Катаев Валентин Петрович. Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)

   Пред бросил трубку и сказал в сторону портрета:
   - Я им оперативность покажу! Аж чертям тошно станет. А?
   Портрет молчал.
   Предрайисполкома еще раз стукнул кулаком по столу:
   - Раз - и никаких еловых! Все овощи сразу соберу! Понятно?
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
   ВОРОНЫ КАШИРЫ ИЗУМЛЯЮТСЯ
   После выхода газеты с приказом райисполкома глубокое молчание воцарилось в Кашире. Те же взъерошенные вороны с изумлением смотрели с высоты заборов на опустевшие улицы и закрытые двери и ворота. Опытный завод зиял темными окнами. Фабрика Моссельпрома походила на глазетовый гроб в витрине гробовщика. Механические мастерские были наглухо заколочены. Трикотажные артели безмолвствовали. Мертвое молчание царило в Кашире...
   Через три дня предрайисполкома бодро постучал согнутыми пальцами по столу и кивнул в сторону портрета:
   - Ну что? Накрутили хвост? Намылили шею? Холку натерли? Собрали овощи? Все овощи собрали! Понятно?
   Портрет молчал. И преду показалось, что даже глаза портрета перестали улыбаться.
   Пред надвинул кепку на нос:
   - Оперативность так оперативность. Никаких еловых!
   Портрет молчал.
   ЭПИЛОГ, НЕ ВПОЛНЕ ЗАКОНЧЕННЫЙ
   Овощи в Кашире действительно были собраны. Подробности об этом можно узнать из многих газет.
   В номере каширской районной газеты "Коллективист" за 11 октября опубликован приказ райисполкома о закрытии на три дня предприятий и учреждений для сбора овощей. Вместе с другими были остановлены: фабрики Моссельпрома, механические мастерские, трикотажные артели, опытный завод и т.д. Все эти предприятия стояли три дня по приказу райисполкома.
   Интересно узнать, во сколько обошелся каждый килограмм картошки и других овощей, собранных по приказу райисполкома?..
   Вот из-за этого-то, дорогие товарищи, и не закончен эпилог нашего рассказа. Для того чтобы его закончить, необходимо предварительно узнать, во-первых: во сколько обошелся каждый килограмм овощей и картофеля, собранных в Кашире? Во-вторых: произведена ли с председателем каширского райисполкома хотя бы одна из операций с холкой, хвостом и шеей? В-третьих: слыхали ли в Кашире что-нибудь о социалистических субботниках, массовой работе и вообще о социалистических методах?
   Вот тогда эпилог будет вполне закончен!
   1931
   УМНАЯ МАМА
   - Домик у нас, мамаша, ничего себе. Подходящий. Летом - прохладный. Зимой - теплый. Если, конечно, уголька достать...
   - Вот именно - если достать.
   - А что же. Достанем.
   - Погляжу, как ты достанешь.
   - Не будьте, мамаша, таким скептиком. Пойду в контору. Напишу заявление и достану.
   - Гляди, Васенька, зима на носу. Как бы мы с твоими заявлениями не померзли.
   - Будьте уверены.
   - Посмотрим.
   - Увидим.
   Антошкин бодро надел драповое пальто, сунул ноги в глубокие галоши и, охваченный радужными надеждами, отправился в контору.
   Небо хмурилось. Дул довольно холодный ветер. Мамаша зябко куталась в шерстяной платок и печально усмехалась.
   Вернулся Антошкин вечером.
   - Ну что? Достал уголь?
   - Достал. То есть не достал, а почти достал. Велели прийти в среду.
   - Васенька, - сказала мамаша, - водки у тебя случаем нет? Литра два? И папирос "Казбек"? Сотню...
   - Для чего вам?
   - Как это для чего? Для того, что холодно становится. Гляди, скоро снег пойдет. А у нас не топлено.
   - Что же это вы, водкой будете согреваться?
   - Буду водкой согреваться.
   - Гм... А папиросы вам для чего?
   - Согреваться.
   - Папиросами?
   - Папиросами.
   - Мамаша, не раздражайте меня.
   - Гляди, померзнем.
   - Не померзнем. В среду пойду в контору, подам заявление, привезу тонну уголька...
   - Дурак...
   - От родной мамы такие слова! Мне это больно.
   - А ты не будь дураком. Дай два литра и сотню "Казбека".
   - Для чего?
   - Уж говорила, для чего! Греться будем.
   - Не померзнем.
   - Увидим.
   - Посмотрим.
   В среду Антошкин потеплее оделся, сунул нос в кашне и отправился в контору. В воздухе кружились первые снежинки. Вернулся Антошкин поздно вечером. Лицо его сияло. Изо рта вылетали клубы пара.
   - Достал?
   - Достал. То есть не вполне достал, а сказали, чтобы приходил во вторник или, лучше всего, в пятницу. Тогда обещали дать.
   - Замерзнем, Васенька. Я уж коченею.
   - Не замерзнем.
   - Увидим.
   - Посмотрим.
   Во вторник Антошкин пошел в контору ранним утром, когда косматое, морозное солнце только что появилось над обледенелой крышей. Вернулся поздно ночью не в духе. Молчал. Спал в шубе и валенках.
   Ночью мамаша подошла к его постели:
   - Васенька...
   - А?
   - Дай два литра и сотню "Казбека".
   - Не дам.
   - Почему?
   - Принципиально.
   - Померзнем.
   - Не померзнем. В пятницу обещали непременно дать.
   В пятницу Антошкин вернулся глубокой ночью. Под глазами были синяки. Глаза лихорадочно блестели. Мамаша в салопе и ковровом платке топала валенками. Красивый иней сверкал на стенах.
   - Достал?
   - Достал. Почти достал. Обещали в...
   - Дай два литра и сотню "Казбека".
   - Не дам.
   - Но почему же, Васенька? Ведь вымерзнем.
   - Принципиально. Я знаю, для чего вам водка и папиросы! - закричал Антошкин. - Вы хотите взятку дать!
   - Замерзнем.
   - Пусть замерзнем. Но взятки давать не будем.
   - Как хочешь, Васенька.
   На рассвете Антошкин вскочил. Руки у него были красные, как морковка. На волосах сверкал иней. Он бросился к постели мамаши, долго рылся в шубах, половиках, коврах, перинах и, наконец, откопал старушку...
   - Мамаша... - хрипло сказал он. - Если бы я жил в другом доме... Но в нашей конторе засели жулики. Мамаша, не могу больше! Черт с ним! Берите два литра и сотню "Казбека".
   - И умница, Васенька! Давно бы так!
   Мамаша поспешно оделась. То есть, вернее, разделась: сняла с себя лишнюю шубу, положила в котомочку два литра доброй московской водки и сотню "Казбека", перекрестилась и деятельной старушечьей походкой засеменила к дверям.
   Через час во дворе раздался грохот сваливаемого угля, и бодрый молодой человек с черным носом ворвался в комнату:
   - Вы Антошкин?
   - Я Антошкин.
   - Распишитесь.
   - А что?
   - Ничего. Распишитесь здесь и здесь. Уголек вам привезли. Счастливо оставаться! Грейтесь на здоровье. У нас это быстро.
   От молодого человека приятно попахивало доброй московской, и во рту дымился "Казбек".
   1944
   С НОВЫМ ГОДОМ!..
   ...И тогда поднялся советский рубль, взял в руку стакан и, одернув новенький, хрустящий пиджак, желтый, в разноцветную сетку, сказал:
   - Товарищи и граждане! Позвольте и мне произнести маленькую новогоднюю речь.
   - Просим! Просим! - послышались голоса.
   - Внимание!
   - Тише!
   - Слушайте, слушайте!
   Советский рубль солидно откашлялся и начал:
   - Хотя я и являюсь, так сказать, представителем младшего поколения советской валюты, но в эту торжественную новогоднюю ночь мне хочется поговорить о себе. Вот вы все смотрите на меня и, наверное, думаете: "Скажите пожалуйста, какой он у нас молодой, здоровый, крепкий. Даже завидно". Не отрицаю. Да. Я действительно молодой, действительно здоровый, действительно крепкий. Больше того - я очень устойчивый и очень твердый.
   Но, товарищи и граждане, прежде чем я стал таким, каким вы меня видите сейчас, мне пришлось пережить немало критических минут и тяжелых переживаний. Не забудьте, что в разгроме немецкого фашизма наряду о пушками, пулеметами, "катюшами", самолетами, винтовками принимал самое деятельное участие и советский рубль. Советский народ бил гитлеровцев, как говорится, и дубьем и рублем. Так что я за время войны порядком-таки поистрепался. Сам по себе поистрепался, да и фашистские гады не дремали. Небось знаете сами, как они меня подделывали? Иной раз смотришь на себя в зеркало и не понимаешь: это ты или твоя фальшивка?
   Опять же от различных спекулянтов и кубышечников сильно мне досталось. Я люблю простор, волю, свободное обращение, а меня запихнут куда-нибудь под матрас, пока я вырасту. А какой может быть рост среди клопов и тараканов, в грязной тряпке! Мне для правильного роста, если хотите знать, необходима хорошая, культурная сберегательная касса. Там я действительно чувствую себя человеком - расту и развиваюсь. А в кубышке, - помилуйте, разве это жизнь? В кубышке я бог знает во что превращаюсь, не валюта, а, извините за выражение, какая-то греческая драхма или фунт стерлингов! Тьфу! И до того это меня заездили всякие спекулянты и мешочники, что сказать не умею. Разве же это для уважающей себя валюты дело?
   Но в самые черные дни я не терял надежды. Я знал, что советский народ меня в обиду не даст. Выручит. И действительно, я не ошибся.
   Посмотрел на мое положение трудовой советский народ и сказал: "Глядите, братцы, что-то наш кровный рублик захирел, ослабел малость, шатается, того и гляди, упадет. Давайте-ка его, братцы, укреплять". А уж что советский трудящийся народ скажет, то верно.
   Как прослышали спекулянты да кубышечники, что Советское правительство меня укреплять будет, - свету белого невзвидели. Как кинутся, пользуясь моей слабостью, в магазины - и ну покупать! Покупают, хватают, домой тащат, а чего - сами не разберут. Лишь бы чего-нибудь хапнуть.
   Одна божья старушка, закоренелая спекулянтка, впопыхах в зоологический магазин заскочила и двух удавов, не торгуясь, купила и в кубышку вместо меня сунула. Дескать, пускай удавы лежат под матрасом и в цене растут.
   А один старичок-мешочник два мотоцикла купил. Насилу домой доволок. А что с ними делать - и не знает, потому что он, кроме как на крыше поезда, ни на чем ездить не ученый. Стал их запускать - так на одном горючем разорился.
   А вот, например, когда я сюда, на встречу Нового года, шел, на такую картину наскочил: сидит на сугробе гражданин и плачет.
   - Что с вами? - спрашиваю. - Почему плачете?
   А он отвечает сквозь глухие рыданья:
   - Опоздал. Тринадцать часов.
   - Как, - говорю, - тринадцать часов, когда еще только половина двенадцатого?
   А он плачет, разливается:
   - Может, у других людей двенадцать с половиной, а у меня ровным счетом тринадцать, и не знаю, что с ними делать.
   - Чего тринадцать?
   - Да часов же! Часов! Тринадцать штук. Восемь будильников, четверо столовых да одни заграничные штампованные. Уже золотые до меня все расхватали. Опоздал.
   - Так тебе, дураку, и надо, - сказал я. - Теперь тебе не на что и Новый год встретить. Сиди и рыдай.
   И поспешил сюда.
   Итак, дорогие товарищи и граждане, я очень рад встретить наступающий Новый год среди вас, умных людей, которые знают, что чем крепче и тверже рубль, тем лучше жить, тем скорее придем мы к счастливому будущему. С Новым годом, дорогие друзья! С новым счастьем!
   1947
   III
   СМЕРТЬ АНТАНТЫ
   Антанта доживает последние дни.
   Из газет
   Антанта сидела на подушках в глубокой, но очень удобной фамильной калоше и умирала.
   Возле нее шептались доктора:
   - Острое малокровие и воспаление Рурской области.
   - Положение серьезное.
   - Позвольте, коллега! Совершенно наоборот. Сильная форма конференции с легкой примесью разжижения финансов.
   - Гм!
   - Что касается меня, то я думаю, что у пациентки английская болезнь.
   - Не может этого быть! Английская болезнь - детская болезнь. А пациентка - особа пожилая.
   - Вот-вот! Значит, впала уже в детство.
   - По-моему, у больной французская болезнь.
   - А также испанка.
   - Скорее, турчанка...
   - Во всяком случае, сильные приступы социализма налицо.
   - Вы хотели сказать - на лице?
   - И на лице. Тоже. Ссадины порядочные.
   - Коллеги, обратите внимание: болезненное сужение... проливов и вывих Моссула.
   - Ерунда! Мы имеем дело с чисто психическим заболеванием.
   - Вы думаете?
   - Уверен. У больной опасная мания.
   - Именно?
   - Мания величия.
   - Ну, это не так опасно. Я думаю, что у нее есть другая мания, более серьезная.
   - Какая?
   - Гер-мания.
   - Что вы говорите?
   - Ну да. Больная все время бредит углем.
   - Это плохой симптом.
   Бедные и богатые родственники, разбившись на группы, тихо совещались по углам.
   - Наследство?
   - Гро-мад-ное.
   - Что вы говорите?
   - Одних... долгов сколько!..
   - А кто же... будет платить, если старуха протянет ноги?
   - Как вы выражаетесь! Стыдитесь!
   - А черт с ней! Чего стесняться! Никто не слышит. Вы лучше скажите, кто будет платить долги?
   - Естественно кто: родственники.
   - Да? Вы думаете? Ну, я пошел, мне пора. Я и так на десять минут опоздал. Бегу, бегу!
   - До свидания. Впрочем, я тоже... опоздал. Бегу.
   Родственники бросились бежать, как крысы с тонущего корабля.
   - Тише! У больной падает...
   - Пульс?
   - Нет, франк.
   - Дайте зеркало. Что, никого нет? Все сбежали? Ну и родственнички!
   - Ну что ж! Вечная ей, как говорится, память! Спи с миром, дорогая собак... То есть, что это я говорю?.. Тетя.
   * * *
   А с улицы доносилось пение "Интернационала".
   Это синеблузые кредиторы грозно надвигались в дверь, сжимая в руках неоплаченные счета.
   Счета за войну, за рурский уголь, за врангелевскую авантюру, за расстрелянных коммунистов и еще за многое другое.
   Лица у них были беспощадны.
   1923
   НЕЦЕНЗУРНАЯ ТЕРЕЗА
   Официально в Италии цензуры
   нет, но на самом деле, негласно, она
   существует; особенно свирепствует
   цензура в области социалистической
   прессы. Когда появились рабочие
   газеты с цензурными лысинами,
   рабочие увидели, что цензура есть, и
   стали волноваться. Цензура заявила
   газетам, чтобы цензурные лысины
   заполнялись чем угодно, лишь бы в
   газетах не было пробелов. Редакторы
   газет заявили, что все цензурные
   пропуски будут заполняться народной
   песенкой о Терезе.
   Из газет
   Главный цензор итальянского управления по делам печати развернул утренние рабочие газеты и немедленно схватился за лысую голову:
   - О, санта Мария! Эта лысина доведет меня до могилы! Позвать сюда секретаря!
   Вошел секретарь.
   - Синьор Макарони! Лысина. Опять лысина! Ради бога... Вы не знаете средства против лысины?
   Секретарь искоса взглянул на цензорский череп и, самодовольно погладив свою пышную итальянскую прическу, сказал, нежно изгибаясь:
   - О синьор! Что может быть проще: последнее американское патентованное средство для ращения волос "Жуликоль". При регулярном втирании три раза в день в течение двух месяцев самый упорный бильярдный шар обрастает пышной шевелюрой. Большой флакон - пять лир, два флакона, - десять лир, три пятнадцать, четыре...
   Главный цензор вспылил:
   - Довольно! Прекратите эти лирические излияния! Я никому не позволю издеваться над моей честной лысиной! Не в ней дело! В газетах лысина. Вот, поглядите. Что делать?
   Секретарь изогнулся еще ниже:
   - Слушаю-с, синьор! Сейчас мы это все уладим.
   Через полчаса в редакцию рабочей газеты была отправлена официальная бумажка. Составлена она была коротко, ясно и твердо:
   "Впредь ликвидировать всякие лысины. Печатайте на месте цензурных выпусков что угодно. Хотя бы песенку о Терезе. Но чтобы ни одного пробела! Мы вам покажем коммунистическую пропаганду! Закроем в два счета".
   Прочитав отношение, редактор мрачно подмигнул портрету Маркса и сказал помощнику:
   - Хорошо. Будьте добры, товарищ, дайте мне передовую с цензурными лысинами. Мы их сейчас ликвидируем!
   И, деловито насвистывая песенку Терезы, он взялся за работу.
   На следующее утро секретарь подошел к столу главного цензора:
   - Вот! Ни одной лысины! Извольте взглянуть.
   Цензор самодовольно развернул газету и пробежал глазами передовицу.
   Затем он надулся, стал красным, потом синим, потом желтым. Наскоро переменив на своем лице все цвета, имевшиеся у него в репертуаре, он заорал:
   - Вы не смеете издеваться надо мной! Я вас выгоню со службы! Мальчишка! Читайте передовую.
   Секретарь трясущимися руками потянул к себе газету и обомлел.
   Вот как выглядела передовая статья:
   "Товарищи!
   Дальше так продолжаться не может. Мы не можем оставаться пассивными в то время, как германский пролетариат схвачен за горло беспощадной рукой...
   Я к тебе попался в сети,
   Ты смеешься надо мной.
   Ах, Тереза, шутки эти
   Могут кончиться бедой.
   Затем все действия королевского правительства, направленные...
   Ах? Тереза, шутки эти
   Могут кончиться бедой.
   Для капитализма, сжимающего итальянский пролетариат:
   Я к тебе попался в сети,
   Ты смеешься надо мной.
   Ах, Тереза, шутки эти
   Могут кончиться бедой.
   А также и фашистского премьер-министра Муссоли...
   Я к тебе попался в сети,
   Ты смеешься надо мной.
   Ах, Тереза, шутки эти
   Могут кончиться бедой,
   Могут кончиться бедой.
   И вообще все это
   Могут кончиться бедой.
   для всех душителей рабочего класса.
   Главный цензор лежал без чувств.
   1923
   НЕУДАЧЛИВАЯ КОММЕРЦИЯ
   Ни одно государство не
   соглашается купить пароходы,
   уведенные Врангелем из Крыма.
   Из газет
   На рынок вышел испитой человек с подвязанной щекой и в коротеньком пиджачке.
   Одной рукой он прикрывал видневшуюся из пиджака волосатую грудь, а в другой волок мешок.
   Человек вышел на середину площади, сел на корточки и разложил товары.
   - Ей, не зевай! Хватай-налетай! Старый и малый, брюнет и блондин, старуха и красавица - выбирай, что нравится! Вот пароход - проверен ход. С ручательством на пять лет, полезный предмет для каждой уважающей себя нации - незаменимо при эвакуации. Верьте словам. Пробовал сам.
   Подошли покупатели. Трое. Румын, турок, грек.
   - Почтеннейшая публика! Не пожалейте иностранного рублика. Купите подводную лодку по случаю - самую лучшую. А? Прикажете завернуть? Отдаю за четверть цены, себе в убыток, ей-богу!
   Покупатели сумрачно покачали головами.
   - Не хотите? В таком случае не угодно ли чайных ложечек? Серебряные, с пробой. Можно сказать, трофей, отбиты в бою у неприятеля. Исторические ложечки.
   Один из покупателей вздохнул:
   - Не надо ложечек. На них монограмма: "Кафе "Якорь". Они краденые.
   Продавец выпучил глаза.
   - Что? Краденые? Да отсохни у меня рука, да провались я на этом самом месте, да пусть я... Впрочем, я могу предложить вам еще... салфеточки. И меточек нет-с, все честь честью. За четверть цены...
   - Тоже. Краденое. Метки вырезаны.
   Торговец заплакал.
   - Значит, не покупаете? А я думал... Даже сами господин Пуанкаре публично одобряли.
   - Нет. Не покупаем. Пускай твой Пуанкаре сам краденое покупает. За это и в МУР можно попасть.
   - Тогда, может быть... господа, так, кельк шоз пур буар... Несколько сантиметров в счет этой самой интервенции... Пожертвуйте герою Перекопа, бывшему студенту... Превратности судьбы... А ведь поверите - бароном был... И фамилия моя барон Врангель... Смеетесь? Не верите? С-с-странно! Ч-ч-честное слово... Мерси... За ваше здоровье!
   1923
   ДЕТСКИЙ РАЗГОВОР
   Американский мальчик вежливо улыбнулся английскому мальчику.
   - Здравствуй, мальчик!
   - Здравствуй!
   - Ты очень красивый.
   - И ты очень красивый.
   - Спасибо. Ты мне очень нравишься.
   - Давай дружить.
   - Давай.
   - У вас есть король?
   - Много: король железа, король сахара, король свиней, ко...
   - Н-н-у! Покажи свои игрушки.
   - Пожалуйста. Вот солдатики... Видишь, сколько? Много. Целая уйма!
   - И у меня есть солдатики. Тоже уйма. А пушки у тебя есть?
   - Есть. Сто коробок пушек. И еще есть броненосцы. А у тебя?
   - И у меня броненосцы. Тоже сто коробок...
   - Гм! Давай дружить.
   - А у тебя есть нефть?
   - Есть.
   - Много?
   - Сто бочков.
   - А у меня больше. У меня сто бочков, и еще сто бочков, и еще сто бочков.
   - Ну-ну! Где же ты взял?
   - Накрал. В Персии, Месопотамии и прочих местах.
   - А у меня флот.
   - А у меня нефть. На тыщу лет хватит. А у тебя не хватит.
   - А у нас... небоскребы.
   - А у меня нефть.
   - А мой папа миллиардер.
   - А у меня нефть.
   - А ты ворюга!
   - А у меня нефть. А ты не ругайся, воспитанные мальчики не должны ругаться, а то я тебе дам по морде, паршивая сволочь!
   - Это я-то сволочь? Ах ты, сукин сын, и мать твоя сука вместе со своими лордами!
   - А это видел?
   - Дам в морду.
   - Попробуй.
   - Ну давай опять дружить.
   - Давай.
   И так далее. Впрочем, невдолге один другому даст в морду. Это уж верно!
   1923
   ТОРГОВЕЦ МЯСОМ
   Речь Посполита призывает Англию
   и Францию помочь Польше,
   расстроившей свои финансы в борьбе
   за спасение от большевизма. Франция
   решила Польше предоставить заем,
   покупая, таким образом, за недорогую
   цену польское пушечное мясо на
   случай, если Франция выступит против
   германской революции.
   "Известия"
   - Господин Пуанкаре, вас там один дожидается, в передней. С утра сидит.
   - Кто такой? Что ему нужно?
   - Не могу знать. Говорит, значит, что расстроивши финансы. В борьбе, значит, за спасение...
   - Врангель, может быть?
   - Никак нет. Не Врангель. Врангеля мы очень хорошо знаем. Хи-хи! Врангель - они каждую субботу за получкой с черного хода шляются. Не Врангель.
   - Какой же он из себя?
   - Да как будто из французов, только сортом пониже. Опять же усы.
   - Говоришь - усы? Гм! Что же он говорит?
   - Так и говорит, что расстроивши финансы. В борьбе, значит, за спасение. Опять же насчет мяса.
   - Мяса? Ничего не понимаю... Ладно. Веди его! Только пусть ноги вытрет хорошенько.
   * * *
   - Здравствуй, любезный. Ты кто такой?
   - Витос я, премьер польский. Не изволили признать? Хе-хе!
   - И то я смотрю. Садись, голубчик. Только ты того... с обивкой поосторожнее.
   - Слуш... вашсиясь!
   - Ты рот не разевай, а то луком от тебя на два квартала воняет.
   - Хе-хе! От хорошей жизни не завоняет. Дороговизна, вашсиясь, заела. В борьбе, так сказать, за спасение от большевизма финансы свои растратил. До четверга. Как честный человек...
   - В деньгах, что ли, нуждаешься? Нечего хвостом крутить. Прямо говори.
   - Так точно, вашсиясь! В деньгах. До четверга, как честный человек. Лимонов шестьсот. Прикажите, вашсиясь. А то уж я вам, вашсиясь, такой товар поставлю! Такой товар! Пальчики оближете.
   - А что такое?
   - Мясцо, вашсиясь. Пушечное. Первый сорт. Два миллиона голов - как одна копейка. Один в одного. Шестьдесят процентов грамотных. Бей - не хочу. Незаменимо для подавления немецкой революции.
   - Гм! А ты не врешь?
   - Побей меня бог!
   - А не много будет шестьсот?
   - Вашсиясь! Один в одного. Мясо - мясо. Красота. Два миллиона. И все рабочие и крестьяне.
   - А они... тово... не левые?
   - Вашсиясь!.. Как перед богом! Расстроил финансы в борьбе за спасение от большевиков... Товар - первый сорт. В случае чего жандармами погоним. Набавьте!
   - Не могу, четыреста.
   - Эх, пожалте ручку, забирайте. Вашсиясь! Верьте: себе дороже стоит, ну да уж по старой дружбе! Один в одного.
   - Получай чек.
   - Довидзеньица, вашсиясь. Бардзо дзенькую... Вы наши паны, мы ваши хлопы!
   1923
   ЛАВОЧКА
   Второй Интернационал 
   поставщик буржуазных
   министров.
   Из газет
   Толстый господин в цилиндре, с сигарой в зубах, солидно покачиваясь, вошел в магазин.
   Немолодой приказчик с почтительным, лакейским лицом и социал-демократическими бачками подобострастно изогнулся перед посетителем:
   - Здравия желаю, вашсиясь!.. Давненько не изволили заходить-с! Милости просим!
   - Здравствуй, братец.
   - Извольте стульчик! У вас, кажется, сигарка погасла? Вот спичечка. Чего прикажете, господин Капиталов? Получена свежая партия провокаторов. Замечательный товар! Но если вам не нужны провокаторы, я могу вам предложить первоклассный экземпляр ренегата. Оставлен на комиссию. Имеет солидные рекомендации. Не угодно? В таком случае, может быть, вас заинтересует транспорт старых, выдержанных штрейкбрехеров? Каждый избит не менее четырех раз. Не угодно? Но, может быть...
   Приказчик интимно понизил голос:
   - Но, может быть, вам понадобится полдюжины хороших, испытанных и недорогих политических убийц? Имеем благодарственное письмо от господина Муссолини...
   Господин в цилиндре озабоченно покачал головой.
   - Это все хорошо... Парочку провокаторов и вагона два штрейкбрехеров вы мне, пожалуйста, пришлите... Да убийцу одного заверните, только не дорого. Но это все мелочи жизни! Мне нужны, видите ли, благонамеренные министры-социалисты, но, как бы вам сказать, не чуждые этакого... хе-хе-хе!.. Вы меня понимаете?
   Приказчик вытянул руки по швам, засиял всеми цветами радуги и выпалил:
   - Так точно, вашсиясь, понимаем! Наша фирма "Интернационал Второй и К°", идя навстречу растущим потребностям своих многоуважаемых клиентов, открыла у себя отдел по снабжению буржуазных государств первоклассными, скромными, покладистыми и уступчивыми министрами-социалистами. Незаменимая вещь при смене кабинетов! Лучшее средство для втирания очков рабочим массам. Имеются в продаже как поштучно, так и целыми гарнитурами, для полного оборудования кабинетов! С ручательством на шесть лет. По рабочему кредиту рассрочка...
   - А ну-ка, покажите.
   - Пожалте!
   С этими словами приказчик быстро и ловко стал выбрасывать на прилавок связки министров-социалистов. Господин в цилиндре внимательно осматривал их, брал в руки, мял пальцами, нюхал и морщился.