– Ничего лучше я еще не видел.
   – Боюсь, меч тебе понадобится в самое ближайшее время. Другого столь же эффективного оружия против порченых просто нет.
   Брофи взглянул на меч на поясе Селинора. На его рукояти тоже мерцал камень, только бесцветный.
   – Мечи Весны и Лета утеряны. Погребены на дне океана вместе с Торном и Кайдером. Я рад, что сумел сохранить меч осени. Твой отец хотел бы передать его тебе.
   – Спасибо.
   – Идем, Брофи, – мягко сказал Селинор. – Время скорби здесь коротко. Прежде чем вступать в бой, тебе нужно еще о многом узнать.
   Брофи вложил клинок в ножны, снял с пояса старый меч и повесил на его место новый.
   – Прошлой ночью я видел, как из моря вышли какие-то похожие на быков твари и атаковали лагерь императорской армии. Чудовищ было не больше полудюжины, потери же огоггимцев составили не менее восьмидесяти человек.
   – Это и есть те, кого называют порчеными. Когда-то они были обычными животными, но их изуродовала черная магия Эффтена.
   – Как же они смогли добраться в такую даль?
   – Им нужна она. Их единственная цель – найти ее и закончить начатое ею.
   – Она?
   – Да. Наследие Эффтена – дитя. Маленькая девочка.
   – Ребенок? Но как же так? Вы же охраняете ее уже четырнадцать лет.
   – Девочка – дочь Дариуса Моргеона, величайшего архимага Эффтена. Она – лучшее и худшее из всего, созданного когда-либо павшим городом.
   – Не понимаю.
   – Знаешь ли ты, что такое черная эффемерия? – спросил Селинор.
   Брофи кивнул. Еще ребенком ему приходилось слышать рассказы Валлии о городе магов. Черной эффемерией называли хворь, порчу, проклятие, которое навлекли на себя чародеи Эффтена. Возможно, именно эта порча поразила и Шару перед тем, как она спасла его из Гнилых клетей.
   – Думаю, мне довелось почувствовать ее однажды. Меня едва не стошнило.
   – Понимаю, о чем ты говоришь. Ребенок – сосуд, вместилище черной эффемерии, достаточной для уничтожения целого мира.
   – Разве это возможно? – Брофи недоверчиво покачал головой – Дитя не способно быть столь могущественным магом.
   Селинор вздохнул.
   – Вообще-то, эту историю рассказывают тем, кто готовится к испытанию Камнем, но обстоятельства не совсем обычные, так что я поведаю ее тебе сейчас. – Он указал на скалистый выступ над пещерой. – Давай поднимемся туда, чтобы я мог наблюдать за склоном. Солдаты империи уже ищут нас.
   – Почему они здесь? Если девочка так опасна, зачем она им?
   – Опаловый император посвятил поиску наследия Эффтена много лет. Алчность и невежество подвигли его к тому, чтобы прислать армию сюда, на остров Пепла. Он не сделал бы ничего подобного, если бы знал, что в действительности представляет собой ребенок. Идем, я все объясню.
   Перебравшись через оползень, они протиснулись в неглубокую нишу, где и устроились на тщательно вытесанных из плоских валунов сиденьях. Оглядевшись, Брофи заметил, что каждому камню придана определенная форма. Среди изображений листьев, цветов, животных и людей он мгновенно узнал Мельничную стену и Зал Окон. Сидя здесь, они видели за дымкой тумана булькающее пузырьками озеро, пустынный берег и склон, но сами оставались невидимыми.
   – Я провожу здесь много времени, – объяснил Селинор.
   Брофи провел рукой по гладкому, отшлифованному камню с тонкой резьбой. Он уже едва ли не до слез скучал по Огндариену, хотя и провел вдали от него лишь несколько месяцев. А что же чувствовал Селинор?
   Несколько с очевидной любовью вырезанных фигурок стояли на каменной плите у задней стены ниши. Брофи взял одну из них, изображавшую маленького мальчика, но рассмотреть ее не успел – Селинор забрал статуэтку и вернул на место.
   – Это мой младший, Селидон. Таким он был, когда я покинул Огндариен. Таким я его запомнил.
   – Мне жаль, что… – начал Брофи.
   Селинор покачал головой.
   – Заботиться нужно о живых, а не о мертвых, и тебе еще многое нужно узнать.
   Брофи кивнул.
   – История младенца началась триста лет назад, – сказал брат Осени. – Девочка родилась на острове Эффтен, в величайшем городе мира. С помощью магии тамошние чародеи создали страну невообразимой красоты и неслыханного богатства. Но достигнутые успехи породили среди чародеев зависть и алчность. Соперничая друг с другом, они увлекались все более и более изощренными проектами. Завезенные со всего мира рабы трудились над созданием величественных памятников. Используя магическую силу, чародеи увеличивали численность рабов, руками которых и был создан воистину сказочный город.
   Но все на свете, в том числе и власть, имеет цену. Направленная против многих людей, магия отозвалась презрением и ненавистью. Ненависть и презрение породили черную эффемерию, которая начала поражать и Эффтен, и его рабов. Но вместо того, чтобы одуматься и умерить честолюбивые амбиции, чародеи, не желая платить эту цену, придумали хитрый ход. Они изобрели камни, поглощавшие черную эффемерию, сосуды для хранения побочных плодов их необузданной жадности.
   Неужели то же самое случилось и с Шарой? Неужели и она поддалась соблазну, предлагаемому дорогой тьмы? Брофи вспомнил, какое отвращение вызвала девушка, когда появилась в Гнилых клетях. Если столько злобы скопилось в одном человеке за несколько месяцев, сколько же ее набралось в целом городе магов за много поколений?
   – Едва ли не все королевства мира объединились против ненасытных, поправших старинные традиции соседей, – продолжал брат Зимы. – Уверовавшие в свою безнаказанность правители Эффтена впали в ярость и отправили флот, дабы сокрушить врагов. Среди тех, кто всегда ненавидел и боялся магов, были и пираты Серебряных островов. Воспользовавшись тем, что Эффтен остался без защиты, пираты напали на город. Жителей перебили, великолепные строения предали огню.
   Брофи слушал молча, хотя и знал эту историю с детства.
   – Дариус Моргеон, величайший архимаг Эффтена, не раз предупреждал своих соотечественников, куда приведет их необузданная гордыня. Предоставив другим защищать обреченный город, Моргеон предпочел встретить постигшую Эффтен кару с достоинством и благородством. Отказавшись проливать кровь и отстаивать безнадежное дело, он посвятил последние минуты жизни своей дочери.
   Но у его коллег были другие планы. За падение Эффтена, решили они, виновные понесут ужасное наказание. В нарушение всех данных ранее клятв маги выпустили в мир всю черную эффемерию. Такова была их посмертная месть.
   Прослышав об этом, Моргеон попытался предотвратить страшное злодеяние. Он знал, что освобожденная в таком количестве эффемерия будет питаться живыми до тех пор, пока не поглотит весь мир.
   Увы, мастер опоздал. Придя на собрание чародеев, он обнаружил, что они уже разбили магические камни и выпустили зло. Те, кто это сделал, стали первыми жертвами собственной мстительности.
   Дариус Моргеон сделал то единственное, что мог сделать. Не в силах остановить порчу, он перенаправил ее. Архимаг собрал тьму и заключил ее в единственный оказавшийся под рукой магический сосуд. Таким хранилищем стали сны его дочери.
   – Как? – удивился Брофи.
   Селинор пожал плечами.
   – Насколько мне известно, вместить такую массу зла могло лишь существо совершенно невинное.
   Перед глазами юноши мелькнула картина: он вытирает кровь на бедрах королевы Оссамир.
   – Как же он мог совершить такое с собственным ребенком?
   Брат Зимы закрыл глаза.
   – Иногда у отца не остается иного выбора. – Он покачал головой. – Борьба с расползающейся эффемерией отняла у Моргеона последние силы, но напоследок он все же наложил чары на любимую музыкальную шкатулку дочери. Девочка спит, пока крутится ручка шкатулки. И пока она спит, тьма остается в ее снах.
   – Как она попала сюда?
   – Старшая дочь Моргеона вынесла младшую сестру из горящего города. Девушка привезла ее к берегам Пустоши, где оставила на попечение местного кочевого племени. Она считала, что из всех населяющих мир народов эти люди менее всего податливы влиянию ребенка. На протяжении трех сотен лет женщины Пустоши крутили ручку серебряного ящичка. Но однажды ручка сломалась. Музыка остановилась, и девочка открыла глаза.
   – И что случилось?
   – Копи, девушка, присматривавшая за ребенком, продолжала крутить сломанную ручку, зажав обломок между пальцами. Музыка снова заиграла, ребенок уснул. Но и нескольких мгновений оказалось достаточно, чтобы свершилось страшное. Всех, на кого упал взгляд проснувшегося младенца, поразила порча.
   А дальше зараза начала распространяться. Ее разносили те, кого стали называть порчеными. Все племя Копи превратилось в чудовищ с одной-единственной целью: убить девочку и ребенка. Эффемерия изуродовала не только людей, но и животных, птиц, насекомых, траву и деревья.
   Селинор провел пальцем по ветвям вырезанного на камне дерева.
   – Я был там. Голая, безжизненная пустыня от одного края неба до другого. Зло просочилось в почву и осталось в ней навсегда. Это проклятое место для всего живого.
   – Как спаслась Копи?
   – Благодаря смелости и удаче. Сначала ее защитила сила музыкальной шкатулки, а потом конь унес девушку от очага зла. День и ночь она скакала через Пустошь, преследуемая стадом порченых лошадей, пока не добралась до океана. Конь поплыл, а чудовища пошли ко дну. Та же сила, что поддерживает жизнь в младенце, сохранила и всадницу, и скакуна. Им не требовались ни еда, ни вода, ни воздух. Их тела не знали усталости и не старели. Конь вынес Копи на остров Пепла, где она и осталась.
   – Где сейчас этот конь? – спросил Брофи.
   – Копи отпустила его. Животное прошло сто шагов по берегу, упало на песок и умерло.
   Брофи кивнул.
   – Каменное Сердце известило правящий Совет Огндариена о случившейся беде. Твой отец убедил братьев отправиться на север и выяснить, в чем дело. Сначала мы отправились в Пустошь, где нашли тот самый холм, на котором дитя впервые открыло глаза. И там же впервые вступили в бой с порчеными. Следуя за ними, мы добрались до острова Пепла и с тех пор защищаем малышку.
   Зло, таящееся в снах ребенка, притягивает всех, кого коснулась черная эффемерия. Большинство попадают сюда по дну океана. Иногда путь сюда занимает у них годы, но рано или поздно они все равно появляются здесь.
   Вот почему мы не можем привезти девочку в Огндариен. Представь, какие беды постигнут страны, через которые порченые последуют за ней на юг.
   – Но их ведь можно как-то убить?
   – Да, можно. Мечом Камня. Я сам убил сотни этих тварей.
   – Если вы убили так много, как получилось, что они еще не перевелись?
   Селинор тяжело вздохнул и покачал головой.
   – Достаточно малейшей царапины, чтобы зараза передалась от порченого здоровому. Чем сильнее рана, тем быстрее перерождается пострадавший, становясь в конце концов одним из них. Мои сыновья совершили долгое путешествие на север, чтобы помочь нам. Мне пришлось убить обоих.
   Брат Зимы перевел взгляд на две стоявших на алтаре фигурки молодых людей.
   – Но почему защищать ребенка должны именно вы? – спросил Брофи. – Почему именно огндариенцы обязаны сражаться со злом?
   – Потому что мы единственные, кто в состоянии это делать. Связь с Каменным Сердцем дает братьям силы противостоять порче. Только мы можем защитить дитя. Мы не подвержены влиянию черной эффемерии и даже обладаем даром – в небольшой, правда, степени – исцелять тех, кого она коснулась. – Селинор немного помолчал. – Порча не может убить брата, но клыки и когти убивают нас так же, как и всех остальных.
   – Но вы не смогли исцелить своих сыновей?
   – Я прикончил обоих ударом в сердце, когда они покрылись черной шерстью, а во рту у них выросли клыки. Они пытались убить меня. Да, я оказался бессилен, потому что порча проникла слишком глубоко.
   – Есть ли какой-то способ уничтожить черную эффемерию полностью?
   Селинор покачал головой.
   – Таким оружием должно было стать Каменное Сердце. Старшая дочь мастера Моргеона, мать основателя Огндариена, Донована Моргеона, употребила все свои знания для создания единственного оружия против зла. Она создала Каменное Сердце, которое защищает от черной магии и ее порождений, и попыталась перенести зло из снов младшей сестры в Камень. Но такая задача была по плечу разве что самому Дариусу. Камень оказался недостаточно прочным и не мог вместить всего, что заключено в снах малышки.
   – И музыкальная шкатулка есть то единственное, что не дает девочке проснуться?
   – Да.
   – Тебе не кажется, что столь тяжкое бремя следует разделить с другими? Найти других защитников?
   – Дитя должно держать как можно далее от цивилизации. Я не могу рисковать. Подумай, сколько зла способен принести этот ребенок. Нет, для всего мира будет лучше, если девочка останется в изоляции, на этом пустынном острове.
   – Понимаю, но у нас есть и другие проблемы, – возразил Брофи. – Огндариен в опасности. Физендрийская армия стоит у его ворот. Ты ведь не хочешь, чтобы Свободный город пал?
   – Мой долг – делать то, что в моих силах. Огндариен должен позаботиться о себе сам.
   – А если он погибнет?
   – Уж лучше пусть погибнет Огндариен, чем весь мир.
   – А что, если отдать ребенка Огоггиму? Мы могли бы убедить императора защищать малышку так же бережно, как это делал ты, а он поможет нам в борьбе с врагами.
   – Я знаю, что привело тебя сюда и что ты хочешь от меня, но доверяться Огоггиму – слишком большой риск. В моем понимании, ребенок – зло и угроза миру, но другие способны воспользоваться им как оружием. Нельзя давать чужакам то, чего они не понимают и что не способны контролировать.
   – Шара знает их посланника, отца Льюлема, и считает его хорошим человеком. Разве мы не можем пойти на риск ради спасения Огндариена?
   – Ох, Брофи… – Брат Зимы вздохнул. – Наш прекрасный Огндариен… для меня он давно стал мечтой. Его голубые стены, журчащая вода, Ночной рынок со всеми его соблазнами, зимние вечера в Зале Окон…
   – Так помоги же мне спасти его!
   Селинор тряхнул головой, отгоняя воспоминания.
   – Не могу. Это невозможно.
   – Неужели ты даже не позволишь мне попытаться?
   Селинор помолчал, потом кивнул.
   – Я хочу показать тебе кое-что. Думаю, когда ты это увидишь, то согласишься со мной.
   Брат Зимы выбрался из ниши и стал подниматься вверх по склону, легко перепрыгивая с камня на камень. Они преодолели вершину кряжа, когда увидели лежащее на земле тело. Селинор рванулся вперед и, добежав, опустился на колени рядом с молодой женщиной в ветхих одеждах. Глаза ее были закрыты, на лице застыло выражение покоя и умиротворенности. Лишь подойдя ближе и остановившись за спиной дяди, Брофи понял, что она не дышит.
   – Она исполнила свой долг тысячекратно, – с глубокой грустью произнес Селинор. – Ее срок давно истек.
   – Кто она?
   – Хранительница. – Брат Зимы опустил голову и, протянув руку, коснулся пальцами ее век. – Спокойных снов тебе, благородная Копи. Да будут прекрасны Перемены Года в той стране, куда ты ушла.
   – Если она хранительница, кто же сейчас присматривает за девочкой?
   Селинор повернулся к Брофи. Зеленые глаза его смотрели на племянника с невыразимой печалью.
   Не дождавшись ответа, Брофи перевел взгляд на темный вход в пещеру. Где-то в глубине ее мелькнул огонек.

ГЛАВА 14

   Тошнота накатила сразу, едва Брофи вполз в пещеру. Камень на эфесе меча Осени вспыхнул, озарив тесный лаз призрачным красным блеском. Наконец проход расширился, позволив встать в полный рост. Брофи вскочил и устремился к костру в глубине пещеры. Волна противной желчи подступила к горлу.
   Шара сидела у стены, держа в одной руке серебряный ящичек и поворачивая другой медную рукоятку. Она взглянула на него, и у Брофи перехватило дыхание.
   – Что ты наделала? – закричал он. – Как ты могла взять шкатулку?
   – А как я могла не взять ее?
   Он остановился. Скрипнул зубами. Потом подошел ближе и увидел спящую на земле девочку.
   – Клянусь Переменами Года… Что с ней?
   – Мы можем только догадываться, – глухим, бесстрастным голосом ответила Шара.
   – О ней не тревожься. – Селинор остановился в нескольких шагах от костра. – Кто-то должен крутить ручку.
   Брофи перевел дыхание.
   – Нам нельзя здесь оставаться, – прошептал он. – Нужно возвращаться в Огндариен. И чем быстрее, тем лучше.
   Шара закрыла глаза и опустила голову.
   – Надо что-то придумать, – настаивал Брофи. – Должен же быть какой-то выход. Мы ведь можем, по крайней мере, поговорить с отцом Льюлемом, верно?
   Селинор положил руку ему на плечо.
   – Огндариен теперь не наша забота. Мы должны думать в первую очередь о ребенке.
   Брофи резко повернулся и шагнул к дяде.
   – Мы должны попытаться.
   Брат Зимы вздохнул.
   – Здесь слишком много солдат. Девочку нужно перевезти в другое место. Дальше на север. Там еще есть пустынные острова. Увезем ее туда.
   – Как? – спросила Шара.
   – Сегодня же вечером постараемся захватить какой-нибудь корабль. Все солдаты на берегу, так что охрана будет небольшая. Думаю, вдвоем справимся. А потом уйдем в туман.
   – По крайней мере, дай мне поговорить с кем-нибудь, – сказал Брофи.– Ты же ничего не знаешь об этих людях.
   – Мне достаточно того, что я уже знаю! – сердито бросил Селинор. – Они побывали в Пустоши. Они видели, какое зло может причинить ребенок, и, тем не менее, продолжают его искать.
   Брофи схватился за рукоять меча.
   Селинор на мгновение отвернулся и, взяв себя в руки, снова посмотрел на племянника:
   – Ты должен знать, я готов на все, чтобы защитить дитя. И если мне придется убить тебя, я сделаю это.
   – А как насчет меня? – спросила, поднимаясь, Шара. – Меня ты тоже убьешь, если я предпочту план Брофи твоему?
   Селинор пристально посмотрел на нее.
   – Ты бы никогда не приняла ребенка, если бы собиралась отказаться от него.
   – Я никого не принимала и ни на что не соглашалась. Так случилось. У меня не было другого выбора.
   Брат Зимы отвел глаза.
   – Да, ты права. Извини. Я много раз пытался забрать девочку у Копи, но она не соглашалась передать ее мужчине. Говорила, что бывает такая боль, снести которую по силам только женщине.
   Шара кивнула.
   – Пожалуйста, – умоляюще добавил Селинор, – не отдавай дитя чужаку, каким бы благородным он тебе ни казался.
   Брофи посмотрел на нее, но Шара отвернулась.
   – Подождите! – Селинор наклонил голову, прислушиваясь. Где-то далеко залаяла собака. Он кивнул и обвел взглядом обоих. – Время слов истекло. Пришло время мечей.
   Он шагнул к стене, достал из углубления потертую кожаную перевязь и, стараясь не прикасаться к серебряной шкатулке, накинул ее Шаре на шею. Потом наклонился, поднял спящую девочку и бережно уложил на перевязь.
   – Вы со мной? – Брат Зимы повернулся к Шаре и Брофи.
   – Да, но только пока.
   – Я сделаю, что смогу, – добавила Шара. – Но, боюсь, смогу немногое. Моя магия ушла.
   – Твое дело крутить ручку, – сказал Селинор. – Мы позаботимся об остальном.
   Следуя за ним, они выбрались из пещеры. Селинор приложил палец к губам и, подойдя к краю выступа, посмотрел вниз. Брофи присоединился к нему. Шара задержалась. Призрачные звуки музыки как будто повисли в тумане.
   Группа огоггимских солдат, держась друг за друга, медленно продвигалась по пустынному берегу. Несколько человек держали на поводке собак – плотных, низкорослых, с крепкими лапами. Псы обнюхивали землю и настойчиво тянули своих проводников вперед.
   – Они взяли наш след, – прошептал Брофи. – Это мы привели их к пещере.
   – Не вини себя. Рано или поздно они все равно бы нас отыскали, – ответил Селинор. – Но шанс есть. Я знаю здешние каньоны как свои пять пальцев.
   Они поднялись вверх по склону, прошли по узкому ущелью и оказались у той самой расселины, где впервые встретились с Селинором.
   – Сюда. – Брат Зимы перебрался через груду черных валунов. – Вулкан еще не потух, и извержения время от времени случаются. Сейчас мы находимся в районе, где особенно много ядовитых испарений. Держитесь поближе к девочке. Магия, которая защищает ее, защитит и нас. – С этими словами он прибавил шагу. Шара поспешила за ним. Брофи оглянулся и вроде бы уловил в тумане какое-то движение. Он подождал немного – все было тихо.
   Селинор вел их вверх по каньону. Шара неустанно крутила ручку и едва поспевала за ним. Брофи замыкал процессию. Брат Зимы остановился, когда дорогу преградила трещина. Брофи поморщился – из-под земли поднимались зловонные испарения. Он подошел ближе – к отвратительному запаху добавился невыносимый жар. Остров Пепла мог бы, пожалуй, составить достойную конкуренцию Гнилым клетям – премерзкие места.
   Селинор прислушался.
   – Похоже, тихо. Попробуем обойти. Вон там. – Он указал на узкую тропинку, обходившую трещину слева. – Побыстрее. Брофи, иди вперед. Поможешь Шаре. Я, если понадобится, подтолкну ее сзади. У нее должны быть свободны руки.
   Двигаться приходилось осторожно, маленькими шажками, прижимаясь спиной к скале. Перед тем как поставить ногу, Брофи проверял, надежна ли тропа впереди и не осыплется ли под его весом. Селинор держался увереннее. Сзади лаяли собаки.
   – Догоняют, – прохрипел Брофи.
   – Неважно. Главное перейти на другую сторону. Там они нас не достанут.
   Тропа становилась все уже и ненадежнее. Один раз Брофи оступился и едва не утащил с собой Шару, но Селинор стоял на ногах твердо и удерживал их обоих, пока Брофи не нашел опору. Еще несколько шагов, и он ступил на твердую землю.
   – Все в порядке, – облегченно вздохнул Селинор. – Выбросы здесь случаются регулярно. Так что, если повезет, через трещину они уже не переберутся.
   Шагов через сто камень на груди брата Осени внезапно вспыхнул.
   – Порченые! С неба! – крикнул он, выхватывая из ножен меч и рубя им, как могло показаться со стороны, воздух. Брофи вздрогнул от жуткого писка. Слева и справа от Селинора упали на землю два черных крыла. Брызнула кровь. Над головой закружились черные перья.
   Упавшая тварь была вдвое больше ястреба и черная, как ворона. Хищно согнутый и вывернутый в сторону клюв не поместился бы на ладони. Свалившиеся в кучку черных внутренностей крылья продолжали биться.
   Брофи вытащил меч Осени. В ушах его звучал голос Каменного Сердца.
   – Шара, позаботься о ребенке! – кричал Селинор. – Если потребуется, прикрой ее своим телом. И не забывай крутить рукоятку!
   Не успел он отдать последние распоряжения, как воздух наполнился пронзительными криками порченых птиц. Долетая до каньона, они складывали крылья и камнем падали вниз. Шара спряталась за валуном. Двух первых чудовищ Селинор разрубил пополам в тот самый момент, когда они уже готовились вцепиться в нее когтями. Брофи отсек крыло третьей. Птица каркнула, врезалась в землю, но поднялась и запрыгала к Шаре. Юноша прикончил ее следующим ударом.
   Черные комья летели отовсюду, и Брофи едва успевал поворачиваться. Тем не менее, некоторые все же прорывались мимо мелькающих мечей. Облепив Шару, крылатые уродцы клевали ее в голову и царапали спину.
   Селинор сражался рядом, но, в отличие от Брофи, сохранял полное спокойствие и орудовал мечом с невероятной ловкостью и быстротой. Каждый его удар достигал цели. Алмаз брата Зимы пылал, словно маленькое солнце. Атака с воздуха продолжалась не более минуты, но Брофи это время показалось вечностью. Наконец пронзительные крики смолкли. Небо очистилось.
   Селинор моментально опустился на колени рядом с Шарой, прикрывавшей собой лежащего на перевязи ребенка. Вся ее спина была покрыта красными метками, цвет которых медленно менялся на черный. Положив на плечи девушки руку, брат Зимы закрыл глаза. Камни на груди и эфесе меча вспыхнули ярче.
   Царапины и укусы стали краснеть. Кровь продолжала сочиться, но теперь они выглядели как обычные раны.
   – Есть еще? – спросил Селинор, оглядывая ее руки, плечи, грудь, шею.
   – Кажется, все.
   – Хорошо. – Он кивнул и повернулся к Брофи.– Что у тебя? Надо убедиться…
   Не договорив, брат Осени охнул и пошатнулся. Из бедра его торчал мокрый от крови наконечник прошедшей навылет стрелы. Брофи обернулся. Отряд огоггимских солдат достиг трещины. Прежде чем кто-то успел произнести хотя бы слово, их накрыла вторая волна.
   Селинор бросился вперед, отмахиваясь от стрел мечом. Брофи заслонил собой Шару. Смерть со свистом проносилась мимо.
   Под прикрытием лучников с полдюжины солдат устремились к тропинке.
   – Беги! – крикнул Селинор. – Забирай Шару и беги!
   Псы, заливаясь лаем, рвались с поводков.
   Брофи колебался.
   – Беги, парень! – Брат Осени уперся в него в него взглядом.
   Брофи схватил Шару за руку и потащил за собой. В наступившей тишине эхо их шагов заметалось между стенами ущелья. Они пробежали, должно быть, около сотни ярдов, когда Брофи остановился и тряхнул головой. Что случилось? Похоже, голос Селинора привел в движение его ноги еще до того, как он сам принял какое-то решение.
   – Он заставил нас бежать, – пробормотала, отдуваясь, Шара. – Применил магию, вроде той, что используют Зелани.
   – Это все его камень, – прорычал Брофи, поворачивая назад. – Никогда не видел, чтобы им пользовались подобным образом. – Он перевел дыхание. – Идем.
   – Брофи! – Крик Шары остановил его. Он обернулся. Шара стояла на коленях, вглядываясь в личико спящего младенца. – О нет! Нет!
   Брофи подбежал к ней. На покрытой пушком макушке младенца отчетливо виднелась крохотная царапина. В стороны от раны уже протянулись черные змейки.