Карр Филиппа. Песня сирены

   — Я даю вам совет: покажите родителям письмо. Они скажут вам то же самое, что и я. Сделать ничего нельзя — только ждать, пока закончится война. Тогда вы сможете послать за девочкой.
   — И сколько, вы думаете, эта война продлится? Он промолчал.
   — Кроме того, — продолжала я, — вы советуете мне бросить девочку одну. Откуда я знаю, что с ней может случиться?
   — Насколько я знаю, у нее был знатный отец, а у него есть друзья.
   — Ничего вы не понимаете! Все так таинственно! Это, наверное, чума всему виной или еще что-то. Моя сестра, такая молодая, сильная, ей еще бы долго жить, а она пишет мне это предсмертное письмо. Она просит меня позаботиться о ребенке, и вы предлагаете смотреть на это сквозь пальцы?
   — Я предлагаю вам ждать, вести себя разумно и учитывать все трудности.
   — Если бы каждый учитывал все трудности, встающие на его пути, никто бы ничего не достиг.
   Я поднялась со стула, дрожа от гнева, вышла из дома и направилась туда, где меня ждал Томтит. Я чувствовала себя глубоко несчастной, я возлагала на Джереми больше надежд, чем сама себе представляла.
   Когда я садилась на лошадь, то заметила, что он вышел из дома вслед за мной.
   — Погодите минутку! — окликнул он. — Вернитесь!
   — Нам больше не о чем говорить! — ответила я.
   — Вы слишком торопитесь, вернитесь! Я не договорил.
   Я вернулась, огромное облегчение охватило меня. Я взглянула на него, зная, что глаза мои блестят от слез. Грэнтхорн отвернулся, расстроенный моим видом, затем отвел меня в гостиную, где мы сели друг против друга.
   — Это возможно, — заявил он. Я радостно стиснула руки.
   — Это безумно опасно, — продолжал он, — но возможно. А теперь, прошу вас, оставайтесь спокойной. Как вы намереваетесь найти человека, который бы вас переправил во Францию? Это первое препятствие.
   — Не знаю. Навела бы справки… Ведь есть люди, которые владеют лодками, кораблями…
   — Моя дорогая Дамарис, никто не ходит среди владельцев лодок и не расспрашивает, как бы попасть на вражескую территорию. Как вы думаете, что сейчас творится, учитывая недавний рейд якобитов? Но я знаю одного человека…
   — О, благодарю вас, спасибо…
   — Но учтите, не знаю, согласится ли он… К нему надо подходить с особой осторожностью.
   — И вы можете найти к нему подход? Он заколебался:
   — Возможно.
   — Это будет дорого стоить, но я готова заплатить. У меня много ценных вещей, я могла бы продать их.
   — Это потребует еще времени. Меня охватило разочарование.
   — Вы мне потом отдадите долг.
   Я была так счастлива, что ничего не могла с собой поделать. Я наклонилась вперед, схватила его руку и прижалась к ней губами. Нахмурившись, Грэнтхорн отдернул ее.
   — О, прошу прощения! — воскликнула я. — Но вы так добры! Умоляю… продолжайте. Видите ли, я очень люблю эту девочку и места себе не нахожу при мысли, что может случиться с ней.
   — Ничего, — ворчливо сказал он. — Я могу дать вам письма к моим друзьям, которые бы приняли вас, как только бы вы оказались во Франции. Вы говорите по-французски?
   — Немного, — ответила я.
   — Немного вам не поможет. В вас сразу признают англичанку, стоит вам только ступить на их землю, — Он пожал плечами.
   — Я знаю, вы считаете это безумием, но это дитя нуждается во мне, это моя племянница. Я люблю эту девочку, и ради ребенка на такое должен пойти всякий.
   — Вы понимаете, что ввязываетесь в опасное дело?
   — Я все понимаю, но я сделаю это. Я должна отыскать Клариссу, мне нужно добраться до этого дома и забрать ее.
   — Я сделаю все, что будет в моих силах.
   — О, спасибо вам, большое спасибо! Даже не знаю, как мне благодарить вас!
   — Подождите, пока вернетесь с девочкой на английскую землю, прежде чем благодарить. Говорю вам: вы лезете прямо в пасть льву.
   — Я вернусь с девочкой, обещаю вам.
   — Если я смогу найти судно, которое переправит вас во Францию, вы должны рассказать все своим родителям.
   — Но они сделают все возможное, чтобы остановить меня.
   — Именно на это я и надеюсь.
   — А я думала, что вы помогаете мне.
   — Чем больше я думаю об этом, тем более сумасшедшей кажется мне ваша затея. Вы не годитесь для такого путешествия, оно будет очень опасным и трудным, а вы устаете даже после легкой прогулки на лошади.
   — Сейчас я чувствую себя совсем иначе. Вы можете понять это? Я чувствую себя, как раньше… до того, как со мной случилось это… эта болезнь. Я могу оставаться в седле весь день, если потребуется. Совсем другое дело, когда у вас есть цель, назначение… Я снова чувствую себя хорошо, и я сделаю это, поможете вы мне или нет.
   — Хорошо, тогда давайте договоримся так: если я помогу вам, вы должны будете оставить родителям записку с объяснением. Оставьте письмо, которое написала вам сестра, и допишите им, что я все устроил и сделал все возможное, чтобы доставить вас до места целой и невредимой.
   — Я все сделаю! — воскликнула я. Я стояла перед ним, и в эту минуту меня охватило огромное желание обнять Грэнтхорна.
   Я заехала на следующее утро, но Смит сказал, что его нет дома. Немного позже, уже днем, я снова направилась в Эндерби-холл. К тому времени он вернулся.
   — Я обо всем договорился: вы отплываете завтра вечером. На заходе солнца вы покинете Англию. Попутного ветра!
   — О… Джереми!.. — воскликнула я и в ту же секунду поняла, что впервые назвала его по имени, а я ни в коем случае не должна была раскрывать перед ним, не должна была показывать свою благодарность.
   — Возвращайтесь, — ответил он, — и собирайтесь в дорогу, а я подыскал вам кое-кого в попутчики. Приезжайте сюда завтра, под вечер, я отвезу вас туда, где будет ждать корабль. Он весьма невелик, и даже в спокойную погоду пересекать пролив будет опасным делом, но, как только вы окажетесь во Франции, станет гораздо легче. По пути в Париж вы будете останавливаться в безопасных местах. Если соблюдать осторожность, у вас все получится, но делайте, что скажет ваш спутник. И не забудьте написать своим родителям записку Лучше, если они будут знать, что вы собираетесь сделать, хотя ваша затея и заставит их порядком поволноваться, но все-таки они не подумают, что вы просто исчезли.
   Я пообещала ему сделать в точности так, как он мне наказал, и готова была задолго до того, как пришло время отправляться.
   Вечером я направилась в Эндерби, где Грэнтхорн меня уже ждал. Мы обсудили наши планы и то, как я должна буду действовать. Человек, который будет сопровождать меня, доставит меня обратно, я могла ему довериться.
   При наступлении сумерек мы выехали и через некоторое время достигли побережья. Когда мы выехали на берег, к нам подъехал какой-то человек. Я решила, что это мой напарник по путешествию, но это был Смит Мы привязали лошадей и пошли к воде. На волнах покачивались лодка с человеком в ней.
   — Ну вот, — сказал Джереми Смиту, — тебе все ясно?
   — Да, сэр, — кратко ответил Смит.
   — Ты все понял, что должен сделать?
   — Да, сэр.
   — Прекрасно! Благодарение Господу за спокойное море! Мы должны отправляться.
   Я ступила в лодку. Джереми сел следом. Я повернулась, чтобы попрощаться.
   — Я буду молиться за вас всю жизнь.
   — Будем надеяться, что я еще долго смогу слушать эти молитвы! — ответил он. Смит стоял на гальке.
   — Все, — сказал Джереми, — поехали!
   — Вы..? — непонимающе посмотрела на него я.
   — Смит отведет назад лошадей. Ну конечно, я еду с вами!
   Сердце мое запело, и мной овладело такое волнение, которого я не знала никогда в жизни. Я хотела сказать Джереми, что это для меня значит, но я лишь взглянула ему в лицо, строгое и молчаливое. Оно выражало неодобрение моего замысла, но, тем не менее, он решился помочь мне в этом отчаянном приключении.
   Мне быстро довелось узнать, что без Джереми у меня бы ничего не вышло. Он бегло говорил по-французски, а его угрюмость и отталкивающие манеры мигом пресекали все вопросы.
   Порой мы останавливались на ночь в гостиницах, где он требовал хороших покоев для себя, племянницы и слуги, и каждый раз получал свое. Если находилась только одна пригодная комната, в ней спала я, а он и человек, которого он звал Жаком, проводили ночь в общем зале. Часто нам приходилось останавливаться в разных местах, потому что, несмотря на всю свою решимость и восстановленные силы, долго ехать я не могла, да и он мне не позволял. Если же я настаивала на продолжении пути, Джереми напоминал о моем обещании повиноваться приказам, а он был не такой человек, которого легко было ослушаться.
   Путешествие пошло на пользу нам обоим. Он то и дело улыбался, а что касается меня, то я самой себе удивлялась Я совсем не уставала, что бы там ни говорил Джереми. Мне ничуть не требовалась та забота, с которой он следил за мной.
   Я не понимала себя: апатия моя куда-то подевалась, каждое утро я встречала с радостью, и как прекрасно было сознавать, что с каждым днем расстояние между мной и Клариссой уменьшается.
   Я начала много размышлять о себе: ведь до этого чудесного выздоровления, я была такой больной. Скорее всего, причина крылась не в болезни, а в том, что я просто не хотела встречаться с людьми и жить нормальной здоровой жизнью.
   Наконец, вдали показался Париж. Меня переполняли чувства, и мне не сиделось на месте от нетерпения. Для меня Париж был самым прекрасным городом в мире, но только потому, что где-то в нем сейчас находилась Кларисса.
   Мы прибыли в Париж уже под вечер. Я посмотрела вдаль, туда, где розовые лучи заката отражались на шпилях и башнях, и увидела очертания Дворца Правосудия, колокольни и башни собора Нотр-Дам. Мы пересекли мост, и я почувствовала, как меня охватила волшебная атмосфера этого города.
   Я взглянула ва Джереми. На его лице отражалось мрачное удовлетворение. Нам удалось многого достичь. Он неоднократно говорил, что очень удивлен тем, насколько спокойно проходит наше путешествие, а я отвечала, что на самом деле вовсе не удивлена этим Так же, как и я, он прекрасно понимал, что, если человек твердо настроен на достижение какой-то цели, он непременно добьется своего, а мы были полны решимости вернуть Клариссу в Англию — Мы подыщем гостиницу на ночь, а потом направимся в квартал Марэ.
   — Можно остановиться в «Ле Паон», монсеньор, — сказал Жак. — Это лучше всего для нас — Сначала давайте найдем тот дом! — выпалила я.
   — Сначала — в гостиницу, — возразил Джереми. — Мы не можем ехать в дом , в таком виде Посмотрите на ваши испачканные юбки, и лошади устали Они ненавидят парижскую грязь, это самая мерзкая грязь в мире — Мы должны ехать сразу домой к Клариссе — пыталась настоять я. Жак покачал головой.
   — Мадемуазель, ночью на улицу лучше не выходить Я почувствовала отчаяние, но понимала их правоту.
   Гостиница была украшена изображениями павлинов, от которых и взяла свое название Она была очень удобной, и мне быстро подыскали комнату с окнами на улицу. Несколько минут я стояла у окна, наблюдая за проходящими внизу людьми. Было невозможно обуздать нетерпение, но я понимала, что должна подождать: завтра утром мы должны появиться в доме Клариссы в подобающем виде. «В это время, завтра, — пообещала я себе, — Кларисса будет со мной».
   Часы превратились в вечность. Я не знала, как переживу эту ночь. Я была здесь, в Париже, я была на пороге успеха, и как-то я должна провести эти часы до наступления утра.
   Мы поужинали, но я была слишком взволнована, чтобы думать о еде Джереми был спокоен и всячески пытался смирить мое нетерпение, но я ни на чем не могла сосредоточиться. Я просто ждала, пока пройдет время.
   Той ночью я никак не могла заснуть Я сидела у окна и смотрела на улицу. Странно, как меняется ее облик с наступлением темноты. Хорошо одетых людей сменили бедняки и нищие. Я поняла, что Джереми был прав, когда сказал, что мы должны подождать до утра.
   Я видела нищих, которые жалостливо протягивали руки к прохожим. Я видела, как какая-то женщина вышла из кареты, ведя с собой юную девушку, и зашла с ней в дом. Потом она вышла одна и уехала прочь. Что-то в этой картине напомнило мне собственное приключение в Лондоне. Я поняла, что девушку привезли в дом на любовное свидание, а та женщина в карете была сводней.
   Потом я заметила еще одну женщину, стоящую у дверей того дома, в который зашла девушка. Оттуда появился прилично одетый человек. Женщина схватила его за руку, а он оттолкнул ее.
   Той ночью я многое видела, потому что сон не шел ко мне. Я прилегла на кровать, но никак не могла заснуть, поэтому снова села к окну. Напротив располагался дом, явно пользующийся определенной славой Потом я увидела нечто ужасное внезапно из дома выбежала девочка Она была полуодета — без туфель, без чулок, на ней была лишь коротенькая сорочка. Девочка бежала, словно от чего-то невыносимо страшного, но, как только она выскочила на середину улицы, из дверей вслед за ней выбежала какая-то женщина, схватила ее, упирающуюся, я потащила обратно.
   На какое-то мгновение лунный свет озарил лицо женщины. Я отшатнулась — на нем отражалась такая злоба, какой я никогда не видела. Мне стало дурно, и в голову закрались ужасные мысли. Кларисса была в этом городе, в этом жутком городе! Я кое-что знала о больших городах, так как сама столкнулась с их извращенностью в подвале «Доброй миссис Браун». Тогда мне повезло, а могло произойти гораздо худшее.
   Я отвезу Клариссу домой, буду заботиться о ней, буду любить ее! Я должна быть стойкой и мужественной, потому что я нужна Клариссе! Я сделаю это, я должна. Кларисса ждет меня Наступило утро. Я была уже одета и готова к выходу. Щеки мои пылали от волнения, и никто по моему виду не сказал бы, что я провела бессонную ночь Я с нетерпением ждала прихода Джереми Он пришел минута в минуту, но все равно я не могла усидеть на месте. Он улыбнулся мне, и мы вышли на улицу.
   Мы пришли к дому, где жила Карлотта с лордом Хессенфилдом и Клариссой. Это был огромный дом — высокий и внушительный.
   Мы поднялись по ступенькам к парадному подъезду. Появилась служанка — Это сестра леди Хессенфилд, — представил меня Джереми.
   Женщина внимательно изучала меня.
   — Леди Хессенфилд умерла, — наконец, сказала она.
   — Ее дочь… — начала я объяснять. Следующие ее слова ужасом отозвались в моем сердце.
   — Она здесь больше не живет.
   — Но, может, служанка… Жанна.
   — Вас, вероятно, примет мадам Делин, — проговорила служанка.
   — О да, пожалуйста! — с пылом воскликнула я. Нас провели в салон, где сидела хозяйка дома. Джереми изложил причины нашего прихода, и, хотя она ответила нам по-французски, большую часть я поняла и без перевода.
   Лорд и леди Хессенфилд скончались от какой-то таинственной болезни, что-то вроде чумы, потому что леди, которая навестила их незадолго до этого, некая мадам де Партьер, тоже скончалась от той же самой болезни. Это было так ужасно!
   — У леди Хессенфилд была дочь, — пояснил Джереми — Именно за ней мы и прибыли сюда, чтобы вернуть семье.
   — Ах да — сказала мадам Делин. — Была какая-то маленькая девочка, но . — Она нахмурилась. — Я не знаю, что случилось с ребенком.
   — А что с Жанной, служанкой?
   — Монсир, когда мы въехали сюда, мы привезли своих слуг.
   — А что стало с теми, кто раньше служил здесь? Мадам Делин пожала плечами:
   — Наверное, ушли в другие дома. Мы не могли взять их к себе, у нас и своих хватает.
   — Вы помните эту Жанну? Она снова задумалась.
   — Молодая девушка?.. О да, что-то припоминаю. Мне кажется, она вернулась к своему прежнему занятию, чем она занималась до того, как поступила сюда на службу.
   — А что с ребенком? Вы слышали о девочке?
   — Нет, я ничего не слышала о девочке. Мадам Делин была очень дружелюбно настроена к нам и всем сердцем хотела помочь, но было ясно, что больше она никакими сведениями не располагает. Я никогда не забуду, как я выходила из этого дома. Безысходное отчаяние охватило меня: мы столько преодолели и не нашли Клариссу. Что же делать?
   Джереми, который был настроен очень пессимистично, когда у нас все шло хорошо, теперь дышал оптимизмом:
   — Надо найти эту Жанну, вот и все.
   — Но… где?
   — Что мы знаем о ней?
   — Что она родом из бедной семьи и раньше продавала цветы…
   — Тогда мы должны опросить каждую цветочницу Парижа.
   Я была полна сомнений, но Джереми вселил в меня надежду.
   — Мы должны немедленно начинать! — воскликнула я.
   Джереми взял мою руку и пожал ее. Это было первое выражение внимания, какое он мне когда-либо выказывал.
   — Мы найдем ее! — заключил он.
   Следующие дни были подобны кошмару. В конце дня я была полностью вымотана и каждый раз падала на свою постель и мгновенно проваливалась в глубокий сон, пока меня не будили ночные страхи. В своих сновидениях я постоянно искала Клариссу, бежала по улицам, а потом вдруг оказывалась в подвале, где люди с ужасными, злобными лицами окружали меня, и неизменно среди них присутствовала «Добрая миссис Браун».
   Сны мои были такими от того, что я наблюдала днем, а сталкивалась я, поистине, со страшными вещами. Думаю, в каждом большом городе я нашла бы такую жизнь, но раньше я не часто бывала в таких городах. Лишь однажды я попала в лапы «Доброй миссис Браун» из Лондона и никогда не смогу забыть этого. Этот случай навсегда остался в моей памяти, чтобы постоянно всплывать оттуда, а то, что я увидела в Париже, оправдывало мои худшие ожидания. Я представляла себе Клариссу с «Доброй миссис Браун», я воображала, как она выбегает из дома в одной сорочке и как ее тащат назад… навстречу чему?
   А вслед за сновидениями шли дни, вгоняющие в отчаяние, изнурительные, а в снах я и Кларисса были одним и тем же человеком. Что мы могли сделать? Даже Джереми не мог предположить. Правда, он отыскал людей, которые знали Хессенфилда, да, родители умерли и семья распалась. Нет, они понятия не имеют, что случилось с девочкой. Слуги? О, они разошлись в разные стороны, как это обычно бывает.
   У нас была лишь одна зацепка — Жанна была цветочницей, только это она умела делать, а значит, следует предположить, что она вернется к своему прежнему занятию, и мы должны опросить всех цветочниц Парижа. Ну и задача! Мы бродили по улицам. Уже наступила весна.
   — Хорошее время! — заметил Джереми в один из своих приливов оптимизма. — Весной люди покупают цветы. Они рады видеть их, потому что цветы напоминают, что зима закончилась. На улицах будет много продавщиц цветов.
   Это была трудная задача. Мы покупали цветы и втягивали цветочниц в разговор. Не знают ли они Жанну, которая когда-то была служанкой в одном из больших домов квартала Марэ? Чаще всего мы встречали ничего не выражающие взгляды, порой цветочницы охотно делились с нами своими догадками, выводя нас на так называемый след. Мы даже нашли одну Жанну, правда, она ничего не слышала ни о какой девочке, и, конечно, была не тем человеком, на которого Карлотта могла бы оставить ребенка.
   Но меня пугало не столько то, что мы никак не могли отыскать девочку. Больше всего меня страшило то, что, как я знала, могло случиться с одинокой малюткой в таком городе. Я наблюдала нищих, пьяниц, воров-карманников, замечала детей — худых, с отчаянием, написанным на их маленьких личиках, и в каждом из них я видела Клариссу.
   Мы бродили по рынкам, встречая босоногих ребятишек, подкрадывающихся к прилавкам, чтобы стащить какую-нибудь еду. Мы видели, как дети носят огромные корзины, размером чуть ли не с них самих. Мы видели, как их избивают и как измываются над ними, и сердце мое разрывалось. Все здесь напоминало мне о «Доброй миссис Браун». Такое впечатление, что она ходила рядом со мной, хихикая над моей наивностью. Это было жестоким пробуждением от сна длиною в жизнь.
   Мне хотелось убежать от всего этого, вернуться в свой родной дом, где меня любили и лелеяли, и закрыться от всего мира.
   «Конечно же, ведь это так легко, — говорила я себе, — отгородиться от остального мира, если ты окружена людьми, которые любят тебя. Ты можешь обо всем забыть, притвориться, будто этого не существует. Ты можешь закрыться в свой кокон и никогда не вспоминать о» Доброй миссис Браун «, о мужчине и женщине на огромной постели, но ты не сможешь забыть. Ты должна познать все это, потому что чем больше ты узнаешь, тем лучше ты понимаешь злоключения остальных… и свои собственные. То, что ты закроешь свои глаза на проявления зла, не поможет тебе найти Клариссу!» .Дни шли, а мое беспокойство все возрастало. Меня терзали мысли о том, что может случиться с моей дорогой девочкой в этом страшном городе.
   Те дни напоминали мне смену картин: стоит лишь уйти в сторону одной, как ее место мгновенно занимает другая. Суматоха, веселье, волнение улиц — напомаженные и надушенные леди и изысканные джентльмены в колясках, поедающие взорами друг друга. Я наблюдала, как договаривались о встрече уставший от жизни джентльмен и томная леди, видела нищих, торговок и множество цветочниц с корзинами в руках.
   Но больше всего меня поражали дети. Я не могла смотреть на них: на их изголодавшихся лицах уже было выражение злобного коварства, они уже несли на себе печать порочности. Мне хотелось отвернуться, не смотреть, но вдруг где-то среди них бродит Кларисса?
   Еще меня потрясло зрелище женщин, которых здесь называли «marcheuses». Они представляли собой самых бедных и несчастных созданий, что я когда-либо видела. Джереми сказал мне, что в юности они были проститутками, и, видит Бог, они были еще совсем не старыми — лет под тридцать, но выглядели на все пятьдесят, а то и шестьдесят. Они переболели всякими болезнями и износились в своей профессии, и их единственная надежда заработать теперь — это служить на побегушках у своих богатых подруг, поэтому так их и звали изношенные, ослабевшие, поддерживающие свое существование, пока не заберет их милосердная смерть.
   Я видела также модисток и швей — юных и невинных, выходящих на улицу со смехом на устах, то и дело постреливая глазами в сторону подмастерьев и высматривающих какого-нибудь джентльмена, который угостит их обедом в обмен на некие услуги.
   Я понимала, что после такого я уже никогда не буду прежней Дамарис. Это научило меня разбираться в самой себе. Улицы Парижа показали мне, что я пряталась за своей болезнью, потому что боялась того, с чем придется мне встретиться в жизни. Если я собиралась и дальше жить, то должна была выйти и взглянуть жизни в глаза. Мне нужно было узнать, что в этом мире зло все равно существует, как бы я ни закрывала глаза и ни отворачивалась. Вот что поняла я в своих отчаянных метаниях по улицам Парижа.
   Но было еще многое другое: необходимость найти Клариссу, любовь моих родителей, доброта Джереми, который покинул свое затворничество ради того, чтобы поддержать меня. Мы были похожи друг на друга — разве он не приехал в Эндерби, чтобы спрятаться от всего мира? А теперь мы снова окунулись в него, мы, наконец, зажили полной жизнью.
   Мы вернулись после изнурительной прогулки по городу и разошлись по комнатам.
   — Нам надо отдохнуть перед обедом, — сказал Джереми.
   Я немного полежала, но заснуть не могла. Картины того, что я видела днем, мелькали у меня в голове. Я видела прилавки на огромном рынке, женщин, торгующих овощами и живыми курицами, продавщиц цветов, которые не знали никакой Жанны, мальчишку, которого поймали и жестоко избили за то, что он украл кошелек у женщины, которая пришла на рынок за покупками. Я слышала голоса, выкрикивающие названия товаров, тихий, но неумолкающий разговор двух женщин, присевших у стены, чтобы немножко отдохнуть от своих корзин.
   Заснуть было невозможно. Я встала с кровати и пошла к окну. Через полчаса стемнеет. Как я устала! Джереми был прав, когда сказал, что надо отдохнуть. Я знала, ему требуется отдых: порой его нога очень болела.
   Я села у окна и стала наблюдать за прохожими. Улица очаровывала меня, пока еще не сменила своего дневного обличья. Это случится лишь через полчаса, а сейчас богатые горожане без страха могли прогуливаться по городу. Но вскоре спустятся сумерки, и они все исчезнут… Я посмотрела на дом напротив. Сейчас он являл миру свой чопорный вид, но я содрогнулась при мысли о том, что происходит за этими окнами. Я часто высматривала маленькую девочку в сорочке, но больше ее не видела.
   И тут я заметила какую-то девушку, спешащую вдоль по улице. У нее были черные волосы, завязанные сзади, и она несла корзинку фиалок. Мной овладело безумное волнение, это был словно приказ свыше. Цветочница! Может, это Жанна и есть? Она шла по другой стороне улицы быстрым шагом, торопясь домой, как догадалась я, и с непроданными цветами.
   Нельзя было терять ни секунды! Я должна бежать, если хотела догнать ее, прежде чем она скроется из виду. Я схватила плащ и выбежала из гостиницы.
   Я заметила, как цветочница сворачивает за угол. Что было сил я бросилась вслед за ней. Она уже шла по другой улице.
   — Мадемуазель! — окликнула я. — Мадемуазель… Она обернулась и посмотрела на меня.
   — Violettes ! — воскликнула она, и улыбка озарила ее лицо. Она протянула мне один букетик.
   Я покачала головой.
   — Жанна… — прошептала я. — Вас зовут Жанна?
   — Jeanne… moi ! — воскликнула она.
   — Маленькая девочка… — вымолвила я.
   — Маленькая девочка… — повторила она.
   — Кларисса…
   Она улыбнулась.
   — Кларисса, — повторила я.
   Я попыталась найти нужные слова. Мое сердце так сильно забилось, что я не могла перевести дыхание. Причиной была моя пробежка и то, что она улыбалась и кивала, хотя это могло означать все что угодно.
   Цветочница снова пошла, маня меня рукой, я последовала за ней. Она оглянулась и ускорила шаг.