Карр Филиппа. Песня сирены

   — А почему это вас так интересует? Ничего не ответив, он быстро прошел мимо меня, спустился вниз и позвал хозяина гостиницы.
   Продолжая стоять на площадке, я услышала их перебранку.
   — Мошенник! Как это понимать? Разве я не заплатил тебе за пользование всем этажом? Разве мы не договаривались, что ни меня, ни моих спутников никто не будет беспокоить?
   — Мой господин… — виновато пролепетал хозяин, — госпожа заняла совсем крохотную комнату, которая была бы вам совсем без пользы, почему я и умолчал о ней. Госпожа часто бывает здесь, и я не мог отказать ей в ночлеге.
   — Но разве я не сказал тебе, что среди нас — человек, который тяжело болен?
   — Мой господин, — продолжал оправдываться хозяин, — мы договорились с госпожой, что она вас не Побеспокоит, она будет держаться тихо.
   — Тебе было приказано никого не пускать! Я спустилась вниз и вмешалась в разговор.
   — Что вы здесь расшумелись? Это навредит вашему больному другу больше, чем мое присутствие на втором этаже.
   После чего я направилась в столовую. Мужчина посмотрел мне вслед, потом повернулся и стал подниматься по лестнице.
   Жена хозяина была в столовой. Она явно нервничала, но старалась не подавать вида и, когда я появилась, сказала, что молочный поросенок сейчас будет готов. Она сама обслуживала меня: жаркое, как всегда, было сочным и вкусным. За поросенком последовали пирог с дичью и глинтвейн, чтобы промочить горло. На десерт принесли яблоки, груши и бисквиты.
   Едва я приступила к десерту, как в столовую пожаловал мой незнакомец. Он подошел к столу и обратился ко мне:
   — Прошу извинить меня за мое поведение. Легким кивком головы я дала понять, что ждала его извинений и принимаю их.
   — Я очень озабочен состоянием моего друга, — сказал он.
   — Это можно понять.
   — Он болен, и его нельзя беспокоить.
   — Обещаю, что не потревожу его.
   Теперь у меня была возможность разглядеть его получше. Это был интересный мужчина с загорелым лицом; на голове у него был темный парик, но я почему-то была уверена, что под ним — белокурые волосы. Глаза у него были светло-карие, а брови — густые и темные. Квадратный подбородок с ямочкой говорил о том, что он человек чувственный и в то же время жесткий. Озорные огоньки светились в его глазах. Он чем-то волновал меня, но, быть может, я всего лишь испытывала тайное удовольствие от общения с этим мужчиной.
   Я пыталась не думать о Бо, но опять поймала себя на том, что мужчина волнует меня именно потому, что напоминает его.
   — Можно мне присесть рядом с вами? — спросил он.
   — Почему же нельзя? Это общая столовая, к тому же я ухожу.
   — Вы должны понять, как я расстроился, когда обнаружил, что рядом с моим другом оказался посторонний человек.
   — Посторонний человек? Вы говорите обо мне?
   Он положил локти на стол и в упор посмотрел на меня Я увидела восхищение в его глазах, и, сознаюсь, мне это было приятно Вы красивая девушка, сказал он.
   И как только вам разрешают ездить одной?
   Не будем говорить об этом, ответила я холодно, однако, подумав, решила, что мне ни к чему вводить его в заблуждение, и добавила:
   Я не одна, со мной слуги Увы, им пришлось искать себе другое пристанище Я часто езжу этим путем, но впервые мне так не повезло.
   Пожалуйста, не считайте это невезением Признаюсь, я был зол, но теперь радуюсь тому, что мне представилась возможность познакомиться с вами. Могу ли я узнать, как вас зовут?
   Я испытала легкое замешательство Я уже поняла, что он человек вспыльчивый Тем не менее, он извинился, и мне не хотелось быть с ним излишне черствой — Меня зовут Карлотта Мэйн А вас?
   — Я увидела, что он удивился.
   — Карлотта Мэйн? — повторил он. — Значит, вы из семьи Эверсли?
   — Вы знаете мою семью?
   — В какой-то мере. Лорд Эверсли.
   — Он сын моей бабушки от первого брака.
   Понятно, а Ли?
   — Он мой отчим У нас запутанные фамильные связи.
   — Не преувеличивайте. Я полагаю, генерал Толуорти тоже имеет отношение к вашей фамилии?
   — Вы правы. Похоже, что мы не так уж незнакомы. Хотелось бы узнать что-нибудь и о вашей семье. Как вас зовут?
   — Э.. Джон Филд .
   — Никогда не слышала о Филдах.
   Значит, не все поля принадлежат Филдам, отшутился он.
   Неплохо было бы встретиться с вами при более удобных обстоятельствах.
   А я хотела бы пожелать вам благополучно доставить вашего друга в Лондон.
   Спасибо, ему нужна врачебная помощь. Мы так боимся за него!
   Я сочла эти слова за повторное извинение и встала, чтобы удалиться. В его нахальном взгляде было что-то волнующее. Он разглядывал меня слишком откровенно, и я, имея некоторый опыт общения с мужчинами, поняла, что он делает мне оценку — в определенном смысле. Я чувствовала себя очень неуютно оттого, что он так напоминал мне Бо, который немало, рассказал мне о повадках мужчин.
   Он тоже встал и раскланялся. Выйдя из столовой в холл, я взяла со стола свечу и направилась к себе, но на лестнице столкнулась с женой хозяина и служанкой. Они несли наверх еду, очевидно, для гостей. Я поняла, что этот Джон Филд приходил в столовую только для того, чтобы извиниться передо мной.
   Я вернулась в свою каморку и, увидев в замочной скважине ключ, обрадовалась так, как радуются неожиданной находке, а повернув ключ, почувствовала себя в полной безопасности.
   В каморке было душно Я подошла к оконцу и обнаружила, что его можно открыть. Тогда я распахнула его, и дышать стало намного легче.
   Я села на табурет. Было около десяти часов вечера. Мне предстояло провести еще несколько часов в этой каморке в ожидании рассвета.
   Внезапный порыв ветра из оконца задул свечу. Я вздохнула с досадой, но поленилась зажечь ее снова. С неба светила половина луны, ночь была довольно ясной. Мои глаза начали привыкать к темноте, и я, к своему удивлению, обнаружила ярко освещенную щель в стене. Я решила обследовать ее.
   «Должно быть, в этом месте когда-то была дверь, которую потом заколотили», — подумала я и убедилась, что, действительно, так оно и есть. Дверь забили досками, но очень неряшливо. Моя каморка, по всей вероятности, служила когда-то гардеробной или чем-то в этом роде и сообщалась через дверь с соседней комнатой. Кому-то пришло в голову разделить комнаты совсем, и меньшую из них предоставить служанке.
   Сбоку у двери осталась незаделанной щель. Я заметила ее только потому, что сидела в темноте, а в соседней комнате горела свеча. Разглядывая щель, я услышала смутный гул голосов. Сначала я подумала, что он доносится из коридора, но потом поняла, что голоса пробиваются ко мне через щель в стене.
   В соседней комнате Джон Филд с его людьми бурно обсуждал какой-то важный вопрос. Я удивилась, ведь сейчас они должны были сидеть за столом и есть жареного поросенка, которого жена хозяина со служанкой незадолго до того принесли им наверх.
   Неожиданно я услышала, как кто-то произнес мое имя. Я насторожилась и приложила ухо к щели.
   Я узнала голос Джона Филда.
   — Карлотта Мэйн… наследница… из рода Эверсли… Надо же такому случиться, чтобы она этой ночью оказалась здесь…
   Снова гул голосов.
   — Я чуть не убил хозяина. Я ведь ясно сказал ему: нас никто не должен беспокоить…
   — Стоит ли так опасаться девушки?..
   — Я же сказал: она из рода Эверсли…
   — Ты с ней разговаривал?
   — А как же! — Он засмеялся. — Такая красотка, и знает себе цену!
   — Похоже, она тебе приглянулась? Не так ли, Хессенфилд?
   «Хессенфилд?»— подумала я. А он сказал, что его зовут Джон Филд. Значит, он никакой не Джон, и они не просто перевозят тяжело больного к врачу — зачем же шесть человек для такого дела? Ну, пусть это были бы слуги, а ведь, если судить по разговору, на то не похоже.
   Я снова услышала его голос:
   — Наверняка она — страстная красотка…
   — Сейчас не время обсуждать ее достоинства, — сказал кто-то из них.
   — Не надо о ней напоминать, — отозвался мнимый Филд. — Юная леди не причинит нам никаких хлопот, на рассвете она уезжает.
   — Ты считаешь, что ведешь себя разумно?
   — Что ты имеешь в виду?
   — Ты возник перед ней Да еще говорил с ней.;
   — Мне требовалось извиниться…
   — Ты, конечно, джентльмен. А что, если она тебя узнает?
   — Это исключено, мы никогда не встречались.
   — Она может описать тебя, кому нужно.. — Это уже не страшно: через несколько дней мы отплываем. Брось нервничать, Даррелл, а теперь… предлагаю всем пойти поесть.
   Было слышно, как закрылась дверь, затем стало тихо. Должно быть, они сели в другой комнате на стул, чтобы заняться жареным поросенком.
   Я зажгла свечу и села на стул.
   Происходили какие-то странные события, и я оказалась вовлеченной в них. Мне было неприятно сознавать, что мое присутствие в гостинице так встревожило этих людей. Чего опасался тот джентльмен, который сказал, что я могу опознать человека, назвавшегося Джоном Филдом? Настоящее имя которого было Хессенфилд? Зачем понадобилось ему называться ложным именем? Что они скрывают?
   Мне предстояло провести здесь долгую ночь, и было похоже на то, что мне не удастся уснуть.
   Я сняла с себя верхнюю одежду, раздеться полностью я не могла, потому как вся одежда осталась в, седельных вьюках.
   Я легла на койку, задула свечу, повернулась к стене, в которой была щель, и лежала так долго, не смыкая глаз.
   Вероятно, было уже за полночь, когда я увидела мерцание света. Я подошла к стене и приставила ухо к щели. Никакого разговора я не услышала. Очевидно, в комнате находился кто-то один. Через некоторое время свет погас.
   Ночь я провела в беспокойной полудреме и, как только на небе появились первые полоски света, стала готовиться к отъезду. Я расплатилась с хозяином гостиницы за услуги накануне вечером и предупредила его, что могу уехать очень рано. Он оставил мне на столике бутыль с пивом, хлеб и бекон, а также кувшин с водой. Я умылась, стараясь не шуметь, и принялась за еду. И тут я услышала шум в коридоре: мои соседи тоже проснулись.
   Я выглянула в окно и увидела, что один из них направляется к конюшне Проскрипели ступени лестницы.
   Я собралась уходить, открыла дверь и выглянула в коридор. Там никого не было, но я услышала, как кто-то тяжело дышит и стонет. Я пошла по коридору. Одна из дверей была приоткрыта, это оттуда доносились стоны. Я открыла дверь и заглянула в комнату — Чем я могу помочь? — спросила я.
   Впоследствии мне часто приходила в голову мысль о том, как сильно зависит наша жизнь от случайностей. Все, что произошло со мной затем, могло бы не случиться, если бы я осталась в своей комнатушке и дождалась, когда джентльмены уедут. Но любопытство толкнуло меня на фатальный шаг: я вошла в комнату На кровати лежал мужчина. Его лицо было мертвенно-бледным, а одежда — в крови. Широко открытые глаза казались остекленевшими. Он выглядел совсем не таким, каким я видела его в последний раз, но я узнала его.
   Я подбежала к постели.
   — Генерал Лангдон! — сказала я. — Почему вы здесь? . Я почувствовала, что кто-то вошел в комнату, и обернулась. Это был не тот, кто называл себя Джоном Филдом, но один из этой компании.
   Он смотрел на меня с испугом, выдернув свою шпагу из-под камзола, и я подумала, что он сейчас Проткнет меня насквозь. Но тут появился Джон Филд.
   — Стой! — крикнул он. — Что ты делаешь, дурак? Он выбил шпагу из его руки, и она со звоном заскользила по полу.
   — Она его знает! — сказал тот, кого обозвали дураком. — Ее надо убить!
   — Не спеши, — сказал Джон Филд-Хессенфилд, и мне стало ясно, что он у них главный. — Убить ее здесь? Ты с ума сошел: за нами устроят погоню.
   — Мы должны покончить с ней, — не успокаивался заставший меня. — Разве тебе не понятно — она знает, кто он!
   Я совершенно растерялась, чувствуя свой близкий конец. Я плохо соображала и думала только о том, что еще мгновенье, и я лежала бы на полу, пронзенная шпагой.
   — Нам надо поскорей убираться отсюда, — сказал Хессенфилд. — Нельзя терять ни минуты!
   Он сделал шаг вперед и схватил меня за руку, сжав ее так сильно, что я сморщилась от боли.
   — Она поедет с нами, — сказал он. — Нам нельзя избавиться от нее так просто!
   Тот, который собирался убить меня, слегка успокоился и кивнул в знак согласия.
   В комнату вошли еще несколько человек.
   — Кто это? — спросил один из них.
   — Наша случайная соседка, — ответил Хессенфилд. — Живо собирайтесь и выносите генерала! Будьте с ним поосторожней и, ради Бога, не суетитесь!
   Он отвел меня в сторону, и двое из вошедших приблизились к постели. Они осторожно взяли генерала на руки. Он застонал. Я молча наблюдала за тем, как они выносили его из комнаты.
   Хессенфилд продолжал держать меня за руку.
   — Пойдем, — сказал он.
   Он повел меня по коридору. У двери моей комнатушки мы задержались, и он рывком открыл ее.
   — Ничего не должно оставаться здесь, — сказал он.
   — Там ничего и нет. Что вы затеяли?
   — Молчите, — сказал он сквозь зубы. — Делайте то, что велят, или вам будет конец!
   Чистый утренний воздух наполнил легкие, и моя голова прояснилась. Я задумалась. Каким образом генерал Лангдон связан с этими людьми? Последнее, что я о нем слышала, это то, что он — узник Тауэра.
   У меня не было времени на раздумья, меня быстро вели к конюшне.
   Один из джентльменов вскочил на лошадь, и на нее же спереди посадили генерала. Меня посадили на большого черного жеребца, а Хессенфилд, запрыгнув, сел позади меня.
   — Не оставляйте здесь ее лошадь, — сказал он. — Надо взять ее с собой. Вы готовы? И мы отправились в путь.
   В жизни не забуду этой поездки. Я пыталась заговорить, но спутник мне не отвечал. После того как мы проехали миль пять, мою лошадь отпустили, потому что она им мешала. Мы двинулись дальше.
   Было бесполезно возмущаться, мой охранник крепко держал меня. Мне грозила смертельная опасность. Я поняла, наконец, почему этого человека так взбесило мое появление в гостинице. Он должен был скрывать важную тайну, и этой тайной было присутствие в его отряде генерала Лангдона.
   Мало-помалу мои мысли начали проясняться. Генерал Лангдон приезжал в Эверсли, чтобы набрать добровольцев, готовых выступить на стороне якобитов. Он хотел поднять их на мятеж с целью свержения нынешнего короля и восстановления на троне бывшего короля Якова. Вскоре он был арестован и заключен в Тауэр. Теперь он каким-то образом оказался на свободе, но, по всей видимости, находился в тяжелом состоянии.
   Около полудня мы въехали в лес, и отряд расположился на отдых. Они, очевидно, знали это место, здесь протекал ручей, и усталые лошади могли напиться. Генерала уложили на одеяло, и один из них принес ему хлеба с ветчиной и пива.
   — Пока все хорошо, — сказал Хессенфилд.
   Он насмешливо посмотрел на меня:
   — Мне жаль, мисс Мэйн, что мы создали вам столько неудобств, но, поверьте, и вы обременили нас.
   — Что все это значит? — с вызовом спросила я, пытаясь под напускной храбростью скрыть свой страх.
   — Леди, вы не вправе задавать такие вопросы. Если вам дорога жизнь, вам придется полностью подчиниться.
   — Да брось ты церемониться с этой девкой! — сказал тот, который собирался убить меня. — Здесь подходящее место для того, чтобы избавиться от нее.
   — Не торопись, друг. У нас одна цели, и мы не должны о ней забывать.
   — Она опасна.
   — Не очень, и совсем ни к чему подвергать себя большей опасности.
   — Я вижу, у тебя на нее свой прицел. На тебя это похоже, Хессенфилд.
   Хессенфилд неожиданно развернулся и ударил собеседника в челюсть. Тот свалился как подкошенный.
   — Это тебе, Джек, для того, чтобы не забывался, — сказал он. — Здесь командую я. Не бойся, я позабочусь о том, чтобы нас не выдали. А с леди мы разберемся, когда это будет безопасно для нас. — Он повернулся ко мне. — Вы, должно быть, устали, ведь мы так долго ехали. Сядьте… вот здесь.
   Я попыталась отойти в сторону, но он схватил меня за руку.
   — Я же сказал — сядьте здесь! — Он возмущенно поднял брови. В его глазах светились озорные огоньки, но губы были плотно сжаты. Я вспомнила о том, что на поясе у него висит шпага, пожала плечами и села.
   Он устроился рядом.
   — Я доволен тем, что вы ведете себя благоразумно, — сказал он. — Благоразумие — важный союзник в любом деле. Вам сейчас нужны союзники, мисс Мэйн, вы в опасном положении. Понимаете?
   — Почему у вас генерал Лангдон?
   — Мы хотим спасти ему жизнь. Разве это не похвальное устремление?
   — Но ведь он — заключенный?
   — Был таковым, — сказал Хессенфилд.
   — То есть?..
   — Я же сказал вам, мисс Мэйн, что не в вашем положении задавать вопросы. Делайте то, Что я приказываю, и, возможно, тогда вы сумеете сохранить себе жизнь.
   Я умолкла. Он встал и ушел. Затем вернулся с хлебом и ветчиной для меня. Я отвернулась от еды.
   — Берите и ешьте! — приказал он.
   — Я не хочу, — возразила я.
   — Вам придется это съесть!
   Он стоял, расставив ноги и глядя на меня сверху. Я съела немного хлеба и ветчины. Он принес флягу С пивом, лег на траву рядом со мной и протянул флягу. Я сделала пару глотков Он улыбнулся и сам отхлебнул из нее.
   — Мы делим с вами кубок влюбленных, — сказал он Я ощутила холодок страха. В его взгляде сквозило легко угадываемое намерение. Мне вспомнилось, что сказал его приятель: «У тебя на нее есть виды, это на тебя похоже, Хессенфилд».
   Я поняла, что он может распорядиться мною, как захочет. Кто-нибудь из них убил бы меня и бросил бы тело в ручей или закопал бы под деревьями, и никто бы не узнал, что случилось со мной. Я пропала бы для всех, как пропал Бо.
   Он лежал рядом, ел хлеб с беконом и запивал пивом, потом сказал:
   — А вы отважная девушка! У вас такие красивые глаза! Но вам грозит смертельная опасность, и вы можете надеяться только на меня. Из-за любопытства вы влипли в ужасную историю. Почему вы не поехали дальше, когда узнали, что в гостинице нет мест? Зачем вы сунулись в комнату, где вам нечего было делать? — Он наклонился ко мне:
   — А знаете, я даже этому рад. Я ничего ему не ответила. Я размышляла, что со мной будет дальше, потому что поняла, как он желает меня. Я поняла, что у него было множество любовниц. Он так напоминал мне Бо! Он не торопился убивать меня только потому, что хотел… поразвлечься со мной. Мне грозила смерть, но странно, я еще не чувствовала себя так свободно и легко с тех пор, как рассталась с Бо.
   Мы пробыли в лесу два часа и собрались ехать дальше. Я нутром ощущала близость моего новоявленного кавалера, и он, вероятно, догадывался об этом. По выражению его глаз было видно, что я забавляю его. Но я держалась настороже: от него можно было ожидать чего угодно.
   Было похоже на то, что они хорошо знали, куда едут. Мне показалось, что мы направляемся на юг, и я не ошиблась, ибо время от времени улавливала соленый запах моря. Мы держались в стороне от больших дорог. Наконец, мы добрались до какой-то одинокой фермы, расположенной вблизи моря. Рядом не было никаких селений.
   Мы въехали во двор и спешились. Пока мы были в пути, я все время думала о том, как бы мне сбежать от тех, у кого оказалась в плену. Я понимала, что сделать это непросто, но мысль об этом не оставляла меня. Я воображала, какие бешенство и страх они испытают, когда обнаружат, что я исчезла, и это доставляло мне удовольствие.
   Я поняла, что генерал Лангдон отнюдь не пленник этих людей, и пришла к заключению, что они похитили его из Тауэра. Конечно, это было опасным предприятием, но, должно быть, Хессенфилд умел добиваться того, что замышлял.
   У меня зародилось подозрение, что все эти люди принадлежат к тайному обществу якобитов, задавшихся целью восстановить на троне короля Якова. То, что генерал Лангдон был одним из них, мне было известно. Я вдруг осознала, что, не будучи причастной к замыслам этих людей, оказалась вовлеченной в опасную интригу.
   Меня поторопили войти. В доме была полнейшая тишина.
   Хессенфилд сказал своим людям:
   — Все тщательно осмотрите — каждую комнату, каждый чулан! Я огляделась.
   — Приятное место, не правда ли? — сказал Хессенфилд непринужденно. — Нам повезло с приютом.
   — Откуда вы знали, что здесь никого не будет? — спросила я.
   Он наставил на меня палец:
   — Дорогая, я вынужден напомнить о том, чтобы вы не задавали вопросов.
   Я в упор посмотрела на него и увидела в его взгляде возбуждение.
   Вернулся один из его товарищей по имени Джеффри.
   — Все в порядке, — сказал он.
   — Хорошо, сейчас соберемся на военный совет, но сначала нужно уложить больного в постель. Я сказала:
   — Его нога сильно кровоточит, надо принять меры. Все воззрились на меня.
   — Она права, — заметил Хессенфилд. — Кому-то надо съездить за врачом. Вы знаете, как его найти.
   — Я съезжу за ним, — вызвался Даррелл.
   — Тогда действуй, и как можно скорей…
   — Надо бы перевязать генерала, — предложила я.
   — Отнесите его наверх, и мы осмотрим ногу, — приказал Хессенфилд своим людям. Двое из них взяли генерала на руки и стали подниматься по лестнице. Мы с Хессенфилдом последовали за ними. Меня удивило то, что, несмотря на отсутствие хозяев, в доме был полный порядок. Широкая лестница вела на второй этаж. Генерала отнесли в спальню и положили на кровать.
   С его ноги стянули чулок и разрезали штанину. На бедре зияла страшная рана. Я сказала, что рану нужно обмыть и перевязать, быть может, кровотечение прекратится.
   — Принесите ей воду, — распорядился Хессенфилд.
   — Мне нужны также бинты, — предупредила я. Бинтов в доме не оказалось, зато нашлась мужская рубашка, которую мы разрезали на полосы и использовали вместо бинтов.
   — Как это случилось? — спросила я. Хессенфилд взял меня за плечо и криво улыбнулся, снова давая понять, что всякие вопросы с моей стороны неуместны.
   — Нужно остановить кровотечение, — сказала я, иначе он умрет. Я надеюсь, вы знаете, как это делается?
   Я вспомнила несчастный случай, когда Дамарис сильно порезала себе руку и Ли остановил кровотечение.
   — Мне нужна какая-нибудь палка, — добавила я. Наступила тишина, и Хессенфилд бросил:
   — Найдите ей что-нибудь!
   Они принесли мне чесалку для спины, которую нашли на туалетном столике. Ее ручка была сделана из крепкого черного дерева.
   Я положила на кровоточащее место плотно свернутую полоску ткани, затем обернула ногу вместе с тампоном другой полоской ткани и, просунув под верхний слой повязки ручку чесалки, осторожно повернула ее и примотала еще одним лоскутом к ноге. Скоро кровотечение прекратилось.
   Я сидела у постели и наблюдала за генералом. По всей вероятности, он был ранен, когда бежал из Тауэра.
   Мне казалось, что прошло много времени, прежде чем прибыл доктор. Он нервничал и, вероятно, тоже был якобитом, иначе его не позвали бы в этот дом. Я объяснила ему, какую помощь оказала больному, и доктор похвалил меня.
   — Больной потерял много крови, — изрек он. — Еще немного, и он бы скончался. Вы спасли ему жизнь!
   Его слова обрадовали меня. Хессенфилд повернулся ко мне, и в его взгляде было столько гордости, что я чуть не засмеялась.
   Даррелл, которому было поручено наблюдать за мной, увел меня в соседнюю комнату. Сейчас он без колебания убил бы меня на месте, если бы ему разрешили это сделать.
   Он был уже далеко не молод, ему было лет под пятьдесят. У него было лицо фанатика, и нетрудно было представить, что этот человек ради внушенной ему идеи может пойти на любые жертвы. Он был совсем не похож на Хессенфилда, который, судя по всему, мог радоваться жизни, каким бы серьезным делом ни занимался. Хессенфилд был лет на двадцать моложе его. Думаю, ему было около тридцати, хотя, как и Бо, он не выглядел на свой возраст. Я почему-то постоянно сравнивала его с Бо…
   Врач ушел, и Хессенфилд появился в дверях нашей комнаты он улыбался.
   — С ним все в порядке, — сказал он. — Он потерял слишком много крови. Пойми, Даррелл, юная леди оказалась полезным членом нашей компании. Возможно, она еще как-нибудь послужит нам, кто знает? От общения с женщиной всегда бывает польза.
   Даррелл подошел к нему вплотную и процедил сквозь зубы:
   — Ты что, не понимаешь, что ее все время нужно сторожить?
   — Я приму эту заботу на себя, она будет мне только в удовольствие! Но что значит все время? Мы здесь на пару дней.
   — А может, и на неделю…
   — Ну нет, три дня, самое большее.
   — Если повезет с погодой, — заметил Даррелл.
   Я догадалась, что они остановились здесь, чтобы подождать корабль, который увезет их во Францию. Мои наблюдения начали складываться в единую картину.
   Хессенфилд и Даррелл ушли, и охранять меня явился Джеймс, юноша лет восемнадцати, очень серьезный на вид. Я поняла, что он готов отдать жизнь за дело, которому взялся служить.
   Теперь я в большей или меньшей степени знала их всех. Хессенфилд, Даррелл, Джеймс, Шоу и Карстерс. Все они были благородного происхождения и, возможно, какое-то время состояли при дворе. Хессенфилд явно был среди них главным, к счастью для меня. Можно не сомневаться в том, что, если бы на его месте был Даррелл, я бы уже давно распростилась с жизнью. Даррелл был убежден, что я им помеха, и это было понятно. Но я все же оказалась полезной в уходе за генералом, а жизнь генерала была для них важней их собственных, иначе они не стали бы так рисковать, спасая его.
   Я жила, будто во сне. Мне было странно сознавать, что я нахожусь в незнакомом доме, который выглядел так, словно за несколько минут до нашего прибытия в нем еще находились обитатели, а затем он таинственным образом опустел. В подвале остались запасы ветчины, говядины и баранины, а кладовая на кухне была забита пирожками и булочками. Очевидно, нас здесь ждали. Я оказалась в центре авантюрных событий, и над моей головой повис «дамоклов меч», ибо меня терпели из милости. Один неверный шаг — и мне конец. Мне разрешили жить только потому, что у человека по имени Хессенфилд были на меня какие-то виды. Я столкнулась с опасным заговором и стала его невольной соучастницей.