Катаев Валентин Петрович. Горох в стенку (Юмористические рассказы, фельетоны)

   Дабы ни один нескромный глаз не мог проникнуть в мировую тайну Иван Степанча, ко времени его приезда тренерский зал освобождался от недовольных чемпионов.
   Иван Степанч вышел в зал, и директор, затянувшись гаваной, бдительно развалился в кресле против захлопнувшейся двери.
   - А теперь надо действовать. Кажется, он уже там, - пробормотал наемный убийца, загримированный водосточной трубой.
   Он висел вдоль наружной стены тренерского зала, на высоте десяти футов от уровня моря. Небольшой карманный лом и цепкие пальцы сделали свое дело. Негодяй осторожно вынул один из кирпичей и заглянул в тренерский зал. Иван Степанч стоял перед контрольным мячом и задумчиво перелистывал словарь.
   Убийца затаил дыхание. Сейчас он узнает азиатскую тайну Иван Степанча...
   А в это время Гарри Пиль с ловкостью молодой змеи полез по ребру соседнего небоскреба.
   Ничего не подозревавший Иван Степанч перелистывал словарь, изредка поднимая глаза к потолку и старательно выговаривая:
   - Будьте добры, мистер, дайте мне один билет на очень скорый поезд в Сан-Франциско.
   - Тысяча чертей, хороший прием! - буркнул негодяй с легкой завистью. Этот парень мне начинает нра...
   Но он не окончил фразы. Тяжелая рука Гарри Пиля легла на его плечо.
   - Ни с места, негодяй! Именем закона вы арестованы!
   Приближались полисмены.
   Не зная того, что он был на волосок от смерти, Иван Степанч особенно ласково улыбнулся директору и сел в автомобиль.
   - Пожалуйста, на вокзал, - сказал он шоферу.
   Мотор помчался. Но следом за ним помчались два других мотора. Один, легковой, - с Гарри Пилем, другой, грузовой, - с двадцатью четырьмя американками.
   Они настигли Иван Степанча у самого вокзала.
   Гарри Пиль ловко прыгнул из своей машины прямо в машину Иван Степанча и спешно надел на бедного шофера наручники, затем, повернув к расстроенному чемпиону добродушное лицо, гениальный сыщик приподнял котелок.
   - Мистер, негодяи хотели вас похитить как раз накануне состязания. Вас везли на вокзал. Но, к счастью, я подоспел как раз вовремя.
   Двадцать четыре американки торжествовали.
   - Да здравствует Иван Степанч! - кричала восторженная толпа.
   Иван Степанч перелистал словарь и старательно сказал, раскланиваясь:
   - Напрасно вы беспокоитесь, я не боюсь негодяев.
   В день состязания директор потирал руки. Иван Степанч грустно натягивал на свои тощие, но очень волосатые ноги красивое трико.
   Десятки сыщиков во главе с Гарри Пилем шныряли в коридорах цирка, охраняя Иван Степанча от злостных покушений.
   Чемпионы волновались в ожидании страшного жребия.
   Спортинг-Палас содрогался, как лейденская банка. Джаз-банд играл туш. Двадцать четыре американки рыдали от нетерпения.
   Наконец на арене появился директор:
   - Мистеры, состязание начинается. Сейчас будет брошен жребий.
   Двенадцать чемпионов всех цветов интернациональной радуги выступили в зыбкую полосу ослепительных прожекторов. Вслед за ними вышел тощий Иван Степанч. Цирк задрожал от аплодисментов. Иван Степанч слабо раскланивался.
   Двенадцать жребиев было брошено в цилиндр директора, и двенадцать чемпионов, обливаясь холодным потом, опустили в него двенадцать мускулистых рук.
   Жребий достался чемпиону среднего веса, голландцу ван Гутену. Голландец побледнел, спешно начал письмо в Амстердам, своей престарелой матушке.
   Иван Степанч, загадочно улыбаясь, положил на ковер словарь.
   Ван Гутен передал письмо директору цирка, в последний раз пожал одиннадцать рук товарищей-чемпионов и вышел в круг, надевая перчатки.
   Раздался свисток. "Будь что будет", - подумал несчастный голландец, не смея отвести своих честных глаз от ядовитых глаз Иван Степанча.
   С отчаянием обреченного кинулся к неумолимому Иван Степанчу и дал ему в морду.
   Кожаная голова мопса закрыла на секунду всю узкую голову Иван Степанча.
   Вентиляторы жужжали в мертвой тишине, как аэропланы, разбрасывая сильные электрические искры.
   Иван Степанч пошатнулся и упал. Судьи схватились за часы, считая секунды.
   Голландец вдавил голову в богатырские плечи и ждал гибели. Он не сомневался, что ближайшие три секунды принесут ему гибель.
   По правилам бокса, борец, пролежавший более десяти секунд, считается побежденным.
   Прошла одна секунда, две и три.
   Вентиляторы жужжали. Иван Степанч лежал.
   Четыре, пять, шесть, семь.
   Иван Степанч лежал.
   Восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать и тринадцать.
   Гробовое молчание.
   Прошло еще две минуты, после чего на арену вышли четверо очень красивых лакеев в простых фраках, взяли Иван Степанча за руки и за ноги и унесли.
   Публика неистовствовала.
   - Что это значит, негодяй? - заревел директор.
   Иван Степанч с трудом раздвинул левым глазом вздутую, разноцветную щеку, перелистал словарь и старательно выплюнул на ковер четыре передних зуба.
   Толпа громила Спортинг-Палас.
   1923
   КОЗЕЛ В ОГОРОДЕ
   Товарищ лектор, в чем цель жизни?
   Г.Шенгели
   На эстраду провинциального клуба вылез громадный небритый человек в зловещем фраке.
   Он громко откашлялся и затем сиплым шепотом спросил:
   - А где же аккомпаниатор?
   - Помилуйте, товарищ лектор, - встревожился Саша, - лекция ведь! Самогон ведь. И борьба с ним. Какая же может быть тут музыка?
   - Лекция? Гм... А может быть, спеть все-таки что-нибудь, а? Из "Демона", а?
   - Хе-хе! Лекция ведь.
   - А я, ей-богу, лучше спою! Чесс... слов... Этакое что-нибудь...
   Н... на земле весь р-р-род людской
   Ча-тит адин кум-м-мир свящ... е-э-ээ...
   - Что вы, что вы! Лекция ведь. Самогон ведь и, так сказать, борьба. Так у нас и на афише написано.
   - Разве? Ну ладно! Гм... гм...
   Человек во фраке густо откашлялся, взялся руками за шею, мотнул головой и стал в позу.
   Председатель позвонил.
   - Товарищи, призываю вас к порядку! Сейчас товарищ из центра будет докладать на тему о самогоне и так и далее. Тема очень важная в общественном смысле трудящихся, и которые, может, предпочитают танцы, то те могут покинуть аудиторию. Слово представляется товарищу из центра.
   Докладчик посмотрел вокруг голубоватыми глазами, качнулся и сказал:
   - Товарищи! В этот грозный час, когда Республика Советов стонет перед кознями наемников мирового капитализма, мы не можем оставаться индифферентными. Все как один! Верно я говорю?
   - Верно, - одобрительно подтвердили из зала.
   - Да, товарищи! Мы все, как один, должны встать на борьбу с самогоном! Тысячи людей пьют самогон, и тысячи людей отравляются ежедневно этим злостным ядом, который разрушает организм. Верно я говорю?
   - И даже слепнут, - сказал из зала деловитый бабий голос.
   - В-в-верно, гражданка! Оч-чень дельное замечание! Именно - слепнут. Бывает. И глохнут. Чесс... слово... Итак, товарищи, мы видим, что самогон это страшный яд, который бич. А почему?
   Докладчик обвел притихшую аудиторию грозным взглядом.
   - А па-а-чему?
   Он выдержал эффектную паузу и, в достаточной мере насладившись тишиной, повысил голос:
   - А потому, дорогие товарищи, самогон приносит вред, что очищать его как следует до сих пор не научились... А что может быть проще - очистить самогон? Пара пустяков. На одно ведро самогона берется три фунта простой, обыкновенной, ничем не замечательной соли.
   - Крупной или мелкой? - быстро спросили из зала.
   - Лучше всего мелкой. Но, конечно, можно и крупной. Ну-с, затем насыпают эту соль в самогон и сверху ведро прикрывают чем-нибудь теплым. Одеялом, например.
   - А подушкой, товарищ лектор, можно?
   - Можно и подушкой! Даже подушкой лучше. Да, дорогие товарищи! Затем надо взять фунтов пять-шесть простой, примитивной клюквы...
   - Клюквы! - восторженно взвизгнула баба из третьего ряда, хлопая себя по бедрам. - Ах ты ж боже ж мой! Клю-у-квы!
   - Именно - клюквы! - торжествующе воскликнул лектор. - Обыкновенной что ни на есть клюквы. И варить вышеупомянутую клюкву на медленном огне, подмешивая туда квасцов, мелу, соды...
   - А квасцов-то много?
   - А соды-то?
   - Товарищ лектор, а как же, ежели...
   - Тише! Тише! Дайте слушать! Не напирайте! Квасцов-то много надо подмешивать?
   В зрительном зале начался шум. Задние напирали на передних. Женщины пищали. На кафедру летели записки.
   - Товарищи, не все сразу! Прошу по порядку. Вот тут поступила записка с вопросом: "Можно ли для крепости в самогон подмешивать перцу и табаку?" Отвечаю: ка-а-а-нечно, нет! Перец и табак, подмешанные в самогон, действительно создают впечатление крепости, но в действительности никакой крепости не увеличивают, а голова потом болит как проклятая. Ну-с... Итак, я продолжаю. А когда, дорогие товарищи, клюква уварится и пустит сок, надо взять сито, простое, наипримитивнейшее кухонное сито, которое...
   Председатель побледнел.
   - Товарищ докладчик, прошу держаться ближе к теме!
   Публика заревела:
   - Пущай выскажет! Просим, просим! Не мешай докладчику! Соды-то сколько? Мел толченый аль куском? Да пущай еще раз про сито скажет!
   Докладчик же, склонив голову и полузакрыв глаза, продолжал говорить:
   - Засим, дорогие товарищи, всю эту музыку надо протереть сквозь сито в сосуд...
   - Сосут?! Ах ты ж боже ж мой, и уже сосут? А?
   - Вот как здорово!
   - ...в глиняный сосуд, в который перед этим положить...
   Председатель схватился за голову и бросился за кулисы. Саша стоял, прислонившись холодным потным лбом к боковому софиту.
   - Саша, - тоскливо провыл председатель, - он деморализует аудиторию! И на доктора не похож! Может, ты ошибся, кого другого привез?
   - Ничего не ошибся, - глухо сказал Саша. - Сам в гостиницу ездил, в номер восьмой.
   Председатель затрясся.
   - Восемнадцатый, а не восьмой! Зарезал! Тащи его с эстрады! Не восьмой, а восемнадцатый! Занавес! Занавес! Перепутал! В восьмом актер. Шляпа!
   Саша судорожно задергал занавес.
   Но было уже поздно. Лектор стоял посередине зала, окруженный восторженной аудиторией, и отвечал на записки.
   Председатель припал к щелке занавеса. Минуту его лицо выражало отчаяние. В следующую минуту оно слегка прояснилось. Затем председатель озабоченно покачнулся и вдруг хриплым голосом крикнул в зал:
   - Товарищ лектор! Ну а как же, ежели, например, в закваску слишком много дрожжей положишь, а она и загустеет, подлая?..
   И с этими словами ринулся в самую гущу любознательной аудитории.
   1923
   КЕДРОВЫЕ ИГОЛКИ
   Сонькин шумно ворвался в кабинет директора треста. Директор в это время говорил по двум телефонам, писал доклад, пил чай с бубликами и считал на счетах. Лицо у него было измучено. Он удивленно посмотрел на незнакомого Сонькина.
   - Я - Сонькин. Здравствуйте. Вы можете заработать.
   - Да? - спросил обалдевший директор, плохо соображая, что ему говорят.
   - Пишите аванс на пять тысяч золотом, и через пару дней они уже будут у вас на складах.
   - Кто - они?
   - Кедровые иголки. Сто пятьдесят тысяч пудов.
   - К-кедровые и-иголки? Вы с ума сошли?
   Сонькин снисходительно улыбнулся:
   - Именно кедровые, именно иголки, и именно это вы, скорей, сошли с ума.
   - Милый, но для чего же нам кедровые иголки, если наш трест занимается исключительно рыбой? И вообще, не мешайте мне работать! Я занят... Да, да! Я слушаю. Алло! Кто говорит?.. Червонцы? Ничего подобного - товарные рубли! И воблу, естественно! Алло!!
   Сонькин уютно развалился в кресле, разглядывая бронзовую собаку на директорском столе.
   * * *
   Директор покончил с телефоном и принялся за доклад.
   Сонькин улыбнулся краем левого глаза и дружески посоветовал:
   - Все-таки вам надо купить кедровые иголки.
   - Вы еще здесь?! - воскликнул директор. - Товарищ, вы мне мешаете работать! Вы видели на дверях надпись: "Без доклада не входить"? Попрошу вас выйти.
   Сонькин опечалился.
   - А где у вас написано, чтоб без доклада выходить?
   - Курьер, выведите его! Он мне действует на нервы.
   - Курьер, не надо! Я сам. Товарищ директор, до свиданья! Я уже ушел. Так не забудьте: вам надо купить кедровые иголки!
   Директор зарычал.
   Сонькин интимно подмигнул курьеру и выскользнул из кабинета.
   В кабинет вошел секретарь.
   Он учтиво изогнулся.
   - Семен Николаевич, исключительный случай! Сто пятьдесят тысяч пудов кедровых иголок, баснословно дешево! Верных тридцать процентов! Пять тысяч рублей авансом и...
   Директор вытаращил глаза:
   - Что? Опять кедровые иголки? И вы тоже? Милый, но для чего же нам вышеупомянутые иголки, если мы трест "Ракрыба"?
   Секретарь пожал плечами:
   - Выгодно-с!
   - Но объясните, почему?
   - Потому-с!
   Директор схватился за голову:
   - Отстаньте от меня! Мне не нужны кедровые иголки. Поняли? Ступайте!
   Секретарь грустно улыбнулся.
   - Слушаюсь! А все-таки вам нужно купить кедровые иголки.
   Директор повалился головой в бумаги.
   На цыпочках вошел курьер. Он осторожно поставил стакан чаю на бумаги и застенчиво пробормотал:
   - Товарищ директор! Вам надо купить кедровые иго...
   - Вон! - зарычал директор.
   Позвонил телефон. Директор сорвал трубку.
   Из телефонной трубки послышался тоненький голос:
   - Вам надо купить кедровые и...
   Директор разбил стулом телефон и бросился домой.
   - Маня! Они меня замучили. Обед готов?
   Жена сняла с головы шляпку, которую она только что примеряла, нежно посмотрела на директора треста и тихо сказала, опустив ресницы:
   - Милый, ты должен купить кедровые иголки!
   Директор упал без чувств.
   Сонькин работал.
   - Ну, как мы себя чувствуем? - спросил врач, ощупывая директорский пульс.
   - Нич-чего, спасибо, - бледно улыбаясь, сказал директор. - Кедровых иголок, надеюсь, можно не покупать?
   Доктор поднял кверху указательный палец:
   - Именно вам надо купить кедровые иголки!
   Директор тихо заплакал.
   - Господи, на что же мне сто пятьдесят тысяч пудов этих проклятых иголок? Хоть бы граммофонные они были, а то кедровые!
   В гостиной попугай кричал через короткие промежутки:
   - Вам надо купить кедровые иголки!
   Директор спал плохо и видел во сне пожарную лестницу, которая говорила:
   - Вам надо купить кедровые иголки. Понятно?
   На следующее утро осунувшийся и похудевший директор входил в переднюю треста. Швейцар весело снял с него пальто.
   - Ну что, товарищ директор, изволили купить кедровые иголочки?
   Директор бросился в кабинет и прохрипел:
   - Хорошо! Черт с вами! Позвать этого, как его, который иголки... Манькина... Я покупаю эти самые...
   - Так я уже здесь, - нежно сказал Сонькин, вылезая из ящика письменного стола. - Вот ассигновочка на пять тысяч рублей золотом. Подпишите. И через пару дней они будут у вас на складе. Мерси! Бегу расплачиваться с агентами. До свидания! Моя фамилия Сонькин, не забудьте.
   Сонькин стремительно исчез, потрясая ассигновкой.
   Директор глухо рыдал.
   Продолжение - в судебном отделе любой московской газеты.
   1923
   МОЙ ДРУГ НИАГАРОВ
   1. НИАГАРОВ И РАБОЧИЙ КРЕДИТ
   Мой приятель, небезызвестный Ниагаров, осмотрел меня с ног до головы уничтожающим взглядом и сказал:
   - Брюки длиннее, чем полагается, на пол-аршина, чего нельзя сказать о рукавах, которые короче на три четверти. Хи-хи! И потом - что это за набрюшник?.. Ах, не набрюшник, говоришь? А что же это такое?.. Ах, жилет! Виноват, ви-но-ват! Спорить не буду. Конечно, может быть, это у вас называется жилет, только не так я себе представляю эту часть туалета. Что, специально в Конотоп ездил заказывать костюмчик? Сознайся, плутишка! В Конотоп?
   Я застенчиво опустил глаза.
   - В Мосшвею. Ездил. Специально. Заказывать. На Петровку.
   - На Петровку? Ми-лый, да на Петровке я тебе оденусь, как молодой принц!
   - Ну, брат, на рабочий кредит не очень оденешься.
   - А что такое?
   - А то. Приказчики не уважают. "Забирай, говорит, что дают. Много вас тут, разных-всяких, с талончиками шляется". Я не успел и глазом моргнуть... Раз-два... На все деньги, и вот видишь...
   Ниагаров уничтожающе сверкнул глазами:
   - Деревня! Шляпа! Одевайся, идем.
   Через полчаса мы с Ниагаровым входили в магазин Мосшвеи на Петровке. Ниагаров засунул руки в карманы и, крутя папиросу в небрежно стиснутых зубах, подошел к приказчику.
   - Будьте любезны. Костюм. Самый лучший. И шляпу. Самую лучшую. Полдюжины рубах. Самых лучших. Живо.
   - В рабочий кредит? - подозрительно осведомился осторожный приказчик.
   Ниагаров сдвинул брови:
   - Бол-ван! Не видишь, с кем разговариваешь!
   - Виноват, вашсиясь... Простите... не признал... - Васька, стульчик господину! Митька, сними с господина галоши! Колька, принеси господину стакан воды. Разрешите-с снять-с мерочку-с...
   Ниагаров вертелся перед зеркалом и, презрительно искривив губы, цедил:
   - Черт знает что! Под мышками жмет. Воротник лезет на затылок. Брюки коротки. Не годится. Другой!
   - Сей минут, вашсиясь... Пожалте ножку. Так. Согните ручку. Так. Красота. Как вылитый.
   - Матерьял дрянь! Не годится. Другой...
   Через два часа, одетый с ног до головы, как молодой принц, Ниагаров небрежно подошел к кассе.
   - Получите. Талон. Моя фамилия Ниагаров. Мне еще тут остается кредиту на два червонца. Отметьте. Мальчик, отвори дверь. До свидания!
   С неподражаемой грацией поскрипывая новыми башмаками, Ниагаров прошел мимо обалделого приказчика и вышел на улицу. Вот тебе и рабочий кредит!
   - Видал-миндал? Де-рев-ня! А теперь разрешите вас чествовать обедом в "Праге". Тут у меня еще два червонца от кредита осталось.
   - Жаль ведь...
   - Младенец! При известном умении кредитом можно воспользоваться с большой помпой. Учись, юноша! Извозчик, в "Прагу"!
   2. ЛЕКЦИЯ НИАГАРОВА
   Громадная аудитория Политехнического музея была переполнена учащейся молодежью и профессорами. Деловитые рабфаковцы нетерпеливо ерзали на скамьях. Свердловки нервно теребили клеенчатые тетрадки. Строгие очки профессоров, френчи инженеров и буденовки генштабистов говорили о важности и серьезности предстоящей лекции.
   Я мечтательно облокотился на барьер и думал: "О, милая, отзывчивая советская молодежь, которая так трогательно тянется к солнцу знания, преодолевая на своем пути житейские невзгоды, холод и даже голод! О, седые, умудренные наукой ученые, которые, подобно своим ученикам, пришли сюда для того, чтобы обогатиться новыми положительными знаниями из области прикладной техники! О, серьезные генштабисты, еще так недавно переносившие все опасности гражданской войны, которые урвали из своего скромного бюджета львиную долю для того, чтобы купить билет на эту исключительную лекцию! Они все пришли сюда для того, чтобы услышать (как об этом гласили тезисы на афише) о потрясающих завоеваниях человеческого гения в области междупланетных сообщений. И ни одного режущего пятна. Ни одного толстого нэпмановского лица. Ни одного кричащего туале...
   Я запнулся и окаменел. Изящно раздвигая толпу и рассыпая направо и налево "пардон, пардон", с красивым желтым портфелем под мышкой, прямо на меня шел Ниагаров. Его галстук был непередаваемо роскошен, и остроносые малиновые туфли стоили не менее восьми червонцев. Он снисходительно улыбался и благоухал.
   - Ниагаров! - воскликнул я в изумлении. - Как ты сюда попал? По имеющимся у меня достоверным сведениям, здесь не предвидится ни хореографических эскизов Голейзовского, ни игривого кабаре с участием Хенкина, ни даже маленькой семейной партии в баккара. Тебя, очевидно, ввели в заблуждение. Или, может быть, ты, плутишка, бросил шумный и рассеянный образ жизни и начал на старости лет интересоваться проблемами междупланетного сообщения... хи-хи...
   - Мой друг, - строго остановил меня Ниагаров, - проблема междупланетного сообщения интересовала меня с детства.
   - Но...
   Ниагаров кисло поморщился и сказал с ударением:
   - Проблема междупланетного сообщения ин-те-ре-со-ва-ла меня с детства, и сегодня я наконец решил выступить с публичной лекцией по этому интересному вопросу.
   - Что?! Ты?! Читать?! О междупланетном сообщении?! Лекцию?! А ты себе температуру мерил?
   - На нас смотрят, - прошипел Ниагаров. - Пойдем. Ты меня провалишь...
   - Сиди здесь, дурак, - сказал Ниагаров, кинув меня на диван, когда мы пришли в артистическую. - Сиди и молчи.
   К Ниагарову подошел молодой человек. Ниагаров отвел его в сторону.
   - Сколько?
   - Пятьдесят червонцев. Ни одного билета.
   - Гм! Извозчик стоит?
   - Стоит.
   - Мгм... Ну, в таком случае, Бузя, давайте третий звонок.
   Я кинулся к Ниагарову:
   - Ниагаров, ты этого не сделаешь!
   - Вот еще глупости. Посиди здесь, я сейчас приду.
   С этими словами Ниагаров открыл дверь и, величественно улыбаясь, вышел на эстраду. Раздались аплодисменты. Я приоткрыл дверь.
   - Милостивые государи, милостивые государыни, товарищи, я бы сказал, граждане, - начал Ниагаров баритоном, небрежно играя автоматической ручкой. - Как вы, вероятно, догадались, предметом нашего сегодняшнего собеседования будет проблема междупланетного сообщения.
   Профессор поправил очки. Свердловки начали записывать, рабфаковцы одобрительно улыбнулись.
   - В сущности, господа, что такое междупланетное сообщение? Как и показывает самое название, междупланетное сообщение есть, я бы сказал, воздушное сообщение между различными планетами, кометами и звездами. То есть безвоздушное. В чем же, господа, разница между воздушным сообщением и сообщением безвоздушным? Воздушное сообщение - это такое сообщение, когда сообщаются непосредственно через воздух. Безвоздушное сообщение - это такое сообщение, когда сообщаются без всякого воздуха. Приведем пример. Аэроплан. Что такое аэроплан? И чем он отличается, скажем, от автомобиля? И здесь и там мотор. И здесь и там бензин. И здесь и там колеса. На первый взгляд как будто никакой разницы и нет. Но, господа!.. Виноват, вы, кажется, что-то сказали?.. Вот здесь, в шестом ряду... Ничего? Простите, пожалуйста! Итак, пойдем дальше. Значит, автомобиль... Виноват? Вы хотите, чтобы я перешел непосредственно к проблеме междупланетных сообщений? Пожалуйста! Как вам известно, господа, поверхность земного шара покрыта толстым слоем воздуха, что не может не повлиять на движение нашей планеты в плоскости своей эклектики...
   - Эклиптики, - поправили Ниагарова из четвертого ряда.
   - Простите, эклептики. Совершенно верно. Ошибся, так сказать, этажом ошибся. Знаете, есть такой анекдот, что пьяный муж пришел домой и видит, что его жена целуется с каким-то неизвестным молодым человеком...
   Ниагаров сделал паузу и общительно подмигнул первым рядам.
   Публика зашумела.
   - Позвольте, - послышались голоса, - мы сюда пришли, чтобы слушать о междупланетном сообщении, а не о пьяном молодом человеке!!
   - Да в том-то и дело, - весело воскликнул Ниагаров, - что молодой человек был трезвый, а муж был пьян как сапожник!
   - Довольно! Довольно! - послышались голоса. - Деньги назад!
   - Господа! - выкрикнул Ниагаров. - Если вы не понимаете шуток, то я буду говорить о междупланетном сообщении. Междупланетное сообщение...
   На эстраду вышел человек в очках и сердито стукнул графином по столу. Я закрыл глаза.
   - Довольно! Вы мне баки автомобилями не забивайте. Что вы порете чушь про междупланетное сообщение между кометами? Да вы знаете, что такое комета?
   - Что это, экзамен?
   - Я вас спрашиваю по-человечески: вы знаете, что такое комета?
   - А вы знаете? - цинично спросил Ниагаров, играя автоматической ручкой.
   Публика с ревом ринулась на эстраду, ломая скамьи.
   - Бузя! Тушите свет! - крикнул Ниагаров, пролетая мимо меня как вихрь. - Грузите кассу на извозчика!..
   - Можно подумать, что проблема междупланетных сообщений более опасна, чем проблема японского землетрясения или проблема аборта, - сказал мне на следующий день Ниагаров, меняя компресс. - Ерунда! Лишь бы кассир был свой парень и извозчик не подвел. Послезавтра у меня лекция о проблеме омоложения.
   - Безумец! И ты будешь читать? - ужаснулся я.
   - Если хватит морды, - весело улыбнулся Ниагаров, - как говорится в одном старом еврейском анекдоте.
   3. ЗНАТОК
   Роскошный и шумный Ниагаров схватил меня за руку и воскликнул:
   - Как! Ты еще не на выставке! Жалкий провинциал! Пойдем. Я буду твоим гидом. Я, брат, специалист в этой области. Я, брат, можно сказать, всю эту самую выставку собственными руками выстроил. Подойди к любому мальчишке-папироснику и спроси: "Мальчик-папиросник, кто выстроил Всероссийскую сельскохозяйственную выставку?" - и мальчик-папиросник тебе скажет: "Ее выстроил Ниагаров". Ну?
   - Хорошо, поедем! - сказал я.
   Ниагаров засиял:
   - Вот умница! Сейчас мы это устроим в два счета, это тут, рядом. Эй, извозчик! На Сельскохозяйственную выставку, - полтинник.
   - Что вы, вашсиясь! Два рублика! Конец-то какой - не иначе как десять верст.
   Ниагаров смутился:
   - Ну уж и десять! Я-то отлично знаю, где эта самая выставка помещается. Верст семь, не больше. Полтора, одним словом.
   Мы поехали.
   - Вот, смотри и удивляйся! - нравоучительно сказал Ниагаров, когда мы после долгих поисков главного входа попали на территорию выставки. Удивляйся и учись. Это тебе, брат, не твоя Балта. Выставка, брат! Все-рос-сий-ска-я! Одна только ее площадь занимает девяносто пять квадратных верст. Специально для нее Крымский мост выстроен. Я строил. Ну, дружище, пойдем. Вот, видишь павильон?
   - Вижу, - застенчиво сознался я.