Карр Филиппа. Песня сирены

   — Как мне выразить вам свою благодарность?
   Видите ли, меня не хотели выпускать из дому.
   — И правильно делали! Вспомни хотя бы, чего только что избежала? Это злой город, и в нем полно воров и проходимцев, дорогая, которые навострились облапошивать таких наивных деточек, как ты.
   — И почему я не послушала матушку?
   — Ну, разве не все девочки так говорят, когда влипнут в историю? А мать ведь плохому не научит.
   Разговаривая таким образом, мы окончательно выбрались из толпы. Я понятия не имела, где мы, и не видела поблизости ни малейшего признака цветов. Мы свернули на узкую улочку с мрачными ветхими Домами.
   — Кажется, мы идем слишком длинной дорогой? — выдавила я из себя.
   — Уже близко, дорогая, доверься «Доброй миссис Браун».
   Мы свернули в переулок. Прямо на мостовой сидели на корточках ребятишки, какая-то женщина выглянула из окна и бросила:
   — Ловко сработано, миссис Браун!
   — Чтоб Господь и тебе так помог! — ответила миссис Браун. — Сюда, цыпочка.
   Она втолкнула меня в какую-то дверь, которая сразу же за нами захлопнулась.
   — Что все это значит? — воскликнула я.
   — Доверься «Доброй миссис Браун», — сказала она. Она крепко схватила меня за руку и потащила вниз по лестнице. Я оказалась в комнатушке наподобие подвала или погреба. Кроме меня тут были еще три девочки, одна моего возраста, две постарше. У одной на плечи было накинуто коричневое шерстяное пальто, и она щеголяла в нем перед остальными, а те хохотали. Но едва мы вошли, смех прекратился и девочки уставились на меня.
   Теперь мне стало ясно, что мы попали отнюдь не домой, и все страхи, которые впервые закрались ко мне в душу, когда мы блуждали по переулкам, охватили меня с новой силой. Я, кажется, попала в куда более плачевную ситуацию, нежели когда схлестнулась с той каргой в толпе.
   — Ничего не бойся, дорогуша, — сказала миссис Браун. — Если будешь хорошо себя вести, ничего плохого с тобой не случится. Делать людям плохо не в моем характере. — Она повернулась к девочкам. — Взгляните-ка на нее. Ну, разве не маленькая красавица? Вышла из дому, чтобы купить фиалок мамочке. Посмотрите, что на ней. Настоящий бархат! За него не одно пенни выручить можно… А ручку-то, гляньте, все время на кошельке держит, как мило с ее стороны! А отпусти она его, уплыл бы кошелечек, и так чуть не свистнули в толпе.
   — Что все это значит? — воскликнула я. — Почему вы меня привели сюда?
   — О, — заметила миссис Браун, — слышите, как красиво она говорит? Вам бы у нее поучиться, — обратилась она к девочкам постарше. — Черт меня побери, если б это не помогло вам в вашей работе! — Она расхохоталась. Удивительно, как быстро «Добрая миссис Браун» превратилась в «Злую миссис Браун».
   — Что вы от меня хотите? Возьмите мой кошелек и отпустите меня!
   — Прежде всего, — сказала миссис Браун, — мы хотим этот чудный плащ. Сними-ка его!
   ..Я, и пальцем не пошевелила, стояла: ни жива ни мертва, вцепившись в плащ.
   — Давай, давай! — поторопила миссис Браун. — Ведь мы не хотим неприятностей, правда? Неприятности — это то, от чего я всегда стараюсь держаться подальше. — Она железной хваткой взяла мои руки и оторвала их от плаща. Еще секунда, и он полетел с моих плеч. Одна из девочек подхватила его и закуталась.
   — Ну-ка, ну-ка, — одернула ее миссис Браун. — Не испачкай его, смотри. Ты же знаешь, как щепетилен на этот счет Дэйви Ему подавай прямо с плеча леди.
   — Я вижу, вы привели меня сюда затем, чтобы отнять мой плащ? Теперь он у вас, позвольте мне уйти!
   Миссис Браун повернулась к девочкам, — и они дружно рассмеялись.
   — Какая симпатичная, а? — сказала миссис Браун. — Эдакое доверчивое маленькое создание. Должна вам сказать, она покорила сердце «Доброй миссис Браун». «Добрая миссис Браун» готова следовать за ней хоть на край света.
   Я повернулась к двери. Ладонь миссис Браун легла мне на руку:
   — Это еще не все, цыпочка!
   — Я знаю, что не все, — заплакала я. — Вы хотите еще и мой кошелек?
   — Ты ведь так старалась, чтобы сохранить его для нас в целости и сохранности. Грех не воспользоваться твоей предусмотрительностью, не так ли? :
   Все продолжали давиться хохотом, да так, что я испугалась. Я достала кошелек и бросила его на пол.
   — Вот и хорошо. Наша гостья, оказывается, тоже не любит неприятностей.
   — Теперь у вас есть и мой плащ, и мой кошелек. Позвольте же мне, наконец, уйти!
   Миссис Браун пощупала материал, из которого было сшито мое платье.
   — Замечательная ткань, — смотри-ка, — заметила она, — такую только богатые могут себе позволить. Давай-ка, дорогуша, снимай это!
   — Но я не могу снять платье!..
   — За нее это всегда делают служанки, — хихикнула одна из девочек.
   — Сегодня мы будем ее служанками, — заявила миссис Браун. — Мои друзья должны чувствовать себя в гостях, как дома!
   Происходящее все больше напоминало кошмар. Они стали стаскивать с меня платье.
   — Что же мне делать? — закричала я. — Вы забрали всю мою одежду. Я… я же голой останусь!
   — Ой, какая скромная маленькая девочка! Послушай, дорогая, неужели мы похожи на людей, которые хотят сделать из тебя потаскушку?
   Взрыв хохота. Я буквально онемела от страха. Как бы я хотела повернуть время вспять и снова очутиться возле окна, не поддавшись на соблазн выйти из дома.
   Нет, это действительно какой-то кошмар. Это не может происходить на самом деле. Такого вообще не бывает.
   Меня раздели до сорочки. Как ненавистны были мне эти грязные пальцы, щупающие мою одежду. Мне была противна их радость — сколько денег можно загрести за то, что с меня сняли.
   Я стояла, дрожа, и с ужасом осознавала, что даже если очень захочу сбежать, я не смогу выйти на улицу раздетой. И тем не менее я не в силах была терпеть больше эту жуткую комнату с грудами одежды, разбросанной на полу. Теперь-то до меня дошло, что для женщин, вроде миссис Браун, это дело всей жизни — заманивать ничего не подозревающих людей, главным образом детей, в свои берлоги и отнимать у них одежду.
   — Ну вот и все, дорогая, — сказала миссис Браун. — Ты была просто очаровательна. А теперь послушай: я не хочу неприятностей. Ты понимаешь? Неприятность и миссис Браун — две вещи несовместимые.
   — Вы — воровка! — произнесла я. — В один прекрасный день вас схватят и посадят в Тайберн за то, что вы делаете!
   — А она не такая маленькая, как мы думали, а? — подмигнула она девочкам, млевшим от восторга. — Но мы осторожны, мы добры, по крайней мере, я. Я не хочу, чтобы меня называли «Доброй миссис Браун» просто так. Дайте-ка мне вон тот плащ, цыпочка, — кивнула она одной из девочек. Та протянула ей какую-то рваную тряпку, уже мало похожую на плащ. — Возьми, закутайся в это.
   Я с отвращением посмотрела на тряпку.
   — Да, дорогуша, он не из тех, которые ты обычно носишь, я знаю это. Но все лучше, чем идти голой, как-то приличнее. .Я завернулась в предложенный плащ, и на секунду отвращение, поднявшееся во мне, даже пересилило страх.
   — Теперь слушай, дорогуша, сейчас мы выйдем отсюда. Я выведу тебя обратно на улицу, но учти, я не хочу неприятностей, не хочу, чтобы меня выследили. «Добрая миссис Браун» держится в стороне от неприятностей. Все, что ей нужно, — это платье богатых леди и джентльменов. Для них это не слишком большая потеря, у них есть еще, но для «Доброй миссис Браун» это означает, будет у нее сегодня что-то на обед или придется голодать. Сейчас я тебя выведу, и можешь кричать сколько угодно, что тебя обокрали, никто тут и ухом не поведет. Потом я уйду и предоставлю тебе самой искать дорогу домой. Я отпущу тебя, как почувствую, что это мне ничем не грозит. Поняла?
   Я кивнула. Единственным моим желанием было выбраться отсюда как можно быстрее, не навлекая новых бед на свою голову.
   Миссис Браун взяла меня за руку. Мы поднялись по лестнице. Непередаваемо то чувство облегчения, которое охватило меня, когда мы вышли на свежий воздух.
   Все время, пока мы брели по узким улочкам, она разговаривала со мной. На нас никто не обращал внимания. Туфли у меня тоже забрали, так что я не могла босиком быстро идти по булыжникам.
   Она только хихикала, когда я спотыкалась.
   — Да, хорошие были у тебя туфельки, — заметила она, затем продолжила:
   — Послушай меня, цыпочка. Можешь считать, что ты счастливо отделалась, всего-навсего лишилась одежды, а ведь могла лишиться куда большего, дорогуша. Миссис Браун преподала тебе урок. И угораздило же выбрать богатой маленькой девочке денек для прогулок в одиночестве! Нынче, дорогуша, в городе побольше прощелыг и проходимцев, чем обычно, а нас, признаться, и без этих залетных гостей хватает, видит Бог. Они все сюда слетаются на коронации, венчания королевские и прочие празднества и рта не разевают, между прочим. Вот и ты попалась, голубка моя, и благодари звезды, что угодила в руки «Доброй миссис Браун». Я не хочу неприятностей. Тебе ведь не сделали больно, правда? Я даже дала тебе плащ, чтоб накинуть на плечи. Тебя, разумеется, завалят вопросами. Ты расскажи, что, мол, это все «Добрая миссис Браун», но не говори, где я тебя нашла, поняла? Да ты и не захочешь обо мне рассказывать, не до этого тебе будет. Тебя так отчитают! Глупая маленькая голубка… Но они все равно обрадуются, что ты вернулась, обласкают тебя еще пуще, чем прежде. Благодаря, заметь, «Доброй миссис Браун». Ты ведь не захочешь ей напакостить после этого? Помни, сколько доброго она для тебя сделала. Представь, если б ты попалась этим пройдохам-сводникам, тебя бы уже наверняка продали какому-нибудь старику на забаву. Смотри, и к следующему разу будь готова. Но я надеюсь, следующего раза не будет, урок «Доброй миссис Браун» пойдет на пользу. Наконец, мы вышли из лабиринта улочек.
   — Вот мы и прибыли, — сказала она. — Ты хочешь как можно скорее попасть домой, так ведь? Вон за тем углом будет как раз то место, где толпа собиралась утопить шарлатана. А откуда ты сюда пришла, ты и сама должна знать. Марш домой… быстро!
   Она слегка подтолкнула меня, а когда я обернулась, ее рядом уже не было. Волна облегчения вновь окатила меня, и я бросилась бежать.
   Да, она была права. Это та самая улица, с которой все началось. Если свернуть за угол, а потом пойти прямо, то я окажусь у дома Эверсли.
   Я повернула за угол и с разбегу столкнулась с, «женщиной, которая прогуливалась вместе с молодым человеком. Она вскрикнула от отвращения и, видимо, выставила руку, чтобы меня оттолкнуть. Я растянулась на земле.
   — Господи! — воскликнул молодой человек. — Да у Нее под плащом ничего нет!
   — Охотилась, верно, за моим кошельком? — предположила женщина.
   — Нет, что вы! — заплакала я. — Меня ограбили… взяли всю одежду!
   Мой голос, очевидно, поразил их, и теперь, выбравшись из ужасной комнаты миссис Браун, я поняла, почему: он был под стать моему внешнему виду.
   Молодой человек помог мне подняться. Должно быть, мы странно смотрелись со стороны, поскольку он был одет, что называется, » с иголочки «. Я почувствовала даже слабый запах духов, который источало его платье.
   Леди тоже была прекрасно одета и распространяла вокруг аромат духов. Да, слишком разителен был контраст.
   — Что случилось с тобой? — поинтересовалась леди.
   — Я пошла купить фиалок матушке, — захлебываясь, начала я. — В толпе ко мне пристала одна женщина, а потом подошла другая. Та, другая, сказала, что поможет мне купить цветы, а вместо этого отвела в ужасную комнату и заставила снять всю одежду, — Они торгуют этой одеждой, — сказал молодой человек. — Знаю я таких типов, обычно именно дети становятся их жертвами. Ты не ушиблась?
   — Нет… Я просто хотела как можно скорее попасть домой.
   — А где твой дом?
   — Дом Эверсли знаете?
   — Дом Эверсли. Так значит, вы одна из Эверсли? — проговорила женщина.
   — Давайте мы вас проводим, — предложил молодой человек. — Там, я полагаю, уже места себе не находят.
   Они пошли рядом со мной. Интересно, что думали прохожие, увидев элегантную пару в компании с босоногой оборванкой? Впрочем, особого внимания на нас не обращали, в Лондоне чего только не увидишь.
   Я едва не разрыдалась от счастья, когда мы вошли, наконец, в дом. Джоб, один из слуг, воскликнул:
   — Да вот же она! Вот госпожа Дамарис! Я поняла, что мое исчезновение уже обнаружилось. В прихожую выбежала матушка. Увидев меня в этом ужасном наряде, она несколько секунд не могла поверить, что перед ней ее дочь, но потом все-таки узнала и крепко обняла.
   — Дитя мое, что с тобой приключилось? — спросила она. — Мы уже не знали, что и подумать!
   Я не могла вымолвить ни слова и лишь крепче прижалась к ней — как хорошо было вновь оказаться рядом. Вместо меня заговорила леди, которая меня привела.
   — С ней сыграли одну из злых шуток, которые здесь не так уж редки, — объяснила она. — Украли одежду!
   — Украли одежду! — эхом повторила матушка. Потом она перевела взгляд на тех, кто привел меня домой. От меня не ускользнуло, что, как только мать увидела молодого человека, она сразу изменилась в лице. На нем проступило, казалось, все сразу: и удивление, и неверие, и страх, и даже доля ужаса, Меж тем леди продолжала рассказ:
   — Когда мы встретили ее, она бежала… Она буквально налетела на нас. А когда мы узнали, кто она такая, мы сочли своим долгом проводить ее до дому.
   — Благодарю вас, — чуть заикаясь, выговорила матушка, затем снова повернулась ко мне и еще крепче прижала к себе. Появился отец.
   — Наконец-то она дома! — воскликнул он. — Слава Богу! Но… ради всего святого, что же произошло?
   Матушка ничего не сказала, и объяснять все пришлось моим провожатым.
   — Что ж, это пойдет тебе на пользу, — заметил отец. — Ступай, дорогая моя. Дайте же ребенку избавиться от этого наряда. Ей надо как можно быстрее принять ванну.
   Я подбежала к нему и обняла изо всех сил. Я никогда не любила его так, как в этот момент.
   Матушку трясло, казалось, она пребывала в каком-то шоке, и отец взял инициативу в свои руки.
   — Вы, должно быть, устали? — сказал он женщине и молодому человеку. — Может, отобедаете с нами, отдохнете?
   — В этом нет необходимости, — ответила женщина. — Вы и так столько пережили, лишние хлопоты ни к чему.
   — Все равно проходите, прошу вас, — пригласил отец. — Останьтесь хотя бы ненадолго. Мы хотим выразить вам нашу благодарность.
   — Лондонские улицы никогда не были безопасным местом, но сейчас это переходит всяческие границы, — произнес молодой человек.
   — Присцилла, — попросил отец, — отведи Дамарис наверх и присмотри за ней, а я останусь с гостями.
   Вместе с матушкой я отправилась наверх. Плащ был снят и отдан одному из слуг, чтобы тот его сжег. Рассказывая подробно, что со мной произошло, я вымылась с ног до головы и переоделась.
   — О, бедняжка! — воскликнула матушка. — И угораздило же тебя выйти!
   — Я все понимаю, но я ведь не хотела далеко уходить, только до конца улицы, чтобы купить фиалок.
   — Когда я думаю, к чему это могло привести?.. Эта злая женщина!
   — Она не такая уж злая, матушка. Она называет себя» Добрая миссис Браун «. Она не сделала мне ничего плохого, просто хотела получить мою одежду и деньги.
   — Это чудовищно! — вздохнула матушка.
   — Она бедная, а это, как она сказала, ее способ зарабатывать себе на хлеб.
   — Дорогая моя, какой ты еще ребенок! Вероятно, тебе сейчас надо отдохнуть.
   — Я не хочу отдыхать. Я думаю, мне следует спуститься и поблагодарить тех людей, которые привели меня домой.
   Матушка странно напряглась.
   — Кто эти люди? — спросила она.
   — Не знаю, я столкнулась с ними, когда бежала домой. Узнав, что со мной произошло и кто я, они во что бы то ни стало захотели меня проводить.
   — Ну, хорошо, — сказала матушка. — Пойдем вниз, в гостиную.
   Отец сидел с гостями и угощал их вином. Разговор шел о тех неприятностях, которые происходят в Лондоне во времена, подобные нынешнему. К ним присоединились дед с бабушкой. Им еще Не сообщали о моем исчезновении, и теперь они с ужасом слушали, что мне довелось пережить.
   Когда я вошла, дед поднялся и горячо обнял меня, но по его взгляду я поняла, что его мнение о моих умственных способностях осталось прежним, если не ухудшилось.
   — Вот ведь странное совпадение! — заявил отец. — Эта леди — та самая миссис Элизабет Пилкингтон, которая однажды хотела приобрести Эндерби-холл, а это — ее сын Мэтью.
   — Да, и я была ужасно разочарована, когда услышала, что дом не продается.
   — Это каприз моей внучки, — пояснил дед и губы его тронула усмешка. — Дом принадлежит ей, а если власть над собственностью дана женщине, — значит, » пиши пропало «. Я всегда это говорил.
   — Вечно ты придираешься к женщинам! — заметила бабушка.
   — Однако это не помешало тебе угодить в мои сети! — парировал дед.
   — Я вышла за тебя только для того, чтобы поставить на место.
   — Ну вот, — резюмировал дед, — а мои взгляды так и не переменились до сих пор… Это сколько уже лет?
   Это была их всегдашняя перепалка, каждый спешил продемонстрировать свой нрав, а на деле они в браке были так же счастливы, как и мои родители.
   — Кстати о домах, — вспомнила бабушка. — Хоть Эндерби-холл пустует до сих пор, поблизости от него освобождается еще один дом: наши соседи уезжают.
   — Да, — подтвердил дед. — Дом называется Грассленд Мэйнор.
   — А вы по-прежнему подыскиваете дом в провинции? — поинтересовалась матушка.
   — Моя мать проявляет очень большой интерес к тем местам, — заявил Мэтью Пилкингтон.
   Слабый румянец проступил на щеках Элизабет Пилкингтон. Она обронила:
   — Да, было бы любопытно взглянуть на этот Грассленд Мэйнор.
   — А мы, со своей стороны, в любое время будем рады видеть вас в Эверсли, — вставила бабушка.
   — Там очень холодно, насколько я знаю, — заметил Мэтью.
   — Если вы имеете в виду восточные ветры, то они у нас действительно частые гости, — сказал дед.
   — И, тем не менее, это очень интересное место, — молвила Элизабет.
   — Земля римлян, — добавил Мэтью.
   — Да, кое-что от них уцелело, — сказал дед. — Мы ведь живем недалеко от Довера, а там находится знаменитый маяк, старейший в Англии.
   — Ты обязательно должна посмотреть Грассленд Мэйнор, — решил Мэтью Пилкингтон.
   — О, я так и сделаю! — ответила его мать. Вскоре после этого они раскланялись и удалились, сказав, что их дом неподалеку, и выразив надежду, что они повидают нас еще до того, как мы тронемся в обратный путь.
   — К несчастью, мы возвращаемся уже послезавтра, — заявила матушка.
   Я быстро посмотрела на нее, поскольку никаких распоряжений об этом еще не было сделано. Бабушка хотела что-то сказать, но дед бросил в ее сторону предупреждающий взгляд. Я почувствовала, что тут кроется какая-то тайна.
   — Ну, я в любом случае приеду посмотреть Грассленд Мэйнор, — сказала Элизабет Пилкингтон.
   Когда они ушли, меня буквально засыпали вопросами. Что надоумило меня выйти одной из дому? Ведь предупреждали, и не раз. Чтоб этого больше не повторилось!
   — Не беспокойтесь, — уверила я их. — Не повторится.
   — Подумать только, как легко ты отделалась, — причитала матушка. — А ведь что могло случиться. Все равно, такой плащ был, такое платье…
   — О, прости меня! Я поступила так глупо… Матушка обняла меня.
   — Дитя мое, — сказала она, — пусть это послужит тебе хорошим уроком. Благодари Господа, что вернулась домой целой и невредимой.
   — Хорошо, Пилкингтоны привели ее домой, — вставила бабушка.
   — Я и так уже была почти дома.
   — Тем не менее, — наставительно произнесла бабушка. — Ну разве это ни странно, что они хотят купить Грассленд Мэйнор, и разве не забавно будет, если они купят его?
   — Есть в них что-то, что мне не понравилось, — сказала матушка, и вновь необычное выражение появилось у нее на лице, точно вуаль легла на его черты, дабы скрыть истинные чувства, обуревавшие ее.
   — Весьма милые люди! — заключила бабушка.
   — И к тому же с основательными намерениями приобрести это место, — прибавил дед.
   — Карлотта показывала им Эндерби-холл, — сказала матушка, — а затем вдруг решила не продавать его. Должно быть, они ей чем-то не понравились?
   — Полно, это всего очередная прихоть Карлотты, — возразила бабушка, — и Элизабет Пилкингтон тут ни при чем.
   — Да, будет интересно, если ты нашла покупателей для Грассленда, Дамарис.
   Я тоже подумала, что это было бы интересно. Я даже надеялась, что так оно и случится. А еще я подумала, что довольно приятно будет иметь соседями Пилкингтонов.
   На следующий день явился Мэтью Пилкингтон. Когда он вошел, я была в прихожей и поздоровалась с ним первой. В руке у него был большой букет фиалок.
   Он улыбнулся мне. Он был даже очень симпатичный, в общем-то, самый симпатичный мужчина из всех, кого я когда-либо видела. Вероятно, это впечатление сложилось у меня из-за его одежды. На нем были темно-красный бархатный камзол и великолепный жилет. Из кармашка выглядывал накрахмаленный белейший носовой платок. К кисти руки крепилась на ленточке трость. Мэтью носил туфли на высоком каблуке, которые делали его значительно выше и без которых он выглядел бы гораздо грузнее, носки его туфель чуть приподнимались кверху, а это, как я поняла сразу же по приезде в Лондон, было последним» криком» моды. В руке у него была шляпа темно-синего, почти что фиолетового оттенка. По сути, его одежда прекрасно гармонировала с цветами, так что у меня не осталось сомнений, что он выбрал их специально для этой цели. Но как бы то ни было, у фиалок было и другое, особое предназначение.
   Я почувствовала, что краснею от удовольствия. Он низко поклонился, взял мою руку и поцеловал ее.
   — Вижу, вы уже оправились после того приключения, а я зашел узнать о вашем самочувствии и принес цветы вашей матушке, чтоб она не осталась без подарка, за который вы мужественно заплатили такую цену.
   — О, это так великодушно с вашей стороны, — сказала я, взяла букет и уткнулась в него, наслаждаясь ароматом.
   — От лучшей лондонской цветочницы, — пояснил Мэтью. — Сегодня утром купил их в Ковент-Гардене, в «Пиацце».
   — Матушке будет так приятно… Входите же. — Я пригласила его в маленькую зимнюю гостиную, которая сообщалась с прихожей.
   Он оставил шляпу на столике в прихожей и последовал за мной.
   — Значит, — начал он, — завтра вы возвращаетесь в провинцию? Очень жаль, моя мама так хотела бы пригласить вас в гости. Она жаждет услышать еще Что-нибудь про тот дом, который, как вы говорили, продается, — Это очень милый дом, — заметила я.
   — Раз так, то почему же хозяева от него отказались? Никак не возьму в толк…
   — Жена умерла при родах, а муж не может это забыть. Сам он родом с Севера, туда и уехал. Они были нашими большими друзьями и предложили показать их дом тем, кому он приглянется и кто захочет его купить. Ключи у моей бабушки.
   — А тот, второй дом?
   — Эндерби? Ну, он тоже хорош, но пользуется дурной репутацией, будто заколдованный.
   — На маму он произвел большое впечатление.
   — Да, но Карлотта, моя сестра, его владелица, решила его не продавать. А ей он перешел от предыдущего владельца, родственника.
   — Следовательно, Эндерби сейчас пустует?
   — Это-то и странно. Причуда Карлотты, как утверждает дед.
   — А где ваша сестра?
   — Она вышла замуж и живет в Суссексе. У нее теперь очаровательный ребенок. Скажите, а вы живете в Лондоне?
   — У меня есть небольшое поместье в провинции, в Дорсете. Иногда я бываю там, иногда здесь, в Лондоне, с матерью. А сейчас я, разумеется, здесь, потому что война, и я, возможно, пойду служить.
   Я нахмурилась. Моя матушка ненавидела войны лютой ненавистью и, видимо, заразила ею и меня.
   — Это же глупо — вмешиваться в проблемы других стран, — сказала я. — Какое нам дело до того, что происходит в Европе?
   По сути, я слово в слово повторила то, что слышала от матушки.
   — Не все так просто, — ответил он. — Людовик XIV, французский король, имел договор с нашим последним королем и нарушил его. Его внук, Филипп Анжуйский, стал королем Испании. Как видите, Франция начинает доминировать в Европе. Гарнизоны уже введены в испанские Нидерланды. А хуже всего, что этот Филипп известен еще как сын Якова II — Яков III. Война объявлена, и у нас есть сильные союзники в Голландии и Австрийской империи. На войну идти просто необходимо.
   — Значит, вас могут забрать в армию… Мой отец тоже одно время был военным, но потом оставил службу — матушка была против. Он купил Довер-хаус в Эверсли, земли вокруг и стал заниматься с арендаторами — вместе с дедом, который совсем уже старенький сейчас. Да вы видели его… Мой дядюшка Карл служит в армии, и дядюшка Эдвин тоже. Отец теперь полноправный хозяин Эверсли.
   — Я знаю, что у вас в семье сильны военные традиции.
   Мы продолжали увлеченно беседовать, ничего не замечая, когда в комнату вошла матушка. Она отшатнулась в изумлении.
   — Ой! — спохватившись, воскликнула я. — А у нас гость! Между прочим, он принес тебе фиалки.
   — Как это мило — заметила матушка. — Благодарю вас.
   Она приняла цветы и поднесла их к самому лицу.
   — Мать попросила меня уговорить вас задержаться в Лондоне хотя бы на пару дней, мы бы позаботились, чтобы вы не скучали, — сообщил Мэтью Пилкингтон.
   — Это, конечно, чрезвычайно любезно, — ответила матушка, — но мы уже сделали необходимые распоряжения насчет отъезда.