Страница:
«Агентство „Ассошиэйтед пресс“«, Вашингтон, 15 июля.
Мирное урегулирование на Ближнем Востоке торпедировано рейдом авиации Израиля.
Сегодня вечером из Белого дома поступила информация относительно того, что вчерашний рейд израильских самолетов на территорию Ливана и случайная бомбардировка одной из сирийских деревень практически свели на нет усилия президента США по установлению согласия между Израилем и Иорданией. На следующей неделе предстояло утвердить это согласие официально, но теперь, очевидно, окончательные переговоры будут отложены на неопределенное время.
Конгресс выразил неудовольствие по поводу того, что нельзя расценивать иначе как непродуманную и исполненную дурных намерений акцию Израиля, совершенную как раз в то время, когда появились признаки того, что король Иордании Хуссейн занял новую позицию относительно Западного берега.
На вопрос, могут ли быть продолжены упомянутые переговоры, представитель Белого дома заявил: «В условиях, когда арабский мир возбужден происшедшим инцидентом, президент скорее всего обратится к обеим сторонам с предложением отложить переговоры. Бессмысленно обсуждать вопрос о мире, когда падают бомбы.»
Ни израильское, ни иорданское посольство не сочли нужным прокомментировать эти новости.
Глава 23
Движение правых радикалов во Франции развивалось после войны запутанно и сложно — оно обладает, подобно хамелеону, способностью перекрашиваться. В соответствии с обстоятельствами правые радикалы меняют формы, цели, союзников и врагов.
Складывается движение из многих групп и партийных группировок, имеющее множество тенденций.[10] Оно породило некую разветвленную субкультуру и всегда может воззвать к ее представителям: гангстерам, коррумпированным полицейским чинам, экс-легионерам и десантникам, пребывающим в данный момент без дела, политиканам с сомнительной репутацией, а заодно и к студентам, изучающим право или медицину, — многие из этих молодых людей прямо-таки загипнотизированы философскими учениями Парето, Сореля и Спенглера.
Именно в этом мире, где царят всеобщее недовольство, авантюризм, извращения идеологии, обитал Таверне, здесь он поддерживал связи с людьми, о которых он точно знал, чем они могут быть полезны, сколько возьмут за услугу и где их, собственно, найти.
Получив сообщение из Швейцарии, что на его счет в банке поступила обговоренная с профессором сумма, он отправился на улицу Форж. Выйдя из такси неподалеку от Триумфальной арки, прошел пешком до неприметного дома, затерявшегося среди подобных зданий и скромных магазинов. Единственное, что его отличало, — это ведущие во двор стальные ворота, чем не могли похвастаться соседние особнячки, довольствующиеся обычными деревянными. А тут же и окна первых двух этажей были забраны решетками. Табличка на входе перечисляла постояльцев: «Клуб националистов», «Молодость партии», «Европа — Победа» и «Новости книгопечатания».
За воротами по двору расхаживали молодые люди в черных кожаных куртках и высоких ботинках. Из окон здания доносился стук пишущих машинок. Тут же стояло несколько легковых автомобилей и грузовых фургонов — у этих задние стекла были зарешечены. По лестнице, на которой полагалось быть ковру, однако не было, Таверне поднялся на второй этаж. Тут дежурила у телефона бледная девица. Пришедший спросил Хосе Караччи, девица кивком предложила ему сесть и сняла телефонную трубку.
— Как, вы сказали, вас зовут?
— Скажите, что пришел Александр.
— Он говорит, будто его зовут Александр, — она произнесла это с таким видом, что ее-то не проведешь. Однако указала на дверь слева от ее стола.
Беседа с Караччи продолжалась полчаса, после чего собеседники обменялись рукопожатиями, как бы скрепив сделку. Таверне спустился во двор, и один из молодых людей в шнурованных ботинках проводил его до ворот. Пахло тут как в казарме, и Таверне чуть поморщился, выходя на улицу. Отсюда он направился на авеню Гранд Арме в надежде поймать такси.
Случайное знакомство с майором Савари Надя организовала с замечательным искусством. Выхватив взглядом его серый «пежо» в пробке на авеню Гамбетта — она заметила его в боковом зеркальце, — не подав сигнала, тронула с места и въехала ему в бок. Ни ее красота, ни явное раскаяние и попытки смягчить его гнев успеха не имели, пострадавший перестал орать только когда сквозь толпу зевак к ним пробился полицейский. Надя, вся в слезах, отчасти даже искренних, и Савари в присутствии стража порядка обменялись адресами своих страховых агентов. Протокол составлять не стали, обе машины получили лишь легкие повреждения.
— Мне очень, очень жаль, месье, что так вышло, — твердила Надя. — Это полностью моя вина.
— И вы мне за это полностью заплатите! — Савари отнюдь не склонен был проявлять галантность.
На том они расстались, но на следующий же день Надя позвонила.
— Простите, я нашла ваш номер в телефонной книге. Я бы предпочла заплатить за ремонт вам лично. А то у меня будут проблемы со страховкой…
— Полагаю, ваша машина застрахована?
— Конечно, — она постаралась, чтобы ее ответ прозвучал неубедительно, как если бы это была ложь. — Пришлите мне, пожалуйста, счет за ваш ремонт.
— А если вы его не оплатите?
Она помолчала, будто обдумывая, потом нашла выход:
— Давайте я заплачу часть суммы в виде аванса.
В ее голосе прозвучало как бы плохо скрытое беспокойство.
— Это справедливо. Скажем, четыре тысячи франков…
Она тихо ахнула, будто от неожиданности, он расслышал в трубке этот горестный вскрик.
— Так много? Ремонт не такой уж серьезный…
— Напротив, весьма серьезный и дорогой.
Она снова умолкла и, когда заговорила снова, голос звучал заискивающе:
— А нельзя мне увидеть вас? Сумма достаточно велика, но мы могли бы обсудить это с глазу на глаз…
Они договорились о встрече — Надя почувствовала, что решающую роль сыграла ее тревога и униженная готовность пойти на уступки… Ее догадка подтвердилась, когда они встретились в кафе на авеню Гамбетта поблизости от того места, где произошел инцидент.
— Что вы, собственно, тут делали? — неожиданно спросил он.
Женщина не была готова к этому вопросу, но вовремя вспомнила, что тут рядом есть цветочный магазин.
— Покупала цветы — у меня родственник в больнице, в тяжелом состоянии. Потому я и была так рассеянна, ничего не замечала вокруг.
— В какой он больнице?
— В клинике Святого Людовика, — назвала она первое попавшееся название. И, подняв на собеседника восхитительные синие глаза, тут же потупилась, будто не выдержав ответного взгляда.
— Ладно, как-нибудь устроим все это, — смягчился Савари.
— Как именно устроим?
— Приглашаю вас завтра поужинать, там видно будет.
Подавая ему на прощание руку, Надя одарила Савари ослепительной улыбкой. «Стоит рискнуть, — будто говорила эта улыбка. — Может, я не такая уж недотрога, может, я на многое готова, чтобы сэкономить эти несчастные четыре тысячи.»
На следующий вечер, за ужином у Фукьеца отношения начали проясняться.
— Я пересмотрю счет за ремонт, — начал Савари. — Разве можно причинять столько хлопот такой красивой женщине?
Загадочная улыбка в ответ.
— Познакомимся поближе, а тогда какие же денежные счеты между друзьями, правда?!
— Может быть.
В тот вечер он побывал у нее — любовником он оказался грубым, неласковым и весьма агрессивным.
— Бывает и хуже, — доложила Надя Бауму на следующий день, позвонив ему в контору. — С этим просто скучно. — Кстати — я не заметила ваших сотрудников, они были?
— С сегодняшнего дня мы следим за каждым его визитом к вам. Вы только сообщайте моей секретарше, что назначено свидание. Сегодня же — скажем, в пять, вас устроит? — установим в вашей квартире специальные устройства. Мои люди будут внизу в машине — по малейшему сигналу и в любую минуту придут на помощь.
При третьем свидании Савари сказал, что его жена отправилась навестить мамашу в Дуэй и по этому случаю он остается у Нади до утра. Часа за два до рассвета она выскользнула из постели, достала из его пиджака записную книжку и минут десять переписывала в ванной имена и номера телефонов. Там были еще какие-то столбцы цифр, но на них уже не хватило времени — Савари мог проснуться. Надя сунула книжку в тот же карман и осторожно легла, сохрани Бог разбудить такого гостя!
— Отлично, — похвалил ее Баум наутро. — Но и те цифры хорошо бы записать. Попробуйте, ладно?
— Постараюсь.
Савари объявил в тот же день:
— Жена еще не вернулась, так что вечером приду.
Секретарши Баума на месте не оказалось, Надя передала условленную фразу дежурному, который забыл, как следует поступить с этим паролем. А Савари в тот же день полез в карман за своей записной книжкой и обнаружил, что положена она не так, как он неизменно клал ее: корешком влево, а не вправо. И не раздумывал долго над этой странностью. Надя — а кто она, собственно, такая? Надо проверить — лучше поздно, чем никогда. После обеда он прогулялся пешком до цветочного магазина на авеню Гамбетта и без всякого труда убедился, полистав вместе с хозяином книгу заказов, что в день их знакомств никто не посылал букет в клинику Святого Людовика.
Вечером он поинтересовался:
— Ну а твой родственник, тот, что болел, — как он?
Надя не сразу сообразила, о ком он спрашивает, но спохватилась быстро:
— Спасибо, лучше. — Она лишь чуть-чуть промедлила с ответом, насторожилась было — но гость ласково улыбнулся и продолжал:
— Цветы он получил? Ты видела его с тех пор?
— Ну конечно. Я у него была, на днях, он…
Савари поднялся и шагнул к ней со стаканом в руке, приподняв ее подбородок, выплеснул ей в лицо бренди, тыльной частью руки, костяшками пальцев небрежно хлестнул по щеке, и так же спокойно вернулся на место.
— Ну а теперь, — это прозвучало почти дружелюбно, — ты расскажешь мне все…
— Что — все? Как ты смеешь? За что?
— Не трать даром время, детка, у меня все признаются, а женщины особенно. Я же специалист. Так что давай выкладывай по-хорошему. Потом все равно ведь заговоришь, только сначала тебе будет очень больно, слышишь?
Багровое пятно выступило на щеке женщины, она, вся дрожа, в ужасе попыталась вспомнить, что говорил Баум: ни в коем случае не признаваться, что работаешь на контрразведку… Он придумал для нее легенду, но она забыла ее напрочь, не сумеет она солгать. Господи, что делать, где же его люди, они должны услышать звук пощечины, ее вскрик, ей же обещали помощь!
Они сейчас появятся, вот что, надо только выиграть время, хоть чуточку. Квартиру прослушивают, помощь сию минуту придет, придет, не может не прийти…
— Не понимаю, о чем ты, — пролепетала она как можно жалобней.
— Зачем было врать насчет цветочного магазина?
— Сама не знаю. Сказала первое, что в голову взбрело.
— Ты будешь болтать, что тебе в голову взбредет, а я должен верить, что ли? Так что ты делала на авеню Гамбетта, а?
Она медлила, тянула время. Никто не звонил в дверь, не стучал…
— Встретилась с одним человеком. Поэтому соврала — мне сразу подумалось, что между нами что-то будет, зачем было о нем говорить?
Савари жестко усмехнулся:
— Придумано хорошо, но можно бы и получше. Даю тебе еще одну попытку — приятная беседа скоро закончится, имей в виду…
— Но это правда, я клянусь — правда!
…Ах да где же они — те, которых обещал Баум! За дверью, что ли, стоят?
— Ну-ка опиши этого своего приятеля. Как его зовут?
— Жак, — ответила она наобум.
— А фамилия?
— Не знаю, мы только что познакомились.
— Только познакомились — и уже свидание! Ты, стало быть, проститутка?
— Почему ты так решил? Мы встретились, я влюбилась… Как и с тобой — то же самое.
— Его адрес?
Что с ней станется, если никто не придет, — ей нужна помощь, видит Бог!
— Он живет возле того места, где мы познакомились с тобой. Пришли туда вместе — номер дома я не заметила.
Савари улыбнулся — ее смятение явно доставляло ему удовольствие.
— Это все выдумки, правда, детка?
— Это правда, правда!
Он медленно достал из кармана записную книжку, показал ее Наде:
— Знакомая штука, а?
— Твоя записная книжка? Я ее никогда раньше не видела…
Все пропало, никто не придет, все кончено, она во власти этого садиста…
И тут Савари поднялся с кресла.
— Нет! — отчаянно закричала она в неподдельном ужасе. — Не бей меня!
— Если и дальше собираешься морочить мне голову, я тебя так отделаю, сука, что мать родная не узнает. Я твою красоту попорчу!
Бравый майор сгреб ее волосы, размахнулся и ударил по другой щеке, голова женщины только мотнулась беспомощно. Тяжелый перстень с печатью угодил по скуле, брызнула кровь, она пронзительно завизжала и тут же умолкла — огромная ладонь зажала ей рот.
— Попробуй только пикнуть, глянь-ка, что тебя ждет, — он разбил стакан об угол стола и ткнул ей чуть ли не в самые глаза острые осколки. — Не жди, что на твой визг соседи сбегутся, пусть только сунется кто…
Он отпустил ее, снова уселся в кресло и велел:
— Говори!
Холодные глаза уставились на бьющуюся в рыданиях женщину, она слова вымолвить не могла, только ловила воздух ртом и размазывала по лицу кровь.
— Не так уж много времени осталось, — предупредил равнодушный голос. — Возьми себя в руки. И слушай внимательно: с этой минуты проверяю каждое сказанное тобой слово. Солжешь или будешь вилять — пеняй на себя, предупреждаю — больно будет. Так что лучше уж говори сразу правду — себя пожалей.
Надежды на помощь не было. Внезапно Надя вспомнила придуманную Баумом легенду: она работает на советских, выполняет задание человека по фамилии Федоров. Только эту тварь, что сидит напротив, не проведешь. Почему она не должна выдавать Баума? Ведь он ее предал, толкнул на такой риск, из-за него весь этот ужас…
— Меня заставили, — вымолвила она наконец. — У меня нет гражданства, контрразведке стало известно о моем прошлом…
— От кого ты получила задание?
Она еще пыталась бороться, молчала, дыша судорожно и с трудом, не решаясь назвать имя.
— На кого работаешь? Отвечай, сука!
Он сжал в пальцах разбитый стакан, грани остро сверкнули.
— Баум. Господин Альфред Баум из ДСТ…
— Ну как дела у этой девушки? — осведомился Алламбо.
— Я ей организовал самый лучший уход, какой только возможен, — со вздохом ответил Баум. — Поместил в безопасное место, в Марли. Она поправится, Бог даст.
— Здорово он ее?
— Да уж… Два ребра сломаны, на лице шрам останется. Мог и до смерти забить, что-то его остановило: испугался, наверно, что скандал будет, если что: убийцу-то искать начнут. И найдут.
— Она рассказала ему о своем задании?
— Да. Не смогла прибегнуть к легенде — испугалась очень. Савари теперь знает, что за ним слежка. Но она сказала ему, что против него ничего конкретного нет, интересуются только его контактами. И на том спасибо — бедная девочка… — Баум достал из ящика стола свои пилюли, запил их водой, печень прямо-таки бушевала. — Так я опростоволосился, просто стыд. Этого малого, что в тот вечер дежурил, уволили к черту, — забыл, дурень, про ее звонок!
— Так она не призналась ему, что передала нам номера телефонов?
— Нет, не призналась — во всяком случае говорит, что не призналась. Номера эти, кстати, фальшивые, вернее зашифрованные, пришлось их отправить к Дану.
— Полагаю, Савари нам претензий не предъявит, — глубокомысленно заметил Алламбо.
— Да какие там претензии! Он в этой истории выглядит хуже некуда. Будет молчать как миленький.
К концу дня в кабинете Баума появился Дану со списками телефонов из записной книжки Савари.
— Элементарно, — разъяснил он. — Самый простой способ — к последней цифре каждого номера приплюсовано число, обозначающее, как записан данный номер на данной странице. А потом весь номер пишется в обратном порядке. Если, допустим, от хочет записать 816 4542, то добавляет к последней цифре двойку — видите, этот телефон идет на страничке вторым. Добавляем двойку и в обратном порядке получаем 445 4618. Просто, да?
— А ты уверен, что это именно так?
— Проверили выборочно через телефонную компанию. Все сходится. Вот, смотрите, этот самый телефон и напротив инициалы — Р.А. Владелец правильного, по нашей версии, номера — некий Робер Амье — так мне ответили в бюро.
— Вот спасибо, отличная работа, — похвалил Баум.
— Я бы предпочел что-нибудь посложнее, — усмехнулся шифровальщик. — Чтобы можно было как следует голову поломать.
По просьбе Баума Дану установил имена остальных — первым в списке оказался некий Клод Эбер.
— А, малышка Франсуаза из машбюро, — обрадовался Баум, будто приятельницу встретил, — Франсуаза Эбер, живет с родителями. Отлично.
Остальные имена ни о чем ему не говорили, и он отправил список в архив с просьбой подобрать досье, если найдутся. Ему принесли пять серых папок, и Баум уселся поплотнее в кресло, предвкушая любимое чтение.
— Для всех я занят, — предупредил он мадемуазель Пино. — Позвоните, пожалуйста, моей жене — скажите, что задержусь. Извинитесь за меня, ладно?
Как он любил эти странствия по архивным бумагам — когда ищешь сам не знаешь чего, не только в этих листках, но и в собственной душе, когда мельчайшая деталь, не бросающееся в глаза совпадение, едва заметный штрих вдруг меняют всю картину и подсказывают идею, о которой минуту назад ты и думать не думал! Тут настороже все твои чувства, интуиция, память… Отдел знал об этом пристрастии Баума, как и о том, что никому из сотрудников не удается выуживать из годами пылящихся в архиве папок столько ценнейшей и полезнейшей информации, как это умеет Старик. «Там внизу, в архиве вы можете найти все, что вам следует знать, — убеждал он новичков. — Почти все. Мы кого ловим? Того, кто угрожает безопасности страны, верно? И всегда есть шанс, что он уже попадался раньше на чем-то, что досье на него уже завели, — тогда поиски намного легче, я в этом миллион раз убеждался».
Теперь ему предстояло убедиться в миллион первый раз. Однако в тот вечер, торопливо запирая на ключ свою комнату, — надо было спешить, а то последний поезд в Версаль уйдет, — Баум с грустью сказал самому себе, что на сей раз не повезло: ни одно из пяти досье не принесло удачи. Ничего, что представляло бы интерес для дела, которым он занят. Не то чтобы в них вовсе не было ничего стоящего внимания — но еще одна сентенция, которую Баум любил преподносить новичкам, гласила следующее: если вы ловите человека, укравшего чертежи подводной лодки, то не отвлекайтесь от сути. Пусть по ходу дела вы обнаружили, что этот тип растлитель малолетних, удушил свою любовницу и ограбил банк. Все это тоже важно, но не облегчайте полицейским работу, это их проблемы, Ваши ум и сердце должны быть отданы исключительно подводной лодке.
Отсюда — его разочарование; он не нашел того, на что рассчитывал, то есть возможности связать Савари с группой «Шатила». Конечно, весьма любопытно было обнаружить среди приятелей майора Савари, служащего, как известно, в военной разведке, одного депутата-социалиста, на которого в свое время завели досье в контрразведке по той причине, что он был самым тесным образом связан с освободительным движением в Алжире, — тогда властям это сильно не нравилось. Контракт такого деятеля с разведкой мог означать, что в те давние времена он был просто-напросто провокатором. А с какой стати у Савари записан телефон второго секретаря консульского отдела посольства Соединенных Штатов — в обязанности майора отнюдь не входит установление связей с ЦРУ, а данный чиновник, как известно, служит по этому ведомству, хотя и выдает себя за дипломата. Или вот Эмиль Наржак из отдела уголовного розыска — он тут зачем? В записной книжке фигурирует также советник посольства Сирии. И еще весьма интересный номер: «Европа — Победа», а инициалы, проставленные напротив, — Х.К. — при ближайшем рассмотрении оказались инициалами некоего Хосе Караччи.
Любопытно, ничего не скажешь, масса занятных подробностей в этих пяти папках — но ничего, насколько он может судить, касающегося убийства на Северном шоссе.
Придется вплотную заняться остальными — теми девятью, чьих досье, вопреки знаменитому постулату Баума, в архиве не нашлось. Возможно, это все тоже пустые номера. Завтра парочка сыщиков поумнее пусть ими займется. Пусть разнюхают все, что смогут. Но время уходит — разве что им крупно повезет и они сразу выйдут на что-нибудь подозрительное, сразу в точку попадут. У него-то и у самого нет четкого представления, что именно надо искать и что главное в этих поисках.
Вернувшись домой, он не стал подогревать ужин, просто выпил пива из холодильника и тихонько, стараясь не разбудить жену, лег спать.
Складывается движение из многих групп и партийных группировок, имеющее множество тенденций.[10] Оно породило некую разветвленную субкультуру и всегда может воззвать к ее представителям: гангстерам, коррумпированным полицейским чинам, экс-легионерам и десантникам, пребывающим в данный момент без дела, политиканам с сомнительной репутацией, а заодно и к студентам, изучающим право или медицину, — многие из этих молодых людей прямо-таки загипнотизированы философскими учениями Парето, Сореля и Спенглера.
Именно в этом мире, где царят всеобщее недовольство, авантюризм, извращения идеологии, обитал Таверне, здесь он поддерживал связи с людьми, о которых он точно знал, чем они могут быть полезны, сколько возьмут за услугу и где их, собственно, найти.
Получив сообщение из Швейцарии, что на его счет в банке поступила обговоренная с профессором сумма, он отправился на улицу Форж. Выйдя из такси неподалеку от Триумфальной арки, прошел пешком до неприметного дома, затерявшегося среди подобных зданий и скромных магазинов. Единственное, что его отличало, — это ведущие во двор стальные ворота, чем не могли похвастаться соседние особнячки, довольствующиеся обычными деревянными. А тут же и окна первых двух этажей были забраны решетками. Табличка на входе перечисляла постояльцев: «Клуб националистов», «Молодость партии», «Европа — Победа» и «Новости книгопечатания».
За воротами по двору расхаживали молодые люди в черных кожаных куртках и высоких ботинках. Из окон здания доносился стук пишущих машинок. Тут же стояло несколько легковых автомобилей и грузовых фургонов — у этих задние стекла были зарешечены. По лестнице, на которой полагалось быть ковру, однако не было, Таверне поднялся на второй этаж. Тут дежурила у телефона бледная девица. Пришедший спросил Хосе Караччи, девица кивком предложила ему сесть и сняла телефонную трубку.
— Как, вы сказали, вас зовут?
— Скажите, что пришел Александр.
— Он говорит, будто его зовут Александр, — она произнесла это с таким видом, что ее-то не проведешь. Однако указала на дверь слева от ее стола.
Беседа с Караччи продолжалась полчаса, после чего собеседники обменялись рукопожатиями, как бы скрепив сделку. Таверне спустился во двор, и один из молодых людей в шнурованных ботинках проводил его до ворот. Пахло тут как в казарме, и Таверне чуть поморщился, выходя на улицу. Отсюда он направился на авеню Гранд Арме в надежде поймать такси.
Случайное знакомство с майором Савари Надя организовала с замечательным искусством. Выхватив взглядом его серый «пежо» в пробке на авеню Гамбетта — она заметила его в боковом зеркальце, — не подав сигнала, тронула с места и въехала ему в бок. Ни ее красота, ни явное раскаяние и попытки смягчить его гнев успеха не имели, пострадавший перестал орать только когда сквозь толпу зевак к ним пробился полицейский. Надя, вся в слезах, отчасти даже искренних, и Савари в присутствии стража порядка обменялись адресами своих страховых агентов. Протокол составлять не стали, обе машины получили лишь легкие повреждения.
— Мне очень, очень жаль, месье, что так вышло, — твердила Надя. — Это полностью моя вина.
— И вы мне за это полностью заплатите! — Савари отнюдь не склонен был проявлять галантность.
На том они расстались, но на следующий же день Надя позвонила.
— Простите, я нашла ваш номер в телефонной книге. Я бы предпочла заплатить за ремонт вам лично. А то у меня будут проблемы со страховкой…
— Полагаю, ваша машина застрахована?
— Конечно, — она постаралась, чтобы ее ответ прозвучал неубедительно, как если бы это была ложь. — Пришлите мне, пожалуйста, счет за ваш ремонт.
— А если вы его не оплатите?
Она помолчала, будто обдумывая, потом нашла выход:
— Давайте я заплачу часть суммы в виде аванса.
В ее голосе прозвучало как бы плохо скрытое беспокойство.
— Это справедливо. Скажем, четыре тысячи франков…
Она тихо ахнула, будто от неожиданности, он расслышал в трубке этот горестный вскрик.
— Так много? Ремонт не такой уж серьезный…
— Напротив, весьма серьезный и дорогой.
Она снова умолкла и, когда заговорила снова, голос звучал заискивающе:
— А нельзя мне увидеть вас? Сумма достаточно велика, но мы могли бы обсудить это с глазу на глаз…
Они договорились о встрече — Надя почувствовала, что решающую роль сыграла ее тревога и униженная готовность пойти на уступки… Ее догадка подтвердилась, когда они встретились в кафе на авеню Гамбетта поблизости от того места, где произошел инцидент.
— Что вы, собственно, тут делали? — неожиданно спросил он.
Женщина не была готова к этому вопросу, но вовремя вспомнила, что тут рядом есть цветочный магазин.
— Покупала цветы — у меня родственник в больнице, в тяжелом состоянии. Потому я и была так рассеянна, ничего не замечала вокруг.
— В какой он больнице?
— В клинике Святого Людовика, — назвала она первое попавшееся название. И, подняв на собеседника восхитительные синие глаза, тут же потупилась, будто не выдержав ответного взгляда.
— Ладно, как-нибудь устроим все это, — смягчился Савари.
— Как именно устроим?
— Приглашаю вас завтра поужинать, там видно будет.
Подавая ему на прощание руку, Надя одарила Савари ослепительной улыбкой. «Стоит рискнуть, — будто говорила эта улыбка. — Может, я не такая уж недотрога, может, я на многое готова, чтобы сэкономить эти несчастные четыре тысячи.»
На следующий вечер, за ужином у Фукьеца отношения начали проясняться.
— Я пересмотрю счет за ремонт, — начал Савари. — Разве можно причинять столько хлопот такой красивой женщине?
Загадочная улыбка в ответ.
— Познакомимся поближе, а тогда какие же денежные счеты между друзьями, правда?!
— Может быть.
В тот вечер он побывал у нее — любовником он оказался грубым, неласковым и весьма агрессивным.
— Бывает и хуже, — доложила Надя Бауму на следующий день, позвонив ему в контору. — С этим просто скучно. — Кстати — я не заметила ваших сотрудников, они были?
— С сегодняшнего дня мы следим за каждым его визитом к вам. Вы только сообщайте моей секретарше, что назначено свидание. Сегодня же — скажем, в пять, вас устроит? — установим в вашей квартире специальные устройства. Мои люди будут внизу в машине — по малейшему сигналу и в любую минуту придут на помощь.
При третьем свидании Савари сказал, что его жена отправилась навестить мамашу в Дуэй и по этому случаю он остается у Нади до утра. Часа за два до рассвета она выскользнула из постели, достала из его пиджака записную книжку и минут десять переписывала в ванной имена и номера телефонов. Там были еще какие-то столбцы цифр, но на них уже не хватило времени — Савари мог проснуться. Надя сунула книжку в тот же карман и осторожно легла, сохрани Бог разбудить такого гостя!
— Отлично, — похвалил ее Баум наутро. — Но и те цифры хорошо бы записать. Попробуйте, ладно?
— Постараюсь.
Савари объявил в тот же день:
— Жена еще не вернулась, так что вечером приду.
Секретарши Баума на месте не оказалось, Надя передала условленную фразу дежурному, который забыл, как следует поступить с этим паролем. А Савари в тот же день полез в карман за своей записной книжкой и обнаружил, что положена она не так, как он неизменно клал ее: корешком влево, а не вправо. И не раздумывал долго над этой странностью. Надя — а кто она, собственно, такая? Надо проверить — лучше поздно, чем никогда. После обеда он прогулялся пешком до цветочного магазина на авеню Гамбетта и без всякого труда убедился, полистав вместе с хозяином книгу заказов, что в день их знакомств никто не посылал букет в клинику Святого Людовика.
Вечером он поинтересовался:
— Ну а твой родственник, тот, что болел, — как он?
Надя не сразу сообразила, о ком он спрашивает, но спохватилась быстро:
— Спасибо, лучше. — Она лишь чуть-чуть промедлила с ответом, насторожилась было — но гость ласково улыбнулся и продолжал:
— Цветы он получил? Ты видела его с тех пор?
— Ну конечно. Я у него была, на днях, он…
Савари поднялся и шагнул к ней со стаканом в руке, приподняв ее подбородок, выплеснул ей в лицо бренди, тыльной частью руки, костяшками пальцев небрежно хлестнул по щеке, и так же спокойно вернулся на место.
— Ну а теперь, — это прозвучало почти дружелюбно, — ты расскажешь мне все…
— Что — все? Как ты смеешь? За что?
— Не трать даром время, детка, у меня все признаются, а женщины особенно. Я же специалист. Так что давай выкладывай по-хорошему. Потом все равно ведь заговоришь, только сначала тебе будет очень больно, слышишь?
Багровое пятно выступило на щеке женщины, она, вся дрожа, в ужасе попыталась вспомнить, что говорил Баум: ни в коем случае не признаваться, что работаешь на контрразведку… Он придумал для нее легенду, но она забыла ее напрочь, не сумеет она солгать. Господи, что делать, где же его люди, они должны услышать звук пощечины, ее вскрик, ей же обещали помощь!
Они сейчас появятся, вот что, надо только выиграть время, хоть чуточку. Квартиру прослушивают, помощь сию минуту придет, придет, не может не прийти…
— Не понимаю, о чем ты, — пролепетала она как можно жалобней.
— Зачем было врать насчет цветочного магазина?
— Сама не знаю. Сказала первое, что в голову взбрело.
— Ты будешь болтать, что тебе в голову взбредет, а я должен верить, что ли? Так что ты делала на авеню Гамбетта, а?
Она медлила, тянула время. Никто не звонил в дверь, не стучал…
— Встретилась с одним человеком. Поэтому соврала — мне сразу подумалось, что между нами что-то будет, зачем было о нем говорить?
Савари жестко усмехнулся:
— Придумано хорошо, но можно бы и получше. Даю тебе еще одну попытку — приятная беседа скоро закончится, имей в виду…
— Но это правда, я клянусь — правда!
…Ах да где же они — те, которых обещал Баум! За дверью, что ли, стоят?
— Ну-ка опиши этого своего приятеля. Как его зовут?
— Жак, — ответила она наобум.
— А фамилия?
— Не знаю, мы только что познакомились.
— Только познакомились — и уже свидание! Ты, стало быть, проститутка?
— Почему ты так решил? Мы встретились, я влюбилась… Как и с тобой — то же самое.
— Его адрес?
Что с ней станется, если никто не придет, — ей нужна помощь, видит Бог!
— Он живет возле того места, где мы познакомились с тобой. Пришли туда вместе — номер дома я не заметила.
Савари улыбнулся — ее смятение явно доставляло ему удовольствие.
— Это все выдумки, правда, детка?
— Это правда, правда!
Он медленно достал из кармана записную книжку, показал ее Наде:
— Знакомая штука, а?
— Твоя записная книжка? Я ее никогда раньше не видела…
Все пропало, никто не придет, все кончено, она во власти этого садиста…
И тут Савари поднялся с кресла.
— Нет! — отчаянно закричала она в неподдельном ужасе. — Не бей меня!
— Если и дальше собираешься морочить мне голову, я тебя так отделаю, сука, что мать родная не узнает. Я твою красоту попорчу!
Бравый майор сгреб ее волосы, размахнулся и ударил по другой щеке, голова женщины только мотнулась беспомощно. Тяжелый перстень с печатью угодил по скуле, брызнула кровь, она пронзительно завизжала и тут же умолкла — огромная ладонь зажала ей рот.
— Попробуй только пикнуть, глянь-ка, что тебя ждет, — он разбил стакан об угол стола и ткнул ей чуть ли не в самые глаза острые осколки. — Не жди, что на твой визг соседи сбегутся, пусть только сунется кто…
Он отпустил ее, снова уселся в кресло и велел:
— Говори!
Холодные глаза уставились на бьющуюся в рыданиях женщину, она слова вымолвить не могла, только ловила воздух ртом и размазывала по лицу кровь.
— Не так уж много времени осталось, — предупредил равнодушный голос. — Возьми себя в руки. И слушай внимательно: с этой минуты проверяю каждое сказанное тобой слово. Солжешь или будешь вилять — пеняй на себя, предупреждаю — больно будет. Так что лучше уж говори сразу правду — себя пожалей.
Надежды на помощь не было. Внезапно Надя вспомнила придуманную Баумом легенду: она работает на советских, выполняет задание человека по фамилии Федоров. Только эту тварь, что сидит напротив, не проведешь. Почему она не должна выдавать Баума? Ведь он ее предал, толкнул на такой риск, из-за него весь этот ужас…
— Меня заставили, — вымолвила она наконец. — У меня нет гражданства, контрразведке стало известно о моем прошлом…
— От кого ты получила задание?
Она еще пыталась бороться, молчала, дыша судорожно и с трудом, не решаясь назвать имя.
— На кого работаешь? Отвечай, сука!
Он сжал в пальцах разбитый стакан, грани остро сверкнули.
— Баум. Господин Альфред Баум из ДСТ…
— Ну как дела у этой девушки? — осведомился Алламбо.
— Я ей организовал самый лучший уход, какой только возможен, — со вздохом ответил Баум. — Поместил в безопасное место, в Марли. Она поправится, Бог даст.
— Здорово он ее?
— Да уж… Два ребра сломаны, на лице шрам останется. Мог и до смерти забить, что-то его остановило: испугался, наверно, что скандал будет, если что: убийцу-то искать начнут. И найдут.
— Она рассказала ему о своем задании?
— Да. Не смогла прибегнуть к легенде — испугалась очень. Савари теперь знает, что за ним слежка. Но она сказала ему, что против него ничего конкретного нет, интересуются только его контактами. И на том спасибо — бедная девочка… — Баум достал из ящика стола свои пилюли, запил их водой, печень прямо-таки бушевала. — Так я опростоволосился, просто стыд. Этого малого, что в тот вечер дежурил, уволили к черту, — забыл, дурень, про ее звонок!
— Так она не призналась ему, что передала нам номера телефонов?
— Нет, не призналась — во всяком случае говорит, что не призналась. Номера эти, кстати, фальшивые, вернее зашифрованные, пришлось их отправить к Дану.
— Полагаю, Савари нам претензий не предъявит, — глубокомысленно заметил Алламбо.
— Да какие там претензии! Он в этой истории выглядит хуже некуда. Будет молчать как миленький.
К концу дня в кабинете Баума появился Дану со списками телефонов из записной книжки Савари.
— Элементарно, — разъяснил он. — Самый простой способ — к последней цифре каждого номера приплюсовано число, обозначающее, как записан данный номер на данной странице. А потом весь номер пишется в обратном порядке. Если, допустим, от хочет записать 816 4542, то добавляет к последней цифре двойку — видите, этот телефон идет на страничке вторым. Добавляем двойку и в обратном порядке получаем 445 4618. Просто, да?
— А ты уверен, что это именно так?
— Проверили выборочно через телефонную компанию. Все сходится. Вот, смотрите, этот самый телефон и напротив инициалы — Р.А. Владелец правильного, по нашей версии, номера — некий Робер Амье — так мне ответили в бюро.
— Вот спасибо, отличная работа, — похвалил Баум.
— Я бы предпочел что-нибудь посложнее, — усмехнулся шифровальщик. — Чтобы можно было как следует голову поломать.
По просьбе Баума Дану установил имена остальных — первым в списке оказался некий Клод Эбер.
— А, малышка Франсуаза из машбюро, — обрадовался Баум, будто приятельницу встретил, — Франсуаза Эбер, живет с родителями. Отлично.
Остальные имена ни о чем ему не говорили, и он отправил список в архив с просьбой подобрать досье, если найдутся. Ему принесли пять серых папок, и Баум уселся поплотнее в кресло, предвкушая любимое чтение.
— Для всех я занят, — предупредил он мадемуазель Пино. — Позвоните, пожалуйста, моей жене — скажите, что задержусь. Извинитесь за меня, ладно?
Как он любил эти странствия по архивным бумагам — когда ищешь сам не знаешь чего, не только в этих листках, но и в собственной душе, когда мельчайшая деталь, не бросающееся в глаза совпадение, едва заметный штрих вдруг меняют всю картину и подсказывают идею, о которой минуту назад ты и думать не думал! Тут настороже все твои чувства, интуиция, память… Отдел знал об этом пристрастии Баума, как и о том, что никому из сотрудников не удается выуживать из годами пылящихся в архиве папок столько ценнейшей и полезнейшей информации, как это умеет Старик. «Там внизу, в архиве вы можете найти все, что вам следует знать, — убеждал он новичков. — Почти все. Мы кого ловим? Того, кто угрожает безопасности страны, верно? И всегда есть шанс, что он уже попадался раньше на чем-то, что досье на него уже завели, — тогда поиски намного легче, я в этом миллион раз убеждался».
Теперь ему предстояло убедиться в миллион первый раз. Однако в тот вечер, торопливо запирая на ключ свою комнату, — надо было спешить, а то последний поезд в Версаль уйдет, — Баум с грустью сказал самому себе, что на сей раз не повезло: ни одно из пяти досье не принесло удачи. Ничего, что представляло бы интерес для дела, которым он занят. Не то чтобы в них вовсе не было ничего стоящего внимания — но еще одна сентенция, которую Баум любил преподносить новичкам, гласила следующее: если вы ловите человека, укравшего чертежи подводной лодки, то не отвлекайтесь от сути. Пусть по ходу дела вы обнаружили, что этот тип растлитель малолетних, удушил свою любовницу и ограбил банк. Все это тоже важно, но не облегчайте полицейским работу, это их проблемы, Ваши ум и сердце должны быть отданы исключительно подводной лодке.
Отсюда — его разочарование; он не нашел того, на что рассчитывал, то есть возможности связать Савари с группой «Шатила». Конечно, весьма любопытно было обнаружить среди приятелей майора Савари, служащего, как известно, в военной разведке, одного депутата-социалиста, на которого в свое время завели досье в контрразведке по той причине, что он был самым тесным образом связан с освободительным движением в Алжире, — тогда властям это сильно не нравилось. Контракт такого деятеля с разведкой мог означать, что в те давние времена он был просто-напросто провокатором. А с какой стати у Савари записан телефон второго секретаря консульского отдела посольства Соединенных Штатов — в обязанности майора отнюдь не входит установление связей с ЦРУ, а данный чиновник, как известно, служит по этому ведомству, хотя и выдает себя за дипломата. Или вот Эмиль Наржак из отдела уголовного розыска — он тут зачем? В записной книжке фигурирует также советник посольства Сирии. И еще весьма интересный номер: «Европа — Победа», а инициалы, проставленные напротив, — Х.К. — при ближайшем рассмотрении оказались инициалами некоего Хосе Караччи.
Любопытно, ничего не скажешь, масса занятных подробностей в этих пяти папках — но ничего, насколько он может судить, касающегося убийства на Северном шоссе.
Придется вплотную заняться остальными — теми девятью, чьих досье, вопреки знаменитому постулату Баума, в архиве не нашлось. Возможно, это все тоже пустые номера. Завтра парочка сыщиков поумнее пусть ими займется. Пусть разнюхают все, что смогут. Но время уходит — разве что им крупно повезет и они сразу выйдут на что-нибудь подозрительное, сразу в точку попадут. У него-то и у самого нет четкого представления, что именно надо искать и что главное в этих поисках.
Вернувшись домой, он не стал подогревать ужин, просто выпил пива из холодильника и тихонько, стараясь не разбудить жену, лег спать.
Глава 24
— Обращайте внимание на все, что не укладывается в обычную схему, — объяснил Баум своим детективам. — На всякие странности и несовпадения. Задайтесь, к примеру, вопросом: что может связывать высокого ранга офицера из военной разведки с таким-то лицом из такой-то организации. Ответа я не требую — изложите свои соображения и сомнения, только и всего. Я сам постараюсь разобраться. И не стесняйтесь приходить ко мне с пустяками: может, они-то и окажутся важными. Нет так нет, я скажу, что ты, мол, идиот, так от этого еще никто не умер, правда? А люди почему-то боятся выглядеть дураками. Так вот, вы не бойтесь.
Молодые люди улыбнулись: домашняя философия Старика. Обожает он учить молодежь уму-разуму.
— Вот список имен — вы его поделите. Выясните, кто эти люди, чем занимаются, на что и как живут и какое отношение могли бы иметь к разведке. С коллегами ничего не обсуждать, записей на столах не оставлять, телефонные разговоры, имеющие касательство к данному заданию, вести не из конторы. Ясно? Вопросы есть?
Вопросов не было.
— Тогда ступайте. По утрам, в девять, будете мне докладывать о результатах.
Бауму было не по себе: вчера он тщательно, но впустую, просмотрел пять досье из архива и теперь его не оставляло чувство, что он допустил прокол, не заметил чего-то важного — где-то в этих серых папках кроется разгадка секрета, над которым он бьется столько дней. Есть еще надежда, хоть и слабая, на то, что детективы справятся с тем заданием, которое им поручено, но если и тут результатов не будет, то ему, Бауму, покоя не видать, все ему будет мерещиться, что плохо ребята старались, а старайся они как следует…
Печень напомнила о себе, и он попросил у мадемуазель Пино воды, чтобы запить пилюли, бесполезные пилюли.
— Надо бы вам обратиться к врачу, господин Баум.
— Конечно, надо бы.
— Вы всегда так отвечаете — надо бы, надо бы, а сами ничего не делаете. Лет десять уж.
— Да что врач скажет? Печень — так я и сам знаю, без него. А лечить печень все равно никто не умеет.
Он проглотил таблетки и попытался сосредоточиться на своих проблемах, но тут его вдруг осенило и он позвонил Алламбо:
— Есть одна идея, — Алламбо слушал молча. — У нашего дружка Савари записан телефон Мустафы Келу — знаешь, это кто? Советник из сирийского посольства. Что-то это посольство мне житья не дает — не мешало бы последить за этим Мустафой хотя бы несколько дней, а? Просто чувствую, что это наш долг. У тебя найдется пара толковых ребят? Леон, может быть, со своим напарником — пусть присмотрят за ним.
— Договорились.
— Я хочу знать, с кем он встречается и где.
В тот же день Савари и Таверне встретились на Шато де Мадрид.
— Придется поменять место свиданий, — предупредил майор. — Мы тут примелькались, а за мной ДСТ слежку установил. Такую сложную операцию разработали, такого агента ко мне приставили…
— Что-нибудь им известно? — заволновался Таверне. — Должна же быть причина…
— Скорее всего, ничего им неизвестно, но какие-то подозрения возникли.
— Чего они добиваются? Как вы об этом узнали?
— Стоит ли вдаваться в подробности — толку от этого никакого.
— Но я должен знать, какая опасность нам грозит и с какой стороны, — попробовал было настаивать перепуганный партнер.
— Сам разберусь и приму меры, — сухо ответил Савари. — Единственный риск, если они узнали ваш служебный телефон, да и то вряд ли. Предупредите на всякий случай сотрудников.
Молодые люди улыбнулись: домашняя философия Старика. Обожает он учить молодежь уму-разуму.
— Вот список имен — вы его поделите. Выясните, кто эти люди, чем занимаются, на что и как живут и какое отношение могли бы иметь к разведке. С коллегами ничего не обсуждать, записей на столах не оставлять, телефонные разговоры, имеющие касательство к данному заданию, вести не из конторы. Ясно? Вопросы есть?
Вопросов не было.
— Тогда ступайте. По утрам, в девять, будете мне докладывать о результатах.
Бауму было не по себе: вчера он тщательно, но впустую, просмотрел пять досье из архива и теперь его не оставляло чувство, что он допустил прокол, не заметил чего-то важного — где-то в этих серых папках кроется разгадка секрета, над которым он бьется столько дней. Есть еще надежда, хоть и слабая, на то, что детективы справятся с тем заданием, которое им поручено, но если и тут результатов не будет, то ему, Бауму, покоя не видать, все ему будет мерещиться, что плохо ребята старались, а старайся они как следует…
Печень напомнила о себе, и он попросил у мадемуазель Пино воды, чтобы запить пилюли, бесполезные пилюли.
— Надо бы вам обратиться к врачу, господин Баум.
— Конечно, надо бы.
— Вы всегда так отвечаете — надо бы, надо бы, а сами ничего не делаете. Лет десять уж.
— Да что врач скажет? Печень — так я и сам знаю, без него. А лечить печень все равно никто не умеет.
Он проглотил таблетки и попытался сосредоточиться на своих проблемах, но тут его вдруг осенило и он позвонил Алламбо:
— Есть одна идея, — Алламбо слушал молча. — У нашего дружка Савари записан телефон Мустафы Келу — знаешь, это кто? Советник из сирийского посольства. Что-то это посольство мне житья не дает — не мешало бы последить за этим Мустафой хотя бы несколько дней, а? Просто чувствую, что это наш долг. У тебя найдется пара толковых ребят? Леон, может быть, со своим напарником — пусть присмотрят за ним.
— Договорились.
— Я хочу знать, с кем он встречается и где.
В тот же день Савари и Таверне встретились на Шато де Мадрид.
— Придется поменять место свиданий, — предупредил майор. — Мы тут примелькались, а за мной ДСТ слежку установил. Такую сложную операцию разработали, такого агента ко мне приставили…
— Что-нибудь им известно? — заволновался Таверне. — Должна же быть причина…
— Скорее всего, ничего им неизвестно, но какие-то подозрения возникли.
— Чего они добиваются? Как вы об этом узнали?
— Стоит ли вдаваться в подробности — толку от этого никакого.
— Но я должен знать, какая опасность нам грозит и с какой стороны, — попробовал было настаивать перепуганный партнер.
— Сам разберусь и приму меры, — сухо ответил Савари. — Единственный риск, если они узнали ваш служебный телефон, да и то вряд ли. Предупредите на всякий случай сотрудников.