
под головную бочку, заставив ее застрять и остановиться. Вторая бочка
врезалась в первую, а третья - во вторую с такой силой, что та вскрылась. На
улицу хлынуло вино, смывая с мостовой грязь.
- Хорошее вино пропадает зря! - весело крикнул Джаренз.
Прежде чем Конан успел обругать его и велеть заткнуться, из переулков
слева и справа высыпали люди. Так же как и с улицы позади колонны.
Киммериец опять схватил бревно. Когда он рывком высвободил его, две
оставшиеся бочки покатились вновь. Покатились они прямо вниз по склону,
туда, где улица переходила в лестницу. Из четырех поднимавшихся по этой
лестнице людей бочки сшибли троих. Они вопили, когда бочки выдавливали из
них жизнь, а Конан сделал бревном финт в сторону последнего уцелевшего.
Этот малый отпрыгнул в сторону, но не удержался на скользких от вина
камнях, грохнулся и расколол себе череп.
К тому времени отряд Конана и напавшие на них уже все вступили в бой и
основательно перемешались. К Конану бросились двое. Не теряя зря времени на
избавление от бревна, он поднял его повыше навстречу их рубящим ударам с
размаху. Оба меча застряли в дереве. Конан крутанул бревно, вырывая оружие
из рук владельцев, а затем швырнул бревно и мечи прямо в морду противникам.
Те отлетели назад и врезались в стену. Один съехал по стенке на землю и
лежал под бревном, а второй выхватил нож. Он едва успел поднять его прежде,
чем мелькнул меч Конана и отнял ему руку как раз ниже локтя. Его тонкий визг
затерялся в шуме боя.
Шум этот вскоре начал стихать. Атакующие, должно быть, ожидали, что
бочки рассеют людей Конана, а некоторых из них, возможно, даже покалечат. А
вместо этого они увидели, как киммериец, особо не напрягаясь, единым духом
вырвал шестерых из их числа.
Что б там они ни ожидали, все получилось наоборот. Большинство
нападавших, которые еще могли бежать, так и сделали.
Двое вбежали в один из домов и захлопнули за собой дверь. Конан увидел,
как трое его ребят подняли упавшее бревно и приспособили в качестве тарана.
Северянин решил помочь и тоже схватился за бревнышко. Оно мигом вылетело у
парней из рук и загремело по камням. Ребята повернулись и недоуменно
уставились на Конана.
- Ладно! У нас нет времени гоняться за этими безродными псами!
Вышибание их двери наверняка нарушает какой-то закон, придуманный
аргосийцами, когда те напились скверного вина!
Кондотьеры весело ухмыльнулись. Киммериец повысил голос:
- Собраться и устроить перекличку! Пострадавшие у нас есть?
Откликнулись сначала двое. Потом подал голос Джаренз. Конан опустился
на колени рядом с ним, губы киммерийца гневно сжались, когда он увидел
бледное лицо юноши и зияющую на бедре рану.
Он ничего не сказал - ему и не требовалось. Руки Джаренза слабо
схватились за поясную сумку и сорвали ее.
- Вандару... немного... поможет ему с той девушкой. Первой... за кем он
ухаживал... сам. - Джаренз улыбнулся. Правда, улыбка больше походила на
оскал черепа.
- Сожалею, капитан, - добавил он. - Не думаю, что я... свершил свою
долю. Надеюсь, боги...
Что Джаренз надеялся получить от богов, Конан так и ве узнал. Глаза
юноши медленно закрылись, и миг спустя он испустил дух. Киммериец поднялся,
вытирая окровавленные руки о тунику мертвого врага.
Что ж, Джаренза к жизни уже не вернешь, да и брату его боль потери не
облегчишь. Однако это не удержит Конана от кровавой мести тем, кто устроил
засаду.
- Сделайте носилки, - резко скомандовал Конан. - Джаренз отправится с
нами.


Дворец Лохри был даже побольше резиденции Дамаос, хотя и не таким
ухоженным. Заросшая вьюном глухая стена выходила в небольшой парк.
Конан послал одного бойца залезть на крепкую ветку дуба в том парке, а
второго - сидеть на стене, где ржавели себе железные колья. Оба возражали,
причем дамаосец столь же громко, как и конановец.
- А я-то думал, что капитан здесь я, - скромно подивился киммериец. -
Если вы хотите это оспорить, попробуем это на мечах? - Две головы чуть не
упали с плеч, настолько энергично оба отрицали подобные честолюбивые планы.
- Хорошо. Тогда держите ушки на макушке, а язык - за зубами. Нам нужен
кто-то вне дворца сгонять с сообщением, если такое будет. Войдя во дворец,
мы поставим человека на крышу отправить это послание. Последние двое могут,
если им угодно, спрыгнуть в сад и погибнуть или уцелеть, после того как они
отправят то сообщение. Если они завалят это дело, то им лучше бежать в
Кхитай. Где-либо ближе я их могу и найти.
Дамаосец рассмеялся.
Улыбка киммерийца содержала мало веселья.
- Ты хочешь делать ставку на то, что я оставлю тебя безнаказанным
только потому, что погибну?
Оба, похоже, не шибко стремились столкнуться с мстительным духом
киммерийца. Когда Конан повел к воротам оставшихся семерых живых и одного
мертвого, они уже были на местах.
Двое часовых у ворот были ростом примерно вдвое меньше Конана и
достаточно старыми, чтобы годиться ему в отцы. Если и планировалась какая-то
западня, то они в ней. не участвовали. Они изучали печать на послании и
пропуск, полученный от Воителей, так, словно там могла скрываться тайна
вечной молодости. Это дало время Конану в свою очередь изучить их.
Часовые эти выглядели не только слабо подходящими для боя, но и слабо
экипированными - от замызганных ремешков шлемов до стоптанных сандалий; они
смахивали на людей, которых Конан после первого же взгляда выгнал бы из
своего отряда.
Ветшающие, заросшие стены. Часовые, выглядевшие так, словно спали на
посту, если не на улицах. И госпожа Дорис, горящая желанием сочетать браком
своего сына с госпожой Ливией, владелицей одного из самых крупных состояний
в Аргосе.
Если Конан и сомневался прежде, какого рода интрига здесь затевалась,
то теперь его сомнения отпали. Он также поклялся, что когда отомстит за
Джаренза, то займется нанесенным госпожой Дорис оскорблением Дому Дамаос.
А если тех людей подослала сегодня ночью госпожа Дорис, а не Акимос или
какой-то его друг? Руки Конана сжали ржавые прутья ворот так, словно те были
горлом. Ему обычно нелегко давалась мысль о причинении вреда женщине. Но что
касалось женщины, чье вероломство стоило жизни присягнувшему ему бойцу, - он
найдет способ расквитаться с ней.
Эта клятва превратила его лицо в еще более мрачную маску, чем прежде.
Часовые поспешно отскочили в стороны, когда киммериец провел своих людей
через открытые ворота и повел по заросшей сорняками дорожке ко дворцу.


- Госпожа Дорис примет вас в Янтарной комнате, - сообщил дворецкий.
Конан кивнул. Дворецкий был почти таким же рослым, как киммериец, но
достаточно старым, чтобы годится ему в деды, почти лысым и толстобрюхим. В
войне он мог принимать участие только одним способом, решил Конан, -
послужив снарядом для осадной машины. Он, несомненно, почти любую крышу
пробил бы одним лишь чистым весом!
- Она сказала когда? - спросил Конан.
- А, молодые воины так нетерпеливы, - негромко рассмеялся дворецкий.
- Я спрашивал не об этом, - начал злиться Конан. - Если ты не знаешь
или твоя хозяйка не знает, то ты не опозоришь дома, так и сказав. - Он
нахмурился: - Однако если ты заставишь нас ждать, словно попрошаек, то это
может принести дому большее чем позор.
Конан предоставил воображению дворецкого самому дорисовывать, что может
означать это <большее>. И не был разочарован. Слезящиеся глаза дворецкого
расширились, и он тяжело повернулся. А затем исчез, взлетев по лестнице с
такой скоростью, что киммериец только присвистнул от удивления.
Он вскоре вернулся, запыхавшийся и взмокший.
- Моя госпожа просит вас следовать за мной.
- А как насчет моих людей?
- Ваших? Они найдут гостеприимство в моих покоях, вино и еду. Если они
желают принести тот подарок, который они притащили на кухню на пути к...
- Тот подарок - труп, - уведомил его Конан.
- А?.. - начал было дворецкий, а затем челюсть у него отвисла.
- Труп одного из моих людей. Убитого сегодня ночью в коварной засаде,
когда мы приближались к дому.
Это слегка искажало правду: Конан был не прочь припугнуть дворецкого.
Это могло так его напугать, что он скажет правду. Или так напугать, что он
удерет куда глаза глядят, что будет тоже неплохо!
- Сомневаюсь, что он будет особо желанным гостем на кухне, - продолжал
киммериец. - Мои люди оставят своего товарища с собой. Итак, госпожа Дорис,
думаю, ждет наверху?
Когда киммериец поднимался по лестнице, то все увиденное им
рассказывало одну и ту же повесть о некогда могущественном доме, ныне павшем
весьма низко и погружавшемся в нищету все глубже и глубже. Голые пятна там,
где некогда висели гобелены или ковры. Немногие оставшиеся ковры и гобелены,
выцветшие, протертые чуть не до дыр, в пятнах от плесени, - или все три беды
сразу. Дыры, прогрызенные мышами или крысами, в покрытых богатой резьбой
деревянных панелях. Слуги, по большей части либо старые, либо очень молодые,
с исхудалыми лицами, двигавшиеся крадучись, словно боялись кнута.
Конан вспомнил рассказы о пышном караване, приведенном госпожой Дорис
при ее первом визите во дворец Дамаос. Сколько гобеленов продали, сколько
слуг ели жидкую овсянку, чтобы оплатить наем всего того великолепия?
По крайней мере, Конан начал понимать, почему госпожа Дорис вызвала
его, а не Резу или саму госпожу Ливию. Варвар-киммериец мог и не знать, что
означал этот обшарпанный и потрепанный дом. Если же он покажет, что знает,
его можно заставить придержать язык взяткой или чем похуже.
Конан поклялся про себя, что если госпожа Дорис попытается запечатать
ему уста золотом, то он испробует свой меч на некоторых предметах из ее
мебели. Неужели все в Аргосе думали, что варвары с детства тюкнутые по
голове, по крайней мере до тех пор, пока какой-нибудь киммериец не треснет
их по тыкве так, чтоб вбить в нее немного здравого смысла?
Стены не дали никакого ответа. Равно как и дворецкий. Тот лишь
остановился на лестничной площадке и показал налево:
- Дверь, инкрустированная янтарем, в противоположном конце этого
коридора.
- Отлично.
Дворецкий явно ожидал серебра. Конан накрыл поясной кошель широкой
ладонью и покачал головой. Если с госпожой Дорис все пройдет хорошо, вот
тогда он потратит немного серебра Дома Дамаос на развязывание языков ее
слугам.
Дверь была не только инкрустирована янтарем, она была из дерева - цвета
изысканного вина, - любовно вырезанного и отполированного до высшего блеска.
Конан постучал, и звук от стука сказал ему, что эта дверь могла устоять и
перед тараном.
- Кто там?
- Капитан Конан, по вызову госпожи Дорис.
- Войдите.
Дверь поддалась толчку, беззвучно распахиваясь на хорошо смазанных
петлях. Как только Конан вошел, его сапоги утонули в толстом ковре, синем с
вытканными серебром дельфинами. Он почувствовал запах фимиама, а также
знакомых духов. Он поднял глаза и встретился взглядом с той, которая
предпочитала эти духи.
Помимо духов ее тело покрывала еще кое-какая одежда, но не в таком
изобилии, как ожидал Конан. Платье ее заканчивалось у середины лодыжек и
оставляло голыми плечи. Спереди также шел разрез почти до талии, но его для
приличия замыкала массивная золотая застежка, инкрустированная янтарем и
крошечными изумрудами.
- Сударыня, - поздоровался Конан, отвесив свой лучший аргосийский
поклон старшего слуги. Его не шибко волновали эти обычаи, но игнорирование
их заклеймило бы его таки как варвара. С другой стороны, выполнение их так,
словно он был прирожденным аргосийцем, удивляло людей и усыпляло их
бдительность.
- Садитесь, капитан Конан.
Конан огляделся. В обшитой богатыми панелями комнате единственным
местом, где можно было сесть кроме иола, являлось ложе из эбенового дерева,
с пурпурными подушками, с балдахином, вышитым серебром. Не желая кричать
через всю комнату, Конан занял место с краешку ложа.
- Итак, капитан Конан. Все ли хорошо в Доме Дамаос?
- Настолько хорошо, насколько можно ожидать, - кратко ответил
киммериец.
- Вы все еще не знаете, кто нанес вам удар сначала магией, а потом и
человеческими руками?
- Мы ищем правду, сударыня. Мне не по чину говорить больше. Во всяком
случае пока не даст дозволения госпожа Ливия, а она сделает это, только
когда будет готова нанести удар.
Госпожа Дорис сделала глубокий вдох. Это заставило ее платье плотно
натянуться на пышной груди. У этой женщины был двадцатилетний сын, но сама
она могла бы утверждать, что ей не более тридцати, и ей бы поверили.
Оливковую кожу ее плеч пока еще не избороздили морщины, а в иссиня-черных
волосах не видно ни одной седой пряди.
- Вы заставляете госпожу Ливию казаться похожей на змею, залегшую в
засаде в ожидании добычи.
В первый раз за этот вечер в смехе Конана не содержалось никакой
мрачности или насмешки.
- Госпожа Ливия из тех, кого я не хотел бы видеть своим врагом. Я
добрую часть своей жизни прослужил солдатом, госпожа Дорис, и мало видел на
службе более хитрых капитанов.
- И все же даже самому лучшему капитану нужно знать, кто его враг. Не
так ли?
- Верно. Мы именно это и пытаемся узнать. В этом Дом Дамаос единодушен.
А когда мы узнаем и сможем доказать это архонтам, то кто б там ни нанял
бродячих чародеев - попробует достать корабль и удрать подальше из Аргоса.
- Но кто?
- Сударыня, вас мы не подозреваем. По крайней мере не подозреваем вас в
нападениях на дворец.
Госпожа Дорис провела языком по полным губам. Конан чувствовал в ней
предвкушение, интерес и нечто еще - нечто очень похожее на страх.
- Капитан Конан, если вы желаете моей помощи, то говорите откровенно.
Что, по-вашему, я сделала против Дома Дамаос?
Конан повернулся к женщине:
- Сегодня ночью мы направились к вашему дому окольным путем, опасаясь
шпионов. И все же за нами следили. На улице, - я не знаю, как она
называется, но на ней лестница в четыре ступеньки.
- Улица Дитамбреса Ханыги, - произнесла дама чуть громче шепота.
- Хорошее название, - одобрил Конан. - На той улице на нас напало
двунадесять ханыг. Даже ханыга может стать опасным со сталью в руке. Мы
перебили по меньшей мере половину их. Но они ранили двух моих парней, а
одного убили. Воинов, присягнувших мне как своему капитану, а Дому Дамаос -
как охранники. Кто-то использовал серебро, чтобы купить сталь этих людей. У
Дома Дамаос и у меня имеется теперь кровный счет к кое-кому...
Он оборвал речь, потому что госпожа Дорис сделалась настолько бледной,
насколько позволяла ее кожа. Ее глаза превратились в огромные темные омуты,
а одна щека неудержимо дрожала.
Дрожь распространилась и на губы. Чтобы скрыть ее, она прижала ко рту
обе унизанные кольцами руки. Затем страдальчески вздохнула, покачнулась и
упала. Она точно свалилась бы с ложа, если б Конан не поймал ее, обхватив
могучей рукой за плечи. С такой же мягкостью, как если бы она была ребенком,
он привлек госпожу Дорис к своей широченной груди и прислушался к ее
дыханию.
Он ничего не успел услышать, потому что воздух тотчас же разорвали
дикие крики:
- Пес!
- Убери свои поганые руки от нашей госпожи!
Потайная дверь с треском распахнулась, и через нее прыгнуло трое
человек. Еще двое выскочили из-под кровати, а последняя пара влетела на
веревках через окно.
Конан бесцеремонно уронил госпожу Дорис на ложе, когда вскочил на ноги.
Он увидел, что ее грудь вздымается в такт дыханию, но глаза по-прежнему
закрыты. Затем у него больше не осталось для нее времени, так как семь
человек сомкнули вокруг него кольцо.
По крайней мере, теперь он знал, что в Доме Лохри водились и молодые,
здоровые слуги. И они к тому же держали в руках сталь - короткие мечи,
длинные кинжалы и одно копье, - да притом видавшую виды сталь. И все же они
не выглядели столь уж крутыми, к тому же ребята не подозревали, с кем они
столкнулись. Вожаком скорей всего был копьеносец. Он также глядел только на
госпожу Дорис, как будто Конан был вооружен не более чем ивовым прутиком.
Его более длинное оружие делало вожака наиболее опасным для киммерийца
и, следовательно, первым противником. Или лучше сказать <жертвой>, так как
один удар меча перерубил копье пополам. Второй удар был рубящим, винтом по
ногам. Он пригнулся и напружинился, в то время как товарищи по обеим
сторонам подходили поближе.
Они подошли чересчур близко, предлагая Конану мишень, по которой не
промахнулся бы и слепец. Варвар перебросил меч в левую руку и молниеносным
движением вмазал эфесом по морде одному из приблизившихся. Затем по инерции
совершил пол-оборота, и кованый сапог угодил прямиком в промежность другого
противника. Тот согнулся, как червяк на крючке, и рухнул на ковер, тщетно
пытаясь набрать в легкие воздуха для вопля.
Вожак ткнул в Конана обрубком копья и выхватил нож. Конан перекинул меч
обратно в правую руку и ударил клинком плашмя по руке с этим ножом. Вожак
завизжал и выронил нож. Один из слуг рванулся к нему, рубанув одновременно
Конана по ногам длинным кинжалом.
Конан позволил лезвию кинжала чиркнуть ему по коже, а затем снова резко
развернулся, быстрее, чем мог уследить глаз. И его стопа каким-то образом
встряла между ног кинжальщика. Тот потерял равновесие, и, словно камень из
катапульты, полетел на одного из товарищей. Оба смачно впечатались в стену.
Гобелен на этой стене изображал безупречную охотничью сцену - огромного
тигра, утыканного стрелами. Он не умягчил стену для этих двоих. Оба
растянулись без чувств, а гобелен сорвался с креплений и съехал по стене,
накрыв их как коврик, брошенный на кучу мусора.
Конан перебросил меч из руки в руку, снова быстрее, чем мог уследить
глаз, и рассмеялся. Какой именно поступок заставил двух последних слуг
замереть как статуи, он так и не узнал. Они все еще пялились на него, когда
госпожа Дорис ахнула и замахала руками.
Конан уважил призыв дамы. Заботливо взяв ее только за запястья, он
осторожно помог ей подняться в сидячее положение. А затем снова повернулся
лицом к семерым выведенным им из строя за время, какое примерно требуется на
осушение половины чаши аргосийского вина.
- Конан... капитан... они? - начала было госпожа Дорис. Глаза ее чуть
не вылезли из орбит, по мере того как она обвела взглядом покои.
- Если кто-нибудь из этих людей потерял хоть капдю крови, я лично
перевяжу ему раны, - пообещал Конан. - Я не говорю, что все они будут еще до
утра годными к бою. Если они вообще когда-нибудь были готовы, - добавил он,
прожигая взглядом обе статуи.
Это оскорбление заставило пару вздрогнуть. А затем они шагнули в разные
стороны и подняли короткие мечи.
- Стойте! - приказала дама. - Я запрещаю поднимать любую сталь на
капитана Конана. Или на его людей.
Вожак пришел в чувство и обрел голос:
- Госпожа, вы же сказали...
- Тогда я еще всего не знала! Капитан Конан рассказал мне все.
Убирайтесь! И возьмите с собой такое сообщение: пришедшие с капитаном
Конаном должны получить гостеприимство Дома Лохри.
- Госпожа?..
- Что, кулак Конана сделал тебя еще более тупоумным, чем ты уже был? -
резко бросила хозяйка.- Наверно, мне следует попросить его ударить тебя еще
раз, чтобы поставить тебе мозги на место!
При мысли о новом столкновении с киммерийцем у пяти из семи слуг,
казалось, выросли крылья. Они подняли своих потерявших сознание товарищей и
удрали, да так быстро, что устроили в дверях кучу малу и некоторое время
барахтались на пороге, прежде чем выбраться.
К тому времени как они покончили с пробкой в дверях, госпожа Дорис
смеялась так бурно, что застежка у нее на платье грозила сломаться. Наконец
она опустилась спиной на подушки ложа, с платьем, задравшимся почти до
колен, и провела обнаженной рукой по краю ложа.
Конан молча стоял, пока госпожа Дорис не испустила глубокий вздох и не
села.
- Простите, капитан Конан. Полагаю, для вас это вовсе не так забавно.
- Да уж, - проворчал он. - Противно видеть бойцов униженными,
выполняющими глупые приказы. А поскольку это ваши приказания...
- Мои приказы?..
- Сударыня, я сумею распознать западню, если таковая имеется! Они
должны были, предположительно, отомстить за вашу честь.
Темные глаза были теперь полузакрыты и не встречались взглядом с
голубыми, как лед, глазами киммерийца. Но госпожа Дорис кивнула.
- Так я и думал. А потом что-то пошло не так, как вы задумали, верно?